Аптека не ее мечты (отрывок)

— И как же это твой банк выдал кредит человеку, у которого ни трудовой книжки, ни постоянного места работы? – мучил Евсеевич телефонным дознанием Нестеренко.
— Да я то тут при чем! – грузно отдувался тот. – Я что ли кредит выдавал.
— А ты поинтересуйся. Они для всех такие добренькие?
— Ну, скорее всего, дали под залог квартиры. – Приоткрыл завесу тайны Нестеренко.
— О, вот, значит, как. Ну, тогда все ясно.
— Чего это тебе ясно! – переполошился Игорь Петрович. – Ничего не ясно. Банк на убийство не пойдет. Только ему неприятностей не хватало. Одни проверки замучают до разорения.
— Так уж до разорения. Проверяющих можно подкупить. Ты об этом не знал?
— Брось, Евсеевич, не гони волну. Мои тут не при чем. Парень и так без головы. Он бы и сам нам за долги эту квартиру отдал, точней поменял на меньшую. Кто бы с ним подобным образом стал связываться. Ты уж не фантазируй без меры.
— Ну, ну, Игорь Петрович. Ты не тушуйся. Я отрабатываю все версии. Твой банк, одна из них.
— А можно без этой версии. Могу ведь без работы остаться.
— Ладно. Я ее пока приторможу, но ты взамен прощупай все ходы, которые были задействованы, когда Авдеев получал кредит. Если хочешь, когда нароешь что-то серьезное, хода твоим сведениям не дам. Просто учту в расследовании. Но если докопаюсь до чего-то нелицеприятного сам, жалеть не буду. Так что решай, что тебе выгоднее.
— Ладно, займусь сейчас же. – Страдальчески выдавил Нестеренко.
Евсеевич положит телефонную трубку, и протянул руку к заварочному чайнику.
— Зря ты, Евсеевич, все усложняешь, – упрямо продолжал гнуть свою линию Павлик.
У нас есть надежный подозреваемый. Прижмем, не отвертится. И дело можно закрывать.
— А куда, Павлик, ты закроешь свою совесть. Или думаешь, она у тебя никогда не заболит. Всему свое время. Это сейчас тебе кажется, что подлогом можно облегчить свою жизнь. Наплевать на чужую судьбу легче всего, только земля то круглая, Павлик. Я в этом ни раз убеждался. Сегодня ты посадишь того парнишку и спокойно ляжешь спать с чистой душой. А завтра кто-то посадит тебя, и будет считать, что прав. Зло, оно иногда почти не заметно. Ходит себе и творит черные дела. Немного там, немного здесь, а потом получается, что приходит беда. Сразу ко всем, Павлик. Но это только кажется, что сразу, Большая беда всегда вырастает из маленьких бед. Запомни это.
— Извини, Евсеевич, забыл, что ты у нас философ.
— Я не философ, Павлик. Я в бога, верю и боюсь его. Это, пожалуй, единственное, чего я по настоящему боюсь. Чая хочешь?
Ароматный напиток вальяжно заполнял янтарной влагой стакан Павлика. Значит, снова начинать с нуля. Ну и упрям же ты, Евсеевич. Ну и упрям.
 
 
 
 
 
 
 
Ирина тихо подремывала, находясь в так называемом «глухом кордебалете» на сцене одного из самых знаменитых театров страны. Правда она не рвалась на роль солистки, или прима-балерины, да ее никто на эти роли и не приглашал. Когда-то, очень давно, родители почему-то решили, что их Ирочка будет балериной. Решено, сделано. Ирочка была определена в балетную школу. Ей самой это не казалось ни большим счастьем, ни роковой неудачей. Балет, так балет. В тринадцать, когда все перешли в самый главный в обучающем цикле, пятый класс, в ходе которого идет отбор, словно в космонавты, Ирочку, видимо, опять по полной случайности, пропустили дальше, а не отбраковали, как многих. Родители считали, им необыкновенно повезло. Ирочка же уже начала потихоньку догадываться, что с везением ей как-то не очень. В смысле, балет не совсем то, что ей подходит. Балет, скорее всего, был того же мнения, но в жизни чего только не случается. Весь свой пятый класс Ирочка, как и положено балетным в этом возрасте, упрямо худела, жила на одной пресной гречневой каше, заедая ее горсткой размоченных сухофруктов. С этим было все нормально. Ее вес стал почти идеальным. Но вот остальное, шло куда туже. У балетного станка, она чувствовала себя случайным гостем, рядом с партнером, нежеланной и нелюбимой. Педагоги чаще ругали, иногда хвалил, но в целом никак не выделяли. Распределилась, правда, довольно удачно. Попала в ведущий театр страны. Естественно, в кордебалет, конечно, без права выхода из него. Но она как-то стерпелась, пообвыкла, и ей уже нравилось. Нравилось, что никакой ответственности, нравилась, что особо не напрягалась, нравилось, что при всем при этом, она на сцене, а остальные в зрительном зале у подножия этой самой сцены. В одном балете она, не проливая обильного пота, важно ходила в роли «дамы» титулованной в «герцогини» солистки, в другом не менее спокойно стояла «у воды», то есть в самом последнем ряду кордебалета. Но тем не менее была балериной уважаемого театра, а это я вам скажу, не ерунда какая-нибудь. В свободное от необременительных в физическом плане репетиций и спектаклей время, Ирочка искала мужа. Так как себя она теперь уже считала состоявшейся танцовщицей, то и мужа полагала найти состоявшегося. Лучше в сфере бизнеса, а не в сфере кордебалета. Так она и натолкнулась на одной веселой вечеринке на нашего сладчайшего Валеньку.
Ирина девушка заметная. Во-первых, благодаря бесподобной балетной худобе, во-вторых, благодаря балетной же походке. Такая осанка, как у Ирочки среди просто красивых девушек не встречается. Сколько лет каторжного труда нужно положить на то, чтобы держать спину идеально прямо, совершенно об этом не думая. Ходить с изящно выпрямленной спиной, сидеть с этой же идиллией в районе позвоночника, и даже кашлять при злейшем гриппе, не сгибая спины, гордо и величественно.
Валеньке ее представили, разумеется умолчав о второй линии кордебалета. Правда, Валенька был настолько далек от балета, что вообще вряд ли четко понимал разницу между прима-балериной и кордебалетом в принципе. И уж тем более не видел никакой разницы между ролями в самом кордебалете, где одни вечно стояли, другие же старались, что есть мочи, вытягивая ответственные партии кордебалета которые под час по сложности граничили с партиями солистов. И это было хорошо, я имею в виду, для Ирины. Валеньку ей послала сама судьба. Они поладили. Зачастили вместе на вечеринки, корпоративы, в гости. Он везде ее представлял с неизменной гордостью, как восходящую звезду российского балета, она везде с неизменной радостью делала смущенное лицо. Время шло, и Ирина с новой ролью подающей надежды почти уже срослась. Валенька на ее спектакли приходил и страшно радовался, если ему из первого ряда партера удавалось с большим трудом отыскать Иру в задних рядах танцовщиков. Но она там была и ему этого достаточно. Через пару месяцев в голове у Валеньки что-то щелкнуло и он напыщенно заявил Ирине, что с недавних пор заметил, ее в театре затирают. Не дают значимых ролей и возможностей себя проявить. Ирина поначалу испугалась. Валенька казался ей страшно влиятельным человеком. А ну, как ему удастся заставить балетное начальство дать все-таки