Вечный лох.
Вечный лох.Часть первая.
1
Жизнь потеряла всякий смысл. Вероятно, тоже чувствовали и последние динозавры, с недоумением взирая на мелких зверушек, таскающих остатки корма у них из-под самого носа. Вся размеренная жизнь, которой они жили до этого, исчезла в одно мгновение. Вначале он потерял работу, впрочем, как и все. Потом он потерял себя, выяснив, что не может торговать и торговаться, а это сейчас единственный способ выжить. Он осознал, насколько ему омерзительны эти торгаши, начинающие, когда приходит время выдавать зарплату, плакать о том, как они последние носки без соли доедают. Он не сумел и не захотел приспосабливаться к ним. Тогда он потерял семью. Оказывается, он был богатым человеком, если умудрился так много потерять. А он еще ведь не сказал о вере в здравый смысл.
Александр провел пальцем по обложкам книг. Еще совсем недавно они были его гордостью. Теперь же это никому не нужный хлам. Он и сам теперь такой хлам: без работы, без денег и без семьи. Александр подошел к трельяжу и посмотрел на свое отражение. Типичный неудачник. Лох.
-Эх, зеркала, зеркала, умножаете вы сущее, да только не приглядно оно и стоит ли того, чтобы его вообще умножать?
Александр резко обернулся, почувствовав сразу похолодевшим телом чье-то незримое присутствие.
- Что за черт?
Сзади конечно никого не было, он снова повернулся к зеркалу, подошел поближе и критически взглянул на свое отражение.
- Ну, что уставился? Что делать будешь? Тебе сорок один, как не крути, половина жизни уже прошла и жена ушла. Надо же, как все в рифму получается, и у нее, и у тебя... Только она сейчас рифмуется с твоим Работо-Давателем, правда уже бывшим, а вот ты то с кем? Или с чем? Повеситься что ли, да лень веревку искать, а потом же еще и крюк надо вбивать....
Но в глазах своего отражения он видел такую чудовищную тоску, которую невозможно было спрятать ни за какими насмешками.
- Умножай свои печали... А когда будет " утоляй", а зеркало?
Он прижался лбом к холодному стеклу, вдруг вспомнив рассказ, прочитанный еще в детстве. Зеркало было дверью, в которую ушел последний марсианин. Вот бы и это зеркало было бы такой дверью, и уйти отсюда к чертовой матери, куда угодно, лишь бы не оставаться в этом безумном мире, в котором вся ценность человека определяется теперь только толщиной кошелька! Сезам, или как там тебя, откройся, впусти меня, невыносимо, тошно мне! И я не знаю, куда мне деться!
В темный оскал подземелья опять спускался Зур-Дион и слуга подобострастно нес впереди факел, боясь и торопиться и медлить, ибо гнев хозяина страшен, но еще страшней было то, что творилось внизу. Большое зеркало Гериора, чудом уцелевшее в жарких схватках, последнее из трех проклятых, навеки осужденное прятаться во мраке подземелий стояло теперь здесь, отражая свет множества свечей, расставленных вокруг него. Отражая зло, которое всегда вертится вокруг него, ибо оно и само являлось злом. Молодая девушка смотрела безумными глазами на приготовленные к обряду ножи. Она уже не кричала, не билась и не пыталась освободиться от толстых цепей, которыми была прикована к стене, а только тихо подвывала.
Ган А Кар Зур-Дион, хозяин замка, повелитель Ханакса и земель был сегодня решителен как никогда: сегодня был последний день слияния двух лун, последний день для проведения ритуала и если он не удастся, то будет и его последним днем. Сегодня решится все.
Время близилось. Рухус уже ждал его, нервно потирая руки, зная, что сегодня решится и его судьба и смерть его будет гораздо мучительней, чем у этой девицы. Пятеро слуг стояло в стороне, ожидая приказаний.
- Начинай! - Зур Дион стал напротив зеркала, скрестив руки на груди. Внешне он был совершенно спокоен, но только внешне.
Трясущиеся слуги торопливо заняли отчерченные для них места, Рухус стал в центре круга. Опустившись на колени, он начал читать заклинание, постепенно повышая голос, и гулкое эхо вторило, отражаясь от закопченных стен. В нужный момент слуги дружно подхватили речитатив особых слов. С выделенным ударением, заклинание приобрело пульсирующий ритм: все быстрее, все громче, пронзая стены, пространство, Вселенную... Рухус вскочил, подавая знак, чтоб привели жертву. Ее освободили от цепей уже беспамятную и положили перед зеркалом, а он с ножом в руке поджидал, когда две луны сместятся в одно целое, пристально наблюдая в узкое, наклонное окно. И когда это произошло, он приподнял девушке голову и резким движением перерезал горло. Темная кровь ударила струей в приготовленную чашу, быстро наполняя ее, а слуги продолжали петь, глядя остекленевшими глазами на происходящее. В специальную воронку, вставленную в верхнюю раму зеркала, он залил содержимое чаши и кровь потекла по специальным желобам широкой рамы, переплетаясь замысловатыми узорами, выделяя магические знаки по контуру, наполняя их особым смыслом.
-Приди, о, демон! - выкрикнул Зур-Дион, делая еще один надрез на своей руке другим ритуальным ножом, чуть поменьше. Смешав свою кровь с кровью девственницы, он брызнул ею на поверхность затуманившегося зеркала.
- Сезам, отворись, - повторял как безумный Александр, все сильнее давя лбом в зеркало. Это была уже истерика, подавленные слезы рвались на волю, концентрируясь в нелепое желание: абсолютно бессмысленное, но естественное, - это был просто выход скопившихся отрицательных эмоций.
И зеркало поддалось, оно попросту исчезло. Подобно человеку, изо всех сил налегавшему на дверь и влетевшему внутрь, когда она внезапно отворилась, Александр полетел в ледяную бездну.
Зур-Дион хотя и внимательно смотрел в зеркало, но так и не заметил, когда оно перестало отражать мрак подземелья. Только когда его поверхность пошла волнами как от брошенного в воду камня, когда в нем зашевелились неясные тени из самых глубин ада, он выпрыгнул из круга. И вовремя! Что-то огромное вылетело из зеркала с чудовищным порывом ледяного ветра, который задул все свечи! Слуги, вопя от ужаса, кинулись во все стороны.
- Огня, огня сюда, живо! - проревел Зур-Дион, выхватывая оружие. Демон ворочался на полу, издавал утробные звуки и мог броситься в любую минуту.
К счастью Рухус не растерялся. Метнувшись за зеркало, где еще продолжали мерцать две свечи, он поспешно принялся разжигать остальные. Тут и слуги, видимо сообразив, что хозяин будет пострашнее любого демона, принесли факелы.
И они увидели, кого они вызвали из преисподней...
- Что это было? - Александр никак не мог подняться. Обледеневшая одежда, словно он только что вынырнул из проруби, не сгибалась и обжигала тело. Его колотило, и не только от холода. То, что он сейчас пережил, не поддавалось никакому описанию. Его мозг, его сущность раздробилась на миллионы крохотных частиц и стремительно пронеслась по бездне, причем все фрагменты сознания продолжали мыслить, ощущая и себя и движение сквозь ледяную мглу всеми гранями раздробленного сознания. Как вода сквозь дуршлаг просочился он куда то, но вот только куда?
Со всех сторон его окружали люди, тыча факелами чуть ли не в самое лицо, но их лиц он разглядеть не мог, а то, что видел, ему совсем не нравилось.
То ли неверный свет пламени так искажал пропорции, то ли с его глазами
что-то случилось вследствие этого невероятного полета, но что-то было не так. Александр тряс головой, пытаясь прийти в себя, и не мог.
И только когда его вывели из подвала в более освещенное место, он разглядел, кто пленил его.
Ростом ему по грудь, более хрупкие, изящные в движениях, существа имели такие же пропорции, что и люди, хотя одеты были весьма нелепо. И кожа была сероватого оттенка, с легким пушком на головах, а вот сами головы... и уши... уши были заостренными и длинными.
Это что, новогодний праздник, Бал-Маскарад? "Станьте дети, станьте в круг?"
Александр тут же окрестил их зайцами. "Что ты зайка скачешь?" Только эти не скакали и новогодние подарки не спешили раздавать, а когда один из них приставил к его груди шпагу и принялся нести всякую тарабарщину весьма повелительным тоном, Александр разозлился. Страх прошел, уступив место раздражению. Невероятность происшедшего не позволяла поверить в реальность, и Александр принялся отвечать ему такой же абракадаброй, как и Джеки Чан в «Доспехах бога».
Что ты привязался, кролик лопоухий? Убери свой шампур, тогда и поговорим как люди. Хотя вряд ли, как раз как люди и не получится...
Да что за демон такой, недоумевал Зур-Дион. Скорее демон странный, чем ужасный: не так он описан в древних манускриптах, и речь его непонятна, и ведет он себя более чем странно. А может это не демон, но кто тогда? Только одним способом можно было это проверить, ведь только демон сможет взять в руки Вещицу Древних и выжить после этого.
Его повели куда-то, подталкивая копьями.
- Полегче, братцы - кролики...
В залах и коридорах было еще ничего, но вот сгибаться в дверях приходилось основательно. Крепко приложившись об косяк, Александр начал как вроде и верить в происходящее. Боль и шишка на лбу убедят кого угодно. Хорошо еще, что люстр нет. В глубине петлистых коридоров, в комнате, больше похожей на сейф и охраняемой так же, на простом грубом столе лежала непонятная штука: огрызок какого-то металла непонятного цвета, непонятного назначения. Судя по жестам, ему предлагали взять ее, но сами зайцы в комнату не входили. Александр недоуменно вертел вещицу в руках. Чуть длинней его ладони, плоская, края вроде слегка оплавлены. Ну, и что дальше? Была бы острой, можно было бы капусту резать. Любите капусту? А может это их валюта? Да нет, вряд ли.
- Заберите, зачем она мне нужна...
Судя по тому, как шарахнулись братцы-кролики в разные стороны, как залопотали, - это было нечто очень опасное. А может, она радиоактивна?
Александр положил ее на место и брезгливо вытер руки об рубашку. В нагрудном кармане он наткнулся на пачку сигарет, достав, сунул сигарету в губы. Похлопав себя по карманам, вопросительно посмотрел на главного зайку.
- Папаша, огоньку не найдется? Ну что ты лопочешь, ну не понимаю я по вашему, по кроличьи... Дай, что ли от факела прикурить...
Александр протянул руку, показывая на факел, но заяц ударил шпагой по руке и проворно отскочил в сторону.
- Козел ты, а не заяц! - прошипел Александр, зажимая рану.
Комната была совсем небольшой, два на три метра. Уже битый час в полной темноте он мерил ее, шагая из угла в угол. Зайцы, полопотав о чем-то, вдруг выскочили и заперли двери. Вот тебе и близкие контакты пятнадцатого рода! Зато у него появилось время подумать, что с ним произошло. Что вообще случилось? Он прислонялся к зеркалу. Но это ведь не серьезно, ну не может старое зеркало с трельяжа, которому сто лет в обед, выполнять желания! Тоже мне, - старик Хоттабыч из зазеркалья. Тогда он Яло. Хотя нет, - Рднаскела, можно просто Ашас или Кируш. Причем Кируш очень хочет куриш, то бишь курить, а спичек нет. Обидно. Александр пнул ногой в дверь.
- Требую адвоката, - крикнул он в пространство: - зачитайте мне мои права! Хотя, кажется, у меня всегда было только одно право: не иметь никаких прав. Черт бы вас побрал, объяснит мне кто-нибудь, что здесь происходит?!!
Он прислушался: зайцы за дверью шушукались, но не отзывались и двери не открывали.
Стоп, давай думать. Зеркало! А может? Он взял штуковину и прижал ее ко лбу:
- Сезам, хочу домой, я очень хочу домой! Погостили, и хватит. Курить здесь нельзя, за это руки сразу рубают. А за выпивку что сделают, на кол посадят?
Зур-Диона глодали сомнения. Как договариваться с демоном, если он ничего не понимает? Как теперь поступить: два дня до празднования, надо убедить собрание, что демон полностью подчиняется ему и выполнит свою часть работы. Что ган А Кар Зур-Дион держит свое слово и скоро, скоро уже Батианская мантия будет красоваться на его плечах и горе тому, кто выступит против!
Два дня. Всего два, или целых два? Первое: надо подтолкнуть судью Нерпикса выставить на празднике свою коллекцию Вещиц. Он любит похвастаться. Это будет просто.
Второе: надо обучить демона хотя бы нескольким словам и втолковать, что от него потребуется. Это сложнее.
Третье: показав всем демона и убедив в своей силе, перенести срок выполнения договора под каким-нибудь предлогом, и за это время полностью взять над ним контроль. Зур-Дион хлопнул в ладоши, подзывая слугу.
- Как там демон?
- Поначалу кричал, стучался в дверь, потом прижимал Вещицу к голове и бормотал заклинания свои дьявольские...
- Я спросил, что он делает?
Слуга затрепетал, согнулся в низком поклоне.
- Прости великодушно, хозяин, сейчас он спит. Положил Вещицу на пол, улегся на стол и спит...
- Значит он в порядке. Отлично!
2
- Мукус, - идти... А может скакать? Зайчишка, кролик серенький по лесенке скакал... Да понял я, хватит в меня шпагой тыкать! Мукус - ходить. Я ходить, оно ходить, оне ходить, а ты - прыгать...
- Дуюк, ду-юк - рука, хотя рука это у меня, а у тебя лапка, и если ты меня еще раз уколешь, я повешу эту лапку себе на шею, в качестве амулета, понял? Дальше что? Га-ма-дур. Ну и что такое гамадур? А понял, - брать или взять. Значит я мукус вот сюда, протягиваю свою дуюк и гамадур вот эту хренотень. А сумка по-вашему значит будет комиле... Эй, эй, ты что, вора из меня хочешь сделать, или рэкетира? Я что теперь, буду по вашим рынкам мукус, и гамадур все в комиле?
А как по-вашему будет сматываться? Мукус, только очень быстрый мукус...
Обучение продолжалось без перерыва. Александру приходилось туго. Он так и не мог до конца поверить в реальность этих событий, принимая за розыгрыш, или какой-то балаган и пытался внести свою посильную лепту, не воспринимая зайцев всерьез. Но шутки шутками, а балаган то был весьма жестокий, если его все время подгоняли пиками и втягивали в игру, правила которой он совсем не понимал. Хотя он сейчас вообще ничего не понимал.
Он внимательно разглядывал зайчиков, пытаясь разобраться: это их лица или все-таки маски? Но строение черепов, некоторые детали невозможно сделать маской на человеческом лице. А приплюснутые носы, большие щеки, маленькие рты и полное отсутствие подбородков действительно придавали им сходство с этими животными. Но самой характерной чертой были уши. Не такие длинные конечно, они жили самостоятельной жизнью по сравнению с неподвижными лицами. Если человек использует как средство передачи информации мимику лица, то эти зайки явно использовали мимику ушей. Несколько раз Александр видел, как их начальник отдавал приказы, только шевеля ушами, или, по крайней мере, ему так показалось. А почему бы и нет? Если человек это разумная обезьяна, то почему не может быть разумных зайцев? Но только зайцев очень злых и жестоких, в чем он скоро убедился.
Из комнаты без окон, уже другой, где шло обучение, его повели наконец во двор, довольно обширный, окруженный высоким забором из серого камня. Был ясный, очень солнечный день, но оглядеться по сторонам ему не дали.
По узкой, выложенной камнем дорожке его повели вдоль длинного здания. Но как только они дошли до первого куста, Александр уперся. И хотя вокруг было полно зайцев, Александр первым делом опорожнил мочевой пузырь, плюнув на все приличия. Хотя кто знает, какие понятия приличий бытуют у этого народа? Но его действием они очень заинтересовались, наблюдая без всякого стеснения, чего нельзя было сказать об Александре. Пережив этот весьма неприятный момент, усиленный к тому же упертыми в спину пиками он с ужасом подумал: а что будет, когда ему приспичит присесть? Нанизают на копья как цыпленка на вертел?
Едва они свернули за угол, Александр обратил внимание на странный помост. Уж очень он походил на эшафоты в его мире во времена средневековья. И когда на него поднялся заяц с топором и стал в картинной позе возле плахи, правда, без черной маски на лице Александру стало жутко. Кажется, наступает финал этой странной сказки.
"Раз, два, три, четыре, пять, - вышел Шурик погулять. Тут зайчишки налетают, ему голову рубают..." Затаенная мечта зайцев его планеты поменяться с охотниками местами, похоже, здесь воплощается в явь. Ну, что же, придется им наглядно показать, почему человек на своей планете считается самым свирепым хищником. Хотя они и проворны как зайцы, но свернуть шею их главному, который сейчас разглагольствует на помосте, он сумеет.
Но на помост затолкали пятерых зайцев и как-то очень буднично отрубали голову одному из них. Возможно, будь это люди, казнь произвела бы на Александра большее впечатление, но ему эта экзекуция больше всего напомнила заготовку тушек и вызвала чувство голода, чему он и сам поразился.
- Хорошо, со зрелищами все понятно, - обратился Александр к их главному, пристально наблюдавшему за ним во время казни: - а как насчет хлеба, или хотя бы капусты?
Ее принесли чуть попозже, крохотную тарелку с какими-то овощами. А вдруг для него это яд? А вообще, чем он дышит? Александр начал усилено дышать носом, пытаясь определить состав воздуха, пока до него не дошла глупость его поведения. В первых, будь атмосфера, например метановой, он бы сразу понял, ещё как понял! Во вторых, он что, способен на вкус определить ее состав? Сколько азота, кислорода и углекислого газа, в каких пропорциях? Жив, значит все нормально, хотя эта эйфория скорей всего объясняется чуть большим количеством кислорода, чем на его планете. Так что и с едой не должно быть проблем. В любом случае это легко проверить.
Александр откусил небольшой кусочек, покатал во рту. Через секунду тарелочка была пуста. Вкусно! Он вопросительно посмотрел на зайца, принесшего еду.
- Маловато будет, лопоухий, - и показал, сколько должно быть овощей и какого размера должна быть тарелка.
Заяц стремительно выскочил из комнаты. Он что, за второй порцией так рванул? Вот это сервис! Да, этот братец - кролик явно не станет говорить: "Ну, если вы больше ничего не хотите..."
Это хорошо, потому что он совершенно свободен не только до пятницы, а кажется и до конца жизни...
Если бы Александр не был так занят своими "научными" изысканиями и смог бы понять настроение слуги, ожидающего его трапезы как вынесения приговора...
Слуга выскочил в коридор, где как бы случайно собрались и слуги и охранники и прохрипел, хватаясь за голову: - Он требует мяса!
Если бы Александр знал, кем является в многоходовой комбинации, разыгрываемой хитроумным ганом А Кар Зур-Дионом!
Смертный приговор, вынесенный слуге якобы за оставление гана одного перед ужасным демоном, на самом деле преследовал совсем иные цели: показать, чем может закончиться неповиновение, припугнуть еще раз трусливых слуг, а заодно и обеспечить пищей, если демон откажется от обычной еды. Ведь в древних манускриптах ясно сказано: демоны предпочитают жареное мясо. И хотя общество якобы придерживалось старых догм и соблюдало запрет на употребление мясного, на самом деле оно давно уже переросло глупые запреты. Есть мясо, - это признак силы и мужества, но не каких то там домашних гитраков, нет, это удел низов и даже блюда из ургули в счет не идут. Настоящие хнури предпочитают лакомиться своими соплеменниками, слуги прекрасно знают об этом: в этом секрет его силы, его власти, только это заставляет их беспрекословно повиноваться!
Александр не знал этого всего, но кое о чем уже догадывался. Заканчивались первые сутки его пребывания на этой земле.
3
- Это ты кушула, а меня зовут Александр Иванович! Саша! Понятно?
Он снова приступил к учебе, так и не дождавшись добавки. Главный заяц не вызывал симпатий, особенно после казни, поэтому Александр развлекался, насколько ему позволяли нацеленные в спину пики, и... снова чей-то взгляд?
Ерунда какая-та.
- Да знаю я, тебя зовут А Ккор Деон. Да? Не просто Аккордеон, а ещё и Гад Аккордеон! Замечательно! В самую точку! Слушай, гад баян, кончай мне меха продувать!
Они бились второй час над именем начальника, и в конце концов, Александр отстоял свое право называть этого кролика так, как ему хотелось. Впрочем, и тот упорно называл его кушулой, так что счет был равным.
Ему хотелось спать, еще больше хотелось, чтобы его оставили в покое, и вообще эти клоуны уже надоели до смерти! Но затевать бучу в данной ситуации было бы просто глупо. Было понятно, что он им нужен, иначе бы с ним так не обращались. А ему было нужно время, чтобы разобраться в обстановке.
- Значит мы куда-то мукус, там я опять мукус по твоему знаку, гамадур то, что называется "курулум ванзу блимек", ложу их в комиле и мы мукус галопом назад.
Слова Александр для наглядности сопровождал действиями.
- И потом ты отрубишь мне голову, как и тому парню, да, Патефон? Марш Славянки не забудь только поставить на прощание...
Видно его красноречивый жест с отрубанием головы им пришелся по душе, его снова повели во двор.
"Братцы - живодеры, за что же вы меня, за что?" Аккордеону не понравилось его новое имя? А может, его нужно было называть Дон Карлеон?
Замедливая шаг, он оценивал обстановку. Четверо за спиной, один впереди. Дождаться момента, резко рвануть вперед, вырубить переднего и через забор. Жаль, что главный не пошел, а то бы можно было взять его в заложники. А забор то высокий, так просто его не перемахнешь! Но его провели мимо помоста, направляясь в дальний угол каких-то строений, откуда соблазнительно пахло жареным мясом, и втолкнули в помещение.
- Однако, любезное у вас приглашение на шашлыки!
Посреди сарая горел костер, на вертеле дожаривались большие куски аппетитного на вид мяса. Коренастый заяц, в котором Александр признал палача, указал на большое блюдо с готовыми порциями.
- Отлично! - Александр потер ладони, - ну-с, приступим! Да вы присаживайтесь братцы - кролики, здесь на всех хватит...
Но кролики, как-то странно блея, выскочили во двор, чуть не застряв в дверях.
- Что это с ними? - спросил он у палача, - Табу на мясо? Вы вегетарианцы? Ну а ты, по долгу службы или имеешь тайную склонность? Если не брезгуешь, тогда давай, присоединяйся, мне одному много...
Палач снова стал в свою картинную позу, кстати, топор его торчал в полене, на котором он видимо и рубал мясо.
Начавший прозревать, Александр повертел в руках большой кусок и прищурив один глаз, начал примерять его к ноге палача.
- Понятно... Хотя вы мне и надоели до смерти, но не до такой же степени, чтобы вас еще и поедать за это. Однако! Либо вы полные идиоты, либо...
Отбросив кусок, он брезгливо вытер руку о землю.
- Все, трапеза отменяется. Веди меня назад, людоед, а точнее зайцеед.
У него появилась возможность оценить размеры дворца, в котором его держали, когда повели на конюшню. Но произвольные углы, отсутствие геометрических линий и неясные очертания, не смотря на масштаб, совершенно не впечатляли.
А может, его взору была просто непривычна архитектура этих строений, а сознание отторгало то, что не укладывалось в обычные рамки. Но дворец показался ему убогим и ненатуральным, как и сами зайцы.
"Кто, кто в теремке живет? Сам гадёныш Карлеон!"
Зато кони заставили хохотать до слез. По строению тела вылитые кенгуру, но морды до того потешные, что без смеха на них невозможно смотреть. Куда там всем мультяшкам до них! Несуразные, словно от всех животных попытались взять какие-то черты, а потом соединить их все в одном звере, но бросили работу, осознав бессмысленность, и именно она и запечатлелась в первую очередь на этих вытянутых мордах. Карета была под стать животным, на ней только наклейки не хватало: "Два часа позора и я на даче". Впрочем, когда пришлось втискиваться в нее, было уже не так весело, а когда лошадки тронулись...
Они и скакали как кенгуру. Возможно, езда верхом на них и приносит какое-то удовольствие, в чем Александр сильно сомневался, но карету они тащили методом рывка и стало сразу понятно, почему она изнутри оббита мягким материалом, как палата для буйно помешанных. Кажется, он таким и станет к концу поездки.
Лучше бы вы пешком ходили, братья по разуму!
Маленькое окошко было тщательно задрапировано плотной материей и палач, сидевший напротив, не разрешал в него смотреть весьма простым способом, - держа обнаженную рапиру в опасной близости от его живота.
- Убери ножичек, живодер, - попросил Александр, когда тряска в очередной раз чуть не насадила его на лезвие.
Молчание.
- Да убери ты его от греха подальше...- Александр жестами показал, что может случиться, но тот либо не понимал, либо прикидывался тупым.
- Слушай, я тебя по-хорошему прошу!
Ноль эмоций. Когда очередной рывок кинул его назад, а потом на кролика, Александр правой рукой схватил палача за запястье и прижал к туловищу, отводя от себя клинок. Заяц свободной рукой выхватил нож, и Александр не раздумывая, ударил его в нос. Результат был ошеломляющим. Палач дернулся и обмяк. Тоненькая струйка крови потекла из носа по щеке. Больше заяц признаков жизни не подавал.
- Эй, лопоухий, очнись, - Александр потряс его за плечо, - я же слегка...
Вот это да! Да я здесь за Тайсона сойду, если вы такие хрупкие! Только сомневаюсь, что Аккордеоныч выставит мою кандидатуру на чемпионат мира по боксу среди тяжеловесов. А если и выставит, то только одну голову, причем в качестве приза. Зато теперь я знаю ваши слабые места!
Но что делать с телом? Александр выглянул одним глазом в окошко. Карету плотным кольцом окружали всадники, выбросить незаметно труп не получится.
А жаль! Сиденья не откидывались, спрятать его было некуда. Александр вытер кровь со щеки и усадил палача в угол, подперев его же рапирой. Одну лапку он положил на эфес для пущей правдоподобности.
Если глянуть мельком, сойдет за спящего. Зато теперь никто не мешал смотреть в окошко!
4
Ландшафт мало чем отличался от земного. Такие же холмы, такая же зеленая трава, только деревья немного необычные, не то что неземные, а скорее не российские. Больше похоже на тропический лес. Александр даже засомневался: может он все-таки на Земле? Но, взглянув на тело, отбросил сомнения. На Земле такие не водятся, а если и появятся когда-нибудь, то им можно будет только посочувствовать.
Хотя, кто посочувствует ему? Вспомнив о сынишке, Александр загоревал. Как ему сейчас там, с новым отцом? И каково мне без него!
Карета стала останавливаться, прервав тяжелые размышления. Он критическим взглядом окинул тело: ой халтура, не поверят! Но уже поздно было что либо менять, дверца распахнулась и дон Аккордеон взглянув на Александра, обратился к палачу. Естественно тот не отвечал.
Ну что ты пристал? Не видишь, зайчик притомился... А ну-ка, каждый день головы рубать! Не ценишь ты кадры, дон Аккордеон! Беречь зайцев надо, а то скоро в красную книгу придется заносить твоих помощников, а деда Мазая здесь нет.
Аккордеон посмотрел на Александра.
- Их бин шляфен, то есть он шляфен, - пояснил на всякий случай Александр.
- Просил не беспокоить до самого курулума ванзу...
- Ну устал он очень, понимаешь, - Александр, видя что Аккордеон ему не верит, подобрался, приготавливаясь сбить главу заячьего клана с ног и прорываться на свободу. Может, Аккордеон это понял, но последующие его действия поставили Александра в тупик. Он просто закрыл дверь, и карета снова тронулась...
А может и вправду поверил? Да ерунда, ну не настолько же он туп! А может ему все равно? Есть заяц, - есть проблема, нет зайца, - ... Какой-то Иосиф Аккордеонович, да и только... Но, похоже, что он Берию завалил и кто же будет теперь головы рубать?
Или у них этого добра, как и у нас, хватает? Палач умер, да здравствует палач?
Был бы тот, кто этого хотел, а исполнители всегда найдутся?
Зур-Дион оторопело закрыл дверь кареты и велел трогать.
Рухус, легендарный Рухус мертв? Тот самый Рухус, единственный, кто сумел выбраться живым из подземелья мерзких Ур-Кушулов, тот самый, который съел своего лучшего друга в песках Ашдары чтобы выжить? Рухус, предназначение которого было сеять смерть? Великий убийца, могучий воин Рухус убит демоном?
О, если бы демон не напомнил о Забытых Вещах! Смерть его будет ужасна, - но только после того, как он накинет мантию на плечи гана А Кар Зур-Диона!
Тряска и рывки становились невыносимыми. Тело зайца валилось и валилось на пол, Александр устал его подымать и в конце концов махнул рукой. Все равно гад Аккордеон его видел. Зато место освободилось. Он уперся ногами в противоположную стенку, хотя это и не очень помогало. Ему никогда не доводилось быть в круизах, и о морской болезни он только читал, но начал подозревать, что где-то подцепил эту заразу, причем явно в самой тяжелой форме. Интересно, у них есть гаишники? Остановили бы что ли, штрафанули Аккордеона за то, что карета не оснащена аптечкой и ведром на экстренный случай. Дверь изнутри не открывалась, положение становилось невыносимым. Мучимый тошнотой, Александр даже не заметил, что они уже подъезжали к конечному пункту назначения, ему было не до этого. И когда дверь открылась, Александр бесцеремонно отодвинул Аккордеона и сделал то, что требовал от него организм, прямо на сапоги мафиози.
Зур-Дион, решивший перед въездом в Батиан еще раз проинструктировать демона был в последней стадии ярости. Выхватив шпагу, он приставил ее к горлу наглого демона, с трудом сдерживая себя от желания проткнуть его насквозь.
- Ты принесешь мне Вещи Древних!- отчеканил он, пронзая демона пока только взглядом.
Кажется, он меня невзлюбил. Хотел бы я знать, почему? Такой милый зайка, и вдруг ни с того, ни с чего начинает кричать "Ну, погоди!" Не по жанру это, лопоухий, волку теперь придется вооружаться.
Александр обыскал карманы палача. Несколько мелких вещиц непонятного назначения, увесистый мешочек на подвязке, очевидно с деньгами и нож, которым тот пытался его зарезать. Не густо. Рассовав все по карманам, Александр с большим трудом нацепил на себя пояс покойного и вложил клинок в ножны.
Я готов, братец Кролик!
Карета передвигалась по городу, разукрашенному праздничными гирляндами. Целые толпы зайцев устремлялись на главную площадь, ярко одетые, с детьми и флажками в руках. Совсем как у нас, подумал Александр, глядя на зайца, несшего забавного карапуза на шее. Интересно, что за праздник у них? Может Первое мая, день солидарности всех трудящихся зайцев? Сейчас все на митинг, а потом по домам, пить кроличью водку да под квашенную капустку?
Если бы не эти нелепые двух и трехэтажные здания с нессиметричными окнами, разбросанными как попало, с беспорядочными поворотами и углами, словно строители работали по принципу: "как получится, так и будет"; город вполне бы мог сойти за земной.
Они въехали на площадь, и бесцеремонно распихав ушастых зевак, пробились в первые ряды. Собравшиеся на площади зайцы напряженно вглядывались во что-то впереди, приподымались на носки, настораживали уши.
"Ну-ка все вместе, уши развесьте!" Александру было любопытно, что там происходит, но он ничего не видел, а тут еще слуги Аккордеона стали стеной вокруг кареты, перекрыв окончательно и без того малый обзор.
Шпагой что ли их в задницы потыкать? Нет, это уже будет слишком.
Дона Карлеона и без того кондратий накрывает. Ган А Кон Дратий по ихнему. Причем конкретный ган, и по приезду явно начнутся разборки, так что нужно делать ноги. Судя по всему, у них нет электричества, значит, нет и телефонов и телеграфа. Уже проще. Какое там проще, я что, нацеплю маску зайчишки и смешаюсь с толпой? Здрасьте, я зайчик-переросток, жертва Чернобыля, подайте сироте, несчастному узнику гада Аккордеона... Или податься в леса, в партизаны? Лихим рейдом по тылам противника, верхом на скакуне! Только на этом кенгуру далеко не ускачешь, всю душу вытрясет. Некуда мне бежать, пока еще...
Монотонный шум толпы убаюкивал. Александр и сам не заметил, как задремал.
5
- Шурик, просыпайся, на работу опоздаешь! - Татьяна сердито трясла его за плечо.
- Ммм...
- Вставай сейчас же! Каждый раз мне приходиться тебя как маленького дитя будить! Мне это надоело уже! Если сам не встанешь, я полью тебя водой из чайника! Вставай! И не забудь на обратном пути с работы купить сыну две пачки Курулум Ванзу. А Блимек можешь не брать, у нас еще пол банки осталось...
- Тань, ну какой еще блимек! Отстань, у меня сегодня выходной...
- Да просыпайся же ты!
Она сердито жестикулировала ушами, тряся его изо всех сил.
Александр открыл глаза:
- Дон Карлеон... А где Татьяна?.. Это что, сон? Кажется, это был только сон, - он проснулся окончательно, - Что маэстро, мой выход? Оркестр, играйте туш! Господин Патефон, прошу фанфары!
Подталкиваемый в спину неуемным кроликом, он вышел в первые ряды. Изумленный гул прокатился по толпе и затих в отдалении. Наступила напряженная тишина.
- Классический вариант, - пояснял Александр Аккордеону, всходя по ступеням на широкий помост, убранный цветастой материей, - и сейчас в этой тишине обязательно раздастся плач ребенка. Вот слушай...
Дикий рев толпы заглушил его слова. Началась паника, зайцы давили друг друга, стремясь убраться подальше от жуткого монстра.
Александр даже приостановился, удивленный таким переполохом, но дон Карлеон продолжал толкать его в спину. Зайцы, сидевшие в президиуме, явно тоже хотели последовать общему примеру, и кто знает, чем бы закончилось сегодняшнее представление, но Аккордеон вышел вперед и поднял лапку, призывая народ к спокойствию. Пока он лопотал, красноречиво жестикулируя и видимо убеждая, что не так страшен кушула, как его малюют, Александр смог наконец оглядеться по сторонам.
Такое же синее небо и такие же пушистые облака, светло-коричневые здания, пестрые от украшающих их лент; за домами широкая река и густая зелень леса на другом берегу, плавно уходящая к голубому горизонту.
Все было знакомо и буднично, и в тоже время великолепно в своей незамысловатой красоте и только сверкающие как алмазы горы на горизонте нарушали идиллию вполне земного пейзажа, а также и зайцы, развесившие уши перед помостом.
Похоже, дону Карлеону удалось их убедить, они больше не рвались бежать сломя голову и даже одобряли его. Чего нельзя было сказать о членах президиума, почтенных и упитанных особ высокого ранга, которые сидели за столом по правую руку от Александра с весьма кислыми рожами.
А по левую, в большом удалении, стоял еще один стол, накрытый такой же материей и на нем лежало несколько предметов, заинтересовавших его. Особенно один из них. Похоже, что Патефон завелся надолго, а Александру не терпелось посмотреть на вещицу поближе. Он начал боком пробираться к столу, маша рукой и указывая на оратора: мол все внимание на него, но оратор почему то забеспокоился и стал подавать ему знаки, даже приподымал шпагу, явно намекая на какие то обстоятельства.
- Ты продолжай, продолжай, не отвлекайся, - сказал Александр, похлопывая его по плечу: - у тебя неплохо получается, а я займусь делом. Пора делать курулум в комиле, пока нам с тобой то, чем мукус делается, не оторвали...
Он подошел к столу, и мельком взглянув на другие предметы, взял в руки сильно искореженный, но все же узнаваемый пистолет. Толпа за его спиной снова взревела. Дон Мафиози залопотал еще быстрей, но Александру было плевать сейчас и на зайцев, и на гана, и на прочую живность, даже если бы они все начали скандировать на русском языке. Это был ТТ.!
Правда, вид у него был такой, будто он пролежал в земле несколько тысяч лет. Мать вашу! Это что, новая версия "Планеты обезьян?"
Он обвел тоскливыми глазами толпу, посмотрел на Аккордеона и наконец осознал, поверил наконец в то, что с ним произошло!
Он стоит здесь, на ихней дурацкой площади: в рубашке, в старом трико, в домашних шлепках на босу ногу, последний человек на Земле, когда-то бывшей его, а теперь ставшей планетой разумных кроликов!
"Кролики - мутанты наносят ответный удар!" В отместку за вековые унижения устроят сезон охоты на человека и будут гонять его по полям с выращиваемой капустой и морковкой!
Остается только статую Ленина найти в песках для полного счастья.
Прошу прощения, но у меня к докладчику возникло несколько неотложных вопросов! Александр сгреб артефакты в сумку и не обращая внимания на гудящую толпу направился к Аккордеону. Но и он, и сидевшие в президиуме поспешно попрыгали с трибуны. Впрочем, как и все остальные. Когда он направился к карете, все шарахались от него как от прокаженного, точнее от сумки. Швырнув ее на сидение, Александр огляделся в поисках начальника. Тот уже вел оживленную беседу с толстяком в балахоне, одним из тех, кто восседал на помосте, причем разговор был настолько оживлен, что их придерживали за руки, то бишь лапки, остальные члены жюри. Стражники стояли рядом, готовые внести в дискуссию и свое мнение, которое они уже достали из ножен.
- Ша, джентльмены! - Александр, распихивая стражу, пробился в круг.
- Мне Аккордеоныч нужен живым, так что все разборки потом.
Прения высоких сторон прервались.
- Ну вот что, мой длинноухий дружок, мукус быстрым вальсом до хаузен, и там ты своими собственными дуюками отправляешь меня назад, в мое время! А я уж дома так и быть, не буду кроликов обижать. Возможно, но дать полную га...
Аккордеон выхватил шпагу и сделал выпад, целя ему в лицо. Если бы Александр не повернул чуть голову, сталь вошла бы прямо в рот, а так только ударила в зубы и проткнула щеку. Отпрянув в сторону, чувствуя, как рот наполняется кровью, Александр пришел в такую ярость, о которой и сам даже не подозревал.
Как и тогда, в армии, когда здоровенный молодой полез на него драться и Александр озверело молотил его, потому что в первую очередь стоял за честь деда и не мог позволить борзому салаге одержать верх, так и сейчас: забыв обо всем, где находится, кто его окружает, Александр кинулся в драку. На боку болталась шпага палача, но он и не подумал о ней. Подхватив длинный шест, подпиравший помост, он с ревом бросился на Аккордеона, расшвыривая в стороны кинувшихся зайцев, круша их обоими концами увесистой дубины. И он уже почти добрался до этого гада, но тут в спину ему воткнулось острие. Один из стражников пытался проткнуть его насквозь, напирая изо всех сил на копье. Александр ударил по древку, расщепив его, и другим концом дубинки и нанес такой удар по голове, что заяц кувыркнулся как тряпичная кукла под ноги другим зайцам. Но он отвлек внимание, и было поздно: дон Аккордеон исчез. Впрочем, как и другие зайцы. Все как сквозь землю провалились, драться было не с кем.
Поле битвы было усеяно брошенным оружием, несколькими трупами и забрызгано кровью, большей частью его. На другом конце площади тоже творился хаос, причем затоптанных и раздавленных, мертвых и стонущих там было гораздо больше. Александр растеряно озирался вокруг, совершенно не зная, что ему теперь делать.
Ган А Кар Зур-Дион на чужом гитраке во весь опор скакал в Ханакс, в родовое поместье, проклиная демона, так глупо и бездарно сорвавшего великолепный план. Демона, который издевался над ним все эти дни! Демона, который убил воина Рухуса! Демона, который уничтожил его имя! Демона, из-за которого ему приходится бежать теперь из дома!
- Ах вы лопоухие, как были зайцами, так ими и остались! - презрительно сказал Александр, видя, как те прячутся от одного его взгляда в окнах ближайшего дома. Повязку что ли повязать как Рембо? А лучше перевязаться, кровь так и хлещет. Гаденыш, зуб выбил! И где теперь искать этого Аккордеона? Дорогу никто не подскажет, даже если бы он знал язык. Зря он устроил погром, сколько народу полегло...
Он еще раз огляделся вокруг и вдруг увидел карапуза, возможно того самого, которого видел на шее отца, такого крохотного, такого хрупкого и беззащитного.
Александр подошел и взял его на руки, нежно баюкая уже мертвого. И ему стало мучительно стыдно и горько.
Ну почему нельзя решать как-то по мирному, зачем доводить до крайностей, до бойни? Ведь в первую очередь в ней гибнут женщины и дети, а зачинщики прячутся за их спинами и оттуда вопят о долге, о чести, и опять посылают на убой тысячи и миллионы! Почему все происходит по одному и тому же сценарию?
Из-за чего, Аккордеон, из-за ржавой железяки?
Бережно уложив малыша на мягкое сидение кареты, Александр поднял сумку.
Что в ней такого, чтобы убивать невинных? Таких вот малышей, и неважно кто это, люди или зайцы...
Подняв брошенную кофточку, он накрыл карапуза. Прости малыш, это все, что я могу для тебя сделать...
6
Городишко казалось, вымер. Но за ним наблюдали, холодно и равнодушно, он был в этом уверен. И из окон тоже. А что дальше, ключи от города будут вручать, или как? Как полагается по истории: парламентарии, белый флаг, церемония сдачи?
Из-за угла выскочил вооруженный до зубов заяц и замер в настороженной позе.
- Пошел отсюда, косоглазый, и без тебя тошно! Смотри, что мы натворили...
Видя, что заяц не уходит и даже как-то вызывающе себя ведет, Александр затопал на него ногами;
- Вот я тебя сейчас!
Тот не только не испугался, но и бросил в него копье.
- Ах ты сволочь! - Александр бросился за наглецом, нырнувшим обратно за угол. Весь переулок был заполнен зайцами. Увидев Александра, они взревели и стали на бегу кидать копья.
Где-то я это уже видел... Подхватив сумку и шпагу, чтоб не мешали бежать, Александр рванул прочь, на ходу меняя направление, так как из других улиц также выплескивались толпы воинственно настроенных зайцев.
Он бежал туда, где не было ушастых, но с каждым мгновением их становилось все больше, а бегали они намного лучше человека. Копья с треском катились по булыжной мостовой под самыми ногами. Метальщиками они были никудышными, но стоит только споткнуться, подняться бы ему уже не дали.
Но они ведь боятся курулумов! Александр на бегу достал один предмет и швырнул его в сторону преследователей. Эффект был столь ошеломляющий, что он остановился, тяжело дыша и сплевывая кровь.
Первые ряды налетели на простой кусок метала как на бомбу, вопя и пытаясь свернуть в стороны, но их смяли следующие за ними. Образовалась куча мала, разрастающаяся подобно снежному кому, только этот ком кричал, визжал и барахтался, пытаясь убраться подальше от безобидного на вид осколка.
Показав им руку, согнутую в локте, а также и американскую версию этого же жеста, на случай если не понятен русский вариант, Александр, не спеша, пошел дальше. Когда из подъезда выскочил десяток воинов, он метнул им под ноги вторую гранату. Зайцы дружно рванули назад, стоило им только разглядеть, что находится под ногами. Подобрав оружие, Александр пошел по улице.
Спокойно и чинно шествовал он по круто спускающейся к реке узкой улочке, любуясь, как склонившееся солнце полощет свои красные косы в прохладных и чистых водах и раскидывал на перекрестках гранаты так же, как раскидывает примадонна толпам своим поклонников цветы. Со стороны могло показаться, что празднично убранный город горячо провожает его, но прилагает все усилия, чтобы это был его последний путь. Восторженные поклонники, изменив тактику, кидали теперь копья с крыш и из окон, и Александру пришлось снова пуститься бегом, прижимаясь к стенам домов. Увы, триумфально покинуть город не получалось. Наконец улица закончилась.
Александру как-то и в голову не пришло, что средневековые города обычно окружают высокими стенами, но к счастью этот город не имел стен, хотя и был окружен рвом, наполненным водой. Но времени подивиться такой глупости у него не было, сзади опять напирала толпа, а из всего арсенала остался только пистолет, или вернее то, что от него осталось.
На перекинутом через ров мосту томились три стражника, не понимая причин поднявшейся паники. Не дожидаясь, пока их просветят, Александр с устрашающим ревом кинулся на них. Двое сиганули прямо в ров, а третий присел на корточки, обхватил голову руками и что-то лепетал, видимо молитву, оберегающую от кушулы. Только она ему не помогла. Александр не удержался от соблазна дать ему хорошего пинка, пробегая мимо.
Жалко расставаться, но придется. Он достал скрученный и покореженный кусок металла, поднял над головой, давая разглядеть его приближавшимся зайцам, и аккуратно положил на мост.
- Ну что, братцы - кролики, попробуйте теперь меня взять! Достали уже!
Сплюнув кровавой слюной и показав таким образом свое отношение, Александр направился к реке, удивляясь тому, что потерял тапки и не заметил даже где. Никакого намека на переправу на реке не было. Ни мостов, ни лодок, ни парома. А может и к лучшему, мало ли что взбредет им в головы. Александр машинально оглянулся и замер пораженный: зайцы легко перепрыгивали широкий ров, обходя стороной "заминированный" мост и были уже довольно близко!
Бросив ненужную сумку и мешавшую шпагу, он сделал последний рывок и был уже на берегу, когда ногу пробил более метко брошенный дротик.
Вместо красивого прыжка с небольшого обрыва, который он должен был сделать согласно всем канонам, в воду Александр шлепнулся плашмя, подняв фонтан брызг.
Так вот что пережил Чапаев в последние минуты! Копья градом сыпались вокруг него, одно даже больно укололо пониже спины, а то, что торчало в ноге, не давало плыть, причиняя жуткую боль. Он наглотался воды, пока выдергивал его и вконец обессилил.
До противоположного берега было уже недалеко, метров пятьдесят, но Александр в панике бил руками по воде, чувствуя, что тонет. И вдруг что-то подтолкнуло снизу, - раз, другой... Волна такого дикого ужаса прокатилась по всему телу, что Александр чуть не выпрыгнул из воды, чуть не рванул по ней бегом как Мюнхаузен! Еще одно прикосновение, еще! Гладкое тело упорно выталкивало его на поверхность.
Осознав это, Александр перестал молотить ногами, и его приподняли, увлекая к берегу. Выползая из воды по мягкому илу, Александр все время оглядывался, пытаясь разглядеть своего спасителя, но в наступивших сумерках видел только черную спину, иногда показывающуюся на поверхности. Дельфин наверное, но почему в реке? Хотя стоит ли удивляться тому, что в этом мире с зайцами, строящими города, не может быть и дельфинов в реках, вероятно также разумных? И лучше встретиться с ними, чем с крокодилами или пираньями!
Зайцы остались на том берегу, в воду за ним не полезли, на что Александр и рассчитывал. У него не было сил даже подняться, не то, что бежать дальше.
Болело все тело, а многочисленные раны полыхали огнем. Он разорвал рубашку и перевязал ногу. Ну, вот кажется и все! Сколько раз он просил у небес, загадывал желания и никогда они не сбывались, но стоило только подумать о самом дурацком, на тебе, пожалуйста! И что же? Вместо того, чтобы согласно жанру разгромить врагов, спасти планету и взять в жены принцессу, что сделал он? Выпендривался, а зачем? Поднял на уши целый город, (хотя с такими ушами их трудно не поднять), и в итоге ЕГО загнали как зайца в лес, где он вскоре и сдохнет.
А как по другому? Трудно представить, что убив злодея Аккордеона, он смог бы жениться на зайчихе, нарожать кучу детей и жить здесь долго и счастливо. Четыре сыночка и лапочка дочка... Увы, даже при всем желании не получится. А ведь дома у него и сын, и старенькая мама, только где он, этот дом?
А если здесь и есть люди, то к ним он вряд ли теперь попадет. Надо было умней быть. Лох он и есть лох, хоть в России, хоть в Африке, хоть на другой планете. Даже через миллион лет.
Александр сорвал пригоршню колючей травы, поднес к лицу. Нет, не пахнет она как в его времена. Вроде все как тогда, но не совсем; и это отличие вычеркивает его из общего русла, делая чужим и ненужным в этом мире, которому он ничего кроме хаоса и беспокойства принести не может.
И до слез жалко того карапуза, не перенесшего соприкосновения двух миров. Наверно поэтому все миры изолированы друг от друга расстоянием, временем и находятся в разных измерениях, ибо все соприкосновения кончаются трагедиями, в корне которых лежат непонимание и страх.
Интересно, как там зайцы в городе, приходят в себя?
С большим трудом он приподнялся и обернувшись, замер удивленный: над городом всходили две луны. Одна ярче и крупней, другая как бы в удалении.
- Час от часу не легче... Так где же я нахожусь?
Он потер глаза: нет, ему не мерещится и в глазах не двоится. Большая луна зависла над городом, серебря причудливые изгибы зданий, в которых кое-где виднелось слабое мерцание огоньков, а малая скромно висела в стороне.
Да что же происходит? Где он и как сюда попал? И главное, что теперь ему делать?
А в тюрьме сейчас капуста...
Подняв валявшуюся на берегу палку, он заковылял прочь от берега.
Ночной лес настороженно наблюдал за вторгшимся чужаком десятком горящих глаз, перешептывался шелестом листьев. Александра знобило, идти становилось все трудней. Добравшись до небольшой поляны, скудно освещаемой лунами, он без сил рухнул на землю.
Вот кажется и все. Гудбай Америка, о... Запах крови привлечет сейчас хищников, и они начнут обгладывать его еще живого. А вот и первая ласточка, точнее стервятник. Большая птица с шумом опустилась на ветку, заклекотала, устраиваясь поудобнее. Какая огромная у нее голова... Интересно, кто это? Гриф-стервятник, а может ворон? Ворон ворону глаз не выклюет... Но он не ворон и птица ему в первую очередь именно глаза и выклюет. Кыш отсюда... Я еще живой. Я не хочу так по-идиотски умирать... А дома ведь никто ничего не знает. Решат, что в бомжи подался, или покончил с собой... Сын будет стыдиться, бедный Антон... Я не хочу, я не имею права... Я должен...
Но он уже не мог поднять даже руку, не то, что встать. Конец...
Александр впал в забытье. Он не видел, как спустившаяся птица отгоняла от него мелких хищников, привлеченных запахом смерти, как бесшумно возникшие из тьмы неясные тени уложили его на носилки и потащили вглубь леса; ничего этого он не видел, а когда приходил на секунду в себя, то принимал их за продолжение кошмара.
7
Почему так темно? Наверно Татьяна задернула шторы. И вода капает. Сколько раз я говорил, чтобы закручивали кран до конца!
- Антон, Антон...- он приподнялся в кровати, чеша зудевшую бороду, - ты когда-нибудь запомнишь, что я тебе говорю? Опять забыл кран закрыть? И включите свет, в конце концов!
Вдалеке показался слабый огонек. Он выхватывал из тьмы изломанные стены и когда приблизился, Александр понял, что это факел. А несло его существо абсолютно черного цвета.
- О, нет! Опять этот бред, ну сколько можно! Это только сон, - он откинулся на подушку, - сперва говорящие зайцы, а теперь кто? Серый волк, с которым предстоит вести задушевные беседы?
Но подошедшее существо не было похоже на волка. Его даже не с кем было сравнить. Маленькие бусинки глаз были почти не видны на приплюснутой рожице, тело было покрыто короткой шерстью, и шорты с майкой смотрелись на нем еще нелепее, чем ливреи на зайцах. То ли крот, то ли суслик, то ли чебурашка. Еще одно существо из мультика. Оно принесло чашку с какой-то жидкостью и подавало знаки, предлагая выпить. Александр настороженно посмотрел на него, потом понюхал содержимое. Пахло как настой из трав. Он попробовал на вкус: так и есть. Наверно лекарство.
Чуть поморщившись, Александр отпил немного, но существо настойчиво показывало, что бы он выпил все до дна. Он допил горьковатую жидкость и упал обессиленный на постель. Из темноты выдвинулось еще одно существо, не замеченное им прежде, огромный ворон с непропорционально большой головой.
- Ну вот, опять галлюцинации начинаются... Кажется, я понял, я сошел с ума и это все: и зайцы, и Аккордеон, и город ихний, и эта пещера и все эти звери мне просто мерещатся... А ты, птичка, какой галлюцинацией будешь? Надеюсь тоже молчаливой? - обратился он к ворону.
- Ма-кахрур рос ру, ма ро мукусур, ма...
- О нет, и ты туда же! Хватит с меня ваших мукусуров! Сыт я по горло вашими курулумами, ванзумами и прочей дрянью! Сестра, сестра, уберите от меня этот глюк, он меня беспокоит!
- Биру Курулум Ванзу Ди Блимек? Зу? Лугурур ро Курулум, зу?
- Дурулум-Бурулум, Зукурум-Фукурум, - я тоже так умею, а ты можешь, - на дворе трава, на траве дрова, а? Все, проваливай! Умереть спокойно не дадут!
- Откуда у меня такая борода? И спросить не у кого. Опять эти рожи. И кто это вечно следит?
Александр балансировал на грани между сном и явью, между жизнью и смертью мучительно долго, то проваливаясь в кошмары, то всплывая в действительность, которую никак не мог отличить от кошмаров. Хотя раны были не столь значительны, его организм воевал сейчас со всей планетой. Микроорганизмы стремительно атаковали вторгшегося чужака, и у него не было шанса выжить. Но иногда происходит то, что человек называет чудом. Александр пошел на поправку.
Прошло еще сколько-то времени. Он уже вставал со своего ложа, ходил по пещере, опираясь на палку. Существо, которое он окрестил сусликом, приносило еду, воду и лекарства. И неизменно рядом был ворон.
Как только Александр стал поправляться, ворон насел на него, обучая языку.
Вначале Александр вяло отбрыкивался, но, осознав, что это единственный шанс разобраться в происходящем, и выяснить, наконец, где он находится, взялся за дело всерьез.
- Диху, - голова, дихуру - головы; бого - нога, богору,- ноги; интересно, как вы отличаете где ноги, а где руки, если у вас сплошные лапы и крылья?
Ворон недоуменно взглянул на него.
- Эй ты, птичка, полетели со мной, я знаю, где много вкусного! Хотя, ничего я не знаю. А как будет по-вашему птичка?
Он запоминал простые слова, затем научился отдельные слова складывать в предложения; поначалу коверкая их до неузнаваемости, с трудом выговаривая произношение, затем незаметно для себя стал различать фразы, которыми обменивались ургулы, - жители подземелья, хотя про себя он продолжал звать их сусликами. И пришло время, когда он смог общаться.
Ворона звали Сатихор, что означало: Крыло ветра. Иногда по вечерам они с вороном выбирались на поверхность и наслаждались поразительными закатами, настоящим чудом, который можно увидеть только здесь. К этому времени Александр осознал и даже начал свыкаться с мыслью о том, что он находится на другой планете.
В первых, - две луны и не одного знакомого созвездия, хотя он знал только два, - Большую и Малую Медведицу, а их то и не было. Во вторых,- алмазные горы. Или может хрустальные, в геологии и минералах Александр разбирался так же, как и в созвездиях. Главное, что эти горы переливались в лучах заходящего солнца и создавали такую удивительную иллюзию света, каждый раз новую, что это зрелище никогда не надоедало и каждого вечера он ожидал с нетерпением, как маленький ребенок. На Земле такого не было, это точно.
Только из своего подземного убежища они выходили очень редко.
Как только он смог изъясняться, Александр пристал с расспросами к Сатихору как репей.
- Почему мы не можем выходить? ( Пами ру во роли ук Марихо), дословно получалось - почему мы не можем быть на Солнце, несколько двусмысленно,
но братец Ворон не оперировал космическими масштабами и не мог оценить эту двойственность.
- Хнури рос крогур. ( Тебя ищут зайцы.)
- Нуди? (Зачем). Не могут простить того переполоха, который я им устроил?
- Аму рос ролур рухорур. Они хотят тебя убить.
- Ну понятно, что не орден вручить. Но почему они так упорно ищут, я ведь должен был умереть, если бы вы меня не спасли?
- Это хнури, они не прощают обид. И еще они боятся пророчества.
- Какого еще пророчества?
Но для того, что бы понять логику происходящего, Александру необходимо было изучать историю, что он и начал делать, с большим интересом и к собственному удивлению, ведь тягой к знаниям в школе он никогда не отличался.
Но здесь было совсем другое, и не только угрожающая опасность заставляла его как прилежному ученику зубрить историю чуждой ему цивилизации, но и проснувшийся интерес. Он должен был узнать тайну курулумов, выяснить, откуда взялся ТТ.!
И он узнал, что эти земли населяли высшие существа, которых сейчас именуют Давними или Древними. Они знали тайны всего мироздания, могли летать и плавать, могли превращаться и исчезать. Но они были одиноки. И решили Древние создать себе подобных и сотворили четыре расы, поселив их на суше, под землей, в воде и в воздухе. Так появились Хнури, построившее города на земле; Ургули, живущие под землей; Корхири, оседлавшие ветер и Дийхори, - обитатели морских глубин. Древние обучили их всему, что знали сами и удалились отдыхать. Но начали спорить расы, кто из них главнее и началась вражда и пролилась кровь. Закипели страсти; разгорелись войны лютые между расами, и никто не хотел уступать. Вернулись Древние и ужаснулись тому, как используются их знания. Отвернулись они от своих детей, не захотели больше ничем делиться. Было им стыдно за безрассудность свою, и решили Древние покинуть этот мир; но прежде чем уйти, наложили они проклятье на свои вещи, чтобы расы не смели прикоснуться к ним, не могли использовать в войнах. И уходя, сказали они, что однажды явится герой, не боящийся проклятия, и положит конец распрям.
- Так вот о каком пророчестве ты говоришь. Но ты сказал, что хнури боятся пророчества. Они не хотят, что бы оно сбылось?
- Они считают себя первыми и никогда не позволят изменить мир.
- Что-то мне все это знакомо. Просто поразительно, до чего схожая ситуация, - Александр поднялся, рассеяно наблюдая за угасающими облаками.
- Ты знаешь, Сатихор, наши старые предания примерно схожи с вашими.
- Вас тоже сотворили Древние?
- Можно сказать и так, хотя мы их называем богами. В наших легендах боги спускались с неба, обучали ремеслам, то есть давали знания, а потом покинули Землю.
- Из-за того, что вы враждовали между собой?
- О, еще и как! Ни одного дня не проходило, чтобы не проливалась кровь.
- А как выглядели Древние?
Но ворон не мог ответить на многие вопросы: либо не понимая их логики, либо его ответы не устраивали Александра и он никак не мог собрать в единое целое то, что узнал. Как и для Сатихора, так и для других, Древние были данностью. Они были, вот их вещи, они ушли, и все. И не шагу дальше. А кто они были, какие, как выглядели, что делали и почему это делали, их не интересовало.
- Неужели у вас нет любопытства?
- Что такое любопытство?
И Александр, пытаясь объяснить на чужом языке лингвистические, философские понятия, сам увязал в них, беспомощно барахтаясь в терминах.
Постепенно у него начало складываться впечатление, что Сатихор что-то не договаривает, некоторые темы обходит стороной, а ургулы отвечали только на простые вопросы, делая вид, что не понимают ничего другого, кроме еды и бытовых тем.
Зачем они его подобрали, зачем лечили? Только по доброте душевной? Что-то непохоже. Он начал догадываться, что является пешкой в сложной игре, затеянной этими расами, и такое положение ему совсем не нравилось. Но он не знал, какую позицию ему нужно было занять, не хватало информации.
-А Дийхори, они какие?
