Близнецы

                                             С Е Р Г Е Й   М О Г И Л Е В Ц Е В
 
 
 
                                                       
                                                        Б Л И З Н Е Ц Ы   
 
                                                              комедия
 
       
        В чреве матери находятся два брата – близнеца:  П е р в ы й  и  В т о р о й. 
        Им  кажется, что они уже взрослые, что один из них сделал отличную
        карьеру, дослужившись до  генерала, а другой стал модным писателем. Оба 
        они полны  оптимизма и веры в будущее. Но неожиданно обоих их кладут на 
        операцию, и только лишь в самый последний момент они понимают, что эта 
        операция — аборт, а сами они никогда не рождались и не жили на свете.
 
 
 
   П е р в ы й.
   В т о р о й.
   М е д с е с т р а.
 
        Комната без окон, сбоку дверь. У стены  кушетка, накрытая клеенкой, 
        рядом стол со стеклянной поверхностью, на нем медицинские инструменты.
        На кушетке пара старых журналов.
        Открывается дверь, входит   П е р в ы й.  Он одет в генеральскую форму.  
        Оглядывается по сторонам, с любопытством, и даже некоторой опаской
        смотрит на медицинские инструменты, потом садится на кушетку.  
        Некоторое время молчит, затем  берет журнал, и машинально листает его.
        Открывается дверь, и входит  В т о р о й.  Он одет в модный костюм,
        сидящий на нем весьма небрежно, что сразу выдает творческого человека.
       
 
   В т о р о й. Простите, вы первый?
   П е р в ы й. Я всегда первый.
   В т о р о й. Что вы сказали?
   П е р в ы й. Я сказал, что я всегда первый по жизни: и в работе, и в общении с
        друзьями. В детстве я тоже был таким, то есть заводилой, вожаком, капитаном
        футбольной команды, и прочее. Включая дружбу и любовь самых красивых
        девушек в классе. Мне кажется, что даже в чреве матери я непременно был бы
        первым, роди она двойню!
   В т о р о й. А она родила?
   П е р в ы й. Кого?
   В т о р о й. Двойню.
   П е р в ы й. Это доподлинно неизвестно. Она умерла при родах, или что-то в этом
        роде, во всяком случае, нас с ней навсегда разлучили, и я никогда в жизни ее не
        видел. Соответственно, я не  знаю, родила ли она двойню, или меня одного, и
        есть ли у меня в жизни брат, или нет. Думаю, что все же есть.
   В т о р о й (продолжая стоять). Почему?
   П е р в ы й. Он мне иногда снится. Или мне кажется, что снится. Не могу объяснить
        это конкретно, но иногда мне кажется, что мы с ним во сне разговариваем. Об
        умершей матери, о жизни, о наших семьях, и все такое прочее, о чем между
        собой разговаривают два брата. Во всяком случае, мне бы хотелось иметь
        брата, но есть он у меня, или нет, я точно не знаю!
   В т о р о й. Выходит, что вы сирота?
   П е р в ы й. Сирота? – Нисколько! Я воспитывался у прекрасных людей,
        заменивших мне мать и отца, которые лишь во время совершеннолетия
        открыли мне тайну.
   В т о р о й. Открыли тайну?
   П е р в ы й. Да, рассказали  все. О том, что взяли меня из приюта, куда я попал
        при невыясненных обстоятельствах, и решили воспитать, как собственного
        ребенка. Как своего родного сына, которому они отдали всю свою до конца
        нереализованную любовь.
   В т о р о й. Нереализованную любовь?
   П е р в ы й. Да, поскольку детей они иметь не могли, любовь их была до конца
        не реализована, и они отдали ее мне, одарив невероятным блаженством жизни
        в семье.
   В т о р о й. Так они, эти добрые люди, эти ваши вторые родители, тоже не видели
        вашей матери?
   П е р в ы й. Я же говорил, что попал в приют при весьма неопределенных, до
        конца не выясненных обстоятельствах. То ли меня подбросили туда, то ли
        доставили со срочным курьером, но ни работники приюта, ни мои новые
        родители подлинную мою мать никогда не видели. Так что где я родился, от
        кого, при каких обстоятельствах, и есть ли у меня брат, доподлинно
        неизвестно. Но иногда, как я  говорил, мне кажется, что брат у меня все же
        есть, и живет где-то в чужом городе, а быть может и рядом, разлученный со
        мной навсегда.
   В т о р о й (задумчиво). Как странно.
   П е р в ы й. Что странно?
   В т о р о й. Вы рассказываете практически мою собственную историю. Я тоже
        оказался в приюте, и обстоятельства появления меня там точь — в — точь
        совпадают с теми, что вы мне только что говорили. Меня не то подбросили,
        не то доставили со специальным курьером, который сразу же куда-то исчез,
        и никаких сведений о моих родителях не оставил. Поэтому, соответственно,
        я тоже никогда не видел свою мать, и не знаю, родила ли она двойню, или
        только лишь меня одного. Но вариант с двойней мне все же кажется более
        правдоподобным.
   П е р в ы й. Почему?
   В т о р о й. Потому что так же, как и вам, мне кажется, что мы с ним довольно
        часто разговариваем во сне, обсуждая все на свете, начиная от погоды, семьи
        и друзей, и кончая карьерой каждого из нас, а также политикой.
   П е р в ы й. Вы интересуетесь политикой?
   В т о р о й. Я ее терпеть не могу. Я, видите – ли, писатель, и меня не интересует
        ничего, что слишком грубо и откровенно приподнимает и обнажает язвы
        нашей общественной жизни. Литература, во всяком случае, та литература,
        которой я занимаюсь, описывает все возвышенное и прекрасное, политика же
        груба, и поэтому я ей не интересуюсь!
   П е р в ы й. Понятно, вы слюнтяй, и не интересуетесь язвами обыденной жизни.
        А я, между прочим, интересуюсь, поэтому и дослужился до генерала.
   В т о р о й. Вы генерал? Впрочем, это видно по вашему мундиру.
 
