Добавить

Офицерский клуб

М-МАДЕРА ОФИЦЕРСКИЙ КЛУБ София Крепкого сложения темноволосый мужчина с густыми, как у Сталина усами – господин Барель, и его спутник – молодой, высокий, мощный парень, с коротким светлым ежиком волос, остановились возле ярко освещенного радужными рекламными огнями входа в ресторан. Мужчина с внешностью викинга профессиональным настороженным взглядом обежал глазами почти пустую вечернюю улицу, окна близлежащих домов, огромные яркие витрины магазинов, что-то коротко сказал, и они оба шагнули в праздничный шум ресторана. Играла музыка. С левой стороны небольшого зала на сцене-пятачке отбивали чечетку две симпатичные девушки. Финальный аккорд, девчонки синхронно сорвали высокие шляпы-цилиндры. Золотистые волосы разметались по плечам. Гром аплодисментов. Помахивая шляпками и жизнерадостно улыбаясь, они торжественно прошествовали за кулисы. – Хороши, – проговорил господин Барель, или попросту – Барон. Кличка «Барон» льстила самолюбию темноволосого господина, и он весьма благосклонно относился к тем, кто за глаза называл его этим именем. Он сел за столик возле стены, кивнул головой в сторону соседнего стула, и Шур, его светловолосый охранник, устроился рядом. – Та, что с прямыми волосами – настоящая блондинка, – проговорил светловолосый, усаживаясь за стол так, чтобы держать в поле зрения вход и большую часть зала, – Ее зовут Злата. – Красивое имя, – Барон задумчиво крутил солонку, не глядя на своего охранника, – А вторая? – Вторую зовут Юлиана, по-нашему Юля. Она брюнетка, крашеная, – он неожиданно замолчал. Господин Барель поднял голову – к их столу, раздвинув губы в широчайшей улыбке, спешил официант. Вот уже несколько дней подряд они ужинали в этом небольшом софийском ресторанчике. Болгарская кухня здесь была отменной, мужчины не скупились на щедрые чаевые, поэтому и обслуживали их здесь всегда по высшему разряду. – Добрый вечер, – улыбка официанта стала еще шире, еще призывней, – Что будем заказывать? Они традиционно заказали мясо-гриль с острыми приправами, ассорти из разнообразных салатов, коньяк и большую коробку шоколадных конфет – после представления Шур, как обычно, должен был отнести ее за кулисы в подарок танцовщицам. – Как танцуют! – проговорил Барон, когда официант удалился в сторону кухни. Шур пожал плечами. Нормально танцуют. Бывает и лучше; и даже намного лучше. Но хозяину виднее. – Ты прав, – по-своему оценив реакцию «викинга» на девчонок, проговорил Барон, – Нищета еще никого не украшала. Приоденем их, и цены девочкам не будет! – По-моему, и так хороши, – проворчал Шур. Начальство, конечно, не обсуждают, но внезапный интерес Барона к двум девчонкам, которых и увидели-то они несколько дней назад, случайно завернув, спасаясь от дождя, в это не самое дорогое заведение столицы, слегка напрягал Шýра. И потом, как их, интересно, уговаривать на переезд в Россию? Бизнес у Барона, вкупе с казино, не здесь, а точно посередине нашей бескрайней и необъятной российской земли – в суровом уральском крае. Официант принес блюдо с огромными кусками горячего, ароматного мяса; плеснул первые порции коньяка в пузатые рюмки, и замер, вытянувшись, словно цапля, возле их стола. Барон махнул рукой, отсылая ретивого к его неотложным официантским делам. Они молча ели, отдавая должное сытному и отлично приготовленному блюду. Шур, за те несколько дней, которые они провели в Софии сверх того времени, что планировалось сначала, узнал о девчонках почти все, что интересовало Барона – семья, здоровье, их интересы. Родом они обе были из СССР. Злата – из Белоруссии, Юлиана выросла на Урале, собственно в том самом городе, откуда приехали Барон и его телохранитель. Шур где-то в глубине души подозревал, что вся история жизни девчонок уже давно известна Барону, и его нынешние расспросы нужны лишь для того, чтобы лишний раз в уме прокрутить какие-то одному ему известные комбинации. Господин Барель был почти на все сто уверен, что солидная по сравнению с нынешними заработками сумма контракта, которую он собирался предложить девушкам, склонит чашу весов в его сторону. Шур недоверчиво усмехался, ворчал, и на правах любимого и приближенного, позволял себе открыто сомневаться в успехе задуманного. Барон достал сигареты и кивнул Шýру: – Говори, что хотел. – Они обе живут с бабками. Обе – единственные чада и опора для престарелых старушек. Не отпустят их в нашу страну. Не отпустят, – Шур подумал, достал собственные сигареты, впрочем, такие же, как у хозяина, и закурил. Девчонки, действительно, жили с бабушками. Отец Златы, эмигрировав в Болгарию из тогда еще союзной республики Белоруссии, вскоре оставил дочь на попечение бабушки, и вместе с новоприобретенной в Болгарии женой затерялся в необъятных просторах Америки: посетив эту страну с познавательными целями, супруги не вернулись оттуда. Юлькины родители, в самый начальный период распада СССР – как только начался голод и безработица – переехали в тогда еще благополучную Болгарию – на родину ее отца, через несколько лет развелись и разъехались в разные стороны. Мать вышла замуж и жила сейчас во Франции, отец обзавелся новой семьей и, несмотря на то, что жил в том же городе, что и дочь от первого брака, почти не интересовался ее судьбой. …Живая музыка сменила магнитофон, и после небольшого перерыва – на отдых и переодевание, девушки снова танцевали на сцене: в плотном трико и купальниках они исполняли танец, более похожий на акробатический номер. – Похоже, они еще и гимнастки? – Занимались в детстве, потом бросили за неимением денег, – Шур помолчал, потом нехотя добавил, – Официант говорил, что они умеют жонглировать. Так, по-любительски, конечно. Барон покивал. Пластичные, яркие, он уже видел, как они танцуют в его ресторане. – Будешь разговаривать с ними, предлагай любые реальные деньги, – сказал он. Помолчал, потом добавил: – При необходимости, оплатим поездку туда-обратно кого-нибудь из их опекунш… Если, конечно, будет эта необходимость, – уточнил он. Барон был уверен, что все затраты на этих девушек в дальнейшем окупятся с лихвой. София. Несколько лет назад Злата с Юлькой были подругами не-разлей-вода. Во всяком случае, одна из них была абсолютно уверена в этом. Злата с детства по праву считалась самой красивой девочкой – во дворе, в детском саду, а потом – уже в Болгарии, и в школе. На фоне смуглых, черненьких софийских девочек, она выглядела сказочной принцессой. Светлые волосы и большие синие глаза, прозрачная матовая кожа, с трудом поддающаяся загару, хрупкое телосложение. Она как должное воспринимала подобострастную дружбу сверстниц, восхищение и тайное обожание мальчиков. Внешность скандинавской принцессы досталась ей от отца-белоруса. Он был строителем, и в поисках заработков нелегально уехал в Болгарию. Понимая всю шаткость своего положения, он развелся с белорусской женой, женился на болгарке и, получив болгарское подданство, перевез мать и дочь от первого брака в Софию. Со временем он нашел хорошо оплачиваемую работу, приобрел квартиру в центральном районе столицы, оброс нужными друзьями и с их помощью устроил любимую дочь в престижную школу с модным в то время спортивным уклоном. Беззаботное детство Златы кончилось, когда родители уехали в турне по Америке и не вернулись оттуда. Что с ними случилось, никто не мог сказать. Лили, бабушка Златы, просто не находила себе места, ездила по разным официальным и неофициальным инстанциям, пока однажды вечером не достала из почтового ящика коротенькую телеграмму: «Обустроимся, заберем к себе. Целуй Злату». Подписи не было, обратного адреса – тоже. Лили вздохнула и они стали ждать. Однако, с тех пор о родителях не было ни слуху ни духу. Деньги и дорогие вещи постепенно покидали их дом. Впереди маячила нищета с большой буквы. В школе Злата заявила, что родители уехали в длительную командировку в Америку, чем резко увеличила число ее тайных и явных воздыхателей и соперниц. Тогда же Лили посоветовала ей завести дружбу с Юлькой. Злата ни за что не стала бы дружить с бедной девочкой, но как-то вечером, придя с работы, Лили, многозначительно глядя на Злату, сказала: – Она нам еще пригодится. Лили, как всегда, оказалась права. Через пол года семья ее подруги стала не просто богатой, а очень богатой. Правда, на Юльке эти перемены никак не отразились – как ходила на гимнастику в порванных тапочках, так и не стала приобретать новые, импортные, хотя у всех девчонок из более-менее зажиточных семей они наличествовали в обязательном порядке. – А, ерунда, и эти вполне нормальные, еще послужат, – сказала она и забыла про них. В школу Юлька так и бегала с видавшей виды спортивной сумкой, разве что темное платье сменила на модные джинсы и простенький джемпер. Да никто из ребят этого и не заметил – в таких шмотках сейчас уже ходило большинство. Зато родители подарили Юльке компьютер – мощный, с кучей игрушек-стрелялок и Интернетом. И теперь почти каждый день после уроков они со Златой отправлялись к Юльке домой. Зденка Михалова, Юлькина бабушка, кормила их сытным обедом, уговаривая Злату остаться на ужин. И милая белокурая девочка, лучшая подруга их дочери, по-детски кокетливо улыбаясь, соглашалась, не испытывая при этом ничего, кроме зависти к этим людям и горечи к судьбе, так несправедливо обошедшейся с ней. Правда, ее зависть немного утихла, когда родители у Юльки развелись, и Юля со Зденкой Михаловой, вынужденные существовать только на скудную пенсию, тоже оказалась почти на грани нищеты. Занятия гимнастикой обеим девочкам пришлось оставить – у той и другой нечем было платить за учебу в спортивном классе. Правда, всем окружающим они объяснили, что заниматься спортом им сейчас уже некогда – пора готовиться к поступлению в университет – оставалось всего два года до окончания школы. Но самим от этого легче не стало и денег особенно не прибавило. А летом через каких-то знакомых Зденка Михалова нашла Юльке работу – танцевать возле небольшого ресторанчика. Злата вызвалась выступать вместе с ней. И они вот уже второй сезон каждый вечер давали по два представления за вечер – сначала на открытой площадке перед рестораном, потом – поздним вечером – внутри него. Жизнь постепенно налаживалась. Заработки, конечно, были крошечными, но дотянуть до следующего сезона – денег хватало. Номера к выступлениям готовили все вместе. Злата с Юлькой ставили и разучивали танцы, бабушки шили им костюмы из платьев, которые остались от Юлькиной мамы. Успех был налицо. Во-первых, уже на следующий год им увеличили заработок почти в два раза – ресторан, благодаря их выступлениям становился модным среди туристов. Во-вторых, у девочек начали появляться поклонники. Злата теперь часто после выступлений соглашалась поужинать с кем-нибудь из них, чтобы потом с шиком возвратиться домой на дорогой машине. Однако дальше «пионерских», как говорила ее бабушка, отношений с ухажерами она не заходила. Настаивали – легко расставалась, чтобы тут же найти кого-то другого. Замуж ей не хотелось – не тот уровень доходов у имеющихся в наличии ухажеров, а заводить случайные знакомства с богатыми мужчинами ей не позволяла гордость – не хотелось по наивности оказаться для них очередной игрушкой «на два дня». Юлька к ухажерам и вовсе была равнодушна. Могла принять букет цветов после выступления – но не более. Даже до дома себя провожать не позволяла. После окончания представлений ее неизменно встречала бабушка, и они пешком шли по ночному городу домой, благо в Софии по ночам ходить было неопасно – патриархальная Европа, все-таки, с кучей туристов. Однажды к началу выступлений Юлька пришла с выкрашенными в золотистый цвет волосами. Наложенный на лицо грим, легкий летний загар Златы и одинаковые костюмы сделали их очень похожими. Это был удар для Златы, покушением на ее индивидуальность. В тот раз они впервые по-настоящему поссорились. Злата кричала, потом долго злилась на Юльку, целую неделю не разговаривала с ней, потом снова ругалась, но Юля только отмахивалась: – По-моему, мы классно смотримся. Голова у нее была забита только эффектом от выступлений. Слава интересовала только с одной стороны – финансовой. Вниманием мужчин она до сих пор пренебрегала. И Злата, перебесившись, отступила, справедливо решив, что Юля ей – не соперница. Счастье в лице Барона привалило им в конце сентября. В ресторане, где они танцевали, часов в десять вечера стали каждый вечер появляться красивый солидный мужчина: черные с проседью волнистые волосы, тяжелый взгляд, дорогой костюм, в галстуке – сверкающая радужными переливами булавка, выправка выдает бывшего военного; и его телохранитель – высокий, светловолосый, атлетического сложения викинг. Они просиживали в кафе все вечера подряд, и, после завершения концертной программы, неизменно посылали девушкам огромную коробку шоколадных конфет. Официанты посмеивались над подругами, Юлька морщилась – конфеты она не ела с детства, а Злата, пожав плечиками, утаскивала конфеты домой – Лили будет устраивать воскресный «прием» для подруг – съедят. В конце-концов все прояснилось. Однажды перед закрытием ресторана, атлет с внешностью викинга зашел в их комнатушку, где девочки отдыхали между выступлениями: «Меня зовут Шур», – сказал он. «Мой спутник – господин Барель – хозяин крупного ресторана-казино на Урале, и он предлагает вам работу у него. И без особых переходов Шур положил перед девушками контракты. Юлька, считая это нелепым розыгрышем, усмехнулась: – Оплата? – Тысяча в месяц … евро. У девушек удивленно поползли брови вверх, а Шур, присев на край хилого стула, добавил: – Каждой… На испытательный срок. Плюс – обед и ужин в ресторане. Потом – возможна премия в размере зарплаты. Они взяли контракт – написан на болгарском, пробежали глазами. – Екатеринбург? Я знаю этот город, – удивленно протянула Юлька, – я там выросла. Злата благоразумно помалкивала, исподтишка разглядывая Шýра. Он не мешал и даже как бы не замечал быстрых взглядов в его сторону. Чутье подсказывало ему – чем больше приятных моментов будет в их общении, тем проще будет уговорить девочек на переезд в Россию. Но так как молчание затягивалось, Шур достал из внутреннего кармана пиджака небольшой путеводитель, нашел карту Урала, и ткнул пальцем в центр темной размытой коричневатой полосы гор, с четко бегущим с севера на юг невысоким хребтом. – Это здесь. Наш город – крупнейший областной центр Урала, с международным аэропортом, кучей театров, институтов, заводов и ресторанов. Не понравится у нас – через год перейдете в другое место… если захочется. Нет – уедете домой. – А жилье? – поинтересовалась Юлька. – Можем организовать комнату в общежитии. Потом сами снимете себе квартиру, цены на жилье в городе в сравнении с вашими будущими заработками вполне приемлемые. Юлька, конечно, слышала, что в России зарабатывают неплохо. И еще она понимала, что им привалила удача – таких денег в Болгарии им не видать – хоть на изнанку вывернись. Однако вставал вопрос с учебой в институте. Она молчала, да и Злата тоже пока помалкивала. Шур по-своему расценил их нерешительность и, имея определенные инструкции, предложил: – Хорошо, тысяча двести евро в месяц каждой, и все формальности с переездом берем на себя. Юлька посмотрела на подругу. – Мы должны подумать, – неожиданно осипшим голосом сказала Злата. Юлька кивнула головой, соглашаясь. Заработки, конечно, впечатляли, но где гарантия, что они попадут на сцену ресторана, а не в бордель? Шур вольготно откинулся на спинку стула, старенький стул под ним жалобно пискнул, попытался развалиться, но красавец-атлет даже бровью не повел: вытянул ноги, заняв почти все свободное пространство крохотной гримерной. Спокойно ждал. Юлька твердым голосом повторила: – Мы подумаем и завтра скажем. Ехать в неизвестность не хотелось. Она неприязненно посмотрела на развалившегося верзилу. Шур лениво поднялся. – Господин Барель может оплатить проезд кого-то из ваших родственников, но в долг – потом все это, конечно, вычтется из вашей зарплаты, – спокойно добавил он и вышел из комнатушки. А вот это уже было намного лучше. И ехать будет не так страшно. Девушки радостно переглянулись… На следующий день Шур после представления пригласил их к столу. Это было против правил, но хозяйка кивнула им – и они, приняв душ и обновив косметику, присели за стол. Впервые они увидели своего будущего работодателя вблизи. Спокойный, вальяжный, он очень много курил и медленно говорил. Сказал, что у него на Урале имеется сеть ресторанов. Что он готов платить им за ту же концертную программу тысячу двести евро в месяц, и что это – не предел, если они согласятся заключить с ним контракт как минимум на год. – Оплату проезда и визы мы берем на себя, – добавил он, кивнув в сторону Шýра. Девушки повернулись в сторону его телохранителя, и тот вежливо улыбнулся им. – Приехать можете в любое время. Позвоните по телефону, – он положил на стол визитку, – вышлю в Болгарию моего помощника, он поможет с переездом в Россию … или приезжайте сами – как хотите. Посмотрел на девушек и добавил: – Это не криминал. У меня красивый ресторан, а вы будете очень хорошо смотреться в его музыкальной программе… Шли дни. Господа из России уехали, а девочки ни к чему определенному так и не пришли. Юлька колебалась, но Злата твердила: близится «мертвый сезон», и что они будут делать зимой? В конце концов, они могут в любое время смыться из России, если что-нибудь окажется не так. Юлька тянула время и не соглашалась. Не то чтобы она боялась переезда, просто все еще надеялась, что подвернется какая-нибудь работа в Софии. Работа не подвернулась. Правда Юля почти шутя поступила в университет на юридический, и с утра уходила на учебу, а вечером – традиционно – выходила на работу. Но уже в октябре стало понятно, что при существующем росте цен денег им со Зденкой Михаловой зимой может не хватить даже на продукты. В октябре поток туристов иссяк, хозяйка ресторанчика рассталась с ними до следующего сезона. Юлька протянула с ответом до конца месяца и, наконец, скрепя сердце, согласилась. Предстоял разговор с бабушками. Лили без разговоров согласилась на переезд Златы в Россию: – Даже если Юлия не решится – поезжай одна, – категорически заявила она. – Это шанс. Если что – поеду с тобой – обустрою, прослежу. Все будет хорошо. А Юлькина бабушка так и не дала свое «добро» на поездку, не только переживая из-за долгой разлуки, но и попросту не веря, что в России лучше: – Хорошо только там, где нас нет, – вздыхала она, правда при этом и не становилась в позу, чтобы, не дай бог, не помешать возможному счастью внучки. Решающим аргументом в пользу того, что ехать в Россию не опасно, стало то, что девушки не очень плохо помнили русский – разговорный. Поэтому они все-таки позвонили господину Барель и к концу года – в декабре уже были на Урале… …Ресторан, где в новогоднюю ночь начали свои выступления Юлька со Златой, назывался «Офицерский Клуб». Заведение и вправду оказалось по-королевски шикарным: фонтаны в огромных залах, дорогие картины на стенах, зеркала, вычурный паркет на полу и … импозантные мужчины в сопровождении дам в умопомрачительных вечерних туалетах и со сверкающими драгоценными безделушками на всех открытых частях тела. Работа в «Клубе» оказалась более простой и неутомительной, по сравнению с их насыщенными выступлениями в Болгарии: в общей сложности за вечер каждая появлялась на сцене раз семь-восемь в зависимости от программы. И зарплата – более чем отличная. Девочки расцвели, баловали себя красивыми тряпками и хорошей косметикой. Злата откладывала деньги на шубку, Юлька большую часть заработанных денег отправляла в Болгарию – бабушке. Время летело быстро. Своего работодателя они почти не видели, казалось, господин Баррель забыл о них. Но однажды случилось невиданное событие: как-то днем, после прогона новой летней программы, Барон вызвал Юльку в свой кабинет. В простеньких джинсах, с мокрыми после душа волосами, она зашла в большую светлую комнату. Дорогая мебель, картины на стенах поразили ее. Барон поднялся с кресла ей навстречу, и сердце у Юльки слегка екнуло. «Выгоняет?», – быстро подумала она. Но дальше додумать не успела. Без всяких лирических отступлений, Барон торжественно вручил Юльке огромный букет роз и сделал ей предложение – стать его женой. Юлька опешила. Она быстро проблеяла что-то нечленораздельное, типа «я подумаю», выскочила из кабинета, со страху забыв про цветы. А вечером, после концерта, сидя в небольшой кухне на съемной квартире, все-таки дала Злате себя уговорить – «сытая жизнь богатой леди, бриллианты, тряпки, меха – что тебе еще нужно?» – сердилась подруга, – «твое сердце свободно, полюбишь его – он такой импозантный мужчина, родишь ребенка, когда захочешь – будешь ездить в Болгарию» и Юлька в конце концов, решила дать согласие. А через неделю она стала госпожой Юлией Барель. После свадьбы, как и предполагала Злата, и вправду последовала шикарная жизнь: дорогие бутики, лимузин с личным шофером, толпа постоянно сопровождающих ее репортеров, разнообразные празднества с участием местного бомонда, где они неизменно присутствовали с мужем, и …одиночество. Знакомые из высшего общества немного сторонились ее, считая безродной выскочкой, друзья-артисты в круг ее знакомств теперь не должны были входить, а Злату, по настоянию Барона, перевели танцевать в другой ресторан: теперь подруги могли только перезваниваться, да и то редко – по ночам Злата работала, а днем отсыпалась. Однако в ее замужестве оказался один весьма положительный момент, который перетягивал все отрицательные. Ночами к Юльке приходил Барон – страстный, нежный, дерзкий, ласковый. За эти безумные ночи любви Юлька боготворила своего мужа и могла бы его по-настоящему сильно полюбить, но не успела: узнав, что она ждет ребенка, Барон внезапно охладел к своей жене. – Тебе нужно беречь нашего наследника, – неопределенно отмахивался он в ответ на все ее робкие просьбы возобновить их отношения. Юлька нехотя соглашалась, полагая, что рождение ребенка сблизит их, любовь возродится, но вышло опять не так, как она предполагала… Спустя полтора года. Особняк Барона …В этот загородный особняк Барона – за сто километров от Екатеринбурга, Юлька вместе с сыном приехала по настоянию мужа. Близилось лето, Павлику, их сыну, исполнилось девять месяцев и, несмотря на то, что в городе семейство Барель жило в уютном просторном двухэтажном особняке в центре города, муж категорически настоял на отъезде Юльки с сыном за город. – Нужно, чтобы Пашка рос на свежем воздухе хотя бы летом. Да и тебе необходимо восстановить силы, – заявил ее муж, – Так что поживите месяца три в деревне. И Юлька не нашла, что ему возразить. Вот только слишком дальний путь ее не порадовал. Правда, вместе с ними приехал целый штат обслуживающего персонала, няня и пожилая докторша, а также почетный эскорт с дюжиной охранников. – Неужели нет ничего поближе к городу, пусть и не в таком шикарном месте, пусть что-нибудь попроще, я ведь зачахну там от тоски, – сердилась она на мужа. – Я буду тебя навещать, – пообещал он. – Ну и, кроме всего прочего, там есть телефон, или звони мне по сотовому в любое время суток. Конечно, Юлька ему не звонила каждую минуту – знала, какой он занятой человек. Он сам ежедневно звонил им после обеда, справлялся о здоровье Павлика, немного рассказывал о новостях в городе, а Юлька говорила, что у них тоже все хорошо, и что она скучает по городу и городской жизни. Потом муж интересовался, чем они занимаются, как их кормят. И Юлька говорила, что все нормально, продукты привозят из города каждый день свежие, и повар готовит великолепно. – От такой жизни можно и растолстеть, – ворчала она, но муж уверял, что это ненадолго, пусть она больше гуляет, купается и набирается сил после родов. – Я постараюсь уговорить Злату погостить у нас за городом, – обнадеживал он ее. Юлька вздыхала и соглашалась еще немного пожить в этой глухомани. Злата, ее подруга детства и напарница по многочисленным авантюрам, так и не приехала. Ее сотовый телефон все это время почему-то был отключен, а по-другому связаться с ней у Юльки не было никакой возможности. Она недоумевала – что могло случиться со Златой? Но пока не волновалась. Тревога первых дней, когда она увидела, что находится слишком далеко от цивильной жизни, вернулась к ней через три месяца монотонной жизни в особняке, куда внезапно приехал Шур, начальник охраны и правая рука господина Барель. Телохранитель всегда занимал особое положение при Бароне и решал дела повышенной важности. Что такого существенного могло случиться в их мирной обители – никому не было известно, но неуютно стало всем, включая и весь персонал дома. Нет, обычная жизнь в особняке не изменилась – все текло по накатанной колее. Просто в воздухе повисло какое-то напряжение, ожидание непредвиденных, причем неприятных, событий. А через неделю после приезда Шура, Юлька, безмятежно заснув в своих апартаментах на втором этаже, где в соседней комнате спал Павлик, наутро проснулась в маленькой, очень тесной комнатушке с железными решетками на окнах. Сначала она подумала, что это просто чья-то шутка. Подбежала к двери, начала дергать за ручку – закрыто. Она заколотила в дверь. Явился Шур – высоченный, мощный, наглый. – Что за дурацкие шутки? Ты что, мухоморов наелся? – сердито закричала она на него. Шур навалился на дверной косяк, закрыв всем телом выход. Он с интересом смотрел на нее сверху вниз, потом улыбнулся и заявил: – Ну и что же мы так громко кричим? От такой наглости Юлька лишилась дара речи. Шур слегка вдвинулся внутрь комнаты, потеснив Юльку, и продолжал: – Все изменилось. Теперь ты