Путь Черной молнии кн.1

 
 
 
 
 
 
Александр Теущаков
ПУТЬ ЧЕРНОЙ МОЛНИИ
КРИМИНАЛЬНЫЙ РОМАН
КНИГА I

 
 
События, описанные в романе, происходят в одной из Сибирских областей Советского союза с 1938 года, со времен массовых репрессий, и ведут к началу 90-х годов ХХ столетия. Нелегкая судьба досталась молодому парню, оказавшемуся жертвой судебной ошибки, испытавшего на себе тяжесть Советских лагерей. Ради справедливости он вступил в тайную организацию «Черная молния». Не согласие со многими взглядами в уголовной среде и не совершенной правовой системе заставило его и друзей взяться за оружие. Ни один насильник и убийца малолетних детей, попавший в их поле зрения, не уйдет от грозного приговора. Казалось бы, такая мрачная тема «мир зоны и криминала», но даже в ней нашлось место благородству, дружбе и светлой любви. Путь Черной молнии – роман-легенда, но многое в нем создано на реальных событиях. Фамилии и описываемые места изменены. Если в тяжелые времена перестройки существовала такая организация, как – «Белая стрела», то «Черная молния»была первооткрывателем в справедливом, народном гневе против коррупции и бандитизма.
 
 
Жизнь человека, мало что значит, если он не совершил в ней честных, благородных и справедливых поступков.
А. Теущаков
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
 
ЧАСТЬ 1
 
БУНТ ОТВЕРЖЕННЫХ
 
Пролог
 
         Стояло жаркое лето 1938 года… На середине реки Оби, как раз напротив деревни Михеевка, заняла место на стоянке брошенная на якорь баржа. Вооруженные винтовками, в форменной одежде сотрудники НКВД взяли под охрану буксируемое судно – это конвойные части. Остальные вооруженные люди, с обученными к охране собаками, на двух лодках подплыли к берегу. На суше их встречали, председатель правления колхоза и активисты. Никогда еще жители деревни не видели такого количества военных.
В доме правления колхоза «Красный партизан» тесно от большого скопления людей в форме, в комнате накурено. Майор госбезопасности рассматривает списки людей, подлежащих аресту. Тут же снует сторож скотного двора, написавший не один донос на жителей деревни, обвиняя их в различных видах преступления: в воровстве колхозного скота, в уничтожении мини-заводов по производству пихтового масла и подготовке взрывов на лесопильных участках. Майор зачитывает фамилии, а его помощник-капитан повторяет и проставляет галочки:
– Коростылев Егор Тимофеевич, обвиняется в участии заговора против Советской власти, состоит в организации «Союз спасения России». Михеев Тимофей Васильевич обвиняется в участии заговора против Советской власти состоит в организации «Союз спасения России». Коростылев Игнатий Иванович, обвиняется. по ст.58-2, КРА[1]. Михеев Леонтий Петрович, обвиняется. по ст.58-2, КРД[2]… Далее по списку идут три женщины. Итого: 38 человек подлежат аресту и будут отконвоированы в трюм баржи.
Председатель колхоза, сторож и еще несколько колхозных активистов с офицерами и подчиненными направились по отмеченным в списке избам и стали сгонять задержанных к пруду. Женщины плачут, ревут сильно напуганные ребятишки.
Под документами поставлена подпись прокурора и резолюция – арестовать. В каждом деле присутствует ордер на арест и обвинение в принадлежности к контртеррористической организации или антисоветской
агитации. В доме обвиняемых произвели обыск и в присутствии понятых, выбранных из добровольцев и объявили об аресте.
У Тимофея Михеева к этому времени гостил сын, в звании капитана, приехавший в отпуск. Майор госбезопасности осмотрел его документы и приказал офицеру вместе с отцом последовать на улицу. Сын Тимофея, Илья, возмутился и отказался подчиниться приказу, ему скрутили руки и одели наручники, но после того как капитан пристыдил начальника, Илье освободили запястья. Майор пригрозил ему пистолетом «ТТ»на тот случай, если он вздумает бежать. Илью под конвоем вывели во двор и вместе со всеми арестованными согнали в одно место. Родственники задержанных людей наспех собрали одежду и еду.
Капитан госбезопасности приказал тщательным образом обыскивать все узелки и вещмешки. На возгласы и вопросы: «Что вы делаете! За что?» Майор строго ответил:
– Разберемся! Не виновных советская власть не наказывает. Расступись!
И людей, построенных в колонну по двое, под усиленным конвоем погнали к лодкам для переправки на баржу. Илья, по дороге поравнявшись с двоюродным братом, тихо произнес:
– Петро, как только отплывем от берега метров на пятьдесят, начнем раскачивать лодку, передай Матвею, пусть будет наготове.
Расположились по восемь человек в лодке. Один работник НКВД на носу, двое на корме, пятерых арестованных разместили между ними. Намечено было сделать четыре рейса.
Илья и Петр, очутившись за веслами, погребли в сторону баржи и как только лодка достигла указанного места, они схватились за края бортов и стали сильно раскачивать лодку из стороны в сторону. Опешившие конвоиры замешкались и в тот же миг свалились за борт. Затем Илья и брат прыгнули в воду и, нырнув, оказались подхвачены быстрым течением, по которому устремились вниз по реке. Раздались первые выстрелы с берега и баржи. Пришлось опять нырять и уже под водой брать направление в сторону мели.
Матвей отчаянно греб, пытаясь догнать своих родственников, но мешали сапоги, тянувшие на дно. Пуля попала ему в шею и проплыв еще несколько метров он скрылся под водой. Двоих арестованных подняли на борт лодки сотрудники НКВД прибывшие с баржи.
Несколько служащих, усадив собак в лодку, бросились в погоню за беглецами, но Илья со своим братом уже успели выбраться на берег и кинулись к окраине леса. Пробежав несколько километров они достигли притока Оби – реки Черной. Петляя по отмели и воде, они скрылись от преследователей в пихтовом лесом, густо разросшимся по берегу реки.
Сотрудники НКВД и собаки сбившиеся со следа, были вынуждены вернуться назад.
Первое, что было приведено в действие – это арест семьи Ильи Михеева. Жену его Марию судили по 58 – 1в. за то, что она заведомо знала об изменнике Родины и не сообщила властям. Ее осудили на шесть лет лагерей с последующей ссылкой в Сибирь на 5 лет. Двоих малых детей отправили в детский дом.
Далеко распростерлась сибирская тайга, надежно укрыв беглецов от репрессивных действий со стороны государства. До зимних холодов братья нашли укромное место на реке Черной. Там, где каменный утес загораживал на треть реку, они обнаружили пещеру и соорудили в ней теплое жилище, в виде шалаша. От утеса до деревни Михеевка было верст пятьдесят. Люди, живущие там, очень редко бывали в местах, где осели беглые люди. Весной, когда пришло тепло, Илья сделал вылазку в деревню и с радостью встретил Мишу Коростылева, единственного человека, которого выпустили из Томской тюрьмы во время массового ареста в их деревне. Михаил взялся помогать братьям одеждой и едой.
Однажды летом, в гости к родственникам приехал бывший председатель правления колхозом и остался заночевать. Ночью его разбудил стук в дверь. Он вышел и не успел даже вскрикнуть, как какие-то люди скрутили ему руки и поволокли его в лес. Предателя и доносчика привели на утес, который уже называли утесом «Черной молнии» и, зачитав ему приговор: за преступления против людей, за подлые доносы, сфабрикованные совместно с работниками НКВД, за смерть невинно убиенных людей, постановили – лишить жизни. Привязав к ногам огромный булыжник, восставшие люди сбросили его со скалы в воду.
Теперь в организации «Черная молния» насчитывалось четверо членов, двое примкнули к ним весной того же года. Беглыми оказались заочно приговоренные к расстрелу: один бывший белогвардейский офицер, а другого, как кулака, советская власть обвиняла в контр террористической деятельности.
Когда по тайному доносу одного из жителей села Топильники в район реки Черной прибыли внутренние войска для прочесывания местности, «Черной молнии» уже не было. Им пришлось уйти в непроходимую тайгу, за дальние болота, где они под каменной глыбой вырыли теплую землянку и какое-то время жили в ней.
Было и еще несколько акций со стороны тайной организации. Среди людей разошлись слухи, что «Черная молния» разыскивает только тех, кто подло или нагло оговаривал людей, которых в последствии приговорила «тройка» судей к расстрелу. Не обходили своим вниманием и воров — председателей, которые наживались за счет колхозников. На них посылали документы в органы и в скором времени бывшего председателя отправляли за решетку. Долгое время «Черная молния» наводила ужас на представителей власти. Несколько раз прибывали подразделения НКВД и прочесывали все вокруг, вплоть до болот, но дальше соваться не решались.
Через год «Черная молния» сменила место и базировалась в дальней тайге, откуда делала вылазки в окрестные села и деревни.
Органы НКВД догадывались, что им помогают местные жители, но даже сфабрикованные обвинения на людей не принесли должных результатов, организация была неуловима. Так продолжалось до начала лета 1941 года. После чего карающие действия со стороны таинственной организации прекратились. Война захлестнула горем жителей сибирского края. Постепенно ушли в прошлое ужасные события конца тридцатых годов. Уже больше никто не вспоминал о «Черной молнии», только иногда, посвященные люди с теплом вспоминали об восставших, но на людях опасались произносить это грозное для власти название.
 Колхоз «Красный партизан» после войны распался. Все что имелось в нем: конюшня, скотный двор и кое-какие мало объемные производства были переведены в село Топильники. Те семьи, что остались в Михеевке, жили единоличными хозяйствами, промышляли охотой, рыболовством. Многие переселились в село Топильники, туда, где объединили два колхоза в один.
Только спустя много лет дед Михаил приоткрыл тайну неуловимой организации своим близким людям и рассказал им об истинных сынах своего народа.
Это произошло через тридцать семь лет, после описанных событий.

 
 
Глава 1
 
ЧЕРЕЗ ТАЙГУ И ТОПИ
 
Широка, глубока и длинна Обь-матушка.
Если спускаться вниз по реке на обычном пассажирском теплоходе, отплывающего из большого города N-ка в сторону Томска в девять вечера, то непременно к утру, часам десяти, можно проплывать мимо одной маленькой деревеньки, затерявшейся на просторах реки. Она имеет название Михеевка. Ее месторасположение, между деревней, стоявшей на возвышении и названной жителями Крутым яром, и селом Топильники, являющимся районным центром.
Иногда теплоход причаливает к берегу, доставляя продукты в магазин – единственную достопримечательность тридцати разбросанных по всей деревушке дворов.
«Лабаз»[3], как его еще называют в шутку местные жители, возвысился на деревянных столбах, спасающих его от весеннего половодья.
Пересекая, за несколько минут всю деревню, расположенную на пригорке, оказываешься на окраине смешанного леса: березы, осины, сосны, ели, кедры попадаются на пути все чаще.
 

 
 Проторенная тропа приводит из деревушки к броду и прерывается у ручья, берущего свое начало далеко в непроходимой тайге. Мосток через ручей оборудован несколькими тонкими и длинными жердями, скрепленными между собой. На другой стороне тропа возобновляет свой путь и ведет в темные лесные чащи.
Изредка по пути следования появляются просеки и полянки, только там лучи света проникают сквозь листву и лапы елей и сосен. Километра через два начинается старый бор, охраняемый государством. Огромные вековые кедры направили свои стволы высоко в небо, длина которых достигает тридцати метров и более.
Старый бор растянулся на многие километры вдаль и вширь, местами труднопроходимый, сказочно-красивый и загадочный, богатый особенно своими природными дарами осенью.
Тайга. Необъятные сибирские леса завораживает путника своими глухоманями и живописными пейзажами. Встречаются очень красивые места, схожие по описанию с картинами живописца Шишкина, писавшего маслом свои непревзойденные шедевры.
Тропа давно исчезла и затерялась в непроходимых чащах, но опытный глаз бывалого в этих местах человека без труда подмечает незримый путь в дебрях тайги, настораживающей и пугающей неискушенных путников своей таинственностью. Таким человеком был лесничий дед Михаил. Он хорошо ориентируется в лесу и казалось, совсем не смотрел по сторонам, выглядывая особые метки для ориентировки на своем пути. Сотни, тысячи раз приходилось ему проходить по этим местам, казалось, что с закрытыми глазами он сможет пройти по намеченному пути.
Кому, как не ему хорошо знать эту местность, вот уже тридцать один год он оберегает тайгу в этих краях от не прошеного гостя – браконьера. Обходит необъятные просторы своих владений, государственного заказника[4]. Подмечает, записывает и считает популяцию редких пород птиц и зверей во вверенном ему огромном по своим размахам лесном массиве. Лютыми зимами помогает лесным жителям, птицам корм подсыпает, животным сено подбрасывает.
Стареющий лесничий, вот уже десять лет, как вышел на пенсию, но не бросает своей любимой работы.
Районное начальство, которое очень редко заглядывает к нему на заимку, по причине трудной проходимости, все никак не может найти достойную замену лесничему. Со стороны районного центра, села Топильники, попасть к деду Михаилу невозможно – разделяют множественные болота и непроезжие таежные места. Только путь по реке Черной доступен начальству и редко заезжающему участковому инспектору.
Сколько раз говорили лесничему, чтобы он перебирался назад в деревню поближе к людям, там где похоронил свою незабвенную супругу. Прожил он с ней сорок лет, женившись на ней за десять лет до Отечественной войны. Шесть лет назад ушла дорогая его сердцу Дарья. Всю войну прождала она своего любимого, моля Бога, чтобы вернул ей мужа живым и невредимым. И дождалась, дважды раненного, но живого. После войны его и назначили на должность лесничего в этих краях.
Сын Михаила Степан-первенец, еще от первой жены, погиб в боях за Родину, а дочка лесничего Катя, уже от второй жены Дарьи, родилась как раз перед самой войной. Проживает она теперь в большом городе. Очень редко навещает она своего стареющего отца, ссылаясь на работу и семейные дела, последний раз гостила у него лет пять назад с внуком Сашей, которому по подсчетам Михаила сейчас было девятнадцать лет.
Дочка недавно письмо прислала, обещалась приехать в гости, пока одна, муж в командировке, а внука, пишет, призвали в армию.
Конечно не мог знать дед Михаил, что не хочет его расстраивать единственная дочь, скрывая от него, что муж отбывал не один срок за преступления, хулиганского характера (в основном за драки) и что внук его попал в неприятную историю и теперь сидит в тюрьме.
Заимка у него находилась в верстах десяти от деревеньки. Ноги у Михаила были еще крепкие, он мог спокойно уйти рано утром в тайгу и вернуться затемно. Правда в последнее время стал чаще уставать и садиться отдыхать между дальними переходами. Сопровождала его верная собака Корт, западносибирская лайка, подаренная ему щенком четыре года назад родственником. Помимо Корта в доме жил кот Васька, здоровый, полосатый, рыжий и очень красивый. Дед Михаил любил его за сходство с маленьким рысенком. На ушах кисточки, лапы крупные. «Ну чисто рысенок»,– говорил Михаил. А настоящих лесных кошек в этих краях много. Стоит только углубиться в тайгу, как сразу лесничий обнаруживал присутствие этих ловких и осторожных зверей. То метки на деревьях оставленные в виде глубоких царапин, то клочья шерсти, сброшенные по весне дикими кошками после линьки.
Семь лет назад, когда в гости к нему приезжала дочь Катерина с Сашей, отправился он в очередной обход по тайге. Внуку в ту пору было около двенадцати лет. Упросил деда взять его с собой.
Уже солнце перевалило за полдень, и дед, глядя на уставшего с непривычки внука, решил повернуть назад. Присели отдохнуть, да перекусить с дороги, как вдруг в лесной чаще послышался шорох. У Михаила слух отменный, он мог различить среди любых шорохов именно тот, который ему показывал на присутствие того или иного жителя тайги.
– Тише сиди внучек,– сказал дед шепотом и кивнул головой в сторону разлапистого кедра, стоявшего в метрах двадцати пяти от них, – видишь на дереве, притаилась рысь.
 

