Агния Геннадьевна

   Грязный лед, лежащий на асфальте островками, блестел при свете сияющих фар проезжающих грязных автомобилей. Прохожие, уткнувшиеся себе под ноги, перебирались с одной части тротуара на противоположную. Темные тучи грозились выплеснуть скопившуюся жидкость и, как из переполненной банки полились струи холодной воды, вызвавшие переполох на каменных улицах городка. Под крышей неприметного маленького крылечка нашла спасение от беспощадного ливня студентка первого курса университета с серьезным, но мудреным названием. Ее маленькие короткие сапожки, вероятно 35 размера, уже до дождя успели промокнуть, поэтому бедняжка не решилась продолжить свой путь. Белые тонкие волосы средней длины, скрученные в кудри, выбивались из-под ярко-красного классической модели берета с какой-то «пипкой» на затылке. Девушка знала, что блондинкам к лицу красный цвет, поэтому смело пользовалась этим преимуществом, прихватив с собой красную кожаную сумку. Тонкие маленькие пальцы покраснели от холода и стали неметь. Отвернувшись от скучной картины прыгающих, словно лягушки и зайцы, людей,  студентка обратилась лицом к двери и заметила табличку с надписью «Библиотека».
   Теплый поток воздуха окутал входящую в помещение замерзшую молодушку. Оказавшись в лабиринте книжных полок, студентка медленно плывущим движением прошла весь мысленно намеченный путь и с добычей в руках – поэмой Гоголя – побежала фиксировать книгу.
— «Мертвые души»… Хороший выбор. – Одобрила Агния Геннадьевна.
В этот же вечер «Мертвые души» вернулись домой на свою книжную полку. Библиотекарь искренне удивилась и даже не поверила, что за такой короткий срок – несколько часов – можно прочитать легендарную поэму.
— Это одно из моих любимых произведений, — объяснила блондинка, — раз в два года с жаждой не упустить ни одно словечко перечитываю Гоголя.
— Если так, — с хитрой улыбкой ответила Агния Геннадьевна, опускаясь к нижнему ящику рабочего стола, — предлагаю вам вот что…
   Толстая, старая и знакомая нам книга с шумом прыгнула на деревянную поверхность из рук библиотекарши. Милая посетительница потянулась к удивительно выглядевшему источнику информации, но морщинистая холодная рука схватила запястье студентки. «Но-но!» — погрозил указательный палец.
— Губернаторский бал. – Узнала девушка эпизод произведения на иллюстрации.
— Как вас зовут? – Вдруг задала вопрос библиотекарь.
— Соня…Софья. – Пропищала молодка, не отрываясь от картинки.
   Соне пришлось закрыть глаза: откуда-то взявшийся яркий свет ослепил ее. Открыв веки и рот от изумления, девушка увидела мелькающие черные фраки, объемные дамские платья и прически, огни свечей и ламп.
— Агния Геннадьевна. – Представилась приятная пожилая дама в сказочном платье, которые наша героиня видела только по телевизору или в журналах и книгах. – Прекрасный бал у губернатора, не так ли?
   В собеседнице блондинка узнала библиотекаря, минуту назад сидевшего за столом в скромном жилете. Тонкий, чернобровый и черноусый мужчина пригласил еще не отошедшую от шока девушку танцевать. Она не успела придумать отговорку для отказа и оказалась почти в центре зала среди танцующих пар. Соня неожиданно для себя точно и тактично, как нужно, двигалась в танце, не подводя своего симпатичного партнера.
                                                                                                                     ***
   Когда мужчины толпой ушли играть в вист, Агния Геннадьевна подошла к опьяненной чем-то радостным Софии. Знакомство с белокурой губернаторской дочкой и другими гостями, не менее приятными, как показалось девушке, произвело яркое и незабываемое впечатление на студентку, которая впервые побывала на истинном светском балу. Красота губернаторской дочки поразила Софью и она даже нашла кое-какие внешние сходства с собой: тонкие и стройные черты лица, маленькие ушки, розовенькие губки… Девушка внутри себя и признавала редкую, настоящую красоту шестнадцатилетней дочери главного лица города, и боролась с этим фактом. «Я красивее, старше, а она еще ребенок, да и брови у нее какой-то странной, отталкивающей формы, — утверждала про себя София, — но есть что-то в ней уродливо-красиво-привлекательное».