живешь здесь. И в твоих интересах не сердить меня. Он медленно оглядел ее с головы до ног – на Юльке была только коротенькая спальная рубашка на тонких, почти невидимых, бретельках, усмехнулся и добавил: – Только без глупостей… Ты же знаешь, я никогда ничего не делаю по собственной инициативе. Это был откровенный намек, что все сделанное здесь «сделано по моему приказанию и для блага государства» – как когда-то написал великий кардинал в записке для Миледи. И Юлька поняла, что качать права бесполезно, ее заточение было приказом самого Барона, господина Барель, ее собственного мужа. – Убирайся, – бросила она в сторону охранника. Тот усмехнулся и, закрывая дверь, обронил: – Завтрак через час, обед – как всегда в два, ужин – в шесть. – Подожди, — спохватилась она. – Что с моим сыном? Он обернулся. Спокойно ответил: – За него не волнуйся. С ним, – он намеренно выделил это слово, – Все будет в порядке. Захлопнул дверь и два раза повернул ключ в замке. – Пес, придурок, – со злостью прошипела Юлька и бросилась ничком на кровать. Она долго валялась без мыслей в голове и только после завтрака, принесенного Шуром, поняла, что это не шутка, все всерьез и спасения в ближайшее время не предвидится… Шур прав, и в городе, и здесь, в особняке, все всегда делалось только по указаниям ее мужа или, в крайнем случае, с его согласия. Юльке муж ничего и никогда не объяснял, все его просьбы необходимо было воспринимать как приказ, который не обсуждают. Это было правило, установленное для всех без исключения самим Бароном. Месяц заточения в крошечной, хотя и благоустроенной комнате, прошел для Юльки нудно и тоскливо. Правда, было и маленькое достижение – она научилась совершать короткие незаметные вылазки из своей комнаты. Решетки на окнах стали для нее первым подарком судьбы. То ли ее стражники не рассчитывали на пребывание в этой комнате хрупкой узницы, то ли понадеялись на высоту третьего этажа – почти десять метров; но зазор между толстыми железными прутьями оказался таким, что Юлька смогла просунуть между ними голову, ну а уж самой протиснуться сквозь них потом не составляло никакого труда. Сначала она не знала, как ей использовать эту находку. Но, наблюдая за задним двором, она поняла, что у нее есть примерно два часа абсолютно безопасного для передвижений времени. После ужина Шур приходил за посудой, неуклюже намекал на совместное вечернее время провождение – «ну хоть в карты, может, сыграем», и традиционно бывал выгнан Юлькой. После чего сердито удалялся восвояси, не забывая повернуть ключ во входной двери на два оборота. С момента его ухода и до того, когда на территорию особняка выпускали собак, проходило часа два. В этот период казалось, особняк вымирал. Впрочем, в бытность своего свободного передвижения по этому дому Юлька замечала слегка покрасневшие носы охранников, неубранные в стол карты, работающие телевизоры, а чаще видео – вечернее время использовалось обитателями для полноценного отдыха. И вот в этот небольшой период времени Юлька успевала совершить вылазку: через решетку – осторожный подъем по железному пруту вверх, пока руки не цеплялись за сильно отогнутый край железной крыши, образующий желоб для стока дождевой воды. Потом, в свободном висе на руках – медленное передвижение до соседней оконной ниши и – аккуратный прыжок на небольшой балкон. Только очень аккуратный – третий этаж – десять метров над землей – не шутка. Форточка, открытая столовым ножом, припрятанным здесь же, на балконе, еще раз подтянуться на руках и, проскользнув через узкое отверстие, она попадала в служебную комнату уборщицы. А оттуда, крадучись – до комнаты Павлика, поцеловать его, мирно спящего в кроватке, и тем же путем – назад в темницу. Очередной день Сегодняшний день был необычным, каким-то неправильным, не таким как всегда. Шур, с самого утра был каким-то пришибленным, прятал глаза, и почти не отвечал на повседневные Юлькины колкости. Днем в особняке поднялась суета: долго плакал Павлик, в коридоре на третьем этаже, где находилась Юлькина комната, суетливо бегала охрана и обслуживающий персонал. Но потом – часа в четыре, Юля услышала, как от особняка отъехало несколько машин. После чего дом затих: ни рычания собак, ни криков охранников – никаких звуков не доносилось до нее, как она ни прислушивалась к тишине открытого окна. Особняк, по-видимому, остался пустым, и ей было тревожно и неуютно под его крышей. Близился вечер. Юлька стояла возле окна, навалившись на подоконник и уткнувшись лбом в стекло. Правая фрамуга окна все еще была полностью открыта, и с улицы до Юльки долетали прохладные капли осеннего дождя. Бархатные тяжелые шторы за спиной защищали Юльку от промозглого ветра из окна, монотонный стук дождевых капель по карнизу убаюкивал, и приближающаяся ночь показалась бы спокойной и нежной каждому, кто не был Юлькой. Сквозь морось дождя внизу под окнами можно было увидеть крышу веранды, кольцом опоясывающей особняк, за ней – неширокий длинный зеленый газон, и идущую вдоль газона асфальтированную дорожку. За дорожкой начинался лабиринт из плотных зарослей ярко цветущих кустарников, низко подстриженных и ухоженных – своеобразный парк, который протянулся на сотню метров и упирался в забор, за которым начинался лес. Парадный вход с невысоким каменным крыльцом – на две ступеньки находился по другую строну дома. Широкое пространство перед входом было выложено цветной плиткой. В ясные летние дни сюда выносили шезлонги, зонтики, столики с прохладительными напитками и легкими закусками. Там, все дни напролет, еще совсем недавно Юлька гуляла со своим годовалым малышом; загорала, развалившись на мягких шезлонгах; читала романы, в большом количестве присутствующие в богатой библиотеке особняка, лениво потягивала охлажденный Савиньон, услужливо принесенный одним их охранников. Павлик играл возле нее, иногда смешно лопотал и убегал к клумбам – туда, где широкая плиточная площадка переходила в асфальтовую дорожку, бегущую между низко подстриженными кустарниками с огромными пестрыми клумбами позади них. Когда-то ухоженные клумбы, к концу лета они оказались нещадно истреблены малышом, который с удовольствием обдирал их, принося маме цветы в крепко зажатых перепачканных ладошках. Там, где кончался кустарник, асфальтовая дорожка растворялась в широкой полосе золотого песка пляжа. Это был искусственный пляж. Впрочем, как почти все в этом богатом загородном поместье. И озеро было искусственным. Большое, теплое и немного мутное, оно было вырыто на старых торфяниках и даже в прохладные летние дни, когда Юлька еще имела возможность искупаться, вода в нем была всегда теплой. В правой стороне пляжа над водой нависали деревянные мостки, с которых она любила нырять в воду. Еще правее находился небольшой причал, возле которого покачивались на волнах лодки, небольшая яхта и пара моторок. Но все это было с парадной стороны особняка. В окна Юлиной комнаты можно было разглядеть только коротко подстриженный кустарник, забор и темный лес за ним. Если ее оставили одну – это пол беды. Выбраться отсюда она сумеет. А если нет? Что еще мог придумать ее муж? В чем ее вина перед ним? Зря она, наверное, не выведала это у Шура. Впрочем, он бы и не рассказал, безмозглый терминатор-автомат. Может, не стоило приезжать в Россию? Жила бы себе спокойно в Болгарии у бабушки под крылышком и забот не знала. Нет, захотелось подзаработать денег, и не где-нибудь, а в России. Деньги она, конечно, получила, и немаленькие – ее муж был одним из богатейших людей на Урале, но зачем богатства узнице? Темнело. А Юля все еще стояла у окна и задумчиво смотрела сквозь стекло на мокрую асфальтовую дорожку, на слабо блестевшие лужи. Наконец, что-то решив, медленно провела рукой по стеклу, подняла руки вверх, завернула густые длинные волосы в толстый валик, закрепила его широкой заколкой. Подозрительное затишье особняка настораживало, пугало. Юлька, словно дикий зверь в западне, нутром чувствовала опасность, и ей нужно было понять – какую. Она взглянула на часы – пять вечера. А из-за дождя и пасмурной погоды казалось, что уже вечер. Прошла через всю комнату к входу, захватив по дороге табурет. Дверь, как всегда, была заперта на хитроумный замок, который открывался только таким же хитроумным ключом, и Юлька, стараясь обезопасить себя от непрошенного пока посетителя, сунула ножку табурета внутрь ручки, блокируя дверь со стороны комнаты. Затем быстро подошла к стенному шкафу и, не зажигая света – пока хватало уличного, надела плотно облегающие джинсы и тонкий джемпер. Открыла вторую фрамугу, привязала ее за ручку к батарее в углу комнаты – чтобы не захлопнулась порывом ветра, пока она путешествует. Босиком залезла на подоконник, осторожно протиснулась сквозь прутья решетки. Вылезая из окна, сильно обхватила ногами толстый железный прут, и медленными движениями, ловко подтягиваясь на руках, подобралась к крыше. Тело ее, несмотря на то, что она года два толком и не тренировалась, до сих пор сохранило гибкость и ловкость бывшей гимнастки. Каждый раз, совершая эти вылазки, Юлька опасалась только одного: что охрана раньше положенного часа может спустить во двор собак. Днем они сидели на привязи, но по ночам сторожевых псов отпускали, и они, тяжело дыша, наматывали круги вокруг дома, охраняя его обитателей от непрошеных гостей. Правда, раньше девяти они еще никогда не появлялись, дай бог, и сегодня будет как прежде. Юлька дотянулась руками до металлической крыши. Над фасадом дома она имела сильно загнутый край, направляющий дождевую воду в сточные трубы. И это было вторым подарком судьбы. Юлька зацепилась за этот край и, зависнув над поблескивающей от дождя крышей веранды, осторожно, чтобы не сорвалась рука с мокрого железа, начала передвигаться к следующей оконной нише. Руки немели от напряжения. Крыша слегка потрескивала под тяжестью Юлькиного тела, но железные листы не срывались – приколочены были на совесть, впрочем, на совесть делалось все, что предназначалось для ее мужа. Она поглядывала вниз и, когда зависла над небольшим балконом, а ноги достали до его перил, носком слегка оттолкнулась от них, качнулась в сторону стены и отпустила руки. Доли секунды летела в воздухе и четко вписалась в узкое пространство балкона. Присела боком – из-за тесноты балкончика по-другому не получалось, достала под карнизом из щели между кирпичами металлическую пластинку – остаток сломанного столового ножа, всунула в щель форточки и, примерившись, подняла язычок задвижки. Чуть приоткрыла наружную створку, также ловко открыла вторую, распахнула всю форточку, спрятала на прежнее место нож. Подтянулась к форточке, карабкаясь ногами по кирпичной кладке дома, подбросила тело вверх. Втиснулась в ее узкое пространство, на вытянутых руках опустилась на подоконник и, ухватившись за ручку фрамуги, в медленном перевороте через голову спустилась на пол в темной комнате. Огляделась. Закрыла форточку: обратный путь будет другим. Быстрыми движениями растерла руки, плечи – дождь, пока она была на улице, успел почти насквозь промочить одежду, и ей было холодно. В комнате пахло мокрой пылью и сырыми тряпками, развешенными на холодной батарее; справа у стены угадывался мощный пылесос; рядом – из приоткрытого шкафа небрежно торчала пестрая одежда, которую надевал технический персонал особняка в рабочее время, слева были двери в душевую и кладовку. Все было как всегда – здесь хранила свое незамысловатое хозяйство уборщица. Дверь этой комнатушки запиралась на простой английский замок. На всякий случай Юлька поставила его на предохранитель и тихонько выскользнула в коридор. Пустота. Именно здесь, на третьем этаже, среди служебных помещений и спальных комнат прислуги и охраны, в самом конце коридора, находилась та самая запертая снаружи на два оборота ключа комната, которую десять минут назад покинула Юлька – узница своего собственного особняка. Коридор был пуст. Двери везде заперты. Не доносилось ни звука. Девушка крадучись прошла по ковровой дорожке и медленно спустилась на второй этаж. И здесь стояло абсолютное затишье. Правда почти все двери стояли нараспашку. Она заглянула в открытую дверь своих бывших апартаментов. В гостином зале разбросаны вещи и игрушки, как будто люди покидали этот дом в спешке. Беспорядок стоял жуткий: какие-то пустые коробки, пара темного цвета колготок на стульях, возле детской кроватки валяется подушка. Она подергала дверь в кабинет – закрыта на ключ. Выскользнула из апартаментов и пошла по коридору к лестничному пролету. Везде стояла тишина. Казалось, дом вымер. Тогда она, собравшись с духом, осторожно начала спускаться на первый этаж. В служебном помещении охраны, возле парадного входа, горел свет. В это время суток толку, конечно, от искусственного освещения было мало – на улице все еще было достаточно светло. Но из комнаты доносились голоса. Юлька постояла, собираясь с духом, крадучись, подошла ближе и тихонько заглянула внутрь: спиной к входу, лицом к окну, сильно сгорбившись, словно столетний старик, обремененный сроком прожитых лет, сидел Шур и с кем-то разговаривал. Сначала Юлька подумала, что он говорит сам с собой, но услышала, что ему отвечают. На мгновение чуть выдвинувшись из-за дверного косяка, она быстрым взглядом обежала все пространство небольшой комнаты. Кроме Шура в ней никого не было. Но зато она увидела, что на столе перед телохранителем стоит телефон, и он разговаривает по нему, включив громкую связь. Юлька усмехнулась: самоуверенность сгубила многих – видимо, Шур совершенно не опасался, что его разговор может быть кем-то услышан. Окно в комнате было открыто, и шум дождевых капель, усиленный падением на черепичную крышу веранды, заглушал слова его собеседника. И второго голоса Юлька почти не слышала. Тогда она выскочила на веранду и крадучись приблизилась к открытому окну. Каменный пол веранды холодил голые ступни, но Юлька не обращала на это внимание. Она встала возле окна так, чтобы ее не могли заметить из комнаты, но сама она с этого места уже неплохо слышала весь разговор. Говорил Шур: – Ребята вернутся утром, часов в восемь, я их дождусь. Все остальные вместе с Павликом час назад уехали в город, скоро будут дома. Звякнуло стекло. Булькнула жидкость. Похоже, Шур примитивно напивался. С чего бы это? – То есть, все чисто?.. – спросил телефон голосом Барона. От неожиданности у Юльки подкосились ноги, и она в бессилии навалилась на стену. Значит, не врал тогда ей Шур – во всех ее невзгодах замешан ее собственный муж, которого она так и не успела полюбить, но всегда отвечала благодарностью за ту сытую безбедную жизнь, которую он ей дал. Ее муж – владелец нескольких казино, пары банков и дюжины заводов на Среднем и Северном Урале опустился до уровня мстительного шантажиста? Что ему еще от нее нужно? В комнате повисла тишина. Тяжелые размеренные шаги большого мужчины приблизились к открытому окну. Пахнуло сигаретным дымом. Шур курил. – Даю тебе на все пол часа. Потом позвонишь, – выдохнул телефон. – Подожди…, – Шур отошел от окна, – Я не смогу ее просто, как котенка, выбросить в озеро. Шур говорил, будто оправдываясь, но зло. Телефон молчал. «В озеро? Как котенка?.. Они что, сошли с ума? Или это не про нее?», – Юлька переступила на холодном полу озябшими ногами. Сердце отбивало редкие удары, словно церковный колокол, и казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди. Не может быть, чтобы такое произнес ее собственный муж! А его страстная, хоть и недолгая любовь в те несколько месяцев после свадьбы, когда их совместные ночи доставляли ему и Юльке огромное удовольствие. Правда, длилось это совсем недолго – ровно до тех пор, пока Барон не узнал, что у них будет ребенок. – Нашел? – спросил телефон. Юлька вздрогнула: оказалось, она отвлеклась на воспоминания и упустила часть разговора. Она придвинулась к щели в створке окна. Теперь ей была видна часть освещенной комнаты, стол, и иногда были видны движущиеся руки Шура. Вжикнул, расстегиваясь, замок большой сумки. Шур вытаскивал на стол вино, еще какие-то бутылки, пакеты. – Можешь на прощанье поразвлечься – уступаю по старой памяти. – телефон нехорошо усмехнулся голосом Юлькиного мужа, – Только недолго… Савиньон не пей – это ее вино, – телефонный голос сделал ударение на слове «ее». – Для тебя там есть коньяк. По старой памяти? Мерзавцы! Что еще перепадает верной шавке в наследство от хозяина? Шур, как будто почуяв неладное, поднял голову и посмотрел в сторону окна. Юлька резко отшатнулась, чуть не растянулась на скользком полу, но вовремя уцепилась за шершавую поверхность каменной кладки стены, прижалась к ней. Только бы проклятый телохранитель не выглянул в окно! К счастью, телефон снова ожил и Шур, приподнявшись было на стуле, опустился обратно. – Снотворное – на пол часа. Ровно в семь тридцать – должен быть в центре озера. И не опаздывай. Что ответил Шур и чем закончился разговор, Юлька слушать не стала. Самое главное она уже знала. Хотелось кричать от ужаса, звать на помощь, но надеяться сейчас можно было только на себя. И время дорого – все решают мгновения. В особняке, кроме них двоих, никого нет, значит, этому мерзавцу никто и помешать не сможет. Юлька прыжками поднялась на третий этаж, добежала до конца коридора, распахнула окно. Вот она, водосточная труба – справа, чуть за углом. Словно скалолаз, цепляясь за любой выступ и выемку, дотянулась до железной трубы, от нее – до прутьев оконной решетки, протиснулась сквозь них и запрыгнула к себе в комнату. А открытое окно на этаже, как всегда, спишут на персонал – кто-то забыл закрыть и все тут. Юлька обмотала мокрые волосы полотенцем, чтоб, не дай бог, не накапало на пол, вытерла ноги об угол ковра, прикрыла окно и только тогда прошла к входной двери и вытащила табурет, который блокировал дверь. Затем прошла в ванную и включила горячий душ. Мокрую одежду забросила под кровать. Ее всю трясло от холода и страха, но горячая вода постепенно успокоила тело и привела мысли в порядок. Слабый металлический щелчок со стороны двери возвестил о приходе гостя, но Юлька даже и не подумала поторопиться вылезать из-под душа. Она налила на волосы душистый бальзам, вспенила его обеими руками и с головой залезла под тугие струи воды. Почти интуитивно почувствовала чье-то присутствие около себя. Она еще поплескалась для видимости, вынырнула из-под душа, отжимая ладонями волосы и только тогда открыла глаза. Непромокаемая шторка была сдвинута в сторону. В дверях, небрежно привалившись к стене и откровенно разглядывая Юльку, стоял Шур. Юлька дернулась к висящему на стене полотенцу. – Кажется, в нашей жизни произошли какие-то передвижки? – осипшим от волнения голосом спросила она. – Раньше я за тобой такой наглости не замечала. Шур перехватил ее руку, положил себе на плечо, потом, не отпуская ее руки, медленно перетянул Юлькину ладонь себе на грудь. Придвинулся вплотную к девушке. На нее резко пахнуло коньяком. Шур неплохо подзарядился перед приходом к ней. Юлька почувствовала, как напряглось под ее ладонью тело мужчины. Шур обнял Юльку. Руки нагло пробежали по ее спине, притормозив ниже талии. Она попыталась высвободиться – не дал. Широко улыбнулся, почти оскалился: – Не надоела еще жизнь затворницы? – А кто-то предлагает внести изменения? – удивилась Юлька и попыталась оттолкнуть верзилу. – Вообще-то, женщины знают много способов освобождения из заточения.., – он многозначительно уставился на девушку, крепче прижимая ее к себе. – Да ну? И что предлагается мне? – полуприкрыв глаза она откинулась назад, длинным взглядом пробежала по его мощной фигуре – насколько позволили скудные возможности. – Ну, например, соблазнение злобного охранника и склонение его на свою сторону. – Какая лирика, – усмехнулась Юлька, рывком высвободилась из нескромных объятий Шура. Выпрыгнула из ванной и попыталась прикрыться полотенцем. Шур рывком отогнул его – полотенце упало к Юлькиным ногам. – Ты не веришь, что это возможно? – С трудом. – Но ведь ты даже не пыталась наладить отношения. Хотя я, между прочим, старался. – С чего вдруг такие перемены? – удивилась Юлька. – Никаких перемен. Так было всегда, – Шур пожал плечами и снова полез обниматься. – У тебя классная фигурка, – подхалимски прошептал он, провел руками по ее бедрам, переместился выше, застыл на соблазнительных округлостях. Юлька дернулась. От мужчины знакомо пахнуло дорогим «Картье»: этот мерзавец даже парфюм использовал такой же, каким пользовался Барон. Шавка, копирующая хозяина! – Да ты просто пьян, – она попыталась скинуть его руки, но он только крепче обнял ее. Жарко задышал в шею. Начал осторожно целовать. Юлька забарахталась в его мощных объятиях. Он тихо рассмеялся. Кажется, его распаляло ее сопротивление. – Ты вся такая мокрая! Сейчас будем тебя сушить. Он подхватил Юльку на руки и перенес ее в комнату. …Девушка сидела посреди аккуратно расправленной кровати – чертов эстет позаботился об этом заранее. Перед тем, как войти к ней в душевую – снял и аккуратно свернул покрывало, отогнул одеяло. Шур неспешно перебирал ее волосы, целовал каждую прядь и осторожно сушил их феном. Было в этом занятии что-то завораживающе-сексуальное. Юлька невольно поддалась очарованию сидящего рядом мужчины: с внешностью легендарного воина-викинга, немного ласкового, немного грубого – в пропорцию. Вот только как быть с решетками на окне и хитроумным замком на двери? «И если бы он не был таким мерзавцем, то вполне мог бы мне понравиться», – пронеслось у нее в голове. Она смотрела на него с нескромным любопытством, и до нее не сразу дошло, что Шур что-то спрашивает. – Я мог бы увезти тебя к себе в Латвию. Там есть свои ребята – помогут, о чем попросишь. Он пытливо смотрел на Юльку, явно ожидая реакции с ее стороны. – Помогут в чем? – не поняла она. Он отложил фен. – Как в чем? Ты что, хочешь вернуться к Барону? При упоминании этого ненавистного имени ее затрясло, зубы со страха выбили дробь. – А как же Павлик? – глухо спросила она. – Сына он тебе просто так не отдаст… Поговорим об этом потом. Он откинул Юльке за спину высушенную копну волос, потянулся к девушке, захватил губы властным поцелуем, опрокинул ее на постель. Не сразу понял, что Юльку сотрясает крупная дрожь. – Да ты совсем замерзла! Попытался обнять ее всю, согреть собственным телом, поцелуями. Не помогало. Юльку, словно в ознобе, продолжало трясти. Только не от холода, а из-за самого примитивного чувства страха. «Поговорим потом!». «Потом» для нее уже не будет, если она не сможет вырваться из этого логова. Шур приподнялся на локте, посмотрел на трясущуюся Юльку, потянул и накинул на нее одеяло. – Ты знаешь, у нас с тобой есть коньяк. – Правда? – она попыталась улыбнуться: надо было поддерживать начатую игру. Он поднялся, прошел к входу, принес к откинутой столешнице бара спортивную сумку и начал выгружать ее содержимое. С размаху вытащил две бутылки: пузатая явно была коньяком, вторая – большая и длинная, понятно, «Савиньоном». Шур тут же попытался спрятать вторую бутылку обратно в сумку, но передумал – повернул ее этикеткой к стене. – Как насчет ужина в постель? – спросил он. – Неплохо, но сначала давай выпьем, – предложила она, – Я буду сухое. Шур вздрогнул, как-то странно посмотрел на нее и вдруг растерялся. – Может, лучше коньяк? А сухое оставим на потом? – Я не пью коньяк. – Самое время отметить им наше перемирие и попробовать начать его пить. – Нет, не хочу, не настаивай, – откинулась на подушку. Длинно и томно посмотрела на охранника. Перехватила его затосковавший взгляд, сделала вид, что ничего не заметила. – Открывашка в баре, вон там, – она помахала в воздухе рукой. Шур достал из бара бокалы, поставил их на маленький поднос. Обернулся к Юльке. – Может быть, все-таки коньяк? – Потом… может быть. Охранник принялся колдовать с бутылкой. Он уже доставал пробку, когда Юлька, не одеваясь, подошла к нему сзади, обняла. – Замерзнешь, – он через плечо посмотрел на нее, и она опять увидела его тоскливый взгляд. – Ты согреешь, – она прижалась к нему всем телом, пробежала по нему руками, подлезла под тонкий свитер, вытянула из джинсов рубашку и замерла руками на груди. – У тебя великолепная фигура, – копируя подхалимский тон Шура, сказала она. Он бросил открывашку, повернулся к ней, стянул с себя свитер, сбросил рубаху. От его недавнего самодовольства не осталось и следа. Медленными ласкающими кругами Юлькины пальцы продвигались вниз, наткнулись на выпуклую неровность под ребрами. Осторожно потрогали ее – похоже на шрам. У ее мужа шрамы тоже присутствовали в большом количестве. Боевое прошлое? Как у ее мужа? Или что-то другое? Хотя, зачем гадать? Шрамы на теле военного – не редкость. А она от кого-то слышала, что они оба: Барель и Шур, когда-то вместе воевали. – Боевое ранение? – спросила она шепотом. Он не ответил, замер под ее ласками, приобняв Юльку за попку. Глаза его были полузакрыты, взгляд из-под полуопущеных ресниц – мутный от желания. – Ты ведь уже согрелась? – он нетерпеливо погладил ее чуть шершавой ладонью, поцеловал в губы быстрым жадным поцелуем. Еще немного, и его будет не удержать. – Я хочу выпить, – медленно произнесла она, откидывая назад голову. Теперь, Юлька поняла это интуитивно, игра пошла по ее правилам – женским, и страх постепенно отступал прочь. – Давай выпьем потом, – голос его был глухим, он терял над собой контроль. Точеное смуглое Юлькино тело сводило его с ума. Она чуть было не поддалась этому соблазну. А почему бы и нет? Его страсть пьянила ее. Но разум кричал – остановись. Она тряхнула головой, прогоняя слабость. – Нет, пожалуйста, давай выпьем. Или я одна, если тебе не