 
Сашка заметил красавицу, которая уперлась лапами в толстый сук дерева и, похоже, готовилась прыгнуть вниз. Сидели они с дедом с подветренной стороны, и рысь не могла учуять их. И тут, как некстати прибежала лайка, черной масти, звали ее Тайга. Позже она погибла от удара лапы росомахи, водившейся в этих краях. Увидев собаку и людей рысь стремглав сиганула с дерева и скрылась в густой чаще. Тайга с громким лаем было бросилась ей в след, но голос хозяина вернул ее обратно.
Скучал дед по внуку, уж больно он был ему по душе. Послушный мальчик, смекалистый, да и по всему видно небоязливый. На все просьбы Саша отзывался охотно, помогал деду, в чем только мог. Ходили они косить траву для своей буренки. В небольшом огородике он помогал деду и маме пропалывать грядки. Михаил его нахваливал и, видя, как внук зарделся, он приговаривал:
– Молодец внучек, хороший помощник матери растет, трудолюбивый и послушный. Каков работяга – таково и дело,– нахваливал дед внука. Катерина цвела от счастья, забыв о том, что в этот раз приехала в гости к отцу одна, без мужа. Николая угораздило сесть в очередной раз за драку в тюрьму.
Легко и просто было общение с дедом, он с пониманием относился к людям, а при надобности – советовал и нахваливал.
Внуку очень нравилось гостить у деда. Пользуясь полной свободой, он целый день находился на свежем воздухе. Брал с собой Тайгу, и они убегали к реке, затем спускались к водоему, под названием Черное озеро, где Сашка купался в небольших песчаных ваннах, вода в них была горячая, солнце быстро помогало разогревать черное дно.
На первый взгляд вода имела черной цвет, но зачерпнув, можно было увидеть, что она прозрачная. На самом деле песок на отмели и в воде был черным, вот такое проявление природы встречается на таежном озере.
Однажды дед Михаил взял с собой внука рано утром на реку. На берегу была перевернута плоскодонка – лодка из дерева.
В пять утра они проверяли корчажки[5], в которые заплывала рыба за едой, а служил приманкой намятый хлеб. Протиснется рыба в узкую горловину, а назад выплыть не может и становится добычей сметливого рыбака. Ельцы, караси, щурята попадались в ловушку. Раздолье в этих живописных местах.
Озеро «Черное» находилось в ложбине. По берегам небольшие возвышенности, поросшие величественными елями, которые соседствовали с кедрами, осинами, соснами. Смешанный лес, прекрасное зрелище. С одного края берег был немного заболочен и камышовые заводи служили схроном для скопления уток, на которых дед Михаил устраивал иногда охоту. Гнездились в этих местах и дикие гуси. Там, где берег был песчаный и пологий, рыбачили бредняшком. Дед раздевшись но нижнего белья, заходил по грудь в воду, а Катя шла берегом по колено в воде, вот так и закручивали рыбу. Дед потом выходил к берегу, и начиналась работа для Сашки, он собирал маленьких гупешек, мальков и бросал их назад в озеро, приговаривая: «Пусть подрастают».
Конечно промысел рыбы бреднем Михаилу был не по душе и пользовался он им в исключительных случаях, когда, например, нужно было угостить кого из приезжих родственников.
Не хотел Михаил брать внука с собой далеко, понимал, что устанет он. Сам бывало, уйдет, на сутки и возвращался из тайги только на следующий день. Саше объяснял, как добирался он до дальней лесной сторожки[6], где постоянно оставляет охотничьи припасы, иногда в пути поиздержится, продукты на исходе, придет на дальнюю заимку, а там всегда, что-нибудь припасено. Во всяком случае, соль, спички, патроны и что- нибудь поесть сухим пайком, было всегда в запасе.
Внук пытался упросить деда, чтобы тот показал ему сторожку, на что лесничий отвечал ему:
– Малой ты еще Сашок, вот приезжай в следующий раз ко мне и мы с тобой обязательно сходим.
 

