Волчица и черёмуха

Черёмуха цветущая зимой, спрятанная в глубине заснеженного леса, особенно прекрасна в ночь. И в сумерках переливаясь сиренью и аквамарином, она единственна и одинока среди голых, но молодых деревьев. Свежепастеленая снежная пелена уже запачкалась волчьими следами.
Трое одинаковых белых волков сопровождали девушку. Её пышное свадебное платье отражало малейший лучик солнца, который мог пробиться из под тяжёлых снежных облаков. В волосах девушки застряли крохотные лепестки черёмухи, руками она тянулась затронуть все цветы зачарованного дерева, но отдёргивала пальцы боясь навредить деревцу своей природной неуклюжестью. И всё же такой трогательный контакт с деревом временно осчастливил её. Она улыбалась только этому дереву. И разговаривала только с ним одним. Она любила его душу.
Девушка окруженная волками каждую безлунную ночь приходила навестить его. Но какую бы сильную радость ей не приносило такое общение, она не могла избавиться от ненависти и отчаяния в своём сердце. И только луна спасала её уже разорвавшуюся на частицы душу.
Любовь и радость безусловно касаются наших сердец, но чёткий след могут оставить лишь ненависть и горе.

Жаль. Очень жаль, но сегодня опять лунная ночь, да ещё какая — полнолуние лимонного окраса. Одна из тех ночей, когда моё сердце вдоволь может выпустить весь пар. Если этого не сделать, боюсь, моя собственная душа самоуничтожится чувствами, что обычно остаются после. К тому же я не хочу, что бы он видел меня такой.
Я благодарна луне.
И всё же ничего бы этого не было, если бы...
Теперь, когда я думаю об этом, то не могу переставать удивляться. Таких «если бы» придумывается великое множество. Я могу придумать ещё такое же множество, но исправить уже ничего не могу. Не могу повернуть за следующим поворот или сделать несколько шагов назад и сделать всё то что требовалось от меня, а требовалось совсем немного, я же не мир спасала, хотя наверно это всё таки был чей то мир. Наш мир. И жизни не скажешь — «поаккуратней со мной, я всего лишь ученик».
В такие ночи я плачу до тех пор пока дёсны не за кровоточат от оскала сомкнувшегося аж до семи атмосфер. Могу ногтями, которые стали так походить на когти, впиваться в землю, пытаясь освободиться от накопившейся агрессии. Странно, откуда она вообще стала набираться, да и раньше я не знала, что такое обида.
А теперь всё с точностью до наоборот.
Он был мечтой в моих глазах. Были десятки против и сотни за, чтобы любить его.
Нас разделяло не только расстояние, но и расовая принадлежность. Волчица и человек. Я здесь, он там. От этой влюблённости сердце моё охрусталилось, любое неласковое касание разобьет его в пыль. И биться оно стало не так как обычно «тук-тук-тук», а музыкой с его сольным пением. Он был мечтой.
Мечтой...
Сильный порыв ветра сбил накатывающие мысли, но тут же вспомнилось другое, более нежное — встреча.
Ещё совсем юной волчицей я любила лазить по горным местностям. Стремилась кверху, считала ступеньки, играла и в снег и в дождь. Могла так сильно заиграться, что не замечала обрыва и падала, но высота была не большой и все шишки, которые я получала были не значительны. Так я и продолжала играть, пока не наткнулась на высоченную гору, или мне так казалось, но по сравнению с теми, где я оставила волчий след эта действительно была огромной. Не долго думая я начала карабкаться наверх, отсчитав тридцать пять ступеней. Каждая новая ступень наполняла мои лёгкие более свежим воздухом. Я бегала до тех пор пока голова не закружилась вперемешку с опьяняющем холодным воздухом. Всё почернело и я почувствовала свободный полёт и ещё несколько чуть ощутимых ударов. Это и стало переломным моментом.
Очнувшись у подножия горы я взвыла от боли. На переднюю лапку было невозможно наступать. Так я и выла на свою беду. И беду не пришлось долго ждать. Мой вой сменился рычанием, ведь передо мной появился мужчина. Да и в моей стае уже прокатился слух о появившихся в этих местах браконьерах, пусть они и охотились на медведей, но от волков им бы тоже могла быть польза, так что беззащитный волчонок мог бы считаться плюсом.
Мы смотрели друг другу в глаза.
Больно и страшно. И ужасная ненависть к самой себе за бессилие. От этих захлестывающих чувств у меня снова закружилась голова. Но я практически сразу пришла в норму, когда поняла по его угловатым движениям и дрожью в конечностях, что он тоже боится меня.
И всё же хоть он и боялся моего недоразвитого рыка, но оказал мне помощь. Я несколько раз прикусывала его за пальцы, от этого он боялся ещё больше. В конечном счёте он отпустил меня. В то мгновение, когда он улыбался мне в след и дрожь в его руках исчезла, я поняла что боялся он не меня, а боялся навредить больше чем было.
В ту секунду сердце у меня замедлило удары и время остановилось.
Я росла, и украдкой ходила к его дому. Найти его было легче лёгкого, от него сильно пахло цветами черёмухи. И наверное, я бегала за ним будто преследуя. Он шёл туда куда хотел, а я шла позади, готовая разорвать всех тех, кто посмел бы обидеть его. Но моя жажда защитить его и не требовалась во всем. Он имел со всеми дружеские отношения. Меня иногда раздражали его навязчивые подруги, но если бы он влюбился в кого-нибудь я бы вряд ли стала мешать. Его жизнь принадлежит ему одному. Без сомнения, я бы ещё долго переживала по нему, но вредить никогда бы не посмела.
Осенью пришёл праздник взросления. Когда молодые волки официально считаются взрослыми. И тогда нам даётся право. Право побывать в людской шкуре. Люди смогут увидеть в нас людей, но волчью натуру полностью скрывать не получиться.
Я ждала этого дня. Дня, когда смогу показаться ему. Смогу поговорить с ним. И в тайне надеялась, что он примет мои чувства.
Время волшебства пришло.
В такт падающим листьям я бежала на запах черёмухи. Какое бы время года не было от него всегда пахло черёмухой, или это мне уже казалось. Наверное я запомнила его запах таким и не могла добавлять в него что-то ещё. Зима, весна, лето, осень. Утро, день, вечер, ночь. Всегда, только черёмуха. Этот запах опьянял меня и память подтёрлась о том дне. Я забыла, что произошло, когда мы встретились. Словно мир побелел и я оглохла. Но когда я проснулась от своего затуманенного сна, то увидела его с собой и чувствовала объятия. Поняла, что не только моя голова кружилась от сбывшихся фантазий, но его сны принадлежали моей персоне. Так как я не слышала до этой ночи такого быстрого и громкого биения сердца, не видела таких багряный щёк, не чувствовала крепости его объятий. Он вёл себя так только со мной.
Я хотела продлить это мгновение как можно дольше. Я верила в счастье.
Я смогла видеться с ним в любое время. И он оказался именно таким каким я себе представляла. Я начала планировать нашу жизнь, ведь мне уже предложили руку и сердце. Большего счастья представить нельзя.
Но всё не так просто, он не знает моего истинного лица. Продолжит ли он любить меня так же или возненавидит? А ещё как отнесутся к этому мои соплеменники? Эти чувства кипели в моём сердце и разрывали изнутри.
И мне пришлось выбирать между семьёй и любовью. Возможно, и выбирать бы не пришлось, если бы не враждебность и непонимание с обоих сторон.
Отказаться от одного в пользу другого, но это принесет боль. Отказаться от всего и сбежать далеко-далеко. Нет. Принять моего возлюбленного в семью, но при условии что обе стороны примут это как неизбежное. Все варианты неприемлемы для меня да и для них тоже. Я застряла между молотом и наковальней.
Пока я металась между выбором, моя семья прознала о происходящем. И естественно они сильно взбесились. Но я и представить не могла, что последнее слово оказалось за ними. Они создали мой мир и так же легко разрушили его.
Сердце моё йокнуло уже в тот момент когда это случилось. Я почувствовала этот запах на довольно большом расстоянии. Запах крови.
Облачившись в своё обычное лицо, я побежала к нему опираясь лишь на собственное обоняние. Загнанное сердце содрогалось. Земля подо мной перестала ощущаться, я летела. Надеялась. Успею и всё поправлю.
Но чем ближе, тем яростнее запах крови и тонкий шлейф черёмухи так жестоко колол сердце. Когда я добежала, то перестала так рваться. Он лежал спиной ко мне, земля уже впитала большую часть крови. Я не слышала дыхания, биения сердца, я вообще перестала слышать.
Лапы, прихрамывая на переднюю левую, ту что он перевязывал мне в далёком прошлом, медленно подходили. Я боялась смотреть в его лицо, просто легла рядом. Моя шерсть так же стала впитывать кровь. Носом я подпихивала его в затылок и подвывала над ухом.
Измазанная алой жидкостью я пролежала возле него пять суток. Я полностью потеряла аппетит, только спала, но недолго — слишком холодно было с ним спать. Возможно так и умерла рядом с ним, если бы не лунное сияние. Оно завлекло меня к себе. Я не заметила, как отошла подальше от тела. Там луна со мной заговорила. И я ответила ей. Ответила воем. Начала жаловаться, злиться и ненавидеть.
Спустя какое-то время, когда луна перестала выслушивать меня, я вернулась к телу. Но его уже не было, на том месте росло деревце набухшее первыми почками. И сквозь подтекающую смолу я почуяла черёмуху.

Вечно цветущая черёмуха обосновалась в диком лесу.
За два года деревце выросло и окрепло. Но душа девушки, что приходит каждую безлунную ночь не может зажить. Ярость обращённая к самой себе, к семье, что не оценила её чувства по достоинству прожигала дыры в сердце. Ненависть бурлила хлопьями в её крови. И осыпались они на дно только при длительном вое на луну. Луна спасала её душу от собственных чувств. Но перестань она смотреть в небо, то тут же звереет и срывается на всём, что связано с пережитой трагедией. Не кем не излечимую рану она успокаивает болеутоляющем. Но однажды и оно перестанет помогать и тогда её боль будет подпитываться тем деревцем, что она так лелеет. И временное исцеление не спасёт её, пока сердце не наполнится новой любовью. И возможно эта новая любовь принесёт новую трагедию. И сердце поддаст сомнению этот шаг. Но ирония в том, что сердечную боль никогда и ничем не заглушишь кроме как новой сердечной, возможно болью…
И до тех пор спасение утопающего дело рук самого утопающего.