   Девушки, женщины…Они более чем склонны сравнивать себя с любой подобной им особью. Хотя нет, не с каждой. Если внешнее, как им кажется, превосходство очевидно, то в сознании промелькнет мысль, что-то типа «Фу какая!», сопровождаемая тщательным сканированием персоны с ног до головы. При виде конкурентоспособной цветущей девушки (женщины), изучение сопровождается поиском каких-либо физических недостатков и, если удается найти хоть один, то мертвой хваткой вцепившись в него, невольно признающая превосходство, будет неотступно клевать и мозолить его.
   Впрочем, вернемся на бал. София уже успела оглядеть себя до каждой пылинки-волосинки и осталась довольна своим обликом. Заметив приближающуюся фигуру пышнотелой темноволосой жены почтмейстера, Соня растеряла все слова, мысли и даже память в голове. Темное пятно в сознании заслонил собой страх, внешне проявляющийся в трясущихся руках девушки. Гостье не пришлось ничего придумывать. Круглощекая почтмейстерша в нарядном платье заговорила первая:
— В моей памяти вы маленькая девочка.
— Софи не так давно вернулась из пансионата. – Взяв на себя роль основного адресата завязывающейся беседы, пропела Агния Геннадьевна.
— Прекрасная дочь… — последнее, что услышала блондинка Соня от отодвигающихся, непривычно больших силуэтов.
   Здесь София смекнула, что она дочь Агнии Геннадьевны Лунской, не менее авторитетной и важной фигуры, чем супруга полицмейстера, вице-губернатора… Жена начальника собственной фабрики не последнее лицо среди женского общества. Из-за упрямого и твердого нрава, особенного умения держать себя среди людей высшего света, умеренной общительности и способности соблюдать дистанцию с собеседником Агния Геннадьевна Лунская казалась, а может быть и являлась авторитетнее своего мягкого как диван мужа, держащего предприятие по производству невесть чего.
   Что касается внешнего вида супруга Агнии, Ивана Ивановича, то он относился к роду толстых мужчин(1), которые занимали почетные, «прямые» места на службе, в отличие от тонких. Лица у них были полные и круглые, на иных даже были бородавки, кое-кто был и рябоват, волос на голове они не носили ни хохлами, ни буклями, ни на манер «черт меня побери», как говорят французы, — волосы у них были или низко подстрижены, или прилизаны, а черты лица больше закругленные и крепкие.(2) Примерно так 
выглядел владелец фабрики Лунской. Как и все толстые, Иван Иванович имел страсть к висту.
— Пойдем, я покажу твоего отца. – Расхохоталась Агния Геннадьевна и, схватив под руку красавицу дочку, повела ее из зала в царство мужчин, комнату, уставленную зелеными столами. – Вот он.
— Запомнила, — ответила София, разглядывая играющих. – Ой, этот подвижный, громкий господин – Ноздрев? – шепнула матушке девушка.
— Так и есть. – Подтвердила Лунская. – Видишь медведя-Собакевича, мечтателя Манилова? Вот Чичиков, рядом с почтмейстером. – Как на экскурсии указывая на экспонат, сказала Агния.
   Дамы вскоре отошли: их побеспокоил веселый, слегка красный и полный мужчина, который намеревался присоединиться к одному из столов.
   Живые, настоящие, реальными – такими прилагательными наградила Соня персонажей, о которых читала в книге. Покидать веселое мероприятие, уже полюбившееся младшей Лунской, было не жаль, потому что предстоящая экскурсия от особняка губернатора до собственного, пока неизвестного героине дома, захватила ее внимание, тем более в коляске она ехала впервые.