 
На самом деле, путь туда был не близок. По тайге, верст около шестидесяти будет с «гаком». Это по лесному массиву, по труднопроходимым местам, а если срезать через болото, то путь укорачивался почти вдвое. Но только дед Михаил знал тропу через топи, да глубокие оконца на равнинном болоте, а для других людей – это гибельные места. Пространства обширные, родниковые, воде убывать некуда – вот и заболотилась почва, охватив большие районы. Встречается «кочкарник»[7]. Местами образовался мох, который затянул всю поверхность, не давая другим растениям обосноваться на болоте, идет человек порой по такому «ковру», а он под ногами плавает, того и гляди провалится в страшную пучину.
Дед радовался за внука, ему было приятно наблюдать, как Саша выбегал утром во двор и принимался делать зарядку, внук рассказал ему, что записался в спортивную секцию на борьбу.
Михаил по своей природе был правдолюб, рубил с плеча правду — матушку, да и в роду у него были все такие. Коснись чего серьезного, никто из сородичей не оставался в стороне. Дочь Екатерина была, что две капли воды схожа с ним, характер – копия, да и внук по всему видать пошел от их корня.
Отец поучал Катю, когда она в молодости набирала силу:
– Не будь столь крута, умей обходить острые углы, но старайся быть справедливой.
Отца у Михаила перед войной забрали в тридцать восьмом году. Приплыли на барже люди в форменной одежде, по доносу негодяев зачитали фамилии, дали собрать нехитрые пожитки, выпроводили из домов мужиков да баб. Тридцать восемь человек, в том числе три женщины были арестованы органами НКВД[8]. Впоследствии отпустили только одного, а остальных отправили в лагеря или расстреляли. В основном это и была вся родня Михаила. Писали письма в район, и в область ездили – все попусту, ни ответа, ни привета, как в воду люди канули. Только после войны одиннадцать человек вернулись в родную деревню. Остальные, кто на войне погиб, а кто бесследно сгинул в лагерях, а сколько таких было, не только в Сибири, а в целом по стране. Отец его так и не вернулся в родную деревню, во время войны пришла на него похоронка.
Непонятно было тогда Михаилу и обидно, за что же так Советская власть поступала с людьми, ведь не враги они были ей. Последние жилы тянули, отдавали стране все что могли. Но вслух никто не произносил своих недовольств, у всех были семьи и детки малые, слетит с языка и поминай, как звали. Помнил он, как в 1938 году трое родственников бежали из-под конвоя, Матвея Коростылева убили, а два брата Михеевы Илья, да Петр скрылись в тайге. Долго их искали, но тщетно, убереглись они от власти в лесной глуши.
Когда обвинили дочь в растрате, она в ту пору работала заведующей книжным магазином, Михаил, куда только не обращался. Ну не верил он, чтобы такая честная и справедливая Катя могла совершить преступление. Ничего не добились они с матерью, посадили дочку, но, слава Богу, отпустили раньше положенного срока. Прибыла в город N-ск к родителям своего мужа с дитем на руках.
Михаил был мужчина решительный, но не столь категоричен.
«На все Божья воля, как решила дочь, значит так надо» – думал он.
Любил ее, одна она была у него, а теперь и внук, такой славный мальчонка, живи, да радуйся. Три года минуло с той поры, как дочь и внук навещали лесничего.
В 1973 году Катя с сыном вновь приехали в гости к деду Михаилу. Тот был несказанно рад их приезду, но увидев дочь снова без мужа, вывел все-таки ее на чистый разговор. Катя во всем призналась отцу и сказала, что никаких командировок у мужа не было, а были и есть тюремные сроки.
Чем мог помочь отец дочери? Только советом. Каким? Крепиться, да терпеть? И все-таки попытался предостеречь ее:
– Красава ты моя, – обратился он к Кате, – говоришь, любишь его, но не истязай самую себя, у тебя ведь парень растет, пойми – горбатого могила исправит, так и будешь весь свой бабий век его из тюрем дожидаться.
– Папа, я так решила и сын меня в этом поддерживает, выйдет Николай, возьмется за ум, все забуду, не перестанет пить и дебоширить, уйдем мы от него, сниму квартиру, как-нибудь переживем.
– А ты дочка ко мне переезжай жить, в деревне родной дом пустует и работа для тебя в раз найдется.
– А Саша как? Ему ведь учиться нужно.
– Ну, поглядим, как жизнь закрутит и его пристроим, если что. Правда, Сашок,– обратился он к повзрослевшему внуку.
Сашка услышав, что речь идет о нем, подошел и поинтересовался о чем разговор.
– Да вот внучек, хочу тебя с мамой к себе перетянуть из города жить.
– Что, правда, мам?– удивился Сашка.
– Да нет пока сынок, это дед по нас с тобой скучает, вот и зовет к себе.
– А что мам, я бы пожил с дедом, экзамены сдал, никуда до осени торопиться не нужно.
– Ты и правду хочешь остаться на лето у деда?
– Ну, я точно не знаю, меня ведь кроме тебя в городе сильно никто не ждет.
Сашка недавно расстался с Наташей, со своей любимой девушкой и воспоминание о ней снова больно резануло ему по сердцу.
– Друзья подождут. Смотри мам, как ты сама. Тебе будет скучно одной?
–За меня сынок не переживай, главное я за тебя буду спокойна, ты тут с дедом не соскучишься.
– Да уж, со мной заскучаешь,– весело ответил отец,– мы с Сашком всю тайгу обойдем, везде побываем.
– И в дальнюю сторожку пойдем?– обрадовался Сашка.
– О, смотри! Помнит! Конечно, пойдем, я тебе такие места покажу, залюбоваться можно, там еще не ступала нога человека.
– Мам, я остаюсь! – решительно заявил сын.
Катя ласково взглянула на своих близких и с небольшой грустинкой в голосе сказала:
– Да, сынок оставайся, в коем веке с дедом побудешь. В августе домой, тебе ведь дальше идти учиться, раз в девятый класс не хочешь переходить. Нужно специальность приобретать, пойдешь в училище.
         На том и решили. Катя не скрывала слез, ей было тяжело расставаться с родными, она и сама бы погостила дольше, да работа в библиотеке привязывает.
Проводили Катерину до берега, где их ждал Ефим, сродный брат Михаила, тот переправил всех на моторной лодке на другую сторону в село Топильники. Расстояние до пристани было километров семнадцать, нужно было спешить, но хороший двигатель быстро помог преодолеть путь по воде, как раз поспели к приходу теплохода.
Во время посадки, по трапу спустились на берег военный в звании капитана и с ним двое солдат, с автоматами за плечами. Капитан подошел и обратился к Михаилу:
– Доброе утро, уважаемый.
– Доброе, доброе,– ответил дед Михаил и смекнул, что не просто так подошли к нему служивые.
– Скажите, Вы с того берега приплыли? Михаил молча кивнул в ответ.
– На берегу или в тайге не встречали незнакомых людей?
– Нет, точно скажу, не видели. А что случилось?
– Да разыскиваем опасных преступников, приходится сопровождать суда,– сказал капитан.
– Что хоть натворили они?
– Бежали из колонии, по численности четыре человека. А вы здесь живете?– спросил он лесничего.
– На том берегу, за деревней Михеевка, там держу хозяйство. Я в тех краях лесничим работаю.
Офицер заметно оживился и обратился к собеседнику:
         – Просьба к Вам, уважаемый, если заметите в тайге или в деревне подозрительных людей, дайте срочно знать в любые местные органы, но будьте осторожны, преступники очень опасны и к тому же вооружены.
– Ну, хорошо, спасибо, что предупредили,– благодарил дед военных. Попрощавшись со служивыми, дед и внук, помахав на прощание рукой Екатерине сели в лодку Ефима.
На обратном пути зашли к родственнице. Наталья Семеновна, доводилась деду родной племянницей и когда Михаил покидал надолго домик лесничего, она бралась присматривать за хозяйством, корову доила, кормила курей и кота Ваську.
На этот раз дед Михаил вместе с внуком планировали отлучиться на два-три дня.
Собирались с вечера, укладывали в рюкзаки все необходимое для дальнего перехода: трехдневный запас еды на троих, включая собаку, спички, патроны, одежду. Сашке дед выделил старую берданку[9], у его самого был охотничий карабин, подаренный хорошими знакомыми егерями.
Сашка внимательно наблюдал, как дед заворачивал спички в тряпицу из болоньевой[10] ткани и по швам промазывал парафином.
– А вдруг дождь в лесу,– приговаривал дед,– а в тайге огонь – это жизнь: и пищу сварить, и отогреться возле костра, и от гнуса спасение. Пойдем внучек через топи, я одну тропу знаю, мы в былые времена по ней даже лосенка выводили, забредшего на болота, а не то, что человека. Дойдем аккурат до Черного камня, а там и рукой подать до нашей сторожки.
– Дед, а что за Черный камень?
– Легенда старая гласит, что на том месте во времена правления татарского хана была Казацкая крепость. Пришлые казаки из Донских степей обосновались здесь с семьями, кто на Иртыше осел, а иные в наши края подались. Татары заставляли их платить ясык, ну значит оброк. Атаман Ермак, волю казакам дал полную на многие сотни верст вокруг и строго настрого приказал, татарам дань не платить. После гибели вожака много переселенцев было в этих краях.
Вырезали нехристи под чистую всех людей из казацкого селения, а крепость сожгли и разрушили. Камень по легенде был серого цвета, а после гибели казаков, стал черным. С течением лет вокруг холма, где располагалась крепость, местность заболотилась, а камень так и продолжает «восседать» там же.
– А камень большой? – поинтересовался Сашка.
– Целая глыба,– ответил дед,– а под ним раньше схрон был, наши мужики из деревни там сабли, да всякую утварь находили, правда, ржавью поедено все.
Внуку было очень интересно слушать о старинной легенде, а еще больше прельщало его, самому прикоснуться к камню, ощутить связь времен. Сашка долго не мог сомкнуть глаз, все представляя, как они с дедом пробираются сквозь тайгу, выходят по болоту к заветному камню, так не заметно и уснул.
Рано утром дед поднял внука и они стали собираться в дорогу. Михаил вывел на небольшое пастбище свою Буренку, привязал ее к вбитому в землю колу, а затем выпустил во двор кур. Взглянул в небо, не видать ли коршуна и подумал: «Опять кур не досчитаюсь». Принялись одно время пернатые хищники бить у него курей, благо Корт во дворе зорко охранял свои владения и гонял коршунов, не давая им камнем бросаться на землю. Когда Михаил уходил в тайгу и брал с собой лайку, по возвращении из леса недосчитывался, то одной, то двух птиц, но куры со временем научились прятаться от хищников, заскакивая в приоткрытую дверь стайки.
Сашка крикнул Корта, и они все вместе направились в лес.
Утро выдалось погожим, солнце начало подниматься, освещая верхушки деревьев ослепительным светом.
Сапоги быстро намокли от утренней росы. Там, где лучи света плохо пробивались сквозь листву и лапы елей, трава была низкорослой, но зато в освещенных участках она достигала пояса человека, так что брюки в скором времени тоже намокли от росы.
Сашка шел бодро, вступая почти след в след за лесничим.
Наблюдая за дедовской походкой, он определил, что поступь у него мягкая, осторожная. Уворачиваясь от веток или отстраняя их рукой, дед всегда придерживал их, чтобы не хлестнули Сашку по лицу. Иногда, остановившись, они слушали лес: разноголосое пение птиц, шум верхового ветра, гулявшего по кронам деревьев.
Тайга просыпалась…
Лес сгустился, больше стало попадаться елей, кедра. Пока еще встречались молодые поросли кедра, закрывавшие собой небольшие участки. Чем дальше путники уходили в тайгу, тем меньше встречались молодые деревца и в скорости их заменили огромные вековые кедры, да ели, вперемешку с лиственницами. Стало еще темнее.
Земля казалась мягкой, от большого скопления на ней многолетних сбросов пихтовых иголок.
Корт рванулся вперед и буквально через секунды раздался его звонкий лай.
– Белку держит, я уже по лаю определяю, какого зверя он гонит, а может бурундука. Давай передохнем чуток и дальше пойдем.
Они сели под большим кедром, освободив свои плечи от рюкзаков.
– Вот пересечем болото,– продолжал Михаил,– там будет настоящая тайга, вот где зверья и птиц водится, им там раздолье, ни одна человеческая душа им не мешает.
– Дед, а неужели в тайге людей нет, кроме тебя?
– Здесь их мало внучек, только местные все, потому, как существует заказник и охраняется он государством. Наши местные, в основном по ягоды, по грибы ходят, а осенью шишки да орех собирают. Вот в дальней тайге, местные жители промышляют зверя и егеря туда чаще наведываются. Редко, когда на такой огромной территории встретишь кого из людей.
– А браконьеров ты ловил?
– Конечно, было дело, даже оружие у них забирал. Один раз было, они меня обстреляли с ружей, но не на того нарвались, я ведь во время войны во фронтовой разведке служил, иногда в засаде приходилось по трое суток сидеть, со снайперской винтовкой.
– Дед, так ты снайпером был на войне! А почему ты об этом раньше не говорил мне?
– А ты Сашок и не спрашивал,– улыбался Михаил,– не люблю я о войне рассказывать.
– Я видел на стене твои фотографии, у тебя наград много.
– Два ордена и четыре медали, это основные, а последние, юбилейные, уже послевоенные награды.
– А в каком звании ты войну окончил, дед?
– Старшиной.
–А интересно, дед, что ты с браконьерами сделал, которые в тебя стреляли? Ты их в милицию отвел?
– А я их по-тихому обошел, пока они меня в одном месте присматривали, я там шапку с телогрейкой оставил, что-то вроде куклы. Обошел я их значит с тыла, на прицел взял. Затем ружья о дерево разбил, а одному, больно шустрому ключицу «поправил», потом повязку ему наложил и отправил всех по домам.
– Их не посадили?
– Знаешь Саша, не хочется человеку судьбу ломать, иногда достаточно и всыпать ему, как следует, так поймет. Государство много не воспитает, отсидит свое и опять за старое, а здесь подумает, идти лишний раз в заказник, или обойти его стороной.
– А было такое, что нападали на тебя?
– Было, внучек, в Райцентре, возле магазина пришлось одних приезжих, городских усмирять, они нашу Клаву – продавца оскорбили, водку требовали. Сволочи, с женщиной связались.
Сашка напрягся:
«Знакомая ситуация, неужели и дед такой же справедливый и непримиримый к хулиганам»,– подумал он, вспоминая свой недавний случай.
– Скрутил я двоих, а третий побежал за подмогой, вот тогда мне пришлось применить знакомые фронтовые приемчики, пока наши мужики подоспели, я уже управился и с другими. Нашего брата голыми руками не возьмешь,– улыбнулся дед.
– Здорово дед! Мне мама говорила, что слабых и женщин всегда нужно защищать.
– Неужель и тебе приходилось?– спросил он внука.
– Да, было недавно. Сашка рассказал деду, как он заступился за женщину, которую на автобусной остановке двое хулиганов оскорбили и ударили по лицу.
– И ты с ними справился?– засветились радостью глаза Михаила. Сашка из скромности кивнул головой.
– Ай да Сашка, вот так парень! Молодец, наша порода! А ты я вижу, мастер кулаками управляться,– подбодрил его дед.
– Да, я ведь после борьбы боксом пошел заниматься, но недолго, пришлось уйти.
– Пошто так?
– Сам не понимаю, когда бой на ринге идет, или в драке, сдержаться не могу, ярость меня одолевает.
– Да ты смотри и здесь ты в меня, я тебе откровенно скажу, я молодой тоже был горячий, чуть что, сразу в «бутылку» лез, никому спуску не давал. Любил, чтобы каждый человек отвечал за свои слова и поступки, никогда от беды не оставался в стороне, да и сейчас всегда приду на помощь.
Саша, слушая деда, начинал понимать, откуда в матери и в нем самом такие характерные черты. Выходит от деда берут истоки их справедливые, да крутые нравы.
– Но только горячность наша должна контролироваться внучек, а — то и до беды не далеко. Ты вот говоришь, не можешь сдержаться во время потасовок, а ты попробуй обуздать свою ярость. Холодной-то головой легче управлять своими действиями, ты в противнике не только недруга своего замечай, но и то, что он человек, не забывай. Попробуй словом его убедить, а если не понимает и бросается на тебя, тогда и гни его в «бараний рог». Знай одно, там, где духовная сила, там и половина победы, а потому должен ты быть всегда прав. Мы за правое дело сражались, потому и выстояли, а окажись мы захватчиками и нам бы не сдобровать.
– Дед, а ты научишь меня своим «приемчикам»,– спросил Саша.
– Обещаю, как только от Черного камня перейдем болото, так и начну твое обучение,– улыбнулся дед.– Ну, нам пора, до обеда нужно еще до камня дойти, там придется накомарники одеть, гнуса на болотах тьма-тьмущая.
По мере приближения болотистых мест, тайга постепенно стала отступать. Все реже встречались косогоры и холмы, начиналась ровная местность. Наконец лес закончился и только редкие островки деревьев стали попадаться на пути следования путников. Дед Михаил остановился, махнув рукой в сторону оставшегося позади лесного массива, сказал:
– Если идти тайгой, то только завтра можно прийти к противоположному берегу болота, крюк основательный, мы же, идя по топям, срезаем путь почти вдвое.
Под ногами чаще захлюпала вода, давая понять людям, что сухие владения заканчиваются. Дед Михаил подвел внука к последнему сухому месту и пригласил на отдых. Недалеко, у одинокой березки стояли прислоненные к ней две жерди, длинные шесты, вырубленные из молодых березок, без них на болоте делать нечего.
– Вот, внучек, сжимай ее покрепче в руках и делай как я. Иди след в след, ни шагу в сторону, если почувствуешь, что начинаешь вязнуть и тебя засасывает в болото, ни в коем случае не делай резких движений. Заваливайся на бок и бросай рядом жердину, орудуй ей, как опорой, потихоньку, повторяю, не дергайся! Начинай высвобождать ноги, одну за другой, но дай Бог, я всегда рядом с тобой и все будет хорошо. Это я тебе так, на всякий случай разъясняю.
– Дед, а там глубоко?
– Местами шибко, даже скрывает шест, но мы будем избегать таких мест, всегда запоминай путь, примечай особые приметы, кустики там, или еще что на пути. Когда обратно пойдем, ты меня поведешь.
– Дед, ты что, шутишь? Мне бы за тобой успеть, а еще по сторонам смотреть.
– А у нас время много, спешить некуда. Просто не бойся, если что, я тебя буду поправлять.
– Ну, ладно, я попробую,– сказал Сашка, а сам, пожалуй, усомнился: 
«Выйдет ли с этого что путного».
Дед протянул внуку мелкоячеистую сетку, служившую накомарником, подозвал к себе Корта и прицепил к ошейнику поводок, собаку он решил вести позади себя.
Отдохнув, они вступили на незримую тропу и не спеша один за другим двинулись в направлении Черного камня.
Идти было нелегко, шестом приходилось прощупывать каждый последующий метр болота.
Саша поначалу следил за дедом, но потом убедился, что лучше смотреть чаще под ноги. Там, где тропа позволяла, ноги смело наступали на более твердую почву, но встречались такие места, где нога проваливалась или уходила под воду. Набрав полные сапоги воды, Сашка уже не обращал на это внимание, всматриваясь, как дед жердью прощупывает опасные места, он тоже старался выбрать безопасный островок среди болотной жижи. Иногда их сопровождал затхлый, болотный запах, наполненный какими-то газами, похожими на сероводород. Саша поначалу хихикал, от такого «свежака», напоминавшего ему туалетные прелести, но видя, что дед не обращает на него никакого внимания, стал посерьезней относиться к таким проявлениям природы.
Михаил все реже останавливался и оборачивался в сторону внука, изредка наблюдая, как тот упорно следовал за ним. Про себя подмечал:
«А парень то, действительно волевой и настырный. Однако молодец!»
Но через два часа такого пути у Сашки с непривычки сначала дали знать о себе ноги, налившиеся будто свинцом, потом отяжелели руки, работающие постоянно жердью. Преодолевая тяжесть и усталость, Саша продолжал идти за дедом, тот будто чувствуя состояние внука, остановился на минуту и сказал:
– Потерпи Сашок, еще чуток осталось.
И внук терпел. Он себе и представить не мог, что существуют такие топи, кажется конца и края им нет.
 
