Колодец Красоты

С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е В




К О Л О Д Е Ц К Р А С О Т Ы


История, о которой пойдет речь, случилась несколько столетий назад. Ныне о ней не помнит никто, хотя в свое время могла она изменить ход всей галактической жизни. Но в космосе ничего не происходит бесследно, и в том, что удалось мне случайно прикоснуться к отголоску тех баснословных событий, есть, несомненно, своя логика. Однако начну по порядку.
Речь пойдет о некоем Вольдемаре Аммусе, бродяге, космическом журналисте, служившем некогда в небольшом венерианском журнальчике и уволенном оттуда за хамство и непотребное поведение. Долгое время считал себя Аммус выдающимся космическим литератором, а когда наконец-то понял, что таланта лишен начисто, закралась в его сердце злоба ко всем пишущим, рисующим, ваяющим и сочиняющим музыку. Более того — закралась в сердце Аммуса злоба против красоты как таковой, и очень часто, закрывшись один в пустом помещении, говорил он себе примерно следующее:
— О, если бы стал я обладателем всей красоты галактики, если бы неведомый Творец Красоты (которого, конечно же, не существует!) открыл мне заветные двери своих таинственных подземелий! Если бы мог я брать оттуда пригоршнями всевозможные краски, извлекать волшебные звуки, черпать горстями слова ненаписанных еще романов, повестей и новелл! Если бы мне посчастливилось стать повелителем всего прекрасного, что есть еще на Земле, Луне и Венере: рассветов, закатов, неповторимых по красоте пейзажей, музыки ветра и вод, красок земли и неба! О, как бы жестоко отомстил я зазнавшимся художникам и поэтам! Которые без пейзажей, без красок воды и неба стали обыкновенными неудачниками, которые бы приползли ко мне на коленях за какой-нибудь ничтожной трехцветной радугой, поднявшейся из воды над стремительной горной речушкой, за звуками шумящего зеленого леса, за словами, рождающимися у поэтов при виде суровых пейзажей высоких заснеженных гор! О, как отомстил бы я всем этим нахалам! Я, Вольдемар Аммус, ставший единственным повелителем красоты!
Видимо, страстные мольбы Аммуса дошли до необходимого адресата, и неведомый Творец Красоты выполнил его безумную просьбу. Однако произошло это не сразу, не вдруг, и Вольдемар еще некоторое время промучился в своем захудалом журнальчике, откуда в конце концов был с позором уволен за какой-то весьма неблаговидный поступок.
Промаявшись без работы несколько месяцев, герой наш окончательно опустился, стал собирать милостыню на больших космических трассах, и подумывал даже перейти к грабежу одиноких космических яхт, как вдруг неожиданный случай привел его к поразительному открытию. Скитаясь в окрестностях Марса и подыскивая место для будущей пиратской засады, он случайно упал в глубокий колодец, вырытый, по всей вероятности, в баснословно далекие времена.
Собственно, был то не колодец, а бесконечная система запутанных каменных галерей, наполненных волшебным сиянием, лившимся, казалось бы, отовсюду. Проплутав по таинственным лабиринтам несколько дней, Аммус окончательно ошалел от голода и терзавших его миражей. То чудилось несчастному, что слышит он шум полноводной реки, и даже поднималась из этой реки, впадавшей в бездонную пропасть, великолепная разноцветная радуга, но вместо прохладной воды, к которой тянул он ослабевшие пальцы, натыкался Аммус на скользкие стены туннеля; то видел бескрайние просторы степей, по которым гуляли волны высоких ковыльных трав, то оказывался на берегу изумительного по красоте морского залива, и уже бежал по песку в сторону высоких веерных пальм, но руки неожиданно опять натыкались на холодный замшелый камень, а отовсюду: со стен, с потолка, из глубины бесконечных залов, - лились на Аммуса цветные волшебные волны.