   Губернский город NN ничуть не разочаровал гостью поэмы, несмотря на то, что в темноте наступавшей ночи мало что можно было разглядеть. Счастливый, добрый, улыбающийся Иван Иванович уселся напротив дочери и молча любовался ее очарованием и молодостью, ни на секунду не отводя слипавшихся, пьяных глаз от худого лица Софии. Теперешняя мать полушепотом рассказала измученной приятными событиями девушке, что у нее имеется старший брат, который на днях должен прибыть в родовое гнездо, чтобы увидеться с любимой сестренкой и семьей. Соня удивилась, почему пожилая мать так эмоционально почти вслух при отце рассказывает ей эти вещи, ведь Иван Иванович может услышать и заподозрить неладное. На это Агния Геннадьевна сказала:
— Он нас не слышит, его мысли в голове перекрикивают все остальное. Но ты, Софи, слушай меня дальше. Николай с детства решил, что отдаст свои лучшие годы жизни военной службе. Теперь он офицер кавалерийского полка. Признаюсь тебе, что с нашим Коленькой сбежала из дома дочь помещика Плюшкина, Александра Степановна. Мы с отцом пытались отговорить сына и помешать этому союзу, но не вышло: Иван Иванович и я теперь бабка и дед: у нас двое внучат. Плюшкин нашу семью за это ненавидит и жестоко отвергал неоднократные попытки примирения. Что ж, сейчас, насколько мне известно, Николай холост, с Плюшкиной не живут.
— Почему?
— Долгая история! – отмахнулась немного опечаленная Агния.
   Коляска остановилась около высоких железных ворот с длинным худым кованым котом. Одноэтажный, но растянувшийся горизонтально по площади участка дом, «слепленный» из белого камня, охранялся двумя черными, полными собаками, похожими на ньюфаундлендов, которые несли охранную службу в паре. На удивление Сони, псы, активно виляя хвостами, подбежали к ней и попытались поставить передние чумазые лапы от радости на живот девушке, будто она нянчила их щенками. Потом выскочило несколько человек в ветхом тряпье, которых с трудом удалось разглядеть при мерцании одного умирающего фонаря. Это были слуги. Так пронесся день Софьи и других героев.
                                                                                                                   ***
   Пробудившись от крепкого, здорового сна, Соня поняла, что все, что произошло с ней — не сон, потому что невозможен сон во сне. В поисках ванной комнаты в незнакомом доме, напоминающем музей, Лунская Софья случайно заглянула на туманную с резким малоприятным запахом кухню, где собрались несколько человек в скромной одежде с дырами и заплатами.
— Подскажите, где ванная? – скромно спросила сонная Соня.
   Слуги переглянулись, на их лицах можно было нарисовать жирный вопросительный знак, так как находящиеся на кухне искренне не понимали молодую хозяйку.
— Вам умываться, барыня? – смекнула конопатая девка в симпатичном светлом фартуке с ручной вышивкой.
   Софья вернулась в комнату, которая, по словам Агнии, принадлежала ей. Не успела девушка присесть на облако, на котором нынче ночевала, отворилась дверь и вошла Дуня, та самая смышленая девка, с необходимой утварью. После процедуры, нацеленной на чистоту, постучалась Агния Геннадьевна и повела дочь завтракать, объясняя предназначение и местоположение всех комнат дома. Трапеза состоялась у двоих: отец, как обычно водится, завтракает неотложными трудовыми делами.
   По просьбе студентки-блондинки, которой не нужно было ни сегодня, ни завтра в университет на занятия, дамы совершили продолжительную прогулку в город. Около ароматной пряничной лавки Агния Геннадьевна разговорилась с приятельницей, случайно встретившейся на их пути. София в прохожем, одетом в большой коричневый сюртук, узнала Петрушку, лакея Павла Ивановича Чичикова. Тот внимательно глядел на вывески заведений, видно, читал, не пропуская ни одной.
— Петрушка! – без стеснения и стыда громко крикнула Софи. – Петрушка! Петр!
   Дамы прервали разговор, вопросительно и с легким презрением уставившись на девушку, которая ни на кого не обращая внимания, зовет испугавшегося слугу. По своей природе Петрушка был молчаливый и, даже не открыв рта, но оглядываясь, лакей скрылся с оживленной улицы.
   Конечно, Агния Геннадьевна одернула дочь и всю дорогу порицала довольно странный детский поступок, на что провинившаяся ответила:
— Это же был Петрушка!
   В семейном окружении прошел сытный ужин в просторной и светлой столовой под никого не занимавший рассказ Ивана Ивановича про местного  и глупого помещика, навязавшегося на голову фабриковладельца. А потом Сониным досугом стало чтение незамысловатого, но ныне модного французского романа, взятого с верхней полки комнатного шкафа.