 
 
 
 
 
 
 

Корт, забежав вперед хозяина, натянул поводок и напрягся от нетерпения, видно учуял приближающийся островок среди болота, на котором можно отдохнуть.
Действительно, как и говорил дед, ближе к обеду им удалось пройти больше половины пути и достичь заветного камня, Саша заметил его издалека.
На самом деле в том месте росло несколько березок, невесть каким ветром занесло сюда их семена. Камень походил больше на глыбу, отколотую от скалы, обласканную и отполированную ветрами и дождями.
Саша подумал: «Если здесь находилась крепость, то где же остальные камни или что-то подобное, из чего сооружали укрепления. Хотя сколько сотен лет прошло с тех пор и ведь люди пересказывали легенду, а что происходило на самом деле, кто его знает».
         Они вступили на твердую землю. Сашка упал на спину, широко раскинув руки. Корт подскочил и стал тыкаться мордой ему в лицо, паренек обхватил пса за шею и дружески теребил шерсть. Дед тоже прилег отдохнуть, после тяжелого перехода, такой отдых был пиком наслаждения.
Передохнув немного, Саша обошел вокруг огромного валуна, погладил его шероховатую поверхность, мысленно примерил:
«Сколько же он будет по окружности? Наверно точно человек шесть, семь, могут его обхватить, и в высоту он метра два».
Действительно – чудо! Редко встречается посреди тайги и болота такой образец неповторимой природы. Люди поговаривали, что это мог оказаться кусок упавшего с неба метеорита. Кто его знает? Ученые люди еще не добрались до этих труднодоступных мест.
– Дед, а там, под камнем еще можно что-то найти?
– Да навряд ли, Саш, там все водой затопило. Смотри! Будь осторожен, под камнем пустота, ноги не переломай, я там в прошлый раз накидал веток.
Саша приподнял небольшой настил и увидел яму, которая уходила вглубь под камень. Блеснула вода, он не отважился полезть туда один, тем более дед предупредил его, что под настилом пустота. Он еще раз обошел вокруг глыбы и заметил выбитое на поверхности камня изображение, похожее на стрелу. Он провел пальцем по канавкам, сдул пыль и протерев рукой, увидел надпись:«Черная молния» 1938-1941гг.
         – Дед, а что здесь за надпись?
         – Это ты о молнии спрашиваешь?
         – Ну, да, смотри здесь даже дата выбита. Ты не знаешь, что бы это могло значить?
         – Здесь раньше внучек землянка была. В то время каменную глыбу еще не подмыла вода.
         – А кто в ней жил?
         – Люди, беглые.
         – А от кого они бежали?
         – От плохих людей.
Сашка посмотрел на деда с укором и сказал:
         – Дед, ты так мне объясняешь, как будто мне пять лет. С тюрьмы что ли люди бежали?
         – Нет, от власти бежали, от ее произвола.
         – Это как понимать? От насилия что ли?
Дед Михаил не хотел затевать этот разговор, не за себя боялся, а за внука, вдруг он где в горячке что произнесет, ведь затаскают потом органы КГБ.
         – Не всегда внучек люди жили в согласии друг с другом, вот и в те времена у многих были свои взгляды на жизнь, а государство всегда пресекает подобные волеизъявления. Вот к примеру, отец твой, вечно чем-то не доволен, потому и попадает за решетку, только по уголовной статье, а кабы он пошел против государства, тогда он выходит, был бы политический. Вот и бегали такие люди от милиции и прятались здесь, под этой глыбой. Ты только ни кому не говори об этом месте. Хорошо?!
         – Ну, ладно. А почему не говорить?
         – Не хочу я Саш, чтобы его оскверняли пришлые люди. А если честно, внучек, то я хочу, чтобы ты подрос еще и окреп мыслями, вот тогда я тебе многое расскажу о таких людях.
Саша понял, что дед больше не хочет говорить на эту тему и не стал задавать подобных вопросов, а сменив разговор, спросил:
– А до сторожки далеко еще?
– Добрую половину пути мы прошли, часа через три выберемся из болота, а там еще тайгой часа четыре ходу, глядишь, к вечеру будем на месте.
         Дед развязал рюкзак и выложил на подстеленный кусок материи съестные припасы. Немного перекусили, покормили лайку.
Михаил поднялся, прошел несколько шагов по болоту, дотянулся до растения, похожего на цветок, сорвав его, он подошел к камню и положил на него сорванный букет. Уныло склонил голову, постоял немного и прицепив Корта, путники продолжили свой нелегкий путь.

 
 
 
Глава 2
 
ВСТРЕЧА С БЕГЛЫМИ
 
Вторая часть пути по болоту закончилась быстрее. По мере приближения к лесу, все чаще попадались островки, поросшие кустарниками и деревцами. Корт все время рвался вперед, натягивая поводок, он первый почуял материк и выказывал свое нетерпение. Для охотничьей лайки, живущей вольной жизнью, такая прогулка бывает в тягость и Михаил, чувствуя, что собака изнемогает на поводке, приговаривал:
– Ну-ну, мой хороший, потерпи, скоро твои мучения закончатся.
Саша, пытался спросить деда, далеко ли еще идти, но услышав, как дед успокаивает собаку, обрадовался: «Значит, скоро выйдем на сушу».
Некоторых людей, привлеченных романтикой, неудержимо тянет в тайгу, но как правило, переспав ночь под открытым небом или помотаясь день в накомарнике по лесу и еще хлеще помесив ногами болотную жижу, у многих путешественников пропадает охота от такого рода общения с природой. Понятное дело: полежать на бережку лесного ручья, половить рыбку, прогуляться по окраине леса и насладившись уединением с природой, под шашлычок и водочку, вечером крепко заснуть. А такие путешествия не каждому под силу, только опытные таежники или люди, вроде деда Михаила, способны ощущать в душе комфорт от сложных переходов, тем более, когда это сделано сотни раз.
Думаете, что Сашка был разочарован этим путешествием или чувствовал смертельную усталость. Нет, в свое время он мечтал об этом, даже пытался упросить деда, взять его с собой. Но пройдя этот путь, он понял, что три года назад, ему было бы не под силу одолеть такой переход. Так, что дед был прав, не взяв тогда его с собой.
Выйдя из болота, они первым делом насобирали сушняк и развели костер. Дед, сняв с себя и Саши одежду, развесил ее сушить на натянутую между веток веревку. Корт, получив полную свободу и зная эти места, убежал в тайгу.
– Ну, вот Сашок, можно поздравить тебя с почином. Если б ты знал, как я мечтал об этом дне, что мы с тобой обойдем вверенные мне владения.
– Ты об этом думал?
– Порой мне делается тоскливо. Когда была жива твоя бабушка. Михаил на минуту замолчал.– Ты помнишь ее?
– Да помню, мы с мамой тогда приезжали к вам.
– Мы всегда ждали вас. Баба Даша любила тебя, ведь ты единственный у нее внук и у меня тоже. Я вспоминал, как ты маленький приезжал к нам в гости. Помнишь, тебе было лет шесть, ты забрался на крышу во дворе и упал с нее.
Сашка вспомнил, что крыша двора была крыта кругляком, толстыми жердями, а на них было накидано сено. Он забрался на крышу двора и стал прыгать на сене, вдруг бревешки раскатились и Сашка свалился на землю.
Уж очень он тогда перепугал всех, как он только не напоролся на черенок от вил, воткнутых в лежащее сено и, Слава Богу, ничего себе не сломал.
– Да дед было такое и еще один случай помнишь, я ушел далеко в лес и сделал себе шалаш.
– Ну как можно это забыть, мы тебя сбились с ног, разыскивая тебя по тайге, чего уж только не надумали, а он спит себе в шалаше, хорошо Тайга, бывшая наша собака, тебя нашла.
Вот так и сидели возле костра, пили чай и вспоминали о прожитых годах и о случаях, особенно памятных. Одежда высохла, а кирзовые сапоги, нанизанные на колышки, еще были сырые. Дед не любил ходить в резиновых сапогах, так, как ноги в них сильно потели, несмотря на то, что надевал портянки. Доберутся до избушки, там и высушат все основательно.
Сашка свистнул пару раз, подзывая Корта, но тот еще долго не возвращался. Они уже отошли от бивака[11] вглубь тайги, только тогда лайка настигла их.
Дед снова пристегнул Корта, Сашка удивленно посмотрел на него.
– Смотри внучек,– и дед показал на кучку помета, какого-то животного или зверя,– видишь присутствие волоса, веточек от деревьев – это медведь, здесь, недалеко проходит его тропа, он метит свои владения, оставляя следы когтей и зубов на деревьях. Нам лучше пройти по верху распадка[12] и выйти на более просматриваемую местность, пройдем этот участок, можно быть уверенными, что избежим встречи с «бурым».
– Дед, а он может кинуться на нас?
– Нет внучек, если его не трогать и не тревожить, он сам нас обойдет, но в тайге нужно уважать коренных обитателей. У медведей тоже бывают разные характеры, одни уже пуганные людьми, а другие отродясь их не видели и лучше, поверь, не сталкиваться с таким, как говорится – от греха подальше. Когда идешь один по тайге, без собаки, то чаще следует смотреть по сторонам и оглядываться, а то не ровен час, станешь добычей зверя, за мою бытность два раза медведь нападал на людей. Опасно, когда зимой его поднимают с берлоги, тому кормиться нечем, вот он и ищет пищу, такого медведя называют шатуном – в поисках еды он может напасть и на человека. Особенно опасен раненый или недобитый зверь, лучше все-таки пообщаться с охотниками и разыскать его, а то не дай Бог, может и в селение наведаться.
Сашка снял с плеча берданку и держа ее в руках продолжал путь, смотря по сторонам и оглядываясь. Михаил улыбнулся: «Ничего, пусть внук привыкает, в тайге беспечность дорого человеку обходится».
По подсчетам деда, оставалось преодолеть примерно еще половину пути до сторожки, как вдруг послышался отдаленный лай Корта.
– Ну-ка, внук, постоим, больно лай у Корта тревожный, никак чужого почуял.
– В смысле, дед, человека?
– Ну конечно, на зверя он так не лает.
– Дед, может кто из охотников?
– Из наши-то, местных? Нет, исключено, наши селяне в заказник не пойдут охотиться, а на ягоду еще не сезон, скорее всего, пришлые или того хуже,– забеспокоился дед.
– Ты что дед?– Сашка пристально смотрел на него.
– Капитан, помнишь что говорил, на причале?
– Ты думаешь это они?
– Не знаю, но проверить нужно. Давай сделаем так. Сейчас пройдем немного вперед, ты останешься на месте и укроешься. Постарайся не выходить до моего сигнала. Я же, если кто там есть, обойду с их тылу. Слышишь, Саш, не показывайся, сиди тихо.
Сашка утвердительно кивнул и пошел следом за дедом.
 Если судить по лаю, Корт находился совсем где-то рядом. Михаил сложил руки лодочкой и причудливо засвистел, подзывая собаку. Лайка кинулась к хозяину. Дед прицепил к ошейнику поводок и отдал Сашке и при этом еще раз наказал:
– Сидите тут и не высовывайтесь, а ты Корт молчи.
При этом дед погрозил ему пальцем. Умная собака поворчала ради приличия, но лаять больше не стала, только повернула морду в ту сторону, где предположительно находились люди.
Михаил скрылся в зарослях леса. Сашка опустился на четвереньки за большой елью и стал внимательно осматривать все вокруг. Недалеко встревожено взлетела птица, оглашая жителей тайги о приближении опасности.
Лесничий крался, тихо ступая на землю, не одна веточка не хрустнула под его ногами. Пройдя сотню метров, он резко взял вправо и затаившись, прислушался. Раздались отдаленные голоса. Пройдя несколько шагов и укрывшись за деревьями, Михаил увидел сквозь кустарники и ветки человека – вот к нему подошел еще один, они о чем-то говорили и показывали рукой в ту сторону, где остался внук.
У Михаила взыграла старая смекалка. Не выпуская из вида двух людей, он стал осторожно пробираться немного левее, как бы обходя их с фланга. Остановился и прислушался, в метрах в двадцати от него он увидел лежащего на земле возле дерева, еще одного человека. Теперь у Михаила не было сомнений: «Скорее всего, это те трое, о которых говорил капитан. Только как они могли попасть сюда и где четвертый? Предположительно они направлялись в лес, взяв курс от реки, но наткнулись на болото и, так как болото тянулось на несколько десятков километров, они вынуждены идти вдоль него. Видно им пришлось заплутать, потому, как они взяли левее топи. Оружия у них не видно, значит, вооружены ножами или пистолетом»,– думал он, неслышно подкрадываясь сзади к незнакомцу. Михаил снял с плеча карабин, приставил его ствол к затылку лежавшего человека и тихо произнес:
– Лежи тихо, и отвечай шепотом. Сколько вас?
– Трое,– зашептал тот и закивал для пущей уверенности головой,– начальник, не стреляй, я сдаюсь.
– А где четвертый, что был с вами?– спросил лесничий.
– Он утоп в реке, нас только трое,– трепетал незнакомец.
– Оружие есть?
– Только нож.
– А у этих?
– Нет-нет, только ножи.
– Аккуратно, возьми свой нож пальцами и отбрось в сторону, смотри без фокусов, чуть что – стреляю.
Михаил ловким движением завернул ему руку за спину, потом другую, быстро расстегнул пряжку ремня и, вытянув его со своих штанов, умело сделал петлю. Стянул руки задержанному мужчине. Затем перевернув его на спину засунул кусок ткани ему в рот.
Тот что-то замычал, увидав Михаила. Наверно он надеялся увидеть перед собой кого-нибудь их военных, преследовавших их.
Увидав перед своим носом внушительный кулак таежного мужика, затих. Лесничий поднял его с земли и подтолкнул в сторону его сообщников, что находились в метрах тридцати.
Заслышав хруст сухих веток под ногами, двое обернулись, один из них грубо выразился:
– Ты чего поднялся, я тебе, где сказал лежать. Раз собака здесь, должен быть и хозяин.
 Они еще не успели заметить прятавшегося за его спиной лесничего.
– А далеко ходить не нужно, я тут, рядом,– сказал Михаил и вышел на открытое место, направил ствол карабина на непрошеных гостей, – Ножи на землю, и без глупостей, я в данной ситуации предупреждать не буду, стреляю сразу. Все поняли?
– Хорошо, хорошо, мужик, вот ножи. И они побросали их на землю.
– Подожди, мужик, давай поговорим,– сказал тот, что стоял ближе к Михаилу.
– Конечно, поговорим, вот только руки вам свяжу покрепче.
– Ну, ты что, мужик, завязывай горячку пороть. Дернулся было второй, но увидев направленный на него ствол карабина, остановился как вкопанный.
Михаил свистнул, и через минуту показался Сашка с Кортом на поводке. Собака сразу же облаяла чужаков. Дед сказал внуку, чтобы он держал на мушке задержанных, сам достал веревку из рюкзака. Отрезал ножом два куска и связал задержанным руки за спиной.
– Ну вот, теперь и поговорить можно, а то больно вид у вас не гостеприимный. Так куда путь держите и откуда? И как к вам прикажете обращаться?– спросил он у мужиков.
Один, который видимо был главный среди них начал:
– Меня Аркадием зовут, если тебе так будет удобно. Ты бы отец, прежде чем вязать нас, лучше бы напоил водой, мы уже который день муть болотную пьем.
– Ну что ж, Аркаша, будем знакомы, а меня дедом Михаилом зовут, а это мой внук Саша.
– Саша. Саша с Уралмаша,– ерничал другой чужак,– дед не пей кровь, дай лучше попить, знаешь, как пить хочется, аж переночевать негде.
– Что, говорливый сильно, смотри, а то рот завяжу, как твоему другу. Михаил подошел к третьему, вытащил у него изо рта самодельный кляп, тот глубоко вздохнул, отдышался и пошел вразнос:
– Ты что штрибан[13], с башкой совсем не дружишь, ты, что, в натуре нас захомутал, ну, гад, развяжусь, падлой буду, я тебе кишки выпущу.
– О-о! Только и произнес Михаил, взял снова тряпку и, скомкав ее, заткнул рот словоохотливому незнакомцу:
– Вот так-то будет лучше, а то из твоего рта такие помои льются, кругом смрад стоит.
– Короче, утухли все,– гаркнул Аркадий на своих приятелей,– дайте с Михаилом поговорить.
Тем временем Сашка открыл походный термос, наполненный питьевой водой, налил в небольшой алюминиевый стаканчик, напоил Аркадия со своих рук, затем второго. Дед подошел к словоохотливому человеку и сказал:
– Если еще хоть одно плохое слово произнесешь, заткну твой рот надолго. Ну как, будем молчать? Тот закивал головой. Дед выдернул кляп, и Саша напоил его.
– Еще, еще хочу,– просил он Сашку.
– Хорошего помаленьку, у нас и так воды мало, тем более вас трое прибавилось,– сказал Михаил. Он подошел и присел рядом с Аркадием:
– Ну, так куда идем, Аркаша?