Дальше же началось вообще что-то непонятное, ибо в одном из каменных коридоров увидел он силуэт странного бледного человека с горящими безумными глазами, который открывал крышки стоящих у стен подземелья тяжелых кованых сундуков и горстями черпал оттуда великолепные космические рассветы и закаты, подбрасывал к потолку изогнутые коромыслом разноцветные радуги, выливал на пол чарующие звуки неведомых симфоний и опер. А потом в безумном ожесточении топтал все это ногами, повторяя одно и то же: «Мое, все это мое, вся красота галактики, все краски космоса. Я — единственный Творец Красоты!» И понял тогда Аммус, что сбывается его дерзкая просьба, что стоит он на пороге осуществления заветной мечты, что увидел картинку из своего будущего, в котором станет обладателем всей красоты галактики.
Дальнейшее помнил он смутно. Вроде бы проступил на камнях подземелья суровый лик Творца Красоты, опросившего: «Согласен ли ты, Аммус, за всю красоту галактики продать мне свою ничтожную, полную гордыни и невежества душу? И обязуешься ли в случае, если вся красота галактики окажется тебе не по силам, остаться навсегда в моих подземельях, выполняя роль покорного и бессрочного сторожа красоты?» И вроде бы отвечал ему Аммус: «Да, я согласен!» После чего потерял сознание и о разговоре этом не помнил. А может даже и помнил, но на словах его решительно отрицал.
Нет смысла рассказывать о новых мытарствах Аммуса, когда он, придя наконец в себя и ничего не помня о заключенном с Творцом Красоты соглашении, решил, что никогда уже из колодца не выберется, и поневоле стал предаваться невеселым раздумьям о своей никчемно прожитой жизни. И это было вполне естественно, ибо за жизнь свою погубил он множество талантливых литераторов, посылая им уничижительные рецензии, писал в. журналах статьи, громящие умные книги, ругал выдающиеся театральные постановки. Одним словом, от полнейшего отсутствия собственного литературного дарования изливал неудовлетворенную злобу тщеславия на все талантливое и нестандартное.
И вот теперь, сидя в глубоком колодце, увидел он во всей наготе свою пустую и серую жизнь, увидел, что лишь мешал настоящим художникам, оставаясь, по сути, полнейшим ничтожеством. И решил уже Аммус по причине этих раздумий, а также жесточайшей тоски, оправиться с которой не мог, разбить голову о мощеные камни колодца, как вдруг увидел перед своими глазами непонятные огненные письмена. Он стал их внимательно изучать, и, хотя были надписи эти сделаны на незнакомом ему языке, смысл их каким-то чудесным образом постепенно дошел до сознания бедолаги. Выяснилось, что колодец, в который попал он волею случая, был вовсе и не колодец, а гигантское хранилище красоты, которое обязательно существует возле каждой покрытой атмосферой планеты.
Надписи туманно сообщали о некоем Творце Красоты, усердно потрудившемся на заре существования галактики, любовно выложившем каждый колодец большими отшлифованными камнями и наполнившем каждый из них надежными сундуками с уникальными, присущими только данной планете восходами и закатами. Наполнившем неповторимыми по красоте пейзажами, красочными видами озер, лесов, морей, океанов, полей, болот, гор, равнин, пустынь, радуга¬ми всевозможных расцветок и красками бесчисленных сочетаний. Был Вольдемар прирожденный безбожник, и в сказку о мифическом Творце Красоты не очень то и поверил, а если и поверил, то вслух об этом никогда и никому не говорил. Однако то, что каждой планете сопутствует вполне определенный, выраженный конкретным числом запас красоты — этого он отрицать не стал. Тем более что в колодце, принадлежавшему планете Марс, плескались еще на дне несколько совершенно удивительных по красоте пейзажей, наводящих на мысль о том, что не всегда она была бесконечной красной пустыней, имела некогда могучую прозрачную атмосферу, реки, океаны, моря, и даже зародившуюся в этих океанах и морях жизнь.
Вольдемар не стал выяснять, что же случилось с этой бывшей когда-то на Марсе жизнью, хотя надписи на стенах колодца и намекали на какую-то связь между существующей на планете красотой и продолжительностью существования местной цивилизации*. Ему плевать было и на местную, давно погибшую на Марсе цивилизацию, и вообще на какую-либо цивилизацию в галактике. Он неожиданно ощутил всю неимоверную тяжесть, всю сладость и баснословную выгоду свалившегося на него богатства. От радости он кричал, визжал, хлопал себя по бокам, катался по дну колодца, а сквозь поросшие лишайником седые стены укоризненно глядело на безумного Аммуса строгое лицо Творца Красоты.
Нечего и говорить, что пришедший в себя счастливчик быстренько выбрался из пленившего его колодца, успев сунуть в карман два или три марсианских заката неимоверной глубины, чистоты и свежести. Получив на галактическом черном рынке за свои закаты бешеные деньги (их хватило на приобретение суперсовременного скоростного звездолета с двадцатью четырьмя мощными лазерными пушками) он очень умно организовал тайный и ненавязчивый поиск колодцев красоты вокруг ближайших к Системе планет.
Неожиданно оказалось, что у наиболее чистых, пригодных к жизни планет хранилищ красоты не одно, а несколько: отдельно для заходов и рассветов, отдельно для морских, отдельно для сухопутных пейзажей. Колодцы, в которых красота бережно сохранялась в надежных кованых сундуках, были выложены все теми же любовно пригнанными одна к одной древними каменными плитами, и всегда на одной из таких плит стояло очень большое, но, естественно, конечное число единичных проявлений красоты, отпущенных данной планете. Красота, таким образом, была уникальным бесценным даром, авансом выданным данной цивилизации для воспитания у ее жителей чувств возвышенного и прекрасного. Красота словно бы формировала человека будущей, всесильной и вседоброй галактической расы, которая, выйдя из младенчества данной конкретной планеты, с детства надышавшись воздухом чистых красок, подготовила себя к долгим и тяжелым подвигам в космосе.
Но плевать было Аммусу и на подвиги, и на расхищаемую им, разбазариваемую по пустякам красоту, плевать даже на раз или два появлявшийся на стенах колодцев суровый лик Творца Красоты, словно бы напоминающий безумцу о заключенном с ним соглашении. В гордыне невежества и ослепления властью Аммус теперь самого себя считал Творцом Красоты, и, поскольку был прирожденнейшим циником, в лики на стенах колодцев совершенно не верил,

* Известна так называемая Теорема Кордовеса, или, иначе, Закон Красоты, который утверждает зависимость интеллектуального и духовного развития цивилизации от конкретного запаса красоты (пейзажей, красок, звуков, и т. д.), выданных ей как бы авансом природой. Без солидного запаса красоты цивилизация на планете развиться не сможет, и если этот запас меньше вполне определенного порога (он выражается числом, которое можно найти в соответствующем разделе Большой Галактической Энциклопедии), человечество данной планеты никогда не вырвется к звездам. — П. С.

считая их не то миражом, не то вызванной переутомлением галлюцинацией.
А между тем неожиданно для всей галактики на черных рынках крупных планет появилось большое число совершенно уникальных предметов. Или явлений, ибо как можно определить, как можно втиснуть в рамки философского определения, к примеру, уникальный горный пейзаж, украденный у одной планеты и за бешеные деньги проданный планете другой? Какими словами описать краски погружающегося в океан солнца, которое заливает и воды, и небеса жидким расплавленным светом? На каких весах взвесить стоимость неожиданно исчезнувшей радуги, появлявшейся над водопадом у порогов большой реки уже не одну сотню тысяч лет, и по злому умыслу Аммуса украденную у данной планеты? Как описать, чем оценить золото и багрянец увядающей осенней природы, зеленые волны бескрайних ковыльных степей, застывшую сказку гор, суровую музыку седого морского прибоя? Каких денег стоит уникальный мираж, во что оценить таинственный зеленый (красный, синий, желтый — в зависимости от атмосферы планеты) луч, один раз в десять или пятьдесят лет появляющийся утром над спокойной гладью моря, пронзающий насквозь атмосферу, и медленно растворяющийся в чистом упругом воздухе?
Красота не имеет цены. Расчетливый Аммус быстро сообразил это, видя делегации бесчисленных, загубивших свою красоту планет. Которые были согласно на все: пожизненно продаться в рабство, отдать в наложницы красивейших своих женщин, отдать за бесценок весь золотой, платиновый, и Бог еще знает какой запас драгоценных металлов планеты. А все для того, чтобы заполучить для своих детей захудалый морской пейзаж, третьестепенный вид предгрозовой ковыльной степи или подержанный, не раз передаваемый из рук в руки окоем зеленой долины. Красота цены не имеет, и зажил удачливый Вольдемар Аммус эдаким беззаботным звездным набобом, воруя красоту у детей одних планет и за громадные деньги продавая детям других.
Купля-продажа эта проходила обычно в громадном космическом замке, который воздвигли для Аммуса его многочисленные слуги-рабы. По утрам сидел он в роскошном приемном покое, а низко кланявшийся церемонимейстер докладывал зычным голосом:
— Делегация планеты Флюида нижайше просит Творца Красоты уступить ей десять изумрудных рассветов, пять семицветных радуг, два величественных полярных пейзажа и несколько — сколько будет Творцу не жалко — видов небольших океанских заливов. За что она, делегация планеты Флюида, отдает все имеющиеся на Флюиде бриллианты: двести сорок тысяч пудов и еще два холщевых мешочка.
На это прижимистый и одновременно глубоко невежественный Аммус высокомерно обычно ответствовал:
— Десять рассветов я дать не могу, хватит с вас и пяти, а радуги берите задаром, их у меня и без того много!
И в таком духе продолжал торговать до самого вечера, а на следующий день все повторялось сначала, ибо насколько нуждались в утерянных ими красках жители многих миров, настолько же росла в Аммусе страсть к непомерной наживе.
У него было все, он не нуждался ни в чем, более того — даже объединенные звездные флоты Содружества не могли причинить мерзавцу никакого вреда: за Аммуса горой стояли жители многочисленных серых, лишенных пейзажей планет. То ли они потеряли свои пейзажи в результате космических катастроф, то ли в бесчисленных войнах, то ли погубили их неуемной инженерно-хозяйственной деятельностью — какое теперь имело это значение? На планетах, не смотря на экологические катаклизмы, вопреки всевозможным ужасам продолжали рождаться дети, и красота для них была дороже золота и стали, свинца и железа, дороже сверхмощных скоростных звездолетов и гигантских суперсовременных заводов, автоматически, глубоко под землей, день и ночь выпускающих любые чудеса техники в любом количестве и на любой вкус.
Красота сильнее технологии, и поэтому неуязвимый Вольдемар Аммус, казалось бы, до скончания века будет сидеть в своем неприступном, черном, разукрашенном, как заморский пуан*, всеми чудесами вселенной замке. Продавая налево и направо, вверх и вниз, вперед и назад, в четвертое, пятое, и даже шестое измерение туго набитые пакеты бесценных чужих красот, которые беззастенчиво крал он у ничего не подозревающих цивилизаций.
Вкусы у Вольдемара были самые низменные, и он без конца попадал впросак, продавая, к примеру, за бесценок ничего не значащий для него обширный горный пейзаж и заламывая громадные деньги за дешевенькую клумбочку, украшенную геометрическими узорами из бледненьких желтых цветов. Впрочем, одичавшие без красоты жители наиболее серых миров и за бледненькие геометрические клумбочки платили немалые деньги, и, если недра родных им планет были совершенно исчерпаны, продавались поголовно в бессрочное рабство ради хоть какого-то счастья своих с рождения золотушных, опухших без красоты детей.

* Пуан — павлин.

Могущество Вольдемара Аммуса все возрастало, он был владельцем миллионных гаремов с прекраснейшими в галактике женщинами, с каждой из которых не то что общаться, но даже один раз увидеться он просто не мог физически. Он был обладателем целых айсбергов золота, платины и иридия, целых флотов современных боевых звездолетов, в рабстве у него находилось множестве серых планет, он мог, при желании, покорить всю галактику. И он уже хотел было приступить к выполнению этого грандиозного замысла, и даже отдал приказ чистить корабельные лазеры, наполнять до отказа лучистой энергией реакторы боевых звездолетов, но в одну ясную, блестевшую мириадами горящих, и уже давно сгоревших звезд ночь неожиданно для всех исчез. Последний раз в этот день докладывали ему слуги:
— Ваше величество, все лазерные пушки прочищены и все звездолеты дожидаются приказа взлететь!
— Что еще? — сквозь зубы цедил Аммус.
— Ваше величество, прекраснейшие женщины с планеты Джаконда согласны уйти к Вам в наложницы в обмен всего лишь на двадцать разноцветных пейзажей!
— Хватит и десяти! Что еще?
— Газеты крупнейших планет галактики полны панических слухов: все ожидают начала войны, всех страшит неминуемое поражение!
И ответствовал приближенным Аммус:
— Я, единственный Творец Красоты, через год покорю всю галактику! Я — владелец бесчисленных красок! Я — хранитель волшебных звуков! Я! Я! Я! Только я! А на остальное плевать!
И спустился он перед тем, как отправиться на завоевание галактики, в свои глубокие, тщательно охраняемые кладовые, и стал погружать руки в бесценные утренние рассветы, ломать пополам хрупкие семицветные радуги, бросать на пол таинственные ночные пейзажи и кощунственно топтать их ногами. И опрокинул случайно тяжелый мешок, до отказа набитый чужими красотами, которые начали вываливаться из него, образуя разноцветную высокую кучу, опрокидывая, в свою очередь, другие мешки, сундуки и пакеты, которых без счета набралось в глубоких подвалах.
И навалилась вдруг на него непомерная тяжесть похищенной чужой красоты, и тяжесть эта была бесконечна, как бесконечна сама галактика, как бесконечны ее спиральные завихрения, состоящие из миллионов и миллионов черных дыр, белых карликов, голубых гигантов и желтых, нормальных по размерам светил. И стал задыхаться Аммус, не выдержав груза безмерных красот галактики, и понял, что еще мгновение, и он погибнет совсем.
А тяжесть наваливалась все больше и больше: расползались по швам тяжелые тугие пакеты, опрокидывались на бок сундуки, полные таинственных звуков и дивных слепящих красок, все это обволакивало Аммуса со всех сторон, ослепляло и душило его, подобно безудержной, все сметающей на пути горной лавине. И не было от этой поющей и слепящей лавины никакого спасения, и когда окончательно сомкнулись глаза раздавленного ею безумца, увидел он себя, стоящего в глубоком колодце рядом с суровым Творцом Красоты. И понял, что не выдержал испытания красотой и должен теперь навечно остаться в сырых подземельях.
— Вот видишь, — сказал Творец Красоты, — к чему приводит непомерная жадность. Знай же, что красота не принадлежит одному человеку, что она — достояние всех разумных миров. Что вся красота галактики эквивалентна самой галактики, что она — главная сила, управляющая бегом планет, зажигающая далекие звезды и поднимающая к высотам познания бесчисленные разумные цивилизации. А прятать в подвал красоту — все равно, что прятать в подвал галактику. И пусть эта тайна останется вместе с тобой в колодце, и освободишься ты лишь тогда, когда какой-нибудь новый безумец согласится занять это место.
И упал Вольдемар Аммус на холодные плиты колодца, стал кричать, плакать и биться о них головой, но все было напрасно — назад пути у него уже не было.
Д олго никто не решался проникнуть в его величественный космический замок, толпились у порога замка бесчисленные делегации обедневших на красоту планет. Одни надеялись вернуть назад похищенные Вольдемаром бесценные и неповторимые закаты, другие хотели за баснословную сумму купить парочку горных или равнинных рассветов, поскольку своих собственных по причине ядерной зимы лишились уже давно, третьи так одичали от ужасов бескрасотья, что готовы были всепланетно и на любых условиях сдаться Аммусу в рабство, четвертые... Впрочем, никто из них Вольдемара больше не видел, и, хоть и не сразу, но, осмелев, они проникли внутрь замка и в бешеном разгуле грабежа полностью очистили доверху набитые кладовые. Набитые палевыми пейзажами вечерних морских заливов, бездонной синью небес, брызгами бушующих океанов, таинствами лунных ночей, свежестью бескрайних саванн, коромыслами изогнутых радуг, застывшими песнями дюн, суровым хаосом гор, зеленым шумом лесов, песней бескрайних степей, молчанием снежных пустынь, тревожным скрипом согнутых ураганом деревьев, голубыми сполохами молний, блеском зарниц, зеленой глубиной океанов...
Я долго плутал в окрестностях Марса, разыскивая тот самый первый колодец, которых случайно обнаружил несостоявшийся покоритель галактики. Расчет мой оказался верным: в глубине замшелой, окутанной тайной, уходящей вниз стены из камней плескалось небольшое озерцо из двух или трех забытых марсианских закатов, которые по непонятной причине сгинули уже навсегда, не то выкраденные у исчезнувшего народа таким же вот потрошителем красоты, не то погубленные в жестоких войнах, или в бесконечных, сменяющих одна другую волнах научно-технических революций. Революций, которые необходимы любой планете, однако в меру, ибо без революций прожить вполне можно, без красоты же прожить нельзя. Вольдемар Аммус тихонько сидел внизу на поросшем мхом валуне, и ветер жалобно выл в стенах пустого колодца, красота которого оказалась исчерпанной, и вой этот казался плачем самого Аммуса, которому, как я полагаю, сидеть в этом колодце придется до окончания века. Ибо Творцы Красоты не прощают преступлений против нее.
Я уже собирался уходить прочь от заброшенного старинного подземелья, как вдруг шальная мысль помимо воли возникла у меня в голове. А не пройти ли путем сидящего внизу Аммуса, а не заключить ли союз с вечным Творцом Красоты, а не попытаться ли стать властелином галактики? Но в следующее мгновение сумасшедшая эта мысль вызвала на моих губах саркастическую усмешку. Чего я хочу? Продолжить преступную эстафету? Стать монопольным обладателем красоты, которая, как бомба громадной мощности, кинет меня в конце концов на дно заброшенного колодца? Я освобожу безумного Аммуса, и буду столетиями ждать нового сумасшедшего, готового во имя красоты к преступлениям против нее?! И повернулся я, и зашагал медленно прочь, и долго в ушах моих стоял печальный вой ветра, и был он похож на плач одинокого Аммуса*.

* Как сообщили мне в Венерианском Дизайнер-Центре, существует, помимо привычного всем 4-х мерного пространства-времени, особое Пространство Красоты, в котором изначально помещены все планеты галактики. «Колодцы красоты», упоминаемые в рассказе, — не что иное, как локализация в нашем пространстве-времени реально существующего в природе Пространства Красоты. Реализуемого в одних случаях в виде колодцев, в других же: в виде наполненных драгоценностями пещер, чудесных дворцов, замков и тому подобных невероятных и чудесных явлений. Число единичных проявлений возвышенного или прекрасного (пейзажи, панорамы скалистых гор, и т. д.), сопутствующее средней по размерам планете, выражается единицей с пятьюдесятью двумя нулями. Цифра, как видим, огромная, но и ее можно исчерпать неразумной военно-политической или инженерно-технологической деятельностью. Что же касается Творца Красоты, огненный лик которого проступал на стенах колодца, то он вполне может быть своеобразным проявлением в нашем пространстве энергетической природы Пространства Красоты. Известна изящная формула, согласно которой красота эквивалентная энергии, и может в иных случаях производить эффект разорвавшейся бомбы. Красота, отсюда, обладает реальной силой, способной противостоять хаосу. — Пьер Сорокин.

1991