Таёжное знакомство

— Ооо, сынок, да ты совсем озяб. Давай-ка, ступай в избу, греть тебе 
буду. Самогону пока не дам, а вот баньку сорганизую в лучшем виде, 
вчера пол-дня топил. Сымай-ка с себе одёжу, эвон какая она у тебе 
хлипкая. На вот, полушубок и айда со мной... 

— Долго по лесу плутал? Со вчерашнего дня? Для непривычного много. 

— Вооот, садись, мил человек, скидай обновы свои, сей секунд править 
тебе зачну, а пока тут веничек грешным делом налажу. Веники то сам 
резал, виш плотнай какой. Я их вперемешку: дубок да, берёзка, дубок 
да, берёзка, веточка к веточке, девицам дарить можно. Когда веничек 
с любовью слажен, он не тока тело, он и душу греет да, хворь-нечисть 
разную из людей гонит. 

— Ты, я вижу, к баньке то не приучинай. Ну ничего, я тебе растолкую  
что к чему, ведь чем она хороша то — в ней, в баньке то, все равны, 
хош генерал какой, а хош простой человек: погонов и орденов не вядать, 
все как перед Господом Богом, в одном природном обличии и видно сразу 
кто есть кто, в ком крепкай дух, а в ком одна видимость. Тех, кто 
баню при жизни любит — черти в Ад не берут, говорят, они и там 
попариться норовят, а потому это дело богоугодное, а стало быть, 
нашему православному брату и правоверным других религиев, очень даже 
необходимое. 

— Идём в парную. На верхний полок сразу не лезь, посиди тут, дай душе 
раскрыться, чтоб до неё пар дошёл, прогревайся не шибко быстро. Парная 
суеты не терпит, дыши по-глубжей, тебе пропотеть надыть, пот из тела - 
хворь с души. 

— Прогрелся малость? Сейчас пригнись, я поддам… Во! Во, хорошо та как! 
Терпи, терпи! Сейчас пар садиться зачнёт. 
— Ну, что? Лучше? Теперь лезь на второй полок. Ложись. Вот она где 
прелестность то самая. 

— Переусердствовать тоже не надыть — чуть голова пошла кругом, бигим под 
воду... 
— Бери ведёрко с колодезной водой и лей на себя, и бегом опять в парную. 

— Лезь на верхи, сейчас по-настоящему поддам. Во! О как хорошо. 
— А сейчас веничком. Виш он какой ласковай, не дряблай, лист мягкай, 
но шуршит. А всё потому, что в прохладнай воде отходил. В кипятке то 
он дрябнет быстро и лист становится будто варёнай и хлещется, будто 
тряпица какая. 

— Во, дух какой от него пошёл ароматнай. Не боись, не пришпарю, тока 
жару на тебя нагоню. Иш как здорово. Им спервоначала хлестать не надо, 
тока чуть приложишь и хватит, тело то оно подготовки требует, тогда 
и толк от всего этого будет, а коль сразу пришпарисси, то акромя дури 
в голове ни какого результату не будет. И снова давай биги под воду. 

— О как пятнами зашёлся то, красота, пробрало, знать. 

— И давай-ка третий заход, Бог любит Троицу. А сейчас терпи, подкину 
наславу. Ох! Ох! Садится… Здорово то как... 
— Ну, милок, теперь крепись, щас из тебе все черти повылазиют. Кряхти 
давай, кряхти… Кто из под маво веника живой ушёл, тот до ста лет жить 
будет. А тебе сколь годов то? Знать, ещё три раза по стольку проживёшь. 
Ну, будет с тебя на первый раз, ни то весь интерес к бане отобью. 
— Становись под воду и пойдём в дом. 

— Настоечка вот — самогон с травками. Тут и чабрец, и девясил, и этот, 
как его, зверобой. Двенадцать трав в обчей сложности. А самогон мой 
городской водке не ровня, я его из картофеля да, с ржаной соломой и 
толчёным овсом настаиваю и два раза выгоняю. В нём такая природная 
сила, что с двух-трёх лафитников здоровых мужиков с ног валит. Пей, 
после баньки оно полезно, кровь в организьме разгоняет. Завтра будешь 
как новенькай. И закуси непременно: грибки, картошечка, огурчики, яички, 
вон — всё своё, без химии, чай в городе такого уж нет. 

— А спать на печку полезай, там тебе будет и тепло и душевно. 
— Зовут то тебе как? Александром значит. А я — Митрич. 
Ну, будем знакомы!