 
 
 
Глава 3
 
В ПЛЕНУ У БАНДИТОВ
 
– В город нам надо, добираемся уже неделю вверх по реке.
– Это на чем же вы добирались и откуда?
– С Томской области идем, а добирались сначала на моторке, но благодаря вон Сене – уроду.– Аркадий кивнул в сторону языкастого дружка.– Лодку упустил, отнесло ее от берега.
– А чё я, «Аркан»? Я ее привязывал,– оправдывался Сеня.
– Там у нас запас еды был ну и ружьишко, конечно, все уплыло,– продолжал Аркаша.
– Ты мне давай начистоту, Аркадий, по вас не видно, что вы промысловики или путешественники. Это вас разыскивают?
– Ты это о чем дед? Нас никто не ищет, мы мирные люди.
– Да, конечно, мирные, если не считать того, что мне пообещали кишки выпустить.
– Да не слушай ты его дед, это он так, с психу на тебя.
– А руки-то, тоже с горяча разрисовали? Я когда вас связывал, обратил внимание на наколки, живого места нет, все руки расписаны.
– Да, дед Михаил ты глазастый. Ну что тебе на это сказать?
– А как есть, так и говори.
– Сдашь милиции нас дед?– спросил Аркан.
– Сначала выслушаю, а потом решать буду. Ты откуда родом-то будешь?
– Ладно, ты не следователь, я не подозреваемый, поговорим по-мужски, слушай сюда,– начал Аркадий,– у нас в Киреевке одна бригада работала на лесосплаве, другая лес валила, вот мы и сплавляли его вниз до Комаровки.
Все бы ничего, контракт скоро заканчивался, деньги хорошие платили, да вот мужики наши подкачали. План уже сделали и решили немного расслабиться. У деревенских жителей самогонки купили, целый казан дичи наварили, благо тайга рядом, охотой промышляли.
Бригадники с устали перепились, не подрасчитали. Я пока в палатке закемарил, со мной вон Сенька был, пьяный в драбадан[14]. Среди ночи мужики драку затеяли. Я проснулся, понять ничего не могу, Сеньку тормошу, тут еще Костя прилег,– Аркадий кивнул головой в сторону третьего из их компании,– ну, мы из палатки вылазием, я слышу, мужики бузят: "Бей, мол, бригадира", ну, то есть меня. Я среди них был бригадиром назначен. В темноте то ничего не разобрать. Кто кого бил, от кого отбивались, все перемешалось, там ведь бывшие из заключенных работали, оказалось они, и замутили воду. Потом вроде угомонились, а под утро, когда светать начало, два трупа обнаружили со вспоротыми животами. Мы с Сенькой и Костей из одной деревни, на заработках там были, так мужики на нас решили эти убийства спихнуть.
Понимаешь дед, мы по молодости, по дурости своей лошадей с конюшни ночью угнали и продали, хотели пошиковать. Нас всех троих поймали и дали срок. Это мы по глупости руки свои испохабили,– кивнул Аркаша головой через плечо, давая понять деду про свои укрытые наколками руки.– Вот решили мы с того места удрать, я вижу, мужики против нас настроились. Мы люди судимые, с нас первых спрос держать будут. Решили мы на моторной лодке до нашей деревни доплыть, едой запастись и вверх по реке в город податься. Дома побывали, сказали, что дальше на заработки поедем и отплыли в этом направлении.
Да вот Сенька лодку упустил, и решили мы по тайге путь срезать, пройти до дороги, а там и в город попасть.
Как только ты сказал, что нас разыскивают, я сразу понял – это по наши души. Дед Миша, да не убивали мы никого, мы все трое в палатке спали, просто за старые грехи на нас всех собак навешают.
Михаил призадумался: «Верить, не верить парню, казалось и правду говорит, и про наколки на руках объяснил»,– но вслух произнес:
– А почему бы вам властям не сдаться, ведь все равно поймают, долго не пробегаете, тем более вины на вас нет,– посоветовал Михаил.
– Не хочу я сидеть в тюрьме дед Миша, за то, что не делал. За два убийства столько дадут, мало не покажется, попробуй, докажи, что это не мы.
–Да уж,– согласился Михаил, – хорошего мало. А вы где, говоришь, живете?
– Юловские мы, там и родились.
– Юловские!– воскликнул удивленно дед,– из какого же ты рода будешь?
– Замятин моя фамилия.
– Да ты что!– опять воскликнул восторженно дед, да так громко, что все привстали от удивления. Саша подошел ближе к деду и слушал их беседу.– А Замятина Дарья Семеновна тебе кто будет? Аркадий немного поразмышлял и ответил:
– Моему отцу она двоюродной сестрой доводится.
– Вот ты бестия!– воскликнул опять дед,– так Дарья-то мне женой приходится…– и осекся,– доводилась, похоронил я ее, почитай, как шесть годков с нами ее нет.
– Дед, врать не стану, я ее не помню, знаю, что отец иногда вспоминал о ней и среди нашей родни всегда ее упоминали.
– Саш,– обратился он к внуку,– да что же мы их связанными держим, давай быстро развязывать.
И они принялись, освобождать руки всем троим.
Когда развязали руки Сеньке, он встал на ноги, и видно что-то хотел предпринять, но поймав строгий взгляд Аркаши, понял его без слов и сел на траву.
Дед Михаил обрадовался на первых порах, что вот так случайно встретил человека, пусть и приходился ему Аркадий родственником по линии Дарьи. Он развязал свой рюкзак, выложил продукты и кивнул внуку, чтобы помогал накрыть «стол».
Все сели есть. Сашка и дед наблюдали, с каким зверским аппетитом мужики поглощали пищу. Сразу было видно, что они изрядно поголодали, пробираясь по тайге и болотам.
– А что вас в саму глухомань-то потянуло?– спросил Михаил,– ведь чтобы добраться до дороги нужно хорошо тайгу знать или по крайней мере, иметь при себе карту.
– Так мы хотели вдоль болота пройти к сухим местам,– пытался объяснить Костя,– а там и выйти к дороге.
– Эко, знаток,– перебил его дед,– да вы с таким проводником никогда из болот не выберетесь, а попадете в дебри и оттуда вам путь заказан, в своих краях вы, небось, ориентировались, а в наших и заплутать недолго.
– Дед Миш, так может, поможешь нам выбраться, а когда свидимся в следующий раз, мы в долгу не останемся,– попросил Аркаша.
– Да я бы помог вам, но нам с внуком нужно возвращаться, мы собрались уже завтра утром назад идти, а вы, если хотите выбраться, возвращайтесь назад к реке.
 Сенька присвистнул и сказал:
– О нет, дед, обратно мы не пойдем, лучше вперед, по тайге, чем опять по болоту шлепать.
– Дед, может все-таки, поможешь нам,– попросил Костя.
– Подумать надо, мы тут с внуком немного пройдемся, силки посмотрим, а вы пока отдохните, вернемся, там и решим.
Дед Михаил и Саша отошли на расстояние от бивака. Внук в недоумении спросил:
– Дед, а когда ты силки ставил, ты же здесь давно не был?
– Силки?– переспросил дед, вероятно о чем- то размышляя,– ах, да, силки, про то я выдумал… Так, внучек, а ведь Аркадий меня обманул.
– Как обманул?
– Очень просто, у моей Дарьи не было двоюродного брата. Сестры есть, а про брата он выдумал, да и не нравятся мне они, больно история у них темная. Бригадиром говорит, его выбрали, сдается мне, внучек, что-то здесь нечисто.
– Дед, а что нам делать? Может бросить их здесь, а потом милиции сообщим, а вдруг это они мужиков убили?
– Вот то-то и оно, там ведь остались люди, не сбежали, значит им перед законом нечего бояться, а эти прямо рвутся в город.
Может ты и прав, не стоит нам возвращаться к ним.
– Дед, а как же рюкзак? Там ведь еда осталась.
– Да Бог с ней, с едой, оружие при нас, а доберемся до сторожки, там у меня сухим пайком припасены продукты. Да что мы с тобой не охотники, что ли, что-нибудь подстрелим себе на пропитание. 
– А где Корт?– спросил Саша, оглядываясь по сторонам. Михаил сложил руки лодочкой и свистнул собаку. Опять Сашка услышал забавную трель.
– Дед, а почему ты Корта так подзываешь? Можно ведь и по-простому посвистеть.
– По-простому всякий может, а ты попробуй, как я. Сашка сложил ладони одна к одной и дунул в щель, но раздалось шипение, свиста не получилось.
– Ладно, Сашок, я тебя потом обучу, а теперь подаваться нужно отсюда.
В кустах раздался шорох, они обернулись на него.
– Это ты Корт?– произнес Саша. Шорох стих.
Дед пошел по направлению к кустам, движением руки давая понять внуку, чтобы тот оставался на месте. Саша замер и стал всматриваться в лесные заросли, пытаясь разыскать глазами собаку.
Вдруг он почувствовал, как что-то острое уперлось ему в шею, и сильные руки схватили его сзади. Затем стянули с его плеча лямку от берданы. Сашка вскрикнул от неожиданности.
– Щенок, стой смирно, иначе я тебя насквозь продырявлю,– это был голос Кости.
Тем временем Михаил обернулся на голос внука и обомлел от увиденного.
Константин стоял, прикрывшись его внуком, и держал какой-то острый предмет у его горла. Показался из-за дерева Аркаша и жестким голосом произнес:
– Дед, медленно сними карабин и брось его ко мне, если ты сделаешь хоть одно неверное движение, твой внук захлебнется собственной кровью.
 Михаил был вынужден подчиниться приказу. Он снял с плеча карабин и молча, бросил его к ногам Аркаши.
Тот, которого звали Сеней, подошел к деду и нахально улыбаясь внезапно ударил его кулаком в живот. Михаил упал на колени, превознемогая резкую боль. Едва отдышавшись, он получил еще один удар в лицо. Из разбитой губы потекла кровь.
– Деда-а!– крикнул Сашка и рванулся к нему, но получив подножку, кубарем пролетел метра два. Аркаша подошел к лежавшему на траве Сашке, схватил его лицо своей рукой и, сжал так сильно, что он застонал от боли.
– Не дергайся щегол, сиди тихо, иначе я твоего деда пришью. Понял меня? Саша утвердительно кивнул головой. Михаил отдышался и сидел на земле, он осмотрел всю компанию и обратился к Аркаше:
– Не трогайте парнишку, он вам ничего плохого не сделал.
– А под стволом нас держал, козленыш, это что ничего?– с ехидой произнес Сеня.
– Ладно, заканчивай базар, свяжите их обоих, а там решим, что с ними сотворить,– отдал приказ Аркадий.
– Аркан, сейчас мы их захомутаем, супчиков,– произнес довольным голосом Костя.
Связав руки сзади деду Михаилу и Сашке, их усадили к большому кедру. Аркадий подошел ближе к деду и заговорил с ним:
– Ну что, дед обхитрить хотел нас, свалить отсюда по-тихому. Да не родился еще тот, кто бы Аркана облапошил.
 И все трое заржали, довольные высказыванием своего главаря.
– Значит, ты мне соврал про родню?– спросил Михаил.
– А ты что думал, я перед тобой, как перед батюшкой исповедоваться стану. Хочешь, правду скажу, чтобы ты и твой крысеныш знали, кто мы и что нам надо,– произнес со злостью Аркадий. Сашка заходил желваками при таком оскорблении в свой адрес.
– Мы вас оставим на съедение комарам и муравьям, а сами все равно дойдем до дороги. Сдернули мы с зоны, понял дед. Вальнули мента-вертухая и добрались до лесоразработок, а там еще двоих отправили к праотцам. Уж больно они смелые оказались.
 При этих словах Костя и Сеня опять заржали, как лошади.
– Так значит вы действительно убийцы?! Ты мне не ответил, а с родней, что тоже придумал?
– Да бежал с нами один местный, он то и был как раз Юловский, видно твой родственничек. Жратвы из дома набрал, да старую лодку с мотором взял, мы хотели вверх по реке уйти. Ночами пробирались, а когда до вашей деревни стали подплывать, решили, что нас слишком много для такой маленькой лодки и отправили «Юловского» рыб кормить.
– Слушайте, да вас же всех за это расстреляют, вы, что не понимаете, что здесь кругом военные и милиция, куда вы пойдете? Кругом топи и тайга, все равно вам отсюда не выбраться,– предостерегал их Михаил.
– А ты не кудахчи, дед, Аркан — вор в законе, он и не с таких передряг выходил, и на сей раз свезет нам,– проговорил Костя.
– Правильно Костян, у Аркана пять ходок за плечами и два побега.
 Сема перевел взгляд на вора:
– Правильно, Арканя, одним побегом больше, одним меньше,– подхалимничал Сема.
– Истину глаголешь, сын мой,– ответил шутя Аркан.
Но если рассуждать серьезно, Аркан вполне осознавал сложившуюся ситуацию и про себя размышлял: «Без проводника нам не выйти из этих мест, или мы попадем в болото, или тайга накроет нас своей таинственностью. На самом деле, это только на словах можно было найти правильный путь, его Величество случай свел нас с лесничим и его внуком. Дед конечно тип упрямый, но ради своего внука он выполнит все, что прикажем ему и как только, мы выберемся из тайги, судьба их будет решена».
– В общем, так дед, ты сейчас нас ведешь самым кратчайшим путем до дороги, как только будем на месте, мы отпускаем вас. Попробуешь сыграть с судьбою в орлянку, потеряешь внука и свою жизнь, если откажешься, привяжем к дереву обоих и разворошим муравейник, сами сдохнете, патроны на вас тратить не будем. Или отдать вас Сене? Он враз вам кишки выпустит. Ну, как, принимаешь наше условие?
– Припер ты меня изверг, ничего не скажешь, ладно, будь, по-твоему, пойдем болотом, но руки нам развяжешь, жерди держать че -то надо.
– Болотом!– возмутился Сеня,– а другого пути нет?
– Есть, но идти суток четверо, да и вряд ли мы доберемся, смотри, погода портится, дождь будет.
Ветер крепчал, раскачивая верхушки деревьев. С Северо-запада надвигались тучи, заволакивая все небо одним сплошным темным покрывалом. В лесу послышался лай Корта.
– Собаку с собой возьмем,– сказал дед, я прикажу, она никого не тронет.
– Бери, бери,– засмеялся Костян, жрать то надо что-то в дороге.
– Ну, ты и сволочь!– возмутился Михаил.
Костя подошел к лесничему и хотел было ударить его по лицу, но услышав резкий оклик Аркана, сопровождаемый отборной руганью, бросил свою затею.
Михаил заметил, эти двое, видно его подручные, что-то вроде шестерок[15], раз беспрекословно слушаются своего пахана[16].
У деда в голове созрел план, как им с Сашком выпутаться из этой ситуации, но необходимо как-то сообщить об этом внуку. Михаил посвистел Корта, и в тот же миг собака обходя с ворчанием чужаков, приблизилась к хозяину.
– Лежать,– приказал он собаке, и она послушно улеглась возле его ног.
Бандиты развязали руки пленникам и все стали готовиться в путь.
 Дед Михаил помог внуку закинуть за плечи рюкзак и, поправляя его, успел сказать шепотом ему несколько фраз:
– Когда дойдем до Черного камня надо одного заманить, чтобы он наступил на настил. Я возьму на себя главного, попробую обезоружить его, ты же попытайся справиться с другим бандитом, бей его жердью, да пошибче, не жалей. Я помогу тебе.
– Эй, вы, что там шепчетесь, а ну разбежались,– прикрикнул на них Костян.
– Дед, не вздумай подлянку замутить[17], я тебя предупреждаю, внуку твоему сразу копец придет,– предупредил Аркан.
Саша подумал :
«Этот бандит представляет большую опасность для нас, те двое только хотят казаться страшными. Но против оружия не пойдешь с голыми руками. Интересно, что там дед предпримет, надо быть на чеку, и постоянно смотреть на него». Сашка уже наметил себе первую «жертву», мысленно представляя, как он сбивает с ног апперкотом гнусавого Сему.
Все направились в сторону болота.
Первым шел дед, держа на поводке Корта, за ним Костян, следом Аркан, потом Саша и замыкал процессию Сема.
Аркан забрал накомарники у деда и Сашки. Гнус, как бы предчувствуя наступление грозы, неиствовал особенно, даже покрытый шерстью Корт и тот мотал мордой и постоянно тряс ушами, сгоняя с себя комаров. Приходилось, не переставая отмахиваться ветками ели, чтобы хоть как-то обезопасить себя от полчищ гнуса.
Преодолев путь по лесу до начала болота, дед дал короткие наставления всем участникам перехода и они вступили на незримую тропу.
Пройдя версты две, бандиты поняли, что хождение по топи занятие не их приятных и, услышав от деда, что их ждет расстояние еще больше пройденного, ужаснулись. Да, видно им пришлось идти не по такому болоту. Дед видя, как выматываются бандиты, подбросил им веселым голосом:
– Это что! Это только цветочки, вот ягодки будут потом.
– Что ты хочешь сказать?– спросил Аркан, переводя дыхание.
– Гроза идет, будет ливень, нам надо успеть дойти до Черного камня, а иначе нас зальет здесь.
– Это что еще, за Черный камень?– спросил Аркан.
– Это место, отмеченное дьяволом, оттуда не всякий выбирается живым,– нагонял страху на бандитов Михаил.
– Так за каким рожном ты нас туда ведешь?– запричитал Сеня.
– А у нас что, есть выбор?– сказал лесничий, но взглянув на небо, забеспокоился.
Можно было конечно переждать грозу в лесу, а потом трогаться в путь, но у него был свой расчет и он решил рискнуть.
 По воде ударили первые капли дождя. Дед остановился и посмотрел в сторону, откуда пришла гроза. Взглянул на всю компанию и попросил Аркана, чтобы он разрешил пустить за ним следом внука.
– Это еще зачем? – поинтересовался вор.
– Мне до твоих архаровцев[18] и дела нет. Безопасность и жизнь внука для меня, дороже вас всех. Ты себе и не представляешь, что здесь будет твориться через пятнадцать минут.
         Аркан взял у Костяна из рюкзака веревку и, обмотав ею талию Сашки, крепко накрепко завязал узел. Пропустил на свое место Костяна и заставил его держать парня на привязи.
Под звуки начинающегося дождя и под ругань урок, продолжили дальше путь. Ливень накрыл их внезапно, буквально через секунды трудно было разобрать, что творится в четырех шагах вокруг их. Ни о каком дальнейшем продвижении и не могло быть речи. Все путники промокли до нитки. Ужасным зрелищем представлял собой Корт, он казался похудевшим, промокнув под дождем, остановившись, пес, прижался к ногам хозяина, и ни как не хотел идти дальше. Ливень хлестал, во всю мощь.
– Надо продвигаться вперед, иначе мы все здесь утонем,– крикнул сквозь шум дождя лесничий. Болото моментально заполнялось водой, уже трудно было разглядеть, что творится впереди. Михаил кивнул внуку и, подбодрив собаку, продолжил путь дальше. Шедший позади Сашки Костян, внезапно оступился и упал с тропы. Болотная жижа стала засасывать его, он схватился за спасительную веревку, которой был обвязан Сашка и что есть силы, потянул ее на себя. Саша, как мог, упирался, не давая утянуть себя в трясину.
 К Костяну на помощь поспешили дед и Аркан, они уцепились за веревку и дружно потянули на себя. Вода заливала глаза и мешала действовать быстро. Сенька остался где-то позади и орал во все горло:
– Стойте, не уходите! Я дальше не пойду. Сил моих больше нет.
Михаил смекнул, что наступил подходящий момент и попросил нож у Аркадия. Тот отрицательно замотал головой.
– Тогда они оба погибнут, давай режь сам веревку,– потребовал он снова. Аркан вытащил из-за голенища сапога нож и обрезал веревку возле самого пояса Сашки. Дед поменялся с внуком местами и перехватил конец веревки, помогая Аркану вытаскивать Костяна, который чертыхался и барахтался в болотной тине.
– Не брыкайся, еще больше затянет,– крикнул ему дед. Но Костян вытаращив от страха глаза, продолжал бить руками по воде. Его ноги постепенно увязали в трясине.
В следующий момент Михаил ловким движением рук заломил левую руку Аркана и всем телом навалился на него, пригнув к воде. Не удержав равновесия, вор упал в болотную грязь. Мгновенно сорвав с его плеча карабин, дед ударом колена в бок опрокинул Аркана на спину. Крикнул внуку через плечо, чтобы он брал Корта и шел потихоньку вперед.
Вор пытался найти хоть какую-то кочку под рукой, чтобы ни сползти в трясину и, уцепившись за подвернувшийся под руку пучок травы, зарычал, как подстреленный зверь:
– Ты что гад делаешь? Дай руку.
– Это вы гады ползучие, вот вам и самое подходящее место,– выкрикнул не без тени злости Михаил и закинув за плечо карабин, пошел вслед за внуком.
Еще долго слышались крики и стенания бандитов, брошенных в болоте. Михаил догнал внука и принял у него Корта, первым стал пробираться по едва различимой тропе.
– Дед, а что с ними будет, они утонут?
– Внучек, ты извини, конечно, за выражение, но в народе говорят: «Дерьмо не тонет». Мы сами с тобой на волоске от смерти были, эти бандиты нас не оставили бы в живых. Вот выберемся отсюда, сообщим властям, пусть они их и вытаскивают. А сказать нужно, не дай Бог им выбраться из болота, они еще такого могут натворить.

