- Я автор
- /
- Сергей Могилевцев
- /
- За пеленой дождя
За пеленой дождя
С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е ВЗ А П Е Л Е Н О Й Д О Ж Д Я
мистическая трагедия
На веранде старого дома за столом сидели писатель и его молодая жена, и слушали шум дождя за окном. Потом писатель встал, открыл дверь, вышел на улицу под непрерывно льющие струи, и больше не возвращался. А его книги, которые по-прежнему продолжали выходить, подписывались теперь именем Человек Дождя.
Ч е л о в е к Д о ж д я.
Л и з а, его дочь.
Веранда старого южного дома. Накрытый скатертью стол, на нем свеча в подсвечнике, бутылка вина, два бокала и коробка конфет. В противоположных концах стола – два стула. Сбоку дверь. Слышен шум дождя. Никого нет. Заходит Л и з а, с удивлением оглядывается, ставит в углу зонтик.
Л и з а. Так и знала, что это розыгрыш. Приглашение на важную встречу, во время которой мне откроют какую-то важную тайну о моем происхождении, и вообще сообщат такие страшные истины, которые перевернут всю мою жизнь. И все это в письме, подписанном загадочным именем, которое что-то напоминает, но что именно, как ни пытайся, все равно не сможешь вспомнить. В письме, правда, сообщалось о крупном денежном переводе на мое имя, а также подробно описывалось, как добраться сюда, в глухую провинцию, и найти этот заброшенный дом и веранду, на которой и состоится моя встреча с загадочным автором письма.
Еще раз внимательно оглядывает веранду.
Как странно – накрытый скатертью стол, свеча в подсвечнике, бутылка вина и коробка шоколадных конфет – все это подробным образом описывалось в той инструкции, которую я получила. Сперва я, как дурочка, подумала, что в меня влюбился миллионер, который таким экстравагантным образом пытается со мной познакомиться. Потом, наоборот, испугалась, что меня собираются похитить. Молодых девушек, знаете — ли, вообще часто похищают, чтобы отправить в иностранные притоны, и все такое прочее, о чем даже не хочется думать. Но потом, поразмыслив как следует, и получив в банке денежный перевод, который очень меня удивил, поскольку был необычно большим, я решила все же рискнуть, и поехать сюда. Тем более, что денежные переводы приходили ко мне и раньше, правда, не такие большие, и без всяких инструкций и приглашений отправиться к черту на кулички только лишь для того, чтобы кто-то со мной очень серьезно поговорил.
Прислушивается к шума дождя на улице.
К этим переводам, кстати, я относилась спокойно, считая, что мне помогает не то какой-то благотворительный фонд, не то богатый родственник, озабоченный судьбой несчастной и всеми брошенной сироты. Насчет сироты, это чистая правда, но что касается несчастной, то тут вы ошибаетесь – я вполне счастлива, причем счастье это создала собственными руками.
Подходит к столу, открывает коробку конфет, берет одну, откусывает от нее.
Неплохой шоколад. Я иногда, когда позволяют оставшиеся от платы за учебу деньги, позволяю себе немного покутить. Покупаю коробку шоколадных конфет, а бывает, что и бутылку вина, и в одиночестве предаюсь всяческим думам, слушая непрерывный шум дождя за окном. Слушать шум дождя за окном – это у меня наследственное, оставшееся от отца, так говорила мне мать, пока была еще жива. Потом она умерла, и у меня осталась только память о ней, да передавшаяся по наследству от отца, которого, кстати, я никогда в жизни не видела, любовь к осени и к шуму дождя. Странная наследственность, вы не находите?
Походит к столу, наливает в бокал немного вина, садится на стул, и к чему-то
прислушивается.
Неплохое, кстати, вино, гораздо лучше, во всяком случае, чем то, что я время от времени себе позволяю.
Прислушивается к шуму дождя. На веранду заходит Ч е л о в е к Д о ж д я.
Ч е л о в е к Д о ж д я. Вот точно в такой осенний день за столом сидела она, держа в руке бокал с вином, откусив половину шоколадной конфеты, и прислушиваясь к шуму дождя за окнами.