Летели дни, крутясь проклятым роем,(3) но будничное однообразие нисколько не утомляло привыкшую к жизни в городе NN и в семье Лунских Софию. Отец каждый вечер баловал, как он выражался, свою маковку, пряниками, бусами, кружевами и прочей ерундой, от которой в восторге трепещут женщины. Мать обрела статус старшей мудрой подруги. А новые ощущения во внутреннее состояние внес неожиданный поздний приезд Николая Ивановича. Вот как это произошло.
   Свежий летний день хозяйка Лунская решила посвятить визиту к старой подруге, самому приятному для нее лицу, жене председателя палаты, подвижной и с доброй душой, сухой женщине по имени Варвара Семеновна. Супруг отдавал все силы и внимание работе, детей у них не было, поэтому жена сановника радовалась каждому гостю, вступившему на порог их простого домика. Состояние безделья повлияло на настроение расслабившейся ся Сони, что она не хотела сегодня никуда выезжать, но дар убеждения Агнии Геннадьевны никогда не терял своей силы, поэтому София сидела на французском диване в гостиной суетливой Варвары Семеновны, норовившей накормить медом и вареньем недавно прибывших Лунских.
   Оглядывая довольно странную обстановку комнаты, уставленную громоздкими шкафами, тумбами, а также множеством комнатных цветов, девушка вспоминала подробности своего перемещения в старый губернский город NN. Возвращая внимание в гостиную Варвары, скучающая услышала, что речь идет о Чичикове и больше не позволила думам потерять нить разговора.
— Чичиков – миллионщик! О славный Павел Иванович, любимчик общества! – рассуждала мечтающая жена председателя палаты. – Помяните мое слово, он стане звездой завтрашнего губернаторского бала. Завидный жених! – уставилась на Софью подруга матери.
   Намек нисколько не смутил красавицу-блондинку. Кокетство в партнерстве с азартом частенько напоминали о себе молодой Софье. «Почему бы и нет? – думалось девушке. – Чичиков не так глуп и противен. Зазнавшейся губернаторской дочке и тем, кто благоговеет перед ней, нужно доказать, кто реально стоит лучшего». То ли это говорила зависть, то ли другие прескверные недобрые чувства, типа высокомерности и хамства, но Соня решила, что Чичиков обязательно влюбится в ее, как она уверенна, особенный и потрясающий облик. Агнии Геннадьевне не пришлось возобновлять разговор на щекотливую тему: в глазах младшей Лунской все ясно читалось.
   Несчастная бессонница в эту ночь побеспокоила утомленную Софью Ивановну. Скорее всего жирный и тяжелый ужин способствовал приходу вытеснительницы сна. Томительное и скучное лежание с закрытыми глазами прервал лай собак. Тело блондинки в ночной сорочке с радостью покинуло постель-облако: наконец все части тела разомнутся и пошевелятся хоть миг. Тьма давила на глаза, но светлая полоса, висевшая на траве от окна одной из комнат, в которой только что зажгли все источники света. Случайный взгляд высокого и стройного красавца в форме был брошен в окно комнаты, из которого торчала ангельская светлая кудрявая головка Сони. Их взгляды пересеклись и в момент «глаза в глаза» что-то испуганно-трепетно съежилось внутри сестрички. Почувствовав подавляющую внутреннее я и самооценку силу, девушка прыгнула в постель и долго в ее воображении неподвижной картинкой возникали жуткой красоты глаза Николая.
                                                                                                                    ***
   Ночью удалось отдохнуть от подавляющего чувства, а на утро оно запало в состояние Софи снова. Непонятный и незнакомый до данного момента страх смущал и не выпускал из комнаты. Соня Ивановна стала жертвой. Так она обозвала себя в панических муках, ожидая стука Дуняши.
   Встревоженная и крайне злая, Лунская не выдержала и, забыв о страхе, кинулась в противоположную часть дома по бесконечному коридору со множеством деревянных великанов – дверей. Как только София поравнялась с дубовой, плотно закрытой дверью, до ушей недавно проснувшейся неумытой дамы долетел громкий и завидный мужской смех. Стены не приняли это хохот и с наглостью «отражали» его. Дух девушки в ночнушке сжался, словно кулак. «Николай, — поняла блондинка». Дверь неожиданно отворилась и светло-русый, высокий, с аквамариновыми глазами мужчина средних лет в мундире заметил застывшую, за секунду резко покрасневшую Соню.
— Сестренка! – как будто попрощавшись с ней вчера и увидев сегодня, полез обниматься Лунской.