 
 
Глава 4
 
РОЗЫСК БЕГЛЕЦОВ
 
         Дождь стихал на время, то опять набирал силу. В воздухе над головой грохотали оглушительные раскаты грома. Так тяжело себя Саша никогда не чувствовал. Промокшие до мозга костей, утопая по колено в воде, а где и по пояс, расстояние за расстоянием они кое- как добрались до заветного камня. Продрогшие от холода, они долго сидели, отдыхали. Дождь прекратился, но тучи продолжали бороздить небо.
– Я за тебя внучек сильно переживал, меня бы подстрелили, это полбеды, а вот что с тобой случись, не простил бы себе этого никогда, я бы потом перед дочкой ни за что не оправдался, и дернуло меня потащиться в тайгу.
– Дед, не надо так, ведь никто не ожидал, что мы их в тайге встретим. А ты знаешь, дед, мне очень понравилось с тобой,– пытался успокоить он деда.
– Правда, Сашок? Ну, хорошо, у меня хоть от сердца отлегло.
 Он обнял внука за плечи и вздохнув облегченно, добавил:
– Ты только матери ничего не говори, она не переживет этого, разве может такое с человеком приключиться, вот дожил до седин и никогда не встречал таких сволочей. На войне был враг, видел его и знал как с ним бороться, а эти же, бандиты. Я ведь поначалу- то поверил Аркадию, думал, правда, что он мой родственник, надо же быть настолько циничным и так ловко обманывать, играя на чувствах у людей. Ладно, внучек нужно идти, а то не ровен час, выберутся эти охальники из болота, тогда точно придется оружие применять.
В обратный путь от Черного камня деду опять пришлось идти впереди Саши. Болото наполнилось водой, порой приходилось с трудом передвигать ноги и по пояс увязать в болотной жиже. Тропой, весь последующий путь, можно было назвать образно, на самом деле только наблюдательность лесничего, да его отменная способность ориентироваться в сложной местности вела наших путников домой. Сашка иногда брал к себе на плечи Корта, потому как лайке постоянно приходилось барахтаться в болоте. Шли молча. Каждый думал о своем.
         Дед думал, как бы быстрее добраться до деревни и на моторке доплыть до Топильников, там, по крайней мере, есть связь и можно сообщить о происшествии, а так придется ждать теплохода только через три дня. Правда есть еще один способ, дать знать властям, переплыть на лодке Обь и спуститься  километров на пять вниз по реке. Там живет Кузьмич, старый бакенщик, он на ночь зажигает огни на бакенах, которые указывают проходящим судам о наличии мели.
Михаилу было тревожно на душе, а вдруг бандиты выйдут из болота и нагрянут в селение. Допустим, его дом они не найдут, а вот по реке на деревню они обязательно набредут.
«А почему я решил, что они выберутся из болота,– думал он, споря сам с собой,– чтобы банде повернуть назад, да под проливным дождем добраться до сухого места, нужно набраться сил и мужества, думаю, вряд ли им это удастся».
Но на всякий случай решил, по прибытии в деревню, взять под охрану местных жителей и любыми способами известить милицию.
Саша тоже думал, как он по приезде в город расскажет друзьям о своем приключении.
Самые близкие ему товарищи — одноклассники, Валерка Морозов и Сережка Заварзин, конечно же, по нему скучают. Это была троица, не разлей вода. Все что происходило или планировалось, они решали втроем. И в училище им придется тоже поступать вместе, никто из них не пошел дальше учиться в девятый класс.
Наконец вдали показались расплывчатые силуэты большого леса. Корт нетерпеливо тянул поводок, но дед осаживал его, считая, что рано еще отпускать собаку. Вскоре, выбравшись на сушу решили основательно передохнуть, а потом без остановок, не заходя домой направиться в деревню.

Так и получилось, дед знал короткую дорогу, которая вела через тайгу прямо к Черному озеру, минуя его лесничью избу. Через два часа пути они с внуком вышли к водоему и, обогнув его с правой стороны, сели в лодку, запрятанную в зарослях, и переплыли на другой берег. Вскоре они, наконец, пришли в деревню.
Наталья, как, только услышав о беде, сразу побежала оповещать родственников и соседей. Через пятнадцать минут, все кто мог, собрались возле дома Натальи. Михаил объяснил людям причину своей тревоги и мужики, коих набралось человек семь, остальные были: кто на сенокосе, кто уехал по делам в райцентр.
Так, как деревенька жила промыслом пушнины и зверья, у многих нашлись ружья для встречи предполагаемых «гостей». Михаил же сам взял с собой внука, и они направились к крайнему дому, где он оставлял мотор, снимая его с лодки. Дед решил плыть по другой стороне реки, вдруг бандиты выйдут к берегу, и они с внуком запросто могут стать мишенью для них, берданка то осталась у бандитов.
В деревне никто не выходил из домов, все заперли двери и, зарядив ружья были готовы к встрече «гостей».
 Ближе к вечеру со стороны реки послышался нарастающий шум, это приближался вертолет. Сделав один круг над деревней, вертолет снизился и пролетел еще ниже, поднимая тучи пыли. Земля немного подветрила после дождя и за несколько часов под жарким солнцем превратилась в пыль. Мужики догадались, что пилот пытается понять, все ли спокойно в деревне и дружно высыпав на улицу, они замахали руками, показывая направление на тайгу, в сторону болота.
В вертолете, кроме дюжины офицеров и солдат находились дед Михаил и Саша. Они добрались до обеда в райцентр, и уже оттуда сообщили о банде уголовников, которые завязли в болоте.
ЧП[19] районного и областного масштаба всколыхнуло милицейское начальство и они совместно с военными вызвали группу захвата и оперативно на вертолете высадились в Топильниках. Офицеры обрадовались полученной информации и попросили лесничего, чтобы он указал координаты на карте, где скрываются беглые преступники, но посовещавшись между собой, предложили деду Михаилу, чтобы он сам указал им место на болоте. Саша был рад такому случаю пролететь на огромной машине над тайгой и созерцать с воздуха на просторы, там, где внизу расстилались озера, леса, болота.
Дед покрякивал от удовольствия, то расстояние, что они прошли с внуком за половину дня, на вертолете они пролетели за пятнадцать минут. Михаилу пришлось занять место за пилотом и указывать ему путь внизу.
Приблизительно, достигнул указанного места, вертолетчик снизив скорость, опустил машину ниже и на какое-то время завис над топью. На болоте никого не было, острые глаза Михаила заметили воткнутую в болото жердину.
– Здесь их не видно,– прокричал он офицеру сквозь шум двигателя,– вон, только жердь торчит из болота.
Но кто-то из военных, заметил еще один предмет, и на какое-то мгновение представилось, что это лежит человек в воде. Немедленно выбросили веревочную лестницу, и натренированный боец легко спустился по ней вниз. Он прыгнул в воду, и осторожно вступая на малоустойчивую почву, подошел и взял предмет, им оказался Сашкин рюкзак, брошенный им на тропе, чтобы было легко уходить от бандитов.
Вертолет, подобрав солдата, покружил еще немного над этим местом и взял направление к Черному камню. Но и там никого не оказалось. Пролетев над предполагаемой тропой и достигнув леса, военные были разочарованы тем, что им не удалось обнаружить преступников.
Можно предположить, что все преступники погибли во время грозы на болоте, тем более одного из них, Костяна уже затянуло в трясину. По другой версии, они всеже выбрались из болота, но как утверждал Михаил, это маловероятно. Если рассуждать по иному, то преступники могли пойти по направлению к реке, значит, их нужно искать в другом направлении.
– Но они могли пойти и направо, вдоль болота,– отметил старший группы, капитан.
– Тогда они будут добираться до главной дороги четыре дня, не меньше, и то при хорошем знании местности или наличии карты,– пояснил Михаил.
Капитан по рации передал, чтобы стянули дополнительные силы в район Михеевки.
Вертолет возвращался назад в деревню.
 