хочется, – Юлька протянула руку к налитому вину. Шур забрал у нее бокал. – Ну что ж, пить, так пить, – бодрым голосом сказал он, доливая в бокал вино до краев. Вот теперь началась игра со смертью, ставкой в которой была ее жизнь. – Ты не боишься, что сюда могут зайти в самый неподходящий момент? – Юлька улыбнулась и кивнула в сторону двери. – Да никто… – Шур хотел что-то сказать, но вовремя одумался. Уставился на Юльку. – Закрой, пожалуйста, дверь на ключ. Он сразу и не сообразил, механически сделал всего пол шага в сторону выхода. Ей хватило этого мгновенья: локтем она осторожно крутанула поднос с бокалами, локтем же остановила его, контролируя его перемещение в зеркальной стенке бара. Поднос, сухо вжикнув по лаковой поверхности, развернулся почти на сто восемьдесят градусов. Шур обернулся. – Я точно помню, что запирал ее. – Это хорошо, – Юлька улыбнулась, попятилась к кровати, откинулась на спину и, вытянув руку вверх, щелкнула выключателем светильника. Комнату наполнила серая предсумеречная мгла. – Пусть будет ночь, – тихим шепотом проговорила Юлька. Уличные фонари сегодня так и не зажгли. Моросящий дождь шуршал по крыше. Полутемная комната съела почти все краски, люди и предметы в ней стали одинакового мрачного серого цвета. Шур взял бокалы, один протянул Юльке, примостился рядом с ней на кровати. Чокнулись. Юлька потянулась к охраннику, и он, обняв девушку другой рукой, прильнул к ее губам. Поцелуй был долгим и страстным, но и этот миг закончился. – Выпьем, – осипшим голосом попросил Шур, не желая оттягивать неизбежный миг. Он не заметил подмены, да и не ждал ее: сам наливал спиртное, сам забирал бокалы, – и одним глотком опрокинул в рот горячительную жидкость. Удивленно-непонимающим взглядом уставился на опустошенный фужер в руке. Перевел взгляд на Юльку. – Мерзавец, – беззлобно, почти ласково, прошептала она и поднесла свой бокал с коньяком к губам. Она еще не успела сделать и глотка, а Шур уже заваливался на бок. Чудные напитки имеются у ее мужа, но петь ему дифирамбы и даже разбираться – отравлен Шур или с ним произошло что-то другое, было некогда. Она помнила, что на все про все ей оставалось ровно пол часа. «В семь тридцать на середине озера», – сказал ее муж. Будь по-твоему, любимый, что-нибудь да придумаем! Юлька быстро оделась – плотная хлопковая футболка с длинным рукавом, спортивные короткие гетры и легкие тенниски. Осторожно вышла из комнаты, в случае опасности готовая каждую секунду ринуться обратно – в опостылевшую комнату… Широкая лестница, ведущая вниз, располагалась точно в центре коридора. Напротив нее – лифт. Возле него, на деревянной панели, горела зеленая кнопка ожидания вызова. Нет, лифт нам сейчас ни к чему. Юлька им и раньше почти никогда не пользовалась: старой конструкции, он ползал между этажами слишком медленно, поэтому все обитатели особняка предпочитали передвигаться по лестнице собственными силами; разве что иногда кастелянша с тяжелыми стопками белья или уборщица с громоздким тяжелым пылесосом поднимались-опускались на лифте. До первого этажа добежала без приключений. Осмотрелась. Нет, в особняке – никого: ни людей, ни животных. На улице тоже тишина. Серая мглистая тишина. Дождя уже не было, но небо затянуто серыми тучами, и лунный свет, с трудом пробиваясь сквозь них, весьма скудно освещает территорию особняка. Обходя нагромождения мокрых кустов, Юлька двинулась к берегу озера и вышла к пирсу. Она понимала, что бегство ее из особняка все равно будет установлено и, значит, сейчас самое важное – сбить погоню со следа. Как и в прежние времена возле пирса стояли две моторных лодки. Прыгнула в первую попавшуюся. Поскользнулась на мокрых досках и чуть не свалилась за борт. Попыталась завести мотор. Дохлый номер. То ли нет бензина, то ли полетел мотор. Аккуратно передвигаясь по мокрым доскам, перебралась во вторую лодку. Суденышко, тяжело плюхая, словно нагруженное чем-то тяжелым, закачалось на воде. В передней части лодки угадывалось что-то громоздкое, по очертаниям похожее на большой тюк. Следовало бы сбросить все лишнее за борт. Она попыталась быстро его спихнуть – тюк тяжело завалился на бок. Ладно, пусть лежит: уже некогда возиться – поджимает время. Слишком долго она играла с Шуром в страсть. Где-то вдали над верхушками деревьев послышался стрекочущий звук, и у Юльки тоскливо защемило сердце. Она завела мотор и на малой скорости двинулась к центру озера. Рев мотора приближался с бешеной скоростью. Над лесом обозначилось большое черное пятно, с каждой секундой растущее в диаметре. Все четче проступали очертания летящего в сторону озера вертолета. Вместе с ним приближался к озеру и овал тусклого света, бегущий сейчас по вершинам деревьев. До противоположного берега далеко – не успеть. Все равно заметят. Барон сказал, что лодка с Шуром должна быть примерно в это время посреди озера. А может быть, господин Барель решил избавиться и от своего любимого телохранителя, как от ненужного свидетеля? И этот вертолет – по его душу? Юлька заглушила мотор и заворожено следила за его приближением, не зная, что предпринять. Вот пятно света побежало по озеру, ближе, еще ближе. Она привстала и в тот последний миг, как раз перед тем как овал света заполз на лодку, какая-то неведомая сила швырнула ее за борт. Она почти выпрыгнула из моторки, неуклюже взмахнула руками и плюхнулась в воду, подняв фонтан брызг. В последний миг сгруппировалась, ушла вглубь озера. Рука некстати запуталась в пучке водорослей, мешая движениям. Юлька не сразу и смогла избавиться от него: долго отпихивала и распутывала его тонкие упругие нити, и, только отодрав с руки водоросли, осторожно поплыла к поверхности. Вода в озере оказалась теплой и мутной. Вообще-то, это было не озеро, а очень большой искусственный водоем в торфяниках, облагороженный у берега возле особняка насыпным галечным дном и золотистым песчаным берегом. По утрам, в купальный сезон, воду возле пляжа чистили, но здесь, в центре озера она казалась грязноватой из-за плавающих в ней темных взвесей торфяного дна. Юлька скользила под водой с открытыми глазами, пытаясь подплыть как можно ближе к моторке. В кромешной водяной темноте, конечно, разглядеть что-нибудь было невозможно, но Юльке было видно пятно света от бортовой фары вертолета. Вот оно пробежало по воде, и впереди нее вырисовался черный силуэт моторки. Через секунду яркое пятно быстро убежало влево, но она уже успела определиться направлением. Пора. Юлька без единого всплеска вынырнула возле лодки, уцепилась за ее днище. Вертолет, на миг зависнув над кромкой леса, пошел на второй круг, к центру озера. И Юлька, набрав в легкие побольше воздуха, поднырнула под лодку, прилепилась к ее днищу всем телом, обхватив его ногами и руками, словно висящий вниз головой ленивец – ствол дерева, и замерла. Только бы сверху ничего не кинули в лодку! И в воду желательно, тоже… Нет, кажется, обошлось. Рокот мотора, хорошо слышный даже в воде, удалялся. Вертолет явно разворачивался, ложась на обратный курс. Она еще немного поплавала возле лодки, поджидая, когда огромная машина скроется за верхушками деревьев. Потом, подтянувшись на руках, забралась обратно в моторку и направила ее к противоположному берегу. С вертолета в этот момент радист отправлял в эфир одну-единственную фразу: «Железка под водой»… Но Юлька, конечно, об этом не знала. Несколько минут спустя она услышала отдаленный гром, но, увлеченная своим бегством, решила, что это – гроза, забыв, что осенью гроз обычно не бывает. Днище лодки заскрежетало, пропахав под водой по толстой коряге. Лодку сильно качнуло. Юлька, не притушив скорость, направила моторку прямо на берег, и лодка рывком выпрыгнула на сушу. Травянистая поверхность мгновенно осела, ушла под воду под тяжестью лодки: твердого дна здесь не было – лишь плотный толстый слой дерна плавал на поверхности воды. Однако впереди виднелись кусты и хлипкие деревца, значит, там уже можно будет пройти и человеку. Не мудрствуя лукаво, Юлька стянула с себя тенниски, забросила ближе к темнеющим кустам – пусть думают, что она здесь сменила обувь, туда же кинула мокрую футболку и пустой полиэтиленовый пакет, который нашла в моторке. Прошла в конец лодки, медленно спустилась в воду, чтобы не дай бог, не напороться в темноте на какую-нибудь прибрежную корягу и быстро поплыла к противоположному берегу, туда, где стоял красивый особняк ее мужа. Ночь в особняке Воды Юлька не боялась. С раннего детства она, выросшая недалеко от моря, научилась отлично плавать. Летом ее вместе с бабушкой отправляли к морю к дальним родственникам, живущим недалеко от Варны. Морское дно в тех местах было каменистым, а спуск к нему – неудобным. Но зато Юлька научилась нырять с небольшой скалы, торчащей метрах в десяти от берега. И делала это не хуже многих мальчишек-сверстников. Очень некстати накатили воспоминания детства. И Юлька, пока плыла обратно, вспомнила, как в их семью неожиданно пришло богатство и достаток. Тогда они с бабушкой уезжали отдыхать на западное побережье Болгарии – на молодежные курорты страны, или отправлялись на все лето во Францию. Рыночные отношения, сменившие привычный размеренный социалистический уклад страны, позволили ее отцу, простому банковскому клерку, в конце концов, резко продвинуться по служебной лестнице и сколотить огромное состояние. Все эти перемены внесли коррективы и в их семейную жизнь. Отец женился на своей секретарше, в момент забыв и бывшую жену и дочь. Юлькина мама, немного погоревав, вышла замуж и уехала во Францию – начинать свою жизнь «с нуля». Хорошо хоть квартиру родители оставили Юльке с бабушкой, и с жильем у них проблем не было… Юлька – на голом теле только мокрые гетры, зашла в особняк. Тишина стояла абсолютная. Свет в доме горел там, где и горел до ее ухода – только на третьем этаже. Она начала осторожно подниматься вверх по лестнице и просто-таки вздрогнула от неожиданности, когда сверху раздался крик, более похожий на рык взбешенного тигра, за которым последовали звуки неуклюжего топота. Не раздумывая, Юлька кинулась вниз и притаилась за дверью на выходе из особняка. Словно раненый циклоп, нецензурными словами проклиная все на свете, пошатываясь из-за все еще действующего снотворного, Шур пробежал в полуметре от Юльки. Лицо его было перекошено от страха. Таким напуганным она его еще никогда не видела. Шур, без рубашки, в одних джинсах, через кусты и клумбы бежал к озеру, не разбирая дороги. Один раз он поскользнулся на влажной земле, неловко упал, также неловко поднялся и дальше уже бежал, сильно хромая и беспрерывно матерясь. Юлька воспользовалась моментом и проскользнула в особняк. Света на втором этаже не было, но на полу возле торцевого окна коридора от уличных фонарей лежало большое неровное пятно. Его продолжение – концентрическая бледная полутень лениво доползла почти до дверей ее бывших апартаментов. С улицы донесся новый взрыв потока нецензурных слов – это Шур, обнаружив возле пирса отсутствие одной из моторок, громко возмущался. Охранник долго вертел головой по сторонам, туго соображая, что же все-таки случилось, и наконец, решившись, бросился к другой лодке. Юльке было слышно, как судорожно взрыкивает мотор, не желая заводиться. По всей видимости, любимый телохранитель господина Барель собрался нагнать неосторожно упущенную узницу. Хотя и дитю понятно, что по такой темноте делать это было абсолютно бесполезно. Юля зашла в свои апартаменты, ожидая дальнейших событий. Так… лодка все-таки урчит и всхлипывает, значит, завелась. Юлька осторожно выглянула из окна своей комнаты – Шур, сильно припадая на левую ногу, бежал к особняку. Ругаться, конечно, не перестал, но уже на чем свет стоит костерит самого себя. Что ему здесь так срочно понадобилось? Может, бензин? Нет, мотор сердито кудахчет, и, вроде бы не пытается заглохнуть. Ну, конечно, как она не догадалась сразу – фонарь, без которого погоня просто немыслима. Шур, протопав по первому этажу, и недолго пошумев в одной из комнат, выбежал оттуда с мощным снопом света в руках. На выходе из особняка еще врубил на всей территории уличное освещение. Юлька быстро переместилась поближе к стене возле окна, хотя в темной комнате с улицы заметить ее было невозможно. Да и Шур не смотрел в эту сторону. Нацеленный на погоню, телохранитель несся к озеру, не замечая ничего вокруг себя. Через несколько секунд он уже бежал по мосткам, и сноп света от его фонаря разбивал темноту над водой. Нервный рокот моторной лодки постепенно удалялся от берега. На всякий случай – береженого бог бережет, перемещаясь вдоль стенки, чтобы ее не заметили с озера, она прошла в душ. – Ладно, – пробормотала она, – думаю, у меня есть пол часа, чтобы согреться, собраться и спокойно отсюда уйти. Яркого уличного освещения как раз хватило, чтобы, приоткрыв дверь в ванную комнату, недолго постоять под душем, бросить в спортивную сумку сырую одежду в полиэтиленовом мешке, в ту же сумку кинуть сухое белье и запасные кроссовки. В своем шкафу она нашла джинсы, кашемировый свитер и легкую кожаную курточку. Было бы неплохо обуть ноги в резиновые сапоги, но их у Юльки не было, и она натянула адидасовские кожаные кроссовки. Торопясь, забежала на кухню: положила в сумку зажигалку, нож, металлический ковшик, растворимый кофе, пару буханок хлеба и какие-то консервы – все, что быстро попалось под руку. Пол часа, отведенные Юлькой самой себе, походили к концу, а ей необходимо было исчезнуть из особняка до возвращения Шура. На улицу Юлька проскользнула через служебный вход на кухне и оказалась на неосвещенной территории заднего двора. Осторожно двигаясь вдоль стены, она обогнула особняк и, обходя светлые пятна под фонарями, подошла к воротам. Дальше ей предстояло пройти километров двадцать по размытой дождями, а кое-где и разбитой лесовозами дороге. Вспомнив свой путь сюда, в особняк, на вездеходных джипах, Юлька все-таки не решилась на ночной переход в кромешной темноте. Она переночевала в сторожке охранников, недалеко от ворот. Сквозь сон ей послышалось урчание мотора. Она осторожно подкралась к окну – черный джип Шура выезжал с территории особняка. Ноги стали ватными, Юлька отпрянула вглубь комнатушки, пропитанной запахом псины и пыли, и успокоилась, только услышав лязг запираемых ворот. Она приказала поспать себе еще два часа, чтобы проснуться с рассветом и незаметно уйти как можно дальше от этого места до того, пока здесь не появится охрана. Поход по размытой дождями дороге оказался тяжелым. Сначала она еще пыталась обходить глубокие лужи, но пару раз, поскользнувшись на осклизлой мокрой глине, в результате чего приобрели абсолютно нетоварный вид не только кроссовки и джинсы, но и кожаная ветровочка, Юлька пошла напропалую, не разбирая дороги. Комья мокрой глины налипали на обувь, наматывались на джинсы, и каждый следующий шаг давался Юльке с огромным усилием. Она пыхтела, вытягивала ноги из густого мессива, пару раз теряла кроссовки и все-таки на обочину не уходила: тропинок вдоль дороги не наблюдалось, а уйти глубже в лес Юлька не решалась – здесь в лесах водилась рысь. Как ни странно, ни одного лесовоза в этот день не было, то ли день у них был выходной, то ли наблюдался простой в работе. Но и то и другое было Юльке на руку: не нужно было прятаться от них в лесу и терять драгоценное время, отведенное на марш-бросок до ближайшей деревни. Только один раз, услышав среди привычного шума леса рев моторов, она переместилась под спасительную гущу леса и, лежа на сумке под кустом, наблюдала за дорогой. В сторону особняка проехали два уазика. В них сидели ребята в камуфляже. Она повалялась еще немного, давая себе небольшую передышку, достала из сумки хлеб, перекусила и снова двинулась вперед. Начал накрапывать дождь, который постепенно перешел в затяжной. До небольшой деревушки она добралась только к ночи, вымокшая, замерзшая и голодная. В темноте Юлька бродила между домами, пытаясь найти себе убежище, где она могла бы согреться и высушить одежду. Наконец ей повезло. Большой солидный дом почти в центре деревни стоял, погруженный в темноту ночи: не мелькал экран телевизора в его зашторенных окнах, изнутри не слышно было голосов – хозяев в доме скорее всего не было. Юлька перелезла через низкую ограду палисадника, чтобы подобраться поближе к окнам. Лениво забрехала соседская собака. Она прислушалась. В доме стояла тишина. Теперь осталось совсем немного – попытаться попасть внутрь него. Крытый двор деревенского жилища находился за громадными дубовыми воротами, под одной крышей с домом. Со стороны улицы нечего было и пытаться забраться внутрь. Юлька подошла к забору со стороны огорода и, обдирая руки и засадив дюжину заноз из неотесанных досок, с трудом подтянулась – сказывалась усталость дневного перехода. Тяжело перевалилась через забор и упала на мягкие грядки огорода. В дом она так и не попала. Зато, приставив найденную возле стоящей в огороде баньки длинную доску, подобралась к окну на втором этаже сарая, пристроенного к задней стене дома. Окно было закрыто чисто символически, и она, толкнув его, забралась внутрь. Здесь оказался настоящий старый хламужник. С крыши сарая текло, на полу повсюду была разбросана намокшая ветошь, валялись ржавые инструменты, пахло сыростью и плесенью. Пара колченогих стульев грозила развалиться от малейшего прикосновения к ним. Осторожно передвигаясь по мокрому полу и разгребая хлам под ногами, Юлька обнаружила лаз на первый этаж. Лестницы, чтобы спуститься, конечно, не было, но и высота оказалась небольшой. Юлька вернулась к окну, отбросила в сторону огорода доску, по которой забралась в сарай, потом, подойдя к лазу, встала на колени, осторожно сбросила сумку вниз и спрыгнула туда же сама. Она попала на территорию внутреннего двора. Слева от нее теперь находились ворота, и сквозь щели в них с улицы проникал слабый свет электрических фонарей. Юлька тряслась от холода, зубы выбивали мелкую дробь. Хотелось поскорее скинуть все мокрые вещи и выпить горячего кофе. Она подошла к входу в жилое помещение – на его дверях висел увесистый амбарный замок. И еще пара врезных английских запирали вход в жилище. С отчаянным упорством Юлька побрела вдоль стен двора и чуть не подпрыгнула от радости: одна из его ниш вела в небольшую мастерскую. В узком длинном помещении у стены стояла широкая лавка, заваленная старыми кожаными куртками. Юлька отбросила их в сторону, под ними оказался вполне приличный сухой матрац, покрытый армейским одеялом. Посветила себе зажигалкой и в глубине комнаты обнаружила полки с инструментами, а на каменной подставке небольшую плитку. – По-моему, это маленькая удача, – пробормотала Юлька, скидывая с себя вымокшую одежду и аккуратно развешивая ее на предварительно выдвинутых с полок инструментах. В мастерской оказалось сухо и тепло. Юлька, стоя на одной из кожаных курток в одних трусиках, достала из сумки сухую футболку, потом, порывшись в куче старых вещей, выудила трико, мужскую рубаху – старые, застиранные, но чистые, в углу мастерской нашла галоши и болотные сапоги. Она еще немного повозилась, устраивая себе постель. Потом сунула ноги в резиновые сапоги, натянула чужую кожаную куртку, взяла зажигалку и отправилась на поиски воды. Как она и предполагала, из крытого внутреннего двора на огород вела крепко сколоченная дверь. Юлька отодвинула тяжелый железный засов, вышла на улицу. Прошла через грядки по широкой тропинке, выложенной битым кирпичом, к бане – небольшого строения посреди огорода. Нашла в предбаннике в небольшом жбане чистую питьевую воду, и вернувшись в спасительное тепло мастерской, вскипятила на плите воду, и впервые за этот день спокойно поужинала хлебом, консервами и горячим кофе. Потом нырнула под армейское одеяло, накидала поверх побольше курток и заснула, чутко прислушиваясь ко всем внешним звукам, готовая в любой момент сорваться с места и, схватив сумку, бежать через огород подальше от сюда. Разбудил Юльку петух. Ей показалось, что он нагло орет над самым ее ухом. Часов у Юльки не было, но она была уверена, что еще очень рано – с улицы даже не доносились голоса деревенских жителей. Зато она услышала, как мимо дома прошло стадо коров. Они громко мычали и позванивали колокольчиками. Весь день Юлька провела в мастерской. Иногда бродила по внутреннему дворику, исследуя его, но ничего интересного больше не обнаружила. Ее удивило только, что деревенский дом оставлен хозяевами совсем без присмотра или мало-мальской охраны. Но и это недоразумение быстро разрешилось, когда недалеко от ворот остановилась компания местных жителей. Юлька рассматривать их не рискнула, вдруг кто-нибудь да и заметит торчащие из-под ворот ее ноги или в зазорах между досками рассмотрит стоящего за ними человека. – А что это Гавриловы так и не приехали на выходные? – спросил женский голос. – Да у них Михалыч собирался в эти выходные на охоту, а куда ж они без него? Дарья Степановна машину не водит и на автобусе не поедет, а со своим водителем Михалыч и сам жену не отправит – ревнивый, говорят, очень. – Ревнивый-то ревнивый. А как надерется, ни одну юбку не пропустит, – мужской голос хрипло рассмеялся и тут же сорвался на кашель. – Да все вы, козлы, одинаковые, как нажретесь под завязку, – сварливо возразили ему женским голосом. Дальше Юльке слушать стало не интересно, и она вернулась в мастерскую. Значит, это не жилой дом, а чья-то дача. Тем лучше. Она безмятежно растянулась на лежанке и заснула, набираясь сил. Из гостеприимного дома Юля вышла, когда стемнело. Осторожно перелезла через забор, поминутно оглядываясь по сторонам. Деревенька уже спала. Опять шел дождь. Юлька, наученная предыдущим опытом, натянула на ноги чужие галоши, тем более, что кроссовки, в которых она путешествовала так и не высохли. Копну светлых все еще окрашенных волос – свой первый и главный опознавательный знак, спрятала под вязанную спортивную шапочку, найденную все в той же куче старых вещей в мастерской. Немного поплутав по деревне, Юлька, решительно двинулась в сторону каменных пятиэтажек, и, в конце концов, вышла к автостанции – небольшому одноэтажному домику напротив рынка. И над тем и над другим заведением на огромных плакатах крупными буквами были аккуратно выведены названия «рынок» и «автостанция». Ни то, ни другое, конечно, уже не работало, зато рядом с ними проходила автотрасса, и Юлька, совсем недолго простояв у обочины дороги, остановила громадный рефрижератор, который к утру довез ее до Екатеринбурга. Водитель попался пожилой и малоразговорчивый. Вовремя приехать к месту доставки груза – это задача была для него первоочередной важности, поэтому его вполне удовлетворило объяснение Юльки, что та сбежала от родителей и едет в город к родной тетке в поисках хорошей жизни. Что он подумал про ночную попутчицу на самом деле, осталось неизвестным, но мужик промолчал всю дорогу, не приставая ни с ухаживаниями, ни с поучениями. В салоне звучало радио и под мерное урчание громадной машины, Юлька задремала. Перед тем, как высадить девушку на окраине города, он напоил ее сладким крепким кофе из большого грушевидного термоса. – Пропадешь ведь, – проворчал он, поджидая, когда Юлька спрыгнет с высокой подножки кабины. – У меня здесь еще брат живет, он охранник на большой фирме, – наудачу соврала она, чтобы утешить дядечку. – Ну, смотри, – неопределенно хмыкнул он, перегнулся через широкое сиденье и плотно захлопнул за Юлькой дверь. Она вежливо помахала вслед рефрижератору и двинулась к ближайшей троллейбусной остановке. Однако, как только машина скрылась из глаз, проворно юркнула в первый же попавшийся зеленый дворик. Теперь нужно было решить, что делать дальше. Екатеринбург Целый день Юлька шаталась по дворам, подальше от дорог. Сидела на скамейках, выбирая те, что были скрыты от любопытных глаз обильной зеленью. Скамейки были мокрыми, но хорошо еще, что день выдался теплым и без дождя. Она выбросила из сумки всю мокрую одежду, которую тащила из особняка, а полиэтиленовый мешок из-под нее использовала в качестве подстилки на мокрые скамейки. Пару раз жевала хлеб. Хотелось пить и принять теплый, лучше горячий душ. И эти совсем неуместные в данный момент желания, бесцеремонно завладели ее сознанием, и никак не давали придумать план дальнейших действий. Темнота застала Юльку на очередной скамейке перед пятиэтажным домом. Она расслабленно откинулась на выгнутую спинку сиденья и вытянула ноги. Галоши сразу по прибытии в город были переправлены в помойку, их заменили запасные кроссовки. Юлька выглядела теперь вполне по-городскому и не боялась обратить на себя внимание. Сзади, слева и впереди нее расположились буквой П невысокие жилые здания. Справа, далеко за детской площадкой, шла трасса, за ней – небольшое озеро и дендрарий. Она находилась в одном из самых чистых и зеленых уголков города, про который когда-то – еще в прошлой благополучной замужней жизни слышала от знакомых, но сама никогда прежде здесь не бывала. Юлька, развернувшись спиной к детской площадке, лениво посматривала на окна домов. Ее всегда завораживал вид оживающих поздним вечером квартир. По шторам, люстрам или частично видимой с улицы обстановке квартиры, она угадывала в какой из комнат этих квартир зажигался свет: в спальной, гостиной или на кухне. По движущимся за задернутыми шторами фигурам пыталась предположить, какие люди там живут. Придумывала им поступки, образ жизни, профессию. Когда видела в окне людей, которые яростно размахивали руками, обнимались или наоборот, сердились друг на друга, про обитателей этого жилища складывалась вполне законченная история. Свет в окнах зажигался, гас, снова зажигался и