Л и з а. Кто она?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Она, ваша мать. Мы сидели с ней за этим столом, накрытым точно такой же скатертью, пили вино, и слушали шум дождя за окном.
Садится на противоположный от Л и з ы конец стола, наливает себе в бокал вино, поднимает бокал кверху, ласково улыбается, а потом отпивает глоток.
Все было точно так же, как и сейчас: она, очень похожая на вас, только немного взрослее, этот стол с подсвечником, вином, двумя бокалами и коробкой шоколадных конфет. Да еще непрерывный шум дождя за окном, от которого здесь, в крымской провинции, кажется, избавиться вообще невозможно. Такое впечатление, что время остановилось, и прошедших лет не было вовсе, как не было и вас, ее дочери, а был лишь этот укрывшийся за пеленой дождя город. Этот город, этот старый дом на окраине, и эта веранда, на которой мы сидели с ней за деревянным столом, пили вино, и слушали шум дождя.
Л и з а. Вы знали мою мать?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Слишком хорошо, Лиза, слишком хорошо, чтобы можно было сказать, что это всего лишь сон, и ничего, кроме непрерывных ударов капель в окно и в ставни старого дома. А эта молодая женщина всего лишь придумана мной в минуты не то бессонницы, не то тоски, не то бесплодных исканий, которые пока что не привели ни к чему.
Л и з а. Значит, вы знали ее хорошо?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Настолько хорошо, насколько можно знать собственную жену, с которой успел прожить несколько лет!
Л и з а. Вы прожили с ней несколько лет?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Да. Она было ранней девушкой. Ранней, и очень стремительной. Нельзя сказать, чтобы она была целеустремленной, или устремленной во что-то, и поэтому эпитет стремительный подходит к ней как можно более точно. Она постоянно куда-то спешила, постоянно куда-то бежала, и натыкалась впопыхах то на предметы, то на людей, то на непредвиденные обстоятельства. Однажды в коридоре институтского общежития она наткнулась на меня, и в тот же вечер мы стали супругами. Мужем и женой, как это принято говорить у людей.
Л и з а. Вы оформили ваш брак официально?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Разумеется, официально, не сразу, правда, но официально, по всем правилам. Так что к тому времени, когда мы с ней поселились в этом старом доме на окраине города, мы были мужем и женой уже несколько лет.
Л и з а. А я родилась от вашего брака?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Разумеется, от нашего, от какого же еще? Ровно через девять месяцев после того, как она нечаянно наткнулась на меня в коридоре студенческого общежития, спеша на встречу не то с подругами, не то с преподавателем, у которого пересдавала хвост за какую-то лабораторную работу. Все, как у людей, Лиза, все, как у людей, и у тебя не должно быть ни малейших сомнений, что ты родилась именно от нашего брака!
Л и з а. Следовательно, вы — мой отец?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Выходит, что так. Во всяком случае, по времени все совпадает!
Л и з а. А как вы оказались здесь, в этой крымской провинции, и почему я не помню ни вас, ни этот старый дом, в котором вы с матерью жили?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Мы закончили с твоей матерью институт, и несколько лет скитались по стране, переезжая из одного города в другой, пока наконец наш бег не закончился здесь, в этом старом доме, откуда бежать было уже некуда. Все произошло чисто случайно.
Л и з а. И я попала сюда вместе с вами?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Нет, ты жили в деревне у родственников, за две тысячи километров отсюда, и поэтому не помнишь ни меня, ни этот дом, ни этот город, укрытый от остального мира пеленой сплошного дождя.
Л и з а. А почему вы не взяли меня с собой?
Ч е л о в е к Д о ж д я. На это, девочка моя, было много причин, и я надеюсь, что смогу рассказать тебе о них во время нашей с тобой беседы. Кстати, как ты сюда добралась?
Л и з а. Нормально. Сначала подумала, что меня кто-то разыгрывает, или вообще собирается похитить, но потом решила, что это все правда, и мне действительно хотят рассказать о чем-то серьезном. О чем-то, имеющем для меня большое значение. Кстати, а почему вы так странно подписались в письме – Человек Дождя?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Потому, что она так меня называла!
