Рецепт Пьера Сорокина

С Е Р Г Е Й М О Г И Л Е В Ц Е В



Р Е Ц Е П Т П Ь Е Р А С О Р О К И Н А



Давно уже появилась у меня мысль посетить планету Белинду — странное общество, добровольно изолировавшее себя от остального Содружества свободных планет почти на сто пятьдесят лет. Но осуществить задуманное мне долгое время не удавалось — въезд на Белинду инопланетянам был запрещен. И вот примерно год назад радостная весть облетела галактику — белиендяне решили порвать с политикой изоляционизма и открыть свои двери всем доброжелательно настроенным к ним сапиенсам. Было известно, что политика открытых дверей сопровождалась глубокими внутренними реформами, названными белиендянами процессами деидиотизации. Сбылась моя мечта — взять интервью у какого-нибудь крупного белиендянского деятеля, лучше всего у того, кто в годы изоляционизма находился у власти, а сейчас загадочным образом перестроился, став горячим сторонним нового курса, и, соответственно, противником курса старого. Такое молниеносное переодевание меня, признаться, всегда смущало. Я не верил в искренность политических хамелеонов. Забегая вперед, скажу, что подозрения мои оказались верными, а попытка взять интервью у большого чиновника… Впрочем, не буду спешить. Итак, выправив соответвующие документы, я через некоторое время уже летел по вновь открытой трассе Алгол — Белинда.
Кончилось отпущенное на полет время, я сошел по трапу пассажирского звездолета, и первое, что увидел, это огромное полотнище транспаранта, прикрепленное между двумя висящими над космодромом аэростатами: «Да здравствует всеобщая и полная деидиотизация!» Небольшая толпа белиендинцев приветствовала меня нестройными выкриками, некоторые держали в руках золотисто-оранжевые флажки с гербом Содружества, а двое молодых парней натягивали бьющийся по ветру лозунг о всеобщей и безоговорочной деидиотизации, к которой призывалось все, что еще оставалось в галактике разумного и здравомыслящего.
— Простите, вы идиот? — опросил у меня кто-то из корреспондентов.
Я ответил, что нет.
— А как вы относитесь к нашему всеобщему и полному отказу от идиотизма в сфере как экономической, так и социальной? Вы верите, что отказ от идиотизма возможен?
Я ответил, что верю, хотя не вполне понимаю суть проблемы, и желал бы немного попутешествовать по Белинде, познакомиться с местной спецификой, и взять интервью у белиендян, непосредственно ответственных за перемены. А также у простых граждан, у тех, кого проблемы идиотизма затронули непосредственно.
— А вы точно не идиот? — допытывалась молоденькая корреспондентка. — Ведь невозможно поверить в то, что проблемы идиотизма и кретинизации не затронули никого в галактике. И не будете же вы отрицать, что, к примеру, на Джаконде подавляющая часть населения сосуществует вместе с драконами, некоторые из которых даже с тремя головами, и головы эти испускают огонь, серу и дым. И не легче бы стало трудящимся джакондянам, если бы специальные команды охотников этих драконов наполовину перестреляли, а наполовину поместили в питомники? Ведь, несомненно, существование драконов вместе с живыми людьми...
Я ответил, что перестрелять и посадить в питомники драконов нельзя никак, ибо вышеупомянутые драконы являются для джакондян обыкновенными домашними животными, такими, как друлы на Эльтингене, пульпики на Цирцее, куры и лошади на Земле, и, кстати, морские прыгунчики на Белинде. Ведь было бы странным, если белиендяне перебили всех прыгунчиков, которые, между прочим, по своим размерам не уступают драконам с Джаконды. Так что с драконами все нормально, и признаков идиотизма никаких я здесь не усматриваю.
— А жители Эуропы, — закричали мне, — разве не достоверный факт, что работают они по 18 часов в сутки, и разве не является это признаком определенной несправедливости, и отчасти даже кретинизации, навязываемой эуропянам силой?
— Нисколько, — сказал я в ответ. — Все дело в том, что сутки на Эуропе длятся не менее ста часов, из которых лишь 18 посвящены работе, да и то по желанию каждого эуропянина. Согласитесь, что соотношение это — сто к восемнадцати — вполне приемлемо. К тому же Эуропа — одна из наиболее в индустриальном плане развитых планет галактики. Эуропяне очень трудолюбивы, и работать по 18 часов, им, несомненно, под силу.