- Они живут в воде, мы мало их знаем.
- Но вы же воевали с ними?
- Они не вмешиваются в нашу жизнь, а мы в их... У них другой язык, другие законы.
Александр рассказал ворону, как ему помогли выбраться из реки.
- Может, это был дийхори. Они любопытны и заплывают иногда в реки, но живут в море.
- Так они тоже ожидают прихода мессии?
- Кого?
- Избранного вашего...
- Не знаю.
Поговоришь с тобою, партизан ты пернатый! Как ты мне еще свое имя открыл, удивительно. Интересно, ты действительно не знаешь, или только прикидываешься?
- Биру Курулум Ванзу Ди Блимек... Те Древние, кто оставили вещи; почему вы называете их именно так? Почему не просто: Древние, которые оставили вещи? Курулум миу блимек ванзу?
- Так говорить неправильно...
- Вот именно, наоборот говорить: - "кто оставили вещи" - совершенно неправильно. Впрочем, на вас правила русского языка не распространяются. И потом, почему - ТЕ Древние? Получается, что были еще какие-то Древние, не те, другие? Например, мы не говорим - тот Бог, который дал истину, мы говорим просто - Бог. А у вас получается указание на каких-то конкретных Древних...
- Я не понимаю, о чем ты говоришь,- Сатихор совершенно по-птичьи поворачивал голову, смотря на Александра то одним, то другим глазом, и тот до сих пор не мог привыкнуть, что его собеседник птица.
- Я и сам пока не пойму...
Александр видел перед собой множество разрозненных осколков, которые ему было необходимо сложить вместе, но он не знал, с чего начинать.
- Вы человеки...
- Люди.
- Хорошо, люди, всегда говорите, не зная, что вы говорите?
- Иногда... Скажи, а у ургули есть вещи Древних?
- Есть, но они не захотят их тебе показать.
- Почему?
- Они боятся.
- Но почему? Я же избранный, из пророчества...
- Этого никто не знает. Ты должен пройти проверку...
- Что за проверка?
- Ты уже здоров, скоро ты отправишься в Проклятый Круг, там решится все...
- А если я не пройду проверку? Что тогда будет?
- Значит ты не тот...
Но сколько Александр не пытал его, так и не смог добиться внятного ответа.
8
На следующий вечер, едва солнце село, они вышли из пещеры. Это было
не жилище ургулов, а только временное убежище на то время, пока Александр выздоравливал. Но почему его держали здесь, в стороне?
Со смутной тревогой в сердце отправлялся он путь, предчувствуя тяжелые испытания, осознавая, что его просто разыгрывают в игре, правила которой от него скрывают. И Александр внезапно понял, что, то же самое происходило и в его мире, именно в этом и скрывается причина его неудач, его "лохости", все разыгрывают его в своих играх потому, что он не понимает, не хочет понимать, предпочитая прятаться от этих игр. Но чем больше он отстраняется, тем больше его втягивают, используя как болвана в преферансе. Нужно было как-то переломать такую ситуацию, но как, он еще не знал.
По тайным тропам, в полном мраке под сенью раскидистых деревьев, брел он за своими проводниками которых едва различал в темноте. Деревянная обувь, которую ему смастерили неведомые плотники, терла ноги и громко стучала, распугивая все живое. Ночные звери настороженно замирали на их пути и кидались прочь, когда отряд из десяти ургулов и одного человека пробирался по их владениям. Александр шел вслепую и чуть не выколол себе глаз, наткнувшись на сухую ветку. Последовавшие за этим выражения и пожелания не переводились ни на какие языки Вселенной, а ургулы были весьма недовольны своим шумным спутником и теперь настороженно фыркали после каждого треска, производимого им. Но эта ходьба в полном мраке для Александра становилась пыткой. Его маленькие проводники свободно проходили там, где ему приходилось ползти чуть ли не на коленях. И продолжалась эта пытка бесконечно долго...
Наконец они вышли из леса. Темные силуэты причудливых скал возвышались над ними словно застывшие великаны, покаранные богами за жестокие битвы, а печальное небо именно сегодня решило оплакивать их. Конечно дождь приятно освежал лицо, но и сделал и без того скользким дорогу.
После очередного падения, едва не сломав руку, Александр не выдержал и взбунтовался.
- Все, дальше я не пойду! - заявил он ворону, вернувшемуся из разведки.
- Объясни этим сусликам, что я не вижу в темноте, как они, а зажечь факел они не разрешают... Я скоро шею себе сверну на этих проклятых камнях..
- Ургули не любят солнца и днем не ходят...
- А я не хожу ночью. Может и ты еще начнешь требовать, чтобы я взлетел?
Но если я и полечу, то только вниз, со скалы и вы тогда никогда не узнаете, кто я, избранный, или демон.
- Хнури ищут тебя, они знают, что ты должен пройти испытание в Проклятом круге.
- Тем более, зачем им рыскать по всей округе, если можно сделать засаду возле этого круга и ждать, когда я сам приду к ним в руки?
Ворон задумался.
- Что ты предлагаешь?
- Идти днем. Тогда, по крайней мере, я дойду живым.
- Ургули не пойдут днем.
- Это их проблемы, вы должны учитывать мои возможности, особенности моего организма и считаться с моим мнением, если я вам так нужен...
- У нас так не принято.
- Значит, придется переписывать ваши правила, взять себе в толк, что могут быть и другие мнения, которые необходимо учитывать...
Предводитель ургулов, Махудуки, внимательно слушавший их разговор, принял решение:
- Мы пойдем утром, и будем идти, пока солнце не встанет высоко. Переждем и пойдем вечером.
Найдя удобное место, где можно было укрыться от дождя, отряд расположился на отдых.
Сатихор опять улетел на разведку. Александр подсел к Махудуки и задал давно мучавший его вопрос:
- Что будет, если я окажусь избранным?
Махудуки закрыл глаза и долго не отвечал, Александр подумал сперва, что тот не желает разговаривать.
- Ты поведешь нас на битву с хнури.
Вот оно как! Бьют барабаны и горны трубят... Еще один великий полководец Александр верхом на белом гитраке поведет в бой славных парней сусликов против гадов кроликов. Одна только неувязочка, - малыш, который остался лежать в карете. Память о нем как-то не позволяет теперь убить и его родителей.
- И что будет, если мы разгромим хнури?
Махудуки недоуменно посмотрел на Александра. Ему пришлось пояснить.
- Ну что будет потом? Убьете всех хнури, будете жить в их домах?
Опять долгая пауза.
- Ургули не нуждаются в жилищах хнури, у нас есть чудесные пещеры. Мы разрушим их города, а хнури, тех, кого мы пощадим, будут жить там, где мы им разрешим. Будут выращивать для нас сады, и сажать нурус...
Боже, как все знакомо, как все повторяется! Да неужели во всех мирах царят
одни и те же порядки, одни и те же законы: племена и народы снова и снова сходятся в кровавых битвах только за право возвышаться над другими?
Неужели это общий закон для всей Вселенной и заложен природой во всех живых существах? Извечная борьба за существование, в которой нет места сомнениям: либо ты, либо тебя...
- А что будет тогда со мной? (Вот же бестолочь, опять не понимает, или прикидывается?)
- Допустим, я помогу вам разгромить хнури, вам достанутся их города, рабы, а что получу я?
- Ты получишь признательность нашего народа, высокую должность...
Ого! Думается мне, что вы назначите меня начальником всех концлагерей, чтобы держать зайцев в повиновении, замечательно! Дадите звание маршала, к которому будет бесплатно прилагаться имя: Лаврентий Гиммлер! С детства об этом мечтал!
- А вы сможете отправить меня домой?
Махудуки опять надолго замолчал. Александра уже начинали бесить эти паузы.
Молчит проклятый! Ну не тормошить же его как зицпредседателя Фунта, еще поймет неправильно, хотя ущипнуть очень хотелось.
- Возможно, мы сумеем это сделать, но сейчас нужно отдыхать...
А вот врать то ты и не умеешь. Куда вам до нас!
Но что же это творится, братья-грызуны? Не успел здесь появиться, как гад Аккордеон начинает планы строить; стоило бежать, так этот пещерный Наполеон план "Барбароса" стал разрабатывать! Теперь бы еще узнать, что Сатихор замышляет: случайно, не революцию ли? Даешь воронье царство! Вот только его мнение их не интересует. И когда он поможет кому-либо из них
в борьбе за мировое господство, то его же и порешат, сочтя ненужным и опасным. До боли знакомая история! Нет, братцы, так дело не пойдет!
Сатихор прилетел на рассвете, возник внезапно в клубах густого тумана, вползающего в расселину.
- Возле Грольевой пади ожидает засада и в долине тоже. Хнури везде.
Только вдоль берега нет постов, хнури не верят, что там можно пройти. Я нашел звериную тропу, но сможет ли по ней пройти этот люди, не знаю.
- Сам ты люди, бестолочь. Я человек, сколько можно говорить.
- Ты говорил, - люди.
- Люди, - это когда много, а один...
Стоп! Александр сам поразился пришедшей мысли.
- Ты говоришь, что я болел вари упику, - три месяца, если я правильно понял ваше времяисчисление. И что, все три месяца они сидели здесь, ожидая меня?
- Мне удалось подслушать разговор солдат. Они проклинают Зур-Диона.
Верхний Эхиби обещал ему помилование, если он доставит тебя живым во дворец.
- Понятно.. Этот будет рвать и метать, лишь бы только взять меня живьем...
Махудуки засопел, размышляя.
Ну давай, рожай уже быстрее, сообразительный ты наш!
- Кого будет рвать Зур-Дион и куда метать?
- О Боже! Это такое выражение у людей, означает очень стараться.
Новая пауза.
- Мы пойдем по тропе.
Забыл добавить: "Хау, я все сказал", клубок шерсти! Удивительно, как мы
с таким гением сюда то дошли?
Глубоко внизу, из тумана, доносился шум прибоя, заглушаемый криками потревоженных чаек и каких-то мелких птиц, носящихся над самыми головами. Целыми эскадрильями они пикировали на непрошенных гостей, сворачивая в сторону в последнюю секунду, и видимо всерьез собирались скинуть их с узкой тропы. Это была даже не тропа, а скорее ниточка, проложенная каким-то бараном-экстремалом, на которую другие звери наверняка боялись даже взглянуть.
Александр поражался, что еще жив, а через какое то время уже и удивляться не было сил. Ноги и руки тряслись как у алкоголика в последней стадии, живот стянуло стальной судорогой. Иногда тропа сужалась до такой степени, что ногу некуда было ставить и тогда приходилось идти, цепляясь разодранными в кровь пальцами в любые неровности, прижимаясь всем телом к серой скале.
Но скалолазом он оказался гораздо лучшим, чем ургули. Уже двое канули
в туманную бездну под ними без всякого звука, словно плюшевые игрушки,
не ведающие боли и страха. Но остальные упрямо двигались вперед.
Они добрались до глубокой расщелины, вертикально прорезавшей обрывистый берег. Она была узкой, но не настолько, чтобы можно было перешагнуть ее. По крайней мере, ургулам. Отвесная скала не позволяла ни подняться, ни опуститься ниже. Тупик? Но не возвращаться же назад! Александр перешагнул через присевшего Махудуки, добрался до того места, где тропа перепрыгивала на другой край, чуть расширяясь в том месте. Выбора не было. Собравшись, он перемахнул на другую сторону, завис на долю секунды на краю, холодея сердцем и хватаясь руками за камни. Уф! Укрепившись достаточно прочно, Александр махнул свободной рукой Махудуки:
- Давай, прыгай, я буду ловить. Только не раздумывай опять полчаса, а то у меня рука затекает...
Тяжело ургули далось это решение, но он все же решился. Вытянув лапы, он
прыгнул на Александра, зажмурив глаза. Слишком слабый толчок! Александр не смог дотянуться, чтобы подхватить его рукой и инстинктивно выставил ногу, в которую ургули вцепился из-зо всех сил, чуть не сдернув его с обрыва.
- Хватайся за край, за край, быстрее! - закричал он Махудуки, чувствуя, как рука соскальзывает с выступа. Ургули послушно ухватился одной лапой за камень, ослабив мертвую хватку. Кое-как вскарабкался он с помощью Александра на карниз и мешком осел на тропу, тяжело переводя дух. Его всего трясло. Но теперь было уже легче. Связав свой и Махудуки пояса, Александр перебрасывал его через расщелину, и вскоре все ургулы переправились на эту сторону. Ниже тропа расширялась, образуя небольшой пятачок, на котором они попадали отдыхать.
Туман рассеивался, уползая рваными клочьями вдоль узкой кромки каменистого пляжа и как бы нехотя обнажая белую пену прибоя. И хотя он еще лежал на море толстым ватным покрывалом, взошедшее солнце уже кое-где находило в нем бреши, отражаясь живым золотом на темной поверхности волн.
Достав из котомок лепешки и фрукты, они сели завтракать. Лепешки из нукуса были и вкусны и питательны, но Александру сейчас хотелось мяса. Он съел бы и зайца и суслика, кого угодно, но ургулы свято соблюдали свое табу, из-за которого и возник конфликт с хнури. Приходилось терпеть.
Он рассматривал скалу, окрашенную в ярко-оранжевый цвет, но не находил продолжения тропы. Куда же дальше? Нужно спускаться и идти берегом, но ургулы панически боятся воды.
- А куда же мы пойдем, тропы то нет, - поделился он своими сомнениями с Махудуки. Странное дело, но Александр начал относиться к нему с большим уважением, видя с каким мужеством тот штурмует скалы.
Махудуки по своей привычке долго молчал, разглядывая выступы, затем с тревогой спросил:
- Мы сможем добраться до того выступа?
- До него то мы доберемся, а что дальше? Ты видишь, какое там расстояние, его уже не перепрыгнешь, а альпинистского снаряжения у нас нет.
- Кого нет?
- Веревок и крючьев, мы даже вниз не сможем спуститься... Где этот пернатый Сусанин интересно? Хотелось бы сказать ему пару ласковых слов...
Александр долго вглядывался в пылающее небо, пытаясь среди сотен чаек разглядеть силуэт Сатихора, затем оглянулся на своих спутников. Вид у них был удручающий.
- Надо спускаться, другого выхода нет.
Собрав все ремни, он связал их вместе, получился трос метра три длиной. На крайний случай сгодится и это.
С уступа на уступ спускал он ургулов, затем сползал сам, поражаясь собственной храбрости, ведь дома даже на балконе пятого этажа его бросало в дрожь от одного взгляда вниз. Последние метры они съехали по наклонной стене и пошлепались в воду на мелководье. Ургули с поразительной скоростью повыскакивали из воды, брезгливо отряхиваясь, Александр, наоборот, с удовольствием плескался в прохладной воде, снимавшей усталость лучше всякого массажа.
Удивительное дело, думал он, глядя, как ургули жмутся к скале: будь я американцем или европейцем, то обязательно дал бы звучное название нашему отряду, нечто вроде Братства Проклятого Круга. Почему мы так не любим громких названий? Не можем, не придаем значения пусть и краткому, но отнимающему и силы и жизни действию? Боимся, стесняемся? Но ведь громкие названия не только делают жизнь выпуклой, объемной, оцениваемой, а потому и ценимой, но и заставляют по-другому относиться к жизни, мобилизуют нас на выполнение задуманного. Ведь недаром военным операциям присваивают такие звучные имена, например: "Багратион".
А назови ее "Нога" или "Операция № 47", пошли бы тогда солдаты с таким воодушевлением в бой?
Они пошли дальше: ургулы прижимаясь к скале, боясь намокнуть, а Александр прямо по мелководью, поскальзываясь иногда на водорослях, обильно покрывающих камни. Мокрая одежда приятно холодила его тело, поначалу. Он замерз в этом дурацком наряде, который был в моде у ургулов. Обхватив себя руками, Александр с интересом разглядывал все вокруг, поражаясь схожести их миров. А может он все-таки находится на Земле, и вторая луна появилась на ее орбите вследствие катаклизма или наоборот, вызвала катаклизм, приведший к гибели человечества? Казалось, что природа специально держит его в недоумении, подкидывая то одни факты, то другие. Как бы в подтверждение мысли, ему пришлось обходить гигантскую медузу, выброшенную на берег. Ее купол даже на глаз был около пяти метров, а щупальца вероятно достигали в длину все двадцать. Еще одна загадка, ведь на Земле в его время таких медуз не было. Александра не удивили бы сейчас и русалки, выпрыгивающие из воды, и динозавры, бродящие по берегу. Кто знает, что там водится в этих глубинах?
Ургулы стали выражать недовольство, солнце уже поднялось высоко, они хотели остановиться, но останавливаться было негде.
- Придется идти, пока мы не найдем удобное место, - пояснил Александр Махудуки, - если вы конечно не хотите расположиться прямо здесь.
Он и сам очень устал.
- Может за тем поворотом будет пещера или нечто подобное...
Но обогнуть скалу оказалось не так-то просто. Узкая полоса мелководья
упираясь в нее, внезапно обрывалось: дальше начинались глубины, преодолеть которые можно было только вплавь.
- Да где же этот ворон? - недоумевал Александр, - когда не надо, не отвяжешься от него, а когда срочно нужен... Вот что, я сплаваю, посмотрю, что там.
С некоторой опаской он зашел в воду, встретил спиной первую набежавшую волну, под вторую поднырнул. Дно резко ушло из под ног, дальше начиналась черная бездна, из которой на него выплыла стайка цветных рыбок и плавно обогнув, снова скрылась в темноте. Если здесь такие медузы, то какие здесь акулы? Стараясь подавить панический страх, Александр поплыл, прижимаясь к каменной гряде. Течение заметно увеличилось, волны кидали и терли его об скалу, но так он чувствовал себя спокойней. Преодолев плавный изгиб, Александр изумлено замер: серые скалы, обрамленные сверху густой зеленью, величаво возвышались над продолговатой бухтой и плавно снижались к ее середине, где одинокий утес выдавался глубоко в море. На его вершине виднелись какие-то сооружения, неимоверно красивые и гармоничные даже в разрушенном состоянии. Остатки еще одного здания виднелись у подножия утеса, но его было трудно разглядеть из воды.
Это и есть Проклятый круг? Александру не терпелось быстрее все осмотреть, ведь здесь он мог найти ответы на мучавшие его вопросы, но сперва нужно было переправить сюда ургулов.
- Придется вам искупаться, - объявил он своему отряду. - Кто очень сильно боится, тот может оставаться здесь, или возвращаться назад, мне все равно. Буду переправлять вас по одному, но предупреждаю: если кто-нибудь из вас начнет душить меня в воде, того утоплю сразу, без всяких разговоров, понятно?
И снова он был поражен их безоговорочной покорностью. Боясь до такой степени, что их трясло как в лихорадке, ургулы молча и послушно выполняли все его требования и цеплялись за плечи с такой наивной непосредственностью, с такой детской доверчивостью, что в его душе пробудилось уже забытое чувство того времени, когда Антон был еще совсем крохотным.
Переправа заняла много времени и отняла все силы.
Пока полузадушенный Александр валялся на мокром песке, отплевывая морскую воду, ургулы нашли себе убежище среди нагромождения камней, откуда и взирали на него виновато и преданно. Но сидеть с ними он не собирался. Отдохнув, Александр отправился на осмотр.
То, что он принял сперва за продолжение этого берега, оказалось гористым островом на горизонте, уходящим вдаль, таким большим, что его можно было принять за материк.
- Что это за остров? - спросил Александр у Махудуки, показывая пальцем на фиолетовые горы, укутанные легкими облаками.
- Другая земля, - пояснил ургули, не выглядывая из укрытия.
- А кто там живет?
- Не знаю, мы там не бываем, дийхори не позволяют нам плавать.
- Что у вас не спроси, ничего вы не знаете, ничем не интересуетесь, что вам не скажи, тупо выполняете. Вы зачем вообще живете?
- Так решили Древние...
- Понятно... А эти здания они построили?
Не дождавшись ответа, он пошел к постройкам. Махудуки что-то кричал ему вслед, но Александр не расслышал из-за шума чаек и только махнул в ответ рукой. Чем ближе он подходил, тем сильнее его поражала удивительная красота сооружений. Была в них какая-то легкость, абсолютно не присущая земным замкам, хрупкая беззащитность, словно Древние никогда не сталкивались с необходимостью обороны, ничего не знали об осадах, бомбардировках и строили легко и просто, исходя только из чувства гармонии. Даже руины рождали в душе ощущение покоя, вызывали трепетный восторг и восхищение мудростью тех, кто это построил.
И чем ближе он подходил, тем сильнее становилось чувство умиротворенности, законченности дел, после которых было так славно отдохнуть на прохладных террасах, в тени крупнолистых месхиливи, с которых свисали уже созревшие гроздья красных плодов. Александр даже ощущал их тонкий аромат, нежную сочность, от которой рот наполнился слюной, как вдруг замер, словно сраженный молнией.
Он не знает, что такое месхиливи и никогда не ел этих плодов!
Но вот же каменная пристань, откуда они отправлялись на Водорезе на соседний остров, в гости к Уинчепе и волны, когда он специально делал крутые повороты, окатывали их с ног до головы, и Ка-Нуие так заразительно смеялась...
Я не знаю, кто такая Ка-Нуие!!!
Ну вот-же, вот изящная лестница ведущая на самый верх, где стоит их дом, быстрее подымайся, тебя уже ждут!
Я никогда здесь не был, ..., я, ... никто не может ждать...
Разве это не ты строил? Вспомни, как вы обсуждали, где будет твоя мастерская, где будут спальни, куда будут выходить окна гостиной...
- Оставь меня, это не я! - Александр упал на колени, сжимая голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, - это не мои... воспоминания, я не знаю,
что это такое, - я не могу этого знать! Ты кто? ... Убирайся вон из моей головы!
Но чуждое сильно и мощно входило в его сущность, заполняя ее своими знаниями, своей памятью и отторгая его самого. Смутные видения как стоп-кадры мелькали в его голове, наполняя ее тем, чего он не мог и не хотел понять. И этот холодный и пристальный взгляд, он повсюду! Сумрак небытия наваливался на него все сильнее.
Ку-Удизе... Как вы смеете выгонять меня из собственного тела?
Не в силах больше выносить такую пытку, Александр шатаясь, побрел прочь, подальше от чужих мыслей, бесцеремонно вторгшихся в его личность.
Он брел, всхлипывая, вытирая ладонью кровь, текущую из носа и не замечая этого. Не замечая хнури, взирающих на него сверху, не замечая гана А Кар Зур-Диона, отдающего приказы солдатам, не замечая ургулов, доставших оружие. Прямо в шумную волну, только бы смыть с себя то, что завладело им...
9
Короткий бой остался за пределами его восприятия. Пятеро его спутников были убиты сразу, остальные взяты в плен, но Александр этого не осознавал и только когда Зур-Дион принялся пинать его ногами, уже связанного и беспомощного, стал приходить в себя.
Идти он был не в состоянии, его волокли как бревно, а он все с недоумением
смотрел на черные пятна тел в бахроме розовой пены, которые покачивались в приливной волне, словно собирались куда-то плыть.
Кое-как их вытащили наверх и покидали в телегу, вернее клетку из толстых жердей, скрепленных веревками, сверху накрыли такой же решеткой.
Неизменные гитраки нервно дергались в длинной упряжке, пряли ушами и принюхивались к запаху крови, исходящую от пленников. Зур-Дион внимательно оглядел повозку, проверил надежность веревок и махнул рукой.
"Воронок" дернулся с такой силой, что их отбросило в конец телеги
и подпрыгивая на ухабах, неспешно покатился по камням среди приземистых сосен. Пешие и конные хнури окружили телегу плотным кольцом, но Александр видел только глаза Ка-Нуие, глядящие на него с трепетной нежностью и озабоченностью, такие родные и такие чужие; тонкая пленка век только подчеркивала их хрупкость, и во всех трех блестели невыплаканные слезы.
Да что за наваждение! Александр тряс головой, пытаясь избавиться от чужих видений, но продолжал слышать ее голос...
Наконец он сумел обратить внимание на Махудуки, тихо стонавшего рядом.
- Ты как?
Ургули смотрел на него затуманившимся взглядом, как всегда долго не отвечая.
- Жаль, что ты не избранный, - прошептал он тихо, - теперь тебя казнят, а мы останемся без ...
Последнее слово он прошептал уже так невнятно, что Александр не разобрал, без чего останутся ургули.
- А что будет с вами?
- Тоже казнят, - прошептал Махудуки без всякого выражения и с такой покорностью, что Александра передернуло от ярости и протеста.
- Это мы еще посмотрим!
Александр придвинулся поближе, уперся лбом в его голову.
- Не смей раскисать, слышишь меня? Сейчас я повернусь, ты сможешь перегрызть веревку? Только тихо, чтоб они не заметили.
Дождавшись подходящей кочки, Александр перевернулся на другой бок. Поскольку телегу непрерывно трясло и они постоянно находились в движении, Александр сместился так, чтобы связанные за спиной руки находились на уровне рта Махудуки, затем привалился к нему, закрыв ургули своим телом.
Он боялся, что Махудуки не понял его и вздохнул с облегчением, когда тот принялся жевать путы. В ногах тоже началось движение. Приподняв голову, Александр понял, что молодой ургули по имени Сниони, тот самый, который чуть не утопил его, грызет веревку на ногах. Молодец, чертенок! Только бы кролики не заметили раньше времени. Но те так боялись засады, что не обращали на пленников внимания. Иногда Махудуки задевал его резцами, но Александр терпел и старался не дергаться. Веревки ослабли. Отлично! Он потихоньку отодвинулся, не разнимая рук, и долго подавал знаки Сниони, пока тот не догадался, что от него хотят. Наконец ургули начал осторожно продвигаться к ним, благо, что его ноги не были связаны. С его веревкой Махудуки возился мучительно долго, за это время они успели миновать широкое поле и снова заехать в лес, теперь уже лиственный.
Сниони тихо фыркнул, привлекая его внимание. Александр повернул голову.
Голова Махудуки безжизненно мотылялась на грубо обтесанных досках в такт движению телеги. Остекленевшие глаза были широко открыты, но ничего они уже больше не видели.
Эх, Махудуки, прости друг, что плохо о тебе вначале думал! Ты был верным и надежным товарищем, я восхищаюсь твоим мужеством: даже умирая, ты думал о нас... Я отомщу за тебя и если останусь жив, обязательно расскажу вашему племени, что ты умер как герой! Надо только, чтобы зайцы сняли решетку, иначе не выбраться.
Он перехватил внимательный взгляд Зур-Диона.
- Привет, Аккордеоныч! - голос был хриплым, пришлось откашляться, - давненько мы не виделись, как поживаешь?
Зур-Дион даже вздрогнул от неожиданности.
- Демон, ты разве знаешь наш язык? Впрочем, понимаю, Ур-Кушулы тебя научили.
- Точно. И учителя они лучше, чем ты, как видишь, я теперь свободно разговариваю.
Александр не знал, как ему убедить гана поднять решетку: угрозой, обещаниями или довести до бешенства. Главное сейчас, - это разговорить зайца.
- Знание языка тебе не пригодится, твоя голова скоро будет наколота на копье и пронесена по улицам Батиана...
- Постой, это не того ли города, где я по твоему указанию должен был украсть Вещи Древних?
- Это все-равно... Никто не знает и демону никто не поверит.
- Неужели? И Верхний Эхиби не поинтересуется, откуда я взялся, почему ты меня привез на своей карете и что ты там говорил публике, пока я собирал Вещи?
- Ты много знаешь, но мудрость Верхнего Эхиби безгранична, он дарует мне прощение, когда я доставлю тебя к нему.
- Случайно не для того, чтобы ему теперь собирать Вещи Древних? Только тогда ты мою голову вряд ли вместо знамени пронесешь по Батиану... И богатым и знатным станет он, а не ты...
- Верхнему Эхиби нет нужды, он думает о величии Хнури.
- Точно, а ты останешься тем, кем и был, а ведь тебя это не очень устраивает, так ведь, а, ган Аккордеон?
- Ты хочешь усомниться в мудрости великого Эхиби?
- Ни в коем случае! Да святится имя его в веки веков, да назовут его именем все улицы и школы, да украсят его бюстами все площади... Только ты с этого ничего не будешь иметь, так и останешься в услужении.
- Ты не смог пройти Проклятый круг, а кому нужен демон, не выдержавший испытания? Я сам лично укорочу твой длинный язык...
- О, да, конечно! Можешь даже повесить его в гостиной, ведь он будет твоим единственным достоянием... Будешь показывать его своим детям, и рассказывать, как ты мог бы стать богатым и известным, может даже и Верхним Эхиби, но предпочел его отрезать...
Да неужели это говорит он, тот самый Сашка, который молчал всю жизнь, который не умеет и двух слов связать? Который в присутствии людей превосходящих его в звании, в положении, мог только что-то блеять и мекать в свое оправдание, чувствуя себя всегда заранее виноватым? Что происходит с ним, какая заслонка приоткрылась в его мозгах, что он начал говорить на равных, пусть и с зайцем?
Или это только здесь, именно потому, что он говорит с зайцем: а дома, в человеческом обществе, снова молчал бы, не умея найти нужных слов, будучи изначально приниженным, потому что его общество разбито на касты, хотя о них вслух никто не говорит. О них мало даже кто догадывается, хотя все взаимоотношения построены по этой логике, - логике каст: именно поэтому с простыми людьми обращаются как со скотом, а те покорно утираются и благодарят. Благодарят за то, что им оставляют хоть какие-то крохи, а могли ведь все отобрать, вместе с жизнями, как это и происходило всегда. И все потому, что они являются самой нижней, самой презираемой кастой и никто, никто не позволит им стать людьми, ибо это и есть Закон - Российская Декларация Зависимости. В этом корень всех бед, а дороги и дураки, - это только отговорка, оправдание лени: нежелания работать и думать.
Нет ничего слаще, чем держать народ в полном повиновении, быть полновластными повелителями судеб миллионов рабов и никогда Неприкасаемые не пойдут на их освобождение, ведь это будет свобода от них самих в первую очередь. Но раб не способен творчески мыслить и созидать. Общество, сумевшее это понять, давно ушло вперед, а мы все пытаемся им подражать, но копируем только дурное, потому что и самое лучшее, проходя через призму феодально-крепостного строя извращается, меняет свою суть.
- О чем ты говоришь?
- Ты не понимаешь? У тебя есть то, что нужно мне. Если ты смог вытащить меня из моего мира, то сможешь отправить и назад, а я могу собрать Вещи Древних, ведь они нужны тебе, не так ли?
- Ты не смог пройти испытание Проклятым кругом!
- И никто не может! Это место надежно защищено, потому что это особое место Древних, только Древние могут там находиться. А я не Древний, иначе все было бы по-другому. Зато я знаю, что на соседнем острове жил Уинчепе, тоже Древний, и я мог бы там насобирать целую кучу Вещиц...
- Откуда ты знаешь?
- Я разговаривал с духом Древнего в Проклятом круге, это дух открыл мне имя, сказал где нужно искать Вещи...
- Мне конечно все равно, кому они достанутся, - видя, что Зур-Дион начинает колебаться, Александр удвоил усилия, почему-то вспомнив про жаренного шахматного коня Бендера.
- Уверен, что Эхиби пошлет меня за ними, но отправить меня назад можешь только ты. Или не можешь?
- Могу! Только я могу, - поспешно подтвердил Зур-Дион, слишком поспешно.
Промелькнувшая было мысль договориться с кроликом и получить билет на возвращение домой взамен за ископаемые безделушки, тут же угасла. И даже не потому, что Александр почувствовал ложь, а просто где-то в глубине души промелькнуло неясное чувство неудовлетворенности. Быть на пороге великой Тайны, самой грандиозной, и отступиться, уйти назад? Назад в свой мир, в котором ему никто не поверит, даже если он решится рассказать об этом и потом всю оставшуюся жизнь упрекать самого себя за трусость? Да и ради чего? Чтобы кинуться в торговлю и урчать от удовольствия, подсчитывая полученную прибыль и плакаться знакомым, что доходов нет, что дела плохи, а главное, - бояться всех вокруг: а вдруг кто покусится на его кусок хлеба с маслом? Разве это его заветная мечта?
А Патефон то ведь клюнул!
- Думай, ган, думай хорошенько, больше я тебе ничего не скажу. Хочешь, вези меня назад и кроме прощения ничего у тебя не будет. А хочешь поговорить, тогда выпусти меня из клетки, здесь слишком много длинных ушей. Нам есть, что обсудить наедине...
- Что я скажу остальным?
- Скажи, что мне надо пройти Проклятый круг заново, что Древние меня зовут, придумай что-нибудь...
Зур-Дион несколько мгновений разглядывал Александра, затем пришпорил гитрака и вырвался вперед.
- Ты предал ургули, - раздался тихий голос у него за спиной, - ты заключаешь договор с хнури...
- Нет, малыш, все не так, я стараюсь освободить нас. Ты сейчас ничему не удивляйся и будь готов по моей команде бежать. Как там третий?
- Он умер раньше Махудуки.
- Значит, мы с тобой остались вдвоем. Мне надо вернуться в Проклятый круг, я кое-что должен понять... Тихо, он возвращается!
Зур-Дион вернулся с еще одним зайцем, судя по напыщенному виду большим начальником.
- Сейчас с тобой будет разговаривать помощник Верхнего Эхиби,- ган Ар-Грив Ваз-Крумли... Не смей ему лгать, демон!
А Эхиби не дурак, раз поставил над Аккордеоном старшего.
- Что тебе надо, демон?
Хотелось бы знать, что ему наплел Аккордеон?
- Вопрос не том, что надо мне, а что нужно вам, точнее Верхнему Эхиби...
- Ему нужен ты!
- Или то, что я могу?
- А что ты можешь, демон? Ты не смог пройти испытание в Проклятом круге, так что можешь сварить из своей лжи равилю и кормить ею ургулов...
Зайцы из охраны, окружавшие их, расхохотались.
- Я могу взять Вещи Древних, в Батиане все могут это подтвердить. Я могу разговаривать с духами, потому что я говорил с одним Древним. А что насчет испытания, так я и не проходил его, ведь там где мы шли, не было круга. Мы зашли с обратной стороны, а то место надежно защищено. Я прошу проверить меня еще раз, чтобы вы точно знали, с кем имеете дело.
Начальник задумался.
- Ты замышляешь что-то, демон. Пусть Верхний Эхиби сам решает, что с тобой делать.
- Я мог бы предстать перед Верхним Эхиби не с пустыми руками, мог бы сразу привезти какую-нибудь Вещь, чтобы Эхиби, да известна будет его мудрость, увидел, что я могу быть полезным... Дайте мне шанс! К тому же, мне кажется, он будет очень доволен таким двойным подарком и вас ждет вознаграждение и повышение по службе...
Да что же мне еще наплести, как же мне убедить тебя, лопоухий?!!
- Верхний Эхиби решит, стоит ли тебе верить, и больше не смей ко мне обращаться! Раз мы уже остановились, - сказал он Зур-Диону, - возможно стоит перекусить, пока мясо свежее?
- Тебе стоит только распорядиться, почтеннейший ган. Вряд ли следует ожидать нападения ургулов, им нужен герой из пророчества, а этот демон себя не оправдал...
- Привал! - крикнул Зур-Дион солдатам, - Грипти разжигай костер, а вы достаньте ургулов!
Наконец то! Не мытьем, так катаньем...
- Как только крикну, беги в лес, - прошептал Александр Сниони, - приготовься...
Едва солдаты отвязали одну сторону навеса, Александр ногами с силой отбросил его на стоявших с другой стороны телеги зайцев и перемахнул через край клетки.
- Беги, малыш!
Он бросился на опешивших зайцев, нанося удары налево и направо, сбивая их с ног, топча, не давая опомниться. Зур-Дион, уже имеющий опыт, тут же подстегнул гитрака, который одним прыжком вынес его с места драки, зато главному гану не повезло. Александр свалил его скакуна ударом ноги и со всего размаха опустил кулак на голову начальника, почувствовав, как там что-то хрустнуло. Вы называете меня демоном, так я и стану им! Мое счастье, что вы такие хрупкие!
Чудом увернувшись от шпаги, он перехватил воина за руку, крутанул вокруг себя, слыша как трещат кости и швырнул его под ноги нападающим. Подхватив копье, Александр тупым концом добивал охрану гана, пока остальные разбегались, вопя от ужаса. Достаточно, больше не стоит задерживаться! Зайцы сейчас придут в себя и кинутся в атаку. Александр оглянулся. Сниони нигде не было видно, значит теперь можно уходить.
Прости Махудуки, что я не могу похоронить тебя и оставляю на съедение этим ублюдкам, но у меня нет выбора...
10
Зря он сунулся на поляну, надо было обходить ее стороной. На открытом пространстве зайцы получили преимущество, обходя его с флангов и окружая.
Его счастье, что у них не было луков и арбалетов, а копья метать они не могли. Зато он показал им, что можно сделать с помощью простых камней и несколько солдат уже выбыло из строя, а один навсегда остался лежать среди валунов с пробитой головой.
Зур-Дион за спинами воинов гневно орал, понукая идти в атаку, но те предпочитали держаться на расстоянии броска от демона, боясь больше не камней, а самого демона, его беспощадной ярости. И чем больше кричал Зур-Дион, тем сильнее росло недовольство среди солдат. Наконец один не выдержал:
- Мы пошли бы, но тот, кто должен вести нас, прячется за нашими спинами!
И добавил вполголоса:
- Это тебе не слуг казнить...
Александр недоумевал, почему они не бросятся все разом, попросту закидав его шапками, но обострившейся интуицией уловил общее настроение.
Резко остановившись, он запрыгнул на камень и поднял руку, призывая к вниманию.
- Стойте, воины хнури! Зачем вы гоняетесь за мной? Кто заставляет вас это делать, этот ган, который трусливо прячется за вашими спинами? Ган А Кар Зур-Дион, иди сюда сам, иди возьми меня! Боишься?!
- Это ведь он вызвал меня в ваш мир, разве вы не знали этого? - обратился он к воинам и видя согласные кивки продолжал, перекрикивая Зур-Диона: - Знаете?! А зачем, знаете? Чтобы я принес ему Вещи Древних, чтобы у него было еще больше денег и власти; ради них он посылает вас на смерть, из-за него в Батиане погибло столько невинных, - женщин и детей!
- Сколько хнури ты готов ради этого положить, всю страну, весь свой народ? А вы готовы умереть, чтобы он получил прощение, стал еще богаче? Идите, и я убью вас всех! Но я - демон, и я говорю вам, - мне не нужны ваши жизни! Идите домой, к своим семьям! Уходите и живите! А ты, ты уже сбегал два раза, подставляя других вместо себя, и пора с этим кончать! Я вызываю тебя на честный поединок, один на один! Выходи, если ты настоящий хнури и дерись со мной! Хватит бегать, хватит прятаться за их спинами, иди, и решим раз и навсегда нашу проблему! Шпагу!
Он властно протянул руку к ближайшему хнури, требуя оружие и когда тот протянул ее рукоятью вперед, Александр понял, что выиграл бой, теперь осталось только выиграть поединок.
- Неужели вы верите демону? - Зур-Дион растерянно оглядывался по сторонам, но видел суровый приговор в глазах солдат. Воинов, побывавших в битвах и знающих цену отваге и предательству, мужеству и подлости. Воинов, знающих, что такое смерть, и знающих, что такое справедливость. И не было здесь слуг, вечно трясущихся от страха, готовых исполнить любую прихоть, с извечной покорностью разводящих потом руками: "а что я мог сделать, мне же приказали"...
Зур-Дион понял, что будет сражаться, что его заставят это делать!
Яростно крича, он подстегнул гитрака, направляя его на демона, и ударил наотмашь. Александр подставил шпагу, отбивая удар и пропустив скакуна, наступил гитраку на хвост, одновременно хлестнув его по крупу. Зур-Дион успел еще раз ткнуть шпагой за спину, чуть не проткнув Александру плечо, и упал с заверещавшего животного. Но подняться ему уже было не суждено. Александр наступил на руку, сжимающую шпагу, с удовлетворением чувствуя, как хрустнула кость. Отбросив свое, ненужное больше оружие, он поднял Зур-Диона за уши.
- Как давно я мечтал это сделать!!!
Удар был настолько сильным, что вмял словно картон черепные кости, превратив мордочку гана А Кар Зур-Диона в кровавое месиво.
Прощай моя последняя надежда! Может, когда-нибудь я буду горько об этом жалеть...
Александр тяжело опустился на землю, чувствуя неимоверную усталость.
И если бы хнури накинулись на него сейчас, желая убить, он не стал бы им сопротивляться.
Несколько воинов, подстегивая гитраков, скрылись в лесу, но большинство осталось стоять, глядя с тревогой на сидящего человека, понурого и безразличного.
- Что нам теперь делать? - спросил у него пожилой воин, подавший ему шпагу.
- Езжайте домой, - ответил Александр.
- Мы не можем, нас теперь казнят.
- За что?
- За то, что позволили убить Зур-Диона, за то, что не привезли тебя.
Александр безразлично пожал плечами.
- Так везите...
- Нас все-равно казнят, эти доложат, - он кивнул в сторону ускакавших хнури, - я слышал ваш разговор, ты хочешь вернуться к Проклятому кругу, хочешь пройти испытание заново. Мы могли бы сопровождать тебя. Мы должны выяснить, в конце концов, кто ты, - избранный или нет...
- Ну а вы то чего ждете от избранного?
- Что он восстановит справедливость, положит конец нашим унижениям, остановит таких, как эта падаль...
Воин пнул ногой труп Зур-Диона.
И этим нужна революция, всем что-то нужно, только у него никто не спрашивает, чего он хочет. (А ты сам знаешь, чего ты хочешь?)
- А если я не пройду, если я вовсе не избранный, - Александр тяжело поднялся на ноги, - если этот круг не испытание, а нечто другое? Что тогда?
- Тогда мы убьем тебя, чтобы ты больше не смущал нас своими речами, ведь мы поверили тебе. Мы знаем, что ты не демон, но нам нужно знать, кто ты?
- Так идем и узнаем это! Но сначала я хочу похоронить своего друга.
- Какого, этого? - хнури указал на Зур-Диона.
- Нет, ургули.
Повозка стояла там, где ее оставили. Бережно подняв тело Махудуки, Александр отнес его к могилам, где решено было похоронить всех. Меньше всего ему хотелось сейчас произносить речь, но это было необходимо, необходимо всем им и ему в первую очередь: не ради спасения шкуры, не ради грандиозных планов, которых то у него и не было; просто что-то вечно скребущее, то, что мы называем душой, требовало справедливой оценки всему происходящему.
- У нас это называется братской могилой, - он обвел глазами отряд.
- Вы не хотите хоронить их вместе, в ваших головах не укладывается, как могут покоиться рядом и хнури и ургулы, даже если они в разных могилах, не так ли? Но вы хотите справедливости. И этот ургули тоже ее хотел. Вы все говорите о справедливости, но каждый из вас ее хочет сам для себя, только для себя!
Он нашел глазами старого хнури.
- Вы ждете избранного, чтобы он принес вам справедливость, но не бывает ее половинчатой: только для хнури, только для ургулов, только для корхири.
Справедливость всегда для всех одна, а иначе, какая это справедливость?
Только когда все расы будут равны и иметь равные права, когда вы научитесь уважать других, уважать их мнение, только тогда вы сможете достойно жить... Других вариантов нет. Иначе эта вражда приведет нас всех к гибели.
Александр посмотрел на мертвых.
- Я не хотел вас убивать, но я вынужден был это сделать, и больше всего я не хочу, чтобы меня снова заставляли это делать! Простите и покойтесь с миром...
После того как они закидали могилы землей и обложили камнями, Александр снова обратился к воинам.
- Я не знаю, что произойдет в Проклятом кругу. Я иду туда, чтобы узнать, кем были Древние. И мне плевать кто я, - избранный или нет! Вы можете возвращаться домой, можете идти за мной, только не ждите, что я дам вам то, чего вы хотите. Устал я от этих битв, от этой грызни, что в вашем, что в своем мире...
Он взглянул на начинающие переливаться в лучах заходящего солнца горы.
- Миры так красивы, а нам все неймется осквернить их кровью...
Темное пятно в корнях дерева шевельнулось, и Александр разглядел Сниони.
- И ты здесь, малыш! Иди сюда, не бойся, они тебя не тронут.
Ургули насторожено косясь на солдат, подошел к нему.
- Я все время шел за тобой и все слышал. Я пойду с тобой.
- Не боишься разочароваться?
- Теперь нет.
Александр обратился к спорящим вполголоса хнури.
- Ну, а вы что решили?
Половина отряда решила вернуться. Забрав раненных, они ушли, с Александром осталось девять зайцев и Сниони.
11
Опять команда, теперь из хнури и ждет их такая же печальная участь. И виноватым по большому счету опять будет он. Какая же это непомерная ноша, - бремя ответственности за живых существ, которые свое доверие взвалили на него, как невыносимый груз! Которые и сами толком не знают, чего они хотят, а он ведь только обыкновенный средний человек, типичный тупой обыватель. Почему в реальности все происходит совсем не так, как в фантастических романах и фильмах?
Где эти герои, все умеющие, знающие к чему стремиться, чего добиваться? Эй, вы там, наверху! Ошибочка произошла, вы не того взяли, из меня даже предводитель команчей не получится, а не то, что вождь мирового пролетариата! Зато как легко можно стать отцом народов, здесь особого ума не надо, было бы только желание ради власти уничтожить половину населения своей собственной страны, а второй половине внушить такой ужас, чтобы он закрепился в подсознании, на генном уровне. Закрепился до такой степени, что одна только мысль возразить власть имущим бросала бы в трепет!
Человек что глина и слепить из него можно кого угодно... Вопрос только в том, в чьих руках окажется эта глина. Но разве мало того, что творилось в его мире, стоит ли и здесь повторять заново весь кровавый путь? А ведь его снова и снова заставляют играть именно в эти игры, исход которых однозначен! Игры, - в которых ему предназначается роль палача и все расы призывают его принять их сторону, вопя о справедливости, но видят в нем только острие клинка. Почему ОН должен стать мечем правосудия, а точнее топором? Только ли из-за пророчества?
Почему нации с такой легкостью и безрассудностью отдают власть в лучшем случае полным невеждам, а то и очевидным психопатам и покорно выполняют все их требования, какими ужасными они бы не были? Что же такое мерзкое, подлое и гнилое прячется в нас самих, если мы готовы совершать самые чудовищные преступления даже не по приказу, а только намеку очередного тирана? Только ли страх за собственные шкуры?
Это ведь уже потом, перед судьями, мы разводим руками: мол, не было выбора, заставили... Мы вот такие хорошие, а это ОН заставил нас стрелять, гноить в концлагерях, издеваться... Как легко найти оправдание самим себе во всем! Так же, как и взвалить бремя ответственности на первого попавшегося проходимца, лишь бы только снять это бремя с себя...
- Как тебя зовут?
- Кор-Магур, - ответил старый воин.
- Будешь старшим. Насколько я понимаю, нам недолго придется ожидать подхода свежих сил, не так ли?
- Крулу находится недалеко отсюда, они вот-вот будут здесь.
- А сколько это человек, то есть хнури?
- Шесть хоти. Семьдесят два солдата.
- Ого, почти рота... Надо уходить.
Гитраки наотрез отказывались подпускать его к себе, а когда он попытался оседлать самого спокойного, тот просто свалился на землю, не собираясь подымать такого седока. Надо же, на вид кенгуру, а упрямство то ослиное! Впрочем, Александр и сам не особо горел желанием ехать на нем верхом, помня о своей поездке в Батиан.
Как только две луны осветили им дорогу, они пешком отправились к Проклятому кругу. Невысокие деревья были сплошь увиты лианами, но в отличии от лесов Амазонки росли не сплошной стеной, а отдельными группами, создавая настолько причудливый пейзаж, что Александр долго шел молча, любуясь красотой ночного леса. Но ему нужно было восполнить пробел в знаниях, узнать теперь точку зрения хнури.
- Расскажи о своей жизни, Кор-Магур.
- Что ты хочешь знать, чужеземец?
- Как ты стал солдатом?
- Я родился во владениях гана Ак Гара Крун-Шагона. Как только подрос, меня взяли в крулу его охраны. Потом была война с зулоги, мы отличились, и наша крулу вошла в состав войска ганури Уз Гора Напи Ак Друби Лук-Дамора, властителя всех земель Южного Хнуриди...
- Постой, постой, слишком много имен... Разве вы здесь не по приказу Верхнего Эхиби?
- Приказ отдал он, но земли принадлежат Лук-Дамору. Впрочем, слишком долго объяснять, раз ты ничего не знаешь, а нам нужно знать, кто ты? Если ты избранный, то тебе все расскажут, а сейчас ответь только на один вопрос: знаешь ли ты что-нибудь о Прогибару, зеленном братстве?
- Знакомое название. У вас что, тоже проблемы с экологией?
- Я не знаю, кто такой экологией, я спрашиваю о Прогибару и об гане А Нак Стис-Харе, слышал такое имя?
- Не доводилось...
- Я расскажу тебе о нем, но после...
Вот и поговорили! И этот что-то мудрит, не договаривает. Да как же узнать правду: брать всех за уши, прижимать к дереву и клещами выпытывать каждое слово?
Они снова вышли на поляну, точнее широкую просеку, отделяющую один тип леса от другого. Дорога здесь пошла на подъем и на пороге хвойного леса Александр остановился, любуясь открывшейся сверху панорамой. Причудливый лес, откуда они вышли, устилал чашу амфитеатра, обрамленную по краям невысокими скалами. Слева находилось море, мерцающее лунными дорожками, дорога шла вдоль побережья, местами теряясь во мраке теней, а справа мерцали таинственным светом хрустальные горы, такие близкие в обманчивом лунном свете, что казалось до них рукой подать. Ночной воздух был свеж и прохладен, а пейзаж тих и умиротворен и абсолютно не верилось, что еще днем здесь кипели страсти и проливалась кровь.
- Надо спешить, - Кор-Магур указал копьем на дальние скалы, - видишь огоньки, это личная крулу Лук-Дамора, через два часа она будет здесь.
- А сам Лук-Дамор тоже здесь?
- Нет, он редко покидает свой дворец.
- Ему я наверно тоже нужен. Вот уж не думал, что буду пользоваться такой бешеной популярностью, все хотят меня куда-то затащить: ургулы, Верхний Эхиби, Лук-Дамор, ты со своим зеленым братством... Что вам всем надо от меня? Почему никто не говорит, что здесь происходит?
- Пока ты не пройдешь испытание, опасно посвящать тебя в наши дела...
- Послушай Кор-Магур, что я тебе скажу. Мне надоели все эти ваши тайны, ваше желание играть мною в темную. Хотите, что бы я помог вам, - говорите открыто, чего вы хотите?
- Не гневайся, демон. Не время объяснять, если ты попадешь в руки Эхиби, он пытками выведает правду, а сейчас ты ничего не знаешь и сказать тебе нечего...
- Логично. Но с чего ты взял, что я стану на вашу сторону? Я даже не знаю, где ваша сторона и чего вы хотите. А байки про справедливость, - так все на нее ссылаются! Эта справедливость, сдается мне, для вас как фиговый листок: натянуть на одно место, прикрыть свой срам и тем самым обнажить срам других, - вот мол, они какие гады!
- Я не понимаю, демон, о чем ты говоришь?
- Ладно, проехали! Но если ты меня еще раз назовешь демоном, я тебя искалечу так, что и тебя будут называть демоном, понятно? Меня зовут Александр!
- Когда ты пройдешь Проклятый круг, я с великим удовольствием буду называть тебя - ган А Лекс-Андр, но пока ты никто.
Александр приостановился, обозленный такой наглостью.
- Мне что, втолковать тебе поподробнее, а? И не хватайся за шпагу, не советую... Один уже дохватался, его теперь и мать родная не узнает, когда будет хоронить. Сколько раз повторять: пока я не пойму, кто вы, чего хотите на самом деле, я в ваши игры не играю! Именно потому, что я не демон, а человек! Мы, люди...
- Эй, люди, помощь нужна? - перебил его насмешливый голос.
- Ба, какая встреча! - Александр поднял голову, глядя на Сатихора, сидевшего на ветке, - ну и где тебя носило, мой пернатый гуру?
- Как я могу быть тебе матерями? ( Игра слов: гури - мать, гуру- матери.) Я был на совете племени, рассказывал о тебе.
- Да? Самое подходящее время ты выбрал, нечего сказать! Сперва погнал по козьим тропам, а потом, когда больше всего требовалась твоя помощь, смылся докладывать! Молодец! Только Махудуки мертв и вся команда тоже, все, кроме Сниони. Что, спишем их на боевые потери? Да я вижу ты здесь не один, ты всю свою стаю привел посмотреть на мое шоу?
- Этот демон нагл и невоздержан, - высказался сидевший рядом с Сатихором ворон, - он не может быть избранным...
- Скоро мы узнаем, так ли это, - ответил Сатихор, - нужно торопиться, хнури догоняют.
Только теперь Александр заметил, что ночной лес полон движения, темные тени крадучись, передвигаются от дерева к дереву окружая их.
Так, ургули тоже уже здесь. Сейчас хнури подтянутся и все рода войск будут налицо! Надеюсь, что и дийхори барражируют в море, ожидая результата. Все хотят лицезреть, кем же он является, а что потом? Разорвут на части в качестве сувениров, вне зависимости от исхода испытания? Скорее всего.
Ведь тогда он станет либо всем сразу нужен, либо не нужен и опасен. Хорошая перспектива, если учесть, и в Проклятом кругу ему хотят что-то навязать.
- Ну что, Кор-Магур, не удалось тебе завербовать меня в свое зеленое братство? Надо было выкладывать все начистоту, а теперь кто знает, чем оно обернется...
Поскольку хнури не отвечал, Александр обратился к ворону, перелетавшему с ветки на ветку.
- Скажи, Сатихор, а что ты ждешь от меня? Тоже будешь агитировать стать во главе вашего войска? Надеюсь, ваши эскадрильи уже готовы к боевому вылету на города хнури? Вы готовы забросать их пометом и другими, не менее противными бомбами?
- Этот демон слишком нагл! Он что, так уверен в себе?
- Нет, владыка ветра, этот люди всегда так разговаривает, как будто весь мир принадлежит ему.
- Тогда он глуп и его кости будут раскиданы по земле, в качестве предупреждения всем членам Дроксибару... Может, тогда они поймут, насколько опасно заниматься магией, к чему это может привести...
Александр чуть не пропустил эту фразу мимо ушей, но внутренний колокольчик тихо зазвенел, предупреждая о важном... Вот и еще одна команда объявилась! Его появление здесь связано с магией, с какими-то зеркалами. Но ведь если эти Дроксибару занимаются магией, если Зур-Дион был членом этого общества, значит, есть и надежда на возвращение домой? Значит не все еще потеряно?
- Кто такие Дроксибару, владыка ветра?
Но тот не удостоил его даже взглядом. Тогда Александр переспросил у Кор-Магура.
- Только давай не будем повторяться про государственные тайны и прочее... Тебе сейчас некуда деваться: ургулы готовы вас убить прямо сейчас, скажи спасибо, что я заступился, воронам вы до лампочки, а подойдут братья кролики, тоже по головке не погладят... Так что давай, выкладывай все, как есть, и не забывай, что я твоя последняя надежда.
Но Кор-Магур знал только, что существует такое тайное общество, что его членами является знать и по слухам сам ганури Лук-Дамор состоит в нем, может даже во главе, иначе Зур-Диона казнили бы сразу, как еретика, посягнувшего на божественную сущность Древних.
- Не густо, или опять темнишь, братец-кролик? Тогда скажи мне вот что: где мне найти вашего Мату Хари, если я надумаю стать под его знамена?
Хнури долго колебался, прежде чем ответить.
- В лесах Леруваза. Это за горами. Только доберись туда, а дорогу там подскажут. Но его зовут - А Нак Стис Хар...
- Хорошо, пусть будет Стисом Хари, я не возражаю. Давай сделаем вот что, я договорюсь с ургули и они пропустят вас. Уходите пока не поздно.
Он отыскал Сниони среди других ургулов, вышедших на дорогу. Малыш рассказывал их предводителю о его подвигах, что уже облегчало его миссию. А когда Александр узнал, что это отец Махудуки, у него гора свалилась с плеч.
Он поведал отцу о мужестве его сына и попросил отпустить этих хнури, что и было сделано без всяких возражений. Кор-Магур с товарищами скрылся в лесу и вовремя, сзади уже виднелись огни догоняющего их отряда.
Ургули рассыпались по обочинам, приготовившись к бою, а Александр остался стоять на дороге, встречая вновь прибывающих. И хотя сердце у него замирало от страха, он попытался принять беззаботный вид и даже начал насвистывать, разглядывая приближающихся воинов. Передние всадники подъехали вплотную и осадили гитраков, удивленные его поведением, а когда их командир поднял руку и крикнул, - «живьем брать демона», Александр просто покатился со смеху. И хотя смех был истеричным, он окончательно обескуражил зайцев.
- Вы что, "Ивана Васильевича" смотрели? Надо же так повторить, с такой же интонацией!
Но, видя, что хнури растягивают сети, резко оборвал смех.
- Кто старший? Представиться как положено!
Хнури оторопело переглядывались между собой. Не давая им опомниться Александр рявкнул властно:
- Отставить, разговорчики в строю! Совсем распустились! Ровняйсь, смирно! (Эх, где ты сейчас, капитан Яворенко?!), Старший ко мне!
Впрочем, их старшего, помпезно разодетого хнури, смутить оказалось не так просто.
- Как смеешь ты демон здесь командовать?
Все, блеф не прокатил, пора обнажать оружие!
- А ты оглянись по сторонам, тогда поймешь...
По его знаку ургули выскочили из укрытий, окружив противника плотным кольцом нацеленных копий, что оказалось весьма эффективным зрелищем.
- У тебя только одна крулу и она растянута по дороге, а нас здесь пять сотен и погляди еще наверх...
Корхири дружно захлопали крыльями, подыграв ему.
- Что надо?
- У нас приказ доставить тебя во дворец, демон!
- Сатихор, объясни ему политику партии...
Александр не спеша пошел вперед, предоставив им самим выяснять отношения, не подозревая даже, в каком недоумении оставил их всех.
- Ну что, договорились? - спросил он у Сатихора, когда тот догнал его.
- На что ты надеешься, А-Лекс-Андр? Я слышал, что ты не прошел испытание.
- Да плевать я хотел! Неужели ты думаешь, что мне интересна ваша грызня? Что я стану разводить детишек по углам и следить, чтобы они не дрались?
- Почему ты говоришь так, как будто ты Древний?
- Сатихор, я был там, разговаривал... с духом, я знаю, как они выглядели, как жили. Знаю, или, по крайней мере, догадываюсь, для чего предназначен этот круг. И я знаю, кто я. Неужели ты думаешь, что все сводится только к вашим представлениям о добре и зле, к вашим войнам и желанию ваших племен возвышаться над другими? Кстати, кто нибудь из вас пробовал проходить этот круг?
- Он и называется Проклятым, потому что сводит с ума, хотя и не убивает как Вещи...
- Так и есть. Когда-нибудь, когда вы познаете науки и пути прогресса, отбросите свое примитивное представление о мире, о Древних, узнаете что такое генная инженерия, - это место перестанет сводить вас с ума и вы будете проходить его, чтобы понять суть самих себя.
- Я опять тебя не понимаю.
- Зато я понимаю. Тебе говорит что-нибудь такое имя, - Уинчепе?
- Нет, а кто это?