Л и з а. Человеком Дождя?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Да. Мы оба были странными молодыми людьми. Возможно, это и позволило нам сойтись друг с другом. Ей нравилось вечно куда-то спешить в потоке людей, нравился калейдоскоп лиц в метро, на улицах и бульварах. Она была быстрая, стремительная и непоседливая. Я же, наоборот, любил тишину, шорох осенней листвы и шум дождя за окном. Они успокаивали меня, и давали вдохновение, в котором я тогда очень нуждался.
Л и з а. Шум дождя давал вам вдохновение?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Да. Я тогда пытался писать, пытался стать писателем, точнее, подражать настоящим писателям, до которых мне было еще далеко.
Л и з а. Не понимаю, как же стремительность и непоседливость матери уживались с вашим стремлением к покою и тишине?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Это элементарно – противоположности всегда сходятся, ибо вообще притягивают одна другую. Но противоположными с твоей матерью мы были только внешне, внутренне, глубинно, мы были необыкновенно похожи!
Л и з а. Чем же?
Ч е л о в е к. Своим безумием. Безумие каждого из нас, еще незаметное в молодости, к моменту окончания института становилось все более заметным для окружающих. Наш брачный союз спас нас обоих, и ее, и меня, по отдельности мы бы обязательно сошли с ума, и не смогли жить дальше.
Л и з а. Не замечала за матерью никакого безумия!
Ч е л о в е к. Это потому, что ты была любящей дочерью, и, кроме того, она со временем научилась скрывать его. Как, впрочем, и я. Но, повторяю, мы оба с ней были по-настоящему безумны, безумны в классическом, высоком понимании этого слова. Мы оба сторонились толпы, хотя и прятались от нее каждый по-своему: она в потоке идущих навстречу людей, а я в шуме идущего за окном дождя. Нам было трудно прожить в одиночестве среди нормальных людей, и поэтому мы инстинктивно нашли друг друга, и таким образом хотя бы на время спаслись!
Л и з а. Наткнулись один на другого в коридоре институтского общежития?
Ч е л о в е к. Да. Наткнулись один на другого в коридоре институтского общежития, в котором и у нее, и у меня к этому времени было уже несколько романов. Романов, которые не принесли желаемого результата ни ей, ни мне.
Л и з а. А разве студенческие романы должны приносить какие-то результаты?
Ч е л о в е к. Разумеется! Студенческие романы – это самая возвышенная и самая благородная вещь в мире, не считая, разумеется, школьных романов. Эти романы во многом еще чисты и бескорыстны, в них еще очень много от первой любви, которая идеализирует все на свете, и видит мир исключительно в розовых и чистых тонах. Такие романы или длятся потом всю жизнь, или кончаются очень быстро, принося обеим сторонам множество страданий и слез!
Л и з а. И у обоих из вас к этому времени было уже несколько таких романов?
Ч е л о в е к. Да, и у нее, и у меня. Несколько неудачных романов, поскольку наше с ней безумие при близком общении сразу же бросалось в глаза, и с нами никто не хотел связываться надолго, разрывая только что начавшиеся отношения. Молодость вообще беспощадна к безумцам, как, впрочем, и старость!
Л и з а. Все это очень удивительно, особенно ваше утверждение о безумии матери.
Ч е л о в е к. Я же уже сказал, что она со временем научилась его искусно скрывать. Кроме того, ты в детстве жила в деревне у родственников, и не видела ничего из того, что учиняли мы с твоей матерью сначала в институте, потом в тех городах, куда нас бросала судьба, а в конце нашего бегства здесь, в глухой крымской провинции.
Л и з а. И в этом старом доме, запорошенном желтыми осенними листьями, и закрытом пеленой непрерывно льющих дождей?
Ч е л о в е к. Ты говоришь так, как писатель, очень складно подбирая слова. Впрочем, это не удивительно, ведь ты моя дочь!
Л и з а. Дочь, которая ни разу в жизни не видала собственного отца!