— А галилееляне, — закричали мне из толпы, — что вы скажете о галилеелянах? Ведь всей галактике известно, что живут они в глубоких подземных норах, которые совсем не отапливаются, и которые, к тому же, часто заливает водой. И не указывает ли этот вопиющий антигуманный факт на признаки злостного идиотизма, и отчасти даже кретинизации, пустивших глубокие корни на Галилее?
— Простите, — ответил я как можно мягче, ибо понял, что главное для меня сейчас — сохранить ясность мысли, и самому не стать идиотом. — Простите, а вы бывали когда-нибудь на этой планете?
— Нет, — ответили мне, — не бывали. В период идиотизации и кретинизма мы не могли этого сделать. Однако некоторые наши корреспонденты...
Я ответил, что некоторые местные корреспонденты не до конца, как видно, поняли галилеянское общество. Ибо в противном случае им бы стало ясно, что ни в коей мере сравнивать Белинду и Галилею между собой не следует. Так как галилеяне являются разумными негуманоидного происхождения, и представляют из себя появившихся в результате мутаций гигантских пресноводных рептилий. И поэтому жить в норах для них — явление вполне нормальное. И даже тот факт, что норы эти часто заливает водой, говорит скорее о заботе, проявляемой государством о своих гражданах, чем об обратном. Ибо для разумных рептилий— галилеян быть погруженным в воду — это естественное и нормальное состояние, и ни малейших признаков идиотизма здесь, конечно же, не существует.
Меня в конце концов отпустили. Немного придя в себя, я добрался наконец до здания белиендянской таможни, радуясь в душе, что пытка глупыми вопросами кончилась, и, выполнив кое-какие формальности, я буду свободен и предоставлен самому себе. А там и об интервью можно было подумать. Ведь в редакции «Хроноса» ждут с нетерпением моего репортажа. Но не тут-то было!
— Вы идиот? — спросил чиновник таможни, записывая в специальный журнал мои основные данные.
— Пока нет, — ответил я.
— Что значит пока? — удивился он. — То есть, вы вполне допускаете возможность, что в один прекрасный день все же можете стать идиотом?
— О да, — ответил я, — допускаю, еще как допускаю. Особенно здесь, на Белинде.
— В таком случае, — сказал чиновник, — мы не можем разрешить вам въезд на планету. В условиях всеобщей и безоговорочной деидиотизации, охватившей наше общество, каждый потенциальный идиот нам, естественно, нежелателен.
— То есть, вы утверждаете, что идиотов на Белинде уже не осталось?
— Почти совсем не осталось, за очень редкими исключениями. Смешно говорить о какой-то скрытой оппозиции, которая, якобы, препятствует процессам деидиотизации. Оппозиции на Белинде нет, да и быть не может. Есть отдельные группы белиендян, которых период всеобщего и безоговорочного идиотизма очень устраивал. Им, естественно, трудно, а некоторым и невозможно освободиться от мироощущения идиота. Но таких, поверьте мне, весьма мало. Другое дело, что многие нормальные, в общем-то, белиендяне пока выжидают, прикидываются по старинке кретинами, потому что не совсем верят в происходящие вокруг перемены. Задача правительства как раз в том и заключается, чтобы перетянуть на свою сторону колеблющихся. Тогда крупные чиновники-идиоты, заматерелые в идиотизме настолько, что пути назад у них уже нет, будут, так сказать, на виду. Всем будет ясно, кем они на самом деле являются, и процесс деидиотизации победит окончательно и бесповоротно.
— А как вообще могло случиться, что на Белинде взяли верх идиоты? — осторожно поинтересовался я. — Ведь, насколько известно, процесс этот продолжался довольно долго.
— К сожалению, это так. В условиях идиотизма выросло не одно поколение граждан. Но в середине прошлого года мы объявили эпоху деидиотизации. Впрочем, вопрос этот довольно сложный. К тому же, вам, как идиоту потенциальному, придется сдать небольшой экзамен. Извините, но без этой формальности въезд на Белинду вам будет закрыт. В соседнем помещении имеется необходимая литература, освещающая годы идиотизма, а также основные направления выхода из затянувшегося кризиса. Читайте, а вечером я вас навещу. И запомните — без веры в нашу победу мы бы деидиотизацию не начинали.