        П е р в ы й  приосанивается, и напускает на себя важный вид.
 
   П е р в ы й. Да, и если бы мы с вами были братьями, что, разумеется, совершенно
        немыслимо, я бы был старшим братом, пускай всего лишь на несколько
        секунд или минут, а вы, прошу прощения, младшим.
   В т о р о й. Вы так считаете?
   П е р в ы й. Я не считаю, я в этом уверен. Кстати, можете садиться.
   В т о р о й. Спасибо.
 
        Робко садится на край кушетки.
        П е р в ы й  продолжает листать журнал.
 
   П е р в ы й. Надо же, какие мерзости печатают в этих журналах!
 
        С отвращением швыряет журнал на кушетку рядом с собой.
        Некоторое время оба молчат.
 
   В т о р о й (откашливаясь). Простите, вы последний?
   П е р в ы й (не поворачивая головы). Я же уже говорил, что я не последний, а
        первый. На эту плановую операцию, на которую нас почему-то пригласили
        одновременно, я первый, а вы – второй. Сначала прооперируют меня, а
        потом – вас. Надеюсь, вы против этого ничего не имеете?   
   В т о р о й. Разумеется, я подожду, писатели вообще умеют ждать. Ждать выхода
        книги, гонорара, мощного вдохновения, появления читателей и поклонниц, и
        все в том же роде. Ждать – это вообще, в некотором смысле, моя специальность.
        Так что вы оперируйтесь, а я подожду, мне спешить некуда.
   П е р в ы й. Спасибо, вы очень добры. (Поднимает с кушетки журнал, опять
        листает его.)
 
        Пауза.
 
   В т о р о й. Мы с вами так откровенно разговорились – и о наших профессиях, и о
        взглядах на жизнь, — что невольно возникает вопрос: а не случайно ли мы здесь
        встретились?
   П е р в ы й. Что вы имеете в виде?
   В т о р о й. О, ничего конкретного, просто некие предчувствия, которые даже
        невыразимы словами. Понимаете, это помещение без окон, этот набор
        медицинских инструментов (кивает на инструменты), больше подходящий для
        камеры пыток, отсутствие какого-либо медицинского персонала, и, наконец,
        затянувшееся ожидание, — все это порядком действует на нервы, не так ли?
   П е р в ы й. У вас не в порядке нервы?
   В т о р о й. У меня? – Разумеется. А с чего, скажите, им быть в порядке при моей
        профессии литератора, когда приходится общаться с, простите меня, такими
        подонками и отбросами общества, что даже врагу своему не пожелаешь
        этого?
   П е р в ы й. Помнится, вы совсем недавно говорили о неких возвышенных идеалах,
        и о том, что грязь обыденной жизни вызывает в вас отвращение. Откуда же
        теперь взялись эти ваши подонки и отбросы общества, зачем вы вообще с ними
        общаетесь?
   В т о р о й. А с кем, простите, мне общаться? Я ведь не генерал, и не могу
        проводить время в кругу таких же, как сам, блестящих и подтянутых офицеров.
        Мой круг общения, к сожалению, ограничивается людьми пишущими, такими
        же, как я сам, а это все сплошь подонки, пьяницы и проститутки, независимо
        от их пола и возраста. Да у многих из них, если честно, давно уже исчезли и
        возраст, и пол. Так что, батенька, это я в сочинениях своих пытаюсь описывать
        вещи возвышенные и прекрасные, что, к сожалению, получается плохо,
        поскольку жизнь вокруг меня груба, примитивна и отвратительна. И таковы
        же, к несчастью, все мои сочинения!
   П е р в ы й. Выходит, раз они настолько плохи, их никто не читает, и тем более
        не покупает?
   В т о р о й. Ну что вы, напротив, еще как читают и покупают! Чем большую
        гадость ты написал, чем больше разной мерзости и тошноты в нее поместил,
        тем большим гением ты слывешь, и тем охотней тебя печатают. Я, например,
        считаюсь модным современным писателем, и получаю гонорары, которые
        и не снились многим моим коллегам. Мне хватает и на женщин, и на
        путешествия, и на плановые операции, вроде этой, которая, скажу вам,
        влетела в копеечку! ну да сейчас модно ложится на плановые операции, да и
        деньги дурные тоже ведь куда-то надо потратить!
   П е р в ы й. Да, нервы у вас явно расшатаны! Выложить все, как на духу, первому
        встречному, о котором не знаете ничего, или почти ничего, это, скажу вам,
        большая смелость! Впрочем, и ситуация, согласитесь, у нас с вами тоже не
        вполне нормальная, поскольку, как вы справедливо заметили, это странное
        помещение, эти инструменты (кивок в сторону инструментов), и отсутствие
        кого-либо, кто бы все прояснил, лично мне тоже порядком уже надоело. Я ведь,
        если сказать честно, согласился на эту операцию потому, что надо было куда-то
        потратить деньги. Или покупай дорогую дачу, которых у меня и так несколько,
        или заводи любовницу – шифровальщицу, которая спит, и видит, как бы
        подцепить моложавого генерала, или показывай всем, что ты заботишься
        о своем здоровье. И что к тому времени, когда тебя переведут в Генеральный
        штаб, ты еще не пропьешь окончательно свои мозги, и сможешь отличить
        красную кнопку на пульте управления стратегическими ракетами от ручки
        унитаза в своем личном сортире!
   В т о р о й (сочувственно). Что, трудно служить в армии?
   П е р в ы й. Служить легко, выслуживаться тошно!
   В т о р о й. Ого, мы, оказывается, еще и начитаны, и можем щеголять цитатами из
        признанных классиков!
   П е р в ы й. А вы что, считаете всех военных сплошными дебилами и недоносками?
        Если бы так было на самом деле, на земном шаре не выиграли бы ни одной
        военной компании!
   В т о р о й. Военные компании выигрывают не генералы, а солдаты!
   П е р в ы й. Совершенно верно. А романы и стихи пишут не писатели, а дворники
        и сантехники. Генералы, батенька мой, так же необходимы, как и писатели,
        хотя и, судя по всему, обе эти профессии довольно гнусные, и их давно уже
        пора заменить чем-то более благопристойным!
   В т о р о й (внимательно смотрит на него). Да, вы действительно больны, раз
        утверждаете подобные вещи! Думаю, что плановая операция подвернулась вам
        как раз вовремя. Скажите, а чем вы больны?
   П е р в ы й. Я не болен, я абсолютно здоров.
   В т о р о й. Зачем же тогда вы согласились на операцию?
   П е р в ы й. Я точно не знаю, просто согласился, и все. Возможно, меня на нее
        уговорили, или я сам себя уговорил, чтобы хотя бы на время покинуть круг
        ненавистных мне уже давно сослуживцев, которые ни о чем, кроме женщин и
        выпивки, разговаривать не умеют. Возможно, по какой-то иной причине, о
        которой сейчас сказать затрудняюсь. Я ведь, если честно, даже не знаю толком,
        что у меня будут разрезать, и что удалять. Да военному человеку, между нами,
        и ни к чему знать об этом. Врачам виднее, они сразу же во всем разберутся, и
        прооперируют по первому классу. Главное, чтобы не отрезали, чего не надо, и
        не пришили лишнего, а все остальное не важно!
   В т о р о й. Как странно, но лично у меня та же самая ситуация – я не знаю, зачем
        согласился на эту плановую операцию, и что конкретно у меня будут удалять.
        Если, конечно, в этом вообще есть какая-то необходимость.
   П е р в ы й. Выходит, мы оба с вами находимся в состоянии неизвестности, и
        отличаемся друг от друга лишь тем, что я – первый, а вы – второй. И если бы
        действительно мы были братьями, то ближе, кажется, людей вообще бы
        существовать не могло. Тем более, что оба мы так раскрылись, так обнажили
        друг перед другом свою душу, словно  только что появились из материнского
        чрева.
   В т о р о й (оглядываясь по сторонам ). Или пытаемся появиться, судя по тому, что
        мы находимся в замкнутом помещении, и оно при известной доле фантазии
        вполне может быть животом еще не родившей нас матери!
   П е р в ы й. Не родившей, но уже собирающейся это сделать!
   В т о р о й. А может быть, и вовсе не собирающейся!
   П е р в ы й. Что вы имеете в виду?
   В т о р о й. Да ничего, это я так, мысли вслух, и не более того. В чреве матери,
        разумеется, не поместились бы ни эта кушетка, ни этот набор страшных
        пыточных инструментов, ни те журналы, которые вы недавно просматривали.
        Кстати, а о чем нынче пишут в журналах? давно, знаете — ли, не читал ничего,
        поскольку являюсь писателем, и на чтение времени практически не остается.
   П е р в ы й. Да ни о чем хорошем в нынешних журналах не пишут! Так, гадость
        всякая, вроде гламура: кто с кем переспал, у кого грудь больше, кто кому
        изменил, и сколько у кого отсудил; кто в прошлом был женщиной, или,
        наоборот, мужчиной, а сейчас превратился в отъявленную свинью; у кого
        бриллианты настоящие, а у кого поддельные, или даже украденные у народа;
        кто более циничен и более прагматичен, и кому наплевать с высокой горки на
        совесть, на общественное мнение, и, извините, на все человечество целиком.
        Так что, товарищ мой по несчастью, в современных журналах помещают
        столько добропорядочной дряни, что современные полковники и генералы по
        сравнению с гламурными героями этих журналов кажутся просто смешными
        мошенниками!
   В т о р о й (внимательно глядя на него). Да, вовремя вас положили на операцию! с
        такими взглядами, как у вас, в современной армии служить невозможно! вы
        ведь, извиняюсь, ни за что не нажмете по приказу свою знаменитую красную
        кнопку, и десять раз перед этим подумаете, отправлять ли на тот свет все
        человечество целиком, вместе с детьми, домашними животными и городами,
        или все же не делать этого?!
   П е р в ы й. Потому, возможно, меня и положили  на операцию
   В т о р о й. Но если это так, то по идее вы с этой операции не должны вернуться
        назад.
   П е р в ы й. У меня у самого такое предчувствие!
   В т о р о й. Выше голову, генерал, у нас обоих не больше, чем банальнейший
        насморк, и мы выйдем отсюда свеженькие, как огурчики, без единой царапины,
        и уж тем более без каких-либо банальных разрезов. Если, разумеется, нам не
        решат вложить внутрь немного человеческой совести и щепотку здорового
        оптимизма, чтобы продержаться еще годик, до нового хирургического
        вмешательства!
   П е р в ы й. Вы считаете, что без хирургического вмешательства приобрести
        совесть никак невозможно?
   В т о р о й. Возможно, но только за очень большие деньги. Но, к сожалению, у
        меня таких денег нет, поэтому мне остается только плановая операция,
        хоть и у меня предчувствия, если честно, самые мрачные.
   П е р в ы й. Вам страшно?
   В т о р о й. Не то, чтобы страшно, просто всякому ожиданию есть предел. Если
        нас хотят оперировать, то пусть оперируют, а если нет, то честно скажут об
        этом!
   П е р в ы й. Согласен, надо приступать к активным военным действиям!
 
        Встает, подходит к двери, и пытается открыть ее. Дверь не открывается.
 
        (Растерянно.) Что такое, она заперта!
   В т о р о й. Не может быть!
 
        Подходит к двери, и в свою очередь пытается открыть ее. Дверь также
        не открывается.
 
        Действительно не открывается. Очень странно. Они что, забыли про нас, и
        заставили ждать в предбаннике, как двух школяров, с которыми можно не
        церемониться, и не отвечать на их крики о помощи?
   П е р в ы й. Я бы сказал, как двух призывников, которые очутились голые перед
        призывной комиссией, и не вызывают ничего, кроме смеха и чувства жалости!
   В т о р о й. И часто вам приходилось смеяться над призывниками?
   П е р в ы й. В каком смысле?
   В т о р о й. В том самом. Часто ли вы смотрели на них, совершенно голых,
        беспомощных и несчастных, не вызывающих ничего, кроме чувства жалости
        и глухой брезгливости?
   П е р в ы й. Довольно часто. Хотя, если честно, все, что относится к армии, и
        вообще к моей карьере военного, я помню довольно смутно. Такое чувство,
        что я вовсе нигде не служил, а просто однажды прочитал о самом себе в
        какой – то книге. Или вообще придумал себе всю свою биографию, все эти
        бесчисленные военные гарнизоны, по которым мне приходилось скитаться,
        весь свой карьерный рост, начиная от лейтенанта, и заканчивая генералом, все
        эти попойки в шумных офицерских компаниях, связи с официантками,
        шифровальщицами и женами командиров. Всю эту офицерскую мишуру, все
        мечты о подвигах и о славе, обернувшиеся бесконечной и нудной лямкой,
        которую приходилось тянуть изо дня в день, одновременно и оправдывая, и
        ненавидя ее.
   В т о р о й. Как странно, и у меня точно такое же впечатление, что я никогда не
        был модным  писателем, автором бестселлеров и миллионных тиражей,
        законченным циником и графоманом. Пишущим такую потрясающую чушь и
        пошлятину, что от нее сходили с ума литературные критики, превозносившие
        меня до небес, и легионы читателей, которым я своими дрянными опусами
        окончательно свернул мозги набекрень!
   П е р в ы й. У нас с вами одинаковое отношение к прошлому. Нам кажется, что его
        вовсе и не существовало в действительности, а мы лишь придумали его себе,
        или, на худой конец, прочитали в какой-то книге. Как вы думаете, отчего такое
        могло произойти?
   В т о р о й. Быть может, нам сделали успокаивающий укол, который обязательно
        делают перед плановой операцией?
   П е р в ы й. Перед операцией, о которой вообще ничего неизвестно? В том числе
        и то, была ли она нам необходима? Заказали ее мы сами, или кто-то из
        наших коллег, желая избавиться от нас? перед операцией, которая обернулась
        этим замкнутым пространством, из которого невозможно выйти? Да не делали
        нам, дорогой мой, никаких уколов, и не успокаивали ничем, мы с вами
        совершенно трезвы, и не находимся под действием никаких посторонних
        веществ. Нас просто подвергли некоему чудовищному эксперименту, суть
        которого мне не совсем ясна, хотя кое-какие догадки и рождаются уже в моей
        окончательно свихнувшейся голове. Поскольку сами найти ответ мы не можем,
        давайте продолжим стучать в эту дверь и в эти немые стены, которые, я уверен,
        имеют скрытые чуткие уши!
   В т о р о й. Давайте, иного выхода, судя по всему, у нас действительно нет!
 
        Начинает стучать в дверь и в стены, требуя, чтобы их немедленно выпустили.
        П е р в ы й  присоединяется к нему, прибавив от себя несколько крепких
        армейских словечек.
 
   П е р в ы й. Все бесполезно, нам никто не хочет ответить!
   В т о р о й. Такое впечатление, что они там все перепились, отмечая не то Новый
        Год, не то день медицинского работника! Быть может, это и к лучшему, что нас
        не будут оперировать подвыпившие хирурги! хотя лично мне, если честно,
        одна – другая рюмка спиртного только лишь помогает в создании очередного
        шедевра!
   П е р в ы й. Уверяю вас, что и с военными ситуацию точно такая же. Без алкоголя
        вообще невозможно начать, а тем более выиграть никакую войну, хоть
        локальную, хоть мировую. Вот и еще один пункт, который роднит нас с вами,
        и делает похожими настолько, будто мы родились от одной и той же матери!
   В т о р о й. Матери – алкоголички?
   П е р в ы й. Какая разница, матери, или отца, а может быть вообще дедушки и
        бабушки, злоупотреблявших вишневой наливкой в давно закончившемся
        позапрошлом веке?
 
        Внезапно замолкает, и внимательно смотрит на руку  В т о р о г о.
 
        А ну-ка остановитесь, не бегайте взад и вперед, покажите мне ваше запястье!
   В т о р о й. Запястье, или всю руку?
   П е р в ы й. Вся ваша рука меня нисколько не интересует, мне нужно ваше запястье,
         а именно то, что находится под часами! Скажите, откуда у вас это странное
        родимое пятно, на левом запястье, по форме напоминающее изогнутый
        полумесяц, размером в три мужских пальца?
   В т о р о й. Оно у меня с самого детства, я с ним родился, и получил, разумеется,
        от неизвестных родителей. А почему вы об этом спрашиваете?
   П е р в ы й. Да потому, что у меня точно такое же пятно на руке: под часами, на
        левом запястье, в форме изогнутого полумесяца, размером в три мужских пальца,
        полученное от неизвестных родителей!
   В т о р о й. Не может быть, дайте-ка посмотреть!
 
        П е р в ы й  снимает часы, протягивает руку,  а  В т о р о й  разглядывает 
        родимое пятно в форме изогнутого полумесяца, размером в три мужских
        пальца, расположенное на левом запястье, точь-в-точь такое же, как его
        собственное.
 
   П е р в ы й (протягивая руку). Пожалуйста, можете взглянуть, все то же
        самое, что и у вас! Родимое пятно в форме изогнутого полумесяца, размером
        в три мужских пальца, расположенное на левом запястье, там же, где и
        ваше. Вероятность случайного совпадения ничтожно мала, и практически
        равна нулю. Подобные родимые пятна могут быть только у очень близких
        родственников. Например – у родных братьев.
   В т о р о й. Вы считаете, что мы с вами родные братья?
   П е р в ы й (поворачивается к нему). Сомнений никаких, это действительно так.
        Мы действительно с вами родные братья, имеющие на руках одинаковый знак,
        одинаковое тавро, одинаковое клеймо, поставленное нам для того, чтобы мы
        в будущем могли отыскать один другого среди миллионов других, равнодушно
        проходящих мимо людей!
   В т о р о й. Поставленное кем?
   П е р в ы й. Какая разница, кем? Главное, что это клеймо стоит у нас на руке, оно
        жжет нас, оно отличает нас от других, оно делает нас близнецами, трагически
        потерянными при рождении,  и наконец – то отыскавшими друг друга после
        стольких страшных и немыслимых лет!
 
        Молча смотрят друг другу в глаза.
 
   В т о р ой. Брат!
   П е р в ы й. Брат!
 
        Кидаются один к другому, обнимаются, неподвижно стоят посередине
        запертой комнаты.
 
   В т о р о й. После стольких лет, после бесконечных разлук!
   П е р в ы й. После целой вечности, после бесконечных дорог!
   В т о р о й. И, главное, как неожиданно, на краю света, можно даже сказать, на
        краю жизни!
   П е р в ы й. В этом убогом месте, в хрипе, в стоне, и в тишине адской бездны!
   В т о р о й. Да, перед концом, который, возможно, вообще не был началом!
   П е р в ы й (отстраняя  В т о р о г о). Дай, брат, я на тебя посмотрю!
 