снова гас. Дома подмигивали девушке многочисленными разноцветными глазами, и только в центральном доме, образующем перекладину в букве П, на втором этаже, в квартире, где была распахнута одна из форточек, окна все время оставались темными. Она обежала взглядом все здания. Наверное, были и еще такие же темные окна и распахнутые настежь форточки, но ее сознание отметило только эти окна. – Нет, это форменное безумие, – остановила она себя. – Это не деревня, и здесь такое же вторжение в частную собственность не пройдет. Но после того, как один за другим гасли огни больших домов, а та квартира все также оставалась темной, Юлька решительно поднялась со скамейки и зашла в подъезд. Она поднялась на второй этаж и позвонила в дверь. Раздался мелодичный перезвон. Юлька немного подождала и позвонила еще пару раз. Никакого ответа. Квартира была пуста. Она вернулась на улицу и терпеливо ждала, пока в домах не погаснут почти все огни. Форточки в большинстве квартир были открыты. Из какого-то открытого окна послышался бой часов – пробило два часа ночи. Юлька еще раз зашла в подъезд и позвонила в двери квартиры. Никакого ответа. Тогда она вышла на улицу; надела спортивную сумку, как рюкзак, чтобы не мешала движению, и, слегка подтянувшись на чугунной витой подпорке небольшой крыши какого-то подсобного помещения, ловко перебирая руками и ногами, забралась на козырек подъезда. Потом осторожно поднялась на трубу газопровода, идущую между высоким первым и вторым этажом, и мелкими шажками стала передвигаться по ней к заветной форточке. Добравшись, первым делом осторожно кинула внутрь – чуть вправо, свою сумку. Зацепилась за форточку и, отталкиваясь от боковых оконных ниш ногами, ставя их на распорку, словно альпинист в расщелине, поднялась вверх, одновременно проталкивая сквозь форточку тело внутрь квартиры. Резкая боль во всем лице заставила ее вскрикнуть. От неожиданности она отпрянула назад, нелепо выпала из форточки и чуть не свалилась с карниза. В последний момент зацепилась руками за окно. Пальцы противно дрожали, ноги подкашивались, спина взмокла липким потом страха. Она неудобно прислонилась спиной к узкой оконной нише, каждый миг рискуя свалиться вниз на асфальт. Потрогала ноющий от боли лоб. В руке осталась длинная иголка. – Кактус! – прошипела раздосадованная своим испугом Юлька и оглянулась по сторонам. Во дворе стояла тишина, свидетелей ее наглости и позора не наблюдалось, и, кое-как уняв в ногах противную дрожь и выдернув из щек – хорошо, глаза остались целы – еще пару иголок, она снова полезла в форточку. На подоконнике действительно стоял огромный, просто громадный по высоте и ширине кактус. Юлька, не желая уткнуться в иголки еще раз, сильно изогнулась вправо и, ухватившись рукой за ручку фрамуги, опустилась на широкий подоконник на руки, в стороне от зеленого монстра. Потом аккуратно оттолкнулась от окна ногами, сделала боковое арабское сальто и оказалась на полу… Квартира была огромной и пустой. То есть мебель там была и очень даже шикарная и дорогая, а людей – не было. Юлька включила свет в ванной комнате, сняла кроссовки и тихонько обошла ее всю. Две спальни, кабинет, еще комнаты, большая кухня с двумя высокими холодильниками. Юлька по очереди открыла оба – полки ломились от еды. На плите стояла джезва с остатками кофе. Юлька решила, что у нее есть немного времени, чтобы чуть-чуть отдохнуть и убраться очень рано утром, чтобы к минимуму свести встречу с хозяевами. Поэтому она, пройдя еще раз по огромной квартире, выбрала спальню с широкой жесткой тахтой, завела хозяйский будильник на пять часов утра, приняла душ и, даже не перекусив, завалилась спать. Екатеринбург. Аэропорт. Зал международных перелетов Сергей с ребятами не спали вторые сутки. Конечно, эта была операция ОМОНа, но, что поделать, если и их охранно-детективное предприятие «Кондор» оказалось сильно заинтересованным в поимке некого молодого и весьма оборотистого человека, который вот уже пол года занимался нелегальным вывозом за рубеж драгоценного красного корунда, или, попросту говоря – рубинов. Это были те самые: прозрачные, чистейшие – без единой микротрещинки, с четкими гранями, длиной около восьми сантиметров искусственно выращенные бесценные кристаллы, используемые в космической и военной промышленности для создания уникальной оптотехники и микросхем. Ребята: Олег с Вадимом – остались в зале, возле регистрационных стоек: болтались по почти пустому помещению. Ожидание молодого и весьма оборотистого человека затягивалось, напряжение возрастало. На сегодня оставался один ночной международный рейс – на Барселону, и регистрация на него заканчивалась через десять минут. Сергей сидел в служебной комнате таможенников возле приоткрытой в зал ожидания посадки двери. Возле его ног лежала немецкая овчарка. Тимур время от времени посматривал на хозяина. В его умных глазах застыл упрек: «Опять, дружище, тянем пустышку». – Ничего, подождем еще немного. В любом случае через полчаса поедем домой, – Сергей потрепал Тима по загривку, и тот спокойно положил голову на лапы, чутко поглядывая в сторону приоткрытой двери. Молодой человек появился за минуту до окончания регистрации на Барселонский чартерный рейс. В левой руке он нес легкую спортивную сумку, в правой – объемистый пакет. Сумку господин Шкваров спокойно сдал в багаж при регистрации билета, а с пакетом двинулся на таможенный контроль. На стол досмотра молодой человек осторожно поставил огромную тяжелую ребристую вазу. Поверхность ее была порыта черным лаком с нанесенным под ним рисунком в греческом стиле. Из внутреннего кармана господин Шкваров достал справки, подтверждающие, что данная вещь не является антиквариатом, а сработана уральскими умельцами в частной мастерской. Таможенники, как и ранее в подобных случаях, спокойно пропустили его, предварительно просветив рентгеном вазу на предмет отсутствия в ней неопознанных предметов, представляющих угрозу для полета. – В подарок везу, старым приятелям, – широко улыбаясь, сказал Шкваров таможенникам. – Пять лет уже живут в Испании, а все на русскую экзотику тянет. Он подождал, когда ваза проедет через рентген, аккуратно упаковал ее обратно в полиэтилен, предварительно переложив гофрированной бумагой – чтоб не разбилась! И прошел в зал ожидания. Посадка на его рейс уже началась. Международный аэропорт в Екатеринбурге был небольшим, международных рейсов – немного, и самолеты часто подъезжали почти к самому выходу из аэровокзала. Немногочисленные пассажиры Барселонского рейса в нетерпеливом ожидании полета вышли из душного помещения на свежий воздух перед взлетными полосами, и зал ожидания, когда в нем появился господин Шкваров, был почти пустым. Правда, за небольшим исключением: навстречу молодому человеку не спеша двигались Сергей с Тимом. Пес рвался с поводка и громко рычал – узнал старого знакомого: однажды он уже сталкивался с этим господином – тогда этот молодой человек подозревался (и не зря!) в карточных махинациях, облапошивая простачков в злачных местах Уральской столицы. Лицо Шкварова изобразило гамму чувств: от удивления до испуга, он дернулся было назад, но, развернувшись, застыл соляным столпом: возле входа в зал стояли ребята из ОМОНа. Сзади подбежал Тим, рыкнул ради устрашения и уселся рядом. Господин Шкваров затравлено оглянулся, пытаясь быстро прокачать в уме ситуацию и найти выход. Поставил на пол сумку, но не двинулся с места: возле него смыкалось кольцо ребят, одетых в пятнистую форму, и настроенных весьма решительно. Играть в догонялки с ними господин Шкваров не решился… Так долго ждали, и так все просто получилось! Никаких тебе погонь, выстрелов. Впрочем, это и к лучшему. Сергей вызвал в аэропорт служебный микроавтобус, справедливо решив, что ехать на своих машинах после двух бессонных ночей никому не захочется, и, после нудной процедуры заполнения протокола задержания господина Шкварова, его поспешного и чистосердечного признания – драгоценные кристаллы находились в спортивной сумке, кондоровцы двинулись по домам, оставив означенного господина ребятам из ОМОНа. – Сергей Владимирович, во сколько завтра приезжаем на работу? – спросил водитель, когда шеф «Кондора» вместе с Тимуром вышли из автобуса. – Появлюсь к обеду, с утра не ждите, – ответил Сергей, отпуская его. – Сам тоже завтра с утра не выходи – отдыхай. Тимур побежал по своим неотложным делам, быстренько покончил с ними и нагнал хозяина. Сергей стоял возле подъезда и смотрел на свои окна на втором этаже. В них слабо мерцал свет – был включен либо в прихожей, нет, скорее всего – в одной из комнат, окна которой выходят на противоположную сторону. Кто бы это мог быть? Неужели опять Настя, бывшая жена, заявилась сюрпризом? Ей сегодня не повезет. Спать хотелось, аж до ломоты в зубах. Сергей громко зевнул и вошел в подъезд. Возле квартиры Тим зарычал. – Тихо, – скомандовал Сергей. – Сидеть. Он беззвучно вставил ключ в замочную скважину, открыл дверь, вошел в прихожую. Тим заворчал, но Сергей опять шикнул на него. Умный пес затих, уселся копилкой на площадке возле дверей в ожидании дальнейших приказов хозяина. Свет горел в ванной комнате. Сергей, бесшумно двигаясь, обошел квартиру: в прихожей – грязная спортивная сумка, там же – черная кожаная курточка, мокрые кроссовки. В его комнате на его личной – жесткой тахте спит леди, с лицом укрывшись под одеялом. Видны только ее светлые прямые волосы в беспорядке рассыпанные по подушке. Так. Ключи от его квартиры есть только у Анастасии. Но она – рыжая. Может, перекрасилась в блондинку? С нее станется. И будить ее или не будить? Вот в чем загвоздка! Сергей выглянул на площадку, впустил Тима в квартиру и, показав глазами на спящую незнакомку, шепотом приказал: – Сторожить. Сам отправился в душ, потом на кухню – от голода подводило живот, да и Тима следовало как следует накормить. Ей приснился дом: тот, настоящий, в Болгарии, где они жили вчетвером – папа, мама, Юлька и бабушка. Тогда отец бросил свою работу в небольшой фирме и по великому блату устроился в частный банк. Неплохой бухгалтер со знанием нескольких европейских языков, он резко пошел в гору. Через три месяца у него уже была служебная машина с собственным шофером. Темно-синее вольво каждое утро в половине восьмого подъезжало к подъезду, из него выходил водитель и ждал, когда спустится вниз ее отец, чтобы распахнуть перед ним переднюю дверцу машины. Заработки, которые начал приносить домой отец казались им всем просто нереально огромными. Их хватало не только на еду и предметы первой необходимости. Их хватило, чтобы купить новую обстановку в квартиру, красиво, даже шикарно одеться маме, и к ужину она теперь выходила в нарядном платье, с золотыми цепочками вокруг шеи и запястья. Бабушка, ошалев от обилия продуктов, накрывала ужин в просторной столовой, подавая на горячее такие изыски, а закуски – в таком количестве, что их столу мог позавидовать любой ресторан. Теперь отец мог позволить себе покупать любимые сигары не по одной штуке, а целыми коробками. Он курил их после ужина, когда мама приносила ему лично сваренный крепкий кофе. Отец пересаживался в кресло, долго выбирал себе сигару из красивой деревянной коробки, стоящей на бюро, аккуратно обрезал кончик, щелкал зажигалкой и, расслабленно поглядывая на счастливое семейство, с наслаждением вдыхал и выдыхал ароматный дым. Мама пристраивалась рядом, на широком подлокотнике кожаного кресла, доставала легкие сигареты с запахом меда. Родители болтали о своих делах, о предстоящем отпуске, который планировали провести во Франции, шутили, смеялись, медленно потягивали крепкий кофе из чашек дорогого тонкого китайского фарфора. Юльке кофе не полагался по причине малого возраста – «рано еще себя травить», – говорила бабушка. Поэтому они гоняли чай: бабушка вприкуску с конфетами, Юлька – пустой, из-за необходимости соблюдать обычную для любой юной гимнастки диету. Иногда у них на ужин оставалась Юлькина школьная подруга. «не-разлей-вода», – говорила про них бабушка. За ужином они со Златой устраивались на соседних стульях, все время хихикали, перешептывались, обсуждали мальчиков из спортивного класса, а во время чаепития жаловались бабушке на дурацких учителей. Счастливая беззаботная жизнь внезапно кончилась, когда мама узнала, что у отца имеется еще одна не менее шикарная квартира и еще одна жена, правда, гражданская, которая со дня на день ждет от него ребенка. В тот день перед ужином маме позвонили по телефону. Она долго слушала, не перебивая, потом молча положила на место трубку и пошла в кабинет к отцу, плотно прикрыв за собой дверь. О чем они говорили, Юлька с бабушкой не слышали. Но спустя время, оттуда вышел красный как рак отец, ни на кого не глядя, прошел к выходу, накинул плащ и, не прощаясь, ушел. На следующий день позвонила его секретарь и сообщила маме, что за вещами шефа вечером заедет водитель. Больше отец в их доме не появлялся. Первое время он еще помогал им с деньгами, но когда Юльке исполнилось шестнадцать, посчитал, что она уже достаточно взрослая, может сама себя содержать, и перестал переводить на бабушкину сберкнижку деньги. Мать сначала горевала, по ночам пила валерьянку. Однажды в кафе познакомилась с французом-бизнесменом, который приехал в Софию на деловую конференцию. Между ними вспыхнула страстная любовь и мама, выйдя замуж, уехала с ним во Францию. Хотя, как подозревали Юлька с бабушкой, любовь внезапно вспыхнула только у француза – все-таки мама была очень красивой женщиной, к тому же – решившей начать строительство семейного очага с нуля. Раз в год – на Рождество она присылала им с бабушкой поздравительную открытку и посылку с коробкой новогодних конфет. Коробка каждый раз была почти копией предыдущей: красивая, с летящим на оленях Дедом Морозом с большим блестящим мешком за плечами и кучей счастливых зверушек вокруг. И конфеты в коробке каждый раз были одинаковыми: из абсолютно безвкусного бело-кофейного европейского шоколада. Мама совсем забыла, что Юлька с бабушкой любят настоящий черный горький шоколад с единственно возможным отступлением – он может быть воздушным. Но все эти события произошли уже полгода – год спустя. А в тот вечер Юлька вдыхала дым отцовской сигары. Даже сейчас, во сне, она почувствовала этот неповторимый аромат, который смешивался с запахом кофе, дорогих маминых духов и мокрой псины. Нет, стоп! Откуда может быть запах псины? У них никогда не было ни собаки, ни кошки, ни вообще какой-либо живности. Не открывая глаза – они слипались – так хотелось спать, Юлька спрыгнула с кровати, ноги ткнулись во что-то теплое и мягкое, кто-то зарычал, Юлька взвизгнула осипшим от испуга голосом и прыгнула обратно на тахту. Раздался окрик: – Тимур, лежать! В комнате вспыхнул свет. Ослепленная, Юлька долго щурилась, прикрывалась от бившего в глаза света, а, немного привыкнув, увидела в кресле напротив тахты мужчину. Он молча курил те самые сигары, какие когда-то любил ее отец, и задумчиво разглядывал Юльку. Около ног мужчины на пушистом светлом ковре вольготно разлеглась, положив умную морду на лапы, огромная немецкая овчарка и тоже рассматривала Юльку. Все вокруг было спокойно: красиво и со вкусом обставленная комната, хозяин в кресле и совсем не злой, на первый взгляд, пес возле его ног. Одна Юлька была взвинчена – она окинула комнату недоуменным взглядом и уставилась на непонятно откуда взявшегося мужика. Повисла затяжная пауза, очень утомительная и неприятная. Девушка хотела было начать что-нибудь говорить, когда мужчина усмехнулся: – Для квартирной Соньки-Золотая-Ручка Вы что-то чересчур безалаберны, – он медленно стряхнул с сигары образовавшийся столбик пепла. – Или это у Вас просто привычка – спать в чужих квартирах? Юлька не поняла юмора и вытаращила глаза. – Я … я сейчас уйду. Она засуетилась в поисках одежды и только тут вспомнила, что легла спать в одних трусиках, а все постиранное белье висит на сушке в ванной. Она покраснела и быстро натянула на себя простыню, обмотала ее вокруг себя, чтобы встать. Мужчина все также задумчиво смотрел на нее, будто оценивая – правда воровка или нет. Девушка чем-то напоминала ему одну весьма богатую и влиятельную даму. Правда, вид у девушки был какой-то странный. Что-то в ней было не так. Не правильно. – Думаю, что уходить никуда сейчас не нужно, – наконец сказал он, – Вот только заснуть я Вам сейчас, уж простите великодушно, не дам, пока не узнаю ответы на вопросы: Кто, Где, Зачем и Почему у меня? Он опять протянул руку с дымящейся сигарой к пепельнице, стоящей на подлокотнике кресла, и медленно постучал по сигаре указательным пальцем. Пепла к этому моменту скопилось очень мало, и это был скорее жест, который должен был заполнить затянувшееся молчание. Юлька вдруг подумала, что мужчина тоже не знает как себя вести в данной ситуации. Или это ей только показалось? – Кстати, как Вас зовут? – неожиданно спросил он. Юлька смешалась. Она еще толком не проснулась и никак не могла сообразить, правду сказать или нет. Пока она думала, мужчина опять заговорил: – Меня зовут Сергей, можно Сергей Владимирович – как больше нравится. И у меня есть предложение – одеться и пойти выпить кофе, – он сквозь дым задумчиво посмотрел на девушку. – Или Вы предпочитаете разговаривать, сидя в кровати?… или лежа? Он все смотрел на Юльку, чуть щурясь от ароматного дыма, заполнившего комнату, ждал ответной реплики и, не дождавшись, осторожно положил сигару на край пепельницы, подошел к шкафу и стал двигать плечики с одеждой. Вот теперь Юлька окончательно проснулась. Разозлившись из-за его фразы «разговаривать лежа», она хотела было надерзить, потом решила поддержать шутливый тон и все просто объяснить. Пережитое волнение последних дней и усталость не давали возможность быстро соображать, а так как она все еще не произнесла ни слова, говорить опять пришлось мужчине. Он выудил из шкафа синюю клетчатую рубаху и повернулся к девушке: – Что скажете насчет чистой мужской рубахи? Наденете? Она кивнула головой. Будь это обычная ситуация, Юлька не стала бы даже раздумывать, как вести себя – за словом в карман она никогда не лезла, отлично могла и надерзить, и поддержать игру разговорного флирта – научилась за время светских тусовок, но сейчас она была слишком уставшей. Да и непонятно было – что это за человек стоит перед ней, враг или нет? – Да. И чтобы у Вас развеялись все сомнения относительно хозяина квартиры, куда Вы так неосмотрительно влезли через форточку, могу Вам сообщить следующее… Он еще раз порылся в шкафу, выудил из недр какую-то красную картонку в обложке, подошел к Юльке и развернул перед ней удостоверение. «Откуда он узнал про форточку?» – пронеслось в голове у Юльки. Но додумывать было некогда, и она уставилась в раскрытый документ. То, что это был очень важный документ, Юлька поняла по его размеру, красной обложке и большой гербовой печати. Внутри документа находилась фотография Сергея Владимировича. Она специально посмотрела на нее, а потом на стоящего перед ней мужчину, сравнивая фотографию с оригиналом. Потом рассмотрела большую гербовую печать, прочитала название учреждения, где работал Сергей и его должность и наконец поняла, что она пропала. – Вы, видимо, не здешняя, – прокомментировал Сергей ее растерянное выражение лица. Она помотала головой. – Потому что вся местная шпана, – продолжал мужчина, – да и не только шпана, – он презрительно пожал плечами, – к этому дому даже близко не подходят. – Вот я и пропала, – кажется, она это только подумала про себя, а оказалось, что пробормотала вслух. Сергей удивленно посмотрел на нее и, захлопнув книжечку, насмешливо проговорил: – Теперь Вам придется чистосердечно признаться сразу и во всем. А иначе я надену на Вас наручники, и бригада моих ребят отвезет Вас – сами понимаете куда. Он говорил, как будто рассказывал сказку, чуть насмешливо и будто не взаправду, но Юльке стало по-настоящему страшно. За какие-то несколько секунд она вдруг поняла, что ее надежда на спасение – это миф, что все ее мытарства за последнюю пару суток – зря, что, возможно, Павлик для нее навсегда потерян. Она представила себя в наручниках и мужской рубахе, с голыми ногами сидящей на холодном казенном стуле в казенном учреждении. А вокруг – куча таких, как Сергей Владимирович. И они все достают красные книжки из кармана, насмешливо смотрят на нее, куда-то звонят, тычут в нее пальцами, звенят перед ней наручниками. Пара телефонных звонков – и ее уже узнали, это не сложно, даже когда она в таком затрапезном виде. А потом – лоснящееся от самодовольства лицо обрадованного Шура, который приедет за ней, чтобы отвести «домой» – «от мафии еще никто не уходил» – кто так говорил? Кажется, в какой-то комедии, и там это прозвучало очень смешно и совсем не страшно. Или это было в боевике? Да какая, собственно сейчас разница? У ее мужа связи есть везде, и он первым узнает, где находится его беглянка-жена. Юлька посмотрела на Сергея Владимировича – он протягивал ей рубашку, потянула руки, чтобы забрать одежду, в голове зашумело, и от переизбытка эмоций последних дней она потеряла сознание. Первым ощущением Юльки был мокрый холод. Она приоткрыла глаза и получила очередную порцию ледяной воды в лицо. Рассержено вскинулась, принимая все это за дурную шутку, и уставилась на мужчину, сидящего около нее. Он протягивал ей полотенце: – Только не падайте, пожалуйста, больше в обморок… И меньше тоже не падайте, – он криво усмехнулся, – Я совершенно теряюсь в таких ситуациях. Вот, выпейте это. Мужчина подал ей стакан с темной жидкостью. – Это коньяк…Хороший, – добавил он. Юлька вспомнила бокал с Савиньоном, предложенный ей Шуром в позапрошлую ночь, и покачала головой. Мужчина сначала не понял, почему она оказалась, а когда понял – растерялся. Поставил стакан на колено, потом подумал и одним махом опрокинул его в рот. Ситуация с каждой минутой становилась все более и более нелепой. — Я, наверное, должна все-таки одеться, – пробормотала девушка. Он кивнул головой: – А я готовлю кофе. Встречаемся в кабинете – это напротив, – закончил он уже в коридоре и оттуда позвал: «Тимур, ужинать». «Или завтракать» – чуть тише пробормотал он уже из кухни. Пес радостно ринулся за хозяином. – Нет, кофе буду готовить я, – заявила Юлька, появляясь в кухне – босая, но в теплой фланелевой рубахе Сергея. Сергей удивленно взглянул на нее, но только пожал плечами. – Как хочешь. Тогда за мной закуска. Они сидели в полумраке кабинета, довольствуясь притушенным освещением напольной лампы. Юлька, наевшись бутербродов с кофе, теперь медленно потягивала коньяк, разглядывая сидящего напротив мужчину. «Лет тридцать пять – тридцать семь, не больше, – подумала она, – сильный, приятный, не наглый. Как он растерялся, когда я упала в обморок!». Страх прошел, осталось любопытство и непонятно откуда взявшаяся уверенность, что этот мужчина, несмотря на свои угрозы, очень даже может в чем-то и помочь, во всяком случае, на улицу прямо сейчас не выгонит. – Меня зовут Юлиана, – сказала она. Чуть-чуть помедлила, как будто соображая, стоит вдаваться в подробности или нет, и решила, что стоит. – Это имя выбирал мой отец… Юлиана – так звали известную в дни его молодости болгарскую политическую даму: то ли он ее знал, то ли просто восхищался ею, но твердо решил, что если родится девочка, то он даст ей такое имя. – А если мальчик, то Юлий? Как Гай Юлий Цезарь? – Мальчика он не хотел и даже думать про него не мог. Почему – не знаю. До моего рождения они жили с мамой не расписанными, кстати – в этом городе. И только после того, как он узнал, что мама родила девочку, отец приехал к ней в роддом, сделал официальное предложение и надел ей на палец обручальное кольцо. Так что мое появление на свет оказалось предвестником их семейного счастья, правда, не очень долгого, – невесело усмехнулась девушка. Она сидела, вытянув перед собой скрещенные босые ноги, и Сергей, глядя на нее, подумал, что она, все-таки очень красивая, несмотря на усталость и слегка запущенный вид: запущенные ногти, разбитые и исцарапанные колени и руки, и отросшие у корней темно-каштановые волосы, которые даже в полутемном помещении неопрятным контрастом выделялись на фоне остальной светлой массы длинных волос. Может это и было модно – Сергей много видел таких причесок. Но ему это казалось неряшеством. Однако она не заметила его оценивающего взгляда и продолжала: – Но Вы знаете, я не очень люблю свое имя. Лучше, если Вы будете меня звать просто Юлька или Юля. Мужчина подобрался и с любопытством посмотрел на девушку. Имя Юлиана было довольно редким и потому запоминающимся. Он несколько раз встречал в колонке светской хроники на страницах местных газет упоминание о некой госпоже Юлиане, как же была ее фамилия? Кажется что-то во французском стиле и связанное то ли с измерением объема, то ли массы. — Последние два года я носила фамилию Барель. «Точно, Барель, – подумал Сергей, – Запоминающаяся фамилия. И я даже помню, как эта девчонка выглядела в дни официальных приемов и праздников, где она по статусу «одной из первых леди королевства» должна была присутствовать и где когда-то присутствовал и я сам, правда, в качестве охраны». С той самой минуты, когда он, подходя к своей квартире с собакой на поводке, услышал глухое рычание Тима и приказал ему молчать и сидеть у порога, а потом осторожно обошел квартиру и увидел спящую девушку в своей собственной спальне, ее густые светлые волосы поверх подушки, его не покидала мысль, что где-то он ее встречал и раньше. Но где – никак не мог вспомнить. И вот надо же – его незваная гостья оказалась одной из известнейших дам города и где? В его квартире! Просто комедия, в главной роли – Вицин: «А у меня на диване лежит Эдита Пьеха!». «Но, если, конечно, она не врет, – успел он подумать, – мало ли какие бывают совпадения». Юлиана продолжала: – Позавчера, вернее, две ночи назад, я сбежала от мужа – из его дома и от его охраны, в надежде сохранить свою жизнь и вернуть сына. «А вот это ты уже загнула», – подумал Сергей. Он встал, включил верхний свет и посмотрел на девушку. – Подними вверх волосы, – попросил он ее. Юлька не удивилась и послушно завернула длинные густые волосы в валик на голове. Сидела, придерживая его одной рукой, и выжидательно смотрела на Сергея. Похожа, чертовка, была на ту самую госпожу Юлиану Барель, как две капли воды. Уж он-то в свое время побывал на этих официальных приемах достаточно. Вот только неувязочка у нее вышла со временем собственного побега. – Ты хотела сказать – вчера сбежала от мужа, – поправил ее Сергей, но она замотала головой – «два дня назад». Тогда он прошел к столу и принес газету. Развернул ее на второй странице, где печатались главные местные события. Под крупным заголовком «Открытие областной больницы для ветеранов» находилась прямо-таки громадная фотография. В объектив фотографа попали стоящие перед ленточкой толстенький мэр города, рядом с ним – Барон, он же господин Барель, а справа от Барона, чуть сзади – светловолосая юная красавица – госпожа Барель. Все улыбаются, Барон что-то говорит, мэр города прикрыл глаза и, видимо, кивает головой – на фотографии он получился с неестественно вывернутой шеей, на лице госпожи Барель застыла светская улыбка, приличествующая ситуации. Юлька развернула газету к верхнему свету, читая заметку: – Здесь сказано, что на открытии областной больницы присутствовали ее спонсоры – господин Барель с супругой. Сергей кивнул головой: – Да, это – вчерашние новости. – Но на фотографии не госпожа Барель. Она удивленно смотрела на мужчину, стоящего перед ней. Новая волна страха потекла по Юлькиному животу к голове, переворачивая вверх тормашками все мысли, парализуя волю, как в тот момент, когда она пряталась от Шура под крышей веранды. Руки противно задрожали и, чтобы не расплескать коньяк, девушка поставила его на низкий столик. Указательный палец ткнулся в бровь, пробороздил по ней кривую дорожку и безвольно упал на колено. – Меня не было здесь больше трех месяцев. Что здесь могло произойти за это время? Она посмотрела на Сергея, ожидая разъяснений. «Дивненькая ситуация, – подумал он, – значит, ты – это не ты, а кто ты – никому не известно». А вслух спросил: – Есть соображения насчет того, кто выдает себя за жену Барона? – Мне не надо ничего соображать. На фотографии – моя подруга Злата. – Отлично…, – процедил Сергей, – подруга-близнец! – Не говорите глупостей, – рассердилась Юлька, – не так уж мы с ней и похожи. Взгляните сами. Она передала Сергею газету и сердито продолжала: – У меня темные волосы и я смуглая, …и у меня не очень красивый нос, – проговорила она почти скороговоркой последнюю фразу, смутилась, и даже покраснела – к большому удивлению Сергея. «Прелестно! – подумал он, – давно не встречал смущающихся девушек. Все в последнее время стали раскованными и самоуверенными – палец в рот не клади». – И вообще я очень похожа на отца – он болгарин, – продолжала Юлька, после некоторой заминки, – А у Златы отец – белорус. И она пошла в него – светлая, очень хрупкая, красивая и, кстати, ниже меня ростом. Правда, когда у нас один цвет волос, и Злата хотя бы немного побудет на солнце, чтобы загореть, и мы одинаково накрашены, кажется, что очень похожи… А Вы что думаете про эту фотографию? – без перехода спросила Юлька. Мыслей у Сергея по этому поводу никаких не было. История становилась все более и более запутанной, и он предложил: – Так. Сначала ты расскажешь все по порядку: кто такая Злата, как вы с ней попали в наш город, как ты стала госпожой Барель? Надо во всем этом разбираться, а без начальной информации сделать это практически невозможно. Он постоял немного в задумчивости, потом включил верхний свет и решительно уселся в кресло напротив. Юлька немного подумала и кивнула головой – терять ей уже было нечего, зато закралась маленькая надежда, вдруг этот большой, недавно еще страшный и опасный, а сейчас такой спокойный и уверенный в себе человек сможет ей чем-нибудь помочь? Ну, хотя бы советом! – Может, еще кофе? – спохватился мужчина. – Да…Нет…Не надо, лучше коньяк, – решила Юлька перед тем, как начать рассказывать… На улице рассвело, прошли первые трамваи, было выпито очень много коньяка, когда Сергей поднялся, разминая затекшие ноги, и сказал: — Предлагаю перекур на сон час. Тим, который уже давно переместился в их комнату и устроился в ногах у хозяина, поднял морду и коротко гавкнул. – Сейчас, прогуляемся, – Сергей потрепал его по загривку. А госпожа Барель может спокойно отдыхать в той комнате, которую она себе присмотрела. Юлька удивленно взглянула на него. — Я буду спать в кабинете. Общий подъем в два часа дня. И они с Тимуром ушли гулять. Девушка пожала плечами – спать, так спать. Ушла в комнату и, натянув на себя одеяло, в момент заснула. Екатеринбург. Городской особняк Барелей Злата работала. По-другому ночное время, проведенное с Бароном, она назвать не могла. Кого винить в том, что она так ошиблась в выборе всемогущего любовника? Себя винить – ни за что! Виновата в этом, по понятиям Златы, как всегда была Юлька… Злата всю жизнь, сколько она себя помнила, была уверена, что ей должна сопутствовать удача. Во-первых, она была красавицей, во-вторых, умницей. И ей, действительно, очень часто в жизни везло. А, будучи избалованной, она страшно злилась и долго недоумевала, если у кого-то из ее окружения дела шли лучше, чем у нее. Правда, с момента их дружбы с противной Юлькой, такое почему-то случалось, и не один раз. Сначала у Юльки оказался богатый отец. Потом, он, правда, сбежал из семьи и оставил их без денег, но Юльке тут же нашли работу – танцевать в небольшом ресторанчике, и ее финансовые дела опять поправились. Чтобы не отставать от подруги, Злата напросилась выступать вместе с ней. И Юлька-дурочка с радостью согласилась. Только глупая, она ничем, кроме своих выступлений и учебы, не интересовалась. Зато у Златы сразу появились взрослые поклонники с деньгами, и она снова оказалась в центре внимания и на пике славы, как когда-то в школе. Русских на улицах Софии Злата встречала очень часто. Они были разными – богатыми, не очень и очень богатыми. Но вне зависимости их финансового положения, все они безудержно сорили деньгами в барах, магазинах и даже в их скромном недорогом ресторане. Управлять мужчинами, особенно русскими, оказалось очень легко. С деньгами они расставались с радостью, почти ничего не требуя от красивой девушки взамен – пара совместных обедов в дорогих ресторанах, конные прогулки. Им, конечно, хотелось большего, но Злата не позволяла. Ей пока было достаточно простого флирта. Когда Шур от имени Барона сделал им с Юлькой предложение выступать в России, Злата даже не раздумывала – ей казалось, что, если подойти к проблеме с умом, там можно легко подцепить очень богатого мужа, а если повезет – то и сказочно богатого, который не будет считать каждую копейку, потраченную на свою красивую спутницу. Очередная черная полоса в жизни Златы наступила, когда она узнала, что Барон сделал предложение Юльке. Откуда ей было знать, что это был не чувственный порыв, а четко проработанный господином Барель план? Еще в Софии Шур успел узнать все, что касалось их здоровья. Выяснилось, что изнеженная красавица Злата, избегая изнурительных тренировок в спортивном классе, была частым посетителем поликлиник, жалуясь то на боли в голове, то в животе, то на простуду. Зато медицинская карта Юлии была заполнена только штампами очередных осмотров врачей: «здорова», «здорова», «здорова». Даже зубной Гиппократ методично ставил аналогичную печать. И Барон выбрал из них двоих Юлю. Обиженная на весь мир и, прежде всего, на свою злодейку-подругу, которая так подло обошла ее с замужеством, Злата поклялась отомстить ей и начала массированное наступление на Барона. В ход пошли томные взгляды, неожиданные встречи в полутемных служебных коридорах «Офицерского Клуба», легкие прикосновения рук. К своему удивлению она не встречала сопротивления. Наоборот, ее ухаживания за господином Барель всячески им поощрялись, и раньше, чем Юлька стала его официальной женой, Злата стала его любовницей. Но Юлиане все их телодвижения были не известны. – Я хочу купить Мерседес, – заявила она Барону, когда тело его было удовлетворено, и он попросил принести ему в постель сигарету. – У тебя великолепная машина, – возразил он. – Это здесь, а в Болгарии мы с бабушкой до сих пор ездим на стареньком оппеле. – Ты собралась в Болгарию? – удивленно спросил Барон Злату. – Хочу купить там квартиру и машину. Не возражаешь? – нагло заявила она. Барон, как всегда, не возражал. С того момента, как Юлия уехала в загородный особняк, а Злата полуофициально заняла ее место, кошелек его был открыт для всех Златиных причуд. Ну разве не стоила этакая щедрость еженощных златиных трудов? Злата рассудила, что стоила. Консессум между ней и Бароном был достигнут. Оба партнера были удовлетворены. На следующий день, памятуя о том, что Юльке нужно менять внешность, чтобы не быть случайно узнанной – не будет же она день и ночь сидеть взаперти, Сергей настоял на посещении парикмахерской. Он вызвал прямо к подъезду огромный служебный джип, отдал указания водителю и отправил Юльку в один из окраинных салонов красоты. – Сменишь цвет волос. Это самый надежный и простой способ изменить внешность. Юлька не возражала. Белый цвет волос ей давно надоел – она считала, что он ей не идет. Поэтому, устроившись в кресле, на вежливый вопрос мастера: – Что будем делать? Она, не задумываясь, ответила: – Нужно вернуть мой прежний цвет. И, пожалуйста, стрижку – каре чуть ниже плеч и челку. Пока Юлька сидела с краской на голове, менеджер принесла ей кофе в маленькой чашке. Кофе оказался горячим и не искусственным, а крепко сваренным из очень хорошего зерна. Юлька пила его маленькими глотками, наслаждаясь любимым напитком, и думала, как хорошо, когда у тебя есть возможность позволить себе такие маленькие радости жизни, как кофе, парикмахерская и, может быть, элегантный костюм – хотя бы один. Домой она вернулась поздно – привез терпеливо поджидающий у дверей водитель. С ровно подстриженными волосами и очень короткой челкой она стала похожа на египтянку. Сергей, увидев ее, довольно помотал головой и усмехнулся: — Как ты теперь докажешь, что являешься госпожой Барель? Юлька только беззаботно пожала плечами: – Что-нибудь придумаю. Теперь встал вопрос жилья. Идеи у нее были, но, чтобы их осуществить, ей потребуется время. – Думаю, пару недель ты можешь спокойно пожить и у меня, – великодушно предложил Сергей. Собственно говоря, почему бы и нет? Сегодня днем на работе он быстро навел все справки о своей гостье. Хорошая оказалась девчонка. Стоило ей помочь. Пока, правда, он еще не знал – как. – Если вдруг приедет погостить моя матушка – а она имеет обыкновение не докладываться, когда приезжает ко мне, ты для нее – подруга Виталика. Живешь у меня до его возвращения из командировки. – Такие сложности из-за меня? – Елена Викторовна – старой закалки человек. Увидит тебя в моем доме – решит, что я в очередной раз надумал жениться. – И много было таких очередных разов? – подколола его Юлька. – Ну, всего раз сэм-восэм, – отмахнулся он. – Мне хватит и трех дней, – заявила она, – я знаю, где мне могут дать общежитие. – Обувная фабрика имени Гутенко-Короленко. А Юлиана Барель – передовица-многостаночница: одновременно шьет, порет, вяжет и кроит, – рассердился Сергей. – Ты зря так говоришь. Все гораздо проще – я буду выступать в ресторане. В определенном. Я уже знаю – в каком, – поспешно добавила она. Сергей уставился на нее, как на сумасшедшую. – Ты думаешь, что стала настолько неузнаваемой? – Ты не понимаешь. На сцене все девчонки кажутся на одно лицо, особенно в искусственном освещении и с обилием грима на лице. Меня никто не узнает. Зато я буду в курсе всех городских новостей. Артисты, особенно ресторанные – великие сплетники, они всегда все про всех знают… Ты же знаешь, я хочу найти и вернуть своего сына, – тихо добавила она. – Ну, это уже предоставь профессионалам. Кстати, твой сын, по-моему, живет в городе. Сегодня его видели мои ребята – гулял около особняка с пожилой женщиной. – Серьезно?.. Это нянька. – Не вздумай только сама там появляться. Второй раз от Барона тебе не уйти. Судя по тому, что о нем известно, этот человек очень опасен. – Но что же делать? – С тобой заключить договор или так поверишь, что мы тебе поможем? – Ты имеешь в виду свою организацию? – Именно. Доверишься профессионалам? Юлька молчала. Государственные, да и негосударственные тоже, органы безопасности ее пугали. Да и не верила она в их могущество. Но выбора у нее, похоже, не было. Сергей понял ее молчание по-своему. – Оплатишь наши услуги, когда сможешь. Соглашайся. Все равно другого выхода у тебя нет. Юлька вздохнула: – Хорошо. Но и я не собираюсь сидеть взаперти. Завтра же иду устраиваться на работу. Сергей, скрепя сердце, согласился. Через день он выправил Юле справку, заменившую ей на первое время паспорт, правда, изменил в ней имя и фамилию. Теперь она была Кира Вальцо. – Это ты сам придумал? – прочитав, кем она теперь является, не удержалась Юлька. Сергей смутился: – Вполне артистическое имя. И похоже на украинское. Заодно и национальность сменишь. В этот же день Юлька, забрав справку, ушла оформляться на работу. Вернулась домой под вечер страшно довольная, и с порога заявила: – Через три дня выхожу на работу. Ресторан «Русское золото». – Более бандитского притона в городе и не найти, – прокомментировал ее выбор Сергей, – и кем будешь там служить? Официанткой? – Не угадал! – рассмеялась Юлька, – Как и хотела, буду крутиться на сцене у шеста. Оркестр и кордебалет отдыхают, госпожа Барель – работает. – Забудь про госпожу, теперь ты – чернорабочая. Деньги-то хоть приличные дают? – На первое время хватит. София Господин Громов в узком кругу избранных имел репутацию высококлассного специалиста. В молодости он был одним из самых искусных взломщиков и работал всегда только по собственной инициативе, в одиночку проворачивая весьма рисковые операции. Но молодость прошла, все чаще стала пошаливать печень – результат бесконечной череды ресторанов и дружеских попоек, и господин Громов перешел на частные заказы, само собой, хорошо оплачиваемые. Сейчас он тоже выполнял заказ и уже четыре дня находился в болгарской столице. Он выбрал себе гостиницу далеко от центра города, возле большого зеленого парка с искусственным водоемом, на поверхности которого медленно покачивались чудесные водяные лилии, а между ними быстро скользили дикие утки. В полуденный зной господин Громов с удовольствием устраивался на скамейке возле пруда в прохладной тени какого-нибудь экзотического дерева, следил за молодыми мамашами, гуляющими в парке со своими малышами, и кормил уток, бросая в воду хлеб. Осень в болгарской столице ничуть не отличалась от лета: дневная жара достигала тридцати градусов. И господин Громов очень радовался, что его ежедневная работа заканчивалась до того, как полуденный зной раскалит воздух и асфальт. Вставал господин Громов очень рано – как того требовало нынешнее задание. На завтрак самостоятельно заваривал себе в кружке растворимую овсяную кашу и отправлялся отрабатывать полученный немаленький аванс. Путь его лежал в район красивых старых добротных построек первой половины двадцатого века, на площадь недалеко от делового центра города. Три дня подряд он приходил на эту небольшую уютную площадь, с маленьким кафе на перекрестке двух улиц, садился за столик под навесом открытой веранды кафе, заказывал кружку пива и, неспешно потягивая его, разворачивал свежий номер купленной по пути сюда газеты. Болгарского и английского он не знал, как и не понимал, что читают его глаза в этой газете. Он даже не знал, какую газету купил: просто на уличном стенде тыкал пальцем в какой-нибудь экземпляр с понравившейся картинкой, протягивал продавцу десять евро и забирал сдачу. Часа четыре он просиживал на скамейке, изредка переворачивая листы газеты. Все это время глаза его фиксировали каждое движение возле одного из домов, фасадом выходящих на площадь. Объектом его наблюдений был красивый старинный дом с небольшим барельефом над крайним правым подъездом. На барельефе была изображена женщина в длинном и сильно открытом сверху платье. Текст, выбитый на двух языках рядом с изображением пышнотелой красавицы, господину Громову был непонятен, но, судя по отдельным словам, выхваченным из общей массы, здесь была увековечена то ли артистка, то ли известная художница. Через три дня утренних моционов господин Громов доложил заказчику, что первая часть задания выполнена: он нашел в этом доме квартиру на третьем этаже, которая с восьми часов утра и до обеда (во всяком случае – до полудня – абсолютно точно) оставалась пустой. Молодая чета, которая проживала в ней, ровно в восемь утра отбывала на служебном транспорте – каждый на своей машине с личным шофером и в разных направлениях. Господин Громов, ради порядка и дополнительной страховки, не далее как вчера, прогулялся по площади вечером. Молодая чета из интересующей его квартиры появилась ближе к семи. Сначала приехала юная дама, затем, спустя полчаса – ее кавалер. Но это заказчика не интересовало, и господин Громов оставил данную информацию при себе. Сегодня с утра, сразу после отбытия известной четы на работу, господин Громов с легкостью открыл два замка в двери их квартиры на третьем этаже, возможно, для кого-то и бывших хитроумными и сверхнадежными, но только не для него. Он прошелся по большой квартире, срисовал ее точный план, пробыл в ней ровно до двенадцати дня и безнаказанно ее покинул, вновь закрыв замки. Хозяева вечером и не догадаются, что у них побывал непрошенный гость. Зарисованный план он оставил в платной ячейке автовокзала. Затем позвонил неизвестному ему абоненту, назвал пароль, выслушал ответ и продиктовал в трубку номер ячейки на автовокзале и номер набранного на ней кода. Следующим утром в то же самое время он вновь был на третьем этаже. Осторожно открыл оба замка, прошел по квартире, зафиксировал отсутствие хозяев и задернул на кухне шторы. Это был сигнал его партнеру, что квартира пуста. Затем господин Громов также аккуратно покинул помещение, прикрыв, но не запирая, входную дверь. Спустился вниз и устроился на скамеечке под деревом, подальше от входа. Невысокий щуплый человек: на голове – черный парик, на лице –бутафорские усы и накладная черная борода, в руках – большой докторский чемодан – вошел в подъезд, из которого недавно вышел господин Громов, поднялся на третий этаж, зашел в пустую квартиру, прошел на кухню и приоткрыл там окно, не распахивая шторки. Из окна просматривались почти все дома, выходящие на площадь. Но его интересовал только дом напротив: квартира с большим балконом, перевитым плющом и усаженным яркими цветами… Зденка Михалова, как всегда по утрам, еще не позавтракав сама, вышла на балкон – подышать свежим воздухом, полить цветы, пока не началась жара. Хотя было только начало девятого, солнце уже начало припекать, и день обещал быть жарким. На противоположной стороне площади на третьем этаже старинного дома, где в конце девятнадцатого века жила известная болгарская оперная примадонна, у приоткрытого кухонного окна стоял человек. Его самого и его страшного оружия с улицы было не видно – шторы на окне, возле которого он притаился, поглядывая в оптический прицел винтовки, были задернуты. В узкую щель между шторами, если знаешь заранее, что хочешь обнаружить, можно было увидеть черное рыло глушителя. Человек, внимательно глядя в оптический прицел, плавно нажал на спуск… Зденка Михалова почувствовала резкую тупую боль. Казалось, онемела вся левая половина груди. Перед глазами поплыли красные пятна, и женщина упала на паркетные доски балкона. Последнее, что услышала Зденка Михалова – звонкий треск разбитого за ее спиной оконного стекла: мощная пуля оставила в нем некрасивую дырку с кучей трещин, неровными лучами расходящимися от нее. Невысокий щуплый человек – на голове немного сбился черный парик, на лице – все те же бутафорские усы и борода – правда весьма искусно приклеенные, вышел из подъезда, завернул за угол и скрылся между домами. Пройдя пешком один квартал, он снял всю бутафорию, докторский чемодан, предварительно спрятав его в спортивную сумку, забросил на заднее сиденье потрепанного БМВ. Еще через несколько минут его неказистая на вид машина, не торопясь, покинула бесплатную стоянку, расположенную возле большого универмага. Ровно в девять часов утра господин Громов прогулялся по площади, покинув уютную скамейку в тени деревьев. Все шторы в квартире на третьем этаже дома с барельефом, в том числе и на кухне, были открыты. Это был сигнал для господина Громова. Он поднялся по лестнице на третий этаж старинного дома, обошел квартиру, прикрыл окно на кухне, и покинул квартиру, тщательно закрыв оба хитроумных замка и стерев все следы своего пребывания в этом доме… Срок пребывания господина Громова в болгарской столице подошел к концу. Счет в его швейцарском банке сегодня вечером должен был пополниться на кругленькую сумму. Он дождался вечера, проверил свой личный счет в означенном банке, отпраздновал радостное событие в одном из самых престижных ресторанов Софии, оставив официанту щедрые чаевые, а ночью уже был на вокзале. Домой господин Громов поехал поездом, через Москву, наслаждаясь красотами европейской природы, мелькающей за окном вип-купе. Екатеринбург Сергей с Юлькой сидели на кухне. Юля приготовила на ужин бигус из обнаруженного в холодильнике мяса и купленной по дороге домой капусты из тех денег, которые выделил ей Сергей на проезд в городском транспорте и «на всякий случай» – в такси. Готовить ее научила бабушка, быстро и легко, и она получала от этого занятия огромное удовольствие. Сергей выставил на стол традиционный вечерний напиток – коньяк. На улице опять моросил дождь, а в квартире, среди пушистых ковров, да в придачу с Тимуром, который постоянно норовил улечься ей на ноги, было тепло и уютно. От коньяка и тепла Юльку расслабило и казалось, что для полного счастья ей не хватает только Павлика. Мужчина, сидящий напротив нее, в эту минуту был самым близким человеком на земле, за исключением, конечно бабушки и сына. Но бабушка была очень далеко – в четырех часах самолетного пути. А жаль. Так хотелось позвонить ей в Болгарию, но Сергей категорически запретил Юльке это делать. – Ты пока для своих болгарских – отдыхаешь в своем загородном особняке. Хочешь что-нибудь передать им – пиши письмо, давай адрес: мой человек все им передаст. Она так и сделала пару дней назад, и теперь оставалось только ждать от них известий. Тоже письмом. – Лучше скажи, в чем ты будешь выступать на сцене бандитского притона? Там, насколько мне известно, нужен какой-то специальный костюм, – Сергей, свободно откинувшись на угловом кухонном диване, вытянул под столом ноги и неспешно закурил свою любимую сигару. – Мне обещали на первое время что-нибудь подобрать со склада. У них с этим просто. Сергей кивнул головой, думая о чем-то своем. – А что тебе нужно? – спустя минуту спросил он. – Сценические туфли, знаешь, такие – на высоком каблуке, сильно открытые, блестящие. Еще, конечно, костюм, купальник. – А где все это берут остальные? – Кто где, – пожала она плечами. – Кто в магазинах ищет, кто у знакомых перекупает, кто по каталогам заказывает. – Не брезгуешь выступать в чужом? – А что делать? – опять пожала она плечами. Сергей снова кивнул головой, но ответить ничего не успел. Неожиданный звонок в дверь заставил обоих вздрогнуть. Они застыли. Сергей недоуменно уставился на Юльку, а она, осипшим от неизвестно откуда взявшегося страха голосом, сказала: – Наверное, нужно открыть дверь или хотя бы узнать, кто это?.. Сергей, опомнившись, бросился в прихожую… Дверной замок щелкнул, закрываясь. Из прихожей доносились голоса – вполне мирный разговор. Затем восклицание, произнесенное женщиной: – Ну-ка, ну-ка, посмотрим на твою протеже. Юлька выскочила в огромный широкий холл… и еле успела остановиться, чтобы не налететь на солидную пожилую женщину, которая шла в сторону кухни. – Здравствуйте, – растерянно произнесла она. – Добрый вечер, – насмешливо ответила женщина. Посмотрела на Юльку – с головы до ног и обратно – с ног до головы, что-то для себя быстро решила и, наконец, предложила: – Пойдемте-ка все на кухню, – первой двинулась вперед и тут же воскликнула. – Как у вас тут чудесно пахнет! Это бигус? – спросила она, заглядывая в высокую сковородку, стоящую на плите. – Я сейчас подогрею, – предложила Юлька. Женщина проплыла мимо нее в ванную комнату, Сергей, оправившись от первых неловких мгновений, прислонился к косяку и насмешливо смотрел на девушку. Как будто не сам недавно сидел с застывшим от неожиданности лицом! – И что теперь мне делать? – растерялась Юлька. – Ты все забыла! – усмехнулся он. – Вспоминай! Ты – очень хорошая знакомая моего друга, которая приехала в большой город устраиваться на работу. Друга зовут Виталий. Виталий Никонов, – уточнил он. – Виталька работает вместе со мной в фирме «Кондор» – это охранно-детективное предприятие с довольно солидной клиентурой, но тебе, я думаю, подробности знать не обязательно. Увидел недоуменный Юлькин взгляд и рассмеялся: – Красные корочки с орлом – настоящие, просто в той конторе я уже года полтора как работаю только по совместительству… Не бойся, все обойдется. У меня классная матушка, просто мировецкая. Все действительно обошлось. Юлька даже подружилась с его мамой. На следующий день, пока Сергея не было дома – он вернулся поздно вечером, они хлопотали на кухне: мама Сергея пекла пироги, а Юлька тушила мясо – пироги она не любила и не привыкла к ним – с детства приходилось соблюдать диету. О своей жизни выдумывать особенно ничего и не пришлось. Сергей сразу представил ее своей матушке как Киру. – Она у меня поживет до возвращения Витальки, – сказал он, – по вечерам будет отсутствовать по причине работы в некотором заведении. – Конечно, у тебя секретаршей, – догадалась Елена Викторовна. – Да нет, хуже. Танцовщицей в бандитском ресторане. Брови Елены Викторовны встали домиком, и она строго посмотрела на сына. – Это вполне нормальная работа, – поспешила объяснить Юлька, – и потом, мне обещали там помочь с общежитием, а это для меня очень важно. Елена Викторовна покачала головой, но с нотациями и дальнейшими расспросами не полезла, и у Юльки отлегло от сердца. Вечером приехал Сергей с целым ворохом туфлей, мерцающих купальников, юбочек, кожаных напульсников с блестками и без, с металлическими нашлепками и без них, каких-то ножных тоже кожаных широких плоских браслетов. Где только достал все это? Разнообразная аккуратно упакованная в целлофан новенькая сценическая одежда с трудом вместилась в объемистую спортивную сумку. – Ребята помогли найти какой-то бутик или ботик, не помню, как это называется, – заявил он с порога. – Выбирай все, что понадобится, а остальное я должен в течение получаса вернуть хозяину. Косметику, наверное, сможешь купить сама? Рядом с нашим домом есть подходящий магазин. Она кивнула, с увлечением разбирая яркие тряпки. Выбор был огромный. Как всегда в таком случае, хотелось взять все и сразу. – Я потом тебе покажу, где все это продается. Не жадничай, – радостно улыбнулся Сергей, видя ее нерешительность. Ужинать, по спонтанно сложившейся традиции, сели ближе к полуночи, когда Сергей вернул оставшиеся вещи в магазин. Пока он ездил, Юлька, с согласия Елены Викторовны, накрыла стол в «парадной зале» – большой гостиной комнате, и за ужином украдкой, но с тайным удовольствием наблюдала, как Сергей уплетает мясо с маринованными огурчиками и грибами, приготовленное Юлькой, предпочитая его «матушкиным» пирогам. Ресторан «Русское золото», весьма неказистый с виду, оказался довольно приятным внутри: оформлен в бело-красно-золотой гамме; такие же цвета наличествовали в костюмах официантов и служебного персонала. Стулья и столы, с вычурными резными ножками, были выполнены в стиле Людовика XIV; а притушенный верхний свет создавал вполне интимную обстановку. Круглая сцена оказалась сильно выдвинута в зал, по бокам чуть выше над ней располагались две небольших площадки с шестами по центру. На этих площадках и выступали «шестовички», как называли в «Русском золоте» девочек, танцующих возле шеста. На работу Киру-Юльку принимал сам Виктор Васильевич – управляющий «Русским золотом». Виктор Васильевич, или просто Виктóр с ударением на последнем слоге, как за спиной назвали его подчиненные, был совладельцем этого ресторана. Правда, он имел менее десяти процентов акций «Русского золота», а, следовательно, и дивиденды от прибыли этого заведения в его карман попадали небольшие. Поэтому, стремясь увеличить свои собственные доходы, Виктор совмещал права владельца с должностью управляющего рестораном. Это был моложавый, рано начавший лысеть невысокого роста крепыш с солидным круглым животиком. Как и большинство мужчин такого роста, он имел наполеоновские амбиции и был неравнодушен к девушкам ростом выше ста семидесяти сантиметров и фигурой манекенщиц. «Шестовички» и девочки-официантки, все как на подбор высокие и стройные, были на его особом попечении. Принимал на работу он их сам, считая их лицом заведения. Чтобы оградить девушек от возможных посягательств не в меру выпивших посетителей, он предоставлял им служебный транспорт: после окончания работы, всех, кто жил далеко и не имел своей машины, развозил по домам маленький юркий автобус. – Романы с клиентами строго запрещены, – постукивая шикарным Паркером по столу, заявил он Кире. – Домой после работы мы ездим на личном или служебном транспорте. Ты какой предпочитаешь? Вопрос был явно риторическим. – Думаю, служебный, – пожала плечами Кира-Юлька. – Кордебалет едет в два. Ты домой будешь ездить после них – часа в четыре. Если захочешь уехать позднее – то только с официантками – ближе к семи утра – после пересменки. Концертная программа в «Русском золоте» начиналась с десяти часов вечера. Юлька первый раз появлялась на сцене в одиннадцать. И крутила па часов до трех-четырех утра. Пятнадцать минут бешеных вращений, прыжков, изгибов в сумасшедшем ритме, минут двадцать – перерыва, и опять все сначала – пятнадцать минут работы и около получаса – отдыха. Выходы «шестовичек» чередовались с выступлениями артистов кордебалета, фокусников, певицы. Помимо Юльки у шеста, одновременно с ней или по очереди, «работали» еще две девчонки: Стелла и Ярослава. Во время их выступлений отдыхал и оркестр – девочки танцевали под магнитофон. После окончания концерта начинались танцы, и выступления «шестовичек» должны были подогревать танцующую публику. Время окончания работы у «шестовичек», было «плавающим» и определялось степенью готовности публики танцевать самостоятельно, без внешней «подпитки», или, проще говоря – степенью опьянения публики. Случалось это чаще всего ближе к трем часам ночи, а то и позднее. За два года обеспеченной жизни Юлька совершенно отвыкла от бешеного ритма работы и выкладывалась на сцене эмоционально и физически полностью. К утру она не только не могла стоять на ногах, но и на элементарные человеческие чувства у нее не оставалось сил – она зачастую не ощущала даже голода и почти перестала есть. Официантки заканчивали работу в шесть утра, и чаще всего Юлька вместе с ними и ехала на автобусе домой. На цыпочках заходила в спящую квартиру, возле кровати скидывала с себя все шмотки и плелась под душ. После душа ее хватало только на пару стаканов минеральной воды, и она без чувств и мыслей валилась на тахту до следующего дня. – Сгоришь, – сказала Стелла, когда ей надоело смотреть, как между перерывами в выступлениях Кира-Юлька буквально валится на старенький диванчик в их общей гримерной, безучастная ко всему, бледная и осунувшаяся. – И через недельку-другую Виктор без зазрения совести выгонит тебя на улицу, – съехидничала Ярослава – их третья «шестовичка». Стелла сверкнула на подругу глазами, но ничего не сказала. В работу Юлька втянулась через неделю. Помогло ей в этом ее собственное неуемное любопытство. Однажды, еле-еле дотащившись до гримерной и скинув с ног туфли, Юлька, вместо того, чтобы завалиться на диван, босиком прошлепала к кулисам. Танцевала Ярослава. Из динамиков лилась медленная музыка танго, затем последовал далеко не бешеный ритм более энергичного танца. Ярослава на сцене не напрягалась. Медленно крутилась у шеста, лениво выгибалась и практически не выходила на середину круглой площадки. Пораженная, Юлька приплелась в гримерную. – А что ты думала? По-черному работают только новенькие, – усмехнулась Стелла. – Потому на твоем месте никто еще больше двух недель не держался. – И что же делать? – спросила Юлька. – Поговори с диск-жокеем, только не ссылайся на меня. Юлька, как была босиком, так и прошлепала обратно к сцене, рискуя порвать дорогущие колготки. Диск-жокей сидел в крохотной комнатушке-аквариуме. В больших черных наушниках. Он смешно подергивался в такт музыке, и это делало его похожим на робота-марсианина. Юлька рассмеялась. Парень посмотрел на нее и тоже улыбнулся. Махнул девушке рукой, приглашая зайти в аквариум. – Как у тебя тут интересно, – протянула Юлька, рассматривая сложную аппаратуру со множеством передвижных ручек. – Нормально, – отбивая ногой ритм танца, протянул парень. – Главное, работа непыльная и платят неплохо. – Слушай, я к тебе с просьбой, – начала Юлька. – Догадываюсь, – мотая головой, сказал он. – Пятьсот баксов – и мы друзья на всю оставшуюся жизнь. Юлька опешила. Он посмотрел на нее. – Можно частями. Так и быть. Только для такой красивой девочки, как ты. – Я за месяц расплачусь, – пообещала Юлька. – И когда у меня будет нормальная музыка? – Как у этой тощей? – он кивнул в сторону сцены. – Ну да, – смутилась она. – Да можно хоть сейчас – без проблем. Он посмотрел на нее. Поворошил пятерней короткие волосы на затылке. Что-то прикинул. – Ладно. Телка у меня пока есть: ревнивая – жуть. Так что обойдемся без аванса. Топай и не забудь про баксы. Парень сдержал слово, и Юлькины трудовые будни, вернее ночи, превратились в удовольствие: с этого дня она уже не валилась с ног после выступлений. Через несколько дней Юля, роясь в запасниках сценической одежды у костюмерши, обнаружила высокие – до бедер сапоги на широком каблуке. К ним она сшила – благо не впервой: тем же занималась вместе с бабушкой когда-то в Болгарии – белую прозрачно-блестящую накидку с большим синим переливающимся крестом на спине. В комплекте с белым открытым купальником получился эффектный мушкетерский костюм. Часть выступлений она теперь проводила, танцуя на невысоком каблуке. – Если так пойдет дальше, – язвительно заметила Ярослава, – нам со Стеллой скоро здесь делать будет нечего. Кирочка одна и без отдыха сможет весь вечер работать на сцене. – Ты зря злишься, – ответила Юлька, – мне это совсем не нужно. И потом, однообразия на сцене в течение всего вечера Виктор никогда не допустит. Но Ярослава, начав скандал, быстро успокоиться никогда не могла. – Все вы так говорите, – бушевала она, – вас только пригрей на груди, со света сживете. Что к чему? Юлька пожала плечами, упала на диван и по привычке задрала ноги на его спинку. Стелла молча выскочила из комнаты – был ее выход на сцену. В дверях оглянулась и состроила «глаза» – мол, не обращай внимания на эти закидоны. – Хоть бы сапоги снимала. Торчат посреди комнаты. Красота! – продолжала бубнить Ярослава, подправляя сложный макияж. – Понаехало в город черномазой деревенщины – ни рожи ни кожи. Ни воспитания, ни образования. Как вы меня все достали! Юлька не стала отвечать. Бесполезно. Пусть наворчится, потом успокоится. Начнешь хоть что-то объяснять, выйдет еще хуже. За две недели, промелькнувшие как в угаре, Юлька только пару раз смогла выбраться в центр города и побродить возле своего бывшего дома и «Офицерского Клуба». Она, конечно, сильно рисковала, но соблазн увидеть сына был так велик, что Юля все-таки туда пошла. Хорошенький двухэтажный особняк на Вишневой с собственным парком и высоким чугунным забором, расположился на бывшем пустыре. На приличном расстоянии от него высился частокол безликих многоэтажек. Бродить бесцельно вокруг знаменитого особняка было опасно, и Юлька зашла в какую-то государственную контору, ближе всех расположенную к нему, поднялась на второй этаж и уставилась на дом. В парке за забором было пусто и уныло. Пара охранников лениво прохаживалась по мокрому асфальту около дома, равнодушно глядя по сторонам. Что делается внутри дома – отсюда было не видно. Юлька ходила по учреждению, пыталась с других этажей заглянуть в окна дома, но безуспешно. Особняк с темными окнами, казался безмолвным и недоступным, как вражеская крепость. И где же теперь Павлик?.. Правда, Сергей уверял, что он в городе, в особняке, жив-здоров. И вообще все «под контролем». Через месяц Юлька начала запоминать постоянных посетителей ресторана. Столики возле сцены обычно занимала гопота – худосочные юнцы с толстыми бумажниками, набитыми папашиными деньгами. Все они появлялись в сопровождении юных девиц, сильно накрашенных и оголенных сверх всякой меры. Девицы зазывно улыбались, вызывающе сидели, закинув нога на ногу, и сосредоточенно и продуманно курили. Начинался вечер в таких компаниях с бутылки шампанского, а потом плавно перетекал на французский коньяк в лошадиных дозах. Часам к двум ночи кошельки юнцов слегка худели, девиц развозило и, опасаясь, что они могут потерять остатки здравого смысла и приобретут нетоварный вид, компании дружно снимались, чтобы продолжить вечер «в номерах», как громогласно объявлялось метрдотелю. Подальше от сцены размещалась более солидная публика. Они не кричали, не смеялись громко и вполне вежливо хлопали в тех местах, когда положено хлопать выступающим на сцене артистам. Во время выступлений шестовичек в зале всегда горел верхний свет, и однажды Юлька увидела за столиком возле окна Сергея. Увидела – и удивилась. Делать ему здесь было абсолютно нечего – такие заведения он, насколько Юлька успела его узнать, совсем не жаловал. Сергей сидел вместе с другом. Они о чем-то говорили, изредка поглядывая на сцену. Во время перерыва, когда Юлька по обыкновению валялась на диване, задрав ноги на спинку дивана, Сергей зашел в гримерную. Ярослава в этот момент переодевалась. Она недовольно оглянулась на непрошенного гостя и тут же зашипела: – Куда смотрит охрана? Шастают здесь все, кому не лень. Юлька, спрыгнув на пол, потащила Сергея к служебному выходу. На улице моросил холодный затяжной осенний дождь, и девушка поежилась – тонкий купальник ее совсем не грел. – Может быть, пройдем за столик в зал? – спросил Сергей. – Мы там с Виталькой скучаем. Заодно познакомлю с классным парнем. – Нам нельзя выходить в зал, даже после выступлений, – улыбнулась Юлька. – Что случилось? Что-то срочное? – Подожди две минуты внутри, – Сергей кивнул в сторону служебного входа, – Я сейчас подгоню машину, и поговорим… Они сидели внутри огромного джипа. Там было тепло и уютно. Свет Сергей включать не стал. Юлька потянулась к бардачку и выудила из него сигареты. Все артистки курили, почитая это за особый шик. Юлька сначала крепилась, потом махнула на все рукой и тоже приобрела легкий «Winston». – Что воздухом дышать, что сигарету курить – ни удовольствия, ни толку, – фыркнула в тот раз Ярослава, увидев, что закуривает Кира. – Не совращай девчонку, – посоветовала Стелла, – Если решила начать курить, так уж лучше что-нибудь легкое – успеет еще натравиться. Юлька, как всегда в таких перепалках, промолчала. Сергей щелкнул зажигалкой. Тонкая сизая струйка дыма, причудливо извиваясь в темноте, потянулась вверх – к потолку большой машины. Белая кромка ароматной сигареты незаметно подтаивала, на ее конце накапливался хрупкий пепельный столбик. За окном джипа уныло шумел осенний дождь. А внутри него было тихо, спокойно, и не хотелось ни о чем думать, а просто вот так сидеть, курить и слушать дождь. Сергей тоже закурил, сидел и смотрел на профиль девушки. Что-то тягуче-медленно переворачивалось у него внутри, и не хотелось обсуждать дела, хотя именно из-за них он и ужинал сегодня в «Русском золоте», а потом вытащил из гримерной Юльку. С тех самых пор, как эта девушка появилась в его доме, он так и не смог разобраться, как должен к ней относиться. По-деловому не получалось – она жила с ним в одном доме, иногда даже удавалось пообщаться за одним обеденным столом – редко, конечно: слишком не совпадали их режимы дня – Сергей на работе – Юлька отсыпается после ночного выступления. Юлька на работе – Сергей, как все добропорядочные граждане, ужинает, гуляет с Тимуром, читает газеты, иногда смотрит новости, курит любимую сигару и ложится спать. Потом он решил, что может сделать вид, будто она – его младшая сестра. Так, на его взгляд, было проще и, главное, он мог сохранять свое лидерство в качестве старшего товарища, имеющего право вмешиваться в ее личную жизнь. – Так что все-таки произошло? – спросила Юлька, очнувшись от расслабленной дремы, охватившей ее. – Страшного – ничего. Только загадочное и непонятное. Сергей встряхнулся, прогоняя ненужные мысли. Глупо было расслабляться из-за замужней девчонки. «И авансов, вроде бы, тебе никто не давал», – подумал он и сухо, по-деловому выложил новости: – Значит так… Твой муж, господин Барель, в простонаречии – Барон, объявился в нашем городе ровно пять лет назад. К этому времени у него в наличии имелась очень солидная сумма денег и очень сомнительные, но крепкие связи с одной из афганских группировок. Есть сведения, что он купил эту группировку на корню, заставив работать на себя. Раскрутился Барон быстро и массированно – собственный карманный банк, затем пакеты акций еще в нескольких крупных банках, фирмы по продаже черного металла за рубеж, собственные заводы – сначала удачно разоренные, затем купленные за бесценок. В общем, очень простая и отработанная многочисленными предшественниками схема обогащения и укрупнения собственного капитала. «Офицерский Клуб», похоже, он приобрел просто как игрушку – это не основной источник его доходов… Но все это – не главное. Он помолчал. Юлька затушила сигарету и развернулась к нему, ожидая продолжения. – Самое интересное во всей этой истории то, что пять лет назад никакого господина Барель, и даже просто гражданина Барель в природе не существовало. Не было такого человека и все тут. Юлька от удивления вытаращила глаза и потянулась за очередной сигаретой. – Разве так может быть? – пробормотала она и посмотрела на Сергея. Он задумчиво глядел сквозь стекло куда-то за ее спину. – Кажется, тебя зовут, – сказал он. Юлька оглянулась. Со стороны служебного входа к машине, перескакивая через лужи, пробиралась Стелла. – Твою мать, – заорала Стелла, – Ты, что, б…, с головой не дружишь, через пару минут твой выход! Юлька распахнула дверцу, одним движением плеч вынырнула из куртки, выпрыгнула в осеннюю сырость, прыжком преодолела широкую заводь перед джипом, не тормозя, обогнула подругу, юркнула в ресторан и прямиком побежала к кулисам. Звучал бравурный марш. Кордебалет в ярко-красных мини-камзолах с золотыми эполетами и с высокими белыми перьями на головах торжественно прошествовал мимо нее. Кто-то шлепнул Юльку по попке, вытолкнул на сцену, и она привычно завертелась в огне софитов, на ходу придумывая движения для своего сольного танца. Серьезно поговорить с Сергеем удалось только через два дня – в Юлькин выходной. Закончился испытательный двухнедельный срок, и она получила первую зарплату. Никогда еще деньги не доставляли ей столько радости: в Софии она все отдавала бабушке, а, будучи госпожой Барель, имела их в неограниченном количестве и не задумывалась, сколько можно тратить и на что. По понедельникам «Русское золото» всем коллективом отдыхало, за исключением, конечно, охраны. Как следует выспавшись, Юлька потопала на рынки – за продуктами. А вечером организовала грандиозный ужин из жаркого в горшочках с кучей овощей и приправ. Сергей только головой покрутил – «Ну ты даешь!» и полез за традиционным коньяком. – Значит, так. Господин Барель в природе объявился ровно пять лет назад, – опустошив наполовину горшочек с мясом, начал он прерванный недавно разговор, – Был холост. До тех пор, пока не появилась ты. Интересно, чем ты его покорила? – Обаянием, – пошутила Юлька. – Да уж. Обаяния у тебя хоть отбавляй. Он мог поиметь практически любую женщину – при его-то деньгах, а ведь вот надо же – поехал в Болгарию, привез оттуда танцовщицу и женился именно на ней. А уж сколько документов-то пришлось ему оформлять в посольстве! – Не вижу в этом ничего странного. Он же мог в меня влюбиться? – Не исключено. Он очень страстно за тобой ухаживал? – Он вообще за мной не ухаживал, просто сделал предложение, и я согласилась. Сергей поморщился: – То есть он купил тебя? – Почему купил? Он обаятельный, довольно симпатичный. И он был первым… – она замялась, не зная, как выразить свою мысль. – В общем, он был первым моим серьезным увлечением. – Да ну? – А что такого? Вообще-то он мне очень нравился… До тех пор, пока не бросил меня. – Что значит бросил? Юлька покраснела, потянулась указательным пальцем к брови, провела по ней и, описав полукруг, застыла на виске. Сергей в очередной раз удивился этой ее способности смущаться. Румянец проступил на смуглых щеках, сделал их ярче, и она стала похожа на юную школьницу, которую отчитывает строгий преподаватель. – Может быть, это и не было «бросанием», – смущаясь, она начинала неловко растягивать слова, прижимала палец к щеке и медленно скользила по ней пальцем вниз. Этот ее жест он уже хорошо знал и понял, что задел что-то очень наболевшее. Он решил перевести разговор на другое, но не успел. Юля продолжала: – Он просто перестал приходить ко мне по ночам, но днем – на всех праздниках и приемах мы всегда были вместе. И там он ухаживал за мной… Правда, в театры я потом всегда ездила с Шуром – это его охранник, ты знаешь. Барон говорил, что он не очень любит такие развлечения, но не хочет и меня лишать удовольствия. Обычно он ангажировал для меня целую ложу на все премьеры или гастрольные концерты. – А Шур ухаживал за тобой? – Тогда – нет. Он, наоборот, обращался со мной, как с хозяйкой, госпожой. И всячески это подчеркивал, особенно на людях. Он начал наглеть только там – в особняке. Судя по тому, что все, кто работают на моего мужа, боятся его, и это ухаживание, по-моему, тоже была не его собственная инициатива. Мне кажется, что Шур может делать только то, что ему приказывают. – Значит все твои злоключения в особняке – это тоже по приказу Барона? – Я в этом уверена. – Но ты говорила, что Барон тебя любит… Как он мог решиться на убийство любимой жены и матери его сына? – Не знаю. Этого я тоже не могу никак понять. Я все время думаю об этом, но ничего не приходит в голову. Правда, иногда мне кажется, что он все продумал задолго до того, как отправил меня в загородный дом. Вот только в чем он выигрывал, избавившись от меня? – Это и непонятно, – протянул Сергей. – И еще. Что сказал ему Шур, вернувшись в город? Что он избавился от меня, сбросив спящую, как и было приказано, в пруд, или рассказал правду – что я сбежала? – Юлька перестала водить пальцем по щеке и теперь в задумчивости терла пальцем стол. – Думаю, скорее первое, чем второе. Судя по той информации, которая имеется о Бароне, твой муж не прощает таких промахов. В ту пору, когда он объявился в нашем городе и отвоевывал себе место под солнцем, несколько приближенных к нему человечков исчезли абсолютно бесследно… Кстати, ты все еще его любишь? – С ума сошел? После тех событий в особняке я его не то, чтобы боюсь. Скорее – ненавижу, как подлую гадюку. До сих пор не знаю, что еще от него можно ждать. – А зачем бродила возле его дома? – Откуда ты это знаешь? – удивилась Юлька. – Я же просил не соваться в его логово… Вернее, в его нору, если быть точным относительно жилища гадюк. С твоим сынишкой все в полном порядке. На днях состоялось грандиозное интервью с госпожой Барель-нынешней. К интервью приложена фотография: она – с ребенком на руках и любящим мужем позади. Показать? Сергей принес яркий глянцевый журнал. На первой странице обложки счастливая «госпожа Барель», в которой Юлька узнала свою подругу, сидела в кресле и держала на руках обаятельного карапуза. Пашка широко улыбался, и было видно, что вверху у него уже выросли два маленьких зубика. Позади Златы, небрежно облокотившись на спинку ее кресла, стоял сам господин Барель. – Там, внутри, на второй странице, большая статья про счастливое семейство. Похоже, Барон гордится своим наследником. Юлька судорожно перевернула страницу и уставилась в журнал. Она почти не понимала, что читает. Одна мысль только занимала ее сейчас – Павлик жив-здоров и у него все в порядке. Она снова открыла фотографию. Надо же, уже передние зубки у него прорезались! И улыбается так забавно. И, наверное, уже научился что-нибудь говорить? Интересно, что? «Папа» или «мама»? Сергей смотрел на девушку и думал, стоит ей рассказывать о ее любимой подруге или нет. То, что он узнал о ней, мало его удивило – сплошь и рядом подруги оказываются соперницами. Но с такой ситуацией он столкнулся впервые. – Что это за журнал? – наконец спросила Юлька. – «Рациональ» – одно из тех дутых изданий, в которых местные сливки общества рассказывают о своих успехах в бизнесе, спорте, пропагандируют здоровый образ жизни, ну и всякая подобная чепуха… Ты можешь забрать его себе. Юлька полистала страницы, но ничего интересного для себя больше там не нашла и снова уставилась на обложку с фотографией. – Знаешь, что меня действительно беспокоит? – Сергей бродил по кухне. Он, конечно, переживал из-за нее и ее сына. Но ему, в отличие от Юльки, было понятно, что просто так Павлика Юля не получит. Не поможет ни суд, ни жалостливые речи. Разве что его величество случай подвернется. Но что нужно делать в данной ситуации, он пока не знал. Потому и говорил, не переставая, пытаясь вытянуть из Юльки еще какую-нибудь полезную информацию, а главное – отвлечь ее от бессмысленных переживаний. – Давай подумаем, зачем ему понадобилось выдавать Злату за тебя?.. Ведь до сих пор никто и не догадался об этой подмене. Даже его собственный штат слуг. – А ты откуда это знаешь? – Я много чего знаю. – Что еще? – Юлька даже подалась вперед от нетерпения. Сергей задумчиво посмотрел на девушку и, видимо, решив не откладывать неприятный разговор, сказал: – Ты знала, что пока была замужем за Бароном, Злата была его любовницей? – Ч-то? – журнал с треском упал на пол. Юлька вытаращила глаза и яростно сжала кулаки. – Вот уж этого-то не может быть! Ей стало неуютно. Она разозлилась на Сергея, считая все сказанное им – ложью. Воздух с хрипом вырвался из ее горла, ноздри зло раздулись. Она помотала головой, прогоняя тяжелый стук в висках, и с силой стукнула кулаком по столу. Посуда жалобно звякнула, рюмки опрокинулись, коричневатая жидкость пролилась на скатерть. Сергей протянул руку, поднял рюмки и, усаживаясь за стол, снова щедро плеснул в них коньяку. – Пей, – приказал он. – И успокойся. Злостью здесь не поможешь. – Ты прав, – уже спокойно сказала она. Забрала пузатую рюмку и, подражая Сергею, одним залпом выплеснула ее содержимое внутрь. Желудок обожгло, приятная теплота разлилась по телу. Жить сразу стало легче, да и воспринимать ужасные новости – тоже. В висках перестал бить молот. – Я тебе не верю, – слегка растягивая от волнения слова, заявила Юлька. Он удивленно посмотрел на нее: в серых глазах уже не было потерянности, зато заплясали то ли шальные, то ли злые огоньки. – Понимаешь, – продолжала она, все также растягивая слова. – Этого не может быть… Он отправил Златку обратно в Болгарию. И она мне оттуда даже звонила несколько раз. А потом она сказала, что, как только я рожу ребенка, Барон разрешает ей вернуться обратно, и она снова будет работать в нашем казино. Так, наверное, и получилось: я родила – и она вернулась. Она посмотрела на Сергея, ожидая подтверждения. Он пересел ближе, положил руки на стол. Юлька покосилась на него и совершенно некстати вдруг подумала, какой он большой и сильный. Пожалуй, даже сильнее, чем ее муж. Она перевела взгляд ниже, на расстегнутый ворот его рубахи. Подавила в себе некстати возникшее желание протянуть руку – легко пробежать пальцами по его сильной груди, и опять смутилась, словно маленькая девочка, которая впервые взглянула на своего старшего брата глазами взрослеющей леди. «Напилась и вытворяешь черт-те что», – одернула она себя. Быстро взглянула ему в лицо. Слава богу, Сергей ничего не заметил. Потянулся за зажигалкой и сигаретами. – Все обстояло совсем не так, – продолжал он, закуривая. – Злата никуда не уезжала, а жила в квартире, которую ей купил Барон в одном из самых престижных районов города. Кроме того, для передвижений по городу у нее была машина с собственным шофером. И она… – Ты говоришь чудовищные вещи, – перебила его Юлька, усилием воли отводя взгляд от его мощной шеи. Зря он все-таки так близко к ней сел. – Это правда. Но если она тебе неприятна, я могу не продолжать. – Но как он мог? Одновременно и со мной, и со Златой? Сергей пожал плечами: – Ночью – к жене, днем – к любовнице. Ничего сверхъестественного. Все вполне обыденно и тривиально для стандартного любовного треугольника. – А Злата? Она же моя подруга! – Люди меняются, – философски заметил Сергей. Но на душе у него тоже было гадко, – Я предлагаю отложить разговор на несколько дней – до следующего твоего выходного. Может быть, что-нибудь прояснится еще. – Ты хочешь сказать, что все это может оказаться неправдой? Сергей помотал головой: – К сожалению, это правда. Придется тебе это как-то все принять. Глупо было бы оставаться в неведении. Юлька молчала. Что тут возразишь? Сергей во всем был прав. Вот только что делать с собственной памятью? И как забыть те страстные ночи, что дарил ей Барон в самом начале ее замужества? Она вспомнила, как муж не хотел заниматься любовью при свете и, перед тем как зайти в Юлькину спальню, все освещение – в ее комнате, коридоре и даже, казалось, на улице – гасло. – Я весь в шрамах, не хочу тебя пугать, – шептал он. – Вдруг ты меня разлюбишь? Она, конечно, возражала. Но со временем, ей стало все равно: есть свет в ее спальне или нет. Главное, чтобы рядом с ней был именно этот человек, который владел ее телом и давал ей потрясающее наслаждение. Она и сейчас помнила тяжелое мускулистое тело мужа, его неугомонные руки, свою неуклюжесть в первые ночи и, наконец, собственный неожиданный стон, и тягучую волну, медленно ползущую по ее напряженному телу, заставляя Юльку дрожать и вырываться из железных объятий Барона. А он давал ей это удовольствие вновь и вновь, каждую ночь придумывая для нее новые ласки. Она и не замечала, как наступало утро – слишком быстро, казалось ей. Муж уходил от нее до рассвета, поцеловав на прощание. – Меня ждут дела, – шепотом говорил он. – Я часто работаю по ночам. И она не возражала – надо, так надо. Только после короткой ночи наступал очень длинный день. И она ни о чем не могла думать – только чтобы он поскорей закончился, и снова наступила ночь. И он опять пришел бы к ней, и все его яростные ласки повторились вновь. Вот только ночь опять оказывалась такой короткой! Юлька потихоньку начала ревновать мужа к его непонятным и неотложным делам. Ночных общений с Бароном ей было явно мало, она стала часто заходить в «Офицерский Клуб», проходила к нему в кабинет. Если никого там не было – пыталась ласкаться к нему, но каждый раз неизменно получала холодный отпор: – Ты – леди. И должна вести себя достойно. Что ты себе позволяешь? Она ругала себя за недостойное леди поведение, но ничего не могла с собой поделать. Ее как магнитом тянуло к мужу, и она хвостиком целыми днями готова была ходить за ним. Может быть, именно эта ее рабская привязанность оттолкнула Барона от нее? Она ему надоела? Так она думала тогда. Или все дело в Злате? Нет, что-то здесь не так. Злата была с ее мужем, по словам Сергея, еще до того, когда Барон надел Юле на палец то самое обручальное кольцо – широкий, во всю фалангу, золотой обод с густой россыпью немаленьких бриллиантов. Юлька автоматически покрутила на пальце кольцо, которое не снимала со времен свадьбы. Сергей заметил этот жест. Сказал: – Очень приметная вещица – не хочешь ее пока снять? – Что? – Тебе необходимо пока снять кольцо, если не хочешь, чтобы тебя по нему узнали. Кстати, у твоих товарок в «Русском золоте» не было по этому поводу вопросов? – Были, – вспомнила Юлька. – Ярослава все время приставала, откуда у меня такая эксклюзивная вещица и просила продать. А еще говорила, что не гоже свиньям в золоте ходить. – Что прямо так и сказала? – М-м… Ну, почти, так. Я уже не помню. Внезапно страшное предположение закралась в ее сознание. Она подняла с пола журнал, посмотрела на фотографию Златы и в ярости сжала кулаки: бесстыдно демонстрируя всему миру, на безымянном пальце Златы красовалось точно такое же обручальное кольцо. Юлька положила журнал на стол, сорвала свое кольцо, вскочила, чтобы выбросить его. Сергей еле успел перехватить ее руку. – Погоди. Отдай мне. – Пожалуйста, отпусти, – с холодным бешенством произнесла Юлька. Я больше не хочу его видеть. – И очень хорошо, – Сергей отобрал у нее драгоценную вещь, повертел в руках. – Мы его просто продадим… По частям. – Я сама могу его продать, – возмутилась Юлька. – Его нельзя продавать целиком, нужно все по отдельности – отдельно бриллианты, отдельно – золото. Слишком оно заметное – могут пойти ненужные разговоры. – Как это – по частям? – Не забивай себе голову. Я займусь этим. У меня есть друзья-ювелиры – не обидят. Юлька как-то очень равнодушно ответила: – Делай, как знаешь. Сергей взглянул на фотографию в журнале, кивнул Юльке: – А таких вещиц у тебя не было? – помимо обручального, на другой руке у Златы было надето еще одно кольцо с прямо-таки громадным бриллиантом, в ушах красовались серьги с такими же большими камнями. – У меня – нет. – Как следует из этой статьи, – Сергей кивнул на толстый журнал «Рациональ», – Это подарок ко дню рождения сына. Якобы – тебе…И достался этот подарок совсем не той, что его заслужила, – последние слова Сергей произнес очень тихо. – Ерунда, – протянула Юлька. – Еще не известно, что потребует Барель у Златы взамен этого подарка… Я почему-то за нее боюсь. – Попробуем ей об этом намекнуть. Правда толку от этого, сдается мне, будет очень мало. Злата Денег было много. Даже очень много. Все, что она просила – получала без промедления. Тряпки – любые. Машину? – какую? Самую шикарную? Хорошо, лендровер подойдет? Отлично! – Но только с моим шофером – это мое условие, – сказал Барон, и она не стала спорить. Хочет пока ее контролировать, пусть контролирует, позже что-нибудь придумаем. Потом у нее появилась собственная двухъярусная пятикомнатная квартира в центре Екатеринбурга. – Какая огромная! – удивилась Злата щедрому подарку. – В этих домах других не бывает. Привыкай к достойной жизни, – сухо ответил Барон. Он не любил, когда ему перечат, даже в таких мелочах. И она приняла все как должное, постепенно начиная осваиваться в новой шикарной жизни. Плата за его подарки, на взгляд Златы, была смехотворной: всего лишь потакать любовнику, ублажать и делать вид, что повинуешься. Выступать в «Офицерском Клубе» Злата перестала сразу же после Юлькиной свадьбы. Во-первых, при наличии таких денег, которые ей давал любовник, у нее в этом не было необходимости, а во-вторых – запретил Барон. И жизнь ее сразу оказалась – скучнее не придумаешь. Она поздно вставала, бродила по квартире, пыталась читать – скучно. Днем за ней приезжала машина, и она ехала обедать – куда-нибудь в дорогущий ресторан. Если в этот день к ней присоединялся Барон, то потом они возвращались в ее пятикомнатные хоромы, и начиналась «работа», как для себя определила это Злата. В постели Барон ее разочаровал. Он был ленив и избалован, как персидский шейх. И Злате, словно восточной наложнице, приходилось удовлетворять его по полной программе и желательно – это было высказано прямым текстом, с разнообразием. Хорошо еще маломальский опыт был в этих делах, в отличие от простушки-Юльки. Одна только мысль о том, что ей приходится выворачиваться на изнанку, а ее подруга "за так" имеет этого мужика, доводила Злату до бешенства. Она знала об этом, с собственных Юлькиных слов. Болтая с ней по телефону, та пару раз обмолвилась о том, как пылко любит ее муж. Никаких интимных тайн она, конечно, не выдала – не тот человек была Юлька, чтобы даже с подругой обсуждать эту тему. Но, судя по ее счастливому щебетанию в первый период замужества, Барон со всем старанием ублажал подругу в постели. А то, что он в этом искусен, с некоторых пор и Злата не сомневалась, когда довелось самой испытать это на себе. Но случилось это уже после того, как Барон отправил Юльку с сыном в загородный особняк и начал бракоразводный процесс. Музыка, танец, стриптиз, медленное раздевание «господина». Взбитые сливки, с шипением вытекающие из прохладного металлического баллончика на его голую грудь, широкий диван или узенькое канапе – куда и как желаете? Многочисленные подушки и подушечки, зашторенные окна и тусклый свет настенного бра имитируют ночь, потрескивание ароматической свечи – скукота. Но «господину» нравится. – Неужели с Юлькой у тебя все также … разнообразно в постели? Она же ничего не умеет делать? – спросила как она как-то у любовника. – Там все проще, – нехотя ответил он, – но это не твое дело. Жизнь затворницы постепенно начала приедаться. Злата давно бы все это бросила – пропади они пропадом такие деньги, если бы не обещание Барона развестись с Юлькой и жениться на ней. – Когда она родит ребенка, я с ней разведусь. – Я тоже могу родить тебе сына, – возражала Злата. – Всему свое время. Родишь, если захочешь. Все должно делаться по порядку. Подожди. Недолго осталось. И она ждала. Самыми отвратительными были пустые одинокие вечера. Подруг ей заводить было нельзя: – Станешь госпожой Барель, появятся соответствующие знакомства, а сейчас можно и ошибиться в выборе друзей. Потом не будешь знать, как от них отделаться, – менторским тоном заявлял Борон. – Но что я должна делать все это время? – Хочешь, съезди в Болгарию, можешь путешествовать. Деньги – не проблема. – Да! Я – за порог, а ты обзаведешься новой любовницей, – вспылила Злата. Барон как-то странно посмотрел на нее и ничего не сказал. И Злата решила, что лучше она помучается еще пол года-год, а там уж отыграется за свое одиночество. Ей бы только стать госпожой Барель… Барон сдержал свое обещание. Поздней весной, почти через год после того, как Юлия родила мальчика, он отправил жену в загородное имение и начал бракоразводный процесс. А в сентябре он надел Злате на безымянный палец обручальное кольцо – такое же, как у Юльки. – Я хочу другое, – заявила она. – Будет тебе и другое, когда привезу Павлика домой, – сказал он, как отрезал. И Злата заткнулась. Венчание было закрытым, без стечения многочисленной публики – только Злата, Барон и Шур – его верный Санчо Панса. – И запомни еще одно, сказал ее новоявленный муж, когда они ехали все в те же пятикомнатные хоромы после венчания и регистрации брака в мэрии, – Пока твоя подруга не уедет обратно в Болгарию, без права въезда в Россию, для всех ты будешь Юлией. Потом все переиграем. Он, конечно, заметил, как у Златы недобро сверкнули глаза, но продолжал как ни в чем не бывало: – У меня много сейчас проблем. И мне пока нельзя афишировать свой развод и новую женитьбу. Все светские передряги оставим на потом, когда немного схлынет ажиотаж по поводу рождения Павлика. Это еще полгода, может меньше. Я как раз успею отправить твою подругу обратно в Болгарию. Злата обиженно молчала, а он продолжал говорить: – Ты должна понять, что лично я бы обошелся какое-то время и без этой женитьбы – меня все пока устраивало. Но, во-первых, тебе, видимо, надоело сидеть среди четырех стен, – он усмехнулся и посмотрел на поникшую девушку, – А теперь ты официально можешь присутствовать на всех светских тусовках, проводить время и тратить деньги в любых казино, обзаводиться друзьями – правда, с оглядкой и разбором. Не делай глупостей, иначе придется расстаться. Ну а во-вторых…, – он помедлил, и Злата подняла на него глаза, – Во-вторых, я, если честно, не хотел бы тебя терять. Привязался к тебе, знаешь ли, на старости лет. – На какой старости? – Злата покраснела – последнее заявление примиряло ее со всем, что он наплел ей до этого: все-таки приятно быть любимой и единственной, даже для такого человека, как ее нынешний муж. – Я сделаю все, как ты сказал, – согласилась она, – но только с единственным условием! И так как Барон молчал – условий он не любил, она закончила: – Ровно через месяц я должна стать для всех Златой. Барон покачал головой. – Месяца мало, даже для меня. Минимум – четыре. Злата с подозрением уставилась на него, долго думала и, наконец, не зная, чем ему возразить, кивнула головой: – Хорошо, пусть будет три месяца. – Четыре. Ты же у меня умница… В тот день в конце сентября Барель вызвал Злату к себе в «Офицерский Клуб». Когда она зашла к нему в кабинет, он стоял возле бара и примитивно напивался коньяком. Она подошла ближе – Барон протянул ей почти до краев наполненный короткий пузатый бокал: – За нас с тобой, – патетически произнес он, громко чокнувшись с ней. Ничего еще не понимая, она, морщась, в несколько глотков выпила содержимое. Закхекала. Барон протянул ей большое крепкое яблоко. Потом, без переходов, скинул с нее легкий плащ, рывком – сверху вниз разорвал легкое шелковое платье. Злата опустила руки, слегка надкушенное яблоко покатилось по ковру. Хотела расстегнуть кружевной лифчик – не успела. Все ее эксклюзивное белье в виде разодранных тряпочек оказалось на полу. Она даже слегка растерялась. Барон толкнул Злату на кожаный диван, навалился. Она только застонала от удовольствия. Он был очень груб, и ей это нравилось. Потом, когда страсть его улеглась, сообщил: – Твоя подруга уехала в Болгарию. Пашку скоро привезут сюда. Злата напряглась. Но он хорошо знал эту женщину, за плечо прижал к дивану, и, возвышаясь над ней, без переходов сказал: – Его воспитанием займутся няня и я. Можешь даже не заходить в его детскую. Твое дело – щебетать всем в уши, какая ты счастливая мать. – Я правильно тебя поняла? Мы вместе будем жить на Вишневой? – Ты у меня умница, – Барон улыбнулся. – Надеюсь, из тебя выйдет отличная жена… и любовница. Он больно поцеловал ее в губы. Встал с дивана, неторопливо оделся. Прошел к сейфу и что-то оттуда достал. Злата, только-только распалившись, хотела продолжения, злилась, чувствовала себя обманутой и покинутой и не хотела смотреть в его сторону. Лениво пошевелилась на диване, подтянулась к прохладному валику, навалилась, скрестила чуть согнутые стройные ноги в светлых чулках – только и осталось на ней одежды после безумного натиска Барона… – В качестве примирения – возьми – это лично тебе, – Барон подошел к ней, присел рядом, постарался улыбнуться, раскрывая бархатную коробочку. Внутри пузатой коробки, на темно-синей бархатной поверхности сверкали три огромных бриллианта, оправленных в золото – серьги и кольцо. – Нравится? – спросил он Злату. – С ума сойти! – обрадовалась Злата. Не одеваясь, соскочила с дивана. Забыв про злость, подбежала к овальном зеркалу на стене. – Я даже и не знала, что бывают такие огромные камни! Неужели настоящие? – Сходи к любому ювелиру, если сомневаешься, – усмехнулся он. – Твое нынешнее положение обязывает носить только очень дорогие вещи. Сейчас ты – моя жена и должна постараться быть самой красивой и элегантной. Не возражаешь? Злата запищала от восторга. Конечно, она не возражала. Надо быть последней дурой, чтобы отказываться быть самой-самой на светской тусовке в городе. «Все-таки любит он меня», – пронеслось у нее в голове, – «а со всем остальным как-нибудь разберемся». Она надела весь комплект драгоценностей, и, как была в одних чулках и тоненькой полосочке-поясе, закрутилась возле зеркала. Спина прямая, талия тоненькая, грудь упругая – нет, не будет она ему никого рожать – испортится фигура, пропадет любовный пыл – лень будет ублажать своего балованного мужа – еще разлюбит и разведется с ней, как с недотепой-Юлькой. Камни таинственно мерцали на ее матовой, с легким оттенком загара, коже. Она положила руку на грудь – чего-то явно не хватало. Барон, глядя на нее со спины, усмехнулся: – Будет тебе и ожерелье. Она крутанулась на пятках, радостно улыбнулась и бросилась в порыве благодарности на шею мужу – началась «работа». Довольный Барон не возражал. Он, как всегда, не ошибся в этой девочке. Злата рада подарку, а светская тусовка примет этот подарок как подарок Юлии – в честь рождения сына… Злата крепилась еще ровно месяц. Все это время она старалась быть верной женой и страстной любовницей. Однако с каждым днем ее энтузиазм таял на глазах. Она начала злиться на мужа, который получал в постели все, а она – почти ничего. И как-то само собой получилось, что все чаще и чаще она стала сначала рассеянным, потом – оценивающим взглядом скользить по мужчинам, которые крутились возле нее. Юнцы из светской тусовки были неинтересны – папенькины сыночки, пускающие слюни при виде классной дамочки. На них Злата смотрела с презрением – таким по карману только тощие метелки в коротких, как от бедности, юбочках, компенсирующих отсутствие упаковки обилием косметики и наглостью. На солидных мужчин она смотрела с высокомерием – они все были зависимы от ее мужа – даже толстенький веселый и весьма небедный мэр Екатеринбурга. Она боялась попасть впросак и в одночасье лишиться всех благ сытой богатой жизни. Нужно было найти что-то нейтральное и независимое от ее мужа. Но кто? Охранники? Она для них госпожа и persona grate*. Вопрос разрешился сам собой и весьма неожиданно для Златы. Она уже давно переехала на Вишневую – в фамильный особняк Барелей. Часть второго этажа особняка была отведена под детские апартаменты – для разлюбезного Павлика, в котором ее муж души не чаял. В другой части второго этажа обитали они с господином Барель. Ее собственные двухэтажные хоромы в центре города, где она когда-то принимала Барона, будучи только его любовницей, сейчас стояли пустыми. В тот день она просто решила туда съездить. Зачем – она и сама не смогла бы этого себе объяснить. В качестве шофера и личного охранника с ней в последнее время постоянно ездил Шур. Все в ее квартире осталось по-прежнему. Чистота и порядок наводились как-то сами собой. Конечно, не по волшебству. Наверняка в ее отсутствие сюда приходила прислуга – пылесосились ковры, мылись окна, заполнялся свежими продуктами холодильник, пополнялся спиртными напитками бар. Для чего? Или для кого? Сейчас думать про это было лень – как-нибудь потом обязательно разберемся. Неясностей вокруг себя с некоторых пор Злата не любила. Она поднялась на второй этаж, упала в кресло, взяла пульт от телевизора, пробежала по каналам – скукота. Сердито отшвырнула его, лениво потянулась. Спустилась на первый этаж, прошла в кабинет, пролистала детективы и любовные романы с полки возле огромного стола. Когда-то они ее выручали в долгие дни одиночества. Провела пальцем по столешнице – пыли нет. – Мой муж здесь сейчас часто бывает? – спросила она в пустоту, заранее зная, что верный Шур тотчас появится позади нее. Она не ошиблась. Обернулась назад – Шур вышел из кухни и помотал головой: – Никогда… Кофе хотите? Я приготовлю. – Ну, давай хотя бы кофе, – согласилась она. Подумала и пошла следом за ним на кухню. Шур снял пиджак и закатал рукава рубахи. Рельефные мышцы накачанных рук, упругие красивые движения как у огромной кошки, сильное тренированное тело. Интересно, какой он любовник? Злата тихонько застонала от переизбытка чувств. И тут же прикусила губу. Шур удивленно оглянулся. – Сейчас все будет готово. Может быть, к кофе хотите что-нибудь еще? «Тебя», – чуть не вырвалось у Златы. Но вслух она, загнав собственный чувственный порыв куда подальше, спросила: – А что у нас есть? Шур заглянул в холодильник. – Сливки, пирожное, икра, сыр, консервированные омары… Злата близко подошла к нему, словно ненароком коснулась его всем телом, заглянула сбоку внутрь холодильника. Чуть навалилась на Шура грудью, достала сливки и сыр. – Пожалуй, этого будет достаточно. – Еще есть коньяк. Хотите? – он не отстранился, чуть качнулся вбок, прижимаясь к ней еще плотнее. Или ей это только показалось? Она посмотрела ему в глаза, медленным движением, выгнулась навстречу телохранителю, подняла руку вверх, поправила волосы. Увидела, как у мужчины дернулась жилка возле правого глаза, потянулась еще и провела пальцами по его щеке. Щека оказалась твердой, идеально-гладко выбритой. Шур слегка повернул голову, поймал ее ладонь огромной ручищей, прижал к губам. Второй рукой он обхватил ее стройное тело, грубо притиснул к себе. Переступил, сжимая ногами ее бедра. Холодильник тихим щелчком захлопнулся, когда белобрысый гигант, навалившись на девушку мощным телом, прижал Злату к его прохладной поверхности. «Задушит, и пискнуть не успею», – пронеслось у нее в голове. Мысль промелькнула и исчезла. Дерзкая лапища рвала на ней блузку, обрывала тонкие бретельки лифчика. Рука мужчины добралась до ее груди, сильно стиснула ее. Злата застонала, откинулась назад, пьянея от его яростного напора. Забыла обо всем на свете, дернула не нем рубаху, обрывая пуговицы. Прижалась к бугристым мышцам груди, больно укусила, оставляя след от зубов. Шур хрипло выдохнул, отстранился, резким движением подхватил ее на руки, понес по ступенькам на второй этаж. Бросил на кровать. Не отрывая от ее полуобнаженного тела взгляда, быстро скинул с себя одежду. Упал на нее. Придавил всем телом. Больно впился в ее губы, смял грудь. Злата не возражала. Она хмелела от его грубых мужицких ласк, от его напрягшегося тела, сильного и тяжелого. Не желая больше ждать ни секунды, дерзко пробежала руками в запретную зону, заставляя его ускориться. Он понял. И взял ее грубо, сильно, яростно. Спустя время, когда они немного отдышались, Злата начала медленную умелую игру. Она стонала, сполна получая давно забытые удовольствия и стараясь столько же доставить любовнику. Вот это был мужчина! Она извивалась, брыкалась, кусалась, смеялась, импровизировала. Она была абсолютно счастлива и не хотела вспоминать свои тоскливые любовные игры с господином Барель. Ей вообще не хотелось вспоминать, что у нее есть муж… ну, хотя бы пока… нет, хотя бы один-два раза в неделю. Когда сумасшествие стало утихать, Шур принес в постель коньяк, открытую банку с омарами, сигареты. Злата расслабленно курила и думала, что такой мужчина в ее жизни вполне может примирить ее с опостылевшим занудным мужем. Лишь бы он ничего не узнал. Чувство самосохранения в ней сегодня дремало. Муж ничего и не заметил. Как и прежде осыпал ее подарками, выполнял все ее капризы, а в качестве постоянного охранника – по ее же просьбе, навсегда предоставил ей Шура. Что могло быть еще лучше? По вечерам, когда она не присутствовала вместе с господином Барель на светских тусовках, Шур сопровождал ее или на премьеры в театры, или, по просьбе Златы, вез ее по злачным местам города или его окрестностям. Иногда, она, насмотревшись выступлений кордебалета в других ресторанах, вносила изменения в репертуар собственной труппы «Офицерского Клуба». Муж не возражал, ему это даже нравилось. – Приобщайся постепенно к делу, – говорил он. – Теперь ты здесь полновластная хозяйка. Но дальше казино он ее не пустил. – В финансы пока не лезь, – жестко сказал Барон. – Здесь нахрапом не возьмешь. Хочешь в чем-нибудь серьезно разобраться и помогать мне – иди учиться. С поступлением в институт помогу. Но учиться Злата не хотела – не барское это занятие. И потому отступилась. Дел теперь и без института хватало. Как-то само собой потянуло заниматься собственной внешностью: лицом, фигурой. С утра теперь к ней приходил массажист, кстати, вполне симпатичный и в меру накачанный мальчик, потом – косметичка, парикмахер, потом был обед в ресторане, потом, если не требовал к себе муж – она уезжала в пятикомнатные апартаменты. Через два месяца Шур ей начал надоедать. То ли она его чересчур сильно избаловала своей ненасытностью, и он стал каким-то не очень активным и пылким, постепенно уподобляясь в постели ее собственному мужу, то