Ч е л о в е к. Такое в жизни происходит сплошь и рядом, и ты отнюдь в этом не исключение. Хорошо еще, что отец у тебя вообще есть, и ты впервые с ним повстречалась!
Л и з а. Вы уже называете меня на «ты»?
Ч е л о в е к. Я твой отец, и имею на это право. Ты тоже, если хочешь, можешь обращаться ко мне на «ты».
Л и з а. Хорошо, отец, я буду обращаться к тебе на «ты». В конце концов, я всегда хотела иметь отца, и в детстве даже искала его, вглядываясь в лица идущих мимо людей, стараясь угадать того единственного, кто мог бы подойти ко мне, и сказать, что я его дочь.
Ч е л о в е к. Ты искала меня среди проходящих мимо людей?
Л и з а. Да. Сначала в детстве, в деревне, где я жила у родственников, потом в городе, где я тоже жила у родственников, но только других. Я вообще большую часть жизни прожила у родственников и знакомых, потому что мать в это время где-то лечилась, а тебя вообще не было, и на вопросы об отце мне обычно отвечали очень уклончиво и загадочно.
Ч е л о в е к. И что же тебе обо мне говорили?
Л и з а. В детстве, в деревне, мне говорили, что нашли меня в капусте, и что отца у меня никогда не было. Родственники на вопрос о тебе обычно отсылали меня к матери, говоря, что она лучше других знает об этом.
Ч е л о в е к. И что же тебе рассказала мать?
Л и з а. Она рассказала правду. О том, что ты у меня был, и что вы долго скитались по разным городам и квартирам, пока в итоге не оказались в этом доме, в глухой крымской провинции, дальше которой путешествовать вы уже не могли.
Ч е л о в е к. Почему?
Л и з а. Потому, что вы были чужды этому миру, и людям, его населяющим. Потому, что вы были другими, настолько странными, что люди не понимали вас, и временами даже боялись. О том, что вы с матерью, погруженные в тишину этого дома, не могли уже находиться друг с другом, и один из вас должен был покинуть другого. А также о том, что сделать этого вы не могли.
Ч е л о в е к. Да, все это правда, она не скрыла от тебя ничего. А что она рассказала еще?
Л и з а. Еще она рассказала о том, что ты неделями, и даже месяцами сидел на этой веранде, прислушиваясь к бесконечному шуму дождя, который вдохновлял тебя на великие литературные подвиги. И о том, что матери, чтобы окончательно не сойти с ума, приходилось постоянно уходить из дома, и молча ходить по городу, вглядываясь в лица людей, которые уже давно считали ее сумасшедшей.
Ч е л о в е к. Она не была сумасшедшей, она просто всю жизнь куда-то бежала, стремясь найти в потоке событий что-то главное и существенное, а в потоке лиц – родное лицо, которое обернется к ней, и скажет доброе слово!
Л и з а. К сожалению, этот ее непрерывный молчаливый бег по жизни, и поиски особого, единственного лица, не понимали врачи в лечебнице, и упорно ставили ей диагноз «шизофрения».
Ч е л о в е к. Вот видишь, а ты говорила, что не знала о ее сумасшествии. Впрочем, все это неважно, поскольку в большинстве своем все эти врачи в лечебницах сами являются истинными шизофрениками, научившимися ловко это скрывать! А о чем еще рассказывала тебе мать?
Л и з а. О том, что в один прекрасный день, точнее, в один прекрасный вечер, когда за окном лил затяжной и нескончаемый дождь, ты внезапно исчез, и она тебя больше не видела. После этого она еще какое-то время прожила в этом доме одна, а потом не выдержала одиночества, и уехала, поняв, что ты уже никогда не вернешься.
Ч е л о в е к. Все правильно, она ничего от тебя не скрыла. Все было именно так, в этом заштатном и задрипанном городишке, в этом старом доме с верандой, за вот этим самым столом, накрытом, кажется, той же самой скатертью, и сервированным точно так же, как и сейчас. Все было в точности так же, как и сейчас, и дождь за окном лил так же уже несколько дней подряд, то усиливаясь до настоящего ливня, то на минуту умолкая, и давая нам хоть какую-то надежду и передышку.