Неделю находились в засаде военнослужащие спецподразделения внутренних войск и милиции, но не в деревне и в ближайших районах преступники не объявились. Все проселочные дороги, ведущие к основным дорогам и магистралям, контролировались солдатами и милицией. По истечении семи дней оцепление было снято. Напрашивался вывод, что беглецы сгинули в тайге или болото поглотило их навеки.
Саша с дедом пока не решались совершить новый поход до дальней сторожки, велика была опасность встречи с бандитами. Михаил отдавал себе отчет, что они с внуком стали чем- то вроде кровных врагов для преступников. Не скоро спокойствие придет в эти места, хотя по логике вещей можно было смело сказать, что выход из болота для бандитов заказан, а процент вероятности выживания в тайге был настолько низок, что Михаил постепенно свыкся с той мыслью, что ихние пути разошлись навсегда.
В свободное время дед, как и обещал внуку, показывал замысловатые приемы рукопашного боя. Саша, имея опыт в классической борьбе, быстро схватывал суть и мгновенно дополняя дедовские приемы своими, делал для себя ценные открытия.
Некоторые приемы со времен войны, по технике исполнения напоминали нынешние, отработанные Сашей. Но, дед продемонстрировал ему несколько приемов, которые применялись во время войны по взятию «языка». После того, как они вместе отработали их, у Саши больше не возникало вопросов, как это дед управлялся с мужиками в деревне и почему бандиты потеряли преимущество, застряв в болотах.
 Дед с воодушевлением объяснил Саше простые вещи:
– Понимаешь Сашок, когда ты сам месяцами и годами отрабатывал приемы, ты уже на подсознательном уровне заложил в себя технику.
Как говорил наш старшина в разведроте:»Талант, отточенный годами, не пропьешь». Даже спустя тридцать лет после войны у меня остались навыки ведения рукопашного боя и прочих премудростей, которым нас обучали в армии.
– Дед, а «СМЕРШ»[20], это серьезная организация?
– Даже более того, внучек, если фронтовая разведка занималась сбором информации, и практически осуществляла небольшие военные операции, то группы, из СМЕРШа действовали оперативно и держали все под контролем.
– Я книжку читал «В августе сорок четвертого», – сказал Сашка.
– Я слышал о ней, кажется, у нее есть еще одно название «Момент истины» Богомолова.
– Сашок, есть такие вещи, как к примеру нераспространение техники рукопашного боя и прочих засекреченных действий со стороны военных, имеющих отношение к разведке,– продолжал дед,– но есть и простые вещи, о которых должен знать каждый человек. Это я говорю тебе в отношении снайперов, выполнявших сложные задания командования.
Вот, к примеру, моя профессия — «лесничий». До войны я был хорошим охотником, как говорится, стрелял белку в глаз. Хождение по тайге, выслеживание зверя, когда приходилось по несколько дней ждать его в засаде и впоследствии убить, а также читать следы животных и по ним определять силу зверя или его предполагаемые действия.
Попав на фронт мне, приходилось в полевых условиях учиться метко и быстро бить врага, незаменимым другом в боевых условиях стала мне трехлинейная винтовка Мосина. Через год, появились учебные центры, которые готовили снайперов в течение двух-трех месяцев, кроме этого приходилось заниматься изучением немецкого языка. За несколько месяцев, изнурительных тренировок и нескончаемых марш-бросков по пересеченной местности, дополнили к моей выдержке, сноровке еще и дисциплину, оперативность и умение бить врага, даже голыми руками.
Иногда нам, бойцам из разведроты доводилось брать «языка», вот и стекались в штаб офицеры и люди в штатском. Среди них были работники СМЕРШа, они присутствовали при допросе пленных.
Познакомился я с одним офицером, в звании лейтенанта, его Валентином звали, нам впоследствии частенько приходилось с ним встречаться, он всегда поражался моему умению стрелять из винтовки, а я немного завидовал его стрельбе из пистолета.
Так, вот,– продолжал дед,– этот самый Валентин умел «качать маятник», брал в обе руки по пистолету «ТТ» и ловко передвигаясь, падая, перекатываясь, мог вести огонь по противнику, он же научил меня особым приемам рукопашного боя.
Мы сдружились с ним, и судьба не раз нас сталкивала в годы войны.
– А где он сейчас? – спросил Саша.
– Он погиб в Венгрии в 1944 году в конце войны. Был получен строжайший приказ — не покидать расположение части, и все были предупреждены, что часовой имеет право стрелять, но Валя был немного горячим и своенравным человеком. Он решил идти в самоволку и прыгнул через забор, решив, что часовой не посмеет открыть огонь в своего человека. На тот момент постовой в темноте не сильно-то разбирался, «Свой он или не свой». Валентин проигнорировал команду «Стой, стрелять буду!» и был убит. Глупо, конечно вот так погибнуть, выходит смерть поджидает нас там, где ее совсем не ждешь.
– Дед, а у тебя ведь были ранения?
– Да, одно получил в руку, а другое в ногу, я уже не беру в счет мелких царапин от осколков мин, разбитого стекла или крошки камней. Вот, как раз первое ранение было в результате схватки с вражеским снайпером.
– Дед, расскажи, мне очень интересно!– попросил Саша.
И Михаил начал свой рассказ:
– Было это в июле сорок третьего года, наша часть дислоцировалась в одной небольшой деревне, название теперь уже не помню, где-то под Золотарево, на Орловском направлении. Немцы тогда крепко держали оборону Орла, в том году наши войска и освободили этот город.
В штаб нашей дивизии поступило сообщение, что на выходе из леса, на окраине деревни работает вражеский снайпер, подстерегая в утренние часы проезжающих офицеров различных служб.
 В разведроте, где я служил, было три снайпера-винтовочника, двое уже отбыли на задание. Мне поручили выследить и уничтожить стрелка, дали мне в помощь необученных, еще зеленых бойцов.
 Дорога, по которой передвигались войсковые части, шла вдоль леса и естественно штабные машины, и командирские виллисы были под прицелом снайпера. Трудно на обширной территории обнаружить месторасположение стрелка, тем более опытный снайпер всегда меняет место засидки или лежки, после того, как произвел выстрел.
Кружили мы по окраине леса целые сутки, чтобы выявить или обнаружить хоть какие-то признаки, указывающие на присутствие снайпера. То и дело, углубляясь дальше в лес, мы обыскивали каждый кустик, осматривали деревья.
Хорошо моя наблюдательность и навыки охотника помогли мне в этом поиске, по примятой траве, по надломленной веточке и едва заметному следу на земле, я обнаружил все-таки место, с которого работал немецкий стрелок.
Разлапистая сосна — вот где он «гнездился» не так давно. Я вскарабкался на дерево и заметил на одном крепком суку след от веревки. Видно немец поднимался и спускался по ней.
Правильно, решил я, снайперу требовалось место на возвышении, чтобы было легче выбирать себе мишень и иметь хороший обзор, а здесь кругом лес, до дороги метров двести. Со стороны деревни, простым невооруженным глазом трудно отыскать немца в обширном лесном массиве.
В учебном центре нам объясняли:
В Финскую войну, снайперов, которые располагались на деревьях, называли «кукушками», они грамотно подходили к своему делу, то и дело перекликались кукушечными голосами, впоследствии этот опыт переняли и многие стрелки всего мира.
Моя задача состояла в обнаружении и уничтожении снайпера, а работал ли он один или на пару с другим, оставалось для меня вопросом.
Присмотрел я себе удобную позицию на чердаке бани, стоявшей на окраине деревни. Смонтировал чучело, одел его в шинель и каску, пристроил ему что-то вроде винтовки, и слегка приоткрыв дверцу чердака, расположил его так, чтобы снайпер в оптический прицел мог увидеть, что кто-то находится внутри.
         Прежде чем забиться вглубь чердака, я вывернул четыре доски, на случай, если немецкий снайпер обнаружит место моей «засидки». Почему четыре? Это для того, чтобы противник не заострял внимания на одной вырванной доске. Ствол и оптический прицел надежно обмотал тряпками, чтобы не создавать блеск металла. Таким образом, отодвинув чуть в сторону одну из досок, я в смотровую щель мог контролировать тот участок, на котором мог появиться мой противник.
Прошло три дня. Перекусывать сухим пайком удавалось прямо на месте. Ночью отсыпался, под утро приходилось до рези в глазах высматривать район действия снайпера. Да и не факт, что он объявится именно в этом месте.
По началу, командование дивизии бросило, на поиски снайперов в окрестностях деревни несколько взводов автоматчиков, которые прочесывали лесные участки. Хотели, конечно, подключить к этому делу минометчиков, но не стали расходовать мины в пустую, так как на месте предполагаемой засидки никого не было.

Чутье охотника, внучек,- это верное средство в работе снайперов, не знаю, как все происходит, но когда я ходил по лесу и искал «фрицев», я чувствовал, что они были здесь, там, кругом. Мой участок, за которым я наблюдал, имел больше просветов среди деревьев, немцы они ведь не глупые, зачем им лезть близко к дороге, попробуй потом быстро скрыться. А тут снял человека и ходу в лес.
Всю последующую ночь войска продвигались под прикрытием темноты.
Снайпер  не станет стрелять просто по проходящим и проезжающим военным, ради спортивного интереса. Под утро, когда забрезжил рассвет, и можно было сквозь оптику различить звание на погонах офицера, он непременно выберет себе мишень в высоком звании. Хотя, каждый офицер придерживался приказа, накрывать плечи плащ — палаткой, пряча погоны.
 Я рассчитывал, как только рассвет позволит снайперу работать в полном объеме, он обязательно себя проявит. Наверняка так думал и немецкий стрелок.
Заметил я его сквозь оптический прицел в другом месте, не там, где он располагался ранее. Он положил свою винтовку на развилке сучьев и внимательно осматривал местность.
Он обнаружил позицию моего «второго расчета» и на доли секунды опередил меня, я услышал, как пуля пробила каску моего «напарника». Мне пришлось дернуть за веревочку, привязанную к чучелу, и оно завалилось набок. В тот момент моим пальцем руководило странное ощущение, как будто пружинка рычажка находилась внутри самого пальца, я затаив дыхание, плавно спустил крючок. Щелкнул боек, и пуля настигла свою цель, но в тот же момент острая боль пронзила мою левую руку, я понял, что мой сраженный стрелок, работал в паре еще с одним, и пока я снял его метким выстрелом, другой снайпер успел выстрелить в меня. Мне еще повезло, пуля прошла навылет, чуть ниже левой кисти и по касательной, слегка задев  плечо, ушла вглубь чердака. Я моментально сменил позицию и крикнул стоящим внизу бойцам, чтобы они передали командованию о присутствии еще одного снайпера. Пока приказ был отдан, и рота автоматчиков развернулась в цепь, было уже поздно, второй стрелок покинул этот район.
Его не удалось обнаружить, но зато был убит снайпер из его расчета, меня направили в госпиталь на лечение, а спустя некоторое время представили к ордену, за выполнение сложной боевой задачи.
– Слушай, дед, ты настоящий герой, я не знал, что ты у нас такой.
 Сашка от волнения даже не мог подобрать слов.
– Ничего героического, Саш, обыкновенная фронтовая рутина, каждый день приходилось работать в таких условиях.
Чтобы показать свое мастерство, дед подвесил высоко над землей старую консервную банку и отошел от этого места метров на тридцать. Поднял карабин, и прицелившись, выстрелил по мишени. Пуля цокнула о банку.
– Ну, внук, теперь твоя очередь.
 Дед сократил расстояние до цели на пятнадцати метров.
– Видишь прицельную планку, ее нужно всегда ставить на расстояние до цели, старайся, чтобы мушка на стволе была вровень с верхней поверхностью планки. Мушку ставь по центру прорези на планке и подводи строго под мишень. Задержи дыхание и медленно, указательным пальцем, нажимай на спусковой крючок.
Саша так и последовал, но пуля прошла мимо. Он и раньше стрелял, но только из мелкокалиберной винтовки в школьном тире, да с воздушки[21], тогда результаты были положительные.
– Руки не напрягай сильно, чтобы не создавать мандраж в мышцах, приклад прижми плотнее к плечу, бойся отдачи. Вот так!
«Цок» – шлепнула пуля о банку. Глаза Сашки засветились от радости.
– Ну вот, а я что говорил, наша порода!– обрадовался дед.
Проходили дни, недели, настало время, прощаться деду Михаилу с внуком. Катя, прислала письмо и просила его, чтобы он собрал внука в дорогу и проводил его до теплохода.
Саша привязался к деду, но такая привязанность была более взрослой, ему интересно было слушать, когда дед рассказывал о себе и своих фронтовых подвигах. Все, что говорил дед о тайге, практически передавая свои знания Саше, это моментально фиксировалось в его сознании. Он понимал, что там, в городе ему будет не хватать такого надежного друга и прекрасного собеседника, теперь он отчетливо понимал, почему мама всегда проявляла уважение к своему отцу и любила его. Они были, как две капли воды схожи характерами. За все время, пока Саша гостил у него, дед ни разу не повысил на него голос и не позволил себе каких либо вольностей в воспитании внука. Только разговоры, вместо нотаций, только убеждения, вместо насаждений своей воли, а главное, это уважение и понимание с каким относился дед к нему. Как умела мама найти подход к сыну в любой создавшейся ситуации, так и дед, спокойно, рассудительно объяснял внуку те или иные вещи.
Попрощавшись с родственниками на берегу, Сашу в сопровождении деда и тети Наташи переправили в лодке на другой берег, там, где располагалась пристань. Тетя Наташа всплакнула, как ни странно из-за сложности своего характера, она мало с кем ладила, но ей  нравился этот паренек, с которым она находила общий язык.
Тихо подошел теплоход и пришвартовался к пристани. Работник теплохода открыл дверцы на борту и стал пропускать пассажиров на палубу.
– Ну, дорогой мой, давай прощаться,– сказал дед, и крепко обняв внука, прижал к себе. Саша волновался. От навернувшихся слез немного защипало глаза.
– Маме передай, что все хорошо, если у вас не сложится жизнь с отцом, приезжайте ко мне, знайте, что ближе и роднее вас у меня никого нет. Передай маме, что я ее люблю.
 У деда на глазах навернулись слезы, они скатывались на щеки и терялись в седых усах и бороде.
Долго Саша стоял на корме и махал рукой, стоявшим на берегу людям. Дед шел вдоль берега и тоже махал ему рукой, его фигурка медленно таяла по мере того, как теплоход уплывал все дальше и дальше.
Когда теперь им суждено встретиться? Наверно не скоро.

