Легенда о страннице: Покуда боги спят.

Жидков Андрей Александрович. 
Легенда о страннице: Память троп.
Пролог.
Она не помнила, сколько уже времени продолжается погоня. Она просто бежала, как загнанное животное жадно хватая открытым ртом холодный осенний воздух. Обжигавший легкие изнутри  огненным раскаленным льдом при каждом вдохе. Однако она продолжала бежать, не останавливаясь, невзирая на то, что силы давно практически иссякли, ноги едва повиновались, подгибаясь в коленях, и безумно хотелось просто упасть на сырую землю, чтобы отдохнуть хотя бы пару мгновений. И лишь неистовым усилием воли молодая семнадцати летняя девушка заставляла себя продолжать затянувшийся изнурительный бег. А то и дело раздававшийся за спиной свирепый лай напавших на след собак подстегивал ее.
Они бы давно настигли бы беглянку, да только на ее счастье непрекращающийся промозглый дождь смывал запах, немного сбивая со следа собак. Однако ее скудная одежда, состоящая из льняной серой туники, подпоясанной плетеным веревочным ремешком, да шерстяной отороченной заячьим мехом накидки с капюшоном, промокла насквозь. Отчего сделавшись тяжелой, неприятно липла к телу.
Миновав очередную поросшую мелким кустарником рощицу с облезлыми, осыпающимися ржавой медью деревьями, девушка оказалась на небольшой возвышенности, у подножия которой раскинулся широкий поросший осокой луг. По левую руку он выходил к пологому склону, а по правую примыкал к узкой лесной просеке. На самом краю которой, одиноко ютилось покосившееся, наполовину разрушенное, каменное строение с давно прохудившейся крышей.
Пробравшись к нему сквозь густую доходившую до пояса траву, девушка осторожно заглянула вовнутрь. Там было так же сыро, как и снаружи. Под подбитой металлом твердой подошвой клепанных коротеньких сапог на ножках беглянки захрустели осколки глиняных черепков некогда вдребезги разбитой посуды. Пахло прелой перегнившей древесиной.
Ни найдя ничего кроме запустения, девушка собиралась было уже двигаться дальше. Ибо здесь оставаться было чрезвычайно опасно. Рано или поздно поисковые отряды сюда обязательно прейдут. Однако внезапный стремительно приближающийся шорох мокрой осоки заставил беглянку замереть. Присев у стены, справа от входа, она извлекла из под плаща острый нож, судорожно вцепившись в его рукоять. Шебаршение неукоснительно слышалось все ближе, вот оно уже совсем рядом. Девушка улавливала прибавившееся к нему тяжелое животное дыхание и торопливое обнюхивающее сопение. Это явно собака, определила она.
Ее тело напряглось подобно пружине. Простое и естественное желание жить моментально предало сил, отогнав прочь всякую усталость.
В следующее мгновение, стремительно выскочивший с лаем из-за угла большой серый пес бросился к ней. Лязгнув клыками, он с бешенством прыгнул ей в лицо, но беглянка оказалась проворней. Уклонившись в сторону, она, ухватив левой рукой за горло, со всего размаха вонзила холодную сталь в брюхо животного. Получив ранение, пес пронзительно завизжал от боли, тут же инстинктивно попытавшись все же достать беглянку зубами. Однако его прижатая к земле пасть цепляла лишь камни и грязь. Навалившаяся же на него всем своим весом девушка, подмяв псину под себя, принялась яростно всаживать в его трепыхающееся тело свой нож. Чувствуя, как лезвия с голодным чавканьем погружается в теплую живую плоть, и как с каждым наносимым ударом слабеют ее предсмертные конвульсии. Когда они, наконец, стихли, девушка ослабила хватку.
— Brosper, where are you?[1] – Мужской голос, очевидно окликнувший собаку, звучал явно обеспокоенно. Вероятно, он слышал ее каущание.
Девушка сбросила с себя плащ и сняла обувь, оставшись босяком в одной лишь тунике. Чтобы удобнее и незаметнее двигаться. Опускающийся вечерний сумрак был ей весьма на руку.
Ступая как кошка, беглянка прокралась вдоль стены и юркнула в небольшой проем, оказавшись тем самым с обратной стороны здания. Здесь она прильнула к земле. Долго ждать ей не пришлось. Вскоре из той же рощи, из которой пришла девушка, по следу своего пса, появился худощавый рослый мужчина, вооруженный девяти миллиметровым пистолетом.  
— Where are you stupid dog?[2] – Раздраженно крикнул он, гневно озираясь по сторонам.
Девушка тенью скользнула за спину преследователя. Поглощённый поиском собаки, он совершенно не заметил, что она подкралась слишком близко. К тому же надвинутый практически на глаза широкий капюшон приталенной кожаной куртки, весьма ограничивал его обзор. Делая едва ли не слепым.
Пользуясь этим обстоятельством, беглянка, осторожно переступая по мягкой траве босыми ступнями, приблизилась на необходимое для удара расстояние. Пальцы крепко обхватили рукоять, и направленное девичьей рукой запачканное кровью лезвие впилось в бок мужчины по самую рукоять. Вскрикнув от неожиданно пронзившей его боли, тот произвольно развернулся на месте, лицом к нападавшей. И тут же получил следующий удар в область живота, от шагнувшей к нему в плотную девушки. На его лице отразилось смешанное со страхом растерянное недоумение. Остекленелые, широко распахнутые, не моргающие глаза впялились в юное миловидное, прелестное личико беглянки. Рот разинулся в истошном беззвучном вопле, в место которого по подбородку потекла красная теплая кровь.
— Сдохни мразь! – С ненавистью выдохнула девушка, проворачивая тонкими девичьими пальчиками рукоять ножа.
Ее действия заставили мужчину издать протяжный хриплый стон. Однако испытываемое им мучение доставляло девушке явное удовольствие. Она упивалась им, шевеля сталью в кишка своего врага. С полной призрения улыбкой наблюдая, как его покидает жизнь.
Вдосталь насладившись местью предсмертной пытки, юное создание резким движением выдернула лезвие из брюха мужчины, и отступила назад. Покачнувшись, он рухнул к ее ногам, подобно мешку гнилого мяса.
Тем не менее, успокаиваться и расслабляться было нельзя. Девушка это знала. Ибо зарезанный ею, скорее всего, был лишь только разведчик. Следопыт, идущий впереди основных сил загонщиков. И ее удача, что он оказался настолько самонадеян или беспечен, что отпустил собаку так далеко от себя.
Присев рядом с трупом на корточки, девушка вытерла об подбитый козьим мехом ворот его куртки окровавленное лезвие. Ей следовало поторапливаться, поскольку на холмах за северной рощей ей были видны огни факелов и разводимых костров.
По этому, девушка, не мешкая стащила с трупа продырявленную ею же в двух местах куртку, холщовые штаны и стеганный серый жилет на зеленых пуговицах. Однако рубаху она трогать не стала, поскольку слишком уж она была испачкана кровью. А ботинки оказались ей слишком велики. Их она тоже оставила, прихватив только лишь шнурки.
Далее обыскав карманы куртки и жилета, беглянка нашла огниво, что было весьма кстати, моток бечёвки, мешочек табака, папиросная бумага, фляжка с самогоном, деревянная ложка, ярко красная помада и пара доз аутидрина[3]. Самым же главным приобретением был, конечно же, девяти миллиметровый пистолет в относительно неплохом состоянии. Не смотря на то, что он очевидно давно не смазывался. Единственное что по-настоящему огорчило девушку, так это то, обстоятельство что имелась всего лишь одна запасная обойма патронов. Хотя в ее положении, наличие огнестрельного оружия, само по себе уже много значило.
Теперь ей оставалось найти безопасное укрытие, дабы переждать надвигающуюся ночь и с рассветом пробираться дальше на юг.
Девушка натянула на себя штаны, жилет и куртку. Конечно, одежда покойника была не суше ее собственной, но в ней казалось чуть-чуть теплее. В этом новом одеянии возвратившись к развалинам, она обулась в оставленные сапоги. Затем собрав в охапку шерстяной промокший насквозь плащ, спустилась к пролегавшему у просеки оврагу. Не прекращающийся дождь из низко стелящихся свинцовых туч сильно размягчил его края, сделав их очень рыхлыми и скользкими. Вследствие чего любой не осторожный шаг мог привести к неминуемому падению. По этому стоило не малых усилий, чтобы не сорваться кубарем в низ. Но, тем не менее, придерживаясь за ветви облепившего склон можжевелового кустарника, она шаг за шагом, медленно с предельной осторожностью ставя ногу, сползла на самое дно оврага.
Здесь было очень темно и отвратительно воняло гнилостным смрадом затхлого болота. От чего беглянку моментально замутило, а желудок отозвался болевыми спазмами. Напоминая, что со вчерашнего вечера в нем не было никакой пищи кроме сорванных на бегу ягод. Передвигаться же, оказалось еще труднее, нежели дышать. Ибо ноги проваливаясь, утопали по самые колени в вязкой жижестой грязи.
— Дай мне сил великая Она[4], укажи путь милостивая Адель[5] и да не предай меня владычица смерти, досточтимая Анубис[6]. – Выдыхая слова молитвы, девушка, кое-как перебирая ногами в плотной жиже, медленно устремилась вдоль оврага. Ее силы были практически на исходе, и к невыносимой усталости теперь еще добавилось головокружение, вызванное толь сводящим живот голодом, толи царящим вокруг нее зловонием. И чтобы не потерять сознание, девушка прикусила губу, наполнив рот собственной кровью.
Однако боги вняли ее мольбам. Дождь стих, и постепенно вовсе прекратился, а на прояснившемся небе появились мириады звезд. Вглядевшись в их узор беглянка воспаряла духом, поскольку выбранное ею практически наугад направление оказалось верным, и звезды указывали что до спасительных блокпостов Сент-Омер осталось совсем немного….   
Тем не менее, овраг тянулся нестерпимо долго, то мелея, то наоборот, заполняясь водой и жижей настолько, что девушки приходилось едва ли не плыть, барахтаясь изо всех оставшихся сил. Вдобавок дикий орешник периодически преграждал путь своими густыми зарослями, сквозь которые приходилось буквально продираться, царапая до крови руки и цепляясь спутанными прядями длинных сбившихся черных волос за их густые ветви.
Но вот, наконец, овраг закончился, выведя ее к широкому руслу полноводной реки, неспешно несшей свои воды на север мимо обглоданных временем руин, и берущих свое у мертвой цивилизации зарослей. Высоко взошедшая луна прекрасно освещала ее тихие воды и затянутые камышом ровные берега, кое-где облаченные потрескавшийся бетон.
Переправится через нее, девушка не могла в силу глубины и интенсивности течения. Ниже по течению виднелись ядовитые болота. Их смертоносные испарения переливались зеленоватым перламутром в серебристом свете луны, суля смерть всякому кто вдохнет их кислый радиоактивно-азотную эссенцию. Поэтому у беглянки не оставалось иного варианта кроме как двигаться вверх по течению. Вот только ноги уже практически отказывались идти, а тело била холодная пробирающая до костей дрожь. И один лишь слепой инстинкт самосохранения не позволял ей упасть и умереть.
Спустя где-то полкилометра, она достигла гряды железобетонных столбов с повисшими на ней лоскутьями металлической ржавой сетки. За ней виднелись останки фундамента порушенного до основания здания, от которого теперь осталась лишь громадный холм из камня и изломанной гнутой арматуры. У его подножия, в основании фундамента девушка обнаружила лаз, очевидно ведущий в старый подвал. Если конечно он еще не обвалился.
Девушка, опустившись на четвереньки, осторожно протиснулась вовнутрь. Ход вел в полностью погрязшее в погребальном мраке помещение. В нем оказалось тепло и сухо. Правда очень жутко пахло волчьим логовом. Что в принципе не сулило ни чего доброго, кроме стерегущей смертельной опасности, но возвращаться обратно под дождь, в ночной холод, беглянка не желала. Вместо этого она достала пистолет и обмотала бечёвкой кусок найденной в глубине входа сухой доски. При помощи огнива она подожгла получившееся некое подобие факела. Его дрожащий свет отогнал тьму.
Оглядевшись, девушка поняла, что находится на старом, заброшенном еще до войны[7] продовольственном складе. Основная его часть была завалина провалившимся вовнутрь потолком и каким-то ветхим хламом. Остальная же часть, осталась вполне целой, несмотря на чувствующееся запустение обшарпанных обветшалых стен. Вдоль которых, громоздились металлические стеллажи с размещенными на них деревянными ящиками. Протянув руку, она потрогала один из них. Его деревянная поверхность практически выгнила, превратившись в труху, осыпавшуюся под ее трясущимися пальцами. Внутри же ящика оказались запаянные железные банки. По всей вероятности в них должна была помещаться еда и если повезет и она не окажется испорченной, то она впервые за последние месяцы уснет сытой. В предвкушении, девушка сглотнула слюну и вынула из-за пояса нож, дабы вскрыв извлеченную банку утолить жрущий изнутри, провоцирующий слабость и обострившееся головокружение, голод. Как вдруг почувствовала тихое копошение в дальнем окутанном зыбкой тьмой углу подвала. Свет зажжённого самодельного факела не достигал его и оттого неспособен был нарушить сгустившуюся в нем мглу. Но там определенно было что-то. И словно в подтверждение тому из темноты внезапно сверкнуло два огромных желтых глаза. Девушка поняла это волк.
Недолго думая она, опустив факел на пол, выставила вперед пистолет, обхватив его рукоять обеими руками. Оружие дрожало, поскольку ей недоставало сил, чтобы удержать его и как следует прицелиться. Однако метя практически наугад в самую бездну, туда, где предположительно и должно было быть животное, девушка все же спустила тугой курок. Но вместо звука выстрела, пространство огласил глухой щелчок осечки.
Пронизывающий страх мгновенно сжал ее сердечко холодными тесками. Девушка опять нажала на спусковой крючок курка, однако осечка последовала снова. От чего страх сию же секундно начал перерастать в безумное отчаянье, в приступе которого девушка повторила попытку выстрелить. Только пистолет вместо того чтобы разрядился свинцом, вообще полностью заклинило, сделав тем самым просто бесполезным куском метала и пластика.
А меж тем из темноты уже показалась большая серая волчья морда с оскалом острых подобно кинжалы клыков. В порыве охватившего ее чувства безнадежности, девушка яростно метнула никчемное оружие в зверя. Проделав в воздухе дугу, он с клацающим грохотом ударился об пол, даже не достигнув приближающегося хищника.
Девушка, опустившись на колени, обреченно вынула из-за пояса нож и отложила его в сторону, подле себя. Сама отчетливо понимая, что истратила слишком много сил на убийство пса и его непутевого хозяина, а также переход, через затопленный овраг, сбивая преследователей со следа. И теперь неспособна на схватку со столь грозным лесным убийцей. А стало быть, ей остается только принять смерть с достоинством истинной служительницы великой госпожи Анубис.
Задрав подбородок, несчастная приготовилась подставить волчьим зубам свое горло:
— Лишь бы только смерть была быстрой. – Тихо прошептала она, и навернувшиеся на большие карие глаза слезы покатились по бледным щекам.
Вот только хищник оказавшийся волчицей не собирался нападать. Медленно ковыляя животное, вошло в освещенный трепещущим пламенем факела полукруг. Маленький волчонок, жалобно поскуливая, крутился у лап матери.
Только теперь девушка заметила, что самка ранена. Весь ее левый бок был буквально изувечен ужасным ранением, распоровшим ей весь бок вдоль холки, обнажив белые кости ребер. Измазанная же грязью и кровью шкура по краям раны висела искромсанными клочьями. Бесспорно, она вычистила рану языком, однако судя по всему, та все равно заживала крайне плохо, лишая сил и не позволяя охотиться. Тем не менее, убить посмевшую вторгнуться в логово нахалку она еще могла. Но только вместо этого она смотрела на нее, сначала изучая, принюхиваясь, а за тем просто разглядывая с какой-то непонятной надеждой.
Наконец, неожиданно для девушки, волчица подтолкнув к своей гостье волчонка носом развернулась и поплелась обратно в угол. Волчонок побежал было за матерью, но та тоскливо огрызнулась и немного сбитый с толку потерянный он сел напротив девушки, уставившись на нее своими золотыми глазами.  
Проводив волчицу взглядом, девушка тут же забыла о ней и о волчонке. Подхватив с бетонного пыльного пола нож, она на четвереньках подскочила обратно к ящикам и вытащив банку вскрыла ее его лезвием. Внутри к радости, оказалась говяжья тушёнка. Понюхав ее и тем самым убедившись, что не испортилась, беглянка фактически набросилась на нее, поглощая содержимое прямо руками, погружая тонкие дрожащие пальцы в мясо и жир. Поглотив, таким образом, три четверти содержимого, она впервые за последние месяцы уснула сытой, свернувшись калачиком под отсыревшим плащом. Для большего комфорта, она развела маленький костер из найденных в кучах разбросанного по помещению старого мусора обломков пары ящиков.
Приятная тяжесть в желудке в купе с распространяющимся от огня теплом быстро сморили девушку. Но только вот сон ее был весьма тревожен….
Сначала ей привиделась маленькая обитель, крохотное здание из черного мрамора[8] в Тверском районе[9]. с куполом и тонким подобно игле уходящим высоко в небо шпилем. Лишенное окон и наделенное всего одной единственной выточенной из обсидиана дверью, оно походило на вычурный склеп.  
Затем возник коридор внутри этой обители, узкий и длинный, совершенно противоречащий внешним параметрам здания. Он вел как будто за его предел и заканчивался точно такой же обсидиановой дверью, в которую не заходят, и за которой нет ничего кроме пустоты. По крайней мере, последнее девушка совершенно отчетливо чувствовала, неуклонно приближаясь к ней.
Подняв взгляд верх, девушка увидела, что внутреннее пространство коридора превосходит наружное не только в длину. Выстроенные из белого алебастра стены уходили ввысь настолько что, не смотря на свет сотен расставленных в изогнутых канделябрах вдоль коридора восковых свечей, он не был виден, теряясь где-то в полумраке.
Достигнув обсидиановой двери, странница, опустившись перед ней коленями на гладкий базальтовый пол, долго молится. Пока дверь не отворяется и к ней не выходит она. Девушка узнает ее. Это сама смерь в длинном балахоне черного бархата с подбоем из пурпурно красного шелка. Ее лицо скрывает глубокий капюшон. Видны только изящно прочерченные слегка приоткрытые губы. Она улыбается. В то время как странница, побледнев, оцепенела от сковавшего ее страха.
Девушка помнила тот трепетный страх перед материальным воплощением самой богини. Однако в этот раз все было по другому. Все было не так. В этот раз она сняла капюшон, и низко наклонилась к ней:
— Ты хотела подарить этому миру жизнь. – Проворковала она на ухо девушки приятным нежным сладким голосом. – Но они убили эту маленькую жизнь, и теперь ты принесёшь в этот мир только лишь смерть!
Девушка подняла глаза, взглянув в лицо смерти. Перед ней было восхитительное, пленяющее своей безукоризненностью и белизной, обворожительно прекрасное лицо, наделенное царственно утонченными чертами и обрамленное темно-каштановыми чуть вьющимися на концах аккуратно уложенными локонами. Оно изучающе смотрело на девушку всепроницающим внимательным взором хрустально ярко зеленых глаз.
— Я верну их тебе, но не сейчас. – Едва слышно прошептала она. – А пока храни их образы в своем разбитом сердце.  
Дальше была темнота.
Теперь она лежала на разостланном, на земле грязном покрывале, посреди небольшого шатра, прижимая к груди новорожденного младенца. Это была девочка. Ее дочка. Она дала ей имя Арина. В честь своей родной сестры изнасилованной и убитой предавшим ее человеком.
Чуть приподняв голову, девушка тронула поцелуем темечко ребенка.
С наружи шатра послышались голоса, говорившие на запретном языке[10] проклятого бога[11]. О чем они говорили, странница не понимала, но ей отчего-то вдруг сделалось невыразимо страшно. И инстинктивно она крепче прожала дочь к себе.
В следующий момент пологи шатра распахнулись и в него вошли два громко гогочущих мужчины. Лиц их девушка не различала…. Вместо них она видела какие-то непонятные размытые гадкие черные бесформенные пятна…. Они были облачены в нарядные шерстяные голубые вязанные кофты, и бесстыдно короткие юбки настолько, что видны ажурные борта чернух чулок. 
Продолжая заходиться глумливым мерзким шакальим смехом, они деловито подошли к роженице. Девушка сразу же смерила их пытливым недоверчивым взглядом, но тем не менее ничего предпринять не успела. Один из мужчин мощным ударом двинул ей в челюсть, с такой силой что бедняжка утратила всякую связь с реальностью. Все поплыло перед ней. Пользуясь этим, второй выхватив дитя из ее рук, зашагал к выходу. Несколько опомнившись юная мать рванулась за ним. Вскочив опрометью со служащего ложем покрывала, она, спотыкаясь, выбежала из шатра наружу, на просторный двор. Утопающий в грязи и вонючем конском навозе, он был покрыт сотней костров и разноцветных походных шатров, меж которых сновали разодетые в кружево шелка и разноцветные перья мужчины.
Тот, что вышел с ребенком на руках мужчина, покосившись на девушку полным превосходства и отвращения к ней взглядом:
— From little women no good, and therefore betray your offspring to the dogs[12]. – прорычав ей надтреснутым голосом, он, широко размахнувшись, запустил младенцем в свору резвящихся собак.
— Нет! – Истошно выдохнула во весь голос девушка, видя как ее ребенок, пролетев по воздуху, с визгом врезался в унавоженную собачьим пометом грязь.
В мгновение обезумевшая мать ринулась вперед к дочери, однако сбив ее с ног высокий статный здоровяк в наряде из красных перьев прижал к земле. Рот девушки тут же наполнился грязью и кровью. Но она словно одержимая, повинуясь исключительно святому материнскому инстинкту продолжала рваться к ребенку, суча изо всех сил ногами. И даже тяжелые удары кулаком в бок не могли ее образумить.
А собаки уже рвали ее. Они терзали юную сладкую детскую плоть, раздирая ее на куски и орошая грязь ее теплой невинной кровью….
Девушка проснулась с ужасным диким криком, в холодном поту. Ее трясло от пережитого кошмара. Хотя был ли это кошмар… или может тягостные воспоминания пережитого. В низу живота отдало режущей острой болью. Проклятые эскулапы явно вовремя родов занесли в нее какую-то инфекцию….
Задыхаясь от воскресших в памяти и подступивших к самому горлу горестных воспоминаний, девушка разразилась несдерживаемым рыданием. Чувство полной безысходной опустошенности терзало ее душу. А слезы, горькие как сам яд душили нещадной болью разрывающегося сердца….
Неизвестно сколько бы она еще проплакала на пыльном грязном полу, если бы не настойчивые толчки в грудь. Это маленький волчонок почуяв сочащееся из ее сосков молоко, настырно тыкался носом. Он просто очень хотел есть.
И толи из жалости к сему беззащитному существу, толи в порыве пробудившегося материнского инстинкта принявшего несколько безумную форму, девушка нежно прижала волчонка к себе. Он был очень теплым живым и мягким. В произвольном движении, кончики ее пальчиков  ласково скользнула по его шерсти. Он был еще так мал, беззащитен и голоден….
И подчиняясь какому-то совершенно ортодоксальному порыву, девушка, продолжая плакать, неожиданно задрав тунику до самого горла, дала волчонку свою грудь. Тот с жадным урчанием сразу же впился в ее розовый сосок, принявшись пить сладкое и сытное женское молоко….   
 
[1] Brosper, where are you (англ) – Бруспер, где ты?

[2] Where are you stupid dog (англ) — Куда ты подевалась глупая собака?

[3] Аутидрин – сильный токсичный наркотик возникший сразу после окончания третьей мировой войны. Приготавливается из облученных радиацией ростков Белладонны и Опиума.

[4] Она — в славянском пантеоне богиня покровительница милосердияврачивания, материнства и сострадания. В Позабытые времена сеть медицинских клиник, которая  в период Войны Богов прославилась тем, что самоотверженно спасала человеческие жизни, вследствие чего ее название стало в итоге именем божества

[5] Адель — богиня Покровительница всех странников и странниц. Происхождение не известно.

[6] Анубис — Богиня смерти. Особо почитаема странницами. Возникла в мифологии благодаря трудам писателя Андрея Александровича Жидкова.

[7] Имеется ввиду третья мировая война повлекшая гибель и полное уничтожение Северной Америки.

[8] Здание служащее для обряда инициации странниц – членов касты воинов женского пола.

[9] Пригород разросшегося гигантского мегаполиса Санкт-Петербург ставшего после испепеления Москвы новой столицей нового государства получившего название Белый Предел.

[10] Запретный язык – английский язык. После третьей мировой войны английский язык был проклят всеми народами, и запрещен к произношению. А также вся письменность на нем подлежит сожжению. Однако, невзирая на его запрет со стороны всех народов он утвердился в качестве языка гомосексуалов, и их кошмарного также проклятого бога «Гуманизма». 

[11] Проклятый бог — «Гуманизм».

[12] From little women no good, and therefore betray your offspring to the dogs (Англ.) — От маленькой женщины пользы нет, а стало быть предаю твое отродье псам.