Прислушивается к шуму дождя за окном.
Л и з а. Ты говоришь, что в тот день, точнее, в тот вечер, все было так же, как и сейчас?
Ч е л о в е к. Все точно так же, до мельчайших подробностей. Этот город, этот дом, эта веранда, и этот стол с бутылкой вина, двумя бокалами, и лежащей рядом коробкой конфет. Но главное, конечно, это дождь, потому что дождь в тот вечер лил особенно сильно, так же, как и сейчас, то на минуту стихая, то опять обрушивая на нас свою ярость и свою безнадежность. Скажи, ты слышишь, как стучит дождь за окном?
Дождь за окном внезапно стихает, а потом начинает стучать с удвоенной силой.
Л и з а. Да, я слышу его.
Ч е л о в е к. Ты не представляешь себе, как страшно, и как одновременно сладостно слушать изо дня в день, из месяца в месяц, и даже из года в год шум дождя. Шум дождя, который не может закончиться ни на минуту, и дать тебе хотя бы немного надежды! Потому что, дав тебе эту надежду, он тут же потеряет над тобой власть, и ты сможешь избавиться от него, и перестать бесконечно марать листы белой бумаги, записывая то, что диктуют тебе непрерывно льющие за окном водные струи!
Л и з а. Дождь за окном посылал тебе сюжеты твоих сочинений?
Ч е л о в е к. Он посылал мне все: сюжеты, имена героев, сложные ходы, прологи, эпилоги, и вообще все те тексты, которые я лихорадочно записывал под его непрерывный и нескончаемый шум. Я мог писать только тогда, когда шел дождь, я мог дышать только тогда, когда в окно били его холодные и беспощадные капли. Я, наконец, мог жить только во время дождя, а во все остальные периоды, когда его не было, просто существовал, слабо реагируя на то, что происходило вокруг. Она придумала мне новое имя – Человек Дождя, — и оно так мне понравилось, что я подписывал им свои литературные сочинения.
Л и з а. Мать придумала тебе новое имя?
Ч е л о в е к. Да. Она прекрасно видела, что со мной происходит, но не могла ничего изменить. Она понимала, что я ухожу из этого мира, и могла всего лишь придумать мне новое имя.
Л и з а. Она очень переживала?
Ч е л о в е к. Не то слово – твоя мать сходила от этого с ума, и убегала из дома в поисках своего единственного лица, которое она обязательно должна увидеть в толпе. А люди на улице, сквозь которых она проходила с широко открытыми, и одновременно ничего не видящими глазами, сходили, в свою очередь, с ума от нее. Кстати, она не говорила тебе о том, что после того, как во время очередного сильного ливня я внезапно исчез, и она несколько дней безуспешно искала меня в толпе, ее забрали в лечебницу, и продержали там несколько лет?
Л и з а. Нет, я ничего не знала об этом. Я считала, что после того, как ты внезапно исчез, она покинула этот город, и уехала ко мне в деревню, где, впрочем, тоже продолжала кого-то искать. Я считала, что она искала тебя.
Ч е л о в е к. Она искала меня всю жизнь, от рождения, и до самой смерти. Для нее главным был сам процесс поисков, а вовсе не обладание мной, и в этом смысле мое исчезновение не было для нее особенно болезненным.
Л и з а. Но оно было болезненным для меня! Я всю жизнь росла без отца, и даже имени твоего никогда не слыхала! Кстати, не мог бы ты мне его открыть хотя бы сейчас?
Ч е л о в е к. Пожалуйста: меня зовут Человек Дождя!
Л и з а. Это твой литературный псевдоним, и он мне прекрасно известен! Я прочитала все твои сочинения, в том числе самые первые, практически пробы пера, которые остались от тебя в стареньком дерматиновом чемоданчике, любовно сохраненном матерью, и перешедшему по наследству ко мне. Кстати, все они помечены не то твоими слезами, не то каплями идущего за окном дождя.