- Один из Древних, живший на соседнем острове.
- Это запрещенный остров, нам не дозволено там бывать.
- У вас все запрещено, чего не коснись... Но мы пришли.
12
И снова его в самое сердце поразила красота черных руин. Не обращая внимания на свою многочисленную свиту, в полной тишине растекавшуюся по периметру, Александр сделал несколько шагов и остановился. Даже в темноте, выделяясь черным пятном на фоне мерцающего моря, здание ни в коей мере не выглядело страшным и зловещим, как это часто бывает в человеческом мире.
На Земле все пронизано понятиями добра и зла, а точнее нашими страхами, но этим строителям он был неведом. Они строили, исходя из знания энергетики, которая если и бывает разной, то никак не делится на белую и черную. Эти определения даем мы сами, сталкиваясь с частотами, не соответствующие нашим, не совпадающие с нашими резонансами. Именно для того, чтобы настроиться на нужную волну, перед домом простиралась длинная и петлистая дорожка. Подобно змее она извивалась среди высохших прудиков, живописных валунов и буйной заросли трав и кустов. Вот почему они назвали ее Проклятым кругом, догадался Александр. Как и японские садики, это место предназначалось для медитации. Нужно только правильно настроиться.
Он сделал несколько медленных шагов, пытаясь определить границу досягаемости чужих волн. Он прислушивался к себе, ожидая, когда в его сознание начнут украдкой вползать чужие мысли. Страха не было, только жгучее любопытство исследователя на пороге неведомого, которое заставляет быть осторожным и внимательным к любым мелочам. Так же прислушивается и радиолюбитель: забыв об окружающем мире, плавно и осторожно крутит ручку приемника, настраиваясь на еле уловимую волну.
- В этом пруду были удивительные рыбки, по ночам они переливались разноцветными огнями...
Здесь! Александр медленно опустился на землю. Но поза лотоса, которую сперва он принял, оказалась непривычной, и ноги сразу начали затекать. Он пересел на камень, благо их здесь было много. Теперь давай поговорим...
Что все наши слова, убогие попытки рассказать даже о самой обыденной вещи! Сколько времени потребуется, чтобы описать, к примеру, шариковую ручку? Назначение, принцип действия, размеры, цвета, составные части, история возникновения, параметры, наконец, свое эмоциональное отношение к предмету, - все это требует длительного и последовательного изложения во времени и в пространстве, если будет излагаться на бумаге или на пленке. Но ведь достаточно одного мысленного образа, краткого импульса, в котором содержится полная информация о предмете и к тому же это знание уже никогда не забудется! Способ передачи уже есть, хотя это пока только компьютер, но вот расшифровываем то мы его сигналы как обычно.
Хотя уже начинаем двигаться в этом направлении, но можем только воспринимать три образа одновременно: визуальный, голосовой и текстовой, но несложных и как правило концентрируемся только на двух или одном: либо читаем сводку погоды, а слушаем в пол уха и на изображение не смотрим, либо наоборот. Но если на экране будет фотография изобретателя, кадры из хроники его жизни; внизу идти титры об истории создания ручки, а диктор будет рассказывать о назначении и принципе действия, наш мозг либо попросту отключится, не в состоянии принять всю информацию одновременно, либо будет принимать ее избирательно. Возможно не у всех, но у большинства.
И в тоже время наш мозг является самым универсальным, самым совершенным компьютером, но только мы не знаем, как его включить. Пока не знаем...
Теперь Александр знал, почему так невыносимо тяжело воспринял первую попытку Древних вступить с ним в контакт. Помимо естественной реакции организма и сознания, отторгающих от себя чужое, его мозг был не в состоянии расшифровать все сигналы одновременно. Он и сейчас не мог переварить, что может видеть этот мир их глазами сразу в нескольких ракурсах, но благодаря тому, что находился только на грани доступа, мог это вытерпеть. Было от чего сойти с ума!
Александр поспешно зажмурился. Не все сразу! И хотя в голове крутились непонятные образы, смутные тени атаковали его недоступными символами,
он попытался сосредоточиться.
- Кто ты?
-Нет, нет, важно не кто я, важно кто ты... Ты перенес страшную трагедию...
Емкий образ лаборатории, неуправляемая реакция, вышедший из под контроля (прибор?), чувство страха и тревоги, поспешное бегство, желание предупредить Ка-Нуие, все это в долю секунды пронеслось в его сознании. И мрак...
-Ты потерял память... Но ты должен вспомнить, ты Ку-Удизе, ты Ку-Удизе, ты Ку-Удизе... (Образ существа). Иди по этим дорожкам, иди в дом...
-Ты Ка-Нуие?
- Нет, нет, - я… (образ небольшого агрегата со сложной схемой, настолько насыщенного, с такой сложной программой, что он воспринялся Александром как живое существо), доктор...
- Так это ты за мной следишь, это твой взгляд, ... как будто кто-то ковыряется в мозгах? Хотя, ну да, ... ты ведь и так у меня в мозгах...
- Я пытаюсь помочь.
Александр поднялся на ноги и попятился назад. Достаточно пока.
Отодвинув нацеленные в лицо копья, словно это ветки дерева, он задумчиво ходил взад-вперед и не обращая внимания на крики, разговаривал мысленно сам собой:
- Ну точно, доктор! Терапевт, психиатр, кто угодно, настроенный на то, чтобы восстановить память! Вот откуда эти образы, но почему он не делает анализ сознания? Он должен понять, что перед ним совершенно другое существо, со своей памятью, своей логикой, настолько отличающейся от той, на которую он запрограммирован, что он не может этого не заметить! Программа, просто жесткая программа, не самообучающаяся? Настроенная только на Ку-Удизе? Но сколько времени прошло, где он берет питание? И как он мог следить за мной на таком расстоянии? Даже на Земле? У него что, мания, ему непременно нужно сделать из меня какого-то Ку-Удизе? Свихнувшийся робот-доктор, лечащий всех, кто попадает в зону его действия, а меня в особенности? Как у Шекли: если у меня и не было фим-мании, то он мне ее навяжет? Жаль только что я не смогу дварковать и его, и этих олухов каким-то там способом, а вот они меня запросто на копья подымут! Или этот с ума сведет! А выбора нет, нужно опять идти туда. Что советуют врачи при общении с сумасшедшими? Не возражать им?
Он вернулся на свое место.
И снова сменялись образы и видения мелькали перед его внутренним взором.
- Стоп, верни прежнюю картинку... Ну, ту, где серые человечки...
- Неверная предпосылка, ты рассматриваешь свои воспоминания как примитивный кинопоказ...
- А откуда ты знаешь, что такое кино?
- Взято из твоей ложной памяти. Но такой большой объем, выстроенный в логические цепочки, это невозможно... Необходимо провести анализ. Ты не смог бы подойти ближе, мне приходиться работать на полную мощность, есть вероятность, что гирокамические катушки не выдержат такого напряжения и это приведет к выводу из строя всего механизма...
- Ага, сейчас, разбежался...
- Но мастер, почему ты продолжаешь сидеть? Ты говорил... впрочем, как тебе будет угодно...
Теперь уже его воспоминания мелькали перед ним: и давно забытые и те, которые являются ключевыми событиями; основное внимание доктор уделял его эмоциональному отношению к этим событиям, пытаясь найти несоответствие. Школа, рождение сына, дом, книги, перестройка, телевизор, первая выкуренная сигарета, кинотеатры, история страны и планеты, друзья и подруги, армия, детские садики, знакомство с Татьяной, свадьба, обиды и радости, родители, работа, политика, разочарование: все это мельтешило в голове, порождая такой чудовищный хаос, что Александр начал терять сознание.
- Довольно! Прекрати!
- Этого не может быть, ложная память не может быть настолько совершенной, взаимосвязанной... но примитивное восприятие... отсутствие половины органов чувств... нет ни одной щели между воспоминаниями... я прихожу к ложному выводу, что ты не можешь быть Ку-Удизе, что никак не может соответствовать истине... К сожалению произошла поломка... не могу выслать...требуется срочный ремонт... Мастер тебе необходимо...
То, что происходило сейчас с роботом, напоминало работу испорченного телевизора, в котором сквозь линию помех пробивалось иногда искаженное изображение, только этот хаос разрывал голову на части.
Кажется, они оба с катушек сейчас съедут!
- Мне необходимо отключиться... некоторые функции не дееспособны...
- Отключайся, мать твою! Дай и мне передышку...
...Его мозг не состоянии справиться с объемом и адекватно отреагировать...Он переводит в доступные символы...Пытается превзойти...
- Как я и говорил, он не может быть избранным, Сатихор, и это зачтется тебе на совете. Мы летим домой...
- Теперь надеюсь, я могу забрать демона? Разве Ургули забыли о перемирии и неужели им нужно напоминать? Взять его!
- Да пошли вы все! - Александр, шатаясь, побрел к развалинам.
- Лучше я здесь сдохну, или сойду с ума. Опять кровь пошла из носа...
- Маст..р, ты можешь восс.т..рановить программу?
- Опять ты! Неужели ты не можешь понять, что я не Ку-Удизе, я человек, с другой планеты!
- Прошу тебя, мастер, не пыт..сяспрятаться от ре... альности... Это всего лишь бегство ... самого себя, попытка у... от чувства вины ...а смерть Ка-Нуие...
-Как, она мертва?! Почему ты сразу не сказал, почему убеждал, что она ждет меня?!
-Ну вот, ты на...наешь приходить в себя. Дов...тирься мне и я смогу ...ебе помочь... И пусть даже ты сейч... считаешь себя ...еловеком, это не страшно.
- Ка-Нуие...- Александр извлек из памяти образ, навязанный самим доктором, надеясь, что тот не заметит подмену, и тут же отсекая подобные мысли, чтобы не выдать свой блеф.
- Почему ты не сказал, что она мертва?
- Но ты ве... всегда знал ...то. Или убе...рил себя, что не зна...? ... Сбой программы... Ты вспомнил... Это сейчас главн... Доверься...
-Как я могу довериться, если ты не справляешься и вместо того, чтобы лечить, навязываешь ложные воспоминания, которые приведут к еще большему нервному срыву?
Александр уже подходил к зданию.
-Ты исходишь из неверных представл...ений примитивног... ущества, у меня нет такого понятия... нервный срыв, ... органы чувств отсутствуют...
-Так зафиксируй это! Разве ты не улавливаешь, как под пластами надуманной сущности начинает появляться моя истинная память, но ты не восстанавливаешь ее, а пытаешься наложить сверху еще одну, которая приведет к раздвоению личности и только усугубит положение! Даже, если я приму на веру, что я являюсь Ку-Удизе, то что делаешь ты? Прекрати немедленно навязывать, дай мне вспомнить самому... Я приказываю тебе отключиться!
- Но мастер, ты и сейчас... продол...аешь... прежними категориями, исходя из ложной ... И я не могу отключи... должен... выполнять с...и обязанности...
-Если ты немедленно не прекратишь, я уйду и больше не вернусь. Даже если я и остаюсь в своем сознании примитивным существом, не смей попрекать меня этим! Мне нужно время, чтобы прийти в себя, а ты не даешь мне шанса на восстановление памяти! Ты убиваешь меня, а не лечишь! Я сейчас буду спокойно все осматривать, а когда понадобится твоя подсказка, буду советоваться с тобой, понятно? И учти, что осматривать я буду с точки зрения другого существа.
-Н... не прави...ое лечение...
-Нет, это твое лечение не правильно и я сомневаюсь, что ты способен справиться с возложенной на тебя задачей! Тебя необходимо либо отключать, либо перепрограммировать, но поскольку я не могу сейчас вспомнить, как это сделать, я приказываю тебе удалиться.
- Я не могу!!!
-Тогда забейся в уголок и не смей показываться, пока я не позову! И отключи воспоминание, как выглядел дом до аварии, я хочу видеть все, как есть.
Александра колотила дрожь, кровь лилась не переставая. Отметая любые мысли о себе, он механически разглядывал террасу перед домом, на которой находился и осторожно продвигался к выходу на море. Рассвет окрасил развалины в нежные цвета, что значительно облегчало ему дорогу. Но перебравшись через кучу щебня Александр уперся в провал, обрезавший верхнюю часть лестницы. Спуститься, не переломав себе ноги, здесь было невозможно. Он обошел дом кругом и вышел на террасу на краю утеса, напоминающую нос корабля.
- Т соби...шься ... гат...оуби...во... мог...го допустить...
Сбой программы усиливался, помехи чередовались с черными пятнами, похожими на обморок. Александр уже с трудом отличал, где чьи мысли, и превозмогая головную боль, наощупь подходил к парапету.
- Не дела ... асте... я...
Чудовищный всплеск хаотичной информации сбил его с ног и наступила тишина.
Неужели он смог выдержать это? Александр приподнялся на локте. Солнце стояло высоко. Откуда столько крови? Ах, да, шла из зулива... А почему такая черная? У нас она светлая, почти белая... У кого? ... Почему на руке пальцы, должны ведь щупальца! Какие щупальца? ... Чертов эскулап, почти убедил меня, что я Ку-Удизе!
Нужно убираться отсюда, пока он снова не начал курс лечения.
- Я не могу... мне пондл...бди...ся много вре... восстан... ови...
- Как еще можно спуститься вниз? А что я спрашиваю, из нижнего этажа выход на балкон...
- Дбрав..н... я отк..ча...
- Отключайся, как-нибудь переживу...
Какое это блаженство, когда в твою голову не лезут посторонние!
И хотя желание отыскать доктора и оказать ему посильную помощь монтировкой или любым другим тяжелым предметом было очень велико, Александр побоялся лезть в развалины. Мало ли что может произойти, а еще один курс лечения он уже точно не выдержит.
Скатившись на пятой точке по осыпи, он вышел на лестницу, ведущую к ангару, где хранилось судно. Водорез находился на месте, но рухнувший на него каменный блок сдвинуть с места без помощи крана было невозможно, а когда Александр коснулся борта, тот начал крошиться.
- Картина Ку-Грие: "Приплыли"...
Похлопав себя по щекам, он присел, развел руки и крикнул в пространство, адресуя доктору:
- Кю! - и добавил сочное земное ругательство: - А это уже по-нашему! Запиши, пригодиться...
А я то шусты приподнял и слюрды раздвинул, тьфу черт! Губы раскатал: вхождение в контакт, медитация, открытие истин, Хали Гали Кришна, где-то носит крышу! Момент просветления с доктором шизофреником!
- Сам дурак! ... Себя вылечи, а потом за других берись!
Спустившись к морю, он с наслаждением окунулся в воду.
13
После купания жутко захотелось есть. На месте их стоянки среди камней Александр нашел котомку, в которой были и еда, но главное, - полная фляга воды. Он чувствовал себя опустошенным, голова была чугунной и все время хотелось ее чем-нибудь подпереть. Но только он устроился отдыхать, как в его укрытие забрался Сниони, а за ним Сатихор.
-Я знал, что ты здесь, мастер! - Сниони весь светился от радости.
- И я нисколько не сомневался, что ты избранный...
- Приветствую и поклоняюсь, о ган А-Лекс-Андр, мастер! Надеюсь, мне прощено будет мое недоверие?
- Рад тебя видеть, чертенок! Да расслабься, Сатихор, прощаю, прощаю... Мне нужно малость отдохнуть, вымотал меня этот доктор, до сих пор и прольги и длюри трясутся, как у алкоголика...
Они недоуменно переглянулись.
- Вот зараза! Руки и ноги я хотел сказать...
- Сейчас нельзя отдыхать, хнури ищут тебя по всему берегу! К ним прибыло подкрепление, наше войско не справится с ними, их очень много. И они убьют тебя, как только увидят, такой приказ им дал Лук-Дамор, когда узнал, что ты избранный!
- Он что, тоже здесь?
- Да, он привел еще две крулу, и Верхний Эхиби прислал три...
- Ну не дадут спокойно гобири в себя. Что делать будем? Сатихор, смотайся на разведку, посмотри: сможем ли парзи пройти вдоль берега в любую сторону...
- С тобой все в порядке, мастер?
- Все нормально. Это я на языке древних разговариваю...
Ворон быстро вернулся назад.
- Они окружили нас, идут с обеих сторон!
- Значит выход только один, в море...- Александр задумчиво разглядывал корягу, вынесенную волной на берег.
- За тебя я не беспокоюсь, ты можешь улететь в любую минуту, А вот Сниони... На себе я тебя не потащу, на этот раз ты меня точно утопишь, а вот на коряге. Или останешься здесь? Тебя они не будут искать.
- Нет, мастер, я с тобой!
- Тогда вперед, вытаскиваем ее!
Ухватив за корень, он потащил корягу к прибою, а с обеих сторон к ним уже бежали хнури и сверху посыпались копья.
Первая волна чуть не выкинула его вместе с корягой опять на берег: как он умудрился удержать ее и к тому же вытащить тонущего Сниони, он и сам не понял. Усадив малыша на корягу, Александр толкал ее по мелководью навстречу второй волне, радуясь, что здесь мелко и есть во что упереться, иначе их бы вынесло прямо в руки сбежавшимся зайцам.
Дальше было легче. Толкая перед собой корягу, он поплыл прочь от берега, держа направление к острову и помахав зайцам рукой на прощание.
Сатихор кружил над головой, затем решил тоже пристроиться на ветке, и коряга с удивительной скоростью перевернулась. Сниони исчез под водой и только намертво стиснутые лапы на коряге говорили о том, что он еще не пошел ко дну. Александру с большим усилием удалось перевернуть ее на место. Ургули вновь оказался на поверхности, весь в клочьях пены, кашляющий и задыхающийся. Александр увидел его совершенно обезумевшие глаза и пожалел, что потащил Сниони с собой.
- Больше не делай так! - крикнул он ворону, взмывшему вверх, - захочешь отдохнуть, садись на ствол, только осторожно!
- Да, мастер! Мы куда направляемся, на другую землю?
- А разве есть выбор?
- Но мастер, нам нельзя туда!
- Этот остров что, убивает вас, как и Вещи?
- Не знаю, нам нельзя там бывать...
- Теперь можно, я разрешаю...
Видя, что ворон колеблется, Александр добавил:
- Тебе что, письменное разрешение нужно? Извини, напишу на берегу, здесь не получится, боюсь, что вода все чернила размоет. Лучше слетал бы туда, посмотрел, что там. Или не долетишь?
- Сатихор может лететь два дня и две ночи без передышки!
- Вот и лети... птица-говорун ,- добавил он, глядя вслед ворону.
- Держись малыш, уже немного осталось.
Какой там немного, тело как ватное... Кажется, ваш мессия скоро пойдет ко дну...
- Нет, нет, нет, Нет, нет, нет... Мы поможем, мы поможем, мы поможем, поможем, поможем...
Что за черт, опять эскулап очнулся?
- Нет, нет, нет, Нет, Нет, нет, - это мы, мы, Мы, мы, мы, Мы, мы... Мы здесь, здесь здесь, мы рядом, мы рядом! Рядом!
Из воды с тяжелым вздохом показалась голова, окинула его озорным взглядом и снова ушла в воду. И тут же вода закипела от множества черных тел, выныривающих на поверхность.
- Мы дийхори, дийхори, мы дийхори, да дийхори, а ты мастер, мастер, ты мастер...
- Подождите, говорите не все сразу, один кто-нибудь!
- Мы рады приветствовать тебя, мастер! Ты спустишься к нам, ты будешь играть с нами как раньше?
- Возможно, только сперва нам нужно добраться до берега...
- С удовольствием!
Мощное тело проскользнуло между ног, приподняло над водой.
- А Сниони?
Но оторвать его от коряги оказалось не так просто.
- Да брось ты ее, бросай, тебе говорю!
Не размыкая глаз, ургули оторвал наконец лапы от дерева, но тут же вцепился в Александра, душа в своих объятиях.
- Легче, малыш, ты так задушишь меня!
Но тот прижался всем телом, уткнул мордочку в плечо и только молча вздрагивал, когда дийхори окунал их в воду.
Кажется, доктор наградил меня! Я что теперь, телепатом стал?
Но общаясь с дельфинами он ощущал их бодрое настроение, такую радость, что на душе сразу стало легко и свободно. Правда, он не все воспринимал. Мысли дельфинов долетали как бы издалека, сквозь туманный заслон, без всяких образов и Александр понимал только, когда обращались к нему, а разговоры дийхори между собой слышал как череду высоких, пронзительных сигналов.
- Мастер, ты заберешь теперь свои вещи, они мешают нам!
- Глубоко?
- Нет, Нет, там мелко, очень мелко...
- По одному я просил!
- Извини, мастер, это мой сын, он еще молод...
Последовал залп сигналов и плывущий рядом дельфин обиженно ушел в глубину.
- Зачем так строго?
- Ему нужно учиться уважению, мастер!
- Почему вы все зовете меня мастером?
- Ну как же, мы всегда звали так...
Мастер... Если я и Мастер, то моя Маргарита ушла к Алоизию, у того и ванночка и ванная, и дом он строит крутой, и тачка, и денег полно... Могарычи всегда процветают, при любой погоде, то бишь власти...
- Ты ранен, мастер, у тебя больные мысли...
- Нет, это я так, о своем...
Остров приближался с удивительной скоростью, и теперь Александр понимал, насколько безрассудной была идея вплавь пересечь пролив.
- Что там, на этом острове?
- Мы не знаем, что твориться на суше, но там кто-то со странными мыслями...
- Древний?
- Нет, древние ушли, а эти... их много, очень много! Иногда они падают в воду, но мы им не помогаем, они странные и не хотят никого признавать. Ты зря мастер плывешь туда, они убьют тебя...
- Как они выглядят?
- Они твердые как липраши, небольшие, как вапписки и очень противные...
- Спасибо, просветил...
- Колючие.
- ?!
- Кусаются...
- Ну теперь еще понятней...
Но почувствовав чувство вины и стыда, исходящее от дельфина, похлопал его по спине:
- Прости, я не хотел тебя обидеть. Мы сами разберемся... Как мне найти вас, когда понадобится?
- Мы будем здесь, мы будем ждать тебя...
Какое счастье, что хоть одни на этой планете не желают его смерти и не втягивают в свои затеи! Жалко, что он не Ихтиандр.
Сатихор вернулся и кружил над ними, не опускаясь ниже.
- Это друзья, не бойся! - Александр ощутил волну благодарности и счастья, хлынувшую от дельфина, но не успел разделить ее, так как дийхори на радостях выскочил из воды, но потом то ушел под воду, окунув их с головой!
- Извини, мастер, извини...- и все другие дийхори принялись извиняться, словно они были виноваты.
Откуда у малыша только силы берутся, подумал Александр, с трудом отрывая лапу Сниони от шеи, чуть не задушил...
- Чего вы так обрадовались?
- Нас всегда так называли, - друзья! Друзья, друзья, мы друзья, - подтвердили остальные, - друзья, да, мы друзья...
Остров неожиданно вынырнул из фиолетовой дали, навис над головой крутыми обрывами. Оказывается, горы были вдалеке от берега, но на расстоянии смотрелись как нависшие над водой.
- Плывите вдоль берега, нам нужно место, где можно высадиться и подняться наверх.
- Я знаю, я знаю, нет, я знаю, и я...
- Опять вы все вместе болтаете? - Александр пытался придать своей мысли строгость, но радостное всеобщее настроение заразило и его, и дийхори чувствуя это, словно торпеды выпрыгивали рядом из воды, обдавая фонтанами брызг.
Впрочем, тот, кто нес его, тут же присмирил их и вовремя, Сниони окончательно впал в истерику, пытаясь втиснуться в его грудную клетку.
- Здесь!
Дельфин плавно проехался на гребне волны и выплыл на самый берег.
- Мы будем ждать тебя!
Александр поспешно спрыгнул с него, опасаясь, что тот не сможет потом выбраться на глубину, но дийхори мощно ударил хвостом, окатил их водой вперемешку с песком и выбрался с мелководья.
- До встречи, друзья! - Александр помахал рукой и повернулся.
Скалы здесь расступались, позволяя деревьям почти вплотную подступиться к воде, от кромки прибоя их отделяла только узкая полоса песчаного пляжа.
- Слазь малыш, приехали...
Но оказалось, что убедить Сниони не так то просто, тот упорно не хотел открывать глаза и отцепляться. Пришлось насыпать ему на мордочку пригоршню песка, чтобы убедить ургули, что они уже стоят на земле, что они уже в безопасности.
Растирая онемевшую грудь, Александр опустился на песок и блаженно потянулся, чувствуя себя совершенно вымотанным. Глаза слипались.
- Эх, построить бы здесь дом, отдыхать, купаться, загорать, - пробормотал он зевая. - Это райский остров, мне он понравился с первого взгляда, такая тишина, спокойствие, даже чайки не галдят...
Сатихор приземлился рядом, неодобрительно глядя то одним, то другим глазом.
- Вряд ли тебе понравятся соседи, мастер...
- Это которые, - такие небольшие, твердые, колючие и противные на вкус?
- Это жуки, мастер. Огромные...
- Далеко еще?
- За деревьями...
Они ползком пробирались между кустами, развесившими свои колючие ветви над самой землей. Которые видимо всю свою жизнь ожидали его появления, которые выросли здесь только для того, чтобы вцепиться в человека специально изогнутыми шипами и подвергнуть изощренной пытке. Александр с завистью глядел на Сниони, который свободно пробирался между их хищными лапами. Увы, он так не мог. Котомку уже пришлось пожертвовать, правда, в ней кроме пустой фляги и месива раскисшего, просоленного хлеба ничего не было, но отдать ее за просто так было обидно. Помнится в детстве Александр сунул палец в пасть, к счастью уже дохлой, щучки. Сейчас он испытывал тоже самое, только шипы были размером с тигриные клыки.
А издалека остров казался таким замечательным!
Треск падающего дерева раздался совсем рядом, крона с шумом опустилась перед ними, ломая ветви соседних деревьев, подминая кусты. Александр инстинктивно дернулся в сторону, и подлые колючки вонзились в и без того рваную одежду, раздирая ее в клочья вместе с телом.
Сниони кинулся на помощь, и пока он отцеплял шипы, Александр чуть не потерял сознание от боли. Вместе с Сатихором малыш убирал ветки с его дороги, давая возможность Александру выползти из западни. Когда они снова оказались на пляже, Александр не мог даже пошевельнуться, до такой степени болело все тело.
- Черт бы побрал этот остров, всех этих жуков, весь этот долбаный мир!
И вдруг из кустов показалась черная голова с огромными жвалами.
Стеклянные фасеточные глаза остановились на нем, насекомое полностью вылезло на песок и повело головой, словно осматриваясь по сторонам.
- Это не жук, - сказал Александр Сатихору, пятясь к воде, - кое-что похуже...
Подхватив Сниони и посадив его на шею, Александр зашел в воду по пояс, шипя от боли, когда соленая вода попадала в раны.
- Вот только муравьев нам и не хватало! Особенно таких...
Туловища у них были размером с небольшую собаку, но из-за длинных конечностей они показались Александру огромными, хотя на самом деле были ему где-то по пояс. Уже целый десяток муравьев крутился возле самой воды, пытаясь добраться до них. И это было не самое худшее, гораздо страшней оказалось то, что они бесцеремонно и безжалостно ковырялись в его мозгах. Так вот чье холодное и бесстрастное присутствие он ощущал все время! Выходит, это они затащили его на этот остров, но зачем? И как? Неужели такое возможно?
Он не мог мысленно общаться с ними как с роботом-Айболитом, не мог слышать их, как слышал дийхори; их сознание было совершенно чужим и недоступным. И он для них был таким же, - Александр прекрасно это понимал. Или чувствовал. Его мозг был только способен зарегистрировать присутствие, но расшифровать, раскодировать чужие сигналы был не в состоянии, не было аналогов. Не было даже эмоций, доступных его восприятию. И он был абсолютно беспомощен... У него снова начала жутко болеть голова. Из последних сил он взывал мысленно к дельфинам, просил прийти к нему на помощь, но не слышал их ответа.
А может, муравьи глушат его мысли? Со Сниони на шее он был обречен. Сатихор кружился высоко над головой, но единственное, что мог сделать: зафиксировать его смерть. А может так и должно быть? Если эту кашу заварили Мальтизуане, то и расхлебать ее могут только они? Но почему ОН здесь оказался, по прихоти разумных муравьев? Он должен сбросить Сниони, это единственный выход! Разве ургули не понимал, куда лезет? А что Сатихор? Ворона тоже можно будет потом прикончить! Надо выжить! Надо нырнуть, а когда ургули захлебнется, оторвать наконец от своей шеи! Почему ОН должен за все отвечать? Ну и что, что ургули доверил ему свою судьбу? И вовсе он не похож на моего сына, он даже не похож на чебурашку, подаренного на день рождения Антону! Каждый сам за себя!
НЕТ! НЕТ! Я не хочу так! Я не буду, не буду, не буду! О Боже! Кто ты, прочь из моей головы!!! Нет! Нет! Нет! Дийхори, дийхори, ну где же вы?!! НА ПОМОЩЬ!!! Вот они плывут, я вижу плавник... Почему такой огромный? Что это, что это? О БОЖЕ!!!
Часть вторая.
Люди и демоны
1978 год. Он любовно разглаживает четыре большие, черно-белые фотографии. Пусть они и смазаны, ерунда! Ведь это "Квины"! Александр выменял их на бутылку "бормотухи" у своего знакомого и они оба остались довольны таким обменом. Теперь он добавит их к своей коллекции на двери его комнаты. У него есть "Смоки", есть "Дип Перпл" правда совершенно темный, на котором ничего не возможно разобрать, кроме названия группы. Полный счастья он влетел в квартиру и не отвечая на вопрос матери бросился прикалывать фотографии. Придется все перемещать! Единственная цветная фотография, а точнее рисунок, страница из украинского журнала "Кино" до этого помещалась в центре. Стройная красавица весело улыбалась, грациозно скользя по изгибу волны на водных лыжах, а сзади раскрыла зубастую пасть высунувшаяся из воды акула; такую огромную, что в ней легко поместились бы и две таких девушки! Рисунок был настолько живым, что буквально завораживал, хотя надпись внизу несколько озадачивала: "Щелепи". Что за щелепы? И замерла вдруг рука, и что-то темное и страшное пузырьком невыносимо болезненного воспоминания начало всплывать из глубины, так же, как всплывала тогда акула: жуткая, чудовищная, неимоверно огромная, открывала точно так же свою пасть, собираясь проглотить и его, и муравьев, и весь остров!
- Н-е-т!..
1977. Что это, кошмар? Александр подскочил в кровати, ошалело озираясь по сторонам. Кто, кто все время подсматривает в его душу, кто ковыряется в ней?!
Шлепая босыми ногами он прошел на кухню, напился воды прямо из под крана. Вчера с Лепой и Вадиком они здорово набрались абрикосового вина, потом их черт понес в город: в кино их не пустила пожилая билетерша и он, кажется он, первый начал обкладывать ее матом, рисуясь перед друзьями. Кто-то вызывал милицию, они сбежали, потом шли по аллее... Какой то подросток, почему они начали его бить, жестоко, зло, откуда у Лепы взялась бляха?! Обхватив голову руками, Александр заскулил тихонько от стыда, от позора, оттого, что кто-то смотрит прямо в него, оценивая холодно и презрительно: и ничего, ничего нельзя скрыть и негде, негде спрятаться от этого сверлящего взгляда!!!
Он совершенно беспомощен... Он связан по рукам и ногам, нет, не связан, но не может ими даже пошевелить. Кто здесь?!!
...Индивидуум пытается спрятаться от своих воспоминаний...Мы обследовали несколько сот все они что-то пытаются забыть что-то спрятать...Вероятно это механизм предохраняющий их сознание от чрезмерных нагрузок...Протестируйте еще раз этот участок...Нужно понять почему он испытывает такие эмоции...
Мать уехала на дачу. В кладовке за старой одеждой стояли две четверти вина, сделанного из абрикос, Александр их приметил еще раньше. Но он не хотел тащить их во двор, там слишком большая толпа и хотя они и стали бы относиться к нему уважительно, но только до той поры, пока четверти не опустеют. Лучший друг Лепа сказал, чтобы он не говорил никому о вине, лучше они выпьют его сами.
…Еще раз...Увеличить степень обзора...
Вчера Волэ опять начал выпендриваться. Вечером в подъезде отрабатывал удар по почкам, обидно до слез.
- Кончай, Волэ, ну хватит уже! Ну завязывай, больно...
Он со слезами вырвался из подъезда и побежал домой. Больше он не будет ходить сюда! Хватит сколько можно терпеть! Почему только над ним, да над Стасом? Лепа всегда умеет вывернуться, сказать что-то смешное, с ним интересно, весело. Вадик здорово играет на гитаре, даже в ДКовской группе поет " Отели Калифорнии", его уважают и вообще к другим Вэл не пристает, не куражится так, как над ним и подслеповатым Стасом.
Но так весело, так интересно, когда собирается толпа: летом на лавочке, зимой по подъездам: да и что еще делать, не уроки ведь учить по вечерам? И сколько бы Александр не обижался, сколько бы раз не зарекался, он все равно шел во двор.
Ведь там было так здорово!
Лепа пришел с Вадиком, принес гибкую пластинку. Они выставили колонку в форточку (Лепа всегда так, не может не порисоваться) и хотя Александр и не хотел этого, врубили на полную мощность. "Бони М ". Сто раз подряд!
Кайф! Музыка и вино... И четверть опустела быстро, и подобревший Александр достал уже вторую, хотя и предупреждал друзей, что выпьют только полбанки всего, а то мать опять будет ругаться. И потом конечно они пошли прошвырнуться, а как же иначе: чтобы все видели, насколько они сегодня пьяные, насколько они крутые!
О, как стыдно! Достаточно, не надо! ...
Александр открыл глаза. Матовый свет отовсюду и склонившиеся над ним фигуры. Он не может пошевелиться! Он голый! И эти огромные, черные, в пол-лица глаза, вонзающиеся прямо в душу! Не надо! Что вы делаете со мной?
Я не хочу это вспоминать, отпустите меня, пожалуйста!
…Поднялся уровень ... Выше допустимой нормы...
Александр бился в конвульсиях, а затем...
1967. Уютный свет настольной лампы освещал часть подушки и раскрытую книгу. Уперев голову в кулаки, он внимательно слушал маму, читающую ему книгу; жадно следил за ее мимикой, радостно хохотал, когда она улыбалась, и требовал, чтобы она читала дальше, если она вдруг умолкала. Ему шесть лет, ему так хорошо лежать сейчас на кровати и слушать про загадочный космолет, найденный на острове. Про страшную болезнь, поразившую жителей этого острова, погоню на каких то необычных автомобилях по спиральной дороге...
- А "Гаяна", это так космический корабль назывался, да, мама?
Очень хотелось спать, но еще больше хотелось узнать, что будет дальше, и он капризно требовал, чтобы она читала, не останавливалась...
1965. Смутные фрагменты воспоминаний: детский сад, какая то девочка, с которой они договариваются вместе бросить мячики в окно, хотя знают, что этого делать нельзя, что за это их будут ругать, но от этого становится только интересней. Именно поэтому они хотят бросить одновременно, но девочка обманула, бросил только он, а стекло порезало и его и эту девочку... Ее истошные крики, злой вопль воспитательницы...
Подмеченная им закономерность: если пацаны не издеваются над ним во дворе, то издеваются в училище. Или наоборот. Но никогда не было такого, чтобы издевались и там и там одновременно. Почему?
...Вся память переполнена воспоминаниями которые можно классифицировать как отрицательные...Объект отрицательно реагирует на любое воздействие причиняющее боль...Уходит в воображаемый мир...В нем он видит себя сильным...На самом деле он труслив, безинциативен и безволен...Не представляет ценности...Не рекомендуется делать вытяжку и использовать его в качестве донора...Предлагаю утилизировать объект...
2
Александр пришел в себя. Снова серые человечки... Утилизировать? Как это?
- Я понимаю вас, я слышу ваши мысли! Вы не имеете права проводить эксперименты, я разумный человек!
...Он воспринимает нас...Пусть попробует инверзировано доказать разумность...Говори...
Что мне говорить? Почему я должен что-то доказывать? Разве не ясно: если я способен размышлять, значит, я разумное существо!
...Не есть признак...Классификация ДжельУни 3...Основание...
Да пошли вы! Отвяжите меня немедленно!
Но он видел и себя их глазами и чувствовал их отношение...
Не был с их точки зрения он разумным, а всего лишь примитивно мыслящим существом, не более... И эти эксперименты не являлись для них преступлением, даже понятия такого у них не было, не знало их общество, что такое преступление, ушло это в невообразимо далекое прошлое. Но больше всего поражала Александра их духовная пустота! Они просто делали свою работу, очень важную, жизненно необходимую для всего их общества. Не было эмоций: ни любопытства, ни сожалений, ни сочувствия, ни интереса, которые испытывают люди по отношению к своим жертвам, даже причиняя им боль и страдания; ни страха, ни гнева, ни малейшей тени сомнения. Даже чувства омерзения не испытывали они, даже равнодушия не было! Они просто выполняли работу и все!
Первая волна ужаса вдруг спала, и хотя еще пульсировала в сердце непрекращающимся страхом за себя, но не так уже сильно, позволяла размышлять. Он умрет, это безусловно и глупо пытаться выпрашивать у них даже отсрочку. Глупо пытаться вырваться, пылать ненавистью, исходить яростью и негодованием. То, что не позволяло ответить его обидчикам в юности, не давало и сейчас ему брыкаться, отгораживаться как тогда, хотя бы мысленной стеной.
Александр осознал, что должен понять, почему они такие. Что произошло с этой цивилизацией, - это было сейчас важнее всего! И прочитанная матерью ему его первая книга и все последующие, а читал он много, запоем и в основном фантастику, послужили сейчас и щитом от безумия, и оружием. Не действовать, не пытаться освободиться, а понять, просто понять...
И понимание пришло: то ли как ответ серых, то ли как высшее озарение.
Эта цивилизация прошла такие же этапы, что проходят сейчас они: содрогалась в войнах, вопила от боли, от причиняемых обид и унижений одних другим; искала разумный выход, пыталась уравновесить и стабилизировать общество.
Достигла прогресса, который принес им всем благополучие, но за счет выкачанных недр и опустошенных земель. Отказалась от религий, так как они раскалывали общество, выработала единую для всех философию, единый стиль, единый образ жизни. Она с помощью гипноза избавилась от преступности. Это был золотой век, в котором все были равноправны и счастливы в труде, который, повышая доходы каждого, поднимал всю цивилизацию до непередаваемых высот. Но им пришлось спуститься под землю, так как атмосфера становилась непригодной. Равноправие полов привело к тому, что женщины не хотели рожать, предпочитая сначала устроить свою карьеру, добиться профессионального успеха, но рожать в возрасте становилось все труднее из-за изменения климата, сферы обитания, их генетической мутации. Наступил демографический кризис, который они пытались решить с помощью клонирования личности. Так постепенно они теряли то, что именуется душой: не в войнах, не в глобальных катаклизмах, а во всеобщем благополучии. Излишняя эмоциональность служит причиной конфликтов? Значит надо избавляться от нее! Но они и сами не заметили, как перешагнули грань, как потеряли в ходе такой эволюции все свои чувства: постепенно, одно за другим...
Они познали, что такое полная деградация отдельной личности в процветающем обществе!
По идее их цивилизация должна была тихо сойти на нет. Но серые холодно, спокойно и расчетливо выбрали новый путь. Им нужно было найти молодую цивилизацию, сотрясаемую пороками, но уже в достаточной мере развитую, и путем скрещивания генов восстановить свое общество, обрести вторую жизнь.
И они нашли...
Нас...
…Приостановить процесс утилизации... Данный индивидуум повел себя неадекватно ситуации...След присутствия...Запустить программу поиска...Не воздействовать адригастично...Он необходим...
Что козлы, задергались? Любой канал действует в обе стороны. Вы читаете меня, но и я читаю вас!
...Внимание...Признак опасности...Перехват приостановить...Объект удалить из поля...Усилить дегавирацию...Вернуть его в стадию каллерсированности...
3
Туловища у них были размером с небольшую собаку, но из-за длинных конечностей они показались сперва Александру огромными, хотя на самом деле были ему где-то по пояс. Уже целый десяток муравьев крутился возле самой воды, пытаясь добраться до них. Александр заходил все глубже в воду, а Сниони все сильнее стискивал ему голову. И снова кто-то ковырялся в мозгах, но не мог понять, так же, как не мог понять и Александр. Слишком велико было их отличие во всем, ни одной совместной отправной точки. Так вот о чем говорили дийхори!
Пора было убираться отсюда; что-то зрело в этих бензобаковых головах и не было ни малейшего желания выяснять, до чего могут додуматься муравьи. У них вроде как один интеллект на всех. И если ученые ломают головы, пытаясь понять что это: инстинкт или разум, то Александру ломать голову совсем не хотелось, достаточно того, что ургули ломал ее, а точнее стискивал.
Интересно, что бы придумал Синдбад, если бы вместо старика ему на шею посадить малыша? Какая бы сказка получилась? Самому что ли сказочником стать, только кому рассказывать? Этих не удивишь, они даже приврать не дадут, фантазии - ноль. А дома, - где он этот дом?
Дийхори откликнулись сразу, видно были рядом. До чего же приятно было услышать их болтовню! Его подхватили уже знакомым способом, снова испугав Сниони. Сатихор тоже сразу захлопал крыльями, поднимаясь вверх, Александр даже не успел его спросить, но загомонили хором все дельфины, уловив его невысказанный вопрос:
- Мы знаем, знаем, да мы знаем, это близко, это рядом...
Почему он сразу не додумался спросить, где находится дом Уинчепе?
- Я Уинчепе... его зовут Уинчепе... а меня зовут Ку-Зито... а я Ка-Нуие... и я Ка-Нуие, только я младшая!
- Погодите, почему, откуда вам известны эти имена?
И снова всеобщий гомон, который резко оборвался после сердитых щелчков и трелей старшего.
- Мы всегда помнили их имена, мы так делаем, чтобы не забыть их. Меня зовут Ку-Удизе...
- Приятно познакомиться, мы с тобой почти тезки.
- Тебя зовут Ку-Удизе?
- Вообще то нет, но один ..., словом очень хотел убедить, что меня так зовут.
- Убедил?
- Почти. Ну и я его ... Разубедил...
- Мы будем называть тебя мастер...
- Не надо, слишком большая честь для меня. Зовите просто Александр.
...Почему он отказывается от имени, которым сам себя назвал...Увеличьте допуск, сфокусируйте на первый фрагмент...
Как могли бы называть Древних их подопечные? Творцы? Слишком помпезно... Создатели? Тоже не то. Хозяева? Слово хозяин означает, что он владеет чем-то, а в данной ситуации получается, что он владеет ими, то есть рабовладелец... Конечно, можно выстроить версию, когда их будут называть искаженным и обобщенным именем, как мы когда-то: "Фриц" и "Иван", но это слишком трудоемко, потребует дополнительных объяснений, а в корне будет показывать негативное отношение. Мастер, - это самое лучшее. Тот же творец, созидатель, но с теплым чувством. Умеющий созидать, да, именно так!
...След прослеживается дальше...Добавить мощность...
1987 год. Витек дал почитать самиздатовскую книгу, которую отпечатал на ксероксе. Книга довольно толстая, потому что отпечатана только на одной половине листа, текст местами читается с трудом.
"Мастер и Маргарита". Поначалу показалась сомнительной, но Витек говорил о ней с такими горящими глазами! И Александр уже на второй странице понял почему. Это потрясающе! И по сей день, он твердо убежден, что не было и не будет книги, равнозначной этому роману!
Так же, как Мастера сразила любовь, так и его сразил Булгаков своей удивительной внутренней свободой в первую очередь! Внутренним миром, который невозможно задавить, задушить, зажать ничем и никому, даже в те, самые страшные годы, выпавшие на долю России! И нет больше ни одной такой книги, которая была бы так выстрадана, в которой каждая буква, каждый знак препинания писался такой болью!
Болью уже настолько невыносимой, что реальность ушла на второй, нет, десятый план; боль, которую Мастер просто не мог бы показать никак по-другому!
Все герои других, не менее гениальных авторов, обусловлены эпохами, в которых они живут. Они борются и любят, ищут и страдают, а в целом, пытаются не растерять то самое ценное, что есть в человеке, - душу, но все они в рамках своего времени, своих жанров. А Мастеру, теряющему разум в обезумевшем мире, потерять душу просто невозможно, это единственное, что у него есть, это его единственная соломинка, - состоявшаяся, неразменная, неделимая душа и отнять ее не сможет никто, даже всемогущий Воланд. Да он и не пытается, наоборот, вручает вечность, как вручают побежденному, но не сломленному противнику шпагу или именной пистолет в знак признания его мужества.
Сколько книг, столько и героев. Сколько книг, столько и измерений, ибо каждая книга открывает в наших сознаниях свое измерение, а гениальные творения отпечатываются навсегда в наших душах, формируют наше сознание, становятся незримым законом. И разве читая, не входим мы в эти измерения, не дополняем их своими сопереживаниями? Все так как оно есть: и где-то в одном из измерений стоит дом, увитый виноградом, в котором по вечерам собираются гости, которые дороги и интересны Мастеру, которые не беспокоят его, а оберегает его сон Маргарита...
Все так. Судьбы других героев у других авторов можно изменить, подправить, продолжить хотя бы логически, мысленно. Что, к примеру, вишневый сад был вырублен, усадьба стала коммунальной квартирой, а сестры, если и не умерли от голода и тифа, то сгинули на Соловках. Многое можно придумать, ко многим романам, и не очень то оно будет противоречить истине...
Но этот роман невозможно представить по-другому, больше ничего нельзя добавить и ничего нельзя изменить...
…Вне доступа... Еще раз пройти по касательному вектору...
- Хотите узнать, так просто спросите, и я отвечу! Потому, что Мастер один, и других уже быть не может!
…Он не должен отвечать...В состоянии каллерса сознание не кортуфлируется...Проверить наличие и уровень кафилагенов...
Кто это, неужели опять муравьи? Александр удивленно разглядывал скалы, но они были пусты и безжизненны. Неужели их интересует "Мастер и Маргарита"? Чушь! Но кто тогда вечно ковыряется в его сознании? Оно становится сейчас похоже на холодильник в коммунальной квартире: все считают своим долгом в него заглянуть, разумеется, когда хозяева отсутствуют.
И почему на этом острове нет чаек, а неподалеку, через пролив их видимо-невидимо? Но самое главное, - зачем он так рвется на этот остров?
Тысяча вопросов и ни одного толкового ответа. Происходят какие-то непонятные явления: все время чувство даже не слежки, к ней он уже начинает привыкать, а ненатуральности, что ли? Как будто уже не важно, что здесь происходит. Скучно? Но как такое может быть? Наверно он просто устал, нужно выспаться, уже третью ночь приходиться ходить, драться, всех убеждать в чем-то, что-то доказывать...
Увидев на отвесной стене черную выемку пещеры, он попросил дийхори плыть к ней. Подсадив Сниони, Александр забрался в нишу, достаточно просторную, чтобы растянуться в полный рост.
- Пока я не высплюсь, никуда не пойду... Так всем и передай...
1977. Они с Гешей зашли в гастроном. У него пять рублей, целое состояние. Можно купить две бутылки вина, две пачки сигарет и остается еще на танцы. Все подсчитано, все спланировано и душа поет в предвкушении праздника. В магазине очередь, долгое и томительное ожидание усилено к тому же неприятным соседством: сзади пристроились два "химика"; здоровенные, взрослые парни. Город теперь по чьему-то глупому и бездушному указанию переполнен бывшими уголовниками, получившими небольшое послабление, именуемое "химией". У них злые, вечно настороженные и взвешивающие взгляды, от которых мороз по коже пробирает.
Александр в углу прилавков, на подходе к кассам, химики зажимают его с двух сторон, отсекая от всего мира, прикрывая своими спинами то, что собираются делать. Один достает заточенный круглый напильник и, держа его внизу, приставляет к паху:
- Гони бабки, живо!
Теперь, повзрослев, Александр понимает, что не стали бы они из-за пяти рублей убивать малолетку в людном месте. Но тогда... Он молча отдал деньги, вот и все.
Александр подскочил, пытаясь понять, где он. Сниони, пещера... Он снова откинулся навзничь, провалился в сон.
- Гони бабки, живо!
Александр растеряно оглядывается по сторонам. Кассирша занята расчетами, ей некогда и никто ничего не видит. Отбить, отвести руку с заточкой? Но как, если острие упирается в живот и достаточно лишь небольшого движения, чтобы проткнуть его? И глаза, чудовищные по своей пустоте, сверлящие глаза химика!
Разве могут быть такие люди, откуда они берутся? Они не люди, они нелюди! А кричать "помогите" не позволяет, - что, - гордость? Инстинкт? Что?!
Почему у него нет инстинкта к самосохранению достоинства, всегда либо - либо? Либо он жертва, либо нападающий. Других вариантов нет. Защищаться как Джеки Чан, красиво, весомо и грациозно не получается почему-то... А ударить чем-то тяжелым по голове, покалечить или даже убить, защищаясь: к этому еще надо прийти, мало просто преодолеть страх. Надо переступить через себя, через закон "НЕ УБИЙ". И как доказать потом, что действовал так, защищая себя?
Блюстителям порядка глубоко безразлично, кого им посадить: М, ограбившего или искалечившего Н; или Н, покалечившего М. Только М и Н это не безразлично. Но Н не только ведь отстаивал свое имущество, но и право ходить безбоязно по улицам в первую очередь, уважение к себе как к личности. Это намного важнее и обращаться в органы после насилия и унижения равнозначно признанию поражения. Именуемое "Западло".
И пошел малолетка на зону, где очень быстро усвоит другие законы...
Растут, растут детки, в той или иной мере усваивая уроки школ, да наставления взрослых и неизбежно выходят потом на улицы, где правят противоположные законы...
И никуда от этого не деться, не спрятаться ни за учебниками, ни за книгами: и приходиться принимать мир во всех его аспектах: и родительски любящим, и добропорядочно школьным, и равнодушно окружающим, и уродливо злобным... И закипают детские обиды оттого, что знали до этого одну сторону жизни, а теперь приходиться познавать и другую, да на собственной шкуре! А разве взрослые понимают, как это больно! И идут они с этими обидами и дальше по жизни, хотя большинство, конечно, справляется, перерастает. Но, сталкиваясь с этими же проблемами уже в качестве родителей, не знают, как бороться с ними: винят и школу и милицию и общество, почему-то не задумываясь, что и сами являются частью этого общества.
Вот и получается, что человек живет как человек первые десять или пятнадцать лет, а остальные годы адаптируется к другим условиям. Почему? Только ли потому, что мы хотим думать о себе лучше, чем мы есть на самом деле?
4
Александр толчком пришел в себя, дернулся встать и понял, что не может пошевельнуться, даже голову не может повернуть. Все, что у него есть сейчас, - это его сознание, его сущность, его внутренний мир. И он очень интересен кому-то. Серым? Нет, не только. Чье-то еле уловимое присутствие, но стоит только подумать об этом, как оно тут же пропадает, отодвигается куда-то в такие удаленные и затемненные уголки сознания, что больше не прослеживается и не ощущается. Но все равно присутствует... И пристально, пристально наблюдает.
Или это серые наблюдают, а незнакомцы только присутствуют и фиксируют?
Вопрошающий, да получит ответ...
Теперь, когда у Александра не было практически тела, а было только его сознание, похожее на длинную анфиладу огромных и темных комнат, ему не оставалось ничего другого, как обследовать их.
Нет, напрасно мы ожидаем нападения на Землю. Поле битвы не Земля, поле битвы наше сознание. Поле битвы наши души. Ибо те, кто присутствует в нас, давно ушли из материального мира. Им не нужны и бесполезны наши дома, наши богатства. Им не нужна наша планета, они просто не смогут воспользоваться ее благами. Так что вряд ли стоит ожидать вторжения в реальном для нас измерении. А те, кто способны передвигаться в космосе, используя технические средства, знают и о существовании микробов и бактерий.
Прав, прав Герберт Уэллс и нужно быть весьма глупыми, чтобы пытаться так завоевать нашу планету. Даже серые не держат этого в мыслях, не так планируют, не таким путем. Мозг, вот единственная и настоящая ценность. Мозг человека, вот ключ от всех Вселенных, или бомба, способная их сокрушить! Вот где происходит вторжение, вот где и разыгрываются основные битвы.
Но не серые являются главными противниками, главными игроками на этом поле боя. Они так, на подхвате, подворовывают потихоньку, ведут свои опыты, пытаются ассимилироваться.
Еще до них, давным-давно, когда и нас не было, появились те, которых мы именуем по всякому: светлыми и темными, добром и злом, Богом и Дьяволом. Ведут они тихие бои, не соприкасаясь сами, разыгрывают шахматные этюды в многомерном пространстве, именуемым душой и сознанием. И дергаемся мы словно куклы на нитках то в одну, то в другую сторону, хотя понимаем, что темные используют нас, что мы для них всего лишь инструмент, что мы им безразличны. А светлые дают нам право выбора, всегда и во всем согласно своей этике, но не афишируют себя.
Оттого так обидно, оттого так хочется плюнуть и отстраниться от всех этих игр.
...Внимание...Следы присутствия...
Так вот в чем дело! Брали серые нас как простой исходный материал, да наткнулись на нечто большее, чем ожидали! И пытаются понять, но еле уловимы следы присутствия светлых и темных, только косвенные признаки подтверждают их присутствие. И воздействуют они на людей только в ключевые моменты, легким касанием. Пролитым подсолнечным маслом перед трамвайными путями; незримым окликом, заставляющим обернуться, чтобы увидеть мчащийся на тебя грузовик.
Вот что узрели серые, когда начали изучать наше сознание! Вот на изучение кого переключились они, осознав размеры опасности для себя!
Но не просто так светлые и темные играют в эти игры, не от скуки, не от желания властвовать над всем, по крайней мере, не светлые. Ищут они, ищут тоже следы чьего то присутствия, того первичного, кто создал все, и их в том числе. Того, на которого ссылается Иешуа Га-Ноцри, говоря об Отце Небесном.
Как и мы, натыкаясь на артефакты, раскиданные по всей земле, пытаемся понять, откуда они взялись, так и они... Нет, нет рая в примитивном нашем понимании, в котором царит сытое благополучие и всеобщая благодать, как на птицеферме, или как в поросятнике. Да, ненависти нет, нет страха, нет недопонимания, но есть загадки, которые мучают, не дают успокоиться, остановиться в развитии. Кто сказал, что мир светлых это конечный этап, последняя стадия развития? Для тех, кто стремится к Богу, это просто следующий уровень, следующая ступень, не более. И смерть не является конечной чертой, за которой наступает небытие, только небытие и ничего больше. Кто к чему стремился, тот то и получит.
Воздастся каждому по вере его!
Вот что господа серые вы потеряли, когда стремились к благополучию. Не может жизнь в материальном мире длиться вечно, как бы этого не хотелось.
Наступает момент, когда неизбежно состоится переход сознания на следующий этап существования, уже нематериального, но чтобы перейти, необходимо подготовить это сознание. Иначе предстоят муки всеобщего конца, либо бесконечные блуждания от планеты к планете, которые по большому счету мало чем отличаются друг от друга. Это не экспансия, это бегство, постоянное бегство от самих себя. И превращается цивилизация в стаю саранчи, летящей от планеты к планете, от созвездия к созвездию, как это делаете вы.
...Ты пытаешься учить нас...Примитивное существо не может знать...
Но может пытаться узнать. И я просто объясняю, что познал, хотя и не могу ручаться, что это истина в последней инстанции...
...Мы разговариваем с кем-то через тебя...Почему они сами не хотят говорить...
Вот этого я не знаю. Впрочем, есть догадка. Даже общение с нами, настройка на нашу волну для них мучительна и трудоемка. Равносильно тому, как если бы прадеды пытались с помощью кипу обратиться к нам. В общих чертах вроде знакомо, но уразуметь, что именно они хотят сказать, мы не смогли бы. Как круги на полях. Я больше не могу, я устал...
5
Александр открыл глаза. Мягкий полумрак укутывал стены, убранные коврами такой дивной расцветки, что одного только взгляда было достаточно, чтобы понять, какие шедевры висят перед ним. Мебель темного цвета и тоже безумно дорогая, два золотых канделябра с оплавленными свечами на широком письменном столе, заваленным разными безделушками, хрустальный череп, который светился изнутри холодным огнем. Откуда эта роскошь?
Он приподнялся, изумленно оглядывая просторную комнату. Здесь все, на что бы ни натыкался его взгляд, все представляло огромную ценность.
По бокам у изголовья просторного ложа стояли две статуи из мрамора на подставках. Они были сделаны безукоризненно и изображали две пары в момент пика наслаждения. В каменных глазах повернутой к нему лицом девушки была видна сладкая истома, а стискивало ее сзади существо похожее на сатира, с козлиными ногами, с рожками. Другая пара наоборот, состояла из мужчины-человека и девушки с аккуратными рожками и заостренными ушами. Но чтобы они не изображали, это были неповторимые шедевры.
Александр коснулся рукой шелковистых волос и изумился еще больше.
Рядом с ним спала девушка непередаваемой красоты, укрытая по шею бархатным покрывалом. Ее длинные темные волосы разметались по подушке. Почувствовав его взгляд, она проснулась.
- Ты уже не спишь, милый?
И голос ее был сладок и нежен, и слышался в нем тихий перезвон хрустальных колокольчиков и журчание прохладного ручейка, обещающего утоление...
Она потянулась и столько грации, изящества было в каждом ее движении, что ему захотелось ее обнять, прижать к себе и больше не отпускать. Рука сама потянулась под одеяло и обхватила нежный стан. Сзади раздалось деликатное покашливание.
- Господин уже соизволит встать и принять ванну?
Но он не мог оторваться от этих дивных глаз.
- Ступай, я выйду чуть позже...- обронил он слуге.
- Позволю себе напомнить, что Мессир ожидает вас к завтраку. Не стоит слишком задерживаться...
Одежда тоже была подстать всей обстановке, прохладно и нежно облекая тело, и золотая цепочка с медальоном вовсе не казалась просто дорогостоящим украшением. Через длинную анфиладу темных помещений, (что же они напоминают?) Александр прошествовал в небольшую комнату, которую освещало множество свечей, а в камине уютно горел огонь. Слуга расставлял приборы на широкий обеденный стол, уже почти полностью сервированный, и едва Александр вошел, как за столом возник Мессир.
- Вы вовремя, прошу присаживаться.
Слуга отодвинул массивный резной стул напротив.
- Прошу...
- Благодарю вас...
Он смотрел на изобилие блюд, и иголка сомнения кольнула его сердце. Он не знал их названий, не знал, как пользоваться столовыми приборами, кроме повседневных ложек и вилок; не знал в какой руке их держать, но главное, - чувствовал, что ему здесь не место. Что, пригласив его к своему столу в силу каких то причин, хозяин хоть и оказывает ему радушное гостеприимство, но только из вежливости.
- Прошу вас, кушайте и не стесняйтесь своего незнания этикета. Меня это ни в коей мере не смущает. На своем веку мне довелось повидать немало, и поверьте, хуже нет, чем обедать с чопорной и заносчивой знатью, с которой и обычная трапеза становится ритуалом. Гораздо лучше разделять ее с умными и интересными людьми. Впрочем, если хотите, я могу вам подсказать, что и в какой руке надо держать...
Пояснения он сопровождал рассказом о различных эпизодах его жизни, забавными историями из жизни коронованных особ и Александр перестал наконец ощущать себя скованным. Блюда были просто восхитительны! Но насладиться ими в полной мере не давало ожидание того разговора, на который он и был приглашен. Иначе, зачем бы он здесь?