Ирине возможность себя проявить. Что тогда делать. Ведь проявлять, собственно говоря, давно уже нечего. Таланта господь не дал изначально, а за ненадобностью, и техника почти утрачена. Да и вкалывать, как приговоренная, Ирина не желала категорически. Какое-то время ей удавалось отвлекать Валеньку от пагубных мыслей, но привыкший исполнять все свои капризы человек, остановиться не мог. Еще через пару месяцев Ирину вызвали в сановный кабинет и, отводя глаза, сообщили, что в следующем спектакле, который вот-вот начнут ставить на их сцене, дадут таки заметную роль. Конечно, не первую и даже не четвертую, но видно ее будет уже сразу и отовсюду. Ирина не на шутку перепугалась и долго благодарила Валеньку, за глаза кляня его последними словами. И черт его дернул сунуться в ее епархию. Так хорошо устроилась и на тебе. Теперь ее без конца тягали на репетиции, которые по сложности не шли ни в какое сравнение с предыдущими. Выжатая после них, как лимон, Ирина совсем обессилила. Сил не хватало даже на то, чтобы продолжать встречаться с добродетелем. Тот долго обижался, обидевшись, сопел в трубку, чтобы она прониклась сочувствием к великодушному человеку, добровольно и абсолютно бескорыстно ставшему ее покровителем. Ирина сочувствовала только себе и вяло реагировала на Валеньку. Вот именно в этот трагический момент и подвернулась под руку мужчине наша Клара. От скуки Валенька решил облагодействовать и ее. Из первой же беседы выяснилось, что судьба у девушки не заладилась, и хотя ни к балету, ни к какому-нибудь другому виду искусства никакого отношения девушка не имела, Валеньку это не остановило. Ему было ну очень скучно.
Клара, от свалившегося на ее голову случайного счастья словно обезумела. Скучающий Валенька оперативно нанял для ее сына самую настоящую няньку в дорогом кадровом агентстве и у Клары появилась масса свободного времени, которое она посвящала одному Валеньке. С сыном она виделась все реже, с Валенькой все чаще. Конечно, Валенька предупредил, что женат и никаких серьезных отношений предложить девушке не может. Но забитая судьбой Клара была согласно и на не серьезные, лишь бы не голодать. Жизнь стала налаживаться, и совсем было вошла в устойчивое русло, если бы у Ирины не случился вполне закономерный провал. Балетное начальство, удостоверившись, что танцевать Ирина совсем не умеет, отважилось вопреки воле Валенькиных знакомых, от новой роли девушку отлучить и подумывало о том, чтобы вообще с бесперспективной танцовщицей расстаться. Ирина находилась в крайнем отчаянии. По ее разумному мнению помочь должен был все тот же Валенька, который, собственно говоря, ее во всю эту авантюру и втравил.
Она рыдала в трубку, как мифическая сирена, топившая одним звуком своего голоса корабли. Изнеженный мужчина перенести такого не мог и снова сошелся с балериной, попутно позабыв о Кларе. Сначала из жизни Клары исчез Валенька, через месяц, няня, еще через неделю все полученные от любимого мужчины деньги. Теперь уже Клара рыдала в трубку Валеньки. Обессилев от борьбы с нерадивыми женщинами, тот пустил все на самотек, как и привык. Женщины столкнулись лоб в лоб в его роскошной квартире и сцепились в страстной попытке выбить из соперницы всякую охоту до Валенькиных щедрот. Это превосходило самые ужасные Валенькины страхи, и он впервые предпринял решительные действия и выгнал обеих вон.
Они сидели на скамейке недалеко от дома предателя и тоскливо изливали друг другу душу. Вместе провели вечер. На следующий день созвонились и погуляли в небольшом парке. Две усталые женщины и маленький ребенок, сладко подремывавший в коляске. Ирину все-таки пожалели и оставили «у воды», в последнем ряду кордебалета. Она доставала для Клары контрамарки и та весь спектакль выискивала новую подругу на большой, заполоненной танцовщиками сцене, страшно радуясь, когда находила. Хиромантка Клару тоже приняла обратно. Работать за те жалкие крохи, что предназначались помощнице хиромантки, никто не рвался.
Звонок от Нестеренко поначалу казался рядовым, ну, звонит человек. Так ведь и понятно. Волнуется. Но Нестеренко, минут пять посветив сущей ерунде к концу разговора выдал нечто, что заставило Евсеевича по настоящему насторожиться.
— Знаешь – небрежно бросил в глубину топкого эфира Игорь Петрович – я тут покопался в документах нашей фирмы и выяснил, что мои работодатели долги этого Авдеева у банка выкупили. Сразу после суда. Ты скоро все равно об этом узнаешь, так лучше от меня. Помнишь уговор. Так, что пока держи все в тайне.
— Не понял, – принял тактику игры Евсеевич – что значит «выкупили после суда»?
— Парень кредит взял, но выплат по нему не делал. Притом, довольно долго. Банк с ним помучался и счел кредит безнадежным. Ну, некогда им возиться с каждым бестолковым пареньком. Состоялся суд, с парня должок через суд взыскали. То есть, государство абсолютно узаконило право на взыскание невыплаченных должником денег. Теперь уже на законной основе банк мог через судебных приставов, допустим, описывать имущество паренька и продавать за долги. Но есть и другая практика. Эти самые долги банки частенько продают коллекторским агентствам вроде нашего.
— А какой в этом смысл?
— Так проще. Продали долг, получили денежки. Сразу заметь, а не когда-то потом и баста. А коллекторы уже ищут подступы к неплательщикам.
— И какие же это подступы?
— Да, разные, Евсеевич. Так сказать, кто во что горазд.
— Запугивание, выслеживание, доведение до нервного срыва. Я прав?
— Если коллекторы нечистоплотные, то и это тоже.
— Значит, весь долг Авдеева теперь принадлежит вашему коллекторскому агентству. И именно ему Авдеев должен был его выплачивать. Я правильно понимаю?
— Абсолютно.
— Не банку.
— Не банку.
— Так, приехали.
— Только помни об уговоре. Не поднимай бучи. Сам обещал, за язык никто не тянул. Обещал?
— Обещал, обещал. Игорь, но ведь твое агентство, впрочем, как и другие, не имеет банковской лицензии. Как же оно может получать, или требовать с кого-то выплату денег? Это незаконно. Коллекторское агентство не занимается финансовой деятельностью.
— Умница, Евсеевич. В этом то вся загвоздка. Не занимается. И получать деньги от кого-либо в счет оплаты банковских долгов, пусть даже и выкупленных, права не имеет. У него же нет банковской лицензии, и налоги соответствующие такие агентства не платят. Теперь понял, о чем я талдычу?
— Понял. Так, может, Авдеев послал твоих работодателей куда подальше, они его в обход тебя шлепнули. Теперь продадут квартиру и отщипнут на основании судебного постановления свой солидный куш?
— Вряд ли. Они и так в скором времени собирались на него судебных приставов натравить, так что все долги получили бы без мокрухи. Они же не выжили из ума, чтобы подставляться всякий раз. Знаешь сколько у нас таких Авдеевых.
— О, бизнес процветает.
— Да, ну тебя. Все шуточки, да шуточки.
— Да, но как бы он получили деньги через приставов? Ведь ты сам сказал, что банковской лицензии не имеют.
— Есть еще одна затычка в нашем законодательстве. Гражданский кодекс разрешает заниматься деятельность, не запрещенной законом. Коллекторские агентства предоставлением банковских услуг, согласно нашему законодательству не занимаются, но нигде не записано, что это им запрещено.
— Ничего себе! – Удивился обычно ничему не удивляющийся Евсеевич. – То есть читай, если не запрещено, значит разрешено. Или с одной стороны нельзя, но одновременно с этим и можно.
— Абсолютно так.
— Здорово. Дурдом на выезде.
— Не на выезде, а всероссийский дурдом. Вот так.
— Ладно, дай время все обмозговать.
— А тут и мозговать нечего. Наши не причем. По моему, я тебе это сейчас подробно объяснил.
— И на том спасибо. Ну, звони, если что. – Евсеевич положил телефонную трубку и принялся рисовать на листке бумаге бессмысленные узоры.