В соседнем помещении на стенде стояли десятки брошюр под такими примерно названиями: «Идиоты, станем людьми!», «О некоторых проблемах идиотизма в отсталых регионах галактики», «Критика кретинов Психеи», «Деидиотизация — веление нашего времени», «Идиот, мы тебя видим!», и все в том же духе. Я выбрал одну из них, называвшуюся: «К истории кретинизма Белинды». В ней рассказывалось, как примерно сто пятьдесят лет назад в результате необъяснимой вспышки белиендянской звезды поток жесткого космического излучения поразил большинство жителей планеты. В результате этого возникли множественные мутации: рождались люди с двумя и тремя головами, люди-кентавры, люди-драконы, люди — не похожие ни на что, и люди, похожие на что угодно, только не на нормальных людей. Но все эти люди, эти слишком уж явные отклонения от нормы, в конце-концов погибали, и белиендяне разумные, как вид, на планете все же остались. Однако в итоге глубинных генетических изменений, задевших тончайшие механизмы мышления, поменялся на противоположный вектор духовных и нравственных ценностей, веками создававшихся народной белиендянской мудростью. Поворот этот, это невероятное смещение оценок, был тем чудовищнее, что поразил не всех жителей, а примерно две трети населения планеты. Оставшаяся же треть со столь радикальным переосмыслением всего, что белиендян окружало, конечно же, не смирилась, и начала кровопролитную междоусобную войну. Ведь невозможно было жить в мире, где добро объявлялось злом, а зло — добром, где унижались любые высокие и чистые порывы, где торжествовал примитивный всепроникающий идиотизм. Война эта, то затухая на время, то разгораясь с новой силой, продолжалась сто лет, и кончилась полной победой мутировавших идиотов. И это было закономерно, ведь даже в столь непримиримой войне люди оставались людьми, а идиоты — машинами для убийства, которым все равно, в лес ли по грибы, или в атаку под пулеметы и гусеницы танков. Естественно, что победившие в войне идиоты идиотами себя не считали, и «продолжали работу по уничтожению всего и вся: великолепных городов с храмами, дворцами и многочисленными жилыми зданиями, сети шоссейных и железных дорог, самой структуры налаженного человеческого бытия, письменности, живописи, литературы, музыки, и так далее, и тому подобное.
Это тотальное отрицание и связанное с ним разрушение были тем чудовищней, что где-то в глубине подсознания белиендяне все же понимали непоправимость совершаемых ими поступков, и, тем не менее, ничего не могли с собою поделать. Уничтожались города, население насильно переселялось в сельскую местность, где не было ни школ, ни больниц, ни культуры, ни письменности — не было ничего. Люди были вынуждены выполнять бессмысленную принудительную работу: складывать бесконечные стены из камня, а потом их разбирать, копать гигантские котлованы, чтобы потом их засыпать, и так далее. Причем для идиотов бессмысленная эта работа была вполне нормальной, для сохранивших же искры нормальности она превращалась в пытку. Но, к счастью, культурные и материальные ценности, накопленные их предками, были столь велики, что разрушить их на протяжении даже нескольких поколений оказалось не так-то просто. Стены священных храмов были очень прочны, инженерные сооружения строились когда-то с громадным запасом прочности, дороги и машины были в высшей степени надежны, и поэтому массовый исход из городов сохранил их разрушенными лишь наполовину. Остались библиотеки с миллионами книг и рукописей, остались подземные хранилища картин, скульптур и музыкальных записей — предусмотрительные белиендяне укрывали их на случай непредвиденных катастроф, но, по иронии судьбы, сами стали сродни космической катастрофе.
Шло время, разрушительный угар первых десятилетий идиотизма сходил на нет, противники нового направления были в основном уничтожены, и на планете наступило относительное затишье, то, что автор брошюры называл «умеренным идиотизмом». Население постепенно возвращалось в города, кое-как налаживалось обучение в школах, начал работать транспорт, восстанавливались, хоть и медленно, письменность и искусство. Но на всем этом восстановлении и возрождении лежал теперь отпечаток пронесшихся над планетой необратимых событий. Транспорт и связь работали, но так, что лучше бы уж они не работали совсем. Ибо белиендяне, ответственные за их работу, обязаны были вносить в эту работу ошибки. Поэтому легче было пешком дойти из одного города в другой, чем доехать туда на машине, или попытаться дозвониться по телефону. Вносить ошибки во все и вся предписывал белиендянам Кодекс Идиотизма, ставший настольной книгой каждого взрослого жителя планеты.