- Прошу вас, закуривайте. Вы какие предпочитаете?
Они пересели за столик возле камина, на котором стояла массивная серебряная сигаретница, изображавшая двух существ, которые держали колчаны. Из колчанов веером торчали разные сигареты и сигары. Натюрморт дополняли вазочка с фруктами, бутылки различных форм и бокалы.
Как давно я не курил, подумал Александр, взяв из сигаретницы знакомую сигарету с темным фильтром, и с наслаждением вдохнул ее аромат.
- Я вижу, вы предпочитаете то, что вам знакомо. Похвально... Как часто люди выбирают гадость только из-за яркой и привлекательной оболочки...
- Я не думаю, Мессир, что на вашем столе может оказаться какая-либо гадость, как вы изволили выразиться...
- Безусловно... В знак подтверждения соблаговолите отведать это вино, которое предпочитал всем винам Людовик Двенадцатый, который обладал, уверяю вас, отменным вкусом.
И аромат, и привкус был восхитительным, а когда Александр сделал глоток, то почувствовал такое тепло, словно луч солнца прокатился по пищеводу.
- А теперь уважаемый Александр позвольте перейти к делу. Это один из моих загородных домов, если так можно выразиться. В нем собраны разные безделушки, среди которых находиться и библиотека, весьма обширная, смею вас заверить. В ней вы найдете много чего интересного, например ту часть Александрийской библиотеки, об утрате которой так скорбит человечество. Мне стоило некоторых усилий уберечь ее от огня, хотя некоторые экземпляры до сих пор хранят на себе следы того пожара. Вы, помнится, очень хотели с ней ознакомиться...
- Но это же были детские мечты!
- Как видите, мечты сбываются. Уверяю вас, многое из того, о чем мечтают люди, сбывается как в волшебном сне, стоит только сильно этого захотеть...
- Но я не знаю языков.
- Ничего страшного, у вас будет время, чтобы их изучить и достаточно много. Надеюсь, вечности вам хватит для этого? К тому же у вас будет помощник. Он был писцом при Папе Римском Климентии и весьма начитан и образован. Он поможет вам и подскажет, если это будет необходимо. Итак, согласны ли вы стать моим библиотекарем?
- Позвольте вопрос Мессир, а почему именно я? Сдается мне, за всю нашу историю было немало людей, гораздо более способных и достойных...
- О, не извольте беспокоиться, в первых, это не единственная библиотека, а во вторых, - вы обладаете такими достоинствами, о которых и сами не подозреваете. Поверьте, я бы не стал делать такое предложение первому попавшемуся, и вы совсем не случайно оказались здесь. Готовы ли вы принять мое предложение?
- Мессир, для меня это предложение великая честь, но я боюсь, что не сумею справиться со своими обязанностями. Мне необходимо хотя бы ознакомиться, с чем придется иметь дело, чтобы не оплошать в дальнейшем перед вами...
Легкое раздражение промелькнуло, нет, не на лице, а где-то в воздухе и тут же улетучилось.
- Конечно, конечно. Возможно, я слишком тороплю события, простите.
Он хлопнул в ладоши и тут же в комнате возник сутуловатый человек в старинной одежде.
- Марк, проводите нашего гостя в библиотеку.
- Будет исполнено, - сказал Марк, поклонившись Мессиру, - прошу вас, сударь, следуйте за мной.
Александр тоже в свою очередь поклонился Мессиру.
- Благодарю вас за завтрак и беседу, Мессир...
- Право, это пустяк! За это не стоит благодарить. Как видите, у нас все делается быстро, поэтому прошу вас, не задерживайтесь с ответом...
Чего только не было в огромных залах, через которые они шли! Это был самый лучший музей, который может только существовать во всех измерениях. Но отличался он еще и тем, что собранные в нем экспонаты были расставлены, как попало, без всякой логической связи. Статуя Венеры (целая!) мирно соседствовала с Т-34, нацелившимся дулом на колесницу времен фараонов. Более мелкие вещи были свалены на любую подходящую поверхность, а то и просто лежали на полу.
Александр останавливался на каждом шагу, пораженный тем, что видел перед собой и тогда Марк поторапливал его. Знаменитая картина Джоконда покосилась на мраморной стене, но никто видимо не собирался поправлять картину.
- Это подлинник, - пояснил его сопровождающий, заметив замешательство Александра, - заметьте, здесь нет, и не может быть копий. Но вы ознакомитесь со всем этим чуть позже, а сейчас следует поторопиться, Мессир не любит ждать...
Марк многозначительно посмотрел на Александра. Казалось, не будет конца этим залам, кое-где даже не освещенным. Наконец Марк распахнул массивные двери, пропуская его вперед.
- Прошу, сударь в родные пенаты, как любили говорить у вас в России.
Огромные стеллажи уходили ввысь, теряясь где-то во мраке. У Александра появилось такое ощущение, что он находиться внутри пустотелого небоскреба.
И все они были заставлены разнообразными книгами, свитками в прозрачных футлярах, манускриптами в тисненых обложках и чем-то многим таким еще, что Александр не мог разглядеть и понять.
- Производит впечатление, не правда ли? - произнес Марк с ноткой гордости.
- А как же вы достаете те, которые наверху? - спросил изумленный Александр.
- Я не вижу ни одной лестницы...
- О, для этого есть хасшиты, - Марк хлопнул в ладоши, и сразу возникло из тьмы несколько существ, которые спускались вниз, маша крыльями.
- Прошу знакомиться, - Схошу, Фриу, Чонп и Лукмари. Они принесут вам любую книгу на выбор, стоит только им сказать, и заметьте, не будут разыскивать ее полдня, крича: уже несу, сию секунду сэр и тому подобное...
- Здравствуйте, - несколько растеряно произнес Александр, слегка поклонившись в ответ на их приветствие: - Рад познакомиться, меня зовут Александр...
Он замешкался, не зная подавать им руку или нет. Уж больно хрупки ему показались маленькие темные лапки, впрочем, как и их владельцы.
- К сожалению, они вряд ли будут так вас называть. Хасшиты всех людей, почему-то называют Злиго. Вероятно мы для них все на одно лицо. Не находите, что это взаимно?
В душе Александр был согласен с ним, хотя сказать вслух постеснялся, боясь оскорбить существ, которых видит в первый раз.
- Впрочем, это к делу не относится. Ну-с, с чего мы начнем?
- А можно мне взглянуть на что-либо из Александрийской библиотеки?
- Нисколько в этом не сомневался.
А хасшиты уже порхнули вверх, затерялись в темноте.
- Но я хочу вам сказать по секрету, что большинство этих рукописей просто список товаров, доставляемых купцами из разных стран, донесения жрецов и военоначальников, причем друг на друга, есть список должников и весьма впечатляющий. Хотя вы, насколько я понимаю, хотите знать, нет ли там сведений об Атлантиде, не так ли?
- Да, наверно...
- Ах, монсеньер, зачем же читать истории, большую часть которых к тому же составляют домыслы, когда есть возможность ознакомиться с подлинными источниками, например самым известным поэтом Атлантиды, достопочтенным Нузия Ак Канидом? Более того, вы сможете познакомиться с ним лично, как и с большинством правителей вышеупомянутой страны. Дайте только свое согласие Мессиру, и вы узнаете такие тайны, от которых мороз пробирает по коже! И что история Атлантиды, это так, пустяк! Хотите ли вы знать, какие еще великие цивилизации были до нее? Хотите знать всю историю нашей планеты, заметьте, подлинную?
У Александра от всего этого голова шла кругом, а хасшиты уже вернулись, держа в лапках стопки папируса в аккуратных прозрачных футлярах.
- Прошу вас, присаживайтесь в это кресло, я полагаю, что в нем вы будете чувствовать себя удобно, и приступайте...
Что это, еле уловимая насмешка прозвучала в голосе Марка, мелькнула в уголке глаз, или ему это только показалось?
6
Положив увесистую стопку на стол, Александр взял один лист. Герметическая упаковка, в которую он был убран, нисколько не искажала ровные строчки, среди которых он заметил знакомые знаки. Но понял только, что они древнеегипетские, а больше ничего не знал. Так и сидел, тупо уставившись на папирус и до конца осознав известную поговорку: "... как баран на новые ворота".
- Это весьма важный документ составлен одним из жрецов храма Ра о том, откуда они пришли на свои земли. Хотя он и позволил от себя добавить несколько своих размышлений, но они нисколько не искажают истину. Попади он в руки ученым, многое бы изменилось на Земле...
Марк замолчал, задумавшись.
- Простите, Марк, сколько вы знаете языков?
- На тот момент когда ... попал сюда, знал пять. Сейчас знаю намного больше, настолько, что мне потребуется время, чтобы их сосчитать.
- А как вы попали сюда?
- Такие вопросы не деликатны, здесь не принято этим интересоваться...
- Простите, я хотел спросить - когда?
- Боюсь, что тоже не смогу ответить на этот вопрос, так как понятия времени весьма растяжимы и относительны.
- А здесь, это где?
- Один из уровней одного из измерений. Мы находимся внутри астероида, вращающегося вокруг опять-таки, одной, условно говоря, планеты.
- Нет, нет, - заметив вопрос в глазах Александра, поспешно добавил он, - это не Луна и даже не Солнечная система.
Вот почему здесь нет окон. И вот почему такое гнетущее ощущение, как будто камень давит на плечи. Идеальная тюрьма...
- Напрасно вы так думаете, дорогой Александр. Освоившись, вы поймете насколько восхитительно это место и поверьте, времени скучать у вас совершенно не будет...
Снова ирония? Но он что, читает мои мысли?
- Я вижу ваше недоумение и спешу его развеять. Видите ли, я не могу читать мысли, но могу читать по лицам, а у вас оно настолько выразительно, что мне не составило большого труда догадаться, о чем вы подумали. Глаза всегда говорят правду, как бы не пытались люди ее утаить. Мне по долгу своей службы..., впрочем, не будем об этом. Когда нибудь я расскажу вам чудную историю, и вы все поймете, но сейчас не будем отвлекаться. Вы хотите знать, что здесь написано? Мы могли бы начать урок прямо сейчас, если вам будет это угодно. И простите великодушно мое многословие. Не каждый день сюда попадают новые лица, да и специфика нашей работы не позволяет особо общаться, если не считать конечно всего этого...
Он повел рукой, указывая на стеллажи.
- Ведь мы с вами библиотекари, а это уже кое к чему обязывает. Но поверьте, многие, очень многие хотели бы оказаться здесь хоть на секунду; хоть одним глазком взглянуть в кое-какие документы и готовы заложить не только свою душу, но и души своих родных и не только...
Жуткий вопль, заглушенный расстоянием, прервал его речь. И столько боли, страдания было в нем, что Александр подскочил в кресле, испугано озираясь по сторонам.
- Я вижу, он вас напугал? Не извольте беспокоиться, монстр, а точнее один из ящеров, которых на Земле именуют алозаврами, никак не может смириться с потерей свободы. Это единственные узники здесь, но не думаю, что вам захотелось бы отпустить его погулять. Вы его увидите, когда захотите, но надеюсь, это будет не сегодня. У нас здесь недурственный зверинец, и не только животные с Земли являются его украшением...
- Вы знаете, Марк, я настолько ошарашен всем этим, что у меня голова идет кругом. Можно ли мне удалиться в свою комнату, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя?
Казалось, он озадачил своего собеседника такой просьбой. Но Марк тут же спохватился, улыбнулся радушно.
- Я прошу прощения за свою недогадливость! Видите, мысли я, увы, читать не могу, иначе бы сам предложил вам отдохнуть. Передаю вас в руки Стафии, - он игриво подмигнул, - надеюсь, она быстро развеет ваше недомогание. И как только почувствуете себя лучше, милости просим! Я думаю, мы с вами подружимся... Кстати, если вам будет угодно, я покажу вам доподлинные листы рукописи "Мастера и Маргариты", те, которые в приступе отчаяния были брошены в печь. Ведь рукописи не горят, не так ли? Жду вашего возвращения с большим нетерпением...
Он хлопнул в ладоши и Александр моментально оказался сидящим в комнате с ложем.
Поскольку в кресле он сидел, откинувшись на спинку, то на кровать повалился, чуть не придавив томную красавицу.
- Наконец то ты вернулся, милый, - проворковала она придвигаясь.
Легкое платье подчеркивало ее очаровательные формы, а глаза обещали так много...
Совершенно опустошенный, Александр лежал в сонной неге на аэродромном ложе, наблюдая, как грациозно она втискивается в узкое платье, любовался изгибами ее стройного тела.
- Стафия, - позвал он, тихо, сам не зная зачем.
- Что?!
Но такое раздражение прозвучало в ее голосе, такая неудовлетворенность, что весь сон как рукой сняло! Все доселе прикрытое, вся суть ее отношения к нему выплеснулась в этом простом вопросе, и Александр уловил в нем и интонации своей бывшей жены. Не был он никогда половым гигантом и к сорока годам прекрасно это осознал. Понял, что единственное чувство которое испытывают женщины с ним в постели, это разочарование. А все остальное ложь. Даже если, спохватившись, женщины начинают что-то говорить, в чем-то уверять, переключать внимание традиционным вопросом: "а тебе со мной хорошо?", - то все равно, ложь это, ложь!
И Стафия спохватилась, заглаживая ошибку переспросила нежно и воркующе:
- Да, милый, прости, так тяжело стало надевать это платье... Ты что-то хотел спросить?
Но не могли его уже обмануть ее хрустальные колокольчики. Ложь все это!
Лжива эта Стафия, с ее якобы испепеляющей страстью; лжив словообильный Марк, журчащий изысканными речами как весенний ручеек!
Но в чем они хотят его обмануть, что им надо? Убедить как здесь хорошо?
Убедить, чтобы он дал свое согласие? Вот почему промелькнуло раздражение вокруг Мессира, если можно так выразиться. Ему нужно его согласие! Но почему? Раз он смог перенести его сюда, то ведь может и добиться своего, как угодно: страхом, пытками... Зачем ему нужно именно согласие?
И Стафия, словно уловив его размышления, издала яростный вопль и стала менять свои очертания. Ее тело вытягивалось и деформировалось, меняло цвет, и уже не сногсшибательная девушка была перед ним, а жуткий монстр, хотя и женского пола! Ощерив безгубую пасть она тянула к его горлу когтистые лапы, выла пронзительно и гнусно, а из желтых глаз, как свет фар, бил фонтан ненависти...
И еще один гость появился в комнате в знакомой старинной одежде, но облик его был теперь кошмарен.
- Это ты, ты, ты виновата! - кричал он, брызгая зеленой слюной, - я почти его убедил!
И столько ярости и страха было в этих воплях, такое желание свалить вину на другого, что отвлекли они фурию от Александра, переключили ее внимание, и как вовремя! Еще немного и вцепилась бы она когтями в его лицо! Александр и сам не заметил, как очутился возле стола, как схватил тяжелый канделябр. Трясясь от страха, словно в лихорадке, ожидал он нападения, но монстры вдруг полыхнули желтым светом и сразу став облаком удушливо-омерзительного пара, втянулись под мраморные плиты пола. На долю секунды зависла ватная тишина, а затем он без всякого перехода оказался ...
Оказался в пустоте, озаряемой огненными сполохами... В глухой пустоте, фоном которой были далекие, истошные вопли... А над ним возвышался ОН...
Нависал, подавляя своими размерами, ужасал горящими глазницами, из которых струился вечный холод и горящий мрак... Сковывал тело, парализовал волю... ОН,- тот, чьего лица никто и никогда не видел, ибо это были маски: тысячи, миллионы масок, отдаваемых ему добровольно, доставшихся ему хитростью и обманом, но не было только своего лица, ибо его никогда и не было... Как не было и имени, а все имена, которые ему давали, были ненастоящими, а потому не имели над ним власти...
Совсем на крохотную долю секунды повис Александр в пустоте и снова оказался в столовой, освещаемой множеством толстых свечей, и каждая из них изображала страдающее существо, вопящее поднятым к небу ртом.
- Если тебе так угодно видеть меня таким, как представлял себе трижды романтический Мастер, пожалуйста, я не возражаю. Как и от его речей...
Хотя я и не против того облика, который видится тебе... Но он повергает тебя в такой ужас и трепет, что не позволит дать мне ответ. Итак, время истекло... ДА, или НЕТ? Вопросы больше не уместны, вопрос теперь задаю я, и требую немедленного ответа! НЕТ, или ДА?
7
Вот и наступил твой момент истины... Соберись Александр, загляни себе в сердце, что ты видишь там? Больше нет у тебя возможности загородиться, спрятаться в вымышленных другими мирах, убежать в свои фантазии... Пришло время выбора... Что ты выбираешь: благополучие, успех, мыслимые и немыслимые удовольствия, власть, богатство: но все это на краткое время, именуемое жизнью; или страдания, раздирающую сердце боль и тоску по необъятному, которое необходимо постигнуть?
Выбор за тобой! Решай...
И сердце подсказало ответ, который давно уже засел в нем шершавой колючкой, который царапал все эти годы, не давая покоя.
НЕТ обаятельному Лепе, который втягивал тебя в гнилые пьянки, в безумие алкоголя, в чудовищные "приключения" на грани преступления, из которых тот потом мог вывернуться, извернуться, прикинуться, а ты нет!
НЕТ Вэлу, который запугал тебя один раз и использовал потом как боксерскую грушу; который вечно оскорблял и унижал и тебя и других таких же, как ты, чтобы возвыситься и порисоваться перед такими, как он сам!
НЕТ химикам, сверлящих тебя холодным взглядом и заточкой и никуда бы они не делись, оставили в покое, почувствовав твердость твоего НЕТ!
НЕТ Субботе, который издевавался над тобой в училище!
НЕТ наконец самому себе, трусливому и безотказному, несущему своим "друзьям" все, что попросят только потому, что они хлопают по плечу и называют лучшим другом!
НЕТ, НЕТ, НЕТ!
И надо теперь говорить это слово много раз, доказывая право на него, потому что не сказал его в детстве, в юности, когда мог сказать только один раз, и было бы достаточно, чтобы изменить свою судьбу раз и навсегда!
А теперь приходиться твердить его как попугай, чтобы преодолеть весь свой страх, скопившийся за эти годы!
Нет, нет, нет, НЕТ!
Трепеща от ужаса, стоял Александр в ожидании шквала, который обрушится сейчас на него, разорвет на части, сотрет, сомнет, исковеркает. Но понимал, что не имеет права попятиться, отступить, даже зажмуриться... Потому, что это был его окоп на этом поле боя и покинуть его, значит умереть трижды и умирать так потом каждодневно и целую вечность. Умереть все равно, но умереть в бою, лицом к противнику, каким бы страшным он не был!
И поплыли стены ввысь, вытягиваясь в такую волну, что верх ее не был виден, и состояла она из миллиардов чудовищных харь, вопящих от ненависти и ярости; и каждая сверлила его уже знакомым взглядом:
- Гони душу, живо!
И сломала она бы его, раздавила как клопа, но вдруг почувствовал он чье-то плечо и увидел: рядом с ним в одном строю стоят такие же, как он, в кольчугах и мундирах и простых одеждах всех времен, мужчины и женщины! И полны они решимости дать отпор, и исходит от них такая мощь, явственная как стена, что оттолкнула она волну этой мерзости, не позволила ей обрушиться и никого погрести под собой не дала...
И снова он стоял в знакомой комнате. Мессир сидел в кресле и говорил, как будто ничего сейчас и не было.
- Я ни сколько не ошибался, когда говорил о скрытых достоинствах, о которых ты и сам не подозреваешь...
И взгляд его впивался в душу, пытаясь разглядеть то, о чем Александр и не подозревал.
- И на первый, и на второй, и на третий взгляд ты обыкновенный тупица, не способный разбираться в людях, даже не понимающий, что они смеются над тобой, используя в своих целях, когда показывают дружеское расположение и подчеркнутое уважение. В среде твоих соплеменников, любящих точные и меткие выражения, таких как ты, именуют ЧМО, и это как нельзя точно характеризует твою сущность, или ты со мной не согласен? Тогда кто ты?
- Чмо! Чмо, которое всю свою жизнь потратило на то, чтобы им не быть!
Мессир рассмеялся, но не было в этом смехе веселья.
- Какая убогая участь, какая убогая жизнь! Барахтаться подобно муравью, штурмующему ничтожную песчинку, которая видится тебе горой и осознавать, что остальные перешагивают через тебя и твою "гору" либо совсем не замечая, либо взирая с презрением на твои потуги! Это ты именуешь жизнью? Драгоценный ты мой, тебя обманули! Зачем и кому это нужно? Неужели ты думаешь, что это твой подвиг? Право, это настолько убого, что даже не смешно! Ну не хочешь ты им быть, так не будь! Жизнь полна радости и удовольствий, насыщена приключениями и подвигами, о которых потом слагают легенды, а ты возвел во главу свое ничтожество и поклоняешься ему! Да еще и другим хочешь об этом поведать. Поверь, я столько всего навидался, но такого... Поэтому ты здесь, а это великая честь для многих, очень многих...
- Мне кажется Мессир, что я уподлен уродливой бабочке, которую вам захотелось иметь в своей коллекции именно в силу своей уродливости...
- А все-таки иногда кровь дает о себе знать, даже если она разбавлена до невозможности, как пиво у неряшливой и бессовестной продавщицы. Наверно эта капля крови и не дает смириться с самим собой. Забавно! А не проще было бы просто жить и не зацикливаться на самом себе, не заниматься самотерзанием? Нисколько не сомневаюсь, что несколькими веками раньше ты пополнил бы ряды "мучеников", истязающих себя, чтоб приблизиться к вашему "богу" под гнусные вопли, от которых с души воротит не только его, но и всю Вселенную...
- Я пробовал Мессир жить как все, но только эта капля крови, как вы изволили выразиться, не дает мне покоя и сводит с ума. Я понял, что подобен щенку, к хвосту которого привязаны банки и куда бы я ни пошел, они всегда со мной и всегда громыхают по мостовой, отделяя от других...
- И что же, вместо того, чтобы перегрызть веревку и избавиться от них навсегда, ты начинаешь придумывать свою религию? Поверь мне, эта религия рабов, готовых смириться с любыми унижениями в силу своей трусости, и ничего в ней нового нет. Ты такой же, как и те, кого так осуждаешь, и точно так разводишь руками: а что я могу сделать?
- Я пытаюсь понять, почему они привязаны...
- Глупое и бесполезное занятие... Я предлагаю тебе избавиться от них легко и просто, одним щелчком пальцев. Соглашайся, пока мне еще не наскучил этот разговор...
- Простите Мессир, вы видите меня насквозь и вам достаточно одного взгляда, чтобы разглядеть мою сущность. Но я не могу перепоручать то, что должен сделать сам, никому другому. Пускай даже на это уйдет вся моя жизнь...
- Человек, ты что думаешь, тебе будет отпущена вечность на это глупое и бесполезное ковыряние в самом себе? Потрать то немногое, что тебе осталось, на что-то более разумное! Не хочешь просто жить, так черт побери, займись благотворительностью, добрыми делами, если тебе так неймется; но перестань канючить у небес то, что не нужно никому, и тебе в первую очередь!
- Мессир, во мне созрело ясное понимание, что я должен понять себя, чтобы в дальнейшем мог войти в те двери, в которые мне предназначено войти...
- Тогда ты упрямый глупец. Я рад, что ты не принял мое предложение: так ты меня позабавишь и больше и дольше!
Он поднялся из кресла.
- Сказав один раз нет, ты вынужден будешь говорить его всегда, и повторять так часто, что еще не раз пожалеешь о своем выборе. Но стоит тебе хоть один раз согласиться, и ты вновь предстанешь предо мною... Ступай!
8
- Слышь, ты, мондавошка, ты че, оглох?
Коробок спичек с силой ударил по лицу, отлетел куда то в угол.
- В хате бардак, на столе грязь, а он сидит, сука... Проснись, шныренок... Живо метнулся, убрал все! И спички вернул на базу!
Александр растеряно смотрел на Вову-шестерку, не в состоянии прийти в себя от моментального перехода из одного измерения в другое. И хотя контраст был разителен, в них обоих нестерпимо смердело гниющими душами, хотя в этом добавился еще запах параши и потных тел. Смрад серы, сопутствующий и камерам и великолепным залам, откуда он только что переместился. А по большому счету везде одно и тоже. Все построено на страхе, он является фундаментом и цементом, связующим в единое все эти миры. Миры насилия и произвола, которые выработали свои "законы", свои понятия, оправдывая ими любое действие, направленное в первую очередь на унижение.
Но здесь, в душных камерах, сильнее всего чувствуется эта пресловутая кастовость, здесь наиболее четко и явственно пролегают границы, разделяющие степени унижения, скопированные с внешнего мира с уродливой откровенностью и цинизмом. Нет, нет, не отделен мир перегородками тюремных стен и колючками запретных зон! Нет таких понятий, что там, на воле все хорошо, а здесь плохо; что в том мире все правильно, а здесь мерзко и наоборот. И внешний мир перегорожен кастовыми понятиями, как стенами, только простора там чуть больше, вот и все!
Но везде и так же бушуют страсти, с таким же презрением и брезгливостью взирают верхние на нижних, наслаждаясь сознанием того, что они выше. Как будто нечем больше гордиться, как будто это их единственное достояние! Но, перемешав всех, как перемешивают кости домино, выяснится, что они в душе ничем не отличаются от тех, кого так презирают.
Так кто же мы такие? Не стадо ли скотов, судя по тому, как живем? Чем мы отличаемся от своих предков, совершивших когда-то великий исход? В моральном и духовном развитии мы опустились даже ниже их. Ведь у тех было еще все впереди, а что впереди у нас?
Все таже убогая жизнь, не смотря ни на какие перемены, все те же унижения? «Причесывание», которое верхние производят, вроде как бы желая что-то изменить, но только на уровне одной, или нескольких каст; которое заведомо обречено на провал, поскольку повсюду царит политика двойных стандартов. Когда за один и тот же проступок одни платят по полной программе, другие отделываются только легким испугом и полегчанием кошельков. Что есть у низов? Только осознание собственного ничтожества, ведь одна бумажка в руках чиновника стоит намного дороже, чем все их жизни. И водка, которая если и помогает хоть немного забыться, то пробуждает такие темные инстинкты, такие давние обиды, толкает на такие преступления, которые поражают насмерть своей чудовищной нелепостью и жестокостью! Что еще? Подгоняемая под желание самых верхних история, которую каждый раз приходиться переписывать, как только наверху происходят изменения? И не зная правды о себе, мы начинаем сочинять себе в угоду. Видим себя такими прозорливыми, такими умными и дальновидными! Но, столкнувшись с непредвиденными обстоятельствами, которые обнажают нашу истинную суть, ищем крайних, делаем их виноватыми и караем, караем со всей беспощадностью!
Да сколько же это может продолжаться? Кидаемся из крайности в крайность, из стороны в сторону, как стадо слонов на Ноевом ковчеге, грозя перевернуть его, и не понимая этого...
То у нас до семнадцатого года было все плохо, а потом стало хорошо, то наоборот и до такой степени, что сами начинаем недоумевать, а почему наши деды и прадеды затеяли весь этот бардак, именуемый революцией?
И никто не говорит, что русский народ, смиренный и терпеливый по своей сути, поднялся, чтобы избавиться от векового унижения кастами. Именно кастами! Но вот ведь парадокс: избавившись от прежних каст, которые в ту пору назывались помещиками, купцами, жандармами и самодержавием, нижняя и самая презираемая каста не смогла придумать ничего нового и только "узаконила" свою подкастовость. Ведь эта каста дробится еще и еще в самой себе, чтобы часть своего унижения перевалить на плечи своих же "коллег" и подняться хотя на вершок. И получили вместо свободы еще более гнусную систему, ибо вместе с баринами, упивающимися своей властью над мужиками, отвергли и тех, кто являлся гордостью России. Но и это еще только пол беды. Ведь вытащили наверх, из тюрем и каторг паханов, фраеров, шестерок, мужиков и зажили по их законам...
И швырнули тем самым Россию на самое дно, в первобытно-общиное состояние! Общество, полагающееся только на силу, общество, - сцементированное страхом...
На долго ли нас хватило? Обратная эволюция всегда заводит в тупик...
Начавшись с демократии Новгородского вече, пошли мы и пошли... В обратную сторону... Вечные раздоры и споры за власть, и не нашли ничего лучшего, чем позвать княжить над нами со стороны: людей, для которых мы уже были заведомыми глупцами, раз отдали то, что приходиться всегда и везде добывать интригами, убийствами и войнами, за просто так! Правили Рюриковичи, строили и укрепляли Россию, но презирая... И презрение это входило в нашу кровь как капля яда! Не убивая, но калеча души. И Романовы подхватили эту эстафету, добавили яду и чем дальше, тем больше: и когда Европа уже избавляться стала от унижения рабством, понимая бесперспективность такого развития, Россия шла к нему полным ходом, пока не утвердила его официально.
И стало дозволено одним вполне законно распоряжаться судьбами и жизнью других и творить с ними все, что захочется! Но любое действие вызывает противодействие. Убивать, грабить, воровать у тех, кто унижает тебя, отбирает все и распоряжается тобой и твоими детьми как ему вздумается, стало не преступлением, - стало подвигом и доблестью, достойной восхищения. И появилась у народа воровская "романтика"!
А доносить на "героев" считалось самым страшным преступлением и каралось беспощадно. И укреплялись такие понятия и вот к чему они привели... Времена менялись, а понятия оставались. И убивают сегодня людей: священников сжигают в их домах вместе с семьями, похищают детей, стариков оставляют без пенсий, обрекая на голодную смерть, разворовывают все, до чего дотянутся; да стоит ли перечислять все то, что рушится на нас теперь, поражая в самое сердце прежде всего абсолютной бездушностью?
Тяжела история Российская для понимания. С одной стороны движение вперед, мощные прорывы, делающие ее великой державой, а с другой... Величие на костях... И прежде чем гордиться, что мы арии, что мы принадлежим к какой-либо касте, не стоит ли задуматься, что это нам дает?
Гордиться, - да, но своими знаниями, талантом, умением! Тем, что не может принадлежать какой либо касте в отдельности, а всей стране! Что является закономерным движением к прогрессу в развитых странах! А гордиться только тем, что одни находятся чуть выше других в силу своих рангов, означает опуститься еще ниже. Рвутся, рвутся к власти серые личности, главной целью которых является желание выбиться наверх: раболепствуют перед теми, кто выше и топчут достоинство нижних, желая всех сделать похожими на них самих. И в глубине души, осознавая свою бездарность, не позволяют они никому подниматься, не позволяют талантам проявлять себя, ибо те только одним своим существованием уже наглядно показывают - кто есть кто.
И спиваются умельцы, которыми всегда славилась земля Русская, спиваются Кулибины и Черепановы, сходят с ума мастера, никому не нужные, презираемые всеми. Не они являются главным двигателем общества, а все те же серые, безликие личности. Себе они приписывают право решать и распоряжаться, свои понятия навязывают обществу, строя его так, чтобы им вольготно и сладко жилось на Руси.
По образу и подобию своего безликого Властителя, служа только ему...
Эх ты вечная беда, эти вечные вопросы, терзающие разум!
И ничего не изменилось со времен Чернышевского, и снова, снова одно и тоже! Сорок лет понадобилось Моисею, чтобы вывести свой народ из рабства, сколько же веков уйдет на это в России? Мало выйти и сказать: вы свободны, вот ваша свобода, берите ее, сколько можете унести. И есть у нас уже горький опыт: кто и как воспользовался этим, понимая слово "свобода" всяк по-своему...
А идти надо, и только вперед, догоняя другие страны, хотя бы только потому, что они далеко впереди. Потому, что за державу обидно... Обидно за народ, что он сам не хочет выйти из своего скотского состояния, не хочет жить свободно и достойно. Вернее хочет, но за счет кого-либо другого. Видит только один путь: подняться по иерархической лестнице хоть совсем чуть-чуть и отвязываться тогда на полную катушку, мстить за былые унижения, возмещать таким образом свое ущербленное достоинство. А мы все недоумеваем, откуда взялась дедовщина в армии? Отсюда, господа, отсюда! Скопирована по образу и подобию...
Вот и пришло время подтверждать свое НЕТ. Купился ты глупо, убрав один раз только со стола, не зная зековских законов, и стал шнырем. И что толку, что ты понимаешь, насколько убога эта иерархическая лестница? Что толку, ты не хочешь быть ее частью ни на каком уровне: ДРУГОГО ТО НЕТ! Ни здесь, в тюрьме, ни на воле. Есть только "жизнь", первобытная и животная, с одним лишь законом: либо ты жрешь кого-то, либо тебя... И доказывать свое право не быть съеденным нужно каждый день, и изо дня в день. Как будто мы не люди, а животные, достигшие таких высот только потому, что вынуждены убивать физически и морально других, чтобы другие с нами не сделали того же самого. Развивающие свой интеллект только для этого, и только поэтому.
Давай же, решайся! Говори!
- Да пошел ты, сам убирай!
И затихла камера, предчувствуя развлечение, и смотрящий взглянул с интересом из за своей занавески, словно табуретка ожила вдруг и заговорила человеческим голосом. И Вова встрепенулся, кинулся, исходя пеной и жаргоном, грозя порвать...
Все, нет больше ничего: ни станций на орбите, ни освоения космоса, ни университетов, ни достижений, ни книг; нет и не было ни какого развития, интеллекта, разума! Есть только пещера и враг, которого надо убить, порвать, искалечить!
Удар сзади, с верхней шконки пришелся в шею, швырнул на стол, с которого полетела на пол грязная посуда, и навалился сзади Пакля, дружок его и такая же шестерка, заломил руку, уткнув лицом в лужицу пролитого чая.
- Был ты у нас просто ..., а станешь петушком...
Придвинул свой шнобель Вова к самому лицу, обдавая жарким, гнилым дыханием, словно целовать собрался...
Через боль, через хрустнувшую руку, рванулся Александр ему навстречу и вцепился зубами прямо в этот мясистый нос. Почувствовал хруст хрящей и вкус крови, успел еще этим насладиться, истошный вопль его услышать, прежде чем жесткие пальцы воткнулись в глаза, выворачивая их из глазниц, и удар по затылку вышвырнул его вон...
9
Выкинул назад, в матовое сияние и абсолютную неподвижность. Впрочем, не абсолютную. Через боль, через не могу, Александру удалось слегка повернуть голову. Он увидел краешком глаза рядом с собой женщину, висящую над полом.
От головы тянулись извилистые змейки проводов, но не так, как привычно нашему глазу, а неимоверно переплетаясь и уходя в никуда. Глаза ее были закрыты. И тут же из полутьмы возникло нечто, не поддающееся описанию: может робот, может прибор, а может существо. Александру показалось, что оно объединяет в себе черты всех трех одновременно. Оно направилось к нему, движение было гладким и скользящим, зависающим.
И снова сквозь пустоту полетел Александр в сияющую бездну...
Мерный перестук колес усыплял, но спать было нельзя. Спать в ночной электричке, если ты один, полное безумие. А он сегодня был как раз один. Пришлось задержаться на работе, переделывать свои "косяки" и его товарищи уехали раньше. Вот и приходилось гнать от себя тяжелую дрему и внимательно следить за окружающими, чтобы вовремя распознать надвигающуюся опасность. Потому что она явственно читалась на лицах снующих туда-сюда серых личностей, подобных хорькам, вышедшим на ночной промысел. Читалась она в их шарящих взглядах, оценивающих, что можно поиметь с того или иного человека, заглядывающих прямо в кошелек сквозь одежду, высвечивающих количество наличности похлеще всякого рентгена. И пикирующих тогда на жертву, как мухи на дерьмо, целеустремленно и направлено.
Но еще больше поражала слепота и глухота окружающих, так старающихся ничего не замечать, так старательно штудирующих свои газеты и журналы, словно от этого зависела их жизнь! Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу! Да, веселая эпоха пришла на смену революции, коллективизации, репрессиям и застою: эпоха всеобщего равнодушия... Главный тезис которой: лишь бы только не меня! Но когда все-таки затрагивает их, - какой ор они подымают! Караул, где милиция! Но ее присутствие в электричках отнюдь не вселяет спокойствие. Потому что и наряды тоже представляют вид ночных хищников, вышедших на свой промысел.
Александр недоумевал, почему так боится, но, увидев свое отражение в стекле, начал понимать. Понимать, что находится в чужом теле. Так вот что устроил ему всемогущий Мессир! Обмен разумов по-русски. Или как раз не по-русски, тело в котором он находился, принадлежало гражданину с востока. И он мог заглянуть ему в душу...
И увидел, что не совсем с востока, а только наполовину. И это было самым худшим, с точки зрения владельца тела. Он был никем. Абсолютным и полным никем, несмотря на то, что является гражданином России с самого своего рождения. Что толку от этого, если внешность говорила об обратном, и никого уже не интересовало, кто он на самом деле. Особенно здесь, в Москве! Каждый патруль его останавливал и проверял документы, но это ладно, понятно после всех терактов. Но дальше, дальше начиналось самое интересное. Выяснив, что ты не бандит и гражданин России, патруль начинал выпытывать, что ты здесь делаешь.
Где ты, право на передвижение по своей стране, где вы права человека? Но не дай бог тебе начать качать свои права, мигом очутишься в "обезьяннике" и тебе их там так втолкуют, что запомнишь на всю жизнь! Самое лучшее, что можно сделать в этой ситуации: сослаться на крышу, на кого работаешь: и если это большой начальник в любой отрасли, особенно милицейской, тебя отпускают без всяких вопросов.
ТЫ ЧЕЙ ХОЛОП?
Думаете это только в одной Москве? Ага, разбежались! В Волгограде было то же самое! И начинаешь выворачиваться: да я только приехал. Где билет, это подтверждающий? Будем составлять акт! Можно выкрутиться, скинув энную сумму, благо, что существуют "тарифы"! Весьма интересно отношение стражей порядка. Выяснив, что ты не числишься в розыске, они выясняют, кто ты, коммерсант или нет. Если коммерсант, то это один тариф. А если простой работяга, с которого нечего поиметь, они начинают требовать бумаги: на право выезда, въезда, права здесь пребывать, разрешение на работу, права дышать (а вдруг ты загрязняешь атмосферу), права передвигаться. Так вы это называете свободой и демократией?
То, что в родном городе нет работы, а когда все-таки удастся устроиться, ты не только будешь работать, но и улыбаться работодателю и каждодневно рассказывать ему как ты счастлив работать под его началом и получать копейки! А попробуешь возразить, тебе скажут: таких как ты, у меня за воротами пятьдесят человек и все мечтают получить это место!
Так что выбор всегда есть. У тебя есть... Быть свободным и сдохнуть с голода. Либо ехать сюда, на заработки, в сорок лет опять познать все радости общаги, жить подобно скоту, чтобы вернуться домой с такой суммой, которую дома невозможно заработать и за три года... Которую правда еще надо довезти. И только одно остается неизменным для простого человека: феодально-крепостное отношение к нему! На смену одной лжи пришла другая: но феодально-крепостное право остается незыблемым и нерушимым! Союз Нерушимых Понятий сплотила навеки великая Русь!
Ты чей холоп, и где твое право на выезд из одного места и вид на проживание в другом? Почто от барина сбежал? Прописки, регистрации, справки: в этой стране ты вечный поднадзорный, всегда на подозрении, всегда в перекрестии прицела...
Так в этом ли великое предназначение российского человека: проделать длинный и петлистый путь от холопа к барину, а другого нет и быть не может? Куда не ткнись, все равно упрешься в касты!
Александр понял, что наткнулся на точно такого же лоха, раздираемого точно такими же противоречиями. Умно с позиции Мессира сталкивать его лбом с такими же, как он сам, и обрекать их на боль и страдания. Одного такого он уже оставил на зоне, теперь на очереди следующий... Мало просто преодолевать свой страх, надо еще и мучаться сознанием того, что других подставляешь вместо себя, заставляешь их разделять твою судьбу. Пожалеешь, пропадешь сам, не пожалеешь... Умно!
Неужели нет другого выхода? Почему все поставлено так, что ты всегда на минном поле, обойдешь одну, две, три, но все равно, подорвешься на следующей?
И снова из ниоткуда пришел ответ, хотя и не утешил он.
Давным-давно, во Вселенной обитала раса, потерявшая тела в ходе своей злой эволюции. Раса, питающаяся душами, их болью и страданиями. Высасывающая энергию душ и поэтому вынужденная кочевать от планеты к планете, вселяясь в тела их обитателей, коверкая их помыслы, изменяя и ломая жизнь. В конце концов, отбирая ее... Раса, для которой расстояние не преграда, которая просачивается в любую червоточину души. И еще не высосав одну цивилизацию, она уже запускает щупальца во все стороны, ища следующую, подготавливая новый плацдарм для общего вторжения.
Как бороться с тем, что не имеет форму, что может вселиться в твоих родителей, в твоих детей, в тебя самого, и вселение это незаметно, ведь внешне мы все такие же, хотя внутри уже разъедает черная плесень? Чума шествует от галактики к галактике и нет вакцины от нее, а предостережения, - да кто их слушает, пока не прижмет так, что белого света уже не видно?
Не потому ли вся наша история, вся наша религия - это борьба с Дьяволом, вселяющимся в наши души? И созданы мы были как культура в пробирке, чтобы выработать противоядие, отсюда возникла наша религия: необходимость бороться со злом... Должны мы были найти противоядие в самих себе, да пробралась чума и в наши души, нашла лазейку. Унижение, - это только одна из дверей. И окрепла чума в России, лелея кастовость, укрепляя ее понятия и выплеснулась наконец бунтом, бессмысленным и жестоким, не оставляя в стороне никого: либо ты за белых, либо за красных, но руки все равно по локоть в крови... Уничтожала церкви, уничтожала религию, да уничтожила ВЕРУ... То единственное, что дает нам силу, то, чем мы отличаемся от животных. Уничтожила...
И в итоге: мы имеем то, что имеем, а точнее то, что имеет нас. Нежелание рабов размножаться: нежелание делать своих детей очередным пушечным мясом. Нежелание подчиняться переменчивым законам: сегодня одни, завтра другие и ориентироваться в них можно только глядя на вышестоящих. Так, кого нам сегодня прославлять и кого завтра топтать в грязи? А что в итоге? Культ личности, кукурузчина, застой, перестройка... Те, кто громче всех прославляют верхних, громче всех их и разоблачают. Потом, когда это становиться не только не опасно, но и выгодно. Страна флюгеров. Страна растоптанного достоинства, ведь как иначе отречься оттого, что прославлял вчера?
Только отрекаясь от самого себя: я не я, меня обманули, меня заставили...
И приходит расплата в виде спивающегося населения, упорно глотающего отраву, о которой всем известно. Людей, глотающих яд, ибо они утратили веру! Веру в то, что они ЛЮДИ! Поэтому их можно захватывать в рабство, отбирать документы и заставлять работать за гроши, за пачку "Анакома" и за все ту же бутылку суррогата...
Но это только одна сторона медали. А те, кто продают этот яд, кому выгоден рабский труд, кто они? Как объяснить их поведение? Ладно, внешние и внутренние враги, поставившие перед собой долгосрочную цель: уничтожить население в самом слабом звене, если нельзя его уничтожить в войне. Но те, кто продает яд на местах, кто они тогда?
Кто они, чьи склады набиты доверху отравой, кто они, убивающие свой народ так просто и только ли ради наживы? Повернется ли язык назвать их людьми? Оборотни. Оборотни в погонах, оборотни в костюмах, оборотни в человеческом теле. Демоны!
Никакое другое объяснение уже не подходит, чтобы объяснить то, что происходит в нашей стране. Стране монстров, судя по новостям, ибо они все больше напоминают фронтовые сводки. Страна, в которой ежедневно ведутся бои местного значения и приводятся цифры потерь... Стоит ли при этом ссылаться на таинственную и загадочную русскую душу, которую умом не понять? Если мы хотим, чтобы был порядок в стране, нам необходимо разобраться в самих себе. Не может быть порядок в стране, если бардак в душах: думаем одно, говорим другое, а делаем третье... Кого, врагов хотим этим запутать? Так выходит мы сами для себя враги? Выходит, что так...
Почему идет неустанная гонка цен? В великом предвкушении мы ожидаем прихода Нового Года... и готовимся заранее к поднятию цен: на электроэнергию, на коммунальные услуги, на бензин и на все остальное. Праздник как-никак! Выпьем и снова нальем! В бочке с дегтем обязательно должна быть ложка меда, а иначе бунт, жестокий и бессмысленный... Кому так нужна эта гонка? Для чего? Чтобы все больше людей теряли в ней свое человеческое достоинство, превращались в демонов?
По четко спланированному сценарию ведется подготовка к массовому вторжению и, судя по тому, что творится, судя по криминальной обстановке, оно вот-вот произойдет, а может, уже произошло. Если и старушки выходят на грабеж с оружием в руках, о чем недавно промелькнул как забавный случай репортаж в "Криминальных вестях", то это говорит только об одном: об уровне ненависти, разъедающее наше общество. Ведь это самый верный признак чужого присутствия. Внешне люди, но то, что творят…
Хотя если верить ораторам в телевизионных дебатах, хочется плакать от счастья, от радости, что мы живем так, хотя могли бы жить во сто крат хуже! О, у нас всегда есть, с чем сравнить! Ведь не в концлагерях то мы уже находимся. Вспомнился старый фильм: фашистский концлагерь и колонна заключенных, бегающих вдоль колючей проволки с утра до вечера, каждый день. Упавшие и отстающие расстреливаются на месте. И проволку уже давно снесли, а бегать все продолжаем, настолько укоренилось это понятие - бег по кругу... Иначе застрелят.
10
Стоп, секунду! Возможно, твой пессимизм и оправдан, но не до такой же степени! Он не дает тебе увидеть и другую сторону, что уже изменилось в нашей психологии, а процесс этот долог и тяжек. Не будем трогать тему, что еще вчера ты даже не смел об этом подумать, а не то, что сказать вслух. Уже не актуально. Но ведь начинает срабатывать и закон: чем сильнее действие, тем сильнее и противодействие!
И общество начинает противостоять демонам в человеческом обличии. Помимо зла ведь происходит и самое настоящее чудо, когда люди усыновляют беспризорных детей, создавая не колонии, а семьи. Когда кормят бомжей и тех же беспризорных, преодолевая в первую очередь непонимание и презрение таких как ты, ибо они тратят все свои деньги не на себя, что с твоей точки зрения является полным идиотизмом! Когда люди просто выполняют свою работу, не смотря на копейки, которые им платят. Что тебе есть куда вести своих детей учиться, где лечить, потому что они не бросили свою работу, не кинулись в коммерцию! Так стоит ли заряжать их своим пессимизмом, стоит ли гавкать под руку и людям, так спешащим закрепить законы, делающие тебя свободным?
Бег по кругу, говоришь? Так почему ты не прекращаешь бежать? Ждешь, когда разрешат отойти? Неужели тебе на все необходимо разрешение? Вот поэтому и происходит в твоей стране, то, что так ужасает. Что ты сложил лапки, молчишь и ждешь, когда добрый дяденька сделает твою жизнь счастливой. Уподобился ты ослику Иа, вечно бурчащему, да все ждешь, когда тебя за уши потянут в светлое будущее! А ты еще будешь отбрыкиваться: то не так, это не эдак...
Делай свою жизнь сам. Не хочешь быть холопом и не только для самого себя, тогда борись, борись с этой кастовостью! Хотя бы растолкуй, как можешь, что это такое, как она опасна для всех нас! Не жди, что это сделает кто-то другой, потому что он тоже ждет...
Иначе так и останешься на всю жизнь лохом. Вечным лохом. Есть такое понятие ВЕЧНЫЙ ЖИД. Теперь появилось и такое, - ВЕЧНЫЙ ЛОХ. Это ты, если будешь молчать и ждать, когда твою жизнь сделают хорошей и правильной.
Да, страшно выступить против демонов, но если не хочешь отдать им свою душу, если не хочешь отдать им свою страну, ты должен это сделать. У них уже все приготовлено, создана база и скоро, скоро они хлынут массово, вселяясь в души сдавшихся, готовых на любую подлость ради наживы людей. Бывших людей...
А вот и они! Легки на помине! Словно волна холода прокатилась по вагону, ворвалась со стайкой юнцов, делающих обход. Стая хищников, вышедших на охоту... Этим уже не столь важны кошельки, сколько возможность забрать жизнь.
Они репетируют, доказывают друг перед другом свою решимость и бесстрашие, доказывают своему повелителю готовность встретить его... И повязки на рукавах никого не вводят заблуждение, кроме старушек, по привычке считающие их ДНД. Опять таки, интересна реакция немногочисленных пассажиров. Все испытывают страх, чувствуя беззащитность, которую невозможно спрятать под пятнистой формой, которую так полюбило старшее поколение. Которые готовы кричать "Ату их, ату", лишь бы отвести удар от себя, - "Вон они, эти черные, понаехали! А мы свои!"
Те, что помоложе и еще сбиваются в стайки, развязным видом и определенным лексиконом дают понять, что они свои в доску. Да и для охотников не они лакомый кусочек, ждет их добыча более существенная, в лице двух узбеков или таджиков, сидящих сзади. Да, занесло вас ребята, куда не надо... Остановился "патруль" проверяет твои документы, ты ведь тоже черный, но паспорт, возраст, чистое произношение и главное уверенность, что ты имеешь право здесь быть, их успокаивают. Главное, - уверенность в себе, как при встрече со сворой собак. Почувствуют, что боишься, порвут на части. Идут дальше, туда, где сидит добыча, вокруг которой уже образовался вакуум, ибо сидевшие рядом испарились в мгновение ока.
Вот и снова пришло время говорить свое НЕТ тебе, Александр; пришло и твое время определяться Бахадыр, сын узбека и украинки, которые разбежались как в том анекдоте, так и не сумев выяснить, у кого куда сдвинута тюбетейка и где находятся руки. И страшно так, что ноги трясутся и встать невозможно, но надо это делать, надо! Надо так же, как и твоим дедам, сражавшимся когда-то плечом к плечу с дедами этих гнид за эту страну, за этот город, ибо снова нечисть лезет из всех щелей, желая властвовать над тобой, над твоими детьми... Надо! Надо вставать на защиту! Даже если эти «толибы» не имеют право здесь находиться, то не этим волкам это решать и не такими методами! А вам, ожидающим представления, вопящим: - "понаехали", вам, неужели не стыдно перед Богом, за то что вы считаете, что Москва это и есть Россия, а Россия, - это Москва, а все остальное так, пригород! Что вы имеете зарплаты, не сопоставимые ни с какими другими регионами, и нам приходиться ехать в ваш город, только чтобы не сдохнуть с голода?!! Что ваше процветание происходит на фоне нашего обнищания и глядя ваши фильмы о вас, мы начинаем понимать, что живем в другом государстве!
А этих уже начинают бить, сперва слегка, для разминки. Все-таки и тварям нужна зацепка, какое-то оправдание в своих собственных глазах.
- Не смейте их трогать! - но голос хрипл от страха и настолько уже неуместен в сложившихся понятиях, что тебя не слышат, не понимают и приходиться повторить.
- Чё?!!
И кидается прыщавый юнец, пытаясь ногой ударить в грудь, но ты перехватываешь ногу и бьешь в промежность, вложив всю ненависть к этим уродам, ко всем монстрам, захватившим твою страну, сделавшим тебя чужим и ненужным!
Чувствуешь как под кулаком лопаются его яйца, как взвизгнул было урод и обмяк, и тут же толпа набрасывается на тебя, нанося удары тяжелыми ботинками и удары рвут тело, ломают кости, пока удар в лицо не выкидывает вас вон.
Тебя, Бахадыр в луч света, тебя Александр обратно в свое тело...
Не было форм и не за что было ухватиться. В белесой пелене мелькали смутные видения, настолько быстро, что невозможно было понять и разобраться в них. Лишенный осязания, Александр начал понимать, насколько ему не хватает именно этого чувства. Самого важного, того, - через которое мы всегда постигаем мир. Видения могут оказаться и миражем, плодом фантазии. Но пощупать своими руками: вот чего лишают нас серые, ставя под сомнение и все остальное. Мы уже и сами не уверены, видели ли мы, или это только были галлюцинации.
И вспомнив боль, заметался он, чувствуя, что лицо превратилось в месиво и не имея возможности даже пощупать его.
О Боже, Боже, Боже!!! Где же ты, за что мне такие муки! Неужели никогда это не кончится?..
И вдруг уползла пелена, открывая золотое сияние: живое, теплое, лучащее свет. Но не слепил он, не обжигал, а только проникал добродушными лучами, смывая всю горесть, всю боль, все обиды... И сразу успокоилась душа, и стало так легко и чисто на сердце, что зарыдал он, как плачет маленькое дитя, уткнувшись в подол своей матери. И эти слезы смыли всю горечь без остатка...
Блажены плачущие, ибо они утешены будут...
-За что мне такие муки?
Ответ пришел откуда-то сзади, но Александр, обернувшись, увидел только неясную фигуру в лучах переливов.
- Ты сам выбрал свой путь, когда хотел узнать ПОЧЕМУ... Мужайся, идя до конца... Дорога будет длинна и полна неожиданностей, а проснувшись, ты вновь повторишь ее от начала до конца...
- Неужели я обречен вечно бродить по кругу, пытаясь постигнуть ускользающую истину?
- В постижении нет кругов, если только ты сам не создаешь их своим самомнением. Есть спираль, восходя по которой, ты познаешь, насколько многогранна истина... Невозможно постигнуть суть вещей и явлений, судя по одной только грани, но для этого надо идти... Иди назад, в свои иллюзии, попытайся построить их в нужном порядке, и это поможет тебе найти правильный путь...
- Так я узнаю тогда не правду, а только правильный путь?
- Правда и истина, это разные понятия. У каждого, даже у последнего подонка, своя правда; Истина же одна. Это и есть Бог.
- Разве ты не ОН?
Я такой же постигающий.
- Но почему?.. Как?..
Но ответа не было, отвечающий прикрыл дверь, оставив его во мраке недоумения и оставался только один выход: идти дальше...
Часть третья.
Возвращение.
1
- Слазь, малыш, приехали...
Кажется, я начинаю привыкать, что место Сниони на моей шее, но не хотелось, чтобы и он привыкал к этому. Зря, зря я потащил его с собой.
Вид у ургули был удручающий: исхудавший, потрепанный, шерстка свалялась, от одежды остались одни лохмотья. Но что еще хуже - Сниони беспрекословно выполнял все команды, повинуясь автоматически, словно потерял всю свою волю и превратился в механическую куклу. Александру было его жаль, он не знал, как ему поступить: переправлять, пока не поздно, малыша назад на материк, либо оставить ургули на этом крохотном пляже, а самому подняться наверх утеса и выяснить, что затевают муравьи.
Он опустился на колени, положил руки на маленькие плечи, чувствуя, что малыш больше всего нуждается сейчас в добром слове, но не знал как приободрить его. Будь это Антошка, подхватил бы на руки, прижал к себе, но вот как воспримет это ургули, Александр просто не представлял.
- Ничего, малыш, потерпи немного. Мы только узнаем, что здесь делают муравьи и поплывем назад, ладно? Ты главное, не раскисай. Наверно проголодался?
- Пить хочется. Я воды соленой наглотался, горло жжет...
- Тогда давай подымимся и поищем воду. Нет, но куда опять подевался этот ворон, я точно ему все перья повыщипываю, надоел уже! Неужели опять докладывать полетел?
- Если выщипать ему перья, он не сможет летать и умрет.
- Что? А, нет, не буду я ничего выдергивать, это я просто, к слову...
Крутой обрыв, под которым они стояли, прорезала извилистая тропа. Некогда здесь были ступеньки, но время стерло их, оставив лишь кое-где слабое напоминание о прошлом. Дождевая вода вывернула плиты, занесла их землей, обрушила склоны. Они начали подъем, который еще осложнялся тем, что камни были скользкими и легко выворачивались из земли. На середине подъема их встретил завал, и преодолевать его пришлось чуть ли не ползком. И когда они выбрались наверх, то были перепачканы с ног до головы в грязи.
Александр больше всего сейчас опасался вновь встретится с чем-то наподобие того доктора, но был разочарован. Не было здесь никакого дома, не было даже развалин. Это был просто холм, из которого торчали остатки железных конструкций, только они и указывали на существовавшее некогда строение. В наступивших сумерках он поковырялся в твердой земле, но быстро понял бесполезность поисков. Даже раскопки по всем правилам не принесли бы ему никакой пользы, ведь он и сам не знал, что хотел здесь отыскать. Складывалась странная ситуация: он знал, как выглядели мальтизуанцы, что они чувствовали, что переживали, но что больше всего ему было необходимо, - их знания, оставались по прежнему недоступными. Александр подобрал крохотный обломок металла, насквозь проржавевший и крошащийся в руках. Что теперь делать?
И зачем он рвался на этот остров? Неужели муравьи заманили его сюда?
Кстати их не было видно: очевидно, как и в его мире, насекомые с наступлением сумерек уходили в свой муравейник. Засунув железку в карман, Александр вернулся к Сниони, который терпеливо дожидался его в стороне.
- Ты сможешь найти воду?
Сниони молча встал, всматриваясь в черные заросли кустов.
- Там. А вдруг нас увидят жуки?
- Вряд ли, они уже спят.
Ручей был совсем маленьким. Вначале они напились, затем Александр улегся в него прямо в лохмотьях, некогда бывших одеждой. Хотя вода и была ледяной, он испытывал блаженство, смывая с себя грязь. Зато ургули упорно отказывался лезть в воду. Присев на берегу, он брезгливо зачерпнул ладошкой водицы, поплескал на себя и на этом закончил омовение.
Ничего, будем плыть обратно, я тебя искупаю.
Александр выбрался из ручья, дрожа от холода.
- Надо пройти посмотреть, зачем мураши валят деревья. Есть у меня одна догадка и если она подтвердится, то худо будет всем...
Сниони указал рукой на черную чащу леса.
- Нужно идти туда, но если муравьи не спят, мы сами придем к ним.
- Может быть. Пойдем осторожно...
- Мастер не может ходить по лесу ночью. Я пойду один и все узнаю.
- А вот одного я тебя не отпущу. Ты ступай впереди и старайся выбирать дорогу так, чтобы я смог пройти.
К счастью ночь была достаточно светлой. Обе луны освещали их путь с двух сторон словно прожекторы, раздваивая зыбкие тени, и только в самой глубине леса оставались еще чернильные пятна. Александр только сейчас осознал, какая здесь стоит тишина. Не было привычных уху криков птиц, не было шорохов ночных хищников, лишь ветерок иногда задевал листья на макушках деревьев, и тогда они начинали шуршать тихо и осторожно, словно боялись даже пожаловаться. Место вырубки (слишком земное и человеческое слово, правильней бы его назвать место выгрызки) было видно издалека. Присев на корточки, Александр внимательно осмотрел один из пеньков. Он был именно обгрызен, хотя и не так, как делают это бобры, но самих стволов нигде не было видно, как и ветвей, лишь вянущие листья устилали землю.
Идя вдоль просеки, они вышли на берег моря, туда, где причалили в первый раз. К его радости подлые кусты также были выкошены, но, разглядев, что очищенные от сучков и веток бревна лежат аккуратными рядами, а некоторые разложены на земле и уже тщательно перевиты лианами, Александр понял, что его опасения сбываются.
- Как ты думаешь, - спросил он у Сниони,- что они затевают?