 
 
 
Глава 5
 
АГЕНТ ОПЕРЧАСТИ
 
Начальник оперчасти Исправительно-трудового учреждения майор Ефремов, нажал кнопку звонка и в тот же миг со стуком в кабинет вошел заключенный.
– Вызови мне с шестнадцатого отряда осужденного Равелинского,– попросил он дневального.
– Будет исполнено, гражданин начальник,– ответил тот и скрылся за дверью.
 «Необходимо создать алиби Равелинскому, чтобы не было вопросов у заключенных, зачем, мол, в оперчасть вызывали».
Равелинского он давно подцепил на крючок, когда еще тот по оперативной информации развернул в отряде бурную деятельность, подминал под себя вновь прибывших осужденных, более смышленых приближал к себе, а тугодумов делал своими шестерками. Конечно, Равелинский не один считался отрицательным элементом в шестнадцатом отряде, там были и другие семьи, которыми руководили блатные. За счет информации своих тихушников -осведомителей майор держал руку на пульсе жизнедеятельности данного отряда и в целом по всей колонии. Он четко отслеживал данные поступающие ему на стол и принимал оперативные меры по пресечению недопустимых действий со стороны заключенных.
 «Вот и сейчас поступили сведения. К одному из осужденных приезжают родственники на личное свидание и по информации, полученной от своего завербованного агента, ему передадут немалую сумму денег. Какую? Пока неизвестно. Каким путем деньги будут переправлены в зону? Тоже остается загадкой».
Главному оперу не хотелось, чтобы деньги проплыли мимо его носа и осели в кармане заключенного, вот поэтому он и решил  прибегнуть к услугам своего поставщика информации Равелинского. Что он является секретным агентом оперчасти, не знала ни единая душа.
Как и за многими другими отрицательными элементами года два охотился майор и за этим скользким типом тоже. Собирал на него данные, обкладывал тихушниками, одним словом держал Равелинского под колпаком. Тем не менее, фактов преступной деятельности Равелинского и что он принимает участие в сходках блатных в колонии, на тот момент у него не было.
Хитер и ловок был шельма. Поймать его за руку за нарушение режима содержания- это мелочь и дело касалось режимной части, а вот креминагенная обстановка в колонии, которую пытались контролировать блатные в зоне, это и было первостепенной задачей оперчасти.
 Да и чего греха таить, в свое время у него был такой агент, от которого подчас зависело не только душевное спокойствие, но и хорошее материальное обеспечение майора. Сколько денег и прочих ценностей вливалось в карман оперу посредством оперативных данных. Нет больше у него ценного агента, где-то просчитался начальник оперчасти, недооценил отрицательно настроенных элементов, вычислили они кумовского стукача[22] и в один прекрасный момент, проходя мимо строящегося здания в производственной зоне, на него обрушилась сорвавшаяся с троса подъемного крана железобетонная балка. Что поделать, несчастный случай. Не проходи под грузом. Выводы прокуратуры, нарушение правил техники безопасности.
Для того чтобы закрыть Равелинского в Штрафной изолятор и перевести в «ПКТ»[23]майор уже насобирал доказательства причастности этого осужденного к блатному[24] сообществу, но он ждал неопровержимой улики, за которую можно было зацепиться и впоследствии завербовать Равелинского, а помог в этом оперу случай.
         Взаимодействия оперативников с разными колониями большого города помогли Ефремову получить информацию на Равелинского. Последнего, два года назад перевели из другой зоны по просьбе его матери, по причине того, что ей далеко приходится добираться к сыну на личное свидание. Управление ИТУ[25] сочло целесообразным пойти навстречу пожилой женщине и осужденный был переведен в данную колонию. Конечно, вся правда состояла в том, что имея в управлении мохнатую руку[26], Равелинский и его дружки, путем подкупа, были переведены по разным зонам, а ушли они от уголовной ответственности, за совершенное в другой колонии преступление. К тому же там, в расхищении госимущества были причастны и работники учреждения. Таким образом, осужденный Равелинский оказался здесь. Ефремов тщательно изучил информацию и сделав вывод, что тому грозит добавочный срок, решил пойти ва-банк.
Расколол он Равелинского в два счета, сфабриковав наспех мнимый протокол на его глазах, и подписывая постановление о водворении в ШИЗО[27], Ефремов демонстративно подбирал бумагу к бумаге, и в тот же момент, исподволь давая понять, что всего этого можно избежать.
– Решайте, Равелинский, либо штрафной изолятор с последующим возбуждением уголовного дела и привлечением следственных органов, либо Вы помогаете мне и выходите из этого кабинета без сопровождения охраны. Мне не трудно дать ход вот этим бумагам. И он размахивал подшитыми листами перед носом у Равелинского, стараясь запугать его.
«Равиль», по натуре своей был человек опасливый, заискивающий перед авторитетами, но он ко всему прочему был и властолюбивым человеком. Ему страшно не хотелось, чтобы Ефремов сломал его дальнейшую жизнь. Он прекрасно понимал, что опер прав и ему действительно грозит новый срок, приличный довесок к его старому, еще не отсиженному. Страх, сидевший внутри его, подсказал выход из данной ситуации:
– Подумать можно?– насупился заключенный.
– Недолго, пять минут.
Пять минут истекли, майор потянулся к трубке внутреннего телефона.
– Подожди, начальник, я подумал и согласен с тобой сотрудничать, но ты сам понимаешь, что это очень опасно и где гарантия, что ты, используя меня по полной программе, после всего не пустишь под сплав.
– Не глупи, Равелинский,– майор перешел на «ты»,– а -то я не знаю, что ты за фрукт, имея такого ценного агента можно владеть ситуацией. Поблажек от меня не жди, для пользы дела, буду даже сажать тебя в ШИЗО и ты веди себя соответственно своему статусу. Ты ведь входишь в авторитетный круг осужденных зоны. Как до сей поры вел дела, так и продолжай, можешь меня поливать грязью, применяя жаргонные словечки. Не стесняйся в выражениях, чем выше твоя неприязнь ко мне и администрации, тем ниже шанс твоего раскрытия, все постановления о твоих наказаниях, в нужное время будут изъяты из твоего личного дела. У тебя впереди семь лет, заработаешь себе свободу, после отбытия половины срока, я буду ходатайствовать о твоем досрочном освобождении, мое слово твердое.
И вот, спустя некоторое время, перед опером сидит завербованный им агент по кличке Равиль.
Майор поднял трубку внутреннего телефона.
– Дежурный, говорит Майор Ефремов, наряд ко мне для препровождения, осужденного в ШИЗО. И положил трубку.
– Сядешь ненадолго в изолятор,– обратился Ефремов к Равелинскому,– легенду я тебе подготовил, мне доложили, что вы вчера спиртные напитки распивали ночью с Глазуновым и Зельдманом, до сих пор запах у тебя изо рта.
Посиди немного, отдохни. Я своего человека подошлю. В чае, в сигаретах и еде отказа не будет. По поводу передачи денег Матвееву родственниками на свидании, помозгуй, выяви, сколько попытается пронести в зону и каким способом.
Спустя пятнадцать минут в дверь постучали, вошли два прапорщика. Майор передал одному постановление о водворении в ШИЗО осужденного и сказал:
– Подпишешь у ДПНК[28] и оформляй на пять суток.
– Слышь, начальник, да я говорю, это зубной пастой так воняет изо рта, чёты в натуре прикалываешься, за что меня, на кичу[29], я буду жаловаться прокурору, – развязно произнес Равелинский и выходя из кабинета, добавил:
– Ну, ты ж не поймал меня за руку, чёты состряпал тут туфту[30], веришь своим козлам-тихушникам.
– Потому и наказываю тебя, что верю своим людям,– отпустил опер вслед осужденному.
Дело сделано, алиби для Равелинского он обеспечил.
«Деньги, которые намерен пронести осужденный, это мелочь, у меня планы куда амбициознее»,– подумал Ефремов.
Общак зоны, вот что привлекало и баловало его воображение. Не зря он толкает Равелинского глубже к недрам этого кладезя, уж не ему ли, начальнику оперчасти колонии не знать: сколько денег крутится в зоне, от продажи алкоголя, чая, финтиперстовых[31] сигарет и наконец, от поставки наркотиков. На объектовых участках, куда вывозят на работу заключенных, там даже тайно девиц поставляют, вот где золотая жила. Всем этим управляет блаткомитет зоны, содержа в секрете общак[32], который пополняется финансами всевозможными способами.
На одну зарплату не проживешь, это он давно уже понял, когда работал рядовым опером в одном из отделов РОВД[33] города. Проворачивал Ефремов небольшие делишки, в обход начальства, нашлись «добрые люди» капнули на него куда следует. Только связи помогли прежнему старлею[34] от увольнения из органов. Из одного подразделения МВД перешел в другое подразделение УИТУ стал работать младшим опером в одной из колоний. Обстановку понял сразу, делись с начальством и имей связи, а кое-какие связи у Ефремова были. Вот так и рос по службе, теперь майор, начальник оперативной части учреждения. Он не жалел, что пошел работать в оперчасть, только в такой сфере можно было рассчитывать на скорейшее повышение по службе, идти на должность начальника отряда ему совсем не хотелось.
Со своим непосредственным руководителем майором Кузнецовым, начальником Режимно-Оперативной частей колонии был в хороших отношениях. Но Кузнецов близко не подпускал к себе. Как не пытался Ефремов втереться к нему в доверие, как выражаются заключенные на своем жаргоне: «На дикой козе не подъедешь к этому человеку».
Знал майор Ефремов, какие дела и деньги крутит Кузнецов, не зря у него была своя агентура из числа разных сословий заключенных, но Ефремов дошлый оперативник, ему обстановка в зоне была не так важна, как обстановка в администрации. Есть у него информация, вернее компромат на Кузнецова, да такой, что если пошлет его Ефремов «куда надо», не сносить головы начальнику РиОР[35]. Эту информацию добыл майор у своего бывшего, ныне покойного агента-заключенного.
Дело в том, что тайно, от начальника колонии, майор Кузнецов содержит на балансе зоны бригаду расконвоированных заключенных. Они в свою очередь занимаются строительством дач, загородных коттеджей. Земля, на которой велось строительство, стройматериалы, разрешение на строительство, все это связывающие звенья одной цепи, а тянется она в УИТУ.
Теперь понятно Ефремову, какую бомбу держит он в запазухе, только один звоночек в ОБХСС и Кузнецова ждут крупные неприятности и не его одного, а еще, кое-кого из колонии и управления, но спешить сдавать своего начальника он не собирался, его цель — любыми путями войти в долю к Кузнецову. Но сначала Ефремову необходимо  внедрить своих людей в уголовные структуры колонии, а затем опутать по рукам и ногам компрометирующими фактами своего начальника.
Затея опасная, ведь где-то сделал просчет Ефремов, просочилась информация, и его сексот[36] отдал Богу душу, а ведь какое-то особое чувство толкало майора к догадке, что Кузнецов причастен к гибели его агента, но доказать этот факт, пока, было невозможно.

 
 
 
Глава 6
 
ОДИН ПРОТИВ БЛАТНЫХ
 
Женьку Рыжкова, по кличке Пархатый, недавно, на сходке блатных зоны, решили назначить паханом в шестнадцатом отряде и уже ходатайствовали перед самым авторитетным человеком на этой командировке, который в данный момент отбывал срок в изоляторе. Отсидев уже добрых четыре года в этой зоне, Пархатый приобрел себе непририкаемый авторитет среди зэков своего уровня. Он игнорировал мнение мужиков, этой сыромятной рабсилы, каковыми он их считал. Пархатый вообще считал, он и ему подобные, положняки[37] в зоне, имеют неоспоримые права на лучшие места под зоновским солнцем.
В отряде две сильные семьи, это его семья, состоящая из пятнадцати человек и Равилевская семья.
Равиль — Равелинский, тип скользкий, смышленый, заискивает перед блатными зоны, втирается так сказать в высшую касту заключенных, которой с недавних пор верховодит Дронов, по кличке «Дрон». Он котируется среди авторитетных людей зоны, признанный вор в законе, недавно прибывший из Северо-Уральской зоны, вот только оперативники учреждения его не выпускают из изолятора, боятