муравей

Жил был муравей. Обыкновенный лесной муравей. Все у него было хорошо. Дом большой и теплый. Семья огромная и дружная. Учителя старые и мудрые. Работа интересная и постоянная. Занят был муравей с утра до вечера. Никогда не знал печали, потому что не когда было печалится. Вся семья делом занята. Одни муравьи дом охраняют от гостей не прошенных. Другие этот дом ремонтируют, что бы всем тепло было и уютно. Третьи строительные материалы приносят, что бы дом ремонтировать. Четвертые корм добывают, что бы все были сытые и довольные. Пятые за детьми ухаживают, что бы выросли здоровые и работящие. Шестые узнают, где еды добыть для всей семьи. Все делом заняты. Всем своя работа нравится, потому что старые мудрые муравьи верно распределили обязанности, определили какой муравей на что способен и наказ на всю жизнь дали. Один девиз на всю жизнь. «Люби свой дом родной». Коротко и ясно. Любить, значит заботится, уважать, ценить, беречь и никогда не унывать. С любовью все беды нипочем. И была у них одна мать, которую все любили, потому что работа ее была самая тяжелая, но самая главная. Мать всех муравьев жила в самом центре муравейника, в самой теплой комнате, кормили ее лучше всех, охраняли и берегли. И чем лучше ее кормили, тем больше она пополняла семью новыми детками?? Все муравьи знали, чем больше будет их семья, тем сильнее они будут. Вот так и жил муравей. Просыпался с первыми лучиками солнца. Выбегал с братьями из дома. Умывался росой и бежал по своим важным делам. Старые мудрые муравьи правильно решали, кто на что способен. Раз шустрый и любознательный, значит будешь разведчиком. Если сильный, но медлительный, значит будешь рабочим. Если ловкий и рассудительный, значит будешь охранником.   …
Разведчики донесли, что на соседей поляне обнаружили старое дерево, в котором полно жуков короедов и гусениц. Нужно бежать, а то расхватают другие муравьи, их соседи. Бежал муравей по тропинке со своими братьями и по сторонам не глядел, не когда на всякую ерунду время тратить. Это разведчики пусть примечают и запоминают, где дороги новые и еды много. А ему не когда, соседи то же не дураки, могут первыми прибежать. Чужой запах с толку сбил. На тропинке корзина стояла, но муравей не знал, что это, для него просто препятствие. Рассуждать не когда, нужно преодолеть, только большая корзина, не хочется обходить. Вот и залез в корзину, а она раз и в воздух поднялась. Испугался муравей, закричал. Видит сверху, что братья бросил на врага, кусают его. А враг его высокий, двуногий, не видит и не слышит ничего. Хлоп своим сапогом и нет братишек, растоптал и дальше пошел. Упал без чувств муравей на дно корзинки и замер. Очнулся от крика, потом ощутил удар. Потом опять крик. Лежит, боится глаза открыть. Вдруг кто-то его за спину взял и бросил. Все затихло. Лежал, лежал, мертвым прикидывался. Ножки затекли, решил их вытянуть, опять крик. Открыл глаза. Встал на ноги, покрутился. Ничего понять не может. Стены вокруг скользкие, но крепкие, не выбраться. Поднял голову и опять в обморок плюхнулся от страха. Смотрели на него четыре огромных глаза, говорили громко. Прислушался.
— Ну и что ты теперь с ним делать будешь? Зачем в стакан посадил? Дай я его за окно выброшу, раз ты такой жалостливый, убить не можешь.
— Как он до дома доберется? До леса далеко, я целый час шел.
— Ну, садись на велосипед и вези его в лес, сердобольный ты мой. Лучше бы меня пожалел, чем какого то дохлого муравья.
— А за что тебя жалеть? Молодая, здоровая, одета, накормлена.
— Ну конечно. Я самая счастливая при таком благодетеле, как ты. Только муравей несчастный. Ты его еще из ложечки его покорми. Что тебе принести? Икру, крабов, черешни, манго. Может шампанского ему нальем? Или виски?
— Пусть посидит в стакане. Я ему травки набросаю, хлеба покрошу, а завтра в лес увезу.
— Сумасшедший. Ну, надо додуматься. Приехать их Парижа, после Елисейский полей в лес потащился. После трюфелей маслят ему захотелось. Да не один уважающий себя француз не будет есть твои сопливые грибы. Так мало ему, что ноги промочил, куртку порвал, вся голова в паутине, брюки в репьях. Он еще и муравья в дом притащил.
— Я его не тащил, он случайно в корзину попал. Все хватит. Иди, смотри свой ящик, разбирай покупки. Я буду грибами заниматься.
— завтра Даша придет и разберется с твоими поганками.
— Это не поганки, а маслята и завтра они испортятся.
— Ну тебя. Пойду, платья новые в шкафу развешаю, подарки разберу. Завтра друзья приедут, нужно подготовиться.
Все затихло. Открыл глаза муравей, но тут посыпались на него травинки, иголки сосновые, потом крошки хлебные, потом на голову что то упало, пахучее, тяжелое. Потом встряхнули его пару раз и все затихло. Встал муравей, оглянулся, приценился. Так, подстилка есть, еда есть, сухо, тепло, только страшно одному. Подкрепился, почистился и стал смотреть сквозь стеклянную стену. Двуногий грибы чистил, вода журчала, разговаривал. Покрутился муравей по сторонам. Нет больше никого. Прислушался.
— Вот так, муравьишка, не грусти. Завтра, если дождя не будет, поеду в лес, выпущу тебя. Я читал, вы умные. По запаху свой дом найдешь. Бедные вы муравьи. Вкалываете с утра до ночи, как таджики или китайцы. Ни дня продыху. Отпусков у вас нет и на пенсию заслуженно не отправят. Одна работа с утра до ночи.
Сидел муравей и думал, в первый раз в жизни время у него было подумать. Что получается? Тепло, светло, еды полно. Только грустно. Сколько этот двуногий его братьев передавил? Все кинулись на его защиту и погибли. А разведчики сидят, старый пень стерегут, ждут их. Соседи наверное уже набежали, все расхватали. Останется сегодня вся семья без ужина. Заплакал он от тоски. И сыр это зеленый, заплесневелый, пнул ногой. Так и заснул со слезами. Снился ему родной муравейник, кедр разлапистый, что укрывал дом от ветра и иголками своими посыпал крышу. Братья старшие и младшие. Гусеница жирная и вкусная. Так и проспал до утра. Только солнышко первыми лучиками по спинке пощекотало, соскочил, размял свои ножки, кинулся было умываться, стукнулся о стенку и вспомнил, что сидит он в стакане, далеко от родного муравейника. Опять заплакал.
А жизнь в доме закипала только к вечеру. Днем двуногий подходил, на голову всякий хлам сыпал, то колбасу вонючую, то сыр зеленый. Только не ел муравей ничего. Не работал целый день, бока все отлежал, глаза устали за двуногими смотреть, голова болела от их трескотни.
— Ну что, Мать Тереза? Жив твой подопечный?
— Не пойму ни как. Кажется он приболел. Пусть сил наберется, завтра отнесу его в лес. Дождь идет, да и голова болит.
— Еще бы она у тебя не болела, бутылку водки выпил. Коньяк видите ли ему надоел. И виски горький. Соскучился по национальному напитку. Пива тебе достать?
— Будь добра, а то помру с похмелья. Как еще вечером пить? Может на завтра перенесем встречу с друзьями?
— Здрасьте, приехали. А на работу завтра ты не собираешься? Кончился отпуск, пора денежки зарабатывать.
— Опять все сначала. Пашем полгода, потом все за месяц прокатаем, потом еще полгода пашем. Как этот муравей. С утра до ночи одно и то же.
— Этот муравей на курорты не ездит и по Луврам не ходит. Трюфели не пробывал и виски пятилетней выдержки не нюхал. Нашел, кому завидовать.
Слушал муравей трескотню двуногих и ничего не понимал. Зачем он им нужен? Выпустят они его к братьям? Сколько в плену сидеть? Так и уснул опять весь в слезах.
Проснулся от тряски. Тюрьму его стеклянную опять кто-то в руках вертел и глаза  через стекла казались огромными.
— Да, дожили. Хоть бы собаку завели или кота. Муравья в стакан посадил и салями кормит. Совсем тронулись эти новые русские.
Двуногая поставила стакан и начался на кухне бедлам. Все шипело и булькало, жужжало и гремело. Потом пошли ароматы не знакомые, беготня и ругань.
— Даша, они скоро приедут. Давай быстрее.
— Поздно вы мне позвонили, не успеваю я. Вы не ругайтесь. Пока гости коктейли пьют, я стол и накрою. Все готово. Сейчас укропчиком посыплю и тарелки расставлять буду.
  Опять грохот и беготня. Потом схватили муравья и потащили. Бьется он о стены холодные, скребет по стенам непробиваемым. Кричит, надрывается, только не слышит двуногая мольбу о пощаде.
— Вот, полюбуйтесь. Мой дорогой вчера в лес ходил, маслят ему захотелось. Устрицы ему надоели и трюфели видите ли не свежие. Наелся как дворник водочки с селедкой, грибов сопливых с луком и весь вечер с муравьем разговаривал.
— Детей он хочет. Ничего ты не понимаешь. Дом огромный отгрохали, денег куры не клюют, весь мир объездили. Смотри, поздно будет. Бросит тебя и женится на той же Дашке и родит она ему наследников.
— Насмешила. Бизнес на двоих оформлен. Делить нельзя, все рухнет. А о детях вообще не заикайся. Ты просто мне завидуешь. Посмотри на себя в зеркало. В салоне когда последний раз была? Круги синие под глазами, волосы не крашенные. А руки? Все от порошка сморщились. А живот, а грудь? С тобой на пляже рядом лежать стыдно. Сейчас вся Европа топлес загорает. Ты когда последний раз в море плавала? Ну, что молчишь?
— Знаю, просто не успеваю, а нянькам не могу своих деток доверить. Одну наняли, так она их подзатыльниками кормила. Муж везде камер наставил, записи просмотрели и ахнули. Еще и по шкафам лазила, вынюхивала, где что лежит. Еле отделались. Агентство божилось, рекомендации показывали. Больше не хочу рисковать. А на море муж обещал в следующем году свозить. Ипотеку погасим и поедем.
— Очнись, следующий год у тебя уже седьмой. Сын пятый класс заканчивает, а в Диснеленде не был. А двойняшки всегда сопливые и дерутся  весь день. У тебя дома тарарам. Собака блох с улицы тащит, а ты ее в общей ванне моешь. Попугай все двери обгадил, а ты его в клетку не садишь. Соседские мальчишки холодильник за день очистят, а вы потом картошкой давитесь. Дурдом.
— Ты, наверное, права, я плохая хозяйка. Но знаешь, вечером упадешь без чувств, глаза закроешь и думаешь, что сил моих больше нет. А утром дети прибегут, залезут между нами под одеяло, хохочут, пятками холодными прижмутся, начнут целоваться и свои сны рассказывать. Так хорошо становится, еще одного хочется.
— Ну, ты совсем тронулась.
Муравей покачивался в банке под эту болтовню, только задремал, как треснулся стакан об стол, но не разбился. Пришел еще один двуногий, потом еще, скоро в комнате стало не чем дышать. Двуногих было пятеро, шестая стол накрыла и уехала.
— Зачем ты Дашу отправила домой? Кто будет со стола убирать, посуду мыть?
— Нечего ей здесь делать. Будет бедрами между вами крутить. Пепельницы менять, виски подливать. Подслушивать. Сама все уберу. Посудомоечная машина зачем? Это Дашка дуреха ее боится, руками моет. Давай наливай, а я видео включу, будем фото смотреть.
И понеслось. Все говорили в раз. Стаканы звенят, вилки брякают, тарелки гремят. Потом черный квадрат на стене зажегся и замелькали картинки.
— Вот, это наш домик. Не большой, но зато трубы новые, сантехника современная. Мебель мы по каталогу заказали. Дизайнер пришел, все подобрал. Сервис на высшем уровне. Правда рабочие оказались молдаванами, но покрасили все отлично. И мебель занесли и расставили, и картины и шторы повесили. Девчонка одна хохлуша была, все перегладила, постели застелила, даже вареников нам налепила. Бассейн латинец чистил, а газон негр постриг. Вот видите, даже пальму посадили. Красота. Вот выйдем на пенсию и будем жизнью наслаждаться. До моря десять минут.
Опять замелькали кадры, выпили, закусили.
— А это мы в Париже. Французы чопорные, снобы. Даже негры официанты гордые, спину не согнут. Испанцы все-таки проще. У них праздник каждую неделю. Фонтаны работают, салют, лазерное шоу. Все улыбаются.
— А где кризис, о котором все каналы кричат?
— Кризис у эмигрантов, они своими забастовками и манифестациями скоро всех туристов распугают. Один раз в метро застряли, потом в машине сидели полчаса, пока они со своими транспарантами пройдут. Молодежь траву курит, пиво попивает, родители кормят. До сорока лет всех молодыми считают, у родителей такая пенсия, что сами не бедствуют и деток балуют. Их детки траншеи рыть не пойдут и с унитазом разбираться не будут. Зато нелегалы никакой работой не брезгуют.
— Это мы каштаны жаренные едим, картошка наша вкуснее. Вообще французы больше выпендриваются. Тарелка огромная, в середине кусочек не поймешь чего, вокруг соусом намалюют, листик петрушки воткнут и подают тебе это блюдо как подлинник Пикассо. Сиди, смотри и любуйся. Мой муж вечно голодный был. То ему борщ подавай, то пельмени. Нашли один русский ресторан, повар негр. Можете себе представить, борщ блендером взбил, как крем-брюле. Мы так хохотали, 200 евро отдали за 100 грамм немецкой водки и ушли домой голодные.
— Раньше у испанцев блюда огромные были, можно было троим одной паэльей наестся. Разбаловали их туристы. Но до французов им все равно далеко. А лучше всего в провинции, в маленьких городках. Даже во Франции. Чем беднее деревушка, тем лучше и дешевле еда. Хоть у французов, хоть у испанцев.
Так и прошел вечер, картинки мелькали, голоса гудели, посуда гремела. Дремал муравей в своем стакане, опьянел от запахов. Проснулся утром, вскочил по привычке, потянулся и стукнулся об стекло. Загрустил, лапки чистить не стал, усы не расправил, упал на весь мусор, какой ему за вечер накидали и опять уснул.
Так прошла неделя, муравей разжирел, спина лоснилась, ноги еле двигались, усы в кольца закрутились. Голова весь день болела от духоты и вони разлагавшихся продуктов. Каждый день бросали ему крошки, как будто откармливали на убой. Обленился он и отупел. Потерял всякую надежду на освобождение. Все стало безразличным. Таскали его в стакане по комнатам. То на камин поставят, сядет двуногий вонючую сигару закурит, виски плеснет в стакан и говорит с ним о наболевшем. То детей ему хочется, то денег еще мало заработал, то заграницей ему плохо, то здесь надоело. Ноет весь вечер, уснет в кресле, а с утра бегает как сумасшедший по комнатам, на перегонки со своей двуногой. Хорошо, хоть камин не разжигает, так бы давно муравей был жаренным. В обед другая двуногая бегает, пыль с камина вытирает, пылесосом гудит. Кастрюлями гремит. И так каждый день. Но улыбнулась все-таки удача. Уронила молодая двуногая стакан с камина, выкатился муравей на пол и сам не понял, от куда силы в ленивом зажиревшем теле взяли, побежал. Бежал на запах свежего воздуха. Бежал, не оглядывался. Вперед, домой! Впереди дверь распахнулась и увидел он двуногого, решил, пусть лучше раздавит, чем жить в этой тюрьме. Проскочил. Так крыльцо, дорожка, забор, дорога. Только на третий день добрался он до лесу. Исхудал, но не останавливался. В лесу нашел старую засохшую бабочку, погрыз и понял, что лето кончается. Кругом листья желтые. Березки голые стоят. Паутина одиноко без хозяина паука на ветру качается. Птиц не слышно, кроме ворон никто не разговаривает. Бежать, искать. Скоро зима. Еще неделю плутал. Чужих муравьев встретил, еле ноги унес. Вдруг почувствовал родной до боли запах. Домом, братьями запахло. Встал на задние лапы перед тропой родной, по сторонам огляделся. Закралось у него сомнение: Примут ли обратно бродягу, узнают ли братья, что скажут старейшины? Но первая снежинка вернула его к действительности. Обратно он не хотел, лучше на пороге родного дома замерзнуть. Подошел робко к муравейнику, охрана стойку боевую приняла.
— Свой я. Пустите домой. 
Обнюхивали долго. Повели под конвоем к старейшинам.
— Ну и что прикажешь с тобой делать? — спросили старейшины, выслушав долгий рассказ муравья.
— Что хотите, но жить без родных я не могу.
— Рабочие спят, охрана все двери замуровывает. Зима на дворе. Отправим его в ясли, пусть детям свои сказки рассказывает. Отоспался за лето, пусть их развлекает. Слаще спать будут.
Так и порешили. Заплакал муравей от счастья, не от тоски зеленой и скуки ежедневной. От счастья, что узнали, простили, приняли, работу дали. Пошел в ясли и рассказывал маленьким муравьишкам о далеких странах и двуногих бестолковых, про запахи и звуки чужие, про то, что нет ничего лучше, чем жить одной дружной семьей и трудится на общее благо. Детишки посапывали во сне, ножками дрыгали, усиками шевелили. Муравей их успокаивал, листиками прикрывал и бежали по его щекам слезы от умиления и счастья.