   Что почувствовала в момент объятия Соня – говорить не будем, потому что каждый из нас испытывал блаженство и непередаваемое удовольствие, прижавшись к телу более чем приятного человека. Заметим, что при прикосновении к близкому родственнику оттенки такого чувства значительно отличаются. Впрочем, читатель уже понял, что Софья Ивановна Лунская начинает испытывать к братцу-красавцу высокие чувства.
   Большими, сильными, шершавыми руками Николай поставил перед собой смущавшуюся от своего внешнего вида девушку. Соня заметила, что его руки плотно обхватили ее костлявую талию. Конфуза брат не замечал. Уставившись с восторгом в ее бледное лицо без макияжа, он шептал:
— Сонечка! Сонечка!
   За утренними посиделками в честь завтрака Николай не мог налюбоваться взрослой сестренкой, которая пыталась концентрировать внимание только на дурно сваренной каше (не из-за вкусовых качеств, а за внешний вид: как будто овсяные хлопья в слизи), а также на мимике сияющей и сегодня особенно свежей Агнии Геннадьевны. От чая Лунская старшая отказалась, сославшись на то, что полки в желудке уже заполнены и для напитка там места не найдется, и ушла отдавать приказания на кухню. А София и Николай в нежных объятиях друг друга просидели до самого обеда на скрипучей от каждого движения софе.
— Почему Александра Плюшкина и вы… — начала Соня.
— Оставим это! – перебил Коля, переменившийся в лице.
   Более этот вопрос не поднимался, девушка поняла, что дразнить давно пыльный скелет в шкафу не стоит: последствия этой интересной для нее, но неприятной для него игры могут привести к ссоре и отторжению друг от друга. Брат рассказывал о службе, сестра молчала о жизни в пансионате; Николай поведал о городах, в которых ему приходилось побывать, София умалчивала о городе NN; младший Лунской (старший – Иван Иванович) смеялся над дамами, встречавшимися на его пути, младшая Лунская молчала о любви.
   Кстати, мы забыли уточнить, к какому роду мужчин относится Николай Лунской. Высокий, стройный, подтянутый, голубоглазый со светло-русыми волосами красавец… Нетрудно догадаться, что к роду тонких. Тоненькие увивались около дам; некоторые из них были такого рода, что с трудом можно было отличить их от петербургских, имели так же весьма обдуманно и со вкусом зачесанные бакенбарды или просто благовидные, весьма гладко выбритые овалы лиц, так же небрежно подседали к дамам, также говорили по-французски и смешили дам так же, как и в Петербурге.(4) Эта характеристика «тоненьких» точно описывала облик и нрав Николая.
   Губернатор в этот день давал бал и приготовления к нему шли в каждом уважаемом доме. Сборы на вечеринку, пати(5) или тусовку, как выразились бы сейчас современные молодые люди, заняли большой промежуток времени, и не потому, что каждая деталь образа требовала внимания, а потому, что брат с сестрой устроили чуть ли не театрализованное представление, надевая на женское тело мужскую одежду, на мужское – женские наряды, на голову парик, перья и прочие элементы, которые создают красоту. Громкий беззаботный хохот двоих слышался по всему дому в любой части абсолютно любой комнаты. Веселое настроение посетило не только брата и сестру, но и родителей Лунских и прислугу. Даже псы, отдыхающие на сыром крыльце, время от времени виляли пушистыми хвостами. 
— Тьма экипажей… — заметила Агния Геннадьевна, как только коляска въехала во двор хорошо освещенного внутри и снаружи губернаторского дома.
   Но это забота кучера, потому что прибывших Лунских теперь занимала толкотня на крыльце и в холле. Соня заметила, что прошлый бал по количеству гостей был намного скромнее. Позже выяснилась причина, как казалось, бесконечного числа приезжающих: маленькие, пухлые, тоненькие, большие – множественные губы, дамские в особенности, бесконечно произносили «Чичиков», и это массовое «чичиканье» напоминало щебетание армии неумолкающих лесных птиц. Софье пришлось «отклеиться» от Николая, потому что тот встретил полную даму, брюнетку с чересчур открытыми плечами и грудью, и оживленная беседа, участницей которого Соня не являлась, вынудила ее присесть на единственный свободный стул, освободившимся от молодого мужчины в очках, который напоминал мыльный пузырь, вот-вот норовивший лопнуть.
   Счастье, подобное горной реке, течение которой целеустремленно, никого и ничего не щадя, бурлило в Софье Павловне. Вдруг поток остановился: Николай правой рукой приобнял эти до невозможности голые плечи  неприятно улыбающейся брюнетки с мелкими кудрями! Как понял читатель, это подала голос ревность, сестра греховной зависти и, как уверяют некоторые, признак неуверенности в себе. Девушка не отводила глаз от беседующей и уже ненавистной ей пары. «Он улыбается ей так, как улыбается мне, — про себя мучилась Соня, — он прикасается к ней и наверняка говорит о том, о чем болтал со мной! Его глаза также наполнены нежностью…»
   Раздосадованная Лунская даже не заметила робкого юношу, который все-таки решился пригласить понравившуюся девушку на несколько туров вальса. И Чичиков, ради которого съехались все женщины города, остался незамеченным ей одной, хоть и сидел, образно говоря, перед носом нашей несчастной героини. Самый кончик шарфа, оказавшийся на щеке Сони, заставил повернуть голову в сторону его неаккуратной обладательницы (а нечего «раскидываться» шарфами!), нарочно целившейся явно не в лик ревнивицы. В этот момент девушка увидела в соседях губернаторскую дочку, она показалась не такой уродливо-притягательной, как впервые, а обычной ухоженной девушкой. Через нее сидел Чичиков и что-то говорил и говорил, напоминая надоедливо приставшую муху. Софи стало жаль блондинку, которой завидовали и тут же ненавидели дамы, построившие планы на миллионщика. «Полный, с животиком, зализанные волосы на голове, возраст поджимает. – С легким отвращением заметила обозлившаяся блондинка-студентка, на миг забывшая о Николае». Планы, построенные на диване в доме жены председателя палаты Варвары Семеновны насчет Чичикова, сами собой оказались в куче бредовых и совсем ненужных идей, которые в скором времени уничтожает девичья память.
   Голова Сони снова повернулась в сторону, где общались Николай и дама, но на том месте стоял сутулый худой старик в компании двух тоже немолодых женщин. Паническое состояние, резко поразившее девушку, подняло худое тело в гигантском для него платье со стула и приказало глазам искать особенную фигуру Николая Ивановича. Сколько так надоевших и опротивевших особей женского пола, так пытающихся понравиться Чичикову, пересмотрели уставшие серые глаза Сони. «Кажется, это он. – Опознала затылок и спину Лунская.» Под руку с другой какой-то огненно-рыжей дамой с павлиным пером в скрученных волосах в прическу, объект наблюдения направился к выходу из зала. Преследованию помешала Агния Геннадьевна, появившаяся магическим образом на пути несостоявшейся шпионки.
— Как ваши дела, мисс? – игриво спросила матушка.
— Более чем. – Попыталась любезничать София.
   Шумный Ноздрев, ввалившийся в зал, привлек внимание публики. «Исторический», как назвал его Гоголь, человек, с которым непременно происходила какая-нибудь история при выходе из дома, заорал:
— А, херсонский помещик, херсонский помещик! Что? Много наторговал мертвых?..
   Дослушать завязывающийся «концерт» в главных ролях с Ноздревым и Чичиковым не пришлось: Николай и Иван Иванович энергичными движениями правых рук, выглядывая из-за пышных причесок дам, позвали хранительниц очага к выходу. Сильная личная неприязнь Николая к гуляке, пьянице и вруну Ноздреву, заставила семейство покинуть увеселительное мероприятие во избежание серьезного конфликта. Причина вражды – секрет, известный только Лунским, кроме непосвященной Софии, но не будем разглашать семейных тайн.
   С утренней зарей в дом Лунских прилетела записка от Варвары Семеновны примерно с таким содержанием:
«Агния Геннадьевна, душенька, куда вы вчера подевались? Пропустить кульминацию бала – это пожалеть, что посетил бал. Пьяный хулиган Ноздрев напал на Чичикова, мол, зачем понадобились ему недавно купленные мертвые души. Новость поразила всех. Павел Иванович лицо потерял, думаю, неспроста на ужине нашего миллионщика не было. Обязательно ответьте, что думаете об этом происшествии, милая Агния Геннадьевна. С преглубоким уважением, В.»
   Чувство собственного достоинства или гордость не выпускали оскорбленную поведением брата Софью. На вопросы конопатой молодой девки Дуняши, присланной от родителей, девушка отвечала, что чувствует себя дурно, а доктора не нужно. Еще после завтрака простудившаяся душевно ждала заветного стука в дверь, но Николай не заходил ни утром, ни в обед. Самолюбие сильно потрепало состояние Сони, что она не раз переворачивала на другую сторону мокрую от слез подушку.
— Николай-то Иваныч ночью уехал, после бала, — отвечала вечером Дуня.
— И не простился… — зафиксировала дурной поступок девушка и повернулась на бок, как бы говоря служанке: «Выйди!»
                                                                                                                ***
   Ночью спит не все. Погода в любое время суток проявляет непредсказуемый характер, а в эту ночь она плакала. Лились слезы и у Софьи. Под вой соседской собаки выла и душа девушки. «Да разве стоят моих слез мужчины? Не стоят! – вспоминала женские истины блондинка, сиявшая усталостью. – Кто он такой?! Обманщик, невежда, бабник…с аквамариновыми глазами…» И тут воспоминания каждого проведенного мига рядом с ним увлекли ее.
   В спальной комнате родителей Лунских храп Ивана Ивановича заглушал игру дождя, притом, что окно открыто. Замученная вторую ночь бессонницей, Агния Геннадьевна отправилась за каплями, громко шоркая тапочками по полу.
— Maman! – позвала шепотом Соня.
— Да… — вздрогнула от неожиданности Лунская.
— Верните меня обратно.
Без лишних вопросов и без слов они побрели по коридору, освещаемому одной свечой в руке Агнии Геннадьевны.
— Одну третью часть. – Подала Агния Геннадьевна пузырек цветных пилюль. – Не бойся, они сладкие, как драже.
   Свеча потухла и абсолютная темнота закружила нашу молодую героиню. Мгновение и… резкая картинка реальности перед ее глазами. Затем прилетело ощущение, что организм находится здесь, на Земле, в библиотеке.
— Что это было? – громко и эмоционально удивилась девушка в красном берете и коротком пальто.
— «Мертвые души», ma Cherie*, гоголевская реальность.
— Ну, я домой?.. – испуганно спросила Соня.
Неприметная, обыкновенная, простая Агния Геннадьевна в отличии от немного властной влиятельной Лунской, как сейчас показалось студентке, ответила со скромной улыбкой:
— Всего хорошего!
   Родные и так знакомые улочки любимого города равнодушно, как ни в чем не бывало встретили Соню, но пройтись по некоторым из них стильная блондинка была так счастлива. То самое чувство, когда долгое время не бываешь в приятных сердцу местах, проявилось в ее душе. На миг показалось, что место жительства Софии и есть город NN, существовавший в другой эпохе. Необычайно рада была увидеть путешественница ничего не подозревавших родителей, о которых позабыла в доме Лунских. Душевностью и добротой папа напомнил временного отца, Ивана Ивановича, но реальный родитель не был так упитан и не владел фабрикой, а являлся трудягой, рабочим человеком по имени Анатолий Сергеевич.
   Вечером следующего облачного и прохладного дня в гости не к книгам, а к Агнии Геннадьевне как будто прилетела как ветер вчерашняя посетительница. Студентка Софья принесла с собой сладкие гостинцы к чаю и интересную новость.
— Агния Геннадьевна, представляете, сегодня у нас в университете был Николай…Иванович! Наш новый преподаватель по одному из профильных предметов! Сходство нереальное! Иван Иванович тоже существует? Где его можно встретить?
Агния Геннадьевна улыбнулась, открывая маленькие верхние зубы, откусила шоколадный пряник и произнесла:
— Внимательнее на улицах.
Апрель, 2015 год
Примечания:
1.Гоголь делит мужчин на два рода: толстые и тонкие.
2.Строчка из поэмы Н.В.Гоголя «Мертвые души», том 1, главы первой.
3.Строка из стихотворения А.Блока «О доблестях, о подвигах, о славе…»
4.Строчка из поэмы Н.В.Гоголя «Мертвые души», том 1, главы первой.
5.От английского слова party, что в переводе на русский вечеринка. 
6.Моя милая (франц.).