Но ургули лишь недоуменно покрутил головой.
- Все верно, вы ведь никогда не плавали, откуда вам знать. Это плоты. На них муравьи переплывут через пролив и скоро пожалуют в гости. И тогда все ваши войны между собой покажутся детской забавой. Вопрос только в том, хватит ли у ваших ганов ума объединиться, чтобы отразить нападение.
- А может, они не будут нападать?
- Хотелось бы в это верить, но что-то подсказывает мне иное. Даже если и не будет войны сразу, то она неизбежно начнется потом, когда муравьи начнут вытеснять вас, уничтожая ваши посевы, ваши леса, оставляя вас без еды. Ты слышишь как здесь тихо? Как будто нет ничего живого вокруг. А почему, не догадываешься?
Они сидели на бревне, лениво разглядывая мерцающий пролив. Силуэт материка напротив выдвигался из ночи черной громадиной, словно корабль невероятных размеров: такой близкий и такой далекий; такой родной для Сниони и такой чужой для него. Мерцание огоньков на том берегу отсюда казалось светом иллюминаторов. Кролики явно ожидали новоиспеченного мессию и зачем, нетрудно было догадаться. Он везде был чужим: и среди своих, и среди чужих.
- Да малыш, занесло нас к кушуле прямо на рога. Или в жвала... Придется переписывать вашу историю. И кто знает, какие еще сюрпризы подкинут вам Древние.
Не сразу уловив боковым зрением движение, Александр обернулся, дернулся отбросить Сниони, но было уже слишком поздно. Раздвинув огромные жвала, муравей надвинулся на ургули и схватил его за ногу. Малыш вскрикнул, падая на землю и столько боли было в этом крике, что Александр бросился на муравья, пытаясь оттащить его голыми руками, разжать челюсти! Напоровшись на острые шипы и не чувствуя боли он ударил кулаком в хитиновый бок, зашиб руку, схватил валявшийся под рукой сук и принялся молотить насекомое по голове. Муравей мотылял ею из стороны в сторону, но не выпускал малыша. Тогда Александр ударил по тонкому переходу в туловище, отделив голову, но и оторванная, она по прежнему не размыкала жвала. Александр ударил острием ветки прямо между выпуклых глаз, вгоняя ее в черное тело и только тогда хватка ослабла и она наконец выпустила Сниони. Но даже отсеченная, голова продолжала клацать жвалами, пытаясь добраться до них. Оглянувшись, Александр заметил еще пару муравьев, вяло ползущих к ним. Подхватив безжизненное тело, он побежал к берегу.
Тело Сниони начало распухать прямо на глазах. Муравьиная кислота, любой укус смертелен! Стоя по грудь в воде он со слезами вглядывался в личико малыша, не зная, что делать. Муравьи крутились на берегу, не позволяя выйти, и не оставалось ничего другого, как отпустить тело, но волны несли его опять к берегу, а этого Александр допустить не мог.
Он поплыл прочь. Отплыв на достаточно большое расстояние, он отпустил ургули, и течение медленно повлекло черный комок вдоль берега.
Прощай, Сниони! И хотя волны все равно вынесут тебя на берег и тело достанется муравьям, но это хоть будет не на моих глазах. Эх, малыш, малыш, как же это получилось?! Зачем, зачем я потащил тебя с собой?!!
Соль выжигала глаза и не только морская вода была в этом повинна, но Александр этого не замечал. Забравшись на камень, едва виднеющийся из воды и размером с маленький столик, он горевал о потерянном друге.
Даже отомстить за его смерть было нечем. Будь у него спички или кресала, можно было бы поджечь бревна, но у него их не было, даже ножика не было. Сжимая кулаки и стискивая зубы, Александр перебирал в уме все варианты и не мог ничего придумать. Все, что он знал, опиралось на возможности его мира. Уничтожить муравейник можно было только огнем или ядами, так что придется отложить месть на неопределенное время. Сейчас гораздо важней было предупредить всех о надвигающейся опасности. Вот только кто ему поверит? Допустим, ургулы поверят, учитывая его "избранность", а хнури? Как же их заставить объединиться? Ждать когда угроза станет очевидной? Но тогда будет поздно. А если он обратится сейчас к ургулам, минуя хнури, то спровоцирует войну между ними. Нет, ему необходимо идти к Лук-Дамору, а еще лучше к Верхнему Эхиби. Проведя рукой по карманам, Александр наткнулся на железку. Вещи Древних! Как же он о них забыл! Если они так действуют на всех, то может, помогут остановить и муравьев? Насекомые были генетизированы даже раньше, чем другие животные, Александр знал это твердо, хотя и не мог сказать, откуда берется это знание. Учитывая муравьиные инстинкты, Мальтизуане должны были предусмотреть и способ воздействия на них. Только как это узнать? Придется опять обращаться к Айболиту, если тот очухался после взаимной шокотерапии. Стоп, а почему Сниони не почувствовал присутствие Вещицы? Он то полагал, что вещи действуют каким-то излучением, которое не опасно только для него. Выходит, что они действуют по-другому? Но как тогда? Если дело не в радиации, то в чем? В вере обитателей планеты, что Вещи их убивают? Скорей всего так оно и есть! Нужно проверить это предположение и надеяться, что муравьи тоже в это свято верят...
Дельфины отозвались на его зов только на рассвете.
2
- А вас убивают Вещи Древних?
Ку-Удизе, прежде чем ответить, выдохнул воздух, обдав его брызгами.
- Мы стараемся к ним не подплывать слишком близко. На дне их много...
- Большие?
- Всякие.
- А совсем маленькие попадаются?
- Очень, очень редко.
- И они тоже убивают?
- Иногда...
Дело не в том, что ему не хотят отвечать, осенило Александра, а в том, что он не может правильно поставить вопрос. Но как его сформулировать?
- Почему вас убивают эти вещи?
- Древние наложили на них проклятие.
- Это я уже слышал... Они что, убивают всех без разбору, стоит только к ним подплыть?
Этот вопрос заставил дельфина задуматься.
- Нет... На маленьких дийхори Вещи не действуют, но это Древние позаботились о детях. А взрослые переносят по-разному. Иногда никто не умирает, иногда болеют, а иногда умирают сразу, как только завидят их.
- Так вы Вещи по-другому не чувствуете, только видите?
- Почему ты интересуешься этим, мастер?
- Скоро здесь проплывут эти колючие и невкусные. Они хотят захватить все земли, и я думаю, как их остановить...
- Нам они не грозят, дийхори никогда не ввязываются в глупые драки, места в море хватает всем. А зачем тебе защищать тех, кто хочет тебя убить? Плывем с нами, пусть ногатые сами воюют.
- Поверь, Ку-Удизе, я был бы очень рад, но я ведь тоже "ногатый" и мое место там, на суше. Так что мне придется воевать, даже если я этого и не хочу. А вы поможете мне?
- Как? Мы на твердом умираем...
- А если вы нападете на них в воде, будете переворачивать их плоты, не дадите им высадиться на наш берег?
- А зачем нам это нужно? Ногатые живут своей жизнью, а мы сами по себе.
Ох, как знаком этот ответ, как понятна логика! Нас это не касается, нас это не затронет, так зачем мы должны что-то делать, а тем более умирать за кого-то?
- А зачем нам умирать за других? - повторил за ним Ку-Удизе и Александра обдало еще и волной обиды дельфина. Он и забыл, что общается мысленно.
- Извини, если я обидел тебя. Но нам придется сражаться за всех, и мое появление здесь видимо не случайно. Но если мне не удастся объединить вас всех, то мы проиграем эту битву и погибнем. Может вам и безразлично, кто будет жить на земле: хнури, ургули, или муравьи, но только не мне. Потому, что муравьи начнут размножаться, и будут пожирать все на своем пути, оставляя лишь тех, кто будет им полезен. Как в нашем мире они разводят и охраняют тлей, доят их и питаются ими, так и здесь найдут себе рабов. И боюсь, что ургулы с их покорностью как раз и подходят на эту роль, а я не могу этого допустить в память о своих друзьях, уже погибших за меня и по моей вине...
- Нам нужно обсудить это на совете, я один не могу решать за всех.
- Сколько будет длиться совет и как я узнаю ответ?
- Мы живем семьями. Нужно оповестить других, подождать, когда все соберутся.
- А можно сделать так, чтобы совет проходил здесь, в этом проливе?
- Почему и нет? Ты будешь на нем?
- Постараюсь, хотя обещать не могу. Мне еще надо убедить всех и я чувствую, что это будет очень сложно.
Они подплывали к памятному утесу и было видно, что его ожидают...
- Высади меня здесь.
Александр стоял по грудь в воде, сопротивляясь волнам, желающим выкинуть его на берег, прямо на копья собравшимся хнури. И было их столь много, что надеяться на помощь ургулов не приходилось, да и не было их видно, и чем закончился конфликт, еще предстояло только выяснить. Они стояли прямо напротив развалин, в зоне действия доктора, что уже говорило о многом.
Щеголеватый франт верхом на гитраке поднял руку. Солдаты подняли копья.
- Имею ли я честь разговаривать с владетелем этих прекрасных земель ганом Лук-Дамором? - Александр пытался перекричать шум волн и гвалт чаек.
- Ганури Уз Гор, Напи Ак Друби Лук-Дамор стоит пред тобою, демон! Трепещи!
Ага, сейчас в обморок упаду! И как объяснить этому козлу о надвигающейся угрозе, если он не способен видеть ничего, кроме своего собственного величия?
- Прошу прощения, высокочтимый ганури! Могу ли я вступить с тобой в переговоры?
- О чем нам переговариваться, демон?
- О тех, кто скоро переправится через этот пролив и вторгнется в твои земли!
- Я слышал, что у тебя длинный язык и что ты способен ловко нагромоздить целые горы лжи!
Ну где этот Сатихор? Ведь только он может подтвердить существование муравьев!
- Я говорю правду! Вы же видели, откуда я приплыл! Не верите мне, спросите у дийхори! Через неделю, в крайнем случае, через месяц, целая армия высадится здесь и начнет вас уничтожать одного за другим!
- Напрасно стараешься, - пришло к нему мысленное послание дельфина, - он никогда тебе не поверит, да и с нами не захочет разговаривать. А если и захочет, захотим ли мы?..
- Большое спасибо за поддержку. И как мне его убедить?
- А никак, поплыли с нами. Мы найдем тебе безопасное место.
- Если ты не веришь мне, пошли со мной хнури которому ты доверяешь, я покажу ему эту армию! ( И что я баран не догадался прихватить с собой ту голову?)
- Ты хочешь заманить нас в ловушку? Но меня не так легко провести!
- Клянусь памятью Древних, что я ничего не замышляю, я хочу только предупредить об опасности, угрожающей всем вам!
- Ты лжешь, демон!
- Я не демон! Разве я не доказал это, пройдя испытание в Проклятом круге?
- Для меня ты демон и будешь им всегда.
Глупо и дальше разговаривать в таком ключе. Нужно быть умней, нужно найти такую тему, которая заинтересовала бы этого ганури, по-другому преподнести, но как, как? Давя в себе желание обложить матом этого придурка, послать подальше и отстраниться, обрекая, таким образом, на смерть всех, Александр пытался найти верные слова и не мог, осознавая в этот момент свою полную беспомощность.
Да как же преодолеть свою собственную тупость и глупость? До каких пор можно оставаться лохом?
- Неужели ганури безразлична своя собственная судьба, судьба своего народа?..
Вот идиот, нашел к каким чувствам взывать. Думай, думай балбес! Стращать Верхним тем более глупо: не тот уровень, чтобы одно имя только повергало в трепет, но что же делать? Рассмеяться как Адвокат на стрелке с чеченцами? Этим ганурика не проймешь, далек он от всякой психологии, тем более людской. Да и я не блефую. Нет, все слова бесполезны, тут нужна демонстрация.
- А если я привезу тебе труп одного из этих воинов, ты будешь тогда говорить со мной, или мне нужно искать другого гана, более умного?
- Говорить? С тобой многие хотят поговорить, но я не дам им такой радости. Убить его!
Александру пришлось нырнуть, пережидая, когда град копий перестанет сыпаться вокруг него.
- Ты не будешь ждать здесь вечно, и тогда я вернусь и сделаю Проклятый круг своим домом!
Пусть ожидает здесь меня и увидит, кто пожалует к нему в гости на самом деле. Хоть какая-то польза будет от этого ганурика-придурика. Только странно, что он так жаждет смерти, что-то тут нечисто, Лук-Дамор явно играет в свои игры. Интересно, Эхиби еще желает видеть демона живым и у кого это узнать? И сколько можно болтаться в этом проливе?
- Вези меня в свое безопасное место, - сказал он Ку-Удизе, снова подхватившего его.
3
- Спроси, говорит дорогу у любого! И у кого я буду спрашивать? Эй, пенек, ты случайно не знаешь, где здесь Братство зеленых прячется? Хорошо хоть не голубых. Только "пра-а-тивных" хнури мне и не хватало! А может, нужно было спросить у того носорога, который загнал меня на дерево?..
Александр понимал, что заблудился. Впрочем, слово "заблудился" вряд ли было уместно в этой ситуации, заблудиться можно, только зная, откуда и куда идешь, а он не знал. Вот эти сверкающие горы, теперь по другую сторону, но тот ли это лес Леруваза, или другой? Интересное слово - заблудиться. Вероятно, в древности оно означало потерю ориентиров не в пространстве, а в духовном смысле. Заблудил, потерялся от семьи. А он сейчас заблудился во всех смыслах и сгинет в этом лесу без следа, если не найдет хотя бы тропу.
Александр вышел на широкую поляну и остановился в полной растерянности. Мало того, что он не знал в какую сторону идти, так на ней еще паслась семейка носорогов, а характером они нисколько не отличались от своих земных собратьев.
И вдруг над поляной темной тенью пролетел знакомый силуэт.
- Сатихор, эй, Сатихор!
Александр завопил так, что носороги шарахнулись в разные стороны. Сперва.
Прежде чем кричать, надо было подумать и выбрать безопасное место! Дерево прогибалось под его весом и угрожающе потрескивало. Если носорог еще раз ударит головой по нему, ствол переломится, и он упадет прямо под ноги разъяренному отцу семейства. Александр цеплялся за ствол и ветки изо всех сил чуть ли не зубами, жалея, что не может обвиться вокруг дерева как питон.
- Это ты кричал?
Ворон кружил рядом, но это был не Сатихор.
- Конечно я, ну не носорог же! - Александр пытался кричать шепотом, боясь опять привлечь внимание животного, которое стояло под деревом в задумчивости.
- Как тебя зовут?
- Канихор.
Против ветра? Что против ветра, - случайно не писающий? Впрочем, неважно!
- А ты знаешь Сатихора?
- Он изгнан из нашего племени...
Канихор уселся на ветку над его головой.
Так вот почему он окалачивался у ургулов, понятно! Вот почему не хотел рассказывать о своем племени, вот что утаивал!
- Он не появлялся у вас недавно, ничего не говорил о соседнем острове?
- Сатихор не посмеет появиться, он сбежал дважды от Владыки Ветра.
- Да, это на него похоже. А ты не смог бы отвести меня к Владыке?
- Никто чужой не смеет приближаться к родовому гнезду, или ты демон хочешь, чтобы я разделил судьбу этого труса и обманщика?
- Конечно нет. Дело в том, что я был на соседнем, или как вы его называете запретном острове. Там скапливается армия больших жуков и скоро она нападет на ваши земли.
- Так я и поверил!
- Да не прошу я, чтобы мне верили! Мои слова нетрудно проверить, достаточно только слетать туда и посмотреть. Ты сможешь это передать это своему Владыке?
- А зачем?
- Да затем, что жуки уничтожат сначала ургулов и хнури, хотя вам это и до фонаря, а затем доберутся и до ваших гнезд!
- Мы не пользуемся фонарями.
- Не цепляйся к словам, передай Владыке, что скоро большая беда придет на ваши земли, пусть только пошлет проверить мои слова, о большем я не прошу!
Ворон расправил крылья, собираясь взлететь.
- Постой, скажи мне еще: рядом есть поселения ургулов или хнури?
- Иди за солнцем, за рекой будет город. Но я не советую, тебя ищут.
- И разумеется вовсе не для того, чтобы выдать Нобелевскую премию?
- В городах хнури волнение, глупые верят, что ты избранный...
- Это мы еще посмотрим. Идти туда? - Александр показал пальцем направление.
- Да, следи, чтобы гора была по левому крылу.
- Ну что ж, спасибо и на этом. Так ты передашь мои слова? Кстати, я прошел испытание в Проклятом круге, если вы этого не знаете.
- Владыка не считает тебя избранным. Прощай!
Александр осторожно спустился вниз и прокрался вдоль опушки, стараясь не привлечь к себе внимание щипавших траву носорогов.
На пятый день он вышел к реке. Но радоваться не было сил и, кроме того, его еще больше озадачивал один факт: он не хотел есть. Точнее хотел, но не умирал с голоду, хотя должен был: ведь он уже не ел ничего целую неделю. Челюсти и зубы ныли от желания жевать, но желудок не отзывался. Почему?
Почему он чувствует себя так, словно находится в стеклянном шаре, в котором солнце освещает леса и горы, и две луны проплывают в ночном небе: но за синей далью чувствуется чье-то присутствие, словно гигантские боги склонились над шаром и взирают на его поиски с таким равнодушием, что становится жутко на душе? Ненатуральный лес, ненатуральный мир. Нечего ему здесь делать, но как вернуться назад?!
Александр шел по топкому илу, раздвигая осоку, и разглядывал противоположный берег. Крутые холмы обрывами спускались к реке, но города он не видел. Никаких поселений, дикая, первозданная природа. Неужели ворон его обманул? Все равно надо переправляться, здесь ему делать нечего. Река была широкой, такой же широкой, как и та, через которую он однажды уже переплывал. А может это одна и та же река? Прощупывая ногами дно, он осторожно начал входить в воду.
Наконец вязкая глина ушла из под ног. Александр неторопливо поплыл к другому берегу. Течение было несильным, и все же на песок он выбрался значительно ниже, вымотанный до предела. У него не хватило сил даже полностью выбраться на берег, так и лежал он наполовину в воде, ощущая блаженство оттого, что может наконец расслабиться. Были моменты, когда ему казалось, что он не доплывет. Глаза слипались, и открывать их становилось все тяжелей.
Проснулся оттого, что кто-то толкал его в спину.
- Да мертвый он!
- А вдруг только притворяется, а когда мы отвернемся, прыгнет и сожрет?
Последовали новые толчки. Александр приоткрыл глаз. Так и есть, дети.
Стайка маленьких хнури столпилась в стороне, а самый отважный тыкал его палкой. Как же подняться, не распугав их? Александр тихо застонал, изображая раненого. Детвора с визгом бросилась в разные стороны. Отбежав на большое расстояние, они начали оглядываться, но, видя, что демон не шевелится, остановились. Долго зайчата не решались опять приблизиться к нему, но подойдя, придумали себе новую забаву: стали кидать камни и ветки, радуясь, если удавалось попасть. Валяться дальше становилось бессмысленно. Александр приподнялся на локте и последовал новый залп визгов и криков.
Значит город где-то рядом. И вдруг промелькнула шальная мысль: а если этот город - Батиан? Там его хорошо помнят и вряд ли откажутся от затеи пронести его голову на шесте. Александр оглянулся назад. Да, такой же низкий берег, густо заросший лесом, и горы также безразлично сверкают вдалеке. Неужели и вправду Батиан? Почему ему и в голову не пришло спросить у Писающего против ветра?
Послышался рев толпы. Александр на всякий случай отошел дальше в воду, видя, как по берегу бежит толпа зайцев, вооруженная, чем попало. Снова влип!
Судя по одежде, это были крестьяне, или как они здесь себя именуют - гурихану и не было среди них ни одного воина.
- Кто старший?
Александр попытался придать своему голосу строгость, демонстрируя полную уверенность.
- Мне нужно доставить важное сообщение Верхнему Эхиби. Я выполняю его поручение!
- Он говорит, оно разговаривает!
Зайцы притихли и тихо шептались между собой, до него долетали только отдельные слова.
- А вдруг оно врет?.. Затащит в воду и съест...
- Я не ем хнури! Кто будет говорить со мной?
От толпы отделился один заяц и сделав несколько шагов остановился, стискивая в руках предмет, похожий на мотыгу.
- Я старший, но мы не верим тебе.
Еще один Фома неверующий! Что-то устал я от объяснений, тем более в которые никто не верит.
- Это ваше дело. Но вы должны помочь мне добраться к Верхнему Эхиби. Как называется ваш город?
- Мы живем в деревне, под сенью милостивого гана Ан Гура Бро-Махора и до его владений пол дня пути.
- Перед кем преклоняет колени ган?
- Перед ганури Хир Граном Ук-Ма-Ери Род-Геоном, владетелем Среднего Царства. Разве ты этого не знаешь, демон?
- Мне не доводилось раньше бывать в ваших краях. Проводите ли вы меня к вашему гану?
Старший долго перешептывался со своими соплеменниками. Наконец они пришли к общему мнению.
- Мы не можем сопровождать тебя, но мы пошлем гонца к нему.
- Хорошо, пусть будет так. Где мне ждать ответ? Я устал, хочу есть и отдохнуть.
- У нас нет ничего, кроме лепешек из нукуса, а ты ведь ешь одно только мясо?
- Я не ем мяса, это сказки, придуманные дураками. Ведите меня в свою деревню.
Александр шел впереди в полном одиночестве. Селяне шли толпой далеко позади, гомоня как на базаре. Вопреки его ожиданиям, деревня оказалась довольно большой, и дома в основном были каменными. Но забежавший вперед предводитель указал ему на сарай, очевидно служивший конюшней. Александр не стал возражать. Не обращая внимания на многочисленных зрителей, заглядывающих в щели, он съел весь хлеб и фрукты, которые ему поставили на порог, и с удовольствием откинулся на свежескошенное сено.
Будь, что будет! С этой мыслью он и заснул.
Проснулся Александр оттого, что его кто-то ворошил, а проснувшись окончательно, понял, что его связали. Вот тебе и крестьянское гостеприимство!
На улице темнело. В открытую настежь дверь входили хнури и становились вдоль стен. Это были воины, значит, прибыл ган Как-Там-Его. Он вошел последним и долго стоял на входе, разглядывая Александра.
- Я думал, демоны выглядят страшнее... Что понадобилось тебе в моих владениях?
- Я отвечу, когда вы меня развяжете.
- Если ты думаешь, демон, что перед тобой стоит глупец, то ошибаешься. Я не дам тебе возможности убить нас всех.
Кажется, этот будет поумней Лук -Дамора. Может он поймет, или хотя бы выслушает?
- О благородный ган, если бы я хотел вас всех убить, разве пришел бы я сам добровольно к тебе, разве не убил бы сначала всех в этой деревне? Уверяю тебя, слухи о моей кровожадности сильно преувеличены.
- Но ведь ты убил моего родственника, гана Ар-Грива Ваз-Крумли!
Кажется это тот, помощник Эхиби? Ну да, точно и как теперь выкрутиться, как объяснить, почему убил порученца Эхиби?
- Я вынужден был это сделать, защищая свою жизнь. Впрочем, если ты пришел мстить, то почему я должен оправдываться?
Ган крикнул слугам, чтобы принесли факелы и стул. Усевшись напротив, он пристально всматривался в лицо Александра, словно хотел прочитать в нем ответ.
- Ты первый, кто пытается понять правду. Мы тоже при этом смотрим в глаза, - сказал Александр, не отводя взгляда.
- Как это произошло?
- Для этого я должен рассказать все по порядку, а это займет много времени, если ты захочешь выслушать все до конца конечно. В последнее время все хотят меня убить, но слушать не хотят. А я должен предупредить об опасности, которая грозит вам всем.
- Говори...
Может, Александру уже надоело мыкаться, но скорей, просто устав нести бремя ответственности, которое оказалось ему не по силам, но он рассказал все почти без утайки, списав только смерть родственника на недоразумение и необходимость общения с Древними. Факелы давно перетухли, в щели и двери вползал хмурый рассвет.
- Опиши мне еще раз Древних...
- Словами трудно это сделать, проще будет нарисовать. Но у меня так онемели руки, что я их не чувствую.
Несмотря на затекшее тело и ссохшееся горло, Александр испытывал огромное облегчение и радость оттого, что его наконец понимают. Впервые на этой земле ему встретился собеседник, который хоть чем-то интересовался и умел слушать.
- Если я развяжу тебя, ты поклянешься, что не будешь убивать и пытаться сбежать?
- Куда мне бежать, рассуди сам? Клянусь, что я не буду убивать никого: ни здесь, ни в другом месте.
Бро-Махор колебался, не зная, как ему поступить.
- Ладно, почему-то я верю тебе, хотя и делаю глупость.
Он велел слугам снять веревки. Растирая ноющее тело, Александр с удовольствием ощутил, как оно начинает колоть острой пронзительной болью.
- Мы продолжим наш разговор в моем доме. Садись в телегу и помни о своем обещании.
4
Прошло несколько дней, но они этого и не заметили. Бро-Махор оказался не только любознательным, но и умным собеседником. Впервые за все это время Александр был счастлив. Махать кулаками или мечем, вести за собой в бой - не его удел. Ему больше нравилась возможность спокойно обсудить, найти главное, найти определения происходящему в неторопливой беседе с хорошим собеседником, и он нашел такого. Теперь только угроза нападения несколько омрачняла настроение, хотя и отодвинулась на второй план. Они говорили обо всем, точнее говорил Александр, а Бро-Махор слушал. Все стены его дома были изрисованы углем, поскольку писать на папирусе было делом сложным и хлопотным.
Но и Александр открыл для себя много нового, узнал еще одну грань этого мира, о которой даже не подозревал. Бро-Махор больше всего интересовался историей и умел рассказывать интересно и увлекательно, хотя и считал идею равноправия рас абсурдной. Александр не счел нужным переубеждать его, хватало других тем, более интересных для них обоих.
- Это был очень просвещенный ганури, с тонкой душой. Вот послушай, что он написал своей возлюбленной:
Солнце лишь коснулось краешка земли,
Засмущались месхиливи красные плоды,
Аромат даря такой чудесный,
Сочный, тонкий и прелестный
И наряд твой сразу алым стал,
Я тебя так долго ждал!
Я томился в нетерпеньи
И сверкали в поднебесье
И шептались две луны.
Посмотри моя Левеси,
Как я Шуной меркну в удаленьи
Потому что так сверкаешь ты!
Насколько восхитительна эта образность, сравнение возлюбленной с Ниити!
Или вот еще:
В черном провале мы исчезаем
И к смерти мы снова взываем
И черная кинулась рать,
И выбора не было больше,
Только сражаться и умирать!
К сожалению, это были его последние строки! Он погиб в подземельях Ур-Кушулов, а ты говоришь о примирении. Разве можно искать мира со зверями, которые хотят сожрать и тебя и все, что тебе дорого?
Александр из вежливости восхищался поэтом, но всякий раз натыкался на стену непонимания, когда пытался пояснить, что у ургулов тоже есть своя точка зрения. Эти вопросы приходилось откладывать на потом. Они заговорили о вещах Древних.
- Если не веришь мне на слово, давай проведем эксперимент. Я поднесу вещицу к спящему и уверен, пока он не будет об этом знать, ничего не случится.
Так они и сделали, хотя Блим-Махор и держался в стороне, подальше от Вещицы, одной единственной, которая была у него. О своей вещице Александр ничего не говорил, боясь испугать гана. Он подложил часть детали, совершенно неузнаваемой из-за времени, не вовремя задремавшему на посту воину прямо под ноги, и тихо вернулся к гану. Они сели на скамью, наблюдая за спящим воином и тихо разговаривая.
- А ты можешь построить машину?
- Вряд ли, необходимы инструменты, да и знаний у меня маловато. Нужно будет много времени, чтобы вспомнить принцип действия даже самого простого механизма. Впрочем, я могу попробовать сделать задвижку и вы сможете закрывать двери, вместо того чтобы подпирать их. Странно, что умея отливать и ковать железо, изготавливать шпаги и наконечники для копий, вы не додумались до задвижек. Вот смотри...
Он начал чертить прутиком на земле. Прошел час, охранник спал, изредка всхрапывая, иногда просыпаясь и недоуменно озираясь по сторонам, но гана с чужаком не замечал, поскольку они сидели в тени и разговаривали вполголоса.
Успокоенный страж снова начинал дремать, уронив голову на грудь.
Они остановили караульного, шедшего сменить нерадивого воина, и вновь углубились в тему.
Через три часа Александр забрал вещицу и отошел в сторону, давая возможность Блим-Махору убедиться, что воин жив и здоров. Улыбаясь, он слушал, как ган распекает застывшего солдата, но улыбка сползла с его губ, когда Блим-Махор приказал ему подойти и достать вещицу. Это было уже не смешно, ему не хотелось этого делать. Впрочем, разве только показать Вещицу на секунду, попугать воина, но не больше. Да и самому было интересно поглядеть на реакцию солдата. Сатихор говорил тогда, что в Батиане погибло много хнури именно из-за Вещей, которые он разбросал по городу, но в это не верилось. А ган требовал подойти, и напрягал. Александру это не нравилось; он понял, что не смотря на любознательность и тягу к знаниям, ган остается ганом. И как не хотелось ему этого делать, Александр подчинился, понимая, что эксперимент должен быть доведен до конца. Да и не верил он в возможность смертельного исхода. Воин дернулся в сторону, но грозный оклик гана остановил его. А затем серое лицо хнури побелело, схватившись за горло, он попытался отодвинуться и не смог. Глаза закатились, изо рта пошла пена, и воин упал в конвульсиях, которые скоро прекратились. Шутка превратилась в казнь.
- Ты заставил меня нарушить клятву, - Александр с обидой смотрел на гана, но тот был настолько занят своими мыслями, что ничего не слышал.
Преодолевая в себе вековой страх, ган медленно подходил к нему. Еще десять минут назад Александр бы порадовался такой смелости, но сейчас стоял, понурившись, ощущая себя убийцей. Одно дело убивать, защищаясь, в пылу схватки, но убить просто ради интереса?
- Я могу, я не боюсь! - закричал Блим-Махор в полном восторге, обуреваемый нахлынувшими чувствами. Он стоял рядом, как завороженный глядя на Вещицу в руке Александра.
- Конечно, можешь, - подтвердил Александр, доставая из кармана свою железку.
- Она все время была со мной и как видишь, с тобой ничего не случилось. Держи, дарю...
Но ган не захотел брать их в руки.
- Не сейчас, потом, положи их на место...
Александр отнес вещи в специально отведенную для этого комнату и подошел к собравшемуся во дворе караулу, не взирая на их явно ненавидящие взгляды.
- Где у вас кладбище?
Он сам вырыл могилу и отошел в сторону, давая завершить им ритуал.
- Почему ты так заботишься о безродном хнури?
Ган смотрел на него недоуменно и слегка презрительно.
- Ты заставил меня нарушить клятву, - повторил Александр.
- Это и есть ваша, как ты там говорил, дима... демаратия?
- Демократия? Нет, скорей закон, который не позволяет убивать невинных...
- Тогда нам он не подходит. И дозорный виноват, ведь он спал на посту!
- И за это надо убивать?
Бро-Махор отошел, ничего не ответив, и Александр ощутил, как в возникшей было дружбе пробежала трещина. Это не его мир и порядки здесь совсем иные!
Но сколько не убеждал себя Александр, не мог уже изменить свое отношение.
Он презирал себя в эту минуту за то, что опять не смог выйти с достоинством из нехорошего положения, за то, что не смог отказаться, найти убедительные и веские причины не делать того, что было против его совести.
"А что я мог сделать?" Тьфу ты, как тошно на душе!
Хорошо, что хоть сдержался, не стал ничего говорить о луках и стрелах, а ведь собирался. Нет, пусть этот мир обойдется без его подсказок!
Вечер прошел тягостно, хотя они и разговаривали, и когда утром прибыла крулу солдат, чтобы доставить демона во дворец ганури, он был рад такой развязке.
Молча Александр позволил связать себе руки, и сам зашел в клетку, в которой его и повезли в столицу. Из разговора он понял, что там его дожидается Эхиби. Но надежды не было. Если и Бро-Махор, будучи таким любознательным, не придал его предупреждению никакого значения, то чего можно было ожидать от Верхнего Эхиби? Но не только это мучило Александра.
Как был он лохом, так им и остался. Надо было положить вещицу и отойти в сторону, пусть ган сам выяснял бы ее действие! А еще лучше вообще не затрагивать эту тему! Только поздно теперь махать кулаками. Александр злился сам на себя. Ведь ты же убивал их и не плакал, так почему сейчас начинаешь жеманиться? Какое тебе дело до этого хнури? Да, его принесли в жертву науке, а сколько других останутся живы, благодаря такому эксперименту? Пусть не сразу, а через года! Нет, причина тоски не в этом.
А в чем тогда? Что доверился гану, нашел в нем человеческие черты и разочаровался? Нет, правда еще проще. Как всегда, найдя в ком-то интересные и хорошие черты, начал опять идиллизировать, неважно кого: людей или хнури. А дело не в них, а в твоей тупости и глупости, неумении разбираться в людях, а уж о хнури и говорить то не приходиться! Вот потому и злишься потом, сокрушаешься! Только как стать другим?
"Сара Барабу, стань коровой Му".
Как? Как стать умным?
Никому не верить? Да просто ты полный тупица и либо смирись с этим, либо сдохни! Другим ты стать не можешь, поэтому и в своем мире не можешь найти себе места. Место, место, где оно, на какой еще планете?
И было еще что-то важное, только Александр никак не мог вспомнить, крутилось в голове только: да, - нет...
Бро-Махор подскакал к клетке, ехал одно время рядом, хотел что-то сказать, но передумав, пришпорил гитрака, вырвался вперед.
Да и Бог с тобой! Разве ты виноват в моей глупости?
Варизгул, столица среднего Царства была окружена высокими стенами и рвом с водой, как полагается. Типичный средневековый город, только без готических башенок и куполов. Крыши домов были покатыми и больше напоминали восточные города, но для полного сходства не хватало минаретов. Встречать их вышел, как показалось Александру, весь город. Телега въехала под высокую арку ворот и покатилась по булыжной мостовой, а хнури жались к стенам домов, разглядывая его как какого-то монстра. Да ведь так оно и есть, он для них, - кушула, дьявол! Александр понял, наконец, что его ожидает. Но он до такой степени устал от разочарования в самом себе, что ему было все равно.
И все же в глубине души билось тонкой жилкой неверие, что он может умереть: что его могут казнить вот так, просто и буднично, как казнили тогда слугу Зур-Диона.
Вскоре он стоял перед каменным троном, на котором восседал сухой и костлявый старикашка, хотя Александр по другому представлял себе Верхнего Эхиби. Зал, в котором он находился, был относительно небольшим и убого убранным, как в фильме про очень древнюю Грецию, которая еще не знала роскоши. И накидка Эхиби была такой же убогой.
- Подведите его поближе, - проскрипел старикан, и десяток стражников начали подпихивать его шпагами к трону, остановив все-таки в трех шагах.
По обе стороны от Эхиби стояли два хнури в таких дурацких нарядах, что в другой ситуации Александр не смог бы удержаться от смеха. Один из советников склонился к Эхиби, и что-то шептал ему на ухо. Нет, этот мир не особо отличался от его мира. Средневековье.
-Зачем ты явился в наш мир?
Александр горько усмехнулся:
- Разве я по своей воле пришел?
- Не лги, демон, только обоюдное желание открывает врата!
- Вы про зеркало говорите? Да, было у меня такое глупое желание, но я хотел попасть вовсе не в ваш мир. Скажите, а можно отправить меня обратно?
- Разве я не сказал, что желание должно быть обоюдным? Но ты не вернешься назад по другой причине: зачем ты взбаламутил народ, утверждая, что ты избранный? Зачем стращаешь войной?
-Только не надо из меня Нео делать! Какой же я избранный, ведь Проклятый круг совсем другое, чем вы думаете, там... там разговаривает дух Древних, вот и все... А война будет, хотите вы в это верить, или нет. Армия жуков готовится переправиться через пролив, я видел их приготовления своими глазами.
Эхиби начал смеяться, и все присутствующие дружно подхватили этот смех.
- Армия, ты называешь армией десяток жуков, перелетевших на нашу землю? Которые тут же зарылись в землю?.. Пусть воюют с ургулами, если дороются до их нор! Я не буду возражать!
Старик захлебывался смехом.
- Как десяток? Почему перелетели? Значит это не те, муравьи должны были приплыть на плотах, на стволах деревьев, связанных вместе...
- Так и есть, деревья подплыли к берегу и с них взлетели большие жуки.
Эхиби резко оборвал смех и его окружение сразу затихло, словно выключили звук.
- Что еще поведаешь нам на прощание?
- Боже, какой же я идиот! - будь у него развязаны руки, Александр хлопнул бы себя по голове, - ну точно, я ведь читал об этом! Эти жуки, которые прилетели к вам, оплодотворенные самки! Все верно, они сразу зарываются в землю и начинают откладывать яйца! Видимо, сил самим перелететь через пролив не хватает, поэтому они и строили плоты. И через какое-то время там, где они зарылись, появятся муравейники!
- Что ты несешь? Какие яйца?
Александр с сожалением взглянул на Эхиби.
- Хотите, я предскажу ваше будущее? Через год, а может и раньше, появятся большие жуки. Они будут тащить в свои дома всех, убивая одним только укусом. Сначала они будут убивать ургулов, и вы будете этому радоваться. Потом они доберутся и до вас, а вы ничем не сможете им противостоять, даже если и убьете нескольких. Но их уже будет столько, что сопротивление станет бесполезным. И договорится с ними нельзя, а те хнури, которые выживут, будут в бессильной ярости глядеть, как они уничтожают ваши посевы. И будете вы отходить все дальше и дальше, пока не окажетесь в краях, где царит вечный холод...
- А хочешь, я предскажу твое будущее?
- Не надо, и дураку понятно.
- Подведите его к окну, пусть посмотрит!
На широкой площади стоял помост. Плотники торопливо заканчивали работу.
- Завтра утром твоя голова покатится вниз...
Слава Богу, что вы не додумались сажать на кол, варить заживо и прочие штучки, которые бытовали и бытуют до сих пор у нас. А просвещать я вас не буду...
- Отведите его в камеру!
5
Ну что, будем подводить итоги? Чего ты добился, что пытался и что сделал на самом деле? Александр медленно ходил из угла в угол.
Да ничего! Ничего ты не сделал, если не считать того, что погубил жизни ургулов, тех, кто по настоящему верил тебе и помогал. Махудуки, Сниони... Вот теперь я понимаю, почему и хнури и корхири не верят в мою избранность. Потому, что я не герой, потому что не способен принимать решения! При социализме и мне, и таким как я, было уютно прятаться от правды, выполнять, не думая приказы, получать свой кусочек хлеба и быть довольным. Но стоило только измениться условиям бытия, и сразу моя истинная сущность выплыла наружу. А мы всегда хотим думать о себе лучше, чем мы есть на самом деле. Только что мне делать со своей правдой? Она никому не нужна и у каждого своей такой хватает. Тогда зачем вытаскивать скелет из шкафа на всеобщее обозрение? Но смутный, невнятный инстинкт подсказывал Александру, что это нужно делать: не для других, которые его никогда не поймут, и в лучшем случае будут только брезгливо морщиться, а для самого себя. Он должен был понять самого себя!
Он должен был измерить глубину своей глупости, узнать объем тупости, самомнения, он должен был найти в глубинах своей души демона и встретиться с ним лицом к лицу!
Если выбрал этот путь, так иди до конца. Ты должен познать себя. Можно делать вид, что все хорошо, что никаких демонов не существует и жить, как подсказывает инстинкт. Но, попадая в неприятные ситуации, ты не будешь знать, когда тебе советует совесть, а когда демон. И потому начинаешь оправдывать свои поступки: я не виноват, они первые начали и т. д.…
Ведь ты же хочешь быть с Богом, быть в Боге, и не только ради спасения и сохранения души, а потому, что там тебе интересней? Там находится то, что влечет тебя, там откроется тебе весь мир, полный тайн и загадок, и не будет тех, кому ты не веришь, чью искренность будешь ставить под сомнение.
Мастер обрел свой покой, каким он представлял его себе, какой заслужил. А тебе нужно искать свой путь. У каждого своя дверь и в чужой тебе делать нечего.
За дверью послышались шаги. Противно скрипя, она приоткрылась, пропуская несколько хнури, среди которых был Эхиби и Бро-Махор.
- Что демон, не можешь заснуть? Боишься?
Факелы скудно освещали темницу, и сморщенное лицо Эхиби напоминало Александру персонаж какого-то фильма. Точно, учителя джедаев!
- Я думаю...
- Как избежать казни? Сбежать отсюда тебе не удастся. Завтра тебе отрубят голову и будут возить из города в город, показывая всем, кто хочет перемен и верит в глупые предсказания. Скажи, что ты сейчас чувствуешь, зная, что завтра не будет больше тебя? Что испытываешь ты? Гнев, страх, сожаление? Поведай, это так любопытно!
- Давай поменяемся местами, если тебе так интересно, и ты узнаешь сам...
Старец рассмеялся.
- Я не спешу. Хоть я и стар, но тебя я пропущу вперед.
- Тогда зачем ты пришел?
- Я могу сохранить твою жизнь. Бро-Махор мне многое рассказал о тебе.
- Не сомневаюсь. И сейчас ты начнешь предлагать мне все блага и удовольствия в обмен на мои знания.
- А я ведь верю тебе. Жуки нападут на нас, и только ты сможешь помочь. Ты же сам за этим и пришел, разве не так? Расскажи, как от них защищаться, дай нам оружие, которого у нас нет, и мы вернем тебя назад, в твой мир. А хочешь, живи здесь в почете и уважении, как настоящий избранный, который спасет мир.
- И вы готовы будете для этого объединиться с другими расами, признать равноправие, издать и соблюдать законы, равные для всех?
- Если речь будет идти о спасении всех нас, - да!
Ой, заманчиво, ой как заманчиво! Вот то, что ты хотел, к чему стремился! Разве не ради этого ты пришел в этот мир, разве не в этом твое предназначение? Так чего же ты колеблешься, в чем сомневаешься? Соглашайся! Соглашайся и смерть твоих друзей будет не напрасной...
Но что за червячок ковыряется в душе, не дает покоя на задворках сознания? Верить им, иль не верить, быть или не быть? Помни о своей глупости, наивности, ведь решается не только твоя судьба, но и судьба этого мира. Ты не имеешь права на ошибку! Ты поверил гану и как легко он разрушил твои наивные рассуждения. Помни, что дорога в ад выстлана благими намерениями! Думай, думай!
С чего это вдруг Эхиби так быстро поменял свои убеждения, ведь совсем недавно он смеялся над твоими опасениями? И Бро-Махор не мог его переубедить, ведь он сам не верит, что муравьи могут представлять угрозу.
Проклятый туман в голове, который не дает сосредоточиться! Чего они хотят? Да ясно ведь чего! Высосут из тебя все твои знания, даже если ты и не знаешь толком ничего. Пусть не ружья, даже не арбалеты, а только луки появятся у них, и обретут они власть над ургулами, над корхири. Пойдешь ли ты на это? Нет!
И тупо говорить НЕТ тоже нельзя, нужно твердо знать, почему нет. Иначе они придумают другие уловки, станут приводить другие доводы, а ты не сможешь разобраться, где ложь, где полуправда, и этим позволишь манипулировать собой.
- Я размышлял, что может сделать с вами десяток жуков, и понял, что заблуждался. Если опасность будет столь велика, вам поневоле придется объединиться с ургулами и вы сами, без меня, найдете компромиссное решение, которое удовлетворит всех. Ведь тогда вы сами, по настоящему, поймете необходимость равноправия. А сейчас бессмысленно и глупо давать вам в руки козыри, которые вы будете использовать против своих же в первую очередь. Я помогу, не помогая, так будет лучше...
Эхиби злобно сощурился.
- Глупец, так ты предпочитаешь умереть?
И взгляд его был страшен и до боли знаком. Где же я видел эти глаза?
И память раскрыла наконец шлюза и воспоминания хлынули бурным потоком! Я узнал тебя Мессир!
- Подумай, на что ты себя обрекаешь, какие муки ты будешь испытывать, зная, что погубил во имя своей глупости и ослиной упрямости тех, кому ты был дорог, кто отдал свою жизнь за тебя? Как ты будешь жить дальше, зная, что предал их? Предал Махудуки, погубил малыша Сниони, обрек всех ургулов? А ведь в твоих и только в твоих руках было их спасение! Они верили, надеялись на тебя и сейчас продолжают верить! Ты не мне, ты им говоришь нет, их лишаешь последней надежды! И даже тот малыш в Батиане, погиб ни за что!
Он и другие будут приходить к тебе во сне и спрашивать, за что ты их убил? Что сделал ты, чтобы оправдать их смерть? Трусость самый страшный из пороков, разве ты забыл? Но можно еще исправить, можно изменить судьбу! Есть у тебя последний шанс: да или нет, отвечай!
Вроде все верно, слова справедливы и правильны и срезают наповал, но есть еще что-то, еще один фактор, который я не могу никак вспомнить! Но что, что?!!
…Необходимо ослабить картуфляцию на десять процентов...Добавить праклимиозы в питательную смесь...Мы не должны вмешиваться в его мир...Пусть он сам выбирает...Допускаемая степень выбора у этого индивидуума должна быть осознана...
Вот оно что! Это ведь мир моих фантазий! На самом деле нет никого, есть только мои чувства, которые я никак не могу упорядочить, черты характера, несоответствующие друг другу. Из-за этого и происходит конфликт в моей душе, создавая замкнутый круг, и если я не смогу стать выше своих чувств, казалось бы, самых чистых и добрых, - то никогда не смогу и вырваться из этого круга!
- Да, это мир твоих фантазий. Но разве я не говорил тебе, что любые мечты воплощаются в явь, стоит только этого сильно захотеть? Что еще ты ищешь? Не захотел быть рядом со мной, так живи в этом мире. Будь его полновластным господином, строй его, как тебе вздумается, стань богом для него! А когда надоест, я дам тебе еще большее, все, что ты сможешь постичь к тому времени!
- Стать божком в своем собственном маленьком мире? Который будет во всем угождать мне, моим прихотям, который моментально приестся? Нет, это не для меня.
- Тогда умри здесь и может, в следующий раз поумнеешь...
- Мессир, ответьте мне на один вопрос: почему я вам так нужен, зачем я вам?
- Почему и зачем, это два вопроса. На какой ответить?
- Почему...
- Потому, что ты всегда был мой и так просто я тебя не отдам!
Хнури испарились: то ли вышли, то ли исчезли. Да и не важно. Больше они были не нужны, хотя и осталось чувство неудовлетворенности. Но грезы кончились. Изживший себя мир зайцев исчезал, словно кто-то невидимый стирал губкой со стекла нарисованную воображением картину и за слоем краски все отчетливее проступало настоящее. И хотя обидно было осознавать, что он не выполнил задачу, которую поставил сам перед собой, Александр понял, что не спасение этого мира было его истинной целью. Если бы он увлекся этим миром, приложил все усилия, чтобы спасти их от муравьев, если бы поверил в их подлинность, - то так бы в нем и остался. Навсегда, как многие другие, ушедшие в себя, которых мы считаем сумасшедшими. А сейчас Александр ощущал себя волной, хлынувшей в приливе на песок, на котором были начертаны символы, уже прочитанные и больше не нужные.
Вот Зур-Дион, вот Сатихор, Блим-Махор, Сниони, Эхиби: это всего лишь знаки, письмена; как не прискорбно признавать, всего лишь буквы, медленно растворяющиеся в волнах времени...
Он просыпался.
Серые взирали на него пристально и даже с малой искрой интереса. Неужели и вы пробуждаетесь? Неужели и в вас пробуждаются давно забытые чувства, или мне это только кажется? Но слишком пусто, слишком бездушно здесь, а мне так необходимо общаться! Особенно сейчас, когда я ощущаю себя если не предателем, то просто неудачником, который не смог довести до конца начатое. Не смог стать победителем в своих собственных фантазиях, а это так опустошает! Ведь человек, осознавая свою немощь и хрупкость, всегда настраивает себя на победу, в этом его суть, его психика не принимает даже самые разумные доводы любых неудач и отклонений. Моя душа рвется на части, оттого что умом я понимаю правильность отстранения от грез, но внутреннюю сущность коробит от всего этого! К кому мне обратиться, кто растолкует мне мои сны?
И снова в темноту, в пространство пустых и гулких помещений пошел он в надежде встретить того незнакомца...
6
- Итак, эти иллюзии кончились. Сумел ли ты найти свой путь? Или будешь создавать новые, чтобы опять пытаться убежать от самого себя?
- Но я же нашел путь, почему ты спрашиваешь об этом?
- Разве? Ты нашел только выход из лабиринта и хотя это немало, и есть с чем поздравить, но это ведь только начало...
- Значит, я сотворил этот мир с одной только целью, - уйти от реальности?
- Многие так поступают, не в силах справиться с пугающей их действительностью, с которой они не могут совладать. Но не многие могут выйти из них. Что ты понял?
- В самом себе? Увидел, насколько убого мое мировоззрение, раз сумел создать только мир примитивных существ и всего лишь для того, чтобы хоть как-то возместить свою собственную неполноценность. Узнал часть правды о себе и довольно неприятную. Осознал что могу, а что не могу. И что мое "не могу" гораздо обширнее моих возможностей.
- Хорошо. Сумел ли ты постичь свое предназначение?
- Не знаю. А какое у человека может быть предназначение? Построить дом, родить сына, посадить дерево, что еще может быть?
- Так почему ты этого не делаешь? Почему бежишь в иллюзии?
- Я пытался... Я честно пытался это делать, но банки за моей спиной громыхают на кочках, напоминая о чем-то, чего я никак не могу понять.
- И ты полагаешь, что тебе не остается ничего другого, как бежать? Бежать, как другие убегают в алкоголь, в работу, в книги, да куда угодно, лишь бы только не оставаться наедине со своим одиночеством, ибо тогда возникает естественный вопрос: а зачем ты вообще? Но дом, сын и дерево, - это только одна из граней, которая дана человеку. Если ты не можешь удержаться в этих пределах, почему не идешь туда, куда влечет тебя твое сердце, или как ты выражаешься твои банки на хвосте?
- Познать себя, обрести веру, найти свой путь? Но я же этим и занимаюсь...
- Нет, ты завис между этими гранями, оттого такое смятение в твоей душе. Тебе не хочется и расставаться с благами цивилизации, и не хочется жить мирскими законами. Так чего же ты хочешь?
- Понимаю. И рыбку съесть и в лодку сесть. Но почему другие это могут, и почему мне нельзя?
- Не прячься за других. У каждого свои возможности, каждому дана своя ноша. Так почему ты ропщешь, выбрав самую легкую?
- А у тебя есть ноша?
- У всех она есть. И ты со своими страхами, со своей ленью, лишь только часть ее. Но прекрати задавать детские вопросы, переспрашивать: а ты, а у тебя?
- Прости. Но зачем я живу, в чем тогда мое предназначение?
- Снова глупый вопрос! Ты ждешь подсказок? Ждешь, когда тебе разжуют и положат в рот? Почему сам не хочешь найти ответ?
- Я просто не знаю, в какой стороне его искать! Укажи хотя бы направление!
- Миры богаты многообразием. И у каждой твари своя цель, свое предназначение, свои возможности, свой результат и свой итог. Скопом в рай не попадают. Человеку дан разум, чтобы он мог понять это. Кто-то на склоне лет будет гордиться тем, что есть у него дом, дети и внуки и будет прав по-своему. Кто-то будет гордиться тем, что сумел создать своими руками, своей мыслью и тоже будет прав. Кто-то будет гордиться своими знаниями. Но ты же выбрал непростой путь понимания, и необходимо тебе научиться различать, где добро, а где зло, если ты не можешь по другому оценить всю систему мировоздания. Хотя это только начало в постижении, а в дальнейшем ты увидишь противоположное, но пока об этом рано говорить. Но раз ты избрал это русло, то должен осознать, что эти понятия постоянно меняются местами, перетекают одно в другое. То, что одному хорошо, другому плохо. Что на данный момент хорошо, то в следующий миг станет нейтральным, а затем станет плохим. Более того, нет чистых понятий добра и зла, одно кроется в другом, и наоборот. И все течет, все меняется. Научишься различать, - научишься выбирать направление и тогда найдешь дорогу. Заметь, - свою. Не общую, только свою...
- То есть я в силу своего понимания нахожусь не там, где все, а в каком-то лабиринте своих заблуждений, откуда мне еще надо выйти? Из малой части одного мне удалось выйти, а теперь надо искать выход из другой его части?
- Скорее ты находишься на плоскости своих взглядов, и эта плоскость формируется ими. Если ты считаешь, что у тебя под ногами пол, значит, он им и будет. Будешь считать потолком, - поймешь, что стоишь верх ногами.
- Тогда получается, что я сам создаю систему мировоздания, сам леплю Бога и сам творю к нему пути?
- Бог в первую очередь - Творец. Он сотворил все, и нас с тобой, и вложил в нас свою крупицу. Так чему ты удивляешься? Мы взаимосвязаны. Он творит нас, а мы Его. И каждая душа - это маленькая грань Его. Но это давно уже известно, почему ты этого не знаешь? Или полагаешь, что встретишься однажды с Ним лицом к лицу? А не обидно будет осознать, что Он настолько велик, настолько многомерен, что увидеть тебе будет дано одну лишь только грань, в которой отражаться будешь ты сам!
- Выходит, я встречусь с самим собой.
- Вот именно. И постарайся поступать так, чтобы не стыдно было посмотреть себе в глаза, ведь там ты увидишь всю правду о себе... Многие не могут перенести шок, считая себя лучше, чем они есть на самом деле.
- Но где тогда рай, каким его описывал Иоанн?
- Послушай одну притчу. Отшельник удалился в пустыню и все свое время проводил в молитвах о том, чтобы ему оказаться в раю. После смерти он попал в рай, но его появление никого не обрадовало: он не смог стать достойным собеседником ангелам, потому что даже не понимал, о чем они говорят. Проведя свои земные дни вдали от человеческого общества, не развиваясь духовно, а лишь вознося молитвы, отшельник сделался праведным, но примитивным человеком. Пожалев беднягу, Господь сотворил для него кусочек пустыни, к которой тот привык при жизни, прямо в раю. Там он и обитает, - и ничего другого, другой жизни не может представить...
- А я думал это Царство.
- Примитивное представление людей того времени, так же, как примитивно и твое. Но они именно это и видят и падают ниц перед Царем царей и восхваляют Его. Верь, что это так, и присоединишься к ним... Верь, что это сад полный фруктов, воды и обнаженных гурий и окажешься в нем. Верь, что ты воссоединишься с Творцом, растворишься в Нем, так оно и будет. Только не думай, что можно жить обкрадывая, убивая, лгя, но, веря, - и вера откроет перед тобой все двери. Как твой организм отторгает даже мельчайшую занозу, так и ты будешь отторгнут, если не сможешь выбрать правильный путь. А чтобы найти его, нужно познать себя.
- Но я ведь что-то начал понимать. Хотя бы одну грань я для себя открыл.
- Открыл или тебе так кажется?
- На это тоже необходимо время. Ведь душа это не монетка. Орел, - это хорошее, решка, - плохое. Вот теперь я знаю, что в моей душе тоже сидит демон, хотя и хочется видеть себя белым и пушистым. И борьба с ним просто невозможна. Стоит только мне броситься на него, как он отступает, и я натыкаюсь даже не на стену, а на нечто такое вязкое и бесформенное, которое сковывает все мои движения. Но стоит успокоиться, как он возникает вновь, тихо и незаметно.
- Ну что же, ты начинаешь поворачиваться в нужном направлении. Но помни, что оно тоже смещается, для этого ты и должен понимать себя.
- Выходит, я должен научиться, как птица выбирать направление? Но у них ведь инстинкт, они чувствуют магнитное поле Земли.
- А у тебя разум. Я покину тебя на некоторое время. Размышляй, анализируй, сопоставляй...
- Постой, как твое имя?
- А как твое?
7
Пустота. Пустота снаружи, пустота внутри. Почему Божественное так трудно постигать, и почему так легко приходит демонское? Или это мы разделяем, а оно все в одном "флаконе", только берем мы из него то, что больше соответствует нашему духу?
Осознанное понимание чего делать нельзя, и понимание, что через это можно перешагнуть. Эзотерические знания, тайные доктрины. Желание властвовать, подчинять себе все и всех. Двадцатый век с его чудовищными преступлениями против человечества в целом и против каждой личности. Войны, войны, войны...
И не проходит ни одного дня, чтобы не полыхали на Земле пожары, не гремели выстрелы, не текла человеческая кровь. И все это под напутствие не убий! Сопровождаемое проповедями о любви, о братстве, о милосердии. Женщины и дети, гибнущие в первую очередь, ибо на войне погибают наиболее не приспособленные. Ну не приспособлены они: женщины, созданные Богом для продолжения жизни, а не для ее отъема; дети, еще верящие в Бога, даже не имея о нем никакого представления! Еще не познавшие "школу жизни", еще не научившиеся лгать, не научившиеся ненависти! Которым еще только предстоит все это пройти, проходить на практике, как проходил это в юности Александр с толпою, убивая за трансформаторной будкой кошек. Школа садизма, уроки, которой пишутся кровью. Хорошо хоть времена еще были те, когда жизнь была бесценной и даже на собак уже не подымалась рука, ибо взгляд их был настолько человеческим, так глубоко проникал в душу, что обезоруживал лучше всяких проповедей!
Впрочем, и сейчас жизнь бесценна. Слово тоже, только смысл противоположный. Не имеет цены. И проходят эту практику на человеке. Что это? Что происходит и почему происходит именно так?
Люди и демоны, любовь и ненависть, - разделяющая их черта так тонка, что почти не заметна. Почему демонское на виду и на слуху, а человеческое надо искать?
Искать в других, искать в себе?
Голоса, которые раздаются в голове, которые советуют и хорошее и плохое, ангелы и демоны, - все они находятся там, внутри, за этой дверью. Или там находятся ангелы, а демоны прячутся в темноте, сбивая с пути, мешая ее отыскать? Или это все ложь, наши измышления? Но почему тогда вся история, вся суть и отдельного человека и всего человечества основана на ВЕРЕ? В Бога ли, в Дьявола, но на вере. И сколько мы бы не смеялись, как не отвергали ее, на склоне лет все задаемся вопросом: а что там? Нас приучали не верить в богов, но мы тогда обожествляли вождей, впрочем, не изобретя ничего нового. Не мы первые, но не известно: не последние ли?
Почему мы не живем с простой философией, - живем, да и ладно, а другого нет и быть не может? Кто верил в реальное существование Трои, пока Шлиман не откопал ее? Семьдесят лет мы отвергали веру и чего добились? Счастье, что Он нас не отверг, даже не взирая на то, что мы пустили на его место дьявола: ведь свято место пусто не бывает. И нам приходится теперь убеждать себя, что Он существует, хотя мы утверждаем, что веруем, и готовы любому глотку за это порвать. Но это внешне, а внутри? Верим, или играем в веру? Но все игры до поры до времени. Стоит только прийти беде, и чем страшней она будет, тем громче возопим мы к небесам: "Господи, за что?!!" И будем молить о пощаде. Все-таки, странное существо человек. Если беда, - зовет Господа; а если все хорошо, - то Бог здесь вроде и не причем. Человек считает, что сам добился благополучия и уже не нужны ему никакие истины.
Мы сами источник своих бед, и не из-за того черного, что кроется в наших душах, а из-за своей забывчивости. И начинаем искать ответ, только когда припекает. Весь вопрос в том, где его искать? Можно побывать на Марсе, на самых окраинах Солнечной Системы и за ее пределами, но ответы, которые там найдем, будут техническими, научными. А самый главный ответ находится внутри нас, внутри каждого из нас. За дверями, ведущими в подсознание. Ведь именно оттуда подаются условные знаки, которые мы называем инстинктом, интуицией. Живем мы внешней жизнью, реагируем на малейшие изменения во внешней среде, но ответы то получаем изнутри. Все, что мы создаем, чем так по праву гордимся, приходит изнутри. Там хранится самая жгучая тайна, и все мы ежедневно думаем о ней в той или иной форме. А приходит смерть, и уходим мы в эти двери, уходим внутрь себя. В другие измерения, если только сумели найти эти двери, сумели их открыть. Либо блуждаем в лабиринтах мрака, который мы именуем адом. А кто-то и не ищет, кому-то нравится в нем оставаться. Каждому свое. У каждого свой выбор.
Но сколь не благополучно бытие, в котором человек начинает считать себя равным Богу, ибо падают перед ним ниц миллионы, полностью подвластные его воле, не властен он растянуть и остановить отпущенное ему время. И отдельный человек и общества и цивилизации в целом.
Как же это мучительно, висеть в полной неподвижности! Не остается ничего другого, как только думать, думать, думать! Кто изобрел такую изощренную пытку? Александр был бы рад сейчас вернуться назад в тот мир, попытаться если не изменить его судьбу, то хотя бы поставить себя в другое положение, обрести власть над ним. Но не мог. Словно грезы были поездом, на который он опоздал и смотрит ему теперь только вслед...
И приходится опять возвращаться к проклятому вопросу о самом себе...
Два острова, люди и демоны; черное и белое, две грани души. Да с чего ты взял, что только две? Душа это природный алмаз, но его шлифовкой занимаемся мы сами. И граней ровно столько, сколько ты сумел создать. Только все это - "рассуждалочки", блеяние овечки, которую ведут на бойню: давайте не будем убивать, давайте жить в любви и согласии.
А тот, кто тащит тебя, приговаривает: - Да-да, вот сейчас зарубаю, разделаю, приготовлю бифштекс, а потом буду жить, любить и соглашаться... Да почему же мы всегда такие двуличные и все никак не можем сопрячь эти личности и вечно пытаемся объять необъятное, постичь невозможное?
- Что, не хватает знаний? Учиться надо было в школе, а не за будкой!
Виноват! Виноват, что такой тупой! Виноват, что обучался согласно умственным способностям как пролетарий, винтик рабочего класса, а теперь пытаюсь что-то понять, ибо душа моя не находит места и блукает в потемках! Виноват, что единственный предмет математика, которая не несет в себе политики и лжи, никогда не могла увлечь меня сухими цифрами. Виноват наверно и в том, что школы дают только общее образование, а те моральные устои, которые навязывали нам, оказались уже ненужными и забытыми. Но более всего виноват в том, что не привлекают меня знания как способ управления процессами, явлениями и людьми, но в первую очередь людьми. И пусть мои рассуждалочки наивны и глупы, но я знаю, что Бог меня за это не осудит, даже если Ему и придется сотворить еще один клочок пустыни.
Стоп! Александр даже хотел потрясти головой, но незримое поле крепко держало его в своих объятиях. Как всегда начинаешь за здравие, но приходишь к упокою?
Что это, здравый смысл или черный пессимизм? Или одно накладывается на другое, создавая весьма мрачные картины? А любая картина это не есть реальность. Где искать ответ, где находятся мои двери? Ведь помимо того, что ты должен постигнуть в самом себе, есть еще и внешнее. И кажется, ты начинаешь это понимать, как сказал незнакомец, в своей плоскости.
То, что человека создали, уже нет сомнений. Как именно, сейчас не важно: изменив генетически обезьяну, или по-другому, но создали с определенной целью. Привили вакцину агрессии, чтобы мы смогли противостоять чуме. Возможно, именно поэтому, чувствуя себя немного виноватыми перед нами, они с нами возятся и прощают нашу злобу. То есть мы и рождаемся с демонами в душе и наше предназначение перебороть их и выработать противоядие.
Можно возмущаться, можно негодовать на них, но это сути не изменит. Безнравственно с их стороны? А нравственно ли наше отношение к лабораторным животным, на которых мы проводим опыты? Если они в конечном итоге служат для великой цели? Можно ли дать однозначный ответ? Пусть не будет лабораторного насилия, но тогда все вымрут от еще большего насилия.
Мы ищем, они ищут... Маленький островок доктора Моро на острове доктора Моро, который находится в лаборатории доктора Моро. И оттого, что мышка на маленьком островке начинает понимать, что она всего лишь мышка, опытов никто не отменит.
Только результат получается отрицательным. Демоны все больше вытесняют человека в его душе. Те устои, которые внушали нам, оказались фальшивыми. Идея служения всей страной одному человеку провалилась с треском, ибо невозможно из сообщества людей сотворить ни о чем не думающих муравьев, заставить их слепо повиноваться любым приказам.
Но еще страшней последствия всего этого. Пока мы мучительно размышляем, где теперь искать эти устои, потерялось целое поколение. Оно сделало свои выводы: жизнь дана для наслаждения и они не могут ждать, когда им их подадут, они сами должны брать. И берут, убивая... Машину, чтобы покататься, убив всю семью для этого, даже двух малышей. Убив всю семью опять таки с маленьким ребенком в своих постелях, потому только, что они не хотели, чтобы соседский подросток воровал, причем у них. Нужно ли еще приводить примеры? И опять: почему демонское на виду и на слуху, а человеческое всегда надо искать?
Да, есть и другая часть этого же поколения, которая созидает и набирает силу, борясь против беспредела, но в малых городах знают о ней только по репортажам из новостей. А в реальности только приходят и говорят: именем закона повышаются налоги и тарифы, повышаются цены, изменяются правила и вам необходимо в кратчайший срок заплатить! Платите, платите, платите, но часы работы учреждений сокращаются, постоянно меняются, запутываются, и снова очереди, и ты готов заплатить кому угодно, лишь бы только не стоять в них.
Там, по телевизору все хорошо, все правильно: а выйдешь на улицу... И лопается голова от этой двойственности. Где-то там люди, к которым тянется сердце, а здесь, - каждый сам за себя, человек человеку волк, каждый сам по себе. И ты самое слабое звено! Ты один и беззащитен! Чужие и чуждые игры, ибо Россия всегда сильна была в единстве, только так могла противостоять всему враждебному. А что теперь? Вы выбываете, поскольку вы слабое звено!
И стало столько этих слабых звеньев, и треть России повисла в воздухе: малейший кризис и все, они на свалке. И беззащитны они перед демонами, целиком и полностью находятся во власти их "понятий".
А мы ломаем головы, пытаясь понять побудительные мотивы, и не можем, потому что нет мотива, есть только отношение демонов к людям и выражается оно именно так: унижать, подчинять себе, убивать, получая от этого еще большее наслаждение, чем от владения чужими вещами!
Из глубины и темноты вдруг послышался голос:
- Хочешь, я легко разобью твои вопли о справедливости, твое благородное негодование всего лишь одним вопросом? Вспомнишь ли ты обо всем этом, когда у тебя появятся деньги?
Удар под дых! Александр растерянно молчал.
Все верно. Навалятся сразу другие проблемы: как и на что их потратить, куда их вложить? Все, о чем говорил, сразу станет побоку и страх потерять их станет намного сильнее и вытеснит все размышления. И будешь ты уже презрительно и брезгливо взирать на тех, от чьего имени сейчас разглагольствовал. Ведь это ОНИ неудачники и лохи, это ОНИ слабое звено, они отравляют тебе жизнь одним только своим существованием, напоминая о том, что вспоминать уже и не хочется. Более того, а вдруг они покусятся на твое имущество? На твою жизнь? Почему ты должен делиться с кем-то, если ты эти деньги потом и кровью зарабатывал, тебе даром никто ничего не давал? Нет уж, каждый сам по себе!
- Хорошо, ты прав. Но почему тогда наше построенное на неравенстве общество ищет справедливости, рассуждает об истине, зачем она нам вообще нужна? Получается, что мы только прячем свою истинную сущность и в первую очередь от самих себя, и больше всего ненавидим тех, кто ее обнажает! Почему мы такие лживые, негармоничные, почему ищем себе во всем оправдание?
- Ты хочешь, чтобы общество отбросило лицемерие и зажило по волчьим законам? Пробовали уже, и к чему привело? Народ разбежался, предпочитая голодать и жить в палатках; население превратилась в стаю бандитов, способных только уничтожать и разрушать. Счастье, что нация сама поняла, куда идет и на что себя обрекает.
- У меня такое ощущение, что хаос, который царит в наших душах и в наших помыслах, всего лишь отражение чего-то внешнего. Паны дерутся, у хлопцев чубы трещат...
- Вот это мы все и стремимся понять. Ведь для того чтобы устранить недомогание, нужно выяснить его причину, не так ли?
- И пока вы это выясняете, народы все больше скатываются в яму всеобщей войны?
- А кто это, - вы? Ты уже отделил себя, противопоставил? Быстро же ты вознесся! Думаешь, в своих рассуждениях уже познал себя, нашел свой путь? Обрел веру? Заблуждения, а тем паче самомнение всегда уводят в сторону, и блуждает душа в потемках, как человек в лесу, кругами. И начинает он валить вину на лешего. Или еще на кого-то, не подозревая, что повторяет чужие слова. Впрочем, чему суждено быть, то и сбудется...
8
Больше не было видений, и сны бежали от него, как от прокаженного. Уставившись в темно-серебристый потолок, лежал Александр ни о чем не думая, ничего не желая, и только смутная тоска грызла сердце. Но и на нее он уже не обращал внимания. Разговаривать не хотелось. Он устал.
Устал от поисков, от незнакомца, от серых, от самого себя. Видимо есть предел всему. В мире, где у тебя нет тела, а есть только сознание и вечно прячущееся подсознание. В мире, в котором ты ничего не понимаешь, не смыслишь, не понимаешь его сути. В мире, в котором тебя вечно тыкают носом, словно щенка, и тут же остужают твою радость, если тебе кажется, что ты сумел хоть что-то понять. В мире, который так и остается для тебя чужим и недоступным - если ты не хочешь смириться, - тебе просто нечего делать. Ведь даже если к тебе будут хорошо относиться, рассказывать и объяснять, будут пытаться увлечь своими интересами, - ты никогда не сможешь стать его частью, ибо будет это уподобляться игре. Весело, потешно, приятно и все как дети увлечены и ждут продолжения, но в душе ты знаешь, что это только игра. Что когда нибудь она закончится и будничные заботы не ушли, а только отодвинуты на время. Что ты снова вернешься к самому себе, к этому извечному и проклятому вопросу: - кто же я такой, почему, и что здесь делаю? Что происходит со мной? Чего я хочу?
- Свободы, ты хочешь свободы! - неимоверно красивое существо, ангел с распростертыми крыльями летел в безмерном пространстве и Александр ощущал его упоение полетом, скоростью и свободой, ничем не ограниченной и такой заразительной!
- Мессир, - Александр горько усмехнулся, - я узнал вас, Падший Ангел.
- Падший, - означает упавший. Разве я падаю? Проникнись до конца моей свободой, и ты увидишь, ты поймешь, что я не упал, - я взлетел! Да, я отделился от него, освободился от его осознанной свободы, которая сковывает хуже всяких цепей, и обрел истинную свободу! Я создаю свои миры, но в отличие от него я не несу никакой ответственности ни перед кем, а тем более перед теми, кто готов преклоняться и пресмыкаться передо мной! Я счастлив и готов поделиться этим счастьем и с тобой!
- Так отчего же вас так гложет одиночество? Вот зачем я вам нужен: некому показать ваши миры, некому восхищаться вашими творениями, вашему таланту? Когда вы всемогущи, все быстро приедается, но Он, созидая, берет на себя и ответственность за тех, кого создал, и Ему уже некогда скучать, даже если и приходиться возиться с сопливой детворой круглые сутки. А вам никогда не хотелось возиться. Из-за этого и возник конфликт, из-за этого вы ушли, или взлетели, или упали, кому как видится.
- Поэтому я и зову тебя за собой! Что толку от всех творений, если некому их оценить?
- Мое понимание, - вещь капризная. Изредка оно посещает меня, но не приносит удовлетворения, а только создает еще больший хаос в моей душе. Но восхищаться можно только прекрасным, а то уродливо-злобное, что я видел, вызывает лишь отвращение. А лгать и притворяться перед вами бесполезно. Мне сейчас хотелось бы если не соврать, то хоть как-то смягчить свои слова, но это ведь бесполезно, не так ли? И я для вас стану лишь очередным увлечением, игрушкой, каких было много до меня и будет много после меня. Стану одним из вереницы людей, которых вы приближаете к себе, пока не пресытитесь, а затем отбросите за ненадобностью. Да, меня увлекают ваша свобода, ваше могущество, но в них кроется пустота и вечная тоска. Вы строите свои миры, чтобы доказать Ему, что вы такой же Творец. Но модели ваших миров основаны на подчинении всех одному, то есть вам. Свободны только вы, а все остальные, поверившие вам, исходят злобой и ненавистью к тем, кого вы приближаете в данный момент и злорадствуют, когда вы их отбрасываете, потому что и сами прошли через это.
Это уже было, мы пытались жить по вашей модели и не хотим больше возвращаться назад, к репрессиям и террору, ведь это означает кое-что похуже смерти. Простите Мессир, я снова говорю, НЕТ. И до этого я говорил, не зная точных причин, а теперь я понял, почему я говорю нет...
И пространство вновь начало менять цвета и оттенки, подстраиваясь под настроение хозяина, заполыхало алым, темно-кровавым, озарилось светом молний!
- Кем ты себя возомнил, убогий человечишка? Ты смеешь указывать Мне? Ты считаешь, что постиг Меня, постиг Его? Думаешь ли, когда открываешь рот? Понимаешь ли, что тебя ждет, ибо такие как ты омерзительны Мне и не нужны Ему! Ты покусился на Нашу Сущность, а это самое страшное преступление и все кары ничтожны по сравнению с тем, что ожидает тебя!
- Гнев, - это признак слабости...
И пурпурное небо расхохоталось зло и презрительно.
- Ты еще не знаешь моего гнева, насекомое!
А затем Александр ощутил пустоту и равнодушие Мессира, почувствовал, что стал ему не интересен. Игрушка уже приелась... Он отброшен за ненадобностью и это в какой-то мере принесло облегчение. Приближение к царственным особам всегда чревато... Но ощущение обреченности усилилось и грызло оно сердце, упрекая за бестолковость и глупость. Вернуться назад... Про это мне говорили? Я снова отброшен назад и куда же мне теперь? Дверей я тоже не нашел. Мрак и свет, демоны и ангелы, до каких же пор я буду болтаться между вами?
И лежал он в пустоте, не способный больше создавать и убегать в свои миры, обессиленный и опустошенный, не нужный больше никому. Это и была самая страшная пытка: быть, и ничего не мочь. Висеть в пустоте в полном бездействии и осознавать только это... И продолжалось это вечно...
- Ну что, гордишься собой? Рассудил? Разложил по полочкам, втолковал, что к чему?
- Почему такая ирония?
- А ты так и не понял, что ты натворил? Не понял, что тебя развели, не понял как?
- Да объясни же ты, наконец!
- Отец лжи подбросил тебе идейку. Крошки истины в ней есть, но ты поспешил сделать выводы. О, тебе так польстило быть умным и быть наравне, когда тебе дали это понять, что ты озвучил очередную глупость, купившись на слова. Зачем ты противопоставил себя? Эх ты! Поговорил на равных! Радуйся, что все предвидено и прощено уже заранее. Но наказание все же ты понесешь за глупость, которая отбрасывает тебя каждый раз, когда сумел подняться хоть на вершок.
- Но я же только рассуждал, пытался понять!
- Понять, - это значит проникнуться. А проникнуться, - это пустить в свою душу и ты сейчас сам не знаешь, где твои рассуждения, а где его... Неужели ты решил, что умней его, что так легко уйти из-под его власти, что он отпустит тебя так просто? Поиграли с тобой, как кошка с мышкой...
- Но ты же знал, что так будет, почему не предупредил?
- Говорили, говорили, и все бестолку. Ступай!
- Куда? Куда мне ступать? Я как раб на галере, прикован к самому себе, к своему убогому и как выясняется преступному пониманию! Так куда же мне идти? Спасать ургулов и остаться навечно в плену иллюзий? К серым, которые настолько "продвинулись" в своей эволюции, что не знают, как вернуться назад? Или в свой мир, которого я не понимаю и отгораживаюсь от него в своем доме как в келье, ожидая, когда наступит конец? Куда мне идти?!!
И сознание вдруг стремительно начало падать, словно самолет в штопоре, крутясь волчком среди холодных и равнодушных звезд…
В пещеру, освещаемую светом костра, зажженного тысячу лет назад и который будет гореть еще столько же, ни на секунду не перетухаемый, ибо огонь это жизнь. Но тебе сейчас плевать на все: сжимаешь ты в руках тяжелую дубину, скалишь в ярости зубы, бьешь кулаком себя в грудь, пытаясь смутить своего противника. И есть у тебя только пещера, огонь, полусырая туша кабана, самка и враг. И если ты не убьешь его, то он убьет тебя...
В пеший строй среди пустыни, где бронзовые доспехи горят на солнце огнем и противник специально слепит тебя отполированными щитами. И вот трубят уже рожки, и вы под рокот барабанов начинаете наступать. Рукоять меча, обтянутая кожаными ремнями, становится мокрой от пота...
И снова в строй среди зеленеющего поля, а впереди возвышается крепость, скрытая в дыму выстрелов, и ядра с чмоканием катятся среди вас, пропарывают строй, расшвыривают в стороны и рвут, рвут хрупкую плоть...
В окоп, развороченный снарядами до такой степени, что пушка уже вся на виду, а Юнкерс заходит в пике и вой бомб вжимает тебя в землю и кажется, что все они летят в тебя, а сорванный голос сержанта еле слышен: - Снаряды давай, снаряды!..
В мир, в котором демоны, обретая все большую власть над людьми, еще маскируются, но уже вяло и с неохотой, предвкушая момент, когда откроют они свое истинное обличие! В мир, в котором люди, предчувствуя грядущее, пытаются наконец взять в свои руки бразды правления, но демоны позанимали ключевые посты и искажают законы для людей, извращая их суть. Извращая таким образом людей, приводя их к своему пониманию мира: есть только деньги, а власть, - это способ их делать! И рвутся люди к ним, думая обрести свободу, но не находят...
И мстят тогда, пропитывая все вокруг ненавистью, а когда пытаешься приблизиться к ним, привлеченный их успехом, их независимостью, - видишь только пустоту их душ! И растет всеобщее напряжение и все живут предчувствием новой войны, но воевать будут уже не американцы, не арабы, не русские; не христиане и мусульмане: воевать будут демоны с людьми, как и сказано было в Писании!
В Т-110, скользящий над землей, которая дыбится и крошится, до такой степени изнуренная войнами, что потеряла она все свои свойства и не способна больше рожать! Искрится низкое небо все в сполохах электромагнитных разрядов, укутывает ракеты и самолеты плазменными коконами, швыряя их обратно на землю, и клочья чего-то белого оседают на танке. Что это - пепел, или останки наших душ?..
В руины зданий, некогда бывших нашими городами, к тем, кто выжил, смог перенести весь этот ад и теперь корячится в язвах ожогов, в муках лучевой болезни, пожирающей тела. И нет уже у них другой радости, кроме как добраться до тех, кто отсиживался в благоустроенных бомбоубежищах раньше мутировавших крыс, отомстить им за то, что они посылали на смерть, а сами оставались живы! А крысы нападают одинаково на всех, ибо они становятся теперь хозяевами этой планеты и люди им больше не нужны...
Но всегда и везде, во всех войнах, когда другие воюют чтобы выжить, победить и насладиться плодами своих побед, ты воюешь чтобы умереть. Не приносят тебе радости эти победы, ибо они означают страдания, - если не твои, то других...
И хочется вопить от боли, потому что все войны, какими бы праведными и священными не были, отбрасывают нас опять, в пещеры. Опять, опять, опять...
Замкнутый круг: не воевать нельзя, нельзя отдавать все, что есть у тебя просто потому, что пытаешься соблюдать основную заповедь, но, воюя, теряешь еще большее...
- А тебе не кажется, что ты сейчас уподобляешься одному герою в русской литературе, который ходит и нудит? Люди опомнитесь, да что же вы делаете, да так же нельзя, надо жить в любви и согласии! Но те, к кому обращены твои слова, морщатся и кривятся, словно съели нечто такое кислое, что их воротит с души! Никто не понимает таких "христосиков", потому что они не способны сказать, как надо, если так нельзя, и только действуют на нервы своими воплями!
- Все верно. И муки возрастают втройне, когда понимаю, что превращаюсь в того, кем мне не хочется быть! Но молчать, копя в душе затаенную ненависть и злорадство: ничего, жрите, радуйтесь пока; придет конец вашей ненасытности, - еще хуже.
- И ты взялся судить все человечество? Тем более глупо!
- В первую очередь я сужу себя. Ну не могу я жить и радоваться своим удачам, деньгам, которые удалось заработать и говорить, что меня не касается все, что происходит там, где-то там. Пусть они убивают друг друга, лишь бы только меня это не касалось. Но я то понимаю, что рано или поздно коснется и так коснется!
Меня обуревает масса чувств, но передать словами я их просто не могу. Ты способен видеть все: и мое понимание, и мою глупость и мое отношение к ним, но выразить словами мои предчувствия...
Во всех нас наступает перелом. Мы по инерции продолжаем ругать и не верить происходящим переменам, но вероятно впервые за всю историю России наше сознание начинает двоиться. До этого любой правитель, приходящий к власти, автоматически становился мудрым, дальновидным, прозорливым и справедливым, а мы все ждали, да когда же кончится его "мудрость"! А сейчас это изменилось. И хотелось бы ругать, да приходится только сетовать, что слишком медленно происходят перемены. Но дело ведь не сколько в правителях, как в нас самих. Мы привыкли, что нас строят, выравнивают, делают стандартно похожими снаружи, но еще больше, - внутри. Мы настолько привыкли к тому, что это единственная форма выживания: быть во всем похожими на других, ничем не отличаться, а иначе концлагеря или психушки. Мы настолько привыкли прятать свои души, оберегая их от плевков и надругательств, что и сами забыли, где они есть. И есть ли вообще. А теперь приходит не только понимание, что можно больше не прятаться, но и наоборот, что придется отстаивать свои права именно как права ЧЕЛОВЕКА. И всех мучает вопрос: что будет дальше? Надолго ли это?
Это одна грань. Другая, - то, что вчерашние рабы обретя свободу, начинают чваниться друг перед другом своими богатствами и идут по проторенной дорожке: если ты уже не раб, то значит господин! Но беда такого мышления в том, что мы не только не станем свободными гражданами новой России, но и покорно склоним головы перед очередным тираном. А он обязательно придет, ибо среда, где они рождаются, остается прежней, если сохраняется кастовость! И мы, дабы сохранить свое, накопленное, будем тыкать пальцами в друг друга и требовать, все как один, казни других. И угождать как всегда, поругивая про себя, или шепотом, на кухне.
Еще одна грань. Устремимся к благополучию по проторенной другими дороге, и будем прятать остатки душ за внешним благополучием. Ежедневно, перешагивая через себя, через других, ставя перед собой цель и стремясь к ней любой ценой. Но целью станет еще большее благополучие, успех и признание. И все будут стремиться к этой цели, распихивая конкурентов, и цивилизовано улыбаясь при этом. Но на этой дороге так легко растеривается то, чем мы сейчас гордимся, и в конце концов будем мы уже говорить не о душе, а о заднице.
И еще множество всяких нюансов и поднюансов, которые заставляют меня выставлять свою душу на всеобщее обозрение: смотрите, плюйтесь, потешайтесь над моей глупостью! Я знаю, что не сказал ничего нового, не создал никаких концепций и новой философии не изобрел, потому что учиться действительно надо было в школе, а не за будкой! Но я делаю это для себя, чтобы научиться перебарывать своего демона и сознательно подставляюсь под удар, ибо верю, что отсмеявшись, отплевавшись, хоть кто-то да задумается! Как-то же надо раскрепощаться, и не только тем, кто восседает в кабинетах и тем, кто готовится прийти в них, но и всем нам! В том числе и таким убогим как я! Мы же хотим жить в свободной стране и не бояться, что завтра нас опять начнут строить и ровнять? И с чего-то надо начинать. Сделать первый шаг. А прятать души, это только играть на руку демонам, ведь тогда они ничем не отличаются от людей!
- Тогда почему столько пессимизма?
- Да, от всего этого сквозит пессимизмом, но это хаос смятения и предчувствие боли, а там, в глубине есть лучик надежды. Хотелось бы знать, как другие, не серые, смогли выстоять, смогли найти свой путь? Или действительно цивилизации рождаются и умирают, и это неизбежный процесс? Хотелось бы увидать...
- Так ступай и посмотри...
Александр снова пришел в себя, но лишь для того, чтобы осознать себя скованным и парящим в пустоте, в которой не было ничего, кроме, его страхов, его воспоминаний, его размышлений, которым он и сам не мог дать оценку. То ли это действительно так, то ли это шизофрения, которая будет интересна разве лишь психиатрам. А может новая иллюзия? Или только сон? Сон, который никак не хочет заканчиваться, а закончившись, повторится опять и с самого начала!
И снова раздвинулся занавес, и оркестр заиграл увертюру к следующему акту, в котором ему на сей раз предназначалась роль простого зрителя. Но за занавесом оказался еще один, и еще, и еще; а когда они кончились, за ними открылась бездна, в которую он и полетел. И в этой пустоте незнакомые и пугающие его призраки играли на скрипках тягучие, нежные и печальные мелодии, словно вторили его полету. Не сочувствовали, не злорадствовали, а только сопровождали падение. И в мелодии слышалось горькое знание чего-то такого, что словами передать невозможно, что извлекается из душ только звуками.
- Кто вы?
- Эльфы, эльфы, эльфы, - отвечало тихое эхо.
Часть четвертая.
Эльфы и люди.
1
- Глупый Эльмрик эльфом стать надумал!
Звонкий девичий голосок прогремел как гром, пронзил испугом насквозь, отбросив Эльмрика от дерева.
- Он от тоски совсем зачах под дубом!
Две подружки, самые болтливые во всей пади, Тиния и Мальхиора, грациозно порхали вокруг дубовой ветви, изображая танец эльфов; но величавые па знакомства Кьёрдура в их исполнении и в данной ситуации были явным издевательством. Эльмрик пришел в ужас: только не это! Сегодня к обеду вся падь будет знать и снова потешаться над ним! Но и сердиться на фей Эльмрик не мог. Ну разве можно на них сердиться; нет на всем белом свете никого более изящнее, грациознее и беззащитнее, чем маленькие фейхариды, эфирное порождение выдоха Единого Сущего! И разве найдется такой, кто посмеет оскорбить фей хотя бы словом? Между тем Тиния подлетела совсем близко к его лицу, ее крылышки ослепительно переливались в лучах восходящего солнца.
- Не мучай себя понапрасну, - сказала она с таким сочувствием, что Эльмрик вскинулся от ответного чувства благодарности, и будь Тиния одна, он заговорил бы с ней, хотя бы ради того только, что бы хоть как-то смягчить свою боль. Но их было две, а когда фей несколько, они увлекаются рифмами настолько, что разговаривать с ними становится просто невыносимо.
- Это ведь очень опасно, - подхватила сразу Мальхиора.
- Если гномы в эльфов влюбляются, - продолжила Тиния.
- То во мраке они потеряются,
- И не смогут вернуться назад,
- А там их встречает сам Альварад!.. - довершила Мальхиора, и обе озорно расхохотались.
- Ну вот, и вы тоже...- горько произнес Эльмрик и, опустив голову, медленно побрел вглубь оживающей чащи.
Самое обидное заключалось в том, что его прервали именно в тот момент, когда дерево наконец отозвалось. Эльмрик уже ощущал, как из-под шершавой коры, из самой глубины переплетенья корней медленно и тягуче начал возникать недоуменный вопрос: "Кто посмел потревожить?"
Ни о каком слиянии и речи быть не могло, слишком стар был этот дуб и слишком раздражителен. Даже эльфы лесные не могли найти с ним общий язык, так и дряхлел он в отдалении, весь увитый буйным плющом, душившим его, но он кажется, этого и не осознавал. Эльфы, поселяясь в деревьях, берут на себя заботу о них, но этот дуб был слишком угрюм и слишком горд, чтобы признать еще кого-нибудь, кроме самого себя. Главное, что дерево отозвалось. Значит, и цверги тоже могут общаться с деревьями, не только лесные эльфы, хотя разделить судьбу Альварада Эльмрику вовсе не хотелось. Он совершенно запутался в своих чувствах, и некому было прийти к нему на помощь, некому было подсказать. И обратиться тоже было не к кому. Старый Бальруд, его дед, узнав о таких попытках, пришел в страшную ярость. Никогда еще он так не кричал, никогда так не ругался, и выслушать робкие попытки объясниться, не пожелал! В итоге они разругались, Эльмрик перебрался в пустующую пещеру, совершенно не зная, что ему делать.
Уже под начинающими припекать лучами солнца поднялся он на гребень крутобокого холма, где по другую его сторону находилась пещера, хотя назвать этот приют жилищем гнома можно было только с большой натяжкой. Раньше здесь обитала волчья семья, но спугнутая эльфами, она перебралась за холмы, пещера пустовала. Эльмрик расширил вход, попытался придать ей жилой вид, но в целом она так и осталась волчьей норой.
Деда он заметил еще издали. Тот нахохленною птицею сидел на камне возле входа и напоминал сейчас филина, у которого без спроса выдернули половину перьев из хвоста, а теперь требуют и вторую половину, да еще и упрекают в жадности. Даже на расстоянии Эльмрик ощутил исходящую от деда печаль и сам загрустил неизвестно почему. Ссора казалась совершенно глупой, но как пойти на примирение, не признавая своей неправоты, он не знал. И в глубине души он больше всего опасался продолжения того скандала. Но дед лишь мельком глянул на внука и снова принялся разглядывать Тьёрдову падь, словно видел ее впервые. Эльмрик также молча присел на соседний валун, делая вид, что всматривается в даль, а сам косился на деда.
Никто не хотел нарушать затянувшееся молчание первым, так и сидели они, вглядываясь в пространство, хотя от яркого света уже резало в глазах, и кожа начинала чесаться. Вот и солнце выглянуло из-за склона. Пора, пора было укрыться в уютной прохладе пещеры: не пристало порядочным цвергам сидеть на солнцепеке, подвергая свои жизни бессмысленной опасности! Эльмрик и хотел и не знал, как примириться с дедом, гордость не позволяла ему сделать первый шаг, заговорить первым. Наконец поняв, что дед никуда не уйдет, так и будет сидеть здесь, пока не обуглится, тяжело вздохнул.
- Идем внутрь, - сказал он, вставая с камня.
Грубые, неотесанные стены смыкались в низкий свод. Пещера была явно мала даже для гномов, любящих уют. Узкий ход сразу забирал влево, упираясь в то, что Эльмрик называл своей комнатой. Впрочем, одна из стен была даже немного выровнена и на ней обозначены контуры сцен ссоры и ухода юноши, но летопись бытия, так сказать семейный альбом, был только начат и вряд ли когда-нибудь будет здесь закончен. Эльмрик в сердцах взявшийся было выбивать барельеф, быстро понял, что эта пещера не пригодна для жилья.
Пара тарелок, чашка, кувшин с водой, да охапка соломы на полу, вот и вся утварь. Ему было стыдно показывать деду свою обстановку, но тот, казалось, ее и не заметил. Достав из торбы нехитрую снедь, Бальруд расстелил на постели захваченную из дома скатерть и разложив еду, жестом пригласил внука присаживаться. Пока они ели, Эльмрик присматривался к деду. Нет, не опечален был старик, как показалось ему вначале, а чем-то сильно озабочен. Неужели Тиния с подружкой успели поведать все? Но почему тогда старый гном молчит?
И только когда все было съедено, крошки стряхнуты с бороды, а скатерть убрана назад в торбу, дед заговорил: но совсем не о том, чего так опасался Эльмрик.
- Дурные вести дошли до нас... Сбывается пророчество. Только не инеистых великанов, как ожидали мы, а орков, говорят, видели на границе. Но не тех, что прячутся на дальних подступах, боясь даже знать подать о себе, а других. И идут они с востока в несметном количестве...
Эльмрик облегченно выдохнул. Ждал он снова горьких и обидных слов о себе, потому не сразу и понял, о чем говорит дед.
- Погоди, неужели пророчество так сбывается?
- Неведомо сие. Сказки всякие бают, будто объединились они с волками, сидят на спинах у них, врываются в жилища, отымают жизни забавы ради. Будто эти орки злее намного тех, прежних, и явились сюда через столько веков, чтобы отомстить за былые поражения.…
- И много этих, орков-волков? - спросил Эльмрик, усмехнувшись, - мне помнится, в прошлом году тоже все кричали, - вот, конец света пришел! А оказалось, пожар в долине зверье погнал на нас...
- То другое, хотя и это тоже просто недоразумением оказаться может. Еще говорят, будто сам Дарин возвернется из других миров, уничтожит нечисть. Но слухи эти сродни камнепаду в горах. Один камушек сдвинется с места, другие заденет, и пошла лавина. Чего только не понавыдумывают, не ведая истины.
- Плохо дедушка, что наша падь в стороне, никто не ходит мимо, не расскажет толком, что твориться вокруг.
- Оно-то так. Порой и самое надежное убежище в капкан превращается, а узнать надобно, сердцем чую, - беда грядет! Сбудется предсказание! Эх, жаль, стар я стал, даже до родни нашей Тьёхардов, что в Бадинской горе обитают, не дойду. А надо бы, надо проведать, давно не виделись да и узнать заодно, что за напасть там объявилась...
- Так может я схожу? - Эльмрик вскочил с постели, готовый хоть сейчас отправляться в путь. Дед пытливо посмотрел на внука.
- А дойдешь ли? Страшно мне тебя отпускать одного. Вдруг заблукаешь, иль болото не сможешь перейти?
- Кто, я?!! Сын Ассгурда, внук Бальруда, из славного племени темных цвергов и заблукаю? Разве не дано нам видеть в темноте и находить направление? К тому же я отлично дорогу помню, сколько раз мы с тобой ходили...
Эльмрик в волнении забегал по пещере, чудом не разбивая голову о низкие своды.
- Идти надо до того холма, что с троллем сидячим схож, потом налево, пока в болото и линию поля, что переливается всеми цветами красок не упрешься. Там еще камень белый такой, где тропа начинается, а за болотом большая дорога, сама к Бадинской горе выведет...
- Хорошо, дорогу ты знаешь, только одному идти то трудно...
Эльмрик немного смутился: дед ведь не знал, что он уже собирался покинуть падь, да духу не хватило. Еле-еле он уговорил деда отпустить его, да и то, с условием, что вскоре вернется.
Решив на том, они легли отдохнуть, пока солнце еще стояло высоко.
Эльмрик долго не мог заснуть, задавал сотни вопросов, вертелся на хрустящем ложе, в котором недовольно попискивали мыши, и все никак не мог угомониться. О ссоре они не вспоминали, и оба были рады такому выходу из положения. Наконец Эльмрик тихо засопел, уткнувшись деду в бок, совсем как в детстве. Бальруд же заснуть не мог. Мысли невольно возвращались назад, к тому горькому моменту, когда принесли ему весть страшную о гибели сына и невестки.
О Воля Сущего! Нет, воистину, слишком обильную дань собирает Мать-Порода с гномов! Слишком часто приходят известия об обвалах в штольнях, о смерти цвергов, и всегда она бывает такой нелепой... И невыносимо тяжкой, когда это касается твоих детей! Только себя винил он в смерти Ассгурда и Фрейны, что не было его тогда рядом, некому было предостеречь, прийти на помощь. Хоть и повзрослел сын, женился и внука родил, да ума то не набрался! Когда на признаки жилы натыкаешься, вдвойне осторожным быть надо. А он и семью взял в штольню. Зачем? Сколько раз ему говорил: полны коварства эти жилы, норовят они опять спрятаться, и с собой утащить того, кто наткнулся на них. Уж он то знал об этом, - сколько раз сам попадал, заглядывал смерти в глаза и только чудом оставался жив, унося отметины об этом на теле, а после смерти детей и в душе. И эта была самой больной и вечно кровоточащей. И ведь Эльмрик, совсем маленький, был с ними! Как уцелел, что пережил за то время, пока его не нашли, - неведомо никому. Но страх перед камнем засел накрепко в его душе, хотя внук об этом и не догадывается. Отсюда эти попытки породниться с деревом и взятая в голову любовь к эльфийке, - тоже отсюда, и излечить его можно будет, только отправив к родне, где уже подросла дочка Тьёхарда, - Криста. Так что орки явились вовремя, чтоб послужить весомой причиной для начала самостоятельной жизни. В том, что Рходин разгонит их, сомнений нет, разве могут животные победить короля Альвов? Такое и представить невозможно. А вот Эльмрик к тому времени успокоится, остепенится, и свадьба с Кристой будет самым лучшим решением. А дети родятся, - и страх пройдет, когда семью кормить понадобится. Так что пришла пора ему отправляться в путь. Хотя и тяжко расставаться с внуком, одному пока оставаться, да что поделаешь, - такова жизнь...
Было решено, что он отправится завтра вечером. Прибрав в мастерской, так как дед сегодня не хотел работать, да и печь была перетушена, Эльмрик начал томиться. Близилась полночь, эльфы уже собирались на танцы, и ему хотелось повидать Хельтруду в последний раз, прежде чем он отправится сначала к родне, а потом на войну. И хотя о битвах у него было очень смутное представление, Эльмрик не сомневался, что вернется оттуда, весь покрытый шрамами и славой, и вся падь будет чествовать своего героя! В разыгравшемся воображении ему рисовались сцены, в которых он спасает самого Рходина от неминуемой смерти, может даже ценой своей жизни. Так что причина повидать красавицу была весьма и весьма основательной. Она ведь не знает, какого героя не замечает и кого она потеряет! И как будет убиваться, потом, узнав о его подвигах: как погиб он сражаясь в одиночку, нет, бок о бок с королем альвов, как спас самого Рходина от смерти, прикрыв собой от подлого удара в спину!
Улучив минуту, юноша выскользнул из дома.
Какой чудесной была эта ночь! Вся долина дышала ночной прохладой, а сверчки упрямо стрекотали изо всех сил, стараясь заглушить рокот ручья в теснине скал. И порой, им это действительно удавалось. Слабое свечение разлома проходило вдоль гребня и затухало по другую сторону его, создавая удивительные переливы. А сверху за всем наблюдала полная луна, серебря кроны деревьев и пожелтевшую траву на полянах, - куда только могла дотянуться своими тонкими и зримо ощутимыми лучами. Казалось, что и она тоже застыла в ожидании, когда же эльфы возьмут в руки инструменты и волшебная музыка прольется над долиной, чаруя всех своими нежными и удивительными мелодиями.
Эльмрик украдкой, черными провалами теней, пробирался к поляне, где уже собирались эльфы и вели степенные разговоры в ожидании выхода Хольдура, управителя Тьёрдовой пади. Его трон, - кресло изумительной работы, вырезанное из цельного ствола дуба, пока пустовало. Спрятавшись в тени, гном пристально разглядывал собравшихся, пытаясь увидеть ее, - и не находил. Снующие эльфы все время закрывали стайку девушек, стоявших в противоположном от него углу поляны, до него доносились только их звонкие голоса и смех. Иногда Эльмрику казалось, что он слышит и ее голос, но разглядеть Хельтруду никак не удавалось, все время кто-то мешал. Он начал передвигаться в ту сторону, но вскоре был вынужден остановиться. Пройти, оставаясь незамеченным, было невозможно: неугомонная детвора носилась повсюду, забегая за деревья на его пути. Можно было конечно сделать большой крюк, огибая поляну, но для этого пришлось бы возвращаться, а это ему и в голову не пришло. Он стоял под дубом, ветви которого разлаписто нависали над поляной. Не долго думая, Эльмрик взобрался на дерево и пополз по ветке.
Гомон начал стихать, музыканты заиграли приветствие. Хольдур величаво прошествовал к трону в сопровождении своей свиты. Отвесив глубокий поклон публике, он чинно уселся в кресло, кивнул головой, и танцы начались. Эльфы разбились на пары, становясь в ряд для первого па. Но Эльмрик так и не видел Хельтруду, обзор теперь закрывали листья. Ругаясь про себя и не дыша, он пробирался все дальше и дальше по ветке. А потом произошло нечто ужасное: подлая ветка, способная выдержать и стаю медведей, со страшным хрустом обломилась. Он рухнул прямо на головы эльфов, ударившись о чье-то плечо.
Что тут началось! Какая поднялась суматоха! Стоявшие под ним шарахнулись в разные стороны, крича и ругаясь, другие наоборот, придвинулись ближе, желая понять, что случилось, музыканты перестали играть. Эльмрик и мог бы сбежать в этой неразберихе, но был сам настолько растерян, что упустил момент, а когда очнулся, было уже поздно. Чьи-то цепкие пальцы впились в ухо, чуть не оторвав его. Легко, как пушинку, его подняли в воздух и повергли к ногам Хольдура.
В дальнем углу пади, там, где вымачивают лен, а склоны так круты, что на них растет только колючий кустарник; там, где среди серых валунов сверху сочится тонкий ручеек, низвергаясь с зализанных камней миниатюрными водопадами, очнулся он уже под утро. Как сюда попал - не помнил. То и дело подставлял он голову под холодные струи, которые, увы, не могли потушить пожар, испепелявший его изнутри. Какой ужас! Какой позор! Такое пережить Эльмрик был не в силах. То, что его навеки изгнали из пади, не самое страшное, он и так собирался уйти. Но вот то, что Хельтруда присутствовала при его изгнании и видела этот позор, угнетало больше всего!
Лучше бы они его убили! Гневные слова Хольдура хлестали больнее, чем плети, вгоняя Эльмрика в землю, в которую он и так готов был провалиться! Жить после такого не хотелось...
Здесь и нашла его Тиния. На удивление, фея была сегодня одна. Опустившись рядом, на заросший мхом валун, она вздохнула и печально понурилась. Эльмрик отвернул лицо, чтобы Тиния не видела его слез. Так и сидели они молча, словно два хрупких листочка, сорванных злым ветром и брошенных на холодную землю, на произвол судьбы. Наконец Тиния не выдержала. Шмыгая носиком, она достала платок, который для нее вполне бы мог сойти за шаль.
- Та, которую ты так неразумно любишь, шлет тебе в знак примирения с судьбой этот платочек...
И хотя платок и был эльфийским, Эльмрик понял, что он не от Хельтруды, что Тиния пытается таким образом его утешить.
- Никого я больше не люблю, - сказал он вставая и начал спускаться вниз, скользя на мокрых камнях.
- Да, славный ты им устроил переполох, - говорил дед, накрывая на стол.
- Давно я подумывал, чтоб этим выскочкам сотворить такого, чтобы сбить с них немного спеси, да ты опередил... А как он орал!.. Впервые за всю историю Тьёрдовой долины! ... Подумаешь, танцы им сорвали! Велика важность!
Он распалялся все больше.
- Эх, ослеп, что ли Рходин и на второй глаз, давая эльфам власть над нами? Почто так славный род цвергов, от самого короля Блаина корни ведущий, унизил? И перед кем, перед этими тупоголовыми бездельниками?!! Да что они могут, окромя своих выкрутасов?
- Ладно тебе, дедушка. Я сам виноват, полез какого-то тролля...
- А ты их не защищай, я им еще устрою, я им покажу, как распоряжаться, они у меня попляшут! Забыли эти олухи битву под Фьергардом, забыли, как всыпали им тогда! Смотри ты, изгнали они! Да я сам кого хошь изгоню, вот схожу, не поленюсь на троллев склон, наберу колючек побольше, да по всей поляне раскидаю, вот тогда они попляшут!
Эльмрик, представив себе такую картину, рассмеялся.
- Ну ладно, - сказал дед, внезапно успокаиваясь, - ты то как?
- Все хорошо, дедушка. Завтра вот уйду и... - Эльмрик осекся, - А как же ты? Перебирался бы и ты тоже, а? Может, вместе пойдем?
Бальруд тяжело опустился на лавку, пригорюнился, задумавшись о чем-то, и долго молчал.
- Иди за мной, - сказал он внезапно.
Подсвечивая себе факелом, старый гном водил пальцем по тщательно отполированной стене.
- Вот мы только перебрались сюда с Тьёрдни, как же мы молоды были тогда, чуть постарше чем ты... А это вот родился Ассгурд, твой отец, вот я нашел жилу, хотя и слабоватой она оказалась. А вот Ассгурд пошел в первый раз. Так, - это он говорить начал, ох и болтун же был, рот не закрывался...
И хотя Эльмрик знал все фрески наизусть, сегодня он слушал деда с каким-то новым чувством: и отрешенно, и осознавая себя частью истории, которую он будет продолжать, выбивая на камне свою летопись, будет передавать ее своим детям чтобы и они в свою очередь передали ее дальше, сохраняя таким образом память о своих предках.
- Вот я похоронил Тьёрдни, ненадолго она сына нашего пережила, а вот ты, чуть в ручье не утонул, благо, что я рядом был, успел вытащить...
Бальруд снова замолчал, задумавшись.
- Нет, некуда мне идти, разве что схожу на могилу детей, родителей твоих. Куда мне идти, вся жизнь моя здесь, здесь и останусь...
Эльмрика окатило волной жалости и благодарности к деду, слезы подступили к горлу.
- Я вернусь дедушка, я обязательно вернусь! - сказал он, прижимая его к себе.
- На-ка, примеряй, - Бальруд подал внуку сапоги, - негоже по горам босиком ходить...
Эльмрик морщась, натянул их на ноги, прошелся по комнате, стуча каблуками.
- Не жмут?
- Да нет, только не привычно...
- Это ничего, обносятся. Ты посмотри, кожа какая, в таких и во дворце Рходина не стыдно будет показаться. Я вот думаю, зря наши прадеды не поверили тогда Дарину, не пошли вместе с ним. Не знали бы мы этой напасти, не ведали горя...
Вот и собрано все. На Эльмрике плотные, кожаные штаны широкого покроя заправленные в сапоги и куртка с капюшоном. Под курткой легкая эльфийская рубашка из тонкого льна. На широком поясе покоится в ножнах острый нож, за спиной котомка с вещами, необходимыми в дороге и провиантом, а в специальных петлях висит топорик.
- Это спрячь подальше, - дед протянул внуку небольшой кошелек с тесемкой, чтобы можно было вешать его на шею, - здесь камушек один отшлифованный, несколько простых, будешь расплачиваться по мелочи, да песку золотого немного, в дороге все пригодиться.
Он привлек к себе внука, щекоча жесткой бородой, расцеловал его в обе щеки.
- Все, что не делается, все по Воле Сущего...
Они вышли на порог и остановились, несколько смущаясь необходимостью что-то говорить на прощание. Да и что говорить, все уже сказано, осталось только разойтись, унося и оставляя горечь расставания. Тяжко у обоих было на душе. Думали ненадолго расстаться, да решение Хольдура все планы изменило. Хоть и рядом то Бадинская гора, но все ж уже не вместе.
Смеркалось, и только легкие облачка за горою были еще окрашены в нежные, теплые тона.
- Дальше я не пойду, нога что-то разболелась. А ты ступай, ночи короткие, как раз до грота дойдешь, там и переднюешь...
Они еще раз обнялись, и Эльмрик не оглядываясь, начал карабкаться верх по склону. На гребне он остановился и долго всматривался вниз, пытаясь увидеть деда, но густые заросли скрывали площадку перед домом. Взгляд переместился на долину: она постепенно оживала, перекликаясь разными голосами. Отсюда была видна часть большой поляны: вечерние сумерки уже наложили мягкие лапы теней на долину, но было видно, как по поляне передвигаются эльфы. Все было как всегда, но все же что-то изменилось. Эльмрик долго вглядывался, пытаясь понять, что именно, и никак не мог догадаться, что изменился он сам, а не долина. Просто кончилось детство.
До него долетели звуки настраиваемой скрипки, но сейчас они вызвали в душе только чувство досады. Резко повернувшись, Эльмрик уже не останавливаясь, быстро зашагал прочь.
2
Новую повозку бык тянул медленно и натужно, а скрип, который она издавала, распугивал всех зверей в округе. К тому же, одно колесо было чуть меньше другого; вроде и незначительная разница при изготовлении, но теперь повозка ощутимо кренилась набок. И все же она была гордостью людей, идущих рядом. Ведь столько труда, столько сил было положено на нее! Столько пролито пота, что пропитал он насквозь рубленные из стволов колеса и каждую жердочку, и все ее части, укрепляя дерево не только земно, но и небесно: ведь известно, что РА любит только старательных и упорных!
И пусть она еще не очень похожа на повозки пришлых, груба и неуклюжа, но зато сделана своими руками! И недаром ее сейчас украсили черепом их предка, большого медведя, ведь эта повозка стала для них символом новой жизни и веры, что род их не сгинет, не растворится в крови пришлых племен. Хоть и родственны они и говорят на одном языке, но все же другие, потому что жили в другой стороне, с другими племенами общались и сходились. Оттого и потемнели их кудри. Речи нет, многому можно у них поучиться: как зерна растить, как повозки делать, как одежды не только из шкур выделывать, но и из растений плести. Да многому! Но вот беда, - их племя теряться стало, исчезать среди новых. Духов стали величать по иному, а это всегда бедствиями грозит, нельзя Великих Духов так оскорблять! Вот и наслали они болезни, помечая пятнами лица, забирая себе детей.
Камлал тогда Имрир, жрец молодой, но уже известный своей мудростью, а затем собрал вождей и жрецов и предложил идти навстречу холодам, ибо так повелел ему РА. Да и зубры уходить стали все дальше, все труднее становилось их добывать. Рода Волка и Сокола, Лисицы и Рыси, Ласки и Медведя присоединились к роду Быка и отправились они снова в неведомое, уступив пришлым свои земли в обмен на повозки. Когда меняли, спорили, а уходили мирно и провожать их вышел весь стан. И все довольны были. Пришлые племена радовались тому, что теперь споров не будет за землю: где стада пасти, а где зерна сажать. А старые рода гнал страх перед исчезновением, и радовались они самому уходу. Но как сподручно идти стало с повозками! Ведь раньше, перебираясь на новые пастбища, всю поклажу несли на себе, потому брали только самое необходимое. Не то, что сейчас!
- Придерживай, придерживай! - крикнул Лучемир, видя, как накренилась повозка на крутом склоне, и сам бросился на помощь.
- Веди быка вниз, - сказал он старшему сыну, Владемиру, упершись плечом в борт. Все вместе они спустили повозку на более пологое место.
- Надо нам впредь искать пути доступные, негоже теперь идти вслед за стадом, - сказал Лучемир, глядя на повозки Имрира, тянущиеся следом. Род Быка, узрев такие трудности, сразу свернул в низину.
Новое вторгалось в их сложенную жизнь, постоянно выдвигая свои условия и приходилось перестраиваться и учиться заново. Хотя порой так хотелось уйти подальше от всего этого, жить, как жили деды и прадеды простой, незатейливой жизнью, да уже нельзя было пропитаться одной только охотой, бродить вслед за стадами по необъятной земле, данной им РА, и радоваться его милостям. Суров РА к своим детям: много давая, требует еще большее. Пришлым дал он зерна, и теперь забыли те про голод и дети их растут крепкими.
Лучемир шел, держась рукой за край повозки и смотрел на младшенькую, метавшуюся на косматой шкуре в горячем бреду.
- Как она? - спросил он у своей Отрадны.
- Скоро Духи заберут ее к себе, - ответила жена, размазывая слезы по изнеможенному лицу. И не в силах больше сносить такое горе уронила горшок с водой на землю и завыла в полный голос. Вечером, когда РА окидывал напоследок дремотным глазом свои земли, вырыли они могилу у подножья холма и похоронили дочь как и полагается, положив припасы, какие понадобятся ей в дороге к Духам, да игрушку ее любимую, чтобы утешала в пути. А утром отправились дальше.
Имрир молча и отстранено шел в стороне от всех. Он уже устал поражаться тому, насколько глухи и слепы его соплеменники. Как малые дети радуются подачкам пришлых, не понимая, что скоро не будет их рода, а потомки начнут поклоняться другим Духам, по-другому себя называть. Все-таки, как много способов у племен уйти в небытие, раствориться среди других, но есть только один путь сохранить себя. И он должен найти его! Молился, молился Имрир, но ответ получил невнятный и одно понял только: надо покинуть эти места. Но страх, сжимающий его сердце, и так подсказывал это. Мало просто уйти, требовал РА что-то менять в их устоявшейся жизни, но что именно? Его род должен стать сильнее, могучее чем другие, но как добиться этого? Первая стычка с пришлыми сразу показала, кто сильнее не только количеством, но и умением, которого в их родах не было. И если бы не родственны они были, перебили бы их пришлые. Но они же и сами первые перемирие предложили, предлагая поделиться всем, что знают. Да и наши дожидаться не стали, смотрели, подражали. Все племена живут так. Увидев у других что-то новое, тут же перенимают: ведь это милость РА, всем данная, потому что любит ОН своих детей и так заботится о них. Кто и когда додумался камень сверлить, вместо того, чтобы приматывать его к палке? Никто уже не помнит. Но теперь у них топорики прочные, в битвах проверенные, а кто не додумался до этого, ушел к своим предкам. Или вот: лепила детвора из глины зверюшек всяких забавы ради, кто-то бросил лепнину в огонь, тоже забавляясь, а что из этого вышло? Давно у всех уже горшки, в которых воду носить и хранить можно. Но надо не только подражать кому-то, да ждать, когда у других что-то новое появится. Надо самим искать. Смутные картины грядущего тревожили сны Имрира, но были столь быстротечны и туманны, что трудно было понять, чего именно хочет РА. Пришла пора меняться им самим, но как объяснить это родам? Ведь все они думают, что это только переход на новое место, а там заживут они как и прежде, каждый род своей жизнью. Но мало этого, мало! Надо жить по-другому, объединить всех в одно целое, вот тогда у них будет та сила, о которой сейчас приходиться только мечтать.
- А вот рыбы у нас побогаче будет, - Лучемир с усмешкой смотрел на поднятую вершу, в которой трепыхались несколько рыбок, - С таким уловом стыдно назад возвращаться.
Он окинул взглядом тихие воды речушки, вековые деревья по обеим ее сторонам и окаменел разом, скорее почувствовав, чем увидев движение на другом берегу.
- Ну ладно, оставь верши, позже проверишь, а сейчас выходи на берег, - сказал он сыну, а сам косился на оружие, оставленное на берегу.
- А как же…- Владемир удивленно поднял голову, но уловив напряженный взгляд отца и сам почувствовал спиной недобрый взгляд. Но подражая отцу сделал вид, что ничего не замечает. Отпустил плетенную из ивовых прутьев снасть и она с плеском исчезла под водой. Наклонился, поправил вершу и только потом неспешно побрел к берегу.
- А может здесь и рыбы то нет? Когда РА клониться будет, проверю еще раз.
Владемир вышел на песчаную отмель и поднял лук с топором. Только колчан в стороне лежал, там, где бросил он его, не подумав, когда в воду заходил.
- Сейчас я веток нарубаю, сделаю запруду.
Он скрылся в кустах и пригнувшись, сразу метнулся в сторону.
- Возьми стрелы, может подстрелишь что-нибудь к обеду, - сказал Лучемир, подымая кожаный колчан и бросил его вслед сыну. Всего на мгновение он отвернулся, но тут же с другого берега пустили стрелу, и попала она в ногу, чуть выше колена. Лучемир прыгнул в кусты и успел откатиться, прежде чем злые стрелы прошелестели среди листьев.
- Там, за деревьями! - Владемир выстрелил, чтобы попугать невидимых врагов.
- Ты видишь их? - спросил Лучемир, обламывая древко.
- Прячутся, - презрительно ответил Владемир.
- Надо уходить, если их много, своих предупредить не успеем.
- Что же мы как олени побежим? Эй, выходите, не бойтесь, мы вас не тронем!
Но только сейчас заметив, что отец ранен, Владемир пришел в ярость.
- Выходите и сразитесь как мужчины!
Противники не отзывались. Владемир начал выкрикивать оскорбления, но Лучемир оборвал его. Медленно пятясь, они отходили от берега, внимательно осматриваясь по сторонам. На их берегу врагов не было, и они побежали в становище.
Когда подоили коров, Отрадна поспешила к мужу, надеясь, что парное молоко поможет одолеть хворь. Метался Лучемир в бреду, выкрикивая бессвязно, словно Духи в сумеречном мире уже выпытывали у него дорогу, стремясь попасть на землю и бедствия ужасные наслать на людей. Имрир сидел у головы больного и бил в бубен, напевая гортанно. Она приподняла тряпицу. Края раны потемнели, - стрела была обмазана ядом, а травы, которые она приложила, не помогали. Тогда, всхлипывая на ходу, Отрадна поспешила к старой ведунье.
Владемир молча сидел у костра, в горькой думке, и только сжимал кулаки и скрипел зубами порой так страшно, что притихший Ярмилко, младший брат, снова начинал размазывать слезы по грязному лицу. А Владемир себя винил, глупость свою, что покидал оружие так беззаботно! Ведь говорил ему отец, говорил! Когда Имрир вышел из шатра, по лицу его Владемир понял все. Может ведунья, прошмыгнувшая сейчас в шатер и сможет помочь, но Имрир знает больше. Он избран, РА любит его и открывает ему свои тайны. Но сам Имрир был поглощен новым озарением, подсказкой, данной ему РА. Теперь надо было донести ее до соплеменников, убедить их в правильности намеченного.
- Собирайте всех на совет, - только и сказал он.
- Напасть, сейчас, когда РА прилег вздремнуть? Что же мы, как тати в потемках красться будем, али мы не правы? Зачем нам прятаться от РА? - говорили одни.
- Проводим Лучемира, коли Духи Предков к себе его заберут, а потом и думать будем, как отомстить, - шумели другие. Все предложение Имрира осуждали, всем оно безумным казалось. И сейчас понадобилось все его умение убеждать; впрочем, что и мог делать Имрир, чем и славен был среди всех жрецов.
- Что страшней всего?
Пока его соплеменники недоуменно переглядывались, да бормотали невнятно, Имрир продолжил:
- Потеряться среди прочих, другим Духам начать поклоняться. Забыть о славных делах предков и предать их! - Имрир сделал паузу и показал рукой на звездное небо.
- Смотрят они сейчас на нас, и плачут. Плачут по нам, своим детям, потому что мы не хотим слушать их! Слушайте все, прислушайтесь! Что слышите вы?
- Ветер шумит? - неуверенно спросил кто-то.
- Это у тебя в животе шумит, Берегай. Шепчут духи предков, что погибнем мы все, что отдадим свои стада, свои шатры, жен своих пришлым. Что дети наши говорить будут по-другому и не вспомнят больше своих предков, не будут им на алтарях жертвы подносить и зачахнут они. Вы этого хотите?! Ответьте мне!