ли просто ей захотелось новых ярких ощущений. Поэтому как-то так само собой получилось, что она сначала немножко влюбилась в крупье из казино «Мега Стар», потом пригласила его к себе на чашку кофе. И все потекло по проторенной дорожке. Обед, пятикомнатные хоромы с новым любовником, его ненасытность и неопытность в любовных изысках, которые забавляли и радовали Злату, потом ужин и светские мероприятия. Только Шур наотрез отказался оставлять ее наедине с очередной пассией, объяснив это тем, что он лично отвечает за ее безопасность, и поэтому должен всегда и везде ее сопровождать. И он, словно безмолвный служитель гарема, оставался днем вместе с ней в квартире. Злата резвилась на втором этаже с новым любовником, а Шур коротал время на кухне перед телевизором. Впрочем, его присутствие придавало особую пикантность ее очередному приключению. Шур, как заправский слуга в старые дворянские времена, по первому требованию Златы приносил ей на второй этаж холодные закуски и шампанское. Она даже приобрела специальный серебряный колокольчик, чтобы он слышал, когда она требовала телохранителя к себе… Если госпожа Злата пребывала в мрачном настроении – а такое в последние дни случалось все чаще и чаще, то изволила капризничать сверх всякой меры. В эти дни, быстро выпроводив своего очередного возлюбленного, она приглашала Шура к себе, просила подать в постель кофе, легкие закуски. А пока перекусывала, заставляла Шура рассказывать какие-нибудь истории. Рассказчик он был никудышный. Тогда она непритворно сердилась, кидала полный еды поднос на пол, но, также внезапно сменив гнев на милость, заставляла Шура делать ей массаж. На его вышколенном лице не дергался ни один мускул. Он закатывал рукава и приступал к работе. Ей хотелось, чтобы массаж имел более интимное продолжение, но Шур, с тех пор, как она его бросила, держался с ней почтительно, ничем не намекая на бывшую любовную связь. И из-за этого она злилась еще больше, но унижаться перед ним не собиралась: не позволяли остатки гордости – все-таки она была его хозяйкой. Как ей хотелось отмстить ему за его холодность, сделать ему больно! Она медленно переворачивалась на спину, демонстрируя ему всю себя. Из-под полуопущенных ресниц следила за его реакцией. Но Шур все так же бесстрастно, как и двадцать минут назад, раскатывал рукава на рубашке, поднимал с ковра развалившиеся на части бутерброды и чашку, ставил все на тумбочку – потом придет прислуга, все уберет. Затем присаживался на небольшой пуфик возле зеркала и спокойно ждал дальнейших указаний Златы. – Одень меня, – капризно командовала она. Усмехаясь, он приносил ее белье, неумело натягивал его на Злату – все получалось вкривь и вкось. – Ничего не умеешь, болван, – шипела она от злости. – Где платье? Он протягивал, помогал надеть, долго колдовал, неловко застегивая на нем все пуговицы и крючки. Ей казалось – специально тянет время, и она опять шипела от злости, доделывая и переделывая после него все сама. – Расчеши волосы. Хоть это тебе под силу? Шур молча брал расческу, неумело приглаживал ее густые волосы, получалось все плохо, и опять она кричала, топала ногами. Шур, отложив расческу, молча стоял рядом с ней. Что он там думал своей тупой головой? – Никакого от тебя нет толку, – сварливо ворчала она, немного успокоившись. – Выгоню ко всем чертям. Но они оба прекрасно знали, что никто никого не выгонит. Охранника Барон менять ей не позволит. А потому надо каким-то способом попытаться уживаться рядом друг с другом. Правда, пытался ужиться пока только Шур. Из апартаментов он вез хозяйку домой, в казино, на светский вечер или ужинать, если ничего более интересного у нее не намечалось. Вдвоем, они побывали почти во всех солидных злачных заведениях, и уже не по одному разу. Тогда Злата, скучая, вменила в обязанность Шуру придумывать на вечер что-нибудь новенькое и оригинальное. Это был очень пасмурный холодный осенний день, который не задался с самого утра. Днем, когда на улице начал падать редкий унылый мокрый снег, Злата заявилась к мужу в «Офицерский Клуб» – у нее появилась идея съездить вместе с ним куда-нибудь на теплый курорт. Но муж был занят. «Совещание», – доложила его белобрысая секретарша и предложила сварить для хозяйки кофе. Злата, неизвестно из-за чего, рассердилась и приказала подать для себя обед в малый зал «Офицерского Клуба». Шур, пока Злата лениво ковыряла вилкой в легких изысканных кушаньях, приготовленных специально для нее, сидел за соседним столиком и вскакивал каждый раз, когда хозяйке нужно было подать соус, долить вина или зажечь сигарету. Злата усиленно капризничала до самого вечера. Ближе к полночи она, скучая, посетила вместе с Шуром три ресторана и нигде надолго не задержалась. Во всех заведениях, куда они заезжали, она заказывала шампанское с черной икрой, от которой ее уже тошнило. Выступления кордебалета в ресторанах она знала наизусть – хозяева не часто меняли репертуар. Музыка везде беспрерывно навязчиво орала и настроение у Златы постепенно портилось, падая до нулевой отметки. – Если ты не придумаешь что-нибудь поинтереснее, я тебя уволю, – заявила она Шуру. – Нас интересует музыка или кухня? – вежливо поинтересовался он. – Нас интересует и то и другое, – рассердилась она, располагаясь на заднем сиденье темно-вишневого лендкрузера. Отвернулась к окну, не желая продолжать разговор. И тогда он привез ее в абсолютно непрезентабельный с виду ресторанчик с огромной ярко-красной вывеской и безвкусно оформленным фасадом. Злата сверкнула глазами на охранника, собираясь возмутиться, но он, опережая ее недовольство, сказал: – Здесь, между прочим, очень даже неплохо готовят. – Борщ по-китайски и пельмени по-казахски, – съязвила Злата. – Я давно здесь не был, но, наверное, борщ они Вам подать смогут. Он вышел из машины, обошел ее вокруг, чтобы открыть перед Златой дверцу. Она нехотя протянула руку, и охранник помог ей выйти из машины… Внутри ресторан оказался премиленьким. Небольшой и очень уютный. Стулья с мягкими спинками обиты темно-бардовой кожей. На стенах – большие зеркала. Притушенный мягкий красноватый свет в зале. Злата милостиво кивнула Шуру на соседний стул. Вообще-то, по правилам, охранника следовало отправить дожидаться ее в машине или посадить, как обслуживающий персонал, за другой столик. Но ужинать в одиночестве было так скучно, что Злата почти никогда этого не делала, разве только в минуты крайнего раздражения. Сегодня крайнее раздражение слегка отступило, и она разрешила ему расположиться за столиком вместе с ней. В меню ресторана мирно соседствовали традиционный салат «Оливье» и итальянское «портобелло», грибная солянка и вегетарианское табуле по-ливийски. Многие блюда имели экзотические названия, рядом с ними мелким шрифтом была приведена их рецептура. Попискивая от удовольствия, Злата принялась вслух комментировать меню: – Так. «Рыба по-королевски»! Ничего оригинального. Кругом и так все королевское: устрицы – королевские, омары – королевские – на-до-е-ло. «Террин из копченого лосося с икорным соусом» – и здесь нет спасения от этой дурацкой икры. Ага, «салат из осьминога с черными трюфелями» – а что, бывают трюфеля зеленые? Гадость, наверное, непроходимая, – резвилась она. Наконец, Злата остановилась на салате из куриной печени на легкой овощной подушке. Шур подозревал, что именно слово «подушка» оказалось решающим в выборе блюда, но свои мысли, он, как всегда, оставил при себе. Сам он от салата отказался, предпочтя всем изыскам хороший кусок мяса на гриле с картофелем и овощами. Для Златы на горячее решили заказать молодую перепелку с маслинами и апельсином. С десертом вышла заминка. – «Желе из граната и клюквы» – смешно, – перечисляла Злата, – «Дынные шарики в кокосовой пене» – ну чем не Клеопатра в ванне? Почтительно застывший возле них официант терпеливо ожидал окончания заказа. На соседний столик принесли кофе и удивительный белый пузырчатый холмик на бело-золотой тарелочке. Холмик венчали красные ягоды малины и смородины, а из ягод выглядывали зеленые листики мяты. – Внутри панакотты – апельсиновое мороженое с ликером, – услужливо пояснил официант, заметив ее заинтересованный взгляд. – Тогда его и закажем на десерт, – милостиво согласилась Злата… На ярко освещенном пятачке сцены шло танцевальное шоу. Кордебалет: голубые накидки поверх блестящих купальников, длинные ножки – в черных сетчатых колготках – танцевал вполне слаженно. Высокие узкие короны на головах девушек методично покачивались. Танец смотрелся эффектно. «Обязательно сюда приеду завтра, – решила Злата. – Сегодня пусть будет просто ужин в компании бывшего или, возможно, еще и будущего – как карта ляжет, любовника». Оркестр наигрывал что-то очень мелодичное, музыка звучала не тихо и не громко – в пропорцию, и Злата расслабилась. Шур заказал для хозяйки легкий коктейль со льдом: – В качестве аперитива, – объяснил он. – А к мясу закажем коньяк. «Старается, – подумала Злата. – Или выслуживается перед Бароном? Впрочем, и то и другое мне только на руку» – Здесь только ресторан? Без других увеселений? – вслух и как всегда в пространство спросила она. – На сцене идет музыкальное шоу, кстати, неплохое. Но можно потанцевать, если есть желание, когда будет …, – он слегка замялся, подыскивая слово, – Механическая музыка. Злата фыркнула. – Магнитофон, что ли? Шур утвердительно кивнул. – Но после двух часов можно танцевать и под оркестр. – До двух еще надо дотянуть, – философски заметила она, – Ладно, ужинаем, а там посмотрим. – Как прикажете, – невозмутимо ответил Шур. На столик принесли французский коньяк. «Hennessy», – прочитала Злата название на бутылке и хмыкнула от удовольствия. К нему официант принес легкий салат для нее и мясо – охраннику. – Расскажи мне что-нибудь, – приказала она Шуру. Не сидеть же, в конце концов, за столом молча, раз самой сегодня болтать ей совсем не хотелось. – На тему? – спросил он. – Ну, что-нибудь из твоей личной жизни, любовное или военное, что хочешь. Шур досадливо мотнул головой. Рассказывать о себе он не любил, но раз требует хозяйка – придется. Гневить ее не стоило. – Я учился в последнем классе гимназии… – Ты еще и учился, – поддела она его. Он не обратил внимания на ее издевку и продолжал. – А в параллельном классе училась девчонка… Очень красивая – с длинными золотыми волосами и веселая. – И ты, конечно, был в нее влюблен, – хмыкнула Злата. – У нас все мальчишки в школе были в нее влюблены. Ну и я в том числе. – А кого любила красавица? – Не знаю, наверное, никого. – Так не бывает, – уверенно заявила Злата, вспомнив свои школьные годы. Хоть она и задирала нос перед всеми мальчишками, один из них ей все-таки очень нравился. Он учился в параллельном классе и серьезно занимался футболом. Злата приходила на все соревнования, когда он играл за школьную сборную. Жаль только, что этот мальчик, увлеченный спортом, мало обращал внимания на своих болельщиков, в том числе и на красивую светловолосую девочку, про влюбленность которой он так никогда и не узнал. – Иногда бывает, но очень редко, – откуда-то издалека донесся голос Шура. Злата тряхнула головой, прогоняя воспоминания. Она с подозрением посмотрела на Шура – догадался о чем она думала или нет? Выражение его лица было как всегда бесстрастным и невозмутимым. И она уставилась на сцену. – Так вот. Была середина зимы – как раз перед началом Рождества. В школе шли уроки, занудные и неинтересные. У нас была тогда математика. Учительница писала на доске какие-то крючки или червяки, я точно не помню, – Шур говорил медленно, как будто подбирал нужные слова, мысленно оценивал их и только потом произносил их вслух. «С непривычки много говорить», – хихикнула про себя Злата, «тоже мне, ходячий робот». Она весело посмотрела на охранника, но он не заметил ее насмешливого взгляда – ну и болван! – Мы скучали и пялились в окна, – все также медленно и без выражения продолжал он. – И вдруг на улице пошел снег. Очень густой. В классе сразу потемнело. Все, конечно, тут же бросились к окнам. Вот это была красота! Представляешь… представляете, – быстро поправился он. – Огромные хлопья снега падают на землю и не тают. Так и лежат. И все на улице мгновенно становится белым и каким-то праздничным, что ли. В Латвии такой снегопад бывает очень редко, и это такая радость была для всех нас. Не дожидаясь окончания урока и не слушая возмущенной учительницы, мы выбежали из школы на улицу и начали лепить снежки. Та красивая девочка, единственная из всех школьных девчонок, выбежала вместе с нами. Она бегала по снегу. А следов не оставалось, потому что сразу наносило новые горы снега. Она весело кричала. Я не помню – что… Мы все кричали от радости. Среди белой завесы падающего снега мелькали ее золотые волосы. Это было так красиво. Мы лепили снежки и бросали в нее. Она смеялась, увертывалась, а если не успевала увернуться, то отбивала снежки рукой … – Вы принимаете меня за идиотку? – неожиданно прошипела Злата, и Шур поднял на нее глаза. Он никогда не понимал русского выражения «остекленевший взгляд», но сейчас, увидев белое от еле сдерживаемого негодования застывшее лицо хозяйки с немигающим взглядом, понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Шур обернулся и посмотрел в ту сторону, куда уставилась Злата. Ничего ужасного, наоборот, все мирно и обыденно. Зал вкушает яства под сопровождение магнитофона – оркестр пока отдыхает. Парочка тощих девиц под музыку выпендриваются на сцене – как только не падают с таких каблучищ? Он обежал взглядом зал. Публика в ресторане вполне презентабельная. Ну, разве что вон тот столик возле сцены с разнузданными мальцами, да и те, вроде, не буянят – весело и с упоением накачивают шампанским двух дурочек, перед тем как по полной программе попользовать их. – За ужин заплати, придурок, и выходи на улицу, – зло процедила сквозь зубы Злата и выскочила из-за стола. Он ринулся было за ней, но вовремя остановился. Бежать за хозяйкой, словно он ревнивый муж – только позориться перед всем рестораном. А она никуда не денется – рано или поздно все равно выйдет к машине. Он спокойно доел мясо, подумал и налил в пустую рюмку немного коньяка. За рулем он, как правило, никогда не пил. Сегодня спиртное пила тоже только Злата. Но сейчас он подумал, что хороший глоток коньяка не помешает и ему: что-то слишком сильно вредничает сегодня его хозяйка – не к добру это. Потом охранник, не торопясь, достал кошелек и вытащил из него несколько купюр. Десерт можно было бы отменить, если не поздно – деньги на ветер он выбрасывать не любил, даже хозяйские. Покрутил головой по сторонам. Не нашел официанта и оставил на столе всю сумму вкупе с чаевыми. Спокойно поднялся и двинулся к тому проходу, куда убежала рассерженная Злата… Ресторан «Русское золото» Юлька вместе с Ярославой с упоением танцевали на сцене. Вообще-то дуэт у них получался неплохой. Ярослава тонко чувствовала партнершу и в момент подхватывала любую Юлькину импровизацию. Сама она импровизировать не любила и, когда выступала сольным номером, особо не напрягалась, уже целый год танцуя почти одно и тоже. – Все равно никто во время наших выступлений не смотрит на сцену, – ворчала она. – А на Киру смотрят, – подначивала ее Стелла. – Ну вот Кирочка пусть за всех и пашет. А я и без ненужной славы проживу, – резюмировала она, как всегда резким тоном старой тещи. Юлька подняла ногу в великолепном батмане, отвела ее назад, чуть прогнулась, прижала обеими руками стрелой вытянутую ногу к затылку, балансируя на другой ноге. На миг замерла… и услышала, как сзади яростным шепотом матерится Ярослава. – Я сломала каблук, – внятно произнесли сзади нее. – Снимай обе туфли, забрасывай за кулисы и уходи со сцены, выписывая балетные круги – будто так и надо, – не разжимая губ, процедила Юлька. Она закончила свой коронный «стоячий» шпагат и теперь медленно и красиво, прогибалась назад, выделывая руками змееподобные движения. – Я кручу колесо – ты в этот момент уходишь, – скомандовала Юлька. Ярослава, не споря, так и поступила. В конце концов, Кира ее здорово выручала. Отработав номер, Юлька выбежала за кулисы, ринулась в сторону гримерной и … наткнувшись на недобро сверкнувший из полутьмы взгляд замерла посреди коридора. Не сразу и сообразила, кто перед ней стоит. Вот это был сюрприз! И не очень приятный! В элегантном черном платье, с кучей бриллиантов на пальцах и в ушах прямо перед ней стояла когда-то любимая и единственно близкая подруга – Злата – собственной персоной. «А она стала еще красивей», – первое, что подумалось Юльке про подругу. – Узнаешь? – срывающимся от злости голосом спросила ее Злата. – Что с тобой? – удивилась Юлька, – Ты будто сама не своя. Глаза постепенно привыкали к полутемному коридору и, вглядевшись, Юлька обнаружила, что, несмотря на дорогие тряпки и потрясающую прическу, вид у подружки был как у побитой собаки. Злата старательно улыбалась во весь рот, но Юлька, знавшая ее с детства, понимала, что сейчас – это всего лишь маска притворства. – Надо поговорить… Пойдем, где-нибудь покурим, – сухо предложила Злата Юльке. Соображалось у Юли медленно: в гримерной – девчонки, там не поговоришь, на улице днем шел снег – значит туда тоже не стоит выходить: там мокро, слякотно и холодно. Злата в нетерпении кусала губы. Юлька покачала головой: – Пока не могу. Давай лучше завтра в первой половине дня. Пока Юлька раздумывала, в коридоре появился еще один человек: стремительной походкой из кухонного коридора вынырнул Шур и подозрительно уставился на парочку. А вот этот человек для Юли был смертельно опасен. Она отступила в полутемную часть коридора. Рука ее непроизвольно поднялась вверх, указательный палец ткнулся в правую бровь и медленно поехал по ней, дополз до виска, полукругом переместился к щеке и снова пополз вниз. Злата сверкнула глазами на охранника – а этот какого лешего приперся сюда же? Топнула ногой, сердито развернулась на каблуках: – Сама найду тебя завтра, – бросила она Юльке и ринулась в сторону служебного входа – пока ждала окончания ее номера, успела разведать здесь все ходы и выходы. Юлька вернулась в гримерную. В тесной комнате на валике дивана сидел Виктор. Ярослава, злая, с покрасневшим от обиды носом, носилась по комнате. Стела, развалившись на стульчике возле огромного, в пол стены, зеркала, с удрученным видом следила за ней. – Это уже не в первый раз! То каблук, то недомогания. Увольняйся, к черту, забирай манатки и проваливай. Мне все ваши выкрутасы надоели. – Что случилось? – невпопад спросила Юлька, и все уставились на нее. – Еще одно чудо природы, – усмехнулся Виктор. Он встал, заложил за спину руки и прошелся по комнате. Юлька улыбнулась. Виктор оказался очень похож на русского вождя революции: невысокий – ниже их всех, с обширной лысиной на голове и объемистым животиком, коротенькие пальчики-сосиски с трудом сцепились за спиной, он забавно выхаживал по комнате, пытаясь нагнать на девочек страху. Стелла, заметив Юлькин оценивающий взгляд, усмехнулась – они-то давно приметили это поразительное сходство. И каждый раз, когда тот начинал воспитательную работу, усиленно делали вид, что боятся своего шефа. Правда, на этот раз все могло оказаться намного серьезнее – Виктор разошелся не на шутку. И какая вожжа попала ему под хвост? – Хозяин гневаются из-за сломанного каблука, – лениво пояснила Стелла. – Да не каблук, мать вашу, не каблук меня волнует, – вспылил Виктор, – а постоянные срывы в ваших выступлениях. За последний месяц это уже второй раз. Мало вам штрафов? Что еще? Уволю всех на фиг, и разбирайтесь потом, как сами знаете. Им даешь работу, холишь, лелеешь, а что взамен? Что вы для меня делаете? Юльке страшно не было, и Виктора она не боялась, так же как и страшного наказания, которым грозил Виктор – увольнения. На фоне ее собственных неприятностей, этот был просто маленьким инцидентом, не заслуживающим ни внимания, ни такого трепа нервов. Жалко будет только уезжать из общежития – все-таки свое жилье, которое ей выбил Виктор, и куда она уже неделю как переехала из уютной квартиры Сергея. – Между прочим, в международной практике это называется «форс мажором», – спокойно сказала Юлька. – И потом, по-моему, никто ничего и не заметил, все обошлось. Виктор сверкнул на нее глазами: – Все обошлось! Ты, Кира, язык-то попридержи при начальстве, а то, как бы не укоротили невзначай. Он величаво прошел по комнате, остановился в центре и уставился на Ярославу. Она, вздернув подбородок, заносчиво спросила: – Да что ты от меня-то хочешь? Хочешь стриптиз?.. А, хочешь, я тебя еще и приласкаю? Толстенькое лицо Виктора начало наливаться яростью, но Юлька поспешно сказала: – Она пошутила, Виктор Васильевич. Мы Вас все очень любим, – Юлька говорила спокойно, очень вежливо и почти без акцента. Виктор покосился в ее сторону – уж не насмехается ли? Но лицо девушки было серьезным. – Это всего лишь случайность. Не стоит придавать ей столько значения. Туфли – это же просто рабочий инструмент и ему положено, время от времени ломаться. Даже у Паганини, когда он выступал на концертах, лопались струны на скрипке, и он доигрывал на одной струне. И ничего. Никто не возмущался. Наоборот, всем нравилось, что он так эмоционально выступает… И потом, у нас такой слаженный коллектив, было бы жаль его перекраивать. Виктор смотрел на Юльку – нет, она не шутила! Но как говорит с ним – как с трибуны речь произносит! Он покачался с пятки на носок, и пошел к выходу: – Ладно, договорим потом, – бросил он на ходу и громко хлопнул дверью. Минуту в гримерной стояла тишина. Первой не выдержала Стелла: – Ну ты даешь, Кирка! У нас с ним еще никто так не разговаривал. По-моему, ты его сразила наповал своей эрудицией. – Кирочка знает особый подход к мужчинам, – завела старую песню Ярослава. – Сначала душевных струн его нежно коснулась – он ведь у нас больше всего за качество радеет. Потом придумает еще что-нибудь. И пошло-поехало! – Да брось, ты. По-моему, все нормально, и главное – инцидент исчерпан. – На богатенького жениха позарилась, – гнула свое Ярослава. – А вот фиг тебе. Не получишь! – Это почему? – полюбопытствовала Юлька. – По кочану! – Просто у нашего Виктора уже есть пассия. И он ее обожает, – миролюбиво сказала Стелла. – Знаешь Элен? Такая высокая эффектная блондинка – «женщина, которая поет». Последние слова Стелла пропела на манер известной российской певицы. Конечно, Юля ее знала. Кто же не знает артистов своего коллектива? Элен была их единственной певицей. Высокая, очень красивая, фигуристая и яркая, она была царицей их артистического замкнутого мирка. Элен никогда не позволяла себе снизойти до общения с кем бы то ни было из простых смертных, помимо Виктора. Она имела собственную большую гримерную-будуар, выгодный длительный контракт на выступления в «Русском золоте» и кучу других привилегий. Ее выступления заканчивались в час ночи. А в начале второго Виктор увозил куда-нибудь свою пассию ужинать. Что происходило между ними дальше, было на уровне догадок, но около трех часов ночи Виктор возвращался в «Русское золото» – довольный, как сытый кот. Все в ресторане знали про этот любовный роман и с упоением следили за его развитием. Юлька подозревала, что супер-фемину Элен зовут просто Леной. Впрочем, Ярослава и Стелла тоже были не настоящими именами девушек, а сценическими. Но так уж испокон веков повелось среди артистов – называть себя каким-нибудь ярким именем, добавляя эффекта к собственному Я. – Интересно, о чем этот колобок хочет еще с нами поговорить? – возвращаясь к прежней теме, спросила Ярослава. – А кто его знает? Все зависит теперь, наверное, от Элен – что она ему присоветует – казнить или помиловать, – как-то беспечно ответила Юлька. – Когда придет к нам, тогда и узнаем. Однако в ту ночь не Виктор пришел к ним, а они все – в его кабинет. И шефу так и не довелось отчитать их за непрофессионализм. Разговор с Виктором вообще в ту ночь так и не состоялся. В начале третьего ночи в ресторан прибыли полицейский капитан и два сержанта, и без разрешения заняли кабинет шефа. Виктора в «Русском золоте» в этот момент уже не было: его и Элен по телефону срочно вызвали в ресторан. Представление в «Русском золоте» не прерывали, но все работники, начиная с официантов и артистов и кончая поварами, по очереди побывали в кабинете шефа для дачи следственных показаний. Один час назад На улице снова шел мокрый снег. Злата выскочила через служебный вход и быстрым шагом пошла на стоянку к своей машине. Лендровер стоял у обочины, так что она, не вымочив ног, запрыгнула в него. Виктор еще только проводил разборки в гримерной шестовичек, а темно-бардовый красавец-англичанин неуклюже выехал с автомобильной стоянки «Русского золота». Медленно и также неуклюже, словно толстая утка, развернулся на дороге, и, не торопясь, осторожно двинул в центр города. Со стороны могло показаться, что водитель лендровера был или пьян, или ему кто-то усиленно пытается помешать вести машину. Внутри лендровера звонили по сотовому, в ярости бросали трубку, хватались за руль. Огромная машина рывками двигалась вперед. Подъезжая к охраняемой стоянке возле элитного дома, взрывом адской силы лендровер разнесло на мелкие куски. Среди черных кусков обгоревшего металла – все, что осталось от красавца-англичанина, было найдено неповрежденное золотое кольцо с огромным бриллиантом. Спустя три часа, после опроса многочисленных свидетелей следствие пришло к заключению, что в момент аварии, вероятнее всего, в машине находились и погибли при взрыве два человека – молодые мужчина и женщина. ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Комментарии