Кодекс Идиотизма стал добровольной веригой, добровольной помехой, вставшей на пути развивающейся цивилизации. Это был свод каких-то нравственных и психологических шор, сознательно принятых белиендянами. Он был сродни мутному закопченному стеклу, через которое смотрели они теперь на мир — именно такими мутными взглядами взирают на мир идиоты. А ведь белиендяне уже вышли в космос, уже установили контакты с другими сапиенсами галактики, и даже имели своего представителя во всегалактическом Содружестве разумных планет. И тем горше было этим разумным, ясно и чисто смотревшим вперед цивилизациям воспринимать совершающиеся на Белинде события. Но что могли они изменить? Вмешательство извне только бы увеличило и без того необъятный океан страданий народа Белинды. Оставалось одно — ждать. Пока же всем было ясно, что Кодекс Идиотизма, и те рекомендации, которые он давал, пришли в явное противоречие с дальнейшим развитием белиендянской цивилизации. Ведь, согласно Кодексу, в работу любой планетарной системы должны вноситься ошибки: в работу транспорта и связи, в работу заводов и шахт, в строительство плотин и жилых зданий, и даже в полеты космических кораблей. Что же касается работы художников, писателей, музыкантов, работы артистов, певцов, композиторов, то произведения их были фальшивы настолько, что заслуженно назывались «классикой идиотизма».
Но искусство — это не экономика, идиотизм в нем к авариям на производстве не приведет, и поэтому может существовать бесконечно долго. Более того, именно классическое искусство идиотизма как нельзя больше устраивало высокопоставленных белиендянских бюрократов. Тех самых бюрократов-идиотов, мутации в организме которых были классическими и необратимыми. Однако ошибки в работе очень сложных систем, таких, например, как орбитальный комплекс, космический корабль, простейший по конструкции звездолет приводят обычно к гибели таких систем. Перед планетой поэтому встала альтернатива: или отказаться от искусственных ошибок, хотя бы частично, и стать не на словах, а на деле полноправным членом галактического Содружества, или оставаться во мраке добровольного невежества, существуя на грани вымирания и полного одичания. Хотя именно существование на грани вымирания и одичания многочисленных идиотов-чиновников как раз и устраивало. Но сам характер происходящих в социуме процессов толкал общество к переменам. И это глубинное брожение социума было сильнее локальной воли любого чиновника-идиота. А поэтому насущная практическая необходимость перемен в конце концов одержала верх над идеологами классического идиотизма. Произошла, причем очень быстро, своего рода революция. Все сто пятьдесят лет разрухи были объявлены ошибкой, трагическим уходом от реальности, жизнь по законам идиотизма считалась отныне неправильной. Кодекс Идиотизма миллионами экземпляров сжигался на городских площадях, и сознательное внесение в какой-либо процесс ошибки расценивались отныне, как преступление против планеты.
Автор брошюры доказывал, что сознательного саботажа процессам деидиотизации и перехода к жизни нормальной на Белинде не существует. Просто есть массы колеблющихся белиендян, опасающихся, как бы прежние времена не вернулись опять, и боящихся поэтому попасть впросак, потеряв в итоге то немногое, что у них уже имеется. И есть немногочисленная группа саботажников-бюрократов, тех, у кого процессы идиотизма и кретинизации оказались закрепленными генетически, те чиновники, которые не-кретинами быть уже не могли. Не могли потому, что столь резкий поворот просто разрушил бы их, как личность. Ибо нельзя сегодня говорить, что белое — это черное, что деревья растут сверху вниз, что люди рождаются взрослыми, а к старости уменьшаются до размеров младенца, что дважды два — пять, или семь, или даже шестнадцать, но ни в коем случае не четыре, что на носу у вас растет пальма, а вон у того важного белиендянина — развесистый баобаб, хотя, конечно же, ничего у вас на носу не растет, что дети рождаются от сырости, что река А-Ху впадает в Срединное моря, хотя на самом деле она впадает в озеро Ин-Бу-рун, что ночью светло, а днем — темно, что а — это бе, а бе — это а, что вы идиот, а сосед идиот еще больше, что лучшим способом загореть является размазывание сапожного крема по всему телу, что пульпики рождаются от бульпиков, и так далее, и так далее, — нельзя сегодня все это категорические утверждать, а завтра не менее категорические отрицать. Но, странное дело, именно эти люди в большинстве своем сохраняли довольно высокие посты в белиендянском обществе. Видимо, начального периода деидиотизации было недостаточно, и требовалось нечто большее, чтобы доказать, что идиот — это идиот, и не наоборот, и что он для планеты вреден.
