Под дождём

Дождь падал на землю, капли его со звонкими хлопками разбивались об асфальт; где-то далеко в небе громыхало, и казалось, что гром приближается. Прохожие попрятались по домам, стояли в магазинах, подъездах мокрыми, запуганными толпами. Некоторые укрылись под навесами автобусных остановок. Целеустремлённо и уверенно она шла, ступая босыми ногами по лужам.
В руках она держала две туфли. Будь они надеты на ноги, то смотрелись бы весьма неплохо, но она несла их в руке, и было видно, что подошва уже давно расклеилась и потёрлась. Волосы у неё на голове были, ясное дело, мокрыми, запутанными. А цвет... Наверное, каштаново-рыжий. Они торчали в разные стороны и напоминали шерсть на ушах спаниеля. На лице, довольно бледном даже для такого дождливого климата, господствующего в городе P, имелось небольшое количество светлых веснушек и родинок, которые издали походили на маленькие пятнышки грязи. Ноги у девушки были чуть полноватыми, но это, как и всё выше перечисленное, её нисколько не портило.
Дождь всё не утихал.
Достав из старой потёртой сумочки пачку дешевых сигарет и зажигалку, она закурила. Гроза хлестала водой по лицу и рукам девушки, но всё же не затушила сигарету. Девушка продолжила свой путь.
Платье на ней, тоже старое и поношенное, было насквозь мокрым. Дождь нещадно обливал девушку.
На улице никого не было, все спрятались, и только машины, проносясь мимо, окатывали девушку с ног до головы грязной водой, которая рекой текла по дороге. Девушке было всё равно. И в её глазах, холодных от равнодушия, нельзя было прочесть ничего, но по взгляду её можно было понять, что она очень далеко от этого мира. И если внешне она выглядела лет на девятнадцать, то возраст, отражавшийся в этих глазах, был равен примерно двустам годам. К тому же глаза эти были очень странного цвета. Да это и цветом-то трудно назвать: жёлтый и серый, голубой и зелёный, карий и алый - все эти оттенки составляли в её глазах странную мазаику. Глаза-калейдоскопы...
Никто не знал, кто она, куда идет, ищет что или нет. Никого это не интересовало. А я сидел наверху, я всё видел и всё знал про неё.
Эта девушка, с виду невинная, печальная, юная была тяжело больна. Знаете, если сильно напиться (очень сильно напиться) или травы накуриться какой, то наступает такое состояние, когда человек делает что-нибудь, а на следующий день не может вспомнить своих действий? Так вот, эта девушка, босиком идущая по улице, болела такой болезнью, что вырезала почти всю свою семью, а сама и понятия об этом не имела. Оставшаяся в живых мать пыталась утопить её, и сама потом застрелилась. Но девчёнка как-то выжила. Она не помнит и не знает о том, что она сделала со своей семьей. Её нельзя в этом обвинять. Скоро она опять потеряет голову, вырвется наружу что-то, желающее смерти всем людям. Скоро оно вернётся.
Ещё совсем недавно я был жив. Я был другом семьи этой девушки. Я был свидетелем многих кровавых событий, многих убийств. Я был судьей, многих судил и осуждал. Я знал эту девушку и знал её проблему. Я пытался судить её, но я не смог. И я закончил свою жизнь, повесившись в ванной. Но меня всё ещё мучает вопрос: виновна или же нет? Поэтому я сижу и наблюдаю за ней сверху.
Знаете, что я узнал после смерти? Здесь нет ада. Здесь есть только небо. Ад остался там, внизу. Там на земле остались все пороки, демоны, черти, искушения, тени и девушка, которая не знает, что убивает, не знает, кого ещё убьёт.ъездах мокрыми, запуганными толпами. Некоторые укрылись под навесами автобусных остановок. Целеустремлённо и уверенно она шла, ступая босыми ногами по лужам.
В руках она держала две туфли. Будь они надеты на ноги, то смотрелись бы весьма неплохо, но она несла их в руке, и было видно, что подошва уже давно расклеилась и потёрлась. Волосы у неё на голове были, ясное дело, мокрыми, запутанными. А цвет... Наверное, каштаново-рыжий. Они торчали в разные стороны и напоминали шерсть на ушах спаниеля. На лице, довольно бледном даже для такого дождливого климата, господствующего в городе P, имелось небольшое количество светлых веснушек и родинок, которые издали походили на маленькие пятнышки грязи. Ноги у девушки были чуть полноватыми, но это, как и всё выше перечисленное, её нисколько не портило.
Дождь всё не утихал.
Достав из старой потёртой сумочки пачку дешевых сигарет и зажигалку, она закурила. Гроза хлестала водой по лицу и рукам девушки, но всё же не затушила сигарету. Девушка продолжила свой путь.
Платье на ней, тоже старое и поношенное, было насквозь мокрым. Дождь нещадно обливал девушку.
На улице никого не было, все спрятались, и только машины, проносясь мимо, окатывали девушку с ног до головы грязной водой, которая рекой текла по дороге. Девушке было всё равно. И в её глазах, холодных от равнодушия, нельзя было прочесть ничего, но по взгляду её можно было понять, что она очень далеко от этого мира. И если внешне она выглядела лет на девятнадцать, то возраст, отражавшийся в этих глазах, был равен примерно двустам годам. К тому же глаза эти были очень странного цвета. Да это и цветом-то трудно назвать: жёлтый и серый, голубой и зелёный, карий и алый - все эти оттенки составляли в её глазах странную мазаику. Глаза-калейдоскопы...
Никто не знал, кто она, куда идет, ищет что или нет. Никого это не интересовало. А я сидел наверху, я всё видел и всё знал про неё.
Эта девушка, с виду невинная, печальная, юная была тяжело больна. Знаете, если сильно напиться (очень сильно напиться) или травы накуриться какой, то наступает такое состояние, когда человек делает что-нибудь, а на следующий день не может вспомнить своих действий? Так вот, эта девушка, босиком идущая по улице, болела такой болезнью, что вырезала почти всю свою семью, а сама и понятия об этом не имела. Оставшаяся в живых мать пыталась утопить её, и сама потом застрелилась. Но девчёнка как-то выжила. Она не помнит и не знает о том, что она сделала со своей семьей. Её нельзя в этом обвинять. Скоро она опять потеряет голову, вырвется наружу что-то, желающее смерти всем людям. Скоро оно вернётся.
Ещё совсем недавно я был жив. Я был другом семьи этой девушки. Я был свидетелем многих кровавых событий, многих убийств. Я был судьей, многих судил и осуждал. Я знал эту девушку и знал её проблему. Я пытался судить её, но я не смог. И я закончил свою жизнь, повесившись в ванной. Но меня всё ещё мучает вопрос: виновна или же нет? Поэтому я сижу и наблюдаю за ней сверху.
Знаете, что я узнал после смерти? Здесь нет ада. Здесь есть только небо. Ад остался там, внизу. Там на земле остались все пороки, демоны, черти, искушения, тени и девушка, которая не знает, что убивает, не знает, кого ещё убьёт.