        Смотрит на него, не сдерживая слез.
 
   В т о р о й. Нет, брат, это я хочу вдоволь на тебя насмотреться!
 
        Смотрит на него, в свою очередь не сдерживая слез.
 
   П е р в ы й. Да, братец, возмужал, и уже не тот розовощекий младенец, который
        когда-то лежал в колыбели рядом со мной!
   В т о р о й. Да и ты, брат, явно не тот первенец, обошедший меня на две, или три
        минуты, и по праву носящий имя старшего брата!
   П е р в ы й. Ничего, младший брат, ничего, главное, что мы родились, что мы
        живы, и наконец встретились, пусть и в таком странном, и даже пугающем
        месте!
   В т о р о й. А ты уверен, старший брат,  что мы вообще родились?
   П е р в ы й. Что ты, младший брат, хочешь этим сказать?
   В т о р о й. Только то, старший брат, что мы оба не помним ничего из своего
        прошлого. Всего лишь какие-то детали,  какие-то обрывки воспоминаний,
        какие-то красивые легенды. О том, что ты был генералом, а я – модным
        писателем. Мы словно бы судили об этом прошлом с чужих слов, возможно
        даже, что со слов еще не родившей нас матери.
   П е р в ы й. Ты хочешь сказать, что мы с тобой еще не успели родиться, и
        находимся до поры в материнском чреве? а все наши воспоминания – не
        более, чем мечты нашей родной матери?
   В т о р о й. Да, брат, да, она просто мечтала об этом, желая нам, своим еще не
        родившимся сыновьям, стать писателем и генералом! Мы стали ими всего
        лишь в ее мечтах, и не более того, а сами еще не успели родиться, и до
        времени находимся в ее материнском чреве!
   П е р в ы й. И ты считаешь, младший брат, что это возможно?
   В т о р о й. Более, чем возможно, старший брат, более, чем возможно! Посуди
        сам: мы мало что знаем, и находимся в замкнутом помещении, из которого
        есть всего лишь один выход. Это выход на волю, брат, в большой мир света и
        счастья, в тот мир, где ты еще не стал генералом, но обязательно станешь им
        в будущем!
   П е р в ы й. А ты еще не стал модным писателем, автором бестселлеров и
        умопомрачительных гонораров, но обязательно им станешь!
   В т о р о й. Да, старший брат, да, мы станем оба теми, кем нам предстоит стать,
        потому что об этом мечтала наша мать, и потому что наше рождение вот-вот
        произойдет!
   П е р в ы й. С днем рождения, младший брат!
   В т о р о й. С днем рождения, старший брат!
 
        Кидаются один к другому, обнимаются, плачут, не сдерживая своих слез.
 
   П е р в ы й. Ты плачешь, младший брат?
   В т о р о й. Да, старший брат, я плачу, потому что еще младенец, и мне не зазорно
        плакать, предчувствуя свое близкое рождение!
   П е р в ы й. Ах, как это, очевидно, прекрасно, младший брат: родиться, и увидеть
        этот большой и удивительный мир, с его небом, воздухом, деревьями, и
        цветами!
   В т о р о й. С его людьми, городами, океанами и лесами!
   П е р в ы й. С его любовью, дружбой, и человеческим счастьем!
   В т о р о й. С его великими открытиями, его симфониями, романами и стихами!
   П е р в ы й. С его стартующими к звездам ракетами, и великолепными белыми
        парусниками, отходящими в плаванье под звуки исполняющего торжественный
        марш оркестра!
 
        Открывается дверь, и входит  М е д с е с т р а.  Деловито подходит к 
        б л и з н е ц а м,  и с невозмутимым видом, заученными движениями, словно
        выполняя не раз проделанную работу, проводит по их лицам, рукам, ногам, и
        всему телу косые линии куском мела, зажатым у нее в пальцах.
       Осматривает  б р а т ь е в  со всех сторон, проверяя, не пропустила ли она 
        случайно чего, удовлетворенно кивает головой, и уходит обратно. Дверь 
        вновь закрыта.
 
   В т о р о й (ничего не понимая). Что это, брат? (Рассматривает себя.)
   П е р в ы й. Не знаю, брат, нас разрисовали куском мела. (Рассматривает,  
        в свою очередь, себя.)
   В т о р о й. Но зачем? ведь мы еще не родились, и находимся в чреве матери;
        зачем нас разрисовывать?
   П е р в ы й. Постой, брат, я, кажется, понял, зачем. Нас не разрисовали, младший
        брат, нас просто пометили.
   В т о р о й. Пометили? для чего?
   П е р в ы й. Для того, чтобы сделать аборт. По этим линиям, которые покрывают
        все наше тело с ног до головы, будут резать острым ножом.
   В т о р о й. По этим линиям будут резать острым ножом? но для чего?
   П е р в ы й. Для того, чтобы убить нас!
   В т о р о й. Но для чего нас хотят убить?
   П е р в ы й. Для того, чтобы мы не родились на свет, младший брат!
   В т о р о й. Какой абсурд, а кто этого хочет?
   П е р в ы й. Наша мать, младший брат, этого хочет наша с тобой мать!
   В т о р о й. Не может быть, не верю, наша мать не может желать нашей смерти!
   П е р в ы й. И тем не менее, это так, младший брат! мы стали ей в тягость, еще
        не родившись на свет, и она хочет от нас избавиться!
   В т о р о й. Но ведь она подарила нам свои мечты, свои образы этого мира, в
        котором мы вот – вот должны были появиться на свет! Мы видели этот мир
        ее глазами, мы прожили в нем целую жизнь, мы сделали карьеру, мы любили
        женщин, смеялись, путешествовали, радовались солнцу и жизни!
   П е р в ы й. Все это, младший брат, было иллюзией, все это было соткано из
        обрывков снов, неясных желаний и грез нашей матери. Мы с тобой всего лишь
        обрывки ее желаний, обрывки иллюзий, с которыми она, очевидно, решила
        расстаться. Не суди мать, младший брат, она подарила нам то, что могла, и все,
        на что только была способна. Прими смерть со спокойным и просиявшим
        лицом, и скажи спасибо судьбе, что ты обрел меня, старшего брата!
   В т о р о й. Но я не хочу умирать, я уже стал человеком, я больше не иллюзия, и
        не обрывок воспоминаний и снов! (Кричит.) Мать, мать, услышь меня, это я,
        твой младший сын!
       
        Начинает бить руками в стены и запертую дверь.
        П е р в ы й  с жалостью смотрит на него,  потом не выдерживает, и делает
        то же самое.  
 
   П е р в ы й (кричит). Мать, мать, услышь меня, это я, твой старший сын!  
 
        Бьет руками в стены и дверь, потом останавливается.
 
        Бесполезно, она не слышит нас!
   В т о р о й (внезапно успокаиваясь). Да, ты прав, это бесполезно, она не слышит
        нас. Или делает вид, что не слышит. Прости меня, мать, за то, что я так
        страстно хочу жить, и не суди слишком строго своего младшего сына!
   П е р в ы й. Прости и меня, мать, за мое желание жить, и не суди слишком строго
        своего старшего сына!
 
        Смотрят один другому в глаза, потом обнимаются, и стоят неподвижно
        посередине комнаты.
 
   В т о р о й. Прощай, старший брат!
   П е р в ы й. Прощай, младший брат!
 
        Свет гаснет, наступает кромешная темнота, затем дверь открывается, и
        лучи нестерпимо яркого солнечного света бьют в замкнутое пространство,
        освещая двух обнявшихся  б р а т ь е в.
 
   В т о р о й. Что это, старший брат?
   П е р в ы й. Пока не знаю, младший брат. Возможно, это наше рождение.
   В т о р о й. Ты думаешь, она нас все же услышала?
   П е р в ы й. Если услышала, то мы спасены.
   В т о р о й. А если нет?
   П е р в ы й. Если нет, будем готовиться к смерти!
 
        Неподвижно стоят в лучах нестерпимо яркого света.
 
   К о н е ц.
 
   2011
 
   e-mail: [email protected]