Ч е л о в е к. Ты еще не сказала, что это могли быть слезы твоей одинокой и несчастной матери!
Л и з а. Да, я почему-то не подумала об этом. Она часто плакала, перебирая эти твои первые литературные опыты, и рассказывая мне и об этом доме, и об этой веранде, и о непрерывном дожде, который, кажется, не кончится уже никогда. Я знаю наизусть все эти твои первые опыты, как и те романы, которые выходили в последние годы, и принесли тебе такую большую славу!
Ч е л о в е к. Пустое, я просто научился писать. Если очень стараться, можно выучиться чему угодно. Одни учатся печь булки, или тачать сапоги, а я научился писать романы. И, кроме того, как и раньше, дождь диктует их мне целиком, от начала и до конца, и мне остается только все добросовестно записать.
Л и з а. И так же, как и раньше, подписываться именем Человек Дождя?
Ч е л о в е к. Все верно. Глупо менять удачный псевдоним, который, к тому же, принес тебе такой баснословный успех!
Л и з а. Но каково твое настоящее имя?
Ч е л о в е к. А какое это имеет значение? Моего настоящего имени больше не существует. После того, как я в первый раз подписался под простенькой рукописью, как Человек Дождя, я на всю жизнь остался именно Человеком Дождя, и уже никем иным быть не могу. Да если честно, я и не помню своего настоящего имени, которое у меня когда-то, возможно, было, и которым называла меня твоя мать. Она, кстати, постепенно тоже забыла его, и называла меня исключительно Человек Дождя все время, как мы с ней жили в этом старом заброшенном доме. С тех пор у меня нет иного имени, возможно, его помнит дождь за окном, но он никогда его мне не шепнет, потому что с этим именем он сразу же потеряет надо мной власть, и будет вынужден меня отпустить!
Л и з а. Будет вынужден тебя отпустить?
Ч е л о в е к. Да, Лиза, ведь я существую теперь лишь в потоках льющейся с неба воды, я только кажусь остальным, и, в частности, тебе, человеком, но на самом деле могу общаться с людьми только во время дождя. Стоит лишь прекратиться дождю, как вместе с ним исчезаю я, и появляюсь снова только лишь со следующим ливнем!
Л и з а. А где существуешь ты в перерыве между двумя очередными дождями?
Ч е л о в е к. Там, где в данный момент идет дождь. Возможно, в Бразилии, возможно, в Англии, возможно, в Австралии. Хотя в Австралии дожди идут не очень часто, и я предпочитаю все же Англию, или Бразилию!
Л и з а. А ты не сумасшедший?
Ч е л о в е к. Не более, чем ты, или твоя несчастная мать. И, кроме того, разве мог сумасшедший написать все те романы, которыми завалены полки книжных магазинов всего мира, и которые ты, как утверждаешь, все прочитала?
Л и з а. Да, я их читала все до единого, и они мне показались вполне нормальными. Хотя, если честно, некоторый привкус сумасшествия в них все же имеется!
Ч е л о в е к. Без этого привкуса сумасшествия они были бы слишком пресными, и их бы никто не стал читать. Кстати, ты знаешь, что мой последний роман номинирован на Нобелевскую премию?
Л и з а. Об этом только и пишут в газетах.
Ч е л о в е к. Вот видишь, я вполне нормальный писатель, как, впрочем, и человек, и отличаюсь от остальных лишь тем, что могу существовать только во время дождя.
Л и з а. А также тем, что у тебя нет настоящего имени!
Ч е л о в е к. И здесь ты ошибаешься, дочка, поскольку многие псевдонимы так прочно приклеились к писателям, что никого больше не интересует их настоящее, данное при рождении, имя. Имя – это то, что выражает сущность человека и самое его душу, а моя душа – это дождь, непрерывно идущий за окном уже несколько дней.
Прислушивается к шуму дождя за окном.
Л и з а. И поэтому есть надежда, что ты никуда не исчезнешь, и еще какое-то время побудешь со мной?
Ч е л о в е к. Конечно, ведь этот дождь зарядил надолго!
Л и з а. Но, по крайней мере, можно до тебя дотронуться, чтобы окончательно удостовериться, что ты не призрак и не мираж?
Ч е л о в е к. Мне кажется, ты давно уже должна была сделать это!
Л и з а подходит к Ч е л о в е к у Д о ж д я, и обнимает его.
Л и з а. Первый раз в жизни обнимаю собственного отца.
Д о ж д ь. Лучше поздно, чем никогда.
Л и з а. Ты теперь всегда будешь со мной?
Шум дождя за окном становится сильнее.
Д о ж д ь. Ты слышишь, он опять льет сильнее. Это значит, что у меня есть время.
Л и з а. Что ты хочешь этим сказать?
Д о ж д ь. Только лишь то, что пока за окнами льет дождь, я остаюсь человеком, а также твоим отцом, и ты можешь обнимать меня, сколько тебе хочется!
Л и з а. Я готова обнимать тебя всю жизнь!
Д о ж д ь. Всю жизнь обычно обнимают другого мужчину, к отцу прижимаются лишь в особенных случаях, когда невозможно обойтись без его помощи и поддержки!
Л и з а. Я нуждаюсь в твоей помощи и поддержке!
Д о ж д ь. Пустое. Ты обходилась без них двадцать лет, и легко обойдешься столько же, заменив их помощью и поддержкой близкого друга!
Л и з а. Ты не понимаешь, я словно бы прикоснулась к тайнам, и открыла страшные истины, которые все остальные открывают еще в младенчестве. Сильный и умный отец, готовый прийти на помощь в любую минуту – я мечтала об этом всю свою жизнь!
Д о ж д ь. Извини за то, что я лишил тебя всего этого. Но, знаешь, многие не имеют и той малости, которую имела в жизни ты!
Л и з а. Что ты хочешь этим сказать?
Д о ж д ь. Только лишь то, что многие вообще не знают своих родителей, и скитаются всю жизнь по чужим людям и чужим городам. Или, того хуже, вообще не рождаются на свет, существуя лишь в качестве проекта, который так и не отважились осуществить. Тебе повезло, ты родилась, и у тебя были отец и мать, которые любили тебя.
Л и з а. Мать, которая половину жизни провела в лечебнице, и отец, которого я встретила через двадцать лет после рождения!
Д о ж д ь. Не осуждай родителей! Неизвестно еще, как у тебя самой сложится жизнь!
Дождь за окном внезапно стихает.
Л и з а. Как тихо.
Д о ж д ь. Да, он идет еле слышно.
Л и з а. Кто?
Д о ж д ь. Дождь. Это значит, что мне пора собираться.
Л и з а. Куда?
Д о ж д ь. В те страны, где дождь не заканчивается никогда.
Л и з а. В Бразилию, Англию и Австралию?
Д о ж д ь. Нет, дальше, гораздо дальше. Так далеко, что на карте мира эти страны пока что не обозначены.
Л и з а. Я поеду туда вместе с тобой!
Д о ж д ь. Не говори глупости, каждый должен быть в том месте, которое уготовано ему судьбой. Твоя судьба оставаться здесь, в этом времени, этом городе, и в этом доме, который, кстати, я выкупил, и записал на твое имя. Ты можешь жить здесь столько, сколько тебе захочется. Не сразу, конечно, а после того, как закончишь учебу, и поскитаешься несколько лет по стране.
Л и з а. Зачем мне этот дом? Здесь слишком тоскливо, и слишком напоминает о тебе и матери, а также о вашем неудавшемся браке.
Дождь за окном опять льет сильнее.
Д о ж д ь. Ты слышишь, он опять стал лить сильнее. Это значит, что у меня еще есть время. Расскажи немного о себе, если не трудно. Чем ты занимаешься, где учишься, кем будешь после окончания института?
Л и з а. Через короткое время я стану учительницей, и не исключено, что так же, как и мать, проскитавшись несколько лет по стране, буду в этом залитом дождем городе учить в школе детей. Но это вся внешнее, и совсем не относится к тому, что я есть на самом деле!
Д о ж д ь. А что ты есть на самом деле?
Л и з а. Если бы я это знала! Я постоянно в поиске, постоянно что-то ищу, постоянно бегу, пытаясь отыскать в толпе лицо единственного необходимого мне человека. Я ищу его везде: на улицах, на площадях, на эскалаторах метро, постоянно спотыкаясь и убегая вперед, ломая каблуки туфель, теряя сумочки, перчатки и зонтики. Я уже не могу без этого движения и этого поиска, они стали главной, тайной моей сущностью, и на них построена вся моя жизнь.
Д о ж д ь. В этом ты похожа на свою мать, она тоже всю жизнь бежала вперед, пытаясь отыскать в толпе лицо единственного человека, ломая каблуки, теряя сумочки, зонтики и перчатки. Бежала в метро, на улицах и площадях, пока в конце концов в коридоре институтского общежития не отыскала меня.
Л и з а. Я тоже недавно отыскала в толпе лицо единственного человека, которого искала всю жизнь!
Д о ж д ь. И кто он?
Л и з а. Он молод, пытается писать, и в этом очень похож на тебя. На тебя, каким ты был во время знакомства с матерью!
Д о ж д ь. Я рад, что кто-то еще похож на меня. Это значит, что хотя бы внешне я еще остаюсь человеком
Дождь за окном почти что стихает.
Л и з а. О чем ты думаешь?
Д о ж д ь. Ты слышишь, он опять почти что затих. Если он закончится вовсе, я прилипну к стене на этой веранде, и останусь на ней бледным и неясным пятном, которое ты, наводя здесь порядок, случайно сотрешь мокрой тряпкой.
Л и з а. Не бойся, я буду оберегать тебя, и сдувать каждую пылинку, а в следующем дождливом сезоне ты вновь превратишься в нормального человека, и мы будем жить здесь втроем: я, ты, и мой пишущий друг.
Д о ж д ь. Нет, Лиза, эта перспектива меня не устраивает. Меня ждут дождливые страны, Бразилия, Англия, Австралия, а также те, имя которых еще не занесено на карту земли. Давай опять сядем за стол, и посмотрим один другому в глаза, радуясь тому, что мы друг друга нашли!
Л и з а. Ты считаешь, что без этого обойтись невозможно?
Д о ж д ь. К сожалению, дочка, это единственный способ спастись и для тебя, и для меня. Не навсегда, но хотя бы на время.
Садятся за стол в противоположных концах, и смотрят друг другу в глаза.
Ч е л о в е к Д о ж д я наливает в бокалы вино.
Ч е л о в е к Д о ж д я. За тебя, Лиза!
Л и з а. За тебя, Человек Дождя!
Пьют вино. Дождь за окном внезапно стихает, а потом начинает лить в удвоенной
силой.
Ч е л о в е к Д о ж д я. Все точно так же, как тогда, в тот роковой вечер, только на противоположном конце стола не твоя мать, а ты.
Л и з а. Все повторяется: шум дождя за окном, старая веранда, и такой же старый, накрытый скатертью стол с двумя наполненными вином бокалами.
Ч е л о в е к Д о ж д я. Да, Лиза, все повторяется, и в этом, очевидно, есть хоть какой-то смысл и надежда, за которую нам стоит держаться.
Л и з а. Ты считаешь, что у нас есть надежда?
Ч е л о в е к Д о ж д я. Точно так же спросила у меня она, — тогда, бездну лет назад, на этой веранде, сидя за столом, держа в руках бокал с едва пригубленным вином.
Л и з а. А что ей ответил ты?
Ч е л о в е к Д о ж д я. А я просто встал, улыбнулся, подошел к двери, открыл ее, и исчез за пеленой льющего с неба дождя.
Встает, улыбается Л и з е, подходит к двери, открывает ее, и исчезает за пеленой
льющего с неба дождя.
Л и з а. Ну вот, он опять ушел, чтобы, возможно, когда-то снова вернуться сюда.
Молча смотрит в окно.
К о н е ц.
2013
e-mail: [email protected]
- Автор: Сергей Могилевцев, опубликовано 12 февраля 2014
Комментарии