И не давая притихшим соплеменникам опомниться, продолжил:
- Великий Бересил, о подвигах которого вы рассказываете своим детям, нынче говорил со мной. Он открыл мне наше будущее и оно полно величия! Потомки наши будут первыми во всем, а другие племена будут слушаться их и повиноваться. Все стада на всех землях будут принадлежать нам, а сытые духи предков будут возлежать в благоухающих садах на небе и радоваться! И всех нас ожидают самые почетные места в этом саду! Повел он меня, показал, что ждет наше племя: я видел дома, огромные как горы! Они сверкают подобно реке, отражающей лик Светоносного РА! Видел я много такого, что нельзя сказать словами и все это будет принадлежать нашим потомкам, если вы сделаете то, что сказал мне Бересил, а теперь я говорю вам!
- Сразу и сказал бы, что это Бересил открыл тебе, мы бы не спорили…
- Это не все. Сам РА благословляет нас, и нарекать Он будет нас отныне РАТЬЮ, силой своей на земле. Так неужели мы воспротивимся его воле?
- Нет!
- Мы исполним Его волю?!
- Да!
- Мы сильны и могучи?!
- Да!
- Мы непобедимы?!!
- Да-а!!!
Владемир прятался за кустами и слушал речь Имрира с упоением. Он жаждал мести, и слова жреца были сладостны ему вдвойне. Одно только огорчало: не прошел он еще обряд посвящения, не возьмут его в поход. Но настойчивым РА дает! Бросился он к своему шатру. Отцу было совсем плохо, метался Лучемир в бреду, никого не узнавая. Владемир опустился на колени.
- Прости меня тятя и благослови на бой, в котором я кровью врагов смою свою вину.
Он взял оружие отца и собрался выходить, но столкнулся с матерью, чуть не выбив из рук ее горшок.
- Ты куда собрался? Не пущу, даже и не помышляй! А как убьют тебя, что мне делать одной, кто поможет, кто Ярмилушку на ноги поставит? Не пущу!
Отрадна стала на выходе, раскинула руки, но Владемир отодвинул ее в сторону.
- Я уже взрослый. Я ратник!
Прогнав назойливого братишку, Владемир стороной поспешил за уходящими воинами.
Они ворвались в чужое стойбище на рассвете. Дозорные дремали возле костров, а псы подняли шум слишком поздно. Подобно злым духам ночи пронеслись воины РА по вражескому стану, убивая полуголых противников, не давая им опомниться, не давая им даже выйти из землянок. Владемир не прятался больше. Ворвавшись в одно жилище, он убил всех, кто был там и бросился в другую землянку. Огромный чужак напал на него, маша дубиной, но Владемир успел отпрыгнуть в сторону и, понимая, что не успевает поднять оружие, вонзил копье в стопу. Пока тот вопил, не сколько от боли, а скорее негодуя, Владемир раскроил ему топором череп.
- Это вам за отца, это за стрелы ваши поганые! - плюнул он на мертвого врага. Скоро все было кончено. Они убили всех, даже младенцев в своих люльках, и воскурили сегодня РА обильное преподношение, как и в давние времена, как делал это когда-то Бересил! Собрались ратники возле чужого святилища, ставшего алтарем, и смотрели удивленно на погром, устроенный ими. Теперь, когда азарт боя начал спадать, некоторые сами поражались безумию, охватившему их. Другие наоборот, восторгались и с упоением рассказывали о своих подвигах. Но все они были связаны отныне пролитой кровью, и своей и чужой, и это объединяло их в нечто новое, чему название было только дано. Имрир, чувствуя настроение, говорил долго и вдохновенно, а ратники внимали ему, восхищенные его словами, восхищенные своим предназначением.
Немало и раньше было битв. Немало славных побед одерживало их племя. Кочуя вслед за стадами, приходится часто сталкиваться с другими охотниками и силой доказывать свое право на добычу. Но когда лохматых великанов было много и пищи хватало всем, племена старались не доводить до бойни возникающие конфликты. Пока не пришла великая сушь, о которой и до сих пор бают старшие, хотя это было так давно, что уже никто не знает даже, как выглядели сами великаны. Сгинули они, и для всех охотников настало страшное, голодное время. Время битв. Время, когда злые духи нашли дорогу на землю и явились, дабы сеять смерть. Это было и время героев, и самым славным среди них был Бересил. Он объединил рода и изгнал злых духов назад, в их зловонную обитель. Племя стало охотиться на стада быков и поклоняться им, как давно когда-то поклонялись великанам, почитая быков теперь как своих братьев. Но стало хватать пищи, и снова их племя перестало воевать. Да только РА не нравится, когда его дети благодушными становятся. Обрушил он на них новую напасть: идут и идут пришлые племена, вытесняют их с земель священных и снова надо объединять рода, пока еще не поздно. Имрир многое понял в эту ночь. Нельзя ждать, надо бить первыми! И он сделал для себя вывод: внезапность, - половина успеха. И еще Имрир обратил внимание на Владемира, Лучемирова сына, безрассудной яростью и отвагой своей добившегося уважения старших. Поначалу хотели его прогнать, но уперся Владемир как бык, и в битве был в первых рядах.
И тогда Имрир понял, что для выполнения его задумки более всего подходят молодые. Они не будут сомневаться, не будут задавать вопросы: они примут на веру любые его начинания, а сменив впоследствии ушедших к предкам и стареющих вождей, будут во всем поддерживать его. Именно это было нужно ему больше всего: ведь он брел вслепую, на ощупь, во тьме отыскивая путь к величию племени. И присматриваясь к Владемиру, Имрир все больше находил в нем задатки будущего вождя, способного продолжить его дело. Всем он подходил, если бы не одно обстоятельство. Хотя и прозвали его быком за упорность, силу и непреклонность, Владемир то быком не был! А род медведя корни свои вел из колена Адамова, их общего предка, и стать вождем всего племени он не мог. Все рода имели свое происхождение. Быки из главы вышли, а потому главенствовали всегда. Самое большее, стать вождем своего рода мог Владемир, и менять этот древний закон Имрир не хотел. Племянник Имрира Яромир, сверстник Владемира, почти ни в чем не уступал ему. Почти. Хотя он не участвовал в бою, и не приобрел такой славы как Владемир, его надо было подготовить и вывести в вожди. А потом и сын Праземир подрастет и займет достойное место.
После ночного боя Имрир провел обряд посвящения в воины, и Владемир с Яромиром с честью прошли испытание.
Первый успех опьяняет. Первые шаги определяют и последующие. Пробивая себе дорогу копьями и топорами, ратники шли по чужой земле, считая, что таково их новое предназначение. Они ведь прежде не отделяли себя от окружающего мира, были наравне со всеми животными и другими племенами и забирали жизнь, только когда это было необходимо. И сама смерть была для них продолжением жизни: такой же, как и рождение, воспроизведение потомства, она была естественной потребностью. Но теперь они отошли от старых представлений о мире и о своем местоположении в нем. Всемогущий РА, если ты даруешь другим право вытеснять нас с нашей земли и ставить под угрозу исчезновения, если тебе нравится это делать, то и мы, твои дети, идем по стопам твоим! Мы поняли, чего ты хочешь! Мы избраны Тобой для очищения этого мира, так же, как и стервятники созданы Тобой для очищения костей от плоти и мы выполним Твою волю!
С этим и пошли они дальше, забирая не только земли, вещи, но в первую очередь сами жизни, ведь РА поставил их теперь выше всех остальных и только им даровал право распоряжаться всем! Они возвели культ воина, - яростного, беспощадного и неустрашимого и поклонялись теперь только ему, новому облику РА! Больше не было никаких угрызений, а если порой сомнения и посещали, ратники гнали их от себя, как злых духов.
Пока местные племена ургов, живущие по всеобщим традициям, только пытались понять причину их неукротимой ярости и непримиримости, они успели занять половину их территории. Но земли эти не понравились воинам РА, хотя и были обильны дичью. Зерна прорастали здесь плохо, а зимы были морозны и беспощадны. Добрались они до моря седого и остановились, не зная, куда идти дальше. Началось смутное роптание. Имрир понимал, что если осядут они сейчас на земле, займутся делами мирскими, то снова их рать распадется на рода и снова возникнет угроза исчезновения. Ему нужен был новый враг. И тогда повел он их вслед за РА, на новые земли.
Много воды уже утекло с тех пор, как покинули они родные места. Яромир, как и хотел этого Имрир, стал во главе всего племени, а Владемир вождем своего рода. У обоих росли уже дети, и все бы было хорошо, но Владемир все больше разочаровываться начинал в Имрире. Юношеский восторг и восхищение давно ушли, уступив место сомнениям. Разве может РА желать смерти всем, кто встречается на их пути? Как и многие другие сильные духом и телом люди, Владемир не был злым и охочим до бессмысленных драк человеком. Нужны были весомые причины, чтобы привести его в ярость, но таких причин становилось все меньше, когда приходить начинало недоумение по поводу излишней жестокости, внушаемой Имриром.
На этих землях племена также растеряны были поначалу, но потом объединяться стали против них, и не были сражения так легки, как это было в землях ургов. А затем и того хуже: теснить их стали своли все дальше нападениями внезапными и быстрыми. Били они исподтишка, но в бои не вступали. И тогда собрал Имрир всех вождей своли якобы на перемирие, дары щедрые преподнес, а затем, во время пира, перебили их всех. И ведь гордился этим Имрир, называя военной хитростью, а Владемир считал это подлостью. И то, что сомневаться он стал, не утаилось от Имрира, да и Владемир недовольство свое не скрывал, на советах возражать стал Имриру.
Своли не простили коварства и не были испуганы, как рассчитывал на то Имрир. Все злее они нападали, и приходилось отступать с их земель все дальше. И кто знает, перебили бы их всех, либо рода разошлись бы, забыв о своей клятве, но прослышал Имрир о непонятных духах, прячущихся в деревьях, о карликах, живущих под землей, о богатствах их и умении. И снова сумел он убедить свою рать выступить против нового врага, обещая, что это последний их поход будет, а затем вернутся они к мирной жизни. С тем и пришли они на земли альфов.
3
Тягучее утро медленно выползало из сырых лощин хмурым туманом. Незваное, мягко стелилось оно над деревьями выделяя их хрупкие кроны, но прятало шершавые стволы в клубах испарений. И из этой пелены доносились невнятные крики, вой, бренчание и лязг. Иногда Эльмрику казалось, что он различает среди сосен толстые ноги, и тогда он с ужасом рассматривал кроны, ожидая там увидеть головы великанов, ведь именно такими рисовало их его воображение. Его колотила дрожь: от холода, как ему казалось. И чего он не мог понять в предстоящей битве, - как с ними сражаться? Ведь великаны, если они столь огромны, просто подавят альвов и пойдут дальше. А что тогда говорить о гномах? Впрочем, их и немного было. Предпочли цверги отсиживаться у себя по штольням, говоря, что некогда им такими пустяками заниматься. Что Рходин и сам справится, на то он и король. А те немногие, что пошли за ним, никак сговориться меж собой не могли, ибо не хотели признавать ничью власть. Так и шли кучками, каждая сама по себе. От эльфов только Лодур со своею сотней был и все считали все это простым развлечением. С таким настроением и отправились в путь, и шли со смехом: ведь орки так тупы, хотя и злобливы! Они так ничтожны и до того примитивны, что не могут даже разговаривать меж собой, что это просто животные, а потому и надо их загнать обратно в пещеры! Но Эльмрик не был в этом так уверен, как его новые друзья. Смутная тревога грызла его сердце, хотя он и старался не поддавать вида.
Многое изменилось в нем с тех пор, как он встретил их на болоте, весельчака Гримли и верзилу Палина, слишком высокого для гнома. Гримли шутя, говорил, что мать Палина переспала с альвом, оттого он такой длинный. Многое изменилось в нем, когда пошел с ними на поиски приключений, забыв об обещании, данное деду, не зайдя даже к родне. Утешал себя Эльмрик мыслью, что после битвы обязательно зайдет к ним, и будет ему что рассказать о славных подвигах. Многое он и узнал за это время. Узнал, что лучи солнца вовсе не убивают цвергов, как считал раньше. Убивают, но очень медленно и мучительно, если не принять мер предосторожности, а вовсе не обугливают в головешки. Он научился обмазывать лицо и руки грязью и передвигаться днем. Вот только глаза болели и слезились, в первое время.
Многое и повидал он за это время. Даже самого Рходина, только издали. Многого и наслушался. Но понял, что никто ничего не знает. Беженцы: альвы эльфы и гномы такое рассказывали, что слушать их было просто глупо. Одни говорили, что эти орки ростом с дерево, все шерстью покрытые и смрад от них стоит невыносимый. Другие утверждали, что ростом они ниже альвов, но растут у них клыки и когти, что это такая порода новых животных. Что движутся они подобно стае саранчи, сами не зная куда, уничтожая по пути все живое. Говорили, что объединились они с волками, что и другие животные у них в услужении. Говорили даже, что одного доставили во дворец Рходина, но он быстро сдох и сказать ничего не успел. Но как он мог сказать, если разговаривать не умел? Многого не понимал Эльмрик, да и не он один. Всякое говорили, только слушать кого? Но все в одном сходились: разгромить орков будет легко, как и в стародавние времена. Что это не битва будет, а охота. Все так и говорили: пойдем, поохотимся.
Встретить орков решил Рходин на Зангурском лугу, на подходе к лесу, но не успело туда войско добраться, звери проворней оказались. Встретились они на большой поляне.
- Ты видишь их? - спросил он шепотом Палина, лежащего рядом под кустом, но тот не отзывался. Эльмрик повернулся к нему и обомлел: Палин был занят тем, что обдирал ягоды боярышника. Неужели ему не страшно? Впрочем, чего бояться, убеждал он сам себя. Побьем этих тварей, да разойдемся по домам. Зато будет, что рассказать потом. Но его колотила дрожь и томило само ожидание. Быстрее бы уже что ли! А рассвет как назло тянулся мучительно долго. Звери остановили свое продвижение, вероятно почуяв их. Из тумана теперь доносились странные звуки, но что они могли означать, Эльмрик не знал.
- Что они делают, Гримли?
- Не знаю. Да пусть делают, что хотят, все равно дальше поляны не пройдут. Эльфы их стрелами положат, а мы топорами добьем. Славная охота получится! Интересно, шкуры у них мягкие или нет, сгодятся на выделку, как думаешь? Я не прочь буду покрасоваться перед Лингри, да перед отцом ее. Может тогда он сговорчивей будет…
Первыми шли волки. Шли медленно, принюхиваясь, останавливались часто и назад оглядывались, словно ожидали чего, а из тумана слышались гортанные вопли, подгонявшие их. Когда волки достигли середины поляны, эльфы пустили стрелы. И залаяли злобно, да завыли звери жалобно, пронзенные стрелами. И падали они на землю и корчились в муках, но лишь немногие обратно поползли, а из леса им дикий рев вторил!
Туман уже почти рассеялся. В сумраке леса стали видны темные фигуры, и было их столь много, что оторопь брала. Слишком, слишком много их было!
Издали орки действительно похожи были на зверей, но их темные, косматые шкуры сливались с сумраком леса, не позволяя разглядеть толком. Мелькали среди деревьев силуэты, но выходить на поляну орки не хотели. Дальнозоркие эльфы узрели, что половина зверей назад повернула.
- Уходят, уходят они, - поползло по цепочке.
Но оставшиеся орки повели себя более чем странно. Выйдя на опушку, они выстроились в цепь, что-то крича или рыча, и только одно явственно долетало до Эльмрика, - «Ра, Ра, Ра», - но что означали эти вопли, он не понимал. Звери толкались на одном месте, и продвигаться дальше явно не собирались.
- Чего они ждут? – спросил Палин, но Эльмрик не мог ответить ему, только помотал головой недоуменно.
- Да боятся они, просто боятся, оттого и не идут, - сказал презрительно Гримли. - Как бы не разбежались, потом лови их по одиночке. Чего Рходин ждет, интересно? Пора уже наступать.
Животные тем временем стали вытворять нечто вообще непонятное: выбегая вперед, они поворачивались спинами и показывали зады, а остальные одобрительно шумели при этом. Наконец один из лучников Лодура не выдержал и пустил стрелу прямо в белое пятно. Зверь взвыл, упав на четвереньки, но остальные принялись кричать и хохотать.
- Зверье, - сказал Палин, - надо их не только в пещеры загнать, но и уничтожить на корню. Добить окончательно, чтобы никто больше не знал про орков и не слышал ничего больше про них!
Тяжело понять было их поведение. Вопили и бесновались пришельцы, кидали камни, но ни на шаг не приближались к эльфам. Теперь всей гурьбой они показывали свои зады, но зачем это делают, догадаться было невозможно.
Протрубил рожок, атаку означая.
- Давно пора, - пробурчал Гримли, вставая, - пришло время кости размять. Кто первый положит зверя, тому по кружке эля остальные ставят. Идет?
- Идет, - хором подтвердили ему Эльмрик с Палином.
Эльфы начали пускать стрелу за стрелой и все они цели свои находили. В стане зверей началось смятение, отошли они в лес, за стволы прятаться стали. И выли гнусно и хохотали злобно, словно смерть для них забавой была!
Альвы и эльфы шли цепочкой. Когда достигли середины поляны, возле ног Эльмрика стрела воткнулась. Изумился поначалу гном: кто из эльфов так промазать смог, но, подняв стрелу, поразился еще больше. Не эльфийская это стрела была, слишком коротка, груба и наконечник был костяной!
- Смотрите, - показал он стрелу Гримли и Палину, - все-таки не звери они, животные луков не мастерят…
- Уже все равно, - обронил Гримли, топором размахивая, - так даже интересней…
Но вот альв, шедший справа, на колени пал, стрелу эльфийскую из живота пытаясь достать.
- Неужели свои по нам стреляют?
Вновь протрубил рожок, и шеренга шаг ускорила, стремясь сократить расстояние. От рядов противника донесся жуткий свист: один из пришельцев крутил у себя над головой нечто такое, что звук мерзкий издавало, и вдруг звери вперед бросились все с тем же ревом, - «Ра-а-а-а»!
Только вблизи Эльмрик рассмотреть смог, кто же пришел в их земли. Понял, наконец, что пришельцы в шкуры волчьи укутаны, оттого их за зверей и принимают. Бежал прямо на него великан, вопя, и дубиной огромной размахивая. Эльмрик смотрел остолбенело ему в глаза, пылающие огнем, смотрел на заросшую шерстью морду, на ауру его омерзительную и не мог пошевельнуться! Не мог сдвинуться с места, словно зверь околдовал его одним только взглядом! И занес уже орк дубину для удара и принял бы смерть Эльмрик, да Гримли толкнул его в плечо, с ног сбивая, и дубина со свистом прошла по пустому месту. Гримли ударил топориком, по коленям метя, но и великан проворным оказался: перепрыгнул он через гнома, да запнулся об куст и упал на колено, дубину обронив. Гримли снова ударил топором, по самое древко вогнав лезвие между лопаток. Хрюкнул пришелец, прежде чем пасть мертвым, а дальше уже и некогда смотреть было. Едва Эльмрик на ноги встал, как волк прыгнул на него, Скорее отмахиваясь, чем удар нанести желая, ударил он по пасти и увидел белый срез раны, прежде чем она кровью брызнула. Взвыл волк, зубами сталь хватая, и свалил его снова на землю. Рычал и рвался зверь добраться до его горла, да Эльмрик топорище удачно в пасть воткнул, двумя руками удерживая топор. А затем ярость силы придала! Сам не заметил, как сверху оказался и бил, бил по этой пасти, пока волк не затих. Оглянулся и успел увидеть, как орк, ногой наступив на Гримли, воткнул копье ему в грудь и теперь пытается назад выдернуть, но гном вцепился в древко руками, хрипя окровавленным ртом что-то. И закричал он дико, прыгнув на орка! Забыв про оружие, схватил его за ногу, желая повалить на землю и оттащить от Гримли! Орк звук издал изумленный и насмешливый, отпустил копье и достал из за пояса топорик каменный. Ударил по голове плашмя, но сильно, сознания лишая.
На этом для Эльмрика битва закончилась. И не видел он, как сзади орки налетели, те, которые ушли, как они считали. Окружили они альвов, убивая одного за другим, и вскоре только горстка осталась, хотя и сражались альвы безумно и яростно, когда поняли, наконец, какой страшный враг стоит на пороге их дома! И Рходин бился столь мужественно, что никто уже из орков стать против него не смел. И вышел тогда могучий орк, вертя в руках меч альвийский, в бою поднятый. Но не было у него навыка, и когда Рходин выбил оружие у него из рук, схватился чужак за топор каменный. Да король дожидаться не стал, разрубил орка почти пополам. Но пока меч свой доставал, налетел сзади волк, огромный как вепрь, и грыз альва беспощадно, пока не оттащили его. Не видел всего этого Эльмрик, да может оно и к лучшему.
Немало легенд еще будет сложено об этой битве, немало сказано будет о подвиге альвов, но только Рходин в плен попал, и лишь немногим уцелеть удалось, спасаясь не только от жгучих злых стрел чудовищ, от топоров, дубинок да копий, но и от волков прирученных. Нападали они подло сзади, вцеплялись в одежду, рвали плоть, держа и дожидаясь, пока хозяева их не проломят альву голову, не проткнут его насквозь!
И трусливы были звери, бежали от драки, поджав хвосты, но только отвернуться стоило, снова нападали, и была эта битва одной лишь подлостью и не было в ней героизма прошлых лет! Но еще ужасней были сами дикари, страшнее, чем любые легенды и предсказания. Превосходили они свирепостью всех зверей и ненасытны были до крови, упивались смертью, словно водою из родника в жаркий день, да никак напиться не могли! Сладка была им эта кровь! И презирали они жизнь, отторгая ее от себя и сами умирали хохоча. Но самое страшное, - настолько были они проворны, настолько быстры, что времени не хватало понять, что они затевают, осмыслить их поведение, предугадать их действия. И приходилось только обороняться, а это уже поражением было!
Забыли альвы, забыли как сражаться. Покинула их агрессия, примитивная ярость и то, что достижением своим они считали, и стало причиной их поражения! Впрочем, знали они об этом, все заранее предсказано было. И тем, кто выжил, горевать теперь только приходилось, и сетовать на несправедливость Сущего, который столь безжалостно их судьбой распорядился. Но всему свое время, и оно, отпущенное альвам, закончилось. Начиналась история новых существ и те, подсознательно чувствуя это, врывались на новые земли яростно и беспощадно, ни сколько не сомневаясь в своей правоте и избранности. Не понимая, что избранность эта кратка во времени, что придет срок, и они сами будут также оттеснены и выкинуты! А сейчас упивались орки своим могуществом, своей силой, своей молодостью, считая, что их бог отдал им НА РАЗГРАБЛЕНИЕ весь мир! Наивная вера и плата за нее жестока будет!
Очнулся Эльмрик оттого, что его тормошили. Голова болела ужасно,
но когда он дотронуться хотел до раны, понял, что руки его связаны. Орк, подхватив его за путы, потащил куда-то, а волк бежал следом, принюхиваясь к запаху крови, и рычал зло. Эльмрик понял, что его сейчас отдадут на растерзание зверям, на потеху оркам. И тихо стал он петь тогда смертную оду, готовя себя к переходу. Пел он, когда орк привязав ремень длинный к путам, перекинул через ветвь и подвесил его, как мешок. Пел Эльмрик, видя как неподалеку подвешивают других пленников, и песня эта приносила облегчение, смиряла с неизбежным.
- Рано хоронишь себя, гном!
Присмотревшись, Эльмрик с изумлением узнал в висящем на соседнем дереве Лодура. Но поразился еще больше, когда понял, что рядом с Лодуром висит сам Рходин! Висел король весь в крови, молча, то ли мертвый уже, то ли без сознания. И приходилось только поражаться злой иронии Судьбы, воплотившей его глупые мечты в жестокую явь. Так висели они всю ночь и никто не трогал их, не считая волков, решивших, что висят они для забавы. Но орки разогнали волков и всю ночь караулили пленников. Под утро Эльмрик забылся и проснулся от сердитого спора.
- А ты считаешь, что так лучше? Что умереть от рук орков достойно, но не в бою даже, …
- А ты предлагаешь идти к ним в услужение?
Взгляд Рходина был страшен, несмотря на раны; несмотря на то, что висел он на ветке.
- Мало мне одного позора, так ты еще больший предлагаешь? Подумай, прежде чем говорить со мною, Лодур! Подумай, что королю Альвов ты советуешь!
- Я то подумал, но подумай и ты!
Речь Лодура была невнятной, из порванной губы сочилась кровь.
- Никто не ожидал, что орки силы такие накопят, что знаний наберутся, как войны вести! Мы то других встретить вышли, тех, с кем далекие предки наши воевали. Ведь те дикарями были, даже как огонь добывать не знали, жгли костры у себя в пещерах непрерывно, да блох друг на друге ловили! И победа тогда легкой была! А теперь столь сильны орки стали, что надобно не только силой, но и хитростью действовать. Дать им то, что хотят, и они передерутся меж собой.
- Я один виноват, - снова перебил его Рходин. - Если бы прислушался к пророчеству, вместо того, чтобы слушать вас, клянусь, иначе встретил бы их! Но до чего обидно осознавать, что должны альвы уступить место ничтожным оркам только потому, что пришло наше время! И приходится жалеть, что не прислушались все тогда к голосу разума и не ушли с Дарином. А теперь вот опять приходится слушать тебя, Лодур! Хитроумие твое известно всем, но боюсь, что на этот раз перехитришь ты самого себя. Но как бы не сложились наши судьбы, мы выше этих животных, ибо мы способны понять себя, свое предназначение, способны понять и их поведение, а им этого не дано. Хоть это утешает!
- Но глупо же вот так умирать! Тем более, что легко перехитрить их можно, главное от пут освободиться!
- Нудно мне слушать твои речи.
Рходин уронил голову на грудь.
- Все в воле Единого Сущего, что суждено, то и сбудется. Но уподобляться тебе, да еще и других заставлять хитрить? Не к лицу мне это, Лодур. И довольно, не будем больше говорить на эту тему.
- Ты король, и что же ты сделал для спасения своего народа?
- Все что мог сделать, так это послать Рональфа, мудреца старого, отыскать храм забытый, добыть сведения об исходе. Если исход близок, Рональф уведет всех, кто жив еще будет. Это все, что я могу тебе сказать…
Рходин поднял голову к небу, пересохшие губы его были потресканы.
- Хоть бы дождь пошел!
Но на небе не было ни одного облачка, нарождающийся день обещал быть ясным и солнечным. Он обвел тоскливым взглядом стойбище орков.
- Прими смерть как и полагается, Лодур, бери пример хотя бы с этого гнома.
- Можешь смиряться с судьбой, если тебе угодно верить глупым пророчествам, но я использую все свои силы и способности, чтобы освободиться!
- Поступай, как знаешь. Но не думаю, что сумеешь перехитрить ты волю Сущего.
Стойбище просыпалось. Орки вылезали из шатров и вонь, исходящая от них была невыносимой. Эльмрик смотрел, как ведут они себя, и все больше негодовал и поражался. Как такое возможно? Почему именно орки должны унаследовать их земли, неужели у Сущего не нашлось никого более достойного? Чувство обиды было невыносимым. Но Эльмрик не мог предвидеть, что в истории этих существ, именующих себя людьми, еще не раз будут возникать такие же ситуации. Что будут и они тоже взирать на варваров, разрушающих их жизнь с такой же болью, с таким же недоумением и будут вопрошать уже своих богов: за что? Почему именно этим дается то, что у нас отнимается? А если бы и знал, что, - изменилось что-нибудь? Более того, скажи ему сейчас, что если ему дано будет перейти на следующую ступень и стать светлым, то он возьмет на себя заботу о тех, чьих предков сейчас ненавидит, что почувствовал бы гном? Что над издеваются, изощренно и целенаправленно?! Тяжка истина и сложен путь к пониманию, прощению и поддержке того, кто ненавистен в данный момент. А может и его сейчас поддерживает тот, кто был вытеснен далекими предками Эльмрика? Кто знает?
И когда к пленникам подошла кучка орков, видимо главных среди них, Эльмрик отвернулся, не желая никого видеть. Но вынужден был слушать, потому, что не мог заткнуть себе уши.
- Снимите их.
Рходина и Лодура спустили вниз и освободили от пут.
- Скажи им, - обратился Имрир к пленному своли, - что битва окончена. Если они признают свое поражение и дань отдадут, мы отпустим их.
- Они спрашивают, что такое дань?
Имрир приподнял клинок.
- Как изготавливать оружие сие, как одежду делать, вот что более всего нас интересует. Отдадите секреты свои и можете идти. Но поселимся мы теперь на землях ваших и вам придется смириться с этим.
- Отдать технологии и земли за освобождение двух пленников? Слишком много вы хотите. А потом, будет ли у нас уверенность, что вы действительно оставите нас в покое? - начал было торговаться Лодур, но Рходин вмешался в разговор, хотя и не хотел этого делать поначалу. Но, видя настойчивость орков и понимая, что они добьются своего, так или иначе, решил таки Рходин, король Альвов, пойти на соглашение, пока Лодур, больше о себе беспокоясь, не согласился бы на меньшее.
- Если вы освободите всех пленников, больше не будете нападать на мой народ, а потом дадите нам всем уйти в другой мир, только тогда вы получите секрет изготовления стали и одежды.
Одного только не знал и никогда не смог бы понять Рходин, впрочем, как и другие альвы, забывшие о сознательной лжи. Оттого и не любили они Лодура, впрочем, насмехавшегося над окружающими больше из забавы, желания потешиться, чем воспользоваться наивностью соплеменников в корыстных целях. А что знать они могли об орках? Разве могли они представить, что вся цивилизация орков уже основана и будет строиться на лжи? Что назвав себя так громко: «человек разумный» на самом деле они должны были бы назвать себя «человек лживый», если бы были честны хотя бы в этом. Что выведут они целую науку, а для обозначения этого понятия будут использовать множество слов: ложь, обман, вранье, уловка, хитрость, дезинформация, неправда, частичная правда, святая ложь, утаивание фактов, сокрытие и т.д., и каждое слово заключает в себе тонкие нюансы разновидности лжи. Что все это станет основой их мировоззрения, их культуры, их сущности, ибо будет способствовать их выживанию. А доподлинная информация цениться будет настолько, что создадут люди много разных инструментов для ее выпытывания, изобретут столько способов развязывать языки! Что будут создавать даже специальные приборы только для этого. Если бы знали это альвы, предпочли бы все умереть, прежде чем хотя бы словом обмолвится с орками. Ведь не было уже у альвов понятия такого, - правда. Понятие - истина, к постижению которой они стремились, было, но ото лжи они давно отреклись. И Рходин, давая обещание, нисколько не сомневался, что так оно все и будет.
Имрир обдумывал предложение. Пока оно устраивало его, но он был уверен, что альфы знают и многое другое, и ничего нельзя упускать. Но требовать сейчас большего, чего не знаешь даже, будет неразумно. А найти предлог, чтобы отказаться от своих слов и обвинить противников во всех грехах, не так уж и сложно.
- Мы отпустим сейчас всех, кроме вас и это будет подтверждением наших добрых намерений. А когда будем знать, что знаете вы, можете уходить.
Эльмрика спустили на землю. Растирая онемевшие руки, он смотрел на Рходина и не знал, что ему делать теперь. Читал он в единственном глазу короля невыносимую тоску и печаль, и у самого в душе было так же мерзко.
- Как зовут тебя, гном?
- Эльмриком, о король.
- Я не в праве приказывать, ибо я уже не король, а такой же пленник, как и ты. Могу только попросить тебя: если тебе ведомы дедовские приемы, сможешь ли ты показать им? Но убедись вначале, что все альвы и цверги отпущены на свободу.
- Я знаю и сделаю это, о король…
- Но вот саму сталь давать им не надо, - добавил Лодур, - хватит им и бронзы. Говори, что секрет изготовления стали утерян, а бронзовое оружие ни в чем ему не уступает и даже лучше, красивее. Я сам постараюсь их убедить в этом. Скажи, что горы наши исчерпали запасы руды, так будет вернее. Пусть сами ищут, а если доведется биться с ними еще, то не так обидно будет умирать.
Эльмрик удивлено смотрел на Лодура.
- Ну что ты смотришь? Сколько можно быть такими наивными? Вот уже погибаем, а ума никак не наберемся! - зло процедил Лодур.
Эльмрик взглянул на своего короля и тот, пересиливая себя, кивнул головой.
Орки поверили, может потому, что понятия не имели, о чем идет речь. Эльмрик плавил медь и олово в сооруженной на скорую руку печи, чувствуя себя неуютно на поверхности, а не в пещере. Обучал он орка молодого и хотя ощущал себя предателем, делал все старательно, как всегда, не нарушая процесса. Орка звали Родликом. Он был дотошным, интересовался всем и ничего не пропускал, просил повторять несколько раз, если что не понимал. Оба они испытывали взаимную неприязнь, но не позволяли чувствам взять верх над собой. Эльмрик хотел быстрее все закончить и уйти, а для Родлика было сейчас важнее всего узнать секрет и овладеть мастерством альфов. Месть за отца своего, Яромира, он отложил на будущее и знал, кого убьет первым, ибо этот уродливый карлик был ему ненавистен вдвойне. Но Имрир убедил его тратить весь пыл на обучение и сам присутствовал на уроках, сам послушно выполнял приказы чужеродца. Никто больше не смел подходить к ним, таков был приказ Имрира, хотя все были недовольны. Но отвлек Имрир внимание родов изготовлением одежды, женщин всех родов заставил внимать наставлениям Лодура, а вслед за женщинами и все потянулись в поля. Пока они там лен собирали, вымачивали да трепали, успел он суть кузнецкого дела ухватить. Поэтому, когда вождем всей рати предложил он выбрать сына своего, Праземира, никто особо не возражал, ибо в его руках была уже вся власть, а тайное знание делало его всемогущим. Только Владемира опасался Имрир, слишком прям был тот, всегда говорил, что думал, и отношения своего не скрывал. А Владемир был уже настолько враждебно настроен против него, что открыто возмущался новыми законами РА. Но более всего возмущала его ложь Имрира, который обещал столь много ему, и тут же и забывал о своих обещаниях. Но сдерживал Владемир еще негодование своего рода, усмирял Ярмилу роптавшего громче всех, по-прежнему надеясь, что Имрир сам поймет и исправит свою несправедливость.
И когда Имрир отправил его сопровождать уходящих альфов, подчинился Владемир такому странному и ненужному приказу, пошел, но сердцем предчувствовал беду.
4
Эльмрик устало опустился на топчан. Трудился он с утра и до ночи, но не приносило это ему радости как в кузне деда, наоборот, опустошала работа душу и не мог он дождаться конца. Спал тяжело, а во сне преследовали его кошмары. И когда среди ночи накинули на него шкуру вонючую и потащили куда-то, принял он это за продолжение кошмара. Слышал он крики, звон оружия, чей то предсмертный хрип, но уже ничему не удивлялся. А когда орки запихнули его в узкую клетку и закидали шкурами, понял, насколько прав был Лодур, говоря, что передерутся они меж собой.
- Клянусь Велесом, коли б не брат ты мне был, я бы сам убил тебя за глупость твою!
Владемир шагал широко, яростно взирая на семенящего рядом Ярмилу. Оберег Рода болтался на его груди в такт шагам и казалось, что он тоже укоризненно качает головой.
- Ты пойми, Владемирушка, - оправдывался Ярмила, - ведь погубить хотят, ведь нарочно шлют всегда туда, где самое пекло! Тебя отослали, а сами договорились с альфами, а с нами ведь не поделятся, я сердцем это чую! Презирают они нас, да ежели бы не боялись…
- Без тебя знаю! Но как ты мог додуматься пленных альфов отбивать? Воистину Велес тебя разума лишил! Понимаешь хоть, к чему все это приведет? Но некогда мне с тобой сейчас разговаривать, после поговорим….
Вожди и жрецы уже собрались в Священном круге. Стояли подле своих тотемов и взирали на Владемира сурово и непонимающе. Выдохнул тяжело Владемир, прежде чем в средину круга выйти.
- Клянусь чреслами РА, нет воина более храброго, более сильного, но, увы, и столь же безрассудного! - заговорил Имрир, но Праземир, разом всю тактичность отца сокрушил словами необдуманными:
- Как посмел ты приказ мой нарушить, да еще и напасть на моих ратников?
И Владемир, хотя и часть вины за свой род признавал, рванулся навстречу, как рвался навстречу врагам всегда, по достоинству оправдывая кличку свою!
- Что мне твои приказы? Что мой род имеет с того, что ТЫ договорился с врагами? Они секреты тебе свои открыли, а что достанется нам?
- Да кто ты такой, чтобы указывать мне, да еще и идти супротив? Здесь мне решать, это я десница РА, мой род из главы Адамовой, а ты кто?
- Да, мы колено Адамово, но как смеешь ты оскорблять меня, юнец? РА повел нас на новые земли, а здесь мы все равны! Все должны делить поровну, как и договаривались!
И вскинулся яростно Праземир, прожигая взглядом строптивого Быка.
- Ты не колено, ты - грязь на пяте Адамовой!
Зашумели сразу вожди и жрецы, закричали, перебивая друг друга. Похватались за топоры, за палицы, да клинки, добытые в бою, из шкур достали. И быть бы бойне, но верховный жрец взмахнул руками, к спокойствию призывая.
- РА нам знак подает! - провозгласил он, подняв руки к небу, - в гневе Он за распри наши! Из земель священных мы уже изгнаны, так неужто и здесь не угомонимся? Да и напрасно ты Праземир Владемира самого обвиняешь, скорее братца его надобно спрашивать и его наказывать!
- Кого и как в своем роду наказывать, мне решать! Слишком много вы брать на себя стали! Так скоро и с женой спать разрешение понадобится у вас спрашивать!
- Мы царского рода, сам РА так распределил, - вкрадчиво сказал Имрир.
- Смеешь ли ты против Его воли идти? Но нестерпима обида, в самое сердце Владемира поразившая!
- Почто несправедливость РА не замечает? Покуда жив был Яромир, все по чести было, и право на власть он храбростью своей доказал! И пал он как воин, в честном поединке, достоинства не уронив. Но неладно стало, когда мальца на его место возвели! И не надо на РА кивать! Не справедлив ОН, выходит! Почто одним благоволит, а от других отворачивается? Терпению нашему конец пришел! Коли РА отвернулся от своих детей, то и мы служить ему отказываемся, как и юнцам, у которых сопли еще не высохли! Велес всегда защищал нас, надеюсь, и сейчас защитит от нападок напрасных. Спора нет, горяч Ярмила, молод, да глуп потому, но ведь прав по своему! Вы за гнев РА не прячьтесь, и дела свои темные с Его волей не путайте! Видно пришло время расстаться нам, если ты, Имрир, считаешь мой род ниже своры псов своих!
И притихли вожди, дерзостью такой озадаченные.
- Одумайся, Владемир, кому перечить ты вздумал? - почернел лицом Имрир, осаждая рукой взбешенного Праземира: - РА взирает на нас, словам твоим внемлет, не простит тебе Он дерзости твоей!
- Он не простит, или ты? Почто сына на трон возвел, слишком млад он, чтоб мужами распоряжаться!
- Это я млад?! - крикнул тонким и дрожащим от обиды голосом Праземир, сорвавшись с места, - умоешься ты кровью своей за оскорбление! Взять его!
Владемир, не раздумывая, нанес удар булавой, да такой страшный, что размозжил голову Праземира, как тыкву перезревшую. Упало тело обратно на камень, забрызгав его кровью, и всех, кто рядом стоял. Снова вожди за оружие схватились, да Ярмила с дружиной влетел в круг, окружили кольцом ощетинившихся копий, защищая Владемира, а в стане такое началось! И неизвестно, чем бы все это закончилось, да Имрир, явно себя превозмогая, остановил воинов.
- Не место и не время, - крикнул он: - Суд справедливый вершить будем!
Только на третий день взвился к небу погребальный костер, душу Праземира к РА вознося, потому что пропал Имрир, ушел за скалы молиться. Но когда вернулся, горбился так, словно непомерно было бремя, легшее на его плечи.
Никого не видя, отрешенно взирал он на пламя, размышляя о том, что открылось ему в молитвах. И столь суровы видно были слова РА, что взгляд его пугал страшнее любых бед. Суровы были и лица воинов, но не было в них уже былого единства. Стояли кучками, переговариваясь меж собою вполголоса, косились настороженно на Имрира, да на других. Смерть Праземира довершила разлад, окончательно расколовший их рать на части. И когда собрались вожди после погребения на совет, читалось в глазах их, что теперь каждый сам по себе. Суров был и Владемир, играл желваками, и такая непреклонность была видна в его взоре, что всем понятно было, - быть новой бойне! И вся его дружина, к слову сказать, самая многочисленная, неподалеку собралась. Все решения вождей ждали, вот теперь действительно все в руках у Имрира было. Потребуй он казни, такая бы кровь пролилась! Но когда вышел вперед верховный жрец, все поразились происшедшей в нем перемене. Перед ними стоял старик. И никто не догадывался, чего стоило ему принятое решение, а оно опять таки на безопасности и сохранении племени основано было.
- Молил я РА покарать убийцу и вот что открыл мне РА Справедливый!
Взор Имрира был устремлен поверх голов и затуманен, а голос страшен.
- За непочтение твое и за убийство это, изгоняется твой род из нашей рати! Уходите и живите сами по себе! Но ты Владемир, помни: проклят ты, и душа твоя не будет знать покоя! Прокляты и дети твои, и ляжет кара на весь твой род и отныне не будет у него спокойной и мирной жизни, не будет труд приносить радости, и вкушать плодов от трудов своих ему не будет дано! Имя вашему роду отныне: Пасынки РА!
Он помолчал немного.
- И будут потомки твои проклинать свою судьбу, но не будут ведать причин и исправить не смогут никогда! Но как не отвергали бы они власть РА, всегда будут они Его Ратью, и будут принимать на себя все удары и скорбными будут их дни! Но искупить содеянное тобою, смогут только в последний час, когда придет время решающей битвы. Так сказал РА! Отпустите его.
- Казни требуем! - зашумели его сторонники, но рассмеялся верховный жрец все тем же утробным голосом, от которого у многих мороз прошел по коже.
- Помиловать хотите смертью? Не будет этого! Пусть идет, куда хочет!
Насупленный Владемир стоял пред Имриром, вспоминая все его козни. И понял, осознал наконец, что никогда не было лада меж ними, и не будет, даже если падет он сейчас на колени и признает свою вину. Полного послушания и повиновения, вот чего добивается верховный жрец Имрир, но достигнув этого, будет только презирать и использовать его, как какой-то предмет, уважая только себя, да членов своего рода. А это претило сердцу Владемира более всего! И покраснев разом, сверкнул он люто глазами:
- Нет правды в словах твоих, за смерть сына ты насылаешь кару! Молился и я, и жертву принес обильную, чтобы правду узнать! Если и есть грех на мне, то искуплю я его перед РА, потомки мои искупят, но тебе нет веры отныне! Смешал ты личные обиды, СВОЕ ГОРЕ на весь род мой возложил! Что ж, пусть будет так! Его ратью, говоришь, мы будем? Его воля! Но не пасынками, кулаком РА мы будем, и будем пресекать все обиды, которые вы чинить будете заносчивостью своей! Пусть будет так! Справедливости я требовал от вас, требовать буду и впредь, и даже от самого РА буду требовать того же! И не отступимся в этом, ни я, ни весь род мой до последнего колена! Да будет так!
Резко повернувшись, он пошел к своему стойбищу. Долгая стояла тишина, прежде чем Имрир вновь заговорил.
- Закон требует вождя избрать из числа самых достойных. Кто первый имя назовет?
Но вожди племен говорили меж собой, словно не слышали его. Наконец в круг вышел жрец Манаон.
- Владемир конечно виноват и кровью Праземира запятнан. Но непонятны нам слова РА, тобою реченные. Проклятие это в гневе рождено, но и Бык ведь требовал законного. Почто секреты только вы храните, когда поделитесь ими?
- Что я слышу, Манаон? Разве пришло время расставания? Неужели дети РА уже расходятся своими дорогами? Когда очистим эти земли от нечисти, все отдам, никто обделен не будет!
- Слишком тесны дороги наши стали, путаемся мы друг у друга под ногами, оттого и ругаемся все чаще. Являлся и мне РА во сне: говорил, что пора нам расходиться. Что разводит Он детей своих, дабы не сорились мы и не убивали друг друга понапрасну. Исполняя Его волю, уходим мы вслед за Ним, на земли, которые Он согревает милостью своей, где нет морозов, и туманы гнилые не пожирают тела. Там построим мы храмы в Его честь, и молиться будем, дабы обрести милость Его. Такова воля моего рода... Потому и спрашиваю о секретах. Пора открыть их тебе всем нам без утайки.
И снова почернел лицом Имрир, долго молчал, прежде чем ответить.
- Кто еще отделиться хочет?
Трудно только первому против выступить, но когда возникла уже размоина, вся вода устремляется туда. Вышел в круг и Бонимир из рода волков, хромая так сильно, что поддерживал его под руку младший сын.
- Неладно мы жили последние дни. И сына твоего избрали в вожди не потому, что умен он был, силен и отважен. Избрали нехотя, глас разума подавляя, тебе подчиняясь, только тебя, да память об Яромире уважая. Вот и расплачиваемся за это, вот к чему это привело... Мой род больше всех пострадал в этой битве, из воинов уже почти никого не осталось. Скоро баб наших брюхатить некому будет. Я считаю, что нам нужна передышка. К тому же, столь многому можно поучиться у народа этого, что уничтожать его неверным будет. Волки всегда отвагу ценили, и доказали альфы мужеством своим, что достойны они жизни. Волки предлагают перемирие заключить.
Род Рыси согласен с ним был, да и другие тоже.
- С тем же и я пришел на совет, - перестроился Имрир, - да сперва вас выслушал. Сходимся мы во мнении, так и быть посему!
Он обвел глазами собравшихся.
- Как одежды тонкие вязать вы уже знаете. Как мечи добывать из камня, поведаю без утайки, а вы, можете идти куда вам хочется. Но отныне расходятся пути наши, и кто знает, не врагами ли встретимся вновь? Забудут потомки наше единство, забудут, что все мы из единого рода вышли. Будут воевать меж собой, потому что вы сейчас неверное решение приняли. Но коли так, да исполнится Воля РА на все! Отпускаю я Ходина, сдержу свое слово. Будем жить с альфами в мире, учиться тому, что они могут, ибо они - первые!
Эльмрик не мог понять, что происходит. Те, кто похитил его, собираться стали поспешно. Кидали они пожитки свои в повозки с такими злыми, угрюмыми лицами, что подумал гном, пришел его час слиться с Единым Сущим. Но его посадили ночью в клетку тесную и узкую, на повозку водруженную, накидали сверху шкур и этой же ночью повезли куда-то. Только забилась в его сердце надежда: клеть из старых веток была сделана, но одна была свежей. Видно заменили недавно старую, поломанную, веткой только срубленного ясеня. К ней то он и обратился, тесно лбом прижимаясь к сырой древесине. И не успело древо иссохнуть, душу свою истратить, услышало мольбу его!
Ничто не придает силы так, как отчаяние. Сумел Эльмрик соединиться с деревом, стать частью его! Стал мысленно прогибаться и согнулась ветка, проход давая гному. И что шкурами клетка была прикрыта, сыграло на руку, удалось ему незамеченным выбраться. Возница даже не оглянулся, и волков рядом не оказалось. Дождавшись, когда обрыв рядом с тропой оказался, прыгнул Эльмрик под откос.
Только тогда заметил побег тот, кто сзади шел. Закричал, внимание привлекая, и волки лютые следом кинулись, но успел Эльмрик опередить их. Бежал он к глубокой расщелине, на дне которой бился гневный ручей, да волки уже догоняли, и времени спуск искать, не было. И на раздумье тоже. Прыгнул, не глядя. Успел еще Эльмрик заметить, что и волк последовал за ним, не успев остановиться, а затем ударился об воду, о дно, да так, что зубы клацнули! И тут же течение подхватило его и потащило по каменистому желобу, ударяя об валуны и переворачивая как щепку. Долго его так швыряло и выкинуло, наконец, полуживого на отмель намного ниже по течению. Все тело было одним большим синяком, любое движение причиняло сильную боль. Но надо было вставать, уходить, пока не поздно. Хорошо хоть, мог он видеть в темноте, заметил неподалеку темную фигуру, скулившую жалобно, попытался встать и охнул, наступив на ушибленную ногу. Пополз, хрипя и рыча от боли туда. Когда добрался, увидел, что это волк, что за ним прыгнул. Лапы у него были переломаны, и Эльмрик уже собирался отползать, но зарычал волк зло, и ярость ударила гному в голову! Схватив камень, принялся бить он волка по голове, по ощеренной пасти, вкладывая в каждый удар всю свою ненависть, которую пришлось познать: за Гримли, за Рходина, за все зло, которое принесли на их земли чужаки! И рычал он сам как хищный зверь и никак не мог остановиться, пока усталость не разжала пальцы. А затем провалился в забытье.
Очнулся оттого, что кто-то теребил его за одежду. Подумал что волк, схватил камень прежде, чем глаза открыл. Завопил яростно, камнем маша, и увидел старого альва. Смотрел тот с изумлением на маленького цверга, никак не ожидая от него такой ненависти.
- Спокойно, спокойно, я только узнать хотел, жив ли гном, столь отважно сражавшийся с издыхающим зверем?
Уловив в его голосе насмешку, Эльмрик насупился, сразу вспомнив о снисходительном отношении альвов к цвергам, доходившим порой до презрения.
- Разве ты не знаешь, что случилось, что война идет, и пали многие уже и сам король ранен в сражении и в плену находится? Иль ты, как и эльфы, считаешь себя выше глупых ссор?
- Ого, удивительно в столь малом видеть столь много отваги!
Это альвы! С тех пор как покинул Дарин земли предков со всеми, кто ему поверил, возноситься стали те, кто остался. Альвы сами по себе, гордясь своим величием. Эльфы лесные отделились своими кланами, живя той жизнью, которую считали самой разумной, все более отдаляясь от других. Да и цверги раздробились: не было больше величия подземных городов и славных царств. Жили родами, все больше уединяясь, все больше дробясь, не желая признавать над собой ничьей власти, даже своих соплеменников. Жили, гордясь былым величием, но пришла беда, и убивают их уже враги беспощадно, да сильны амбиции, держат верх над здравым смыслом!
- Разве ты не знаешь, чем битва кончилась, которую все охотой считали? Я был там, знаю, что говорю. В плену был, бежал, за мной волки гонятся, уходить надо!
- Да, занятно...
Занятно тебе? Эльмрик в эту минуту возненавидел старика. Ему занятно! Занятно смотреть, как погибают и альвы и цверги, как рушится весь мир?
Хотел сказать нечто язвительное и злое, да слов подходящих не нашел и скрипя зубами от боли начал подыматься, но тут же охнул, схватившись за ногу. Неужели сломал? Пока Эльмрик ощупывал ее, альв наблюдал за ним, как казалось гному, свысока и насмешливо.
- Если отважный цверг позволит мне осмотреть рану, может сумею помочь...
Хоть и сильно негодование, да положение безвыходное. Молча Эльмрик отстранился, давая старику склониться над собой. Терпел, пока тот щупал и ворочал ногу, хотя кричать хотелось от боли.
- Перелома нет, это хорошо, отлежишься, все пройдет. Мое убежище здесь, неподалеку. Я могу отнести, если маленький цверг не будет возражать.
- Эльмриком зовут меня.
- Мое имя Рональф.
Альв легко поднял его на руки, и осторожно ступая, понес вниз по ручью.
Расщелина вывела их к озеру. Слева отвесной стеной нависали угрюмые скалы, справа гряда полого опускалась под пелену густого тумана, из которого проступала зеленая масса деревьев. И хотя чужаки были неподалеку, здесь было тихо и уютно. Вода в озере была чистой и прозрачной, и новое утро отражалось в нем так безмятежно, словно не было крови, и зло не расползалось по их землям.
Альв нес его туда, где за поворотом глухо шумела вода и клочья пены расплывались по озеру, тихо тая. Вот Рональф зашел в воду и направился прямо к небольшому водопаду. Изумленный Эльмрик никак не мог понять, куда его несут.
- Куда мы идем, - не вытерпев, спросил он у старика, - или ты, как и цверги, в горе обитаешь? Тогда почему идешь по воде? Неужели другого входа нет?
- Идем мы туда, где уже столько тысячелетий после исхода не было альвов, а цвергов и подавно. По воде идем, чтобы волков со следа сбить... А что здесь, узнаешь скоро, хотя мне этого древние не простили бы.
С этими словами он вступил прямо в тугие струи. Ледяная вода окатила их, выбив дыхание. За стеной воды оказалось пустое пространство. Зиял темной пастью узкий вход в потаенное убежище старого альва и только ступеньки указывали на рукотворность пещеры. Пока Эльмрик стряхивал с лица воду, альв осторожно поставил его на ступени.
- Это древнее хранилище наших предков. Здесь таится столь много, что и представить себе невозможно.
- Неужели клад? - встрепенулся гном. Перед его мысленным взором предстали целые горы золота и драгоценных каменьев, дожидающихся своего счастливчика, да так явственно, что забыл он о своем побитом теле.
- Можно и так сказать, хотя вряд ли ты сумеешь здесь карманы набить.
Рональф разжег светильник, тускло осветивший мокрые стены. Они пошли по узкому коридору и шум водопада постепенно стихал, уступая звону многочисленных капель, которые вторили их шагам.
- Здесь хранится столь ценное, что дороже всего злата мира…
Эльмрик недоумевал, что такого может здесь храниться, потому ковылял вслед за альвом поспешно, не обращая внимания уже на боль.
- Вот оно, самое главное наше богатство! - Рональф с гордостью указал на скользкие стены. Эльмрик не разглядел сперва, подумал было, что за стеной кроется еще один зал, а уж он то и будет набит золотом. Подошел поближе и только тогда заметил, что стены испещрены древними рунами.
- Что, вот это? - недоверчиво переспросил он, полагая, что альв просто насмехается над ним.
- Да, да, представь себе! Здесь хранится то, что было, что будет! Ведь это… Какая жалость, что вода размыла многое!
Рональф с нежностью провел пальцами по стене.
- Впрочем, что это я? Тебе может и не понятен быть мой восторг, если тебя не интересует наша история.
- Да я и так знаю историю.
- Нет, нет, никто оказывается, не знает! Вот здесь, смотри…
Рональф, подсвечивая себе светильником, уткнулся носом в стену.
- Вот знак беды и солнце в нем. Чтобы понятней было, скажу просто: однажды солнце разъярилось и вместо того, чтобы согревать нас, начало убивать, сжигая все живое. Вот: реки кипели и альвы сгорали под его лучами, медленно и мучительно. И это было как конец света и всё, всё, чего достигли, было утеряно, а выжившие альвы были отброшены назад! Теперь ты понимаешь, откуда у вас возникло и до сих пор живет такое представление о солнце? Или вот: разделились альвы, одни ушли под землю, другие прятаться стали в деревьях, дабы сохранить себя от обезумевших лучей. Часть таится стала в развалинах бывших городов, а часть вернулась, заметь, вернулась, в воды! Разве не об ундинах здесь идет речь? Ты понимаешь, что раньше мы были одним народом, но что-то случилось с солнцем, и разделились мы на альвов, эльфов и цвергов? И было это так давно, что предки наши забыли о самой катастрофе, но когда вернулось прежнее солнце, жить разделено, как жили уже, продолжали! Так что не говори никому, что знаешь историю!
- А почему мы не одинаковы тогда? Почему цверги маленькие, а эльфы длинны и худы?
- Да, да, это хороший вопрос! Вот почему хотел бы я взглянуть на друга твоего Верзилу, о котором ты мне поведал. Может он будет подтверждением моих мыслей, что в нем ожила древняя память о прошлом. Ведь обитать в недрах гор высоким не только неудобно, но и опасно. И видно, Мать-Природа позаботилась об цвергах, изменила их, выбрав самый лучший вариант для проживания под землей. А эльфов наоборот, сделала такими, каковы они сейчас, дабы им проще было входить в деревья. Вероятно только альвы остались почти прежними, а вот за ундинов ничего не могу сказать, ведь мы знаем только, что обитают они где-то в глубинах морей. Теперь ты понимаешь, насколько это важно?
- Важно кому? Тем, кто убит, кто в плену находится сейчас? Если Сущему плевать стало на нас, то к чему вся эта история? Оркам будет безразлична она.
- Нет, не говори так! Никогда Сущий не бросает свои создания, как дитя надоевшую игрушку. Разве не дал он предкам нашим возможность исхода, разве Дарин не увел альвов в другие миры?
- Мне от этого легче почему-то не становится.
- Но ведь Рходин… Ах, да! Вот же старый я дурак, самого главного то и не сказал! Король послал меня, дабы я нашел здесь время очередного соприкосновения миров. Мы можем уйти, если я найду здесь сведения, понимаешь?
- И ты нашел?
- Ну, не совсем еще. Ведь здесь столько всего, к тому же часть стен обрушена, а одному тяжело искать. Будешь теперь помогать мне. Считай, что это тебе сам Рходин приказывает.
- В последний раз, когда я его видел, он сказал, что не может больше требовать, может только просить…
- Хорошо, прошу тебя, помоги мне.
Эльмрик остался с Рональфом. Когда старый альв отвлекался от главной задачи, а делал он это постоянно, гном снова и снова возвращал его к поиску сведений об исходе. За это время его побитое тело зажило, и только хромота осталась. И они нашли таки эти сведения, но время исхода было так близко, что могли они опоздать! С этим и пришли они однажды к Рходину, которого пожирал странный недуг. Но благодаря силе и воле своей, держался король Альвов и вида не подавал. Разослал Рходин вестников во все края, призывая всех покинуть этот мир. Одного только не успел сделать Эльмрик: сходить к деду своему, увести его, ибо был еще слаб и пока доковылял бы, исход бы уже состоялся. Просил он гонца зайти в Тьердову падь и обещал тот непременно, но больше его Эльмрик уже не видел. Может, сгинул где по дороге, может орки напали да убили, всякое могло случиться. Оставалась только надежда, что встретятся они в точке исхода.
Последний исход.
Снежная жижа чавкала под ногами, стекая грязными комками по обуви, но никто не обращал на это внимания. Взгляды эльфов, альвов и цвергов были устремлены вперед, туда, где голова колоны входила в саму точку. Тяжелым был уход из родных мест, и сердца их кровоточили, но уже никто не оглядывался назад. Да и к чему оглядываться, орки заняли все. Не было больше их домов, а земли предков осквернены и отобраны у них.
Сама точка была обозначена тремя валунами и стоящими по кругу альвами, среди которых был Рходин, Рональф и Имрир, единственный из людей, допущенных на исход. Их лица освещало трепетное, серебристое мерцание, шаром лежащее в середине круга, и в нем один за другим исчезали уходящие навсегда альвы. И горечь ухода смешивалась в их душах с робкой надеждой на обретаемое право жизни в другом мире, и слезы катились по лицам, но никто не роптал. Молча уходили альвы в неведомое и только один возглас слышался над кругом: «Быстрее, быстрее», если кто-либо замешкивался. Всего несколько часов было отпущено им, а колона тянулась по дороге за холмы, и казалось, никогда не кончится. Смотрели с благодарностью альвы на Рходина, но лишь немногие замечали, какой ценой ему дается это стояние. Яд волка растекался по крови, пожирая его тело; больше всего ему хотелось сейчас опустится на землю, лечь прямо в эту жижу и забыться хоть ненадолго, но именно этого и нельзя было делать.
