Чиста, Красная Шапочка

В семье преуспевающего алкоголика ребёнок всегда — безотцовщина!
Рано или поздно папаша теряется совсем, его место быстро занимают 
какие-то чужие дядьки, которых мамашка требует называть почему-то
папами. 
И вот, однажды, очередной папаша решил уложить пятилетнего Шурку 
спать и на просьбу, рассказать сказку, отрок услышал следующее:

                     *****************

— Фраерок, ты зенки то прикрой и варежку захлопни, а я тебе тут
сказочку бухтеть буду и не дай Бог, ты-паскуда, до утра пикнешь...
Поэл?
Ну, воощем, так!

Жила, типа, была одна брошенка с, нагулянной по лихому делу, 
дочкой. И была та сявка малость трёхнутая — зимой и летом в 
одной и той же вязаной, красной шапочке ходила, блаженная.
Как-то Мамашу переклинило после синьки и она давай с утра пироги
ваять — налепила в запале столько, что на две зоны с лихвой 
хватило бы.
Ну, не выкидывать же?
Вот она и говорит Дочке, мол, иди ка ты… типа, к Бабушке, на вот
отнеси, говорит, бекицер ей родимой, пирожков, пока эта карга 
кони не двинула.
Пусть напоследок раскумарится — пирожки то, чай, с маком!

Собрала в кошелку, чего самим не нужно, всучила дочке и выставила
за дверь.
Идёт Красная Шапочка лесом — улыбается… с самого своего рождения
всё время улыбается, а навстречу ей серый Волк.

— И куда ж это, говорит, мы такие развесёлые чешем?

А Девочка поставила корзину на травку, уперла ручонки в бока и отвечает:

— Ты, Волчара, чего? Совсем рамсы попутал?
Не видишь, чё ли, я, чиста, к Бабушке.
Моя мамашка с перепуга ей передачку сочинила, типа, с пирожками.
Так что, не засти мне пути-дороги, не то вся выпечка простынет. Ты 
лучше, псина душной, скажи мне как короче к старухе нашей проскочить.

— Да, во! Видишь эту длинную окружную дорогу, она тебя прямо к бабкиной
хазе и выведет. Ты тока булками шевели шустрей, а то скоро стемнеет, 
Ёжики повылазят, а они народец ушлый...

Сам же Волк двинул на цырлах к бабке короткой дорогой. Стучится к ней в 
дверь, мол, открывай, давай, пескоструйка старая, это я — внучка твоя 
ненормальная, на ночь, глядя припёрлась, с мамкиной шнягой...

А бабка тихо так говорит;

— Видишь — дверца, сбоку притолока, над ней косячок, за косячком
чудной табачок, на двери — ящичек, в нём газетёнка, из неё сваргань 
цигарку — подкури её, три раза дёрнешь — дверка и откроется!

Именно так Волк и сделал.
Хоть бабка и прикололась, но дверка и правда — открылась...

Вбежал Волк в дом, сожрал старуху, лёг на бабкины нары, лежит — старухой 
икает злыда, ждёт эту придурочную в шапке.

Тем временем к двери припёрлась Красная Шапочка, глядит волчий чинарик
дымится, подняла, дёрнула три раза — дверка и открылась.

— Опааа!!! Ну, нифига себе! Ба-буш-ка! 
Эвон тебя как раскосячило...

— Да я чего тут пъяная-сраная лежу что-ли? Ну выпила надысь маненько, 
вот и скрючило… Ты давай-ка раздевайся и лезь ко мне под бочок — дело
то к ночи...
Ну, в общем, фуё-моё, пятое-десятое, слово за слово — языками зацепились.

— А че у тебя, Ба, нюхальник такой прикольный, как у тюремных церберов?
— А это чтобы чуйку не терять и своих от чужих отличать запросто.

— А уши чего такие чудные?
— Какие такие? Уши как уши! Посмотрим, какие у тебя в старости будут.

— А лапищи то чего у тебя такие?
— Так это, чтоб тебя за булки потискать, моя дорогая.

— А почему у тебя такие большие зубы?
— А, чтобы любопытных хавать!

С теми словами Волк набросился на блаженку и давай её заглатывать.
Она в крик...

Мимо шла местная братва с лесоповала в ларёк, чтоб чаю, маргарину, сигарет 
там купить, и слышат — из бабкиного дома вопли. Зашли, да, уже к шапошному
разбору — от девчушки только шапка её дурная и осталась.

— Ты чего, собака, в натуре делаешь? Своих хаваешь, паскуда...
— А чего, братва? Я не при делах, она сама первая накинулась...

Обида взяла пацанов, что их за лохов тут держат. Подоставали они перья да, 
шаберы и сделали Волку щекотно под кесарево сечение. А из его пуза достали и
бабку, и Красную Шапочку, и так, по мелочам из ранее проглоченного...

С той поры Красная Шапочка больше никогда не улыбалась!
Тут и сказочке хана!
Поэл?