Когда я проснусь

Надо бы ввести новый закон: предупреждать жену о сокращенном рабочем дне. Тогда, возможно, статистика мужских смертей стала бы чуточку лучше и позитивнее. Ведь мало кто знает, что тридцать процентов мужчин убивают себя после измены жены, пятьдесят убивают жён и только двадцать процентов выбирают другие мирные пути. Это даже забавно, если не учитывать того, что двадцать процентов самоубийц всё-таки выживают, а потом сходят с ума и люто ненавидят женщин. Вот сейчас, стоя у своей спальни, я не знаю, что делать, и к какому типу мужчин себя отнести…
Наша спальня. Два голоса. Я стучусь. — Раз.

      Ох, черт возьми, не стоит так стонать. Он ведь не дурак, поймёт, что ты симулируешь. Я заношу руку для того, чтобы постучать, и пару секунд размышляю по поводу всей сложившейся ситуации. Моё решение — верное. Я не побоюсь и я всё уже решил твёрдо, нет пути назад, потому что мысли мои уже пошли дальше. Я свихнусь, если ничего не сделаю. 

      Дверь открывается тихо, практически бесшумно. 

      Я, черт возьми, счастлив, что незамечен. Я счастлив, что вижу её глаза, в которых плещется похоть и в которых сейчас только его отражение. Я сейчас даже готов подождать и посмотреть на них, будто я один из тех извращенцев-импотентов, которые любят посмотреть — выбора-то нет. Но я хочу поскорее догнать свои мысли и исполнить свой долг. 

      Мой поступок не будет иметь смягчающих обстоятельств, но судья одобрительно кивнёт мне перед тем, как отправить в тюрьму. Это мужская солидарность, которая, увы, не позволит мне остаться безнаказанным. 

***
Любовник моей жены — красивый молодой человек с татуировкой на руке и толстой цепочкой на шее. Я смотрю на свои руки и на свою цепь, кольца которой не разорвать. 
"В богатстве и бедности, в болезни и здравии..."

      Я душу его цепью и давлю ногой на грудь жены, чтобы она не сбежала и не кричала. В кармане есть нож, но я думаю, что лучше его приберечь. 

      Этот малолетний ублюдок начинает терять самообладание, как следствие все его губы в слюне, а по ногам течёт моча со спермой — кончил всё-таки, урод. Я ослабляю хватку цепи и не даю ему умереть так легко. Он падает на пол и лишь судорожно дышит, сознание к нему не вернётся еще несколько минут, которых мне хватит с лихвой. 
"Я, Элионор Тэйлор, клянусь любить тебя, Ричард МакКартни".

      Два любовника сидят передо мной: полностью обнаженные, с кляпами во ртах и со страхом в глазах. Жена плачет и пытается до меня докричаться, к счастью, её мычание не пробуждает во мне приступы совести. Я только сижу и пытаюсь вспомнить все части нашей клятвы: вдруг, эта измена — совершенно нормальное явление? К несчастью, я помню только клятву верности и понимаю, что этот её новый любовник никак не вписывается в брачный контракт и прочую дребедень. Я спрашиваю у жены: "Ты хотела меня бросить?". Я не удивился, когда она ответила: "Нет". Наверно, я бы и сам ответил "нет". 
 
"Можете поцеловать невесту. Желаю вам долгих лет счастья".

      Я долго смотрел на этого "похитителя" чужих жён и думал, что именно с ним сделать. Он, наверно, и не сразу понял мои поступки… Но, когда нож начал всё увереннее полосовать оголённый торс, сомнений уже не должно было остаться. Я наслаждался мучениями любовника, который пытался сбежать от стали, но, будучи привязанным, терпел полное поражение. Кровь текла слишком быстро, таким темпом я не успею сделать всё задуманное — он потеряет сознание. Я спрашиваю у жены: "Какой орган ему подырявить? Член, который ты так любишь, или что-то другое, являющееся составляющим этого мудака?". Что ответила жена, я не понял и решил, что пусть уж достоинство он сохранит, да и мне как-то мерзко всё это делать.

      Я всаживаю в него нож по самую рукоятку и смотрю за тем, как он мучается, а жена кричит, вернее, мычит. От боли или наконец от того, что умер, парень теряет сознание или жизнь. Я вынимаю нож вместе с кровью, которая так рвалась наружу. Вновь сажусь на диван и смотрю на жену. Мне всегда хотелось думать, что она лучшая и самая невероятная. Но теперь, раздетая, заплаканная, испуганная и опозоренная она кажется просто мерзкой, даже хуже своего ненаглядного партнёра. 

      Мне больно, конечно, не так сильно, как истекающему кровью парню, но больно. Глаза немного щиплет от накатывающих слёз. Она, конечно же, видит в этом возможность спасти свою жизнь, жаль, я не вижу. Я поднимаюсь и сажусь перед ней на колени, смотрю в глаза. Я нежно улыбаюсь: "Я не хочу тебя мучить, дорогая. Наверно, тебе стоит закрыть глаза..."
 
"Долго и счастливо".
 
      Я весь в крови сижу в парке и курю. Удивительно, как меня еще не задержала полиция. Наверно, это мужская солидарность. 
Последняя сигарета на воле.
 

Наша спальня. Два голоса. Я стучусь. — Два.

      Ох, черт возьми, не стони так громко. Этот звук ужаснее, чем что-либо возможное. Я бы предпочел оглохнуть, лишь бы не слышать, как она стонет не из-за меня. Дыхание перехватывает, к горлу поднимается ком, и я не хочу, чтобы вырвалось из груди моя боль и огорчение. Я тихо приоткрываю дверь и смотрю на них. Они не подозревают о моём присутствии. Наверно, это сама судьба. 

      Я закрываю дверь. 

      Стоны не прекращаются, а я, сидя на диване, тихо плачу от обиды. Чем же я хуже? Почему она предпочла быть вместе с ним в НАШЕЙ постели? Это непонятно, это обидно, это вызывает злобу на всех вокруг, в том числе и на себя. Я не должен был допустить этого. 
Ухожу в ванную и умываюсь, стерев с лица то несчастное выражение. 
"Согласна".

      Зачем себя связывать узами брака, если нет любви и нет счастья? Брак подобен петле, которая меня задушит. 

      Табуретка немного шатается, и мне страшно. Как только она упадёт на пол, я повисну и буду несколько минут страдать, пытаясь уцепиться за свою жизнь и за остатки здравого смысла. Но я не смогу по ряду причин, которые каждый поймёт сам. Детективы скажут, что я мог зацепиться ногой за ванну и встать на неё, чтобы не задохнуться. Психологи скажут правду, из-за которой меня не похоронят на кладбище. 

       Моя записка будет у жены в шкатулке или на сердце, как воспоминание...
 
"Когда я проснусь, мы снова будем не вместе. 
Когда я проснусь, мы снова будем одни.
Когда я проснусь, я снова буду несчастлив. 
Но буду ль я счастлив во сне?"
 

Наша спальня. Два голоса. Я стучусь. — Три.

      Мужская статистика немного удручает. Мужская фантазия заставляет ужаснуться. Женская неверность вгоняет в тоску. Женский обман режет ножом по сердцу. 

      Я заношу руку, чтобы постучать в дверь, но решаю, что это лишнее. Я приоткрываю дверь и смотрю на двух людей, которые не замечают моего безразличного взгляда и моих поджатых губ. Дверь вновь закрыта, и я отступаю на пару шагов, но все еще вижу их. 

      Да, предавать очень просто. Наверно, если я спрошу её сейчас о том, что происходит, она быстро что-то соврёт. Это очередной знак "стоп", который сорвёт мои тормоза. Каждый такой знак заставляет меня напрячься, заставляет взять себя под контроль, заставляет смотреть на дверь глазами затравленного пса. Моё рациональное сознание кричит жене, чтобы она была осторожнее. 

      Я закрываю глаза и вижу её прекрасные изумрудные глаза. Что с ними станет теперь? Наверно, я сниму с себя свои розовые очки и посмотрю на уродливую личину мира. 

      Я ложусь на диван, надеваю наушники, чтобы не слышать стонов и криков, запиваю водой несколько таблеток и натягиваю на себя покрывало. 

      Моя записка скажет больше меня. Я буду смотреть на жену, не моргая, будто играя в игру "Найди сотню отличий". Я их найду, и даже больше — я их запомню.
 
"Когда я проснусь, собери свои вещи."