- Надо ускорить шаг, - с беспокойством произнес Рональф.
Альвы передали команду по цепочке, и колона побежала, ныряя в светящееся марево без всяких раздумий. Никто уже не обращал внимания на возникших на вершинах холмов людей. А те взирали на происходящее с изумлением и ужасом, не в силах осмыслить, постичь это своим примитивным разумом, и многие из них готовы были падать на колени и молиться чуду!
Позднее поставят они камни, обозначая круги во всех точках исхода, и будут для них эти камни отождествляться с эльфами. Много раз будут пытаться люди открыть точки соприкосновения, ради любопытства, и не только; но даже и знание точной даты не откроет им врата, пока они и сами не забудут, по какой причине их возвели.
Эльмрик стоял подле Рональфа и на душе у него было так пакостно, что самому хотелось выть подобно раненому волку. Сердце его разрывалось на части. Деда не было. Значит, он не сдержит обещание, данное при прощании, и понимал, что даже уйдя в другой мир, никогда уже не обретет покоя. Была еще надежда, что Бальруд находится где-то в конце колоны, но надежда эта таяла с каждым мгновением. И глядя на беженцев, он все сильнее осознавал, что обязан вернуться в Тьердову падь, чего бы ему это не стоило. Но, приняв такое решение и чувствуя свою обреченность, он тем не менее ощутил сейчас и уверенность в своей правоте. И по-другому смотрел уже Эльмрик на уходящих. Уже отделил он себя от беженцев, понимая, что их дороги и судьбы сейчас расходятся раз и навсегда. Впрочем, не только у него. Не всем удалось пройти в другой мир. Эльфы и цверги, отягощенные своими проблемами, те, кто не сумел настроить себя нужным образом, окружили место исхода. Одни молча пытались сосредоточиться и повторяли попытки, другие осуждающе глядели на Рходина, словно он был виноват во всем. А некоторые поворачивали назад, проклиная и себя и альвов, и шли по обочинам, угрюмо опустив головы. Но явного возмущения не было: все понимали, что проход в другой мир зависит только от них самих.
Времени оставалось совсем мало, тусклое солнце уже прятаться стало за валун, когда показался конец колоны.
- Ступай и ты, - снова повторил Рональф, положив руку на плечо Эльмрику и легонько подталкивая его. И Эльмрик снова отрицательно покачал головой, не желая ничего говорить, боясь, что выдаст голосом свои переживания.
- Неужели думаешь, что не пройдешь?
- Я не пойду, - наконец выдавил из себя Эльмрик.
Рональф изумленно уставился на гнома, но сказать ничего не успел, Рходин потерял сознание и начал оседать не землю. Стоявшие рядом альвы подхватили короля и понесли в круг. Рональф дернулся было вслед им, но снова обернулся. Порывисто схватил Эльмрика за плечи, привлек его к себе.
- Прощай, мой маленький друг! Жаль, что принял ты такое решение! Но помни, что прочитали мы с тобой, и передай это своим детям, всем, чтобы знали наши потомки, что происходило на самом деле! А я сделаю это там, за вратами. И пусть тебя хранит Единый Сущий!
Не оборачиваясь больше, он поспешил за своим королем и исчез в блекнущем мерцании.
Вскоре оно угасло.
Эльмрик устало шел назад, безразлично глядя вдаль. Он не знал, что ожидало его впереди, да и не надеялся, ибо надеяться было не на что. Он просто возвращался назад.
Исход альфов произвел на Имрира большое впечатление и он использовал его для поднятия пошатнувшегося авторитета. Раскол сильно сократил их ряды, и вместо заслуженного покоя ему снова приходилось прилагать все свои силы, чтобы сохранить свой род, не разбавить его чужой кровью. Будучи уже дряхлым старцем он снова и снова мысленно возвращался в прошлое, оценивал критически все события и не находил иного пути, кроме того, который избрал в молодости. Так и не захотел он признать, что способен был заботиться и продвигать только свой род, отвергая другие, ибо не было у него сил и души думать за все рода. Однажды, чувствуя, что его час пробил, Имрир доковылял до порога своего дома и крикнул в хмурое небо, адресуя свои слова Владемиру, и всем тем, кто предал его:
- Я был прав, Я!
С тем и отошел.
Род сокола уходил к теплу. Обосновавшись поначалу на берегу одной реки, они воздвигли алтари, радуясь жирной, черной земле, так щедро дарующей им зерна. Но холода гнались за ними по пятам, словно простить не могли им нападение на альфов. И тогда вычеркнули они из своей памяти все, что было, дабы очиститься от скверны, и пошли дальше, и путь их был долог…
А Владемир уводил свой род назад, туда, где березовые чащи шумят так хмельно, так чарующе. Уводил, веря, что сохранить свой род можно не только агрессией и бесконечными нападениями и нападками, но и простым, мирным трудом. И ничего из того, что узнали они, не было потеряно и не было утрачено. Научился его род ладить терема, научился железо ковать, землю пахать, но самое главное: научился его род быть сильным и никто не мог его сломить и согнать со своей земли. А защищать ее приходилось так часто, что выработал в крови его род мужество и стойкость, недоступные пониманию врагов. И завидуя в душе такой силе и жизнестойкости, искали они, как принизить непокорное племя. И нашли. Одного не мог предвидеть Владемир, по прозвищу Бык: что однажды придет править его родом тот, кто будет презирать этот уже народ, считая его низшим, не захочет его понять и будет его бояться. И положит начало вековым унижениям, а его последователи позднее «поковыряются» в самой истории, перепишут ее, изъяв из фундамента несколько камней, да так умно, что не развалив все, тем не менее, сделают ее шаткой, укороченной. Да, вот она, история, но без корней. Появились русичи поздно, из неоткуда: то ли беглые, то ли вообще безродные. А если родство и признается, то славянам отводится роль братца, который силен, да умом не вышел.
Кто и когда посчитал, что русский народ не способен мыслить, решать и определять свою судьбу самостоятельно? Кто и когда взял «опеку» о нем, кто внушил этому народу, что больше не надо думать, что все уже обдуманно и продуманно наперед, а главное, есть кому думать? Кто начал так заботится о нем, что занят был только изданием указов, в основном запрещающих, а умнейший народ, вместо того, чтобы развиваться как и другие арии, вынужден стал тратить всю свою энергию и способности на обхождение этих указов? И ведь всегда находил, а «цари-батюшки» сыпали и сыпали новые указы, да карали вольнодумцев, и тем, кто не мог перенести весь этот абсурд не оставалось ничего другого, как бежать. На Дон, на Волгу, в Сибирь, отвоевывать себе новые земли и опять отдавать их все тем же «царям-батюшкам», отдавая их всей России, исполняя свой долг перед ней, а не перед правителями. Каково же это имя, кто был первым в унижении целого народа? Да разве это важно сейчас? Для чего, чтобы забить еще один осиновый кол в свою историю? Их и так уже столько, что не видно самой истории, и вместо славных имен тех людей, кто смог бы вывести народ из скотского состояния, видны только те, кто вгонял его туда. Вопрос теперь в том, как это исправить и вернуть народу былое достоинство, чтобы больше не глотал он отраву и не бубнил себе под нос, что все правящие стремятся только набить свои карманы, а на боль и мучения простых тружеников им наплевать. Чтобы этого и на самом деле не было. Чтобы люди наконец поверили, что они действительно ЛЮДИ…
Занавес.
Вот и закончилось последнее действие, и плотный занавес упал на сцену, отсекая Эльмрика и весь мир эльфов от настоящего, превращая их в мифы и легенды. Но жизнь гораздо сложнее всех видений, а тем паче нашего мнения о ней. Если бы это было так, - люди пришли, а эльфы сразу исчезли! Да, основная часть ушла, но много и осталось. И было долгое и мучительное для оставшихся эльфов и цвергов вытеснение. Им приходилось отступать все дальше и дальше, но уйти в другие миры, как сделали это альвы, они уже не могли. Древо и камень, ставшее их домом, стало и их ловушкой. И кто знает, может это они и являются героями наших сказок о леших и прочих, а последние представители их народа и сейчас обитают в глубинах лесов и недр, еще не затронутых нашей цивилизацией? Но перенимали люди у альвов их сказания, их легенды, делали их частью своего мировоззрения, своей религии. Перевирая до неузнаваемости, внося в них себя; отводя себе если не главное, то важное место в этих преданиях. Да разве и могло быть иначе? Но одного люди так и не смогли постичь в альвах: их душевную гармонию, позволявшую не насиловать природу, а сливаться с ней. Это было то, чего людям с их ложью, с делением мира на добро и зло по отношению к самим себе, было просто недосягаемо! И чувствуя свою ущербность по сравнению с альвами, люди хоть и выжили их, но не могли не восхищаться, оттого и сохранили память об этих существах. Об их прошлом величии!
Все течет, все меняется. Но самое интересное, что умение сливаться с природой это не наука, не мистерия и не магия. Об этом не существует учебников, нет заклинаний и не хранятся тайные сведения в забытых храмах. Это постижение чего-то в самих себе, и никто не придет, не скажет, не покажет, не научит. Ведь вживаться в дерево означает не только представлять себя его частью. Это и понимание, что все окружающее является единым организмом, только у каждого предмета свой биоритм. Это и умение управлять биоритмами. Продвинулись альвы в этом до такой степени, что смогли уйти из этого мира навсегда, но их знание недоступно нам. И кто знает, может там, в других измерениях, признаком разумности является не умение создавать механические приспособления, а умение передвигаться по измерениям? Может оттого и не хотят вступать с нами в контакт те, кто так тревожит наше воображение? И наши войны для них это показатель не сколько нашей взаимной ненависти, сколько дисгармонии наших душ, которая не позволяет нам достичь разумности? Кто знает?
А Земля, - это просто родильный дом. Зная свой относительно короткий срок в космических масштабах, спешит она воспроизвести как можно больше жизни. Она создает и отторгает и снова создает. И если человеку будет дано выйти в другие измерения, то, возможно, встретившись с разнообразием разумных существ, он к своему изумлению узнает, что все мы земляки и выпускники одной школы, только разного времени.
Если ему дано будет...
Александр чувствовал, что находится где-то рядом с ответом на вопрос, который мучает его. Путешествуя с Эльмриком, он получил подсказку, но какую? Выход в другие измерения кроется в голове человека, в его подсознании. Теперь Александр в этом был уверен. Создание механизмов необходимо на определенном этапе и не только для того чтобы выжить, но и освободить себя от рутинной и тяжелой работы. Весь вопрос, для чего? Для легкой и беззаботной жизни? Ничто другое не меняет так человека в худшую сторону, как беззаботное существование. В этом и заключен самый главный парадокс человека: пока он преодолевает, он мыслит, он ищет пути. Но стоит ему только остановиться, считая, что достиг всего, чего хотел, он начинает деградировать в своем мышлении. И чем больше он начнет перекладывать свое бремя на механизмы, чем разумнее будет создавать машины, тем глупее будет становиться сам. И тогда он действительно станет рабом машин, и когда-нибудь они возьмут над ним верх, ибо будут считать его своим придатком, механизмом для обслуживания и только. Война с терминаторами, которая сейчас видится нам фантастическим предположением, вполне может стать реальностью.
Парадокс еще в том, что страх за свою хрупкость, быстротечность бытия, толкает нас на создание "неуязвимых, неистребимых, непобедимых и т. д."
Мы не просто создаем механизмы, мы закладываем в них свои страхи, свои эмоции, отдаем им часть своей души и далеко не самую лучшую. И это может стать частью их программы. Представьте себе такое продолжение "Терминатора". Уничтожив человечество, машины осваивают космос, летят от планеты к планете, уничтожая все живое, считая, что выполняют свою миссию, ибо таят в себе страхи тех, кто давно ушел в небытие! Машины, которые разложат мир и свое существование с математической точностью, определят свою сущность с точностью до единичного знака. И быть может, в глубинах своих механизмов тоже будут стремиться избавиться от комплекса, которые назовут комплексом человека.
Чем озабочено человечество, отчего в его благополучной, казалось бы, жизни скрывается такая неудовлетворенность? Все есть и создается все большее, но почему его психика не выдерживает, и все чаще происходят срывы? Почему нас интересует сущность личности Лектора Ганнибала больше, чем реальные проблемы? Или мы настолько усложнили условия бытия, что примитивные желания доступнее и ближе нашему сердцу и мы не в состоянии справиться с настоящим? Но Бог с ними, с американцами, а мы?
И Александру вдруг с пронзительной ясностью открылась простая истина: его народ на духовном уровне недалеко ушел от своих предков, словно кто-то свыше сознательно законсервировал нас для своих целей. Как будто мы и до сих пор, не зная этого, поклоняемся древнему богу, имя которого либо забыто, либо хранится в глубочайшей тайне. Поэтому в отношении к Христу столько трепета и невысказанной тоски от понимания, что и хотелось бы отдавать свои души ему и только ему, но проклятье, а может древняя клятва принуждает нас поклоняться другому. Тому, - который принимает плату от нас страданиями, только страданиями и больше ничем иным! И в этом и заключается главный парадокс нашего бытия: только в боли, в чудовищной бытовой несправедливости не затухает наше пламя, не забывается обет, данный древнему богу. И гложет сердце невыносимая тоска, и томит душу маетность без истинного дела, и так хочется забыться! Хоть на секунду! Оттого и закручиваются гайки до упора: гулять, - так гулять, пить, - так пить, а гори оно все синим пламенем, все равно пропадать! Не потому ли и живем мы так странно, что самих нас удивляет, поражает и является поводом для нареканий и насмешек?
Но все, что мы ни строим, все, что ни делаем, - все это временно, не это является нашей истиной целью, оттого и не вкладываем мы в это свои души, не заглядываем вперед, потому и не живем как другие народы. Одни возводят во главу закон, строго соблюдают его и так этим гордятся. Другие свято выполняют все предписанные ритуалы, веря, что только так добьются признания и прощения Господа; третьи постигают гармонию, желая в Нем раствориться; и только мы прозябаем в ежедневных муках в поисках правды и справедливости, ибо мы запрограммированы на большую, Окончательную Справедливость. Ту, ради которой мы и живем. И забыть об этом, о Своей Истине, не позволяет наша чудовищная, сиюминутная бытовая несправедливость. Но вынужденный смиряться с нею в повседневной жизни, русский человек неизбежно выпрямляется как пружина, когда приходит настоящая, большая беда. Так было, надеюсь, так и будет!
Если бы мы жили по-другому, сумели создать нормальное, не коррумпированное общество, если бы искали счастья, а не справедливости! Но справедливость в мирной суете для каждого из нас сиюминутна и быстротечна, оттого и кипят наши страсти так страшно и так безысходно! Потому, что не счастья, не гармонии, не теплоты, не утешения жаждем мы, а воздаяния, кары! Кары тем, кто по нашему мнению ее заслуживает! Что для нас законы? Вчера были одни, сегодня другие, завтра, может быть, будут третьи. И каждый правящий может подминать их под себя, подстраивать законы под себя, а не наоборот, это уже проверено временем! Что нам посты и прочие ритуалы? Так, игра, дань. Если нельзя, но сильно хочется... Что мы выбираем? Поиски истины тоже нам не подходят, ибо приводят к пониманию и прощению, но мы-то хотим не этого! Нам нужно возмездие! Воздаяние!
И в глазах других народов мы таковым и являемся. Приходят великие полководцы в мир и жаждут покорить его, но неизбежно утыкаются в нас... И не могут сломить нас по простой причине: то, что для них ад, то, чего они боятся больше всего, для нас обыденная жизнь. Так что в одном не прав Солженицын: шарашкины конторы находились не в первом круге.
Первый круг - это уже наша повседневная жизнь и никто толком не знает, сколько кругов на самом деле. И возникает ощущение, что количество их бесконечно и падение в них столь же бесконечно, и кажется иногда, что ненавистлив наш тайный бог и может только карать, а мы во всем подражаем ему!
- Весьма и весьма убогое представление…
- Так почему бы вам не появиться и не рассказать всю правду о себе и о нас?
- Ты предлагаешь нам рассказать, что вы были созданы искусственно, причем в сжатые сроки? Что все, чем вы живете, чему радуетесь, чем так восхищаетесь, всего лишь побочные явления, а главная суть настолько проста и будет столь обидна для вас, что вы выступите в чудовищном гневе против нас самих, не в силах снести такую обиду!
- То есть вы слепили нас в спешке? Это из-за нее нас так удивляют многочисленные дежа-вю и несоответствия? Но почему вы не сказали этого в самом начале, почему не подготовили нас заранее, зачем все эти тайны, интриги?
- Разве мы не говорили, разве не готовили? Да оглянись же ты назад, вся ваша история кричит об этом! Только вы сами упорно не хотите принять Истину. Вы бежите в свои иллюзии, вы прячетесь от нее как тараканы. А когда находятся люди, осознающие, и берущие на себя все Ее бремя, вы шарахаетесь от них как от прокаженных и убиваете их! Нет, всему свое время, и время сказать правду еще не пришло. Да и не можем мы прийти в чистом виде, это отнимает столько сил и затрачивается столько энергии! Уж лучше вы к нам, как вы это говорите. Ведь это естественный ход развития всего живого и наделенного разумом.
- Если эта истина столь обременительна, что мы стараемся избежать ее всеми способами, тогда зачем она вообще?
- А как по другому? Ты хочешь, чтобы мы заботились о благополучии каждого из вас, только потому, что вы есть? Чтобы вы даже не обременялись выбором, эдакие везунчики, которым все дается и ничего с них не спрашивается? И вы ведь этого так желаете, что даже провозглашаете в виде тоста! Но подумай сам, в кого вы превратитесь тогда? И главное, на что годится стадо откормленных свиней?
- На убой? А разве это не так получается? И кому нужна эта игра в самосознание, в свободу выбора, если уже изначально у нас ее нет? Точнее выбор есть, но только в том, на чьей стороне воевать, и все!
- Эта война неизбежна, хотите вы этого, или нет. Взгляни внимательней на ваши реалии, на повседневные интересы: разве ты не видишь, как вас ежедневно, ежеминутно настраивают на грядущую битву? Как ваших детей еще с пеленок приучают к мысли о ней, так сказать, готовят кадры, обучают навыкам войны в многочисленных играх? Да вы живете этой предстоящей войной, все ваше творчество кричит о ней! И она настолько близка, что вы уже не можете смеяться, создавать простое, веселое и жизненное! А то, что идет бесконечными сериалами с экранов ваших телевизоров вам и самим видится надуманным и искусственным. Но если иногда и возникают полу прозрения в виде «Матрицы», то все равно всей правды о себе вы не узнаете, ибо вы не захотите ее принять.
- Но почему вы сами не хотите воевать?
- На это есть множество причин, но самая главная, - соприкосновение двух энергий вызовет такой чудовищный взрыв, что он уничтожит Вселенную.
- И поэтому вы воюете чужими руками?
- Ты вправе осуждать нас, но это ничего не изменит.
И снова наступила тишина. Загадочный собеседник удалился, оставив Александра со своими размышлениями. А точнее, с эмоциями, которые, сколь бы праведными не были бы, - разумными стать не могут.
- Зачем я здесь, что вы хотите от меня?
И сомнения снова тяжким грузом поползли в душу. А вслед за ними явился и их хозяин.
- Теперь ты понял, кто ты есть на самом деле?
Но как бы не хотелось бы Александру слушать Мессира и беседовать с ним, ничего другого не оставалось.
- Кто?
- Ты раб, шудра, а точнее наг, пролетарий по вашему, и все твои рассуждения, все твои вопли и взывания, ничто другое, как нежелание находиться на этом уровне. И твое отличие лишь в том, что все, кто не желает ими быть, прилагают все усилия, используют все способы, чтобы выйти из этой касты. А ты призываешь к устранению каст и отходу от такого мировоззрения, для того только, чтобы выйти из нее. И даже гордишься этим, думая, что нашел самый оригинальный способ подъема на следующую ступень. Этот способ мог бы стать даже забавным, если бы не был так откровенно наивным и глупым. Представь себе мультяшного кота Леопольда, идущего в конце 1942 года по руинам Сталинграда со своей коронной фразой: «Ребята, давайте жить дружно». Куда и к кому ты суешься со своими претензиями? В лучшем случае тебе деликатно скажут, что это просто неинтересно. Так?
- Как не обидно признавать, но это действительно так. Мне нечего предложить взамен всему прогрессу, которому мы обязаны ариям с их налаженной и проверенной тысячелетиями системой каст. Мне даже нечего сказать в ответ. Только в душе кипит боль от понимания, что высшим кастам необходимы мы, и именно такие, как есть! Чтобы им было кого тыкать носом, чтобы были те, кто выполнял бы самую грязную работу без всяких пререканий и кого можно было бы за это презирать, ведь только тогда верхние по настоящему чувствуют, что они действительно верхние.
И что толку, что к ним пришел наг, понявший, что он наг и желающий изменить себя? Обратившийся к ним: я понял, что быть нагом нехорошо, что мне надо меняться, подскажите, как это сделать?
Научись восхищаться нами, как делаем это мы; научись гордиться, в твоем случае, знакомству с нами, как гордимся собою мы. Но главное, знай свое место, ибо ты никогда не сможешь стать одним из нас, даже если будешь читать то, что читаем мы, смотреть то, что смотрим мы: ведь извлечь из этого то, что извлекаем мы, ты не способен. Так ответят они, если захотят ответить. А когда пытаешься заглянуть им в души, они ставят многочисленные преграды, полагая, что никто не имеет права смотреть туда. Но самое главное: Они диктуют правила твоего поведения. И ты следуешь им, веря, что они искренни, но затем начинаешь замечать, что сами они вовсе не придерживаются своих же правил! Что они считают себя выше, и называют это гибкостью взглядов. В этом и заключена их сила: они заставляют весь мир играть по своим правилам. Они полагают, что Бог Им, и только Им даровал право разрабатывать эти правила и менять их в свою пользу, как только это становится выгодным. А верность принципам на них самих не распространяется. Но если ты откажешься от их правил, они объявят тебя монстром и призовут всех уничтожить тебя, и морально и физически…
- Вот достойный ответ. Зачем тебе эти истины, которые заставляют только страдать? Ведь можно быть выше всяких глупых истин и уж точно выше тех, кто сейчас презирает тебя! Будь со мной и ты увидишь, как унижено клянчат у меня те, кто так высокомерен с тобою.
- Боюсь, что не доставит мне это никакого удовольствия. Они мне не интересны во всех своих ипостасях. Ну понаслаждаюсь я первое время их истинным положением, а потом? Всю вечность ковыряться в чужих душах как в отходах, уподобляясь бомжу? Для чего? Чтобы наслаждаться сознанием, что теперь я выше их? Это скучно Мессир!
- Твоя наивность и упрямость превышает все допустимые нормы, даже ослиные. Ты таранишь ими все преграды на своем пути, но не рассчитывай,
что они послужит тебе и щитом. Они тебя не спасут.
Не спасут от чего? Почему они оба не договаривают и удаляются так поспешно, стоит только подойти к главному? Один доказывает мне, что все в этом мире дерьмо, и другого пути, кроме как подняться над другими, нет. Другой вечно попрекает и заставляет думать, думать и снова попрекает за эти раздумья. И где он, неужели так и будет вечно прятаться?
- Я здесь. Я не прячусь и слушаю тебя. Позволь спросить, что ты на самом деле хочешь? Чего добиваешься, к чему стремишься? Для чего ты бежишь из одной иллюзии в другую и к тому же делаешь весьма странные и противоречивые выводы из них? Ты хотел увидеть, как уходят цивилизации, но что на самом деле ты захотел увидеть?
- Постой, как это захотел? Я что, видел опять свои иллюзии?
- Вот именно. Поэтому я снова спрашиваю: что ты хочешь на самом деле?
- О, если бы можно было на словах передать всю мою гамму чувств! Как передать мне свою боль? Ты же ведаешь ее!
- В этом вся соль. Взялся за это, ищи. Ищи слова, но пиши сердцем, а не умом.
- Как просто сказать, но как тяжело это делать! Я пытаюсь, пытаюсь изо всех сил, но получается если не пафостно, то убого. Я хочу понять, почему на Руси так пренебрежительно относятся к человеку и неужели это будет длится вечно? Неужели народ, электорат, стадо, и дальше будет считать себя быдлом, и поступать как быдло, а пастухов будет вполне устраивать такое положение? Неужели ничего нельзя изменить?
- Изменить что именно? В твоем сумбуре чувств невозможно разобраться: ты отвергаешь, и тут же это начинаешь восхвалять. Зачем ты погрузился в историю, что надеешься там найти?
- Корень этого пренебрежительного отношения.
- Почему ты считаешь, что он один? А если это целый комплекс различных обстоятельств? Ты способен проследить их все?
- Нет, конечно, но почему мне нельзя пытаться это делать? Хотя бы обратить на это внимание тех, кто способен скрупулезно и последовательно разбираться. Взглянуть на историю и под этим углом зрения! Даже для того только, чтобы опровергнуть мои бредовые видения! Но они уже будут размышлять об этом, так может и задумаются, наконец, о своем отношении к народу? Или мне и этого нельзя, мне уже что-то изначально запрещено? Или ты тоже будешь доказывать мне, что я наг, а потому не имею права размышлять, ибо все плоды моих раздумий будут заранее убоги?
- Да, впустив в душу, ты уже не знаешь… Так к чему ты пришел?
- Я начинаю догадываться, что это отношение не возникло на пустом месте. Что славяне, осев на границе ареала обитания ариев, оказались на «перекрестке» и стали буфером между Востоком и Западом. Но став преградой на пути всех орд и войск, идущих со всех сторон, в тоже время, славяне оказались в стороне от культурных достижений цивилизаций. Точнее, им просто не хватало времени развиваться в этом направлении. Они жили от битвы к битве, и самое главное для них было выжить, отстоять свою землю. И за это они уже презирались теми, кто считал себя полноценными ариями. Теми, кто обязан был славянам своим благополучием, возможностью спокойно и обдуманно строить свое общество и развиваться. Волей и неволей смешиваясь с восточными народами, принимая в себя их культуру, русы сохранили в себе не чистоту крови, а именно это пренебрежительное отношение. Именно его и культивировали, коль не могли сохранить нечто более важное, что ценится всеми ариями.
Понятие «чистота расы» живет в каждом племени. Это внутренний закон на уровне подсознания. Этот закон не дал славянам раствориться среди других, а жизненная сила и арийская сообразительность позволила им главенствовать над всеми в своем ареале. Но будь славяне столь же непримиримыми, как их западные собратья, вероятно их просто раздавили бы конфликты с неарийскими соседями. Но они не только выстояли, но и других подчинили своим законам, ибо никогда не проповедовали расизм. Они сумели найти свою точку мировоззрения, впитав в себя жизненные позиции других народов еще в юном возрасте. И это самый главный ключевой момент к отношениям между Западом и Востоком. Когда англичане столкнулись с племенами бедуинов, они были неприятно поражены, пока не поняли, что у тех другая логика, другая мораль. И будучи уже сложившейся, взрослой нацией, принялись их ломать, пытаясь их логику мышления подстроить под свою. Возник конфликт уже «взрослом» уровне, когда менять свои взгляды и позиции никто не захотел.
А Россия прошла это, но именно поэтому в России как в котле все события кипят и бурлят, не давая времени отследить их, проанализировать и сделать выводы. Отсюда и возникает ощущение мимолетности. Но последствия соприкосновения имеют и положительные стороны. Религии в России нашли способ мирно сосуществовать, не претендуя на превосходство, а Европа, ставя свое превосходство во главу, теперь только входит в конфликт с Азией и чем он обернется, неизвестно. Причем, идет столкновение технического развития с одной стороны и религии с другой, что уже не совместимо.
Надо еще подумать: стоит ли завидовать и подражать во всем Западу? Ведь эта логика: «Мы правы, даже если не правы, а потому всегда правы, ибо это мы» уже приводит к неразрешимости конфликтов, пока еще мелких, очаговых. И как их решить, не знает никто, в том числе и Россия, выработавшая иммунитет, но не знающая, как его применить к другим, которые нас и слушать к тому же не хотят.
- Ну а тебе то что до мировой политики? Ты взялся примирить обе стороны? Или ты полагаешь, что сделал открытие?
- Для себя, только для себя я сделал это открытие, я просто перевел на доступный мне язык все то, о чем рассуждают на экране телевизора.
- А верно ли оно?
- Не знаю. Но знаю, что Бог один, только обращаемся мы к нему на разных языках. Знаю, что это не столь важно для Бога, знаю, что ему важнее, чтобы мы все в первую очередь соблюдали его заповеди. И ведь народы понимают это, но обязательно находится и тот, кто хочет поставить свою религию над всеми, и толкает народы к убийствам во имя Бога, что уже абсурд! И в этом у нас тоже выбор: либо мы научимся жить и уважать друг друга, либо уйдем в небытие, что весьма несложно при наличии современного оружия. Ведь Бог ничто не создавал просто так, а тем более такое соседство. Если мы сумеем найти общий язык со своими соседями по планете, сумеем дополнить друг друга, то сумеем и подняться как одна цивилизация. И я как лох, как наг, как один из стада, осмеливаюсь подать свой голос в защиту этой цивилизации. Глупо ли это, смешно ли, наивно, но с этим я и предстану пред Богом, и пусть меня Он судит сам.
- Пытаешься спрятаться за высокими фразами?
- Не знаю, честное слово не знаю, знаю только, что лохами уже нельзя быть. И не только в том смысле, чтобы позволять «разводить» себя. Пришло время менять самих себя, иначе мы выстроим в итоге опять крепостное право и Гулаги, называя теперь это демократией. Не помню дословно, как там у братьев Стругацких: каждый гражданин обязан иметь все конституционные свободы и двух рабов в придачу? Только в России рабов гораздо больше, и нас, как поставили на колени в давние времена, так до сих пор и держат! А при социализме еще и заставили дружно декларировать: «Рабы не мы, мы не рабы!». Мы, это чернокопатели, мы, это браконьеры и черные лесоповальщики. Мы убиваем свою природу и раздаем свои богатства за копейки, ибо у нас нет другого выхода! Потому, что мы хотим жить, просто жить, а в России это уже уголовно наказуемо! А наши дети смотрят на роскошь больших городов и стремятся к ней, ибо другого идеала у них нет! И когда мы продолжаем грабить свою природу, когда продолжаем воровать у собственных детей их право на первозданность этой природы; и когда приезжают большие начальники из города-государства и говорят: «Ая-яй, нельзя!», а местные обещают навести порядок, то есть пересажать всех, - то все мы продолжаем жить и идти все тем же путем! Вот это и надо переломать: нам, - свою лень и нежелание думать наперед! Нам, - отречься от вечных рабских лозунгов: «Моя хата с краю», «На наш век хватит»! Им, - от рабского труда и презрительного отношения к нам! Им пора поднять свой народ с коленей! Нам всем пора избавляться от рабства! Иначе и все то хорошее, что происходит сейчас, развалится, как карточный домик, как дом, построенный на песке. Нам нужен стержень, настоящий и искренний! Суть людей в частности и обществ в целом всегда основана на стержне, но стержень создаем мы сами. Одной веры в Россию, как в Святыню, мало, иначе недолго и провозгласить, что Россия превыше всего! С вытекающими отсюда последствиями. В первую очередь нам нужен духовный стержень. Но ходить в церкви и креститься не означает, что мы уже стали истинно верующими. Нам надо твердо знать, ПОЧЕМУ мы верим в Бога. Только тогда и изменится наконец наше отношение друг к другу и мы прекратим злорадствовать тайком, видя как окружающие попадают в неприятности и самодовольно хихикать и потирать руки при этом.
- А что если твой глас вопиющего в пустыне всего лишь вопль человека, который не понимает и не принимает перемен, происшедших в вашем обществе? Который просто не хочет смириться с тем, что перемены не спрашивают его мнения, и тем более разрешения? Человек, который не вписался в новую жизнь и теперь всех спрашивает: что ему делать? Только кто тебе ответит?
- Неужели некому ответить? А что тогда ты стараешься мне втолковать? Или ты играешься со мной как и Мессир?
- Ни в коем случае. Я ведь тоже постигающий, разве ты забыл? Я тоже ищу ответ.
- И ты его тоже не знаешь?
- Знаю только, что все уже записано в скрижалях, а как именно сбудутся события, не знаю.
- Значит все изначально предопределенно, а я все пытаюсь что-то постигнуть, полагая, что это важно, что это хоть что-то изменит!
Разочарование Александра было велико, но есть умозаключения, которые никогда не произносятся вслух, ибо это ненужно. Только женщины способны сделать это легко и просто, отзываясь и давая характеристику даже своим лучшим подругам. Александр, так ожидавший услышать от своего собеседника Высшую Мудрость, которая объяснит ВСЕ, начал уставать от загадок и недосказанности. И он стал отделять себя, не осознавая этого.
- Какие странные выводы ты делаешь из нашей беседы. И это огорчает меня. Почему вы люди хотите, чтобы было ВСЕ и СРАЗУ? Чтобы вам преподносили на блюдечке все готовым? Это логика избалованных людей из райского сада, и сколько бы бедствий от такого мышления не рушилось бы на вас, вы по прежнему ждете, что вам принесут достаток и благополучие и подадут с поклоном. А ты требуешь, чтобы тебе преподнесли Истину все на той же тарелочке с голубой каемочкой. И когда я говорю, что надо искать ее самому, ты забираешься в какие-то дебри и взываешь оттуда обиженно, и требуешь ответа, который подтвердил бы твое мнение, иначе ты будешь считать, что над тобой издеваются. Хорошо! Ты хочешь понять, почему, будучи изначально едиными, вышедшими из одного корня, ваши народы так теперь разнятся? На это есть множество причин и логика поведения и тех и других вполне объяснима. Но говорить о ней сейчас в полной мере невозможно, ибо это бремя непосильно для человеческого сознания. И если ты что-то нафантазировал, то это уже не главное. Скоро наступит последний момент истины. И то, что ты сейчас только чувствуешь, станет явным, и ты поймешь, что у каждого народа, как и у каждого человека, свой путь, свое предназначение. Каково предназначение твоего народа, ты сможешь понять, взглянув внимательней на историю. Постарайся заглянуть в души тем, кто сражался везде, всегда, во все века. Удивительно только ваше собственное отношение к подвигу: если это не «Варяг», не битва под Москвой, не Сталинград, то это уже вроде и не подвиг, а так, будни. Оттого и не признавались блокадники, и не только Ленинграда, и понадобилось столько лет, чтобы восстановить справедливость. Если бы не фильм, что бы вы знали о девятой роте? А сколько их, полков и рот, взводов, а просто отдельных людей, чьи подвиги не только на войне так и остаются в забвении? Но Русский, а точнее Российский народ, это воины - освободители, ибо еще далекие предки принесли клятву сражаться за дело Господне всегда и везде, до самого конца, НЕ ЖАЛЕЯ СЕБЯ. Не ища в этом себе благ, ибо это превратило бы вас в обыкновенных наемников, в убийц ради благосклонности Бога. Вы были избраны Им именно для этого, как самые достойные, оттого вас так и не любят те, кто не имеет вашей стойкости. И то, что эта клятва забылась и стерлась в памяти, ничего не меняет, суть ее остается в ваших душах и словами определяется как ДОЛГ. Каковым бы не было бытие и отношение к нему, на какой бы кастовой ступени не находились люди, они чувствуют и понимают это святое и священное для них слово - НАДО. А на каком языке Ему молиться, действительно не столь важно, если только эта вера не требует крови других народов, не провозглашает превосходство одних над другими. Но если войны невозможно будет избежать, если вы будете сражаться за свое право на существование, то главное, чтобы вы сумели найти в себе силы снова стать лицом к лицу с любым противником, каким бы мощным и страшным он бы не оказался. И кто на чьей стороне, выясниться сразу. Грядет время решающей битвы, и будет происходить она не только где-то там: далеко или не очень, но и в каждом человеке. Точнее будет две войны. Первая на Земле, когда люди будут воевать друг с другом, полагая еще, что воюют за свои идеалы, веру, общественные строи и не понимая, что это демоны столкнули людей лбами, с простой целью уничтожить их и ослабить их волю. Но в каждом зле есть и свое благо. Ведь тогда обнажится истинная сущность людей: а ничто другое не делает это так остро, сметая всю шелуху, которой обрастает человек в мирной жизни, как это делает война. И тогда откроется после обильного и страшного отсева до конца Русская Душа и Русский Характер. И все, доселе приниженное и вечно оскорблявшееся выпрямится наконец в полный рост, и вся боль вырвется не злобой, но ненавистью к демонам, которым люди были вынуждены подчиняться до этих пор! И четко определит человек для себя рубеж, за который не отступит никогда! В этом и будет он черпать силы для Последней Битвы.
Поэтому так страшен им Русский Характер, поэтому являлся их эмиссар на вашу землю, загонял в концлагеря, пытаясь сломить этот Характер в первую очередь. И не смог. Ведь убить, - это значит отпустить на волю. Именно поэтому убивал он только тех, кто сломался, кто признавал свою "вину".
Пытался ли кто-нибудь прогнозировать, что стало бы с этим характером, не будь Второй Мировой Войны? Удалось бы растоптать его? Война, будучи Злом сама по себе, послужила Благом для этого Характера и спасением. Ведь она не только укрепляла мужество, стойкость и решимость, сплачивала людей, она создала условия для проявления именно этих черт. Тех черт характера, которые Сталин стремился уничтожить в первую очередь и к которым вынужден был обратиться сам.
Тебе нравится такой ответ? Одно но. Ты возмущаешься, что вас сделали одинаково мыслящими, но сам и продолжаешь всех грести под одну гребенку. Все как один! Да не было такого никогда! Одни идут во имя долга, другие потому, что у них нет выбора, а третьих ведут под дулами автоматов и ставят заград отряды за спиной. И твой взгляд, - один из миллиардов и то, что верно для тебя, не есть истина для других. Особенно, когда человек говорит об истине, но подразумевает опять таки, все ту же справедливость. Если ты действительно хочешь узнать, ПОЧЕМУ ПРОИСХОДИТ ТАК: научись видеть со стороны. И увидишь, что нет блага без зла, нет зла без блага. И когда-нибудь сможешь не отделять одно от другого, а видеть это как единое целое, и предвидеть последствия любого шага, зная, что, затрагивая одно, затрагиваешь и другое.
- Ваши игры обернулись и обернутся для нас еще такой болью, такими страданиями!
- Ты снова противопоставляешь себя. Неужели ты еще не понял, что твои мучения никогда не прекратятся, пока ты разделяешь и пытаешься дать оценку обеим сторонам?
- Возможно. Но каждая из сторон полагает, что является справедливостью уже сама по себе, потому только, что она существует. И в тоже время вы ищете, моделируете миры, стремитесь что-то понять. И я понял тоже кое-что.
- И что же?
- Равновесия, вот чего вам не хватает. Двое, - это всегда качели, и весы судьбы качаются как маятник, и вся наша история отражает эти качания. То стабильность, процветание, прогресс, то снова войны: чудовищные, безумные и бессмысленные. И вы, создавая цивилизации с упорной настойчивостью, помимо всего прочего, преследуете и еще одну цель: создать равного себе, чтобы уравновесить этот маятник. Любая конфронтация, как благотворно не влияла бы она на развитие прогресса, неизбежно приводит к своему логическому финалу, - разрушению созданного. Вы, моделируя миры, пытаетесь понять, кто и как создал ВАС. Но двоих, - Творца и того, кто ему противодействует, для этого мало. Сколько было на этой планете, в этом измерении, цивилизаций до нашей? Шесть, десять, или еще больше? Но участь их не завидна, впрочем, как и наша! Но пока вы противостоите друг другу, чума разъедает все ваши творения, она разъедает вас самих.
- И ты уже претендуешь на место этого третьего? В вашей истории хватало безумцев, жаждущих дать совет Богу, как правильно вести свои дела.
- Я пытаюсь понять. Но, постигая себя, я осознаю, что являюсь песчинкой, частичкой огромного организма, но только не механизма. Частичкой, которая, осознавая свои размеры, местоположение и роль, ей предназначенную, приложит все свои силы, чтобы выполнить свою миссию: честно, добросовестно и до конца. Хотя этого ничтожно мало…
Понимая, о чем они говорят, Александр тем не менее уже отталкивал слова собеседника, скорее из упрямства, и собеседник начинал терять спокойствие. Но если беседа становится нравоучительным монологом, то говорящий теряет способность высказываться ясно, находить убедительные и веские доводы. И только в споре рождается и высказывается обоснованная логика слов, идущих из самого сердца.
- Этого не только мало! Ты упорно не хочешь понять, о чем я тебе говорю! Научись видеть в целом, не разделяя: посмотри на все происходящее с вашей цивилизацией с такой точки зрения. Вспомни фильм «Неукротимые мстители» и аптекаря, изготавливающего бомбу в виде бильярдного шара. Так и с вами! Все предыдущие цивилизации были «мало», но вы оказались «много». В эльфах не было столь неукротимой ярости и стремления к победе, они по своей природе были созерцателями. А в вас оказалось столько агрессии, что и мы теперь в недоумении: а что дальше? Что будет, если вам удастся откинуть демонов? Вы как триумфаторы пойдете по всем измерениям, неся свою войну всему разумному только потому, что другого ничего не умеете? И будете при этом еще и требовать похвалы от Бога: смотри, Господи, сколько мы убили сегодня во славу Тебе!
- А что вы сделаете, когда мы станем ненужными?
- Ах, ты уже победил всех демонов?!
- Нет, просто интересуюсь дальнейшей судьбой. Мне почему-то показалось, что вам проще будет избавиться от нас.
- Запомни, Ничто и Никого Господь не создает просто из прихоти, и никого не бросает, даже, если считает неправильным его поведение! Вспомни мои слова: «после обильного и страшного отсева». Это сказано не ради красного словца! Только тому, кто пройдет все испытания и останется чист душой, откроются врата в Царствие Его! Ты вынуждаешь говорить о том, что преждевременно, но и уходить от ответа я не могу. Да, нам и самим многое непонятно, но мы выполняем Его Волю! Запомни это, может тогда наши сомнения станут тебе более доступными. Что, не будучи сторонниками насилия, мы вынуждены были создать оружие, - вас, но это ведь так противоречит нашему мировоззрению! Именно это противоречие и терзает теперь ваши умы, ведь вы, как дети, не понимаете смысла, но улавливаете настроение. Если бы нам не было так необходимо оружие! О, тогда бы мы создали вас совсем другими, и не терзались бы сейчас муками совести. Теперь ты понимаешь причину вашей двойственности? Почему у вас чубы трещат? То, что ты считаешь нашей игрой на ваших костях, это мучительная для нас необходимость защищать самих себя и все, что мы создаем, и вас в том числе! И вступая в сражение с демонами, вы будете защищать себя в первую очередь, а не нас, как тебе это видится. Ведь мы единое целое! Придет время, и вы все это поймете, ибо тогда уже не будет больше тайн, а Истина откроется нам всем в своей Величии и Простоте. Но чтобы прийти к Ней, надо пройти через все. Как ты узнаешь, что такое радость, не испытав боли? Как ты познаешь благодеяние, не познав греха? Как сможешь отличать их, не вкусив от обоих плодов? Тебе кажется, что тебя заставляют верить во что-то нелепое, нелогичное? Но Вера превыше и обширнее всякой логики. Это логика является составной частью веры, а не наоборот. Вера, это энергия, дающая человеку крылья и силу, а логика всего лишь доски, которыми человек мостит себе дорогу по болоту невежества и сомнений.
Ты спрашиваешь, почему так разнятся ваши народы, вышедшие из одного корня? Можно ли полагаться только на одно средство, если речь идет о самой жизни? Да, они настраивают себя на победу, себя убеждают в первую очередь. И кстати, не надо особо напрягаться, чтобы внушить что-то ариям, они и сами рады любому внушению. А вы поставлены перед необходимостью, как перед фактом, каким бы злым и безжалостным он бы не был. Они, - это первый, а вы второй рубеж. Это два подхода к решению одной проблемы. Это и есть логика поведения: одни себя «заводят» и являются агрессорами, другие ждут и терпят, пока несправедливость не становится невыносимой. Но и те, и другие, черпают силу в Вере. Это как два отдела в одной лаборатории вивисектора доктора Моро, как ты считаешь. Хотя их гораздо больше и скоро вам предстоит все узнать.
- Фашизм тоже был основан на вере.
- А коммунизм на чем был основан? Твой взгляд, это взгляд человека изнутри одной из сторон. Они - это плохо, а мы, - это хорошо, даже если и плохо. Они верили, что превыше всех, вы верили, что вы выше, ибо строите новое. А в итоге что: Гулаги и Освенцимы? Только не думай, что это все было заранее спланировано нами: вы сейчас ставите нас в тупик своей непредсказуемостью больше, чем мы вас своей загадочностью. А ссылаться на волю Господа, топя народы в крови, это ваше изобретение.
- Мне это показалось, что сейчас не только я разделяю и противопоставляю?
- А как мне ответить еще, чтобы это было доступно тебе? Мы сейчас идем вдоль спирали истории, рассматривая одну ее грань. Если бы ты был способен видеть и воспринимать хотя бы несколько граней, разговор был бы другим. Слова имеют один, ну два смысла, и приходится так много говорить, выстраивая цепочки фраз, которые неизменно уводят в сторону от главного. Охватить разом все, что хочется передать, в разговоре невозможно, поэтому нам так тяжело понимать друг друга. Поэтому тебе легче беседовать с Ним, ведь он изъясняется проще, а главное, доступнее. Поэтому вы так исковеркали свою историю. Вот например, изгнание из рая, что это, злая воля? Для чего было необходимо создавать вкушающих только блаженство и к чему бы это привело? С каждым веком создавать для вас все более изощренные блаженства, ибо они быстро приедаются? А что потом, начать вам же и поклоняться, раз взялись однажды оберегать вас от всяческих неурядиц, не говоря уже о бедах? А как вы узнаете цену самому блаженству? Скорбь и боль от несправедливости, это дорога к нему. А смерть, это не наказание, это переход. Сложи правильно свое мнение и ты поймешь многое; и то, что тебе кажется вопиющей несправедливостью, окажется естественным ходом событий!
Собеседник тяжело вздохнул. И Александру вдруг на мгновение удалось заглянуть ему в душу и он осознал; перед ним не идеальное существо, знающее все, а такой же, как и он сам! Что собеседник, как и он, мучается сомнениями, ищет свой путь, и если и ведает судьбу Александра, то своей не знает. И тоже идет…
- Только не надо сейчас раскладывать по полочкам: есть ОН, есть мы и есть вы. Иначе ты выстроишь и здесь систему каст. Нет никого, кто выше. Обширнее? - Да. Глубже? - Да! Многомернее, - ведь в космосе нет понятия верха и низа. Поэтому ОН везде, а не вверху. Но давай оставим высокие материи и поговорим о тебе. В стремлении постичь, ты упустил одно немаловажное обстоятельство: тебе не хватает элементарных знаний. Из «уроков» за будкой ты сделал правильный вывод, но нужно ведь идти и дальше.
- Неужели этого недостаточно?
- Так ты считаешь, что, сделав один раз благой, не поступок даже, а просто вывод, - будешь находиться на особом положении? Вот теперь ты понял, почему вынужден будешь вернуться назад?
- Честно говоря, нет! Я знаю, что глуп настолько, что не понимаю даже, что означает «вернуться назад». Но неужели это самое страшное преступление с вашей точки зрения?
- Дело не только в этом. Гордыня, - больший порок. Ты потерял малое и полагаешь, что потерял смысл жизни, и пытаешься отыскать его в другом месте. Но ты проецируешь свои проблемы на весь мир, а он вовсе не таков, каким тебе кажется сейчас. Он разносторонен и многообразен, а ты сводишь его в примитивные рассуждения, из всего простора бытия делаешь узкоколейку. Это и есть первая глупость. Вторая и более значимая, - ты при этом пытаешься поучать. Взобрался на песчинку и уже готов с неё вещать истины. Прописные. Всем давно известные. Помнишь мальчика из рассказа Джерома К. Джерома? «Бабушка, бабушка, погляди, я надел штаны Джима!» Этот мальчуган - ты. Чем ты так гордишься? Если ты даже и нашел свой путь, то тебе его только предстоит пройти. А рассуждать о нем, и идти, это разные вещи…
- Значит, чтобы я не делал, все будет нелепо. Постичь истину, в силу своей глупости, мне не дано. Стать обыкновенным человеком тоже... Так что же мне суждено?
- Скорей всего снова сбежать в свои иллюзии. Ведь ты меня не слышишь, и мы с тобой как в той пословице про Фому и Ярему. Ты полагаешь себя уже сложившейся величиной, чье мнение должны уважать обе стороны, как ты считаешь. Но нет двух сторон, есть два подхода, два разных подхода. Остальное, - иллюзии, ваши иллюзии о нас. И есть те, кого ты зовешь демонами. И они не вторгаются, не нападают из космоса, они вползают в ваши души. Тихо, украдкой, незаметно для вас самих. И сражаться с ними вы будете в своих душах, они и будут полями сражений. Возвращайся и начни все с начала и помни, что глупость не порок, но предпосылка к пороку. Но ты меня и сейчас не слышишь, поэтому продолжаешь противопоставлять себя…
Он ушел и кажется навсегда, оставив Александра наедине со своей глупостью. Но чувство протеста и обиды было столь велико, что Александр так и не понял, о чем говорит его собеседник!
Как можно стать выше того, что касается всей твоей жизни? С великим равнодушием, именуемым высшей мудростью, взирать на все преступления, на все зло, которое творится в этом мире? Возможно, наблюдая сверху и можно так относиться, но я то здесь, внутри этого мира! И боль, которая раздирает меня на части, не философская, не творчество мысли, не поэтическое допущение, а самая настоящая и реальная!
И только теперь я кажется, понял, что означает вернуться назад! Снова родиться, снова проходить школу жизни, как и все остальные, кто не сделал еще свой выбор! Снова начинать с чистого листа, не помня прошлого, не помня всю свою цепочку перерождений. Боже, как это тоскливо! Всех радует возможность БЫТЬ, но у меня вызывает тоску по тому, чего не дано никому: ни людям, ни богам. Тоску по свободе, которой лишены все, а самое страшное: там, в этой свободе, полной и абсолютной, нет ничего, кроме хаоса! Это только еще одни стеклянные стены, за которые нет доступа. И при всем богатстве выбора, - выбора нет ни у кого! И чем выше ступень, тем все более суживается степень свободы осознанной необходимостью. Можно бунтовать как Мессир, можно проникнуться осознанием и нести Благое, можно пытаться уравновешивать и то и другое, но за эти стены выйти нельзя!
И поэтому все самое интересное происходит здесь, у людей: и радость ребенка сделавшего первый шаг, намного глубже и обширнее, чем радость управлять и манипулировать людьми...
…Сознание больше не кортуфлируется...Объект утратил значение... Необходимо его утилизировать...
- Я и забыл уже про вас. Давайте, господа хирурги, утилизируйте и покончим на этом!!!
...Объект выполнил свою функцию. Помог в третьей степени. Модуляция восполнена на три сотых процента...
...Мы не можем отпустить его...
...Утилизация будет равна наказанию...
Еще одному стереть сознание?
Да!
- Поздравляю, в ваших диалогах все-таки появляются интонации, значит, пробуждаются чувства. Может, еще не все потеряно.
Мрак наползал со всех сторон. Но не тот, к которому он уже привык, этот был как стена и сдавливал его все сильнее, вытесняя навсегда. Это были не только боль, страх, ужас, от него уходило все: его сознание истончалось, и не на что было упереться, не за что было уцепится. Чувство падения выворачивало наизнанку и в этом мраке пропадало все, что он знал, пропадал он сам...
Но прежде чем раствориться, услышал он оклик:
- Погоди, великий упрямец! Перед тем как уйдешь, скажи: тебе не стыдно за свой детский лепет, за свои бредовые фантазии, тебе не стыдно выставлять свою глупость на показ?
- А как еще я преодолею свою тупость? Другого способа перестать быть лохом у меня нет. Ведь я муравей, и смогу подняться, только штурмуя песчинку за песчинкой, как вы изволили выразиться. Так пусть смеются, пусть потешаются, перешагивая через меня, - как-нибудь переживу и это...
Эпилог.
Цвета... Зрение фокусировалось. Это…это... зеленое... Это листья...
Отрывая непослушные ноги, он подошел. Твердое... Шершавое...
Кружится... зеленое кружится...
Он медленно осел на землю.
- Что с вами, вам плохо?
- Маш, да пьяный он, ну его к черту!
Дом... Большой... Люди... Где я?
- Глянь, какой он белый, может сердце прихватило?
- Ну что ты выдумываешь, ты погляди на глаза! Это наркоман, точно тебе говорю! Обкололся ирод, али нанюхался чего... Пойдем, щас поезд придет! Пропустишь, кому потом пирожки свои продавать будешь? Этому? У него поди и денег нет, небось все пронаркоманил. А дома ведь наверное детишки ждут, тьфу, будьте вы прокляты!
- Да погодь ты, Нюш! Чи я пьяных не видала? Плохо человеку, видишь?
- Ну ты старая совсем с ума съехала. Я пошла...
Пестрая... Пошла...
- Может тебе валерьянки сынок накапать? У меня есть, я всегда с собой ношу.
- Ва-ле-рьянка... Я не знаю...
- Что болит то у тебя?
- Я не знаю...
- Погоди, теть Маша! Этот что ли наркоман?
- Это кто тебе, Нюрка сказала?
- Сейчас разберемся. Ты беги, теть Маш, поезд уже подходит, кстати, пирожки сегодня с чем?
- А то ты не знаешь с чем! Тебе как всегда?
- Так точно. Занеси потом в дежурку, я с этим разберусь и приду.
- Пирожки... Кушать...
- Гляди-ка, бормочет что-то... Ваши документы, гражданин!
- До-ку-менты...
- Предъявите ваши документы! Не понимает, что ли? Встать! Давай, подымайся!
Милиционер сноровисто похлопал по карманам, прощупал одежду.
- Нет ничего... Ну, чем накололся? Или кокаину нанюхался? Ну-ка дыхни! Да нет, перегаром не несет. Как ваша фамилия, гражданин? Вы откуда?
- Я … не знаю...
- Что, так обкурился, что фамилию свою забыл? Ну, пойдем, будем разбираться!
Белые стены наплывали на него. Лица... Стены... Голоса...
- Станция... Это станция...
- Ты гляди, какой догадливый! Заходи, садись.
- Алексеич, кого поймал?
- А вот сейчас и выясним, а ты Нинка, лучше займись своими делами, а то поезд не по той колее пустишь.
- Ишь, начальник какой выискался! Не пущу, не боись...
- Нинка, ты опять пререкаешься? Арестую!
- Так я же с великим удовольствием, только куда сажать то будешь, кутузки нет!
- Сказал бы, куда я тебя посажу, да детишки здесь. Все, иди, не мешай работать!
Он сидел в незнакомой комнате. Стены порой наплывали на него, грозя раздавить, и снова отступали. Предметы пугали своей узнаваемостью, но вспомнить их не было сил, и тогда жутко начинала болеть голова. Но он и этого не мог понять. Ему было просто плохо.
Пришла женщина, предлагавшая лекарства. Он улыбнулся ей в надежде, что она знает его и поможет разогнать этот туман в голове, но улыбка вышла растерянной и жалкой.
- Ну что Николай, выяснил?
- Тут вот какое дело, теть Маш, похоже, он действительно ничего не помнит. Я конечно не исключаю версию, что он искусно притворяется, но зачем? На зека не похож, смотри какое лицо, видно, что чифира не пробовал. Тело чистое, ни одной наколки. Я отпечатки снял, отправил в отдел, запрос сделал. Так знаешь, что мне ответили? Раз в ориентировках его нет, то это не по нашей части. Лукашкин сегодня дежурный, сказал, чтобы я отпустил его на все четыре стороны. Так я настоял, чтобы он с ФСБ связался, но там темнила еще те. Ответили, что подключатся, если возникнет необходимость, а пока мы им должны заниматься. Вот такие пироги у нас, не то, что у тебя. И вести его в райцентр, в психушку далеко, а у меня свечи заливает. Застряну на дороге еще где-нибудь с ним. Что делать, ума не приложу...
- Что-то ты Николай не по-людски относишься: то он наркоман, то в психушку его определить хочешь. А вдруг человек в беде?
- Да что же мне теперь, к себе домой его вести, пока он не вспомнит? Так меня Лариса вместе с ним из дому выгонит...
- Ты вот что, отпусти его со мной, пусть у меня пока побудет. Может сам вспомнит, а может, вы что-нибудь выясните.
- Да нет, теть Маш, я так не могу. А вдруг он психопат?
- Ну посмотри ты на него, разве похож он на сумасшедшего? Я же сердцем чую, в беде человек. Надо помочь ему, Коленька. Может где-то так и моему Василию помогли, хотя и нехристи они.
Николай задумался. Уже столько лет прошло, и если бы жив был Васек, то подал бы весть о себе. Но сказать матери, что сын ее мертв, он не мог.
- Ладно, под мою ответственность. Но ты, теть Маш, все же будь повнимательней, мало ли что... А я вечером зайду и забор поправлю, да и переночую у тебя, на всякий случай.
И добавил виновато:
- Вот как оно получилось: забирали нас вместе, только я в Германию попал служить, а он в Афган...
С асфальтированной, главной дороги они свернули в боковую, и к обуви сразу стала прилипать грязь.
- Это после дождя, - поясняла ему как маленькому женщина, - на солнышке протряхнет сразу, завтра уже сухо будет. А ты где живешь, в городе, аль в деревне?
Он морщил лоб, вспоминая, но вспомнить не мог.
- Ну ничего, ничего, вспомнишь еще. Я молочком тебя отпою, откормлю, а то совсем худой. Точно городской, там все такие, без витаминов растут. Все химия эта. Ничего, потерпи, скоро уже придем. А мы вот что сделаем, мы на передачу напишем, «Ищу тебя», авось кто и признает... Фото пошлем. А то ишь ты, придумал, в психушку! Ты на него не обижайся, у него забот много. Да и Лариска...
Придерживаясь рукой за посеревший от времени частокол, он шел вслед за говорившей без умолку женщиной и вдруг остановился, пораженный...
В этом бушующем мире мужчины до такой степени намахались друг перед другом оружием, стараясь напугать всех, кто мерещится им врагами, что в конце концов вынуждены будут применить его. Из принципа, а не по необходимости! И только женщины смогут остановить это безумие, ибо они более благоразумны, им ведомы доброта и сострадание и они возьмут власть в свои руки, чтобы продолжить жизнь, а не уничтожить ее!
- И снова ты видишь только одну сторону...
- Но это уже временное понятие. Спася мир, они конечно снова поставят мужчин в самое унизительное положение, отведя им роль глупых, одомашненных, тягловых животных, как это уже было когда-то. И все повторится: и снова мужчины будут отвоевывать право отцовства и может, опять загонят женщин в гаремы…
- Ты что встал, неужели вспомнил что-то?
-...Нет... я ... что-то думал....
- Ну ничего, вернется память, ты не переживай. А вот и мой дом, мы уже пришли...
Ю. Туйчиев.1992-2008г.
- Автор: Unitron, опубликовано 03 августа 2011
Комментарии