— Вы столкнетесь с интересной проблемой, — сказал мне чиновник таможни после того, как я пересказал ему содержание многочисленных брошюр, и, таким образом, был подготовлен к правильному восприятию белиендянских событий. Кроме того, мое правильное восприятие их доказывало, что я, Пьер Сорокин, не идиот, и, следовательно, вреда планете не принесу. — Вы столкнетесь с интересной проблемой, — еще раз повторил чиновник.— С одной стороны, все люди Белинды в той или иной степени были когда-то кретинами. Или дебилами. Или идиотами. Называйте это, как вам угодно. Но, с другой стороны, именно большинство населения чувствовало, что состояние это неправильное, неестественное, и навязано людям силой. Все равно, какой: силой ли космического излучения, или силой военной, силой принуждения; наиболее облученных ортодоксов-кретинов. Сейчас нет смысла выяснять это. Главное состоит в следующем — все население планеты, хотело оно того, или нет, но прошло испытание идиотизмом. Не-идиотов на Белинде не было. Все были идиотами, все занимались производством помех — каждый в своей области: в производстве, в искусстве, в общении с себе подобными. Поэтому нет смысла кого-то обвинять, а кого-то обелять. Виновны, как сами: понимаете, все. И в то же время вина одних, если можно так выразиться, пассивна, ибо к концу известного стопятидесятилетия большинство людей постепенно пришли в норму. Проще говоря, они перестали быть идиотами. Хотя и скрывали это. Вина же других активна, и по своему абсолютному значению во много тысяч* раз превышает вину рядовых граждан Белинды. Эти другие, эта небольшая часть населения, изменения в организме которых закрепились на генетическом уровне, были идиотами от рождения, идиотами классическими, рафинированными и дипломированными. Вполне естественно, что власть на планете принадлежала им, и так же вполне естественно, что власти своей они не отдадут никому. Самое же поразительное заключается в том, что идиотизм их оказался настолько глубоким, что даже переход от черного к белому не вызвал у высокопоставленных идиотов никаких болезненных изменений. Они вывернули наизнанку свою совесть, и никаких мук, естественно, не испытывали, в противоположность, людям простым, которые винили себя по всякому ничтожному поводу.
— Вы утверждаете, что, даже не смотря на всеобщую и полную деидиотизацию, чиновники -идиоты властью своей делиться: не будут?
— Конечно не будут. Они лишь сменили личину — вместо терминологии кретинизма стали для маскировки употреблять выражения нормального, ничем не отличающегося от окружающих


* Существует гипотеза, согласно которой процессы внезапной ценностной периориентации случаются в галактике регулярно, что они необходимы для любых разумных, как стимул, как испытание, как проверка на выживаемость. Цивилизация, сумевшая идиотизмом переболеть, получает стойкий иммунитет против бед куда более серьезных: нашествия агрессивных соседей из космоса, к примеру, всевозможных планетарных катастроф, и т. д. Она становится мудрее. Цивилизация же, не выдержавшая проверку на идиотизм, в конце концов погибает. Мы, естественно, ни в коей мере идиотизм не оправдываем, и всегда разоблачаем, а также и впредь будем разоблачать любые его проявления. Читатели старшего поколения помнят, возможно, трагические события, потрясшие планету Друиду. Планету, загубившую ради идеи-фикс итог тысячелетнего цивилизованного существования. Эхо тех далеких событий ощущается в галактике и сейчас. И через сто лет рождаются на Друиде кретины, ложащиеся тяжелым бременем на общества расположенных рядом планет. Тысяча лет — таков в среднем срок избавления космической цивилизации от идиотизма. Сказанное, безусловно, относится и к Белинде, народу которой столетиями придется выдавливать из себя рабство. — Пьер Сорокин.



человека, — а сущность осталась прежняя. Мертвая и неподвижная сущность реакционного идиота-мутанта. И самое ужасное состоит в том, что не существует способа, который позволил бы всем доказать, что идиот — это действительно идиот, а нормальный человек — действительно человек нормальный. Тот, кто изобрел бы такой способ отличать идиота от неидиота, был бы прославлен в веках. Благодарный народ Белинды воздвиг бы ему памятник.
— Как, — спросил я чиновника, — неужели это серьезно? Неужели вы утверждаете, что человека, всю жизнь являющегося идиотом, носящего официальный титул идиота, работающего в учреждении, занимающемся преимущественно идиотизмом, всю жизнь возводящего здание лжи и обмана, — неужели теперь такого человека невозможно отличить от нормального? Неужели нельзя предъявить ему обвинение в идиотизме преднамеренном, неужели в нормальное время нельзя призвать идиота к ответу?
— Нельзя, — сказал чиновник, — ибо он, идиот, утверждает, что является пламенным сторонником деидиотизации, и стал теперь абсолютно нормальным. И хотя всем ясно, что этого быть не может, но на Белинде не существует рецепта доказать то, что и без доказательства ясно. А у нас теперь, сами понимаете, законы стали нормальные. Возможно, повторяю, где-то в галактике рецепт выявления идиотов и существует, но у нас его нет.
— Я знаю такое средство, — сказал я чиновнику.
— Дорогой мой, — чиновник посмотрел на меня как-то странно, — я ведь не сказал вам самого главного. Тому, кто изобретет рецепт выявления идиотов, благодарные белиендяне, конечно же, поставят памятник. Сомневаться в этом ни в коем случае не следует. Но, знаете, вполне может оказаться, что памятник такому изобретателю будет установлен посмертно. Идиоты не одобряют и не прощают подобных рецептов. Впрочем, вы можете провести эксперимент. Конечно, я многим при этом рискую, но вот вам бумажка с адресом одного, теперь уже вполне нормального учреждения, начальник которого в недавнем прошлом — классический и законченный идиот. В недавнем прошлом, но, разумеется, не сейчас. Поезжайте, проверьте рецепт — кто знает, быть может, у вас и получится?!
Я взял бумажку с адресом учреждения, в недавнем прошлом занимавшемся преимущественно гонениями на нормальных людей, сердечно поблагодарил чиновника, и вышел на улицу. Дорога из космодрома в столицу Белинды пролегала среди районов преимущественно индустриальных, обильно увешанных лозунгами как новыми, соответствующими духу времени, так и старыми, которые снять еще не успели. Здесь мирно уживались между собой такие воззвания: «Идиот, слава тебе в веках!», «Кретин — соль земли», «Дружно возьмемся, кретины, за дело, стая гусей впереди пролетела», «Отворяй скорей ворота, мы хороним идиота», «Белиендянен, будь нормален!», и так далее, и тому подобное. Скоро от лозунгов этих у меня уже болела голова, и это усугублялось тем, что молодые белиендяне-студенты, участвующие в массовых социологических опросах, несколько раз останавливали мою машину, и опрашивали, верю ли я в деидиотизацию, и не являюсь ли ее скрытым противником.
Та же самая история произошла в приемной бывшего высокопоставленного идиота, куда я в конце концов попал. Пришлось » сотый раз повторить секретарше, что я в деидиотизацию верю, и желаю ей всяческих успехов, и что в отсталых регионах галактики с надеждой взирают на происходящие здесь перемены. Ибо без этих перемен культурная и экономическая жизнь Содружества вряд ли сможет развиваться нормально. Потом я сел в конец очереди белиендян разного возраста, дожидающихся здесь приема у очень значительного лица, бывшего идиота, а теперь, естественно, человека абсолютно нормального, который продолжал руководить вверенным ему учреждением. Ждать пришлось долго, так как деидиотизация очередей не отменяла, и из разговоров местных жителей я, в частности, выяснил, что очень значительное лицо, в прошлом дипломированный идиот, был идиотом до такой степени, что большего идиотизма, кажется, и придумать было нельзя. Сослуживцы поднесли ему как-то благодарственный адрес, на котором слово «идиот» повторялось не менее двадцати раз. Этот идиот от рождения, идиот в пятом колене, был подлинной опорой всеобщего белиендянского идиотизма. Вместе с подобными ему идиотами он превратил вверенное ему учреждение в центр столичной дезинформации. Здесь фабриковались всевозможные ошибки и помехи, осложняющие жизнь столицы до крайности. Так, например, был издан указ, согласно которому пользующиеся общественным транспортом белиендяне обязаны были не сидеть в нем, как делается это на всех нормальных планетах, а висеть вниз головой, прикрепившись на специальных ремнях. Если у легковой или грузовой машины было четыре колеса, то одно из них обязательно делалось квадратным, чтобы затруднить быстрое передвижение. По этой причине ездили в столице медленно, но зато с большим шумом. Дороги от квадратных колес были совершенно разбиты, но наш оригинальный чиновник приказал, в дополнение к этому, рыть на каждом километре глубокие ямы, чтобы еще сильнее затруднить передвижение. В результате столица выглядела так, словно подверглась бомбардировке с воздуха, и сотни тысяч воронок еще не успели засыпать. Велосипедисты в столице ездили задом наперед, что было, конечно же, неудобно, но очень благонадежно. Дети в школах писали справа налево и снизу вверх, жители заходили к себе домой через крышу, и летом обязаны были ходить в шубах, а зимой — в шортах и теннисках, отчего или необыкновенно здоровели, или непонятно зачем умирали. Связь в городе практически не работала, в бензобаки на треть заливали молоко, а в молоко обязательно подсыпали стрихнин.
Короче говоря, жизнь была дезорганизована до такой степени, что теплилась на грани полного уничтожения и одичания. И вот к этому-то бывшему идиоту, сохранившему свое глубокое чинов¬ничье кресло, сидели сейчас тихие белиендяне, вполголоса переговариваясь о его недавних абсолютно бессмысленных распоряжениях, и удивляясь тому, как может такой идиот работать в новых условиях.
— А вы не пробовали сказать ему, что он идиот? — поинтересовался я у своих соседей.
— Что вы! — испугался пожилой белиендянин, пришедший сюда с каким-то прошением. — Что вы, ведь такое обвинение необходимо подкреплять фактами. Особенно теперь, в эпоху всеобщей деидиотизации...
— Простите, — перебил я его, — но неужели вы все забыли? Неужели времена идиотизма не заронили в вас хотя бы каплю протеста? Ведь недавно еще вы ездили на работу вниз головой, спали по ночам под кроватью, играли в футбол на крышах самых высоких зданий, сознательно портили каждое второе изделие, выпускаемое на ваших заводах, чистили зубы мылом, мыли руки зубной пастой, и кричали на всех трибунах, как же это прекрасно, и как это чертовски здорово. Как это хорошо, когда идиоты диктуют народу свои бессмысленные распоряжения, и как же все плохо в остальной части галактики, где телефоны работают исправно, и можно безо всяких помех быстро перелететь с одной планеты на другую. Как же все плохо там, где нормальные люди получают нормальное человеческое удовлетворение от нормально выполненной работы, и как хорошо здесь, на Белинде, чувствовать себя идиотом. И вы утверждаете после этого, что ожидаете приема у нормального человека? Скажите, кто отдал приказ передвигаться по улицам вверх ногами?
— Он, — ответил пожилой белиендянин.
— А кто приказал выкопать фонари в городе под тем предлогом, что идиотам и ночью светло, а днем фонари не нужны? Кто затопил метрополитен водой, заменив электрички подводными лодками? Кто уничтожил гражданскую авиацию на том основании, что идиотам и на земле хорошо?
— Он.
— А кто подвергал людей принудительной дебилизации и кретинизации исходя лишь из того, что в глазах у них слишком много ума?
— Он.
— Вот видите, опять он. Рафинированный идиот, идиот от рождения, идиот от убеждения и перерождения нормальным человеком быть никогда не сможет. Понимаете — не сможет! Вы — сможете, а он — нет! И существует лишь один способ, один рецепт показать всему миру, что идиот — это идиот и есть. И заключается этот рецепт в том, чтобы громко и отчетливо, в присутствии многочисленных свидетелей, сказать идиоту в лицо: «Ты идиот!» И другого способа, другого рецепта в галактике просто не существует, он еще не придуман, да и навряд - ли когда-нибудь его придумают.
— Неужели так просто? — спросил пожилой белиендянин.
— Да, ответил я, — так просто. Всего лишь взять, и сказать: «Вы — идиот!» Или: «Вы —бюрократ!» Или: «Вы — подлец!» И поверьте мне, средство это универсально настолько, что лишь человек честный встанет, и ударит вас по щеке. Идиот же этого не сделает никогда, бюрократ или подлец на дуэль вас не вызовут, а если и вызовут по ошибке, то обязательно ее проиграют, ибо в этом и заключен высший смысл галактической справедливости. И пусть идиот подаст на вас в суд — на суде вы еще раз громко и радостно скажете: «Вы — идиот!» И это услышат многие честные люди, и придется идиоту теперь доказывать, что он вовсе не идиот, а сделать это, сами понимаете, ему будет непросто. А если он даже и докажет это, то такое доказательство будет шито белыми нитками, будет непрочным и недолговечным. И пропадет у идиота сон, и будет он каждую минуту опасаться новых разоблачений, а они обязательно появятся, ибо окружающие вас нормальные люди уже не смогут молчать. И не останется идиоту ничего иного, как уйти в отставку по состоянию здоровья, получив в виде компенсации очень неплохую пенсию. И зря, ибо идиотов жалеть не следует, ибо из своих нор и щелей они будут внимательно наблюдать за вашей нормальной жизнью, и пакостить при первом удобном случае. И лучше всего было бы сослать идиотов в специально придуманную для этого Страну Идиотов. И очевидно, что когда-нибудь так и сделают. А пока — перешагните через свой страх, и скажите чиновнику все, что вы о нем думаете. И плюньте на свое прошение — не вы его, а он вас должен просить о чем-либо. Смелее, сейчас как раз ваша очередь.
И действительно, впереди пожилого просителя-белиендянина уже никого не осталось, и, преодолевая вековой страх, нетвердыми шагами пошел он по направлению к кабинету чиновника. Кабинету, на котором недавно только поменяли табличку, удостоверяющую, что здесь сидит идиот, и повесили новую, сообщающую всем, что идиот стал нормальным. Но я-то знал, что так в галактике не бывает. Что идиот по убеждению и по делам своим может только замаскироваться, но нормальным человеком стать никогда не сможет. Да и не имеет идиот права становиться нормальным, ибо за преступления против нормальных людей должен отвечать по закону. По высшему галактическому закону, который един для всех сапиенсов. Я хорошо знал об этом, и еще я хорошо знал о том, что пожилой белиендянин — проситель найдет в себе достаточно сил сказать идиоту правду.
И белиендянин действительно сказал чиновнику правду.
— Идиот, — сказал он ему. — Ты идиот! Ты всю жизнь был идиотом, и останешься идиотом до самой смерти. И не мне, нормальному человеку, приходить к тебе на прием, и не твое это место, и не имеешь ты никакого морального трава сидеть в этом кресле. И запомни — нормальным белиендянам с тобою больше не по пути, ибо путь твой — это путь лицемерия и застоя. И попытайся, если захочешь, ответить на эти слова. Но я заранее знаю, что ответить ты не сумеешь.
И дверь в коридор, где сидели в очереди просители, была открыта, и просители услышали слова пожилого белиендянина, и сначала пришли в ужас, но потом успокоились, сообразив, наконец, что это единственно правильный путь, что нужно сказать чиновнику правду, и что, начав процесс деидиотизации, его необходимо довести до конца. И пришла в ужас секретарша чиновника, и пришли в ужас подчиненные ему идиоты, которые начали, как тараканы*, выглядывать из своих кабинетов. Но мы уже не обращали на них внимания, и не обращали внимания на неожиданно потерявшего речь идиота, который о чем-то задумался, да так, говорят, все думать и продолжает, а о чем — никому не известно. И вышли мы все на улицу — не через крышу на этот раз, а по лестнице, — и не обратили внимания на начавшее разваливаться здание идиотизма и дезинформации, ибо уже знали, что такие здания рано или поздно должны развалиться. И пошли мы вперед по улице, и заходили во все учреждения подряд, и говорили идиотам, что они — идиоты, а бюрократам, что они — бюрократы, а подлецам, что они — подлецы. И ни один из идиотов, бюрократов или подлецов не посмел возмутиться, подать на нас в суд, или, допустим, вызвать кого-нибудь на дуэль. И так мы ходили до самого вечера, а вечером изрядно устали, и зашли в небольшой ресторанчик, и выпили по кружке доброго эля, в который, хвала галактике, на этот раз не было ничего подмешано.
История эта имеет небольшое продолжение. Уже прилетев на Энзиму, и копаясь в соответствующей литературе, я наткнулся на любопытную теорему о специфике галактического идиотизма и о математических методах его описания. Оказалось, что в системе вселенского абсурдизма существуют калибровочные множители, ибо абсурдизм возможен разных калибров, и множители эти соответственно: «бюрократ», «идиот», и «подлец». Способ калибровки и методы решения уравнений абсурдизма просты и изящны, и заключаются в ясном и четком произнесении вслух фраз: «Идиот! Ты — идиот!»...*


* Тараканы (в некоторых мирах их называют ракатанами) встречаются повсеместно в галактике. Феномен этот необъясним, и, безусловно, нуждается в тщательном изучении учеными различных специальностей. — П. С.
** Готовя рукопись к изданию, я случайно узнал, что на Белинде Пьеру Сорокину (т. е. мне) установлен обещанный памятник, и что рецепт этот — говорить идиоту в глаза: «Идиот! Ты — идиот!» — повсеместно принят в галактике как наиболее приемлемое средство выявления переодевшихся и сменивших личину чиновников. Называемых в одних мирах бюрократами, в других — идиотами, а в третьих, четвертых и пятых соответственно: дебинарами, индиорами и кретинарами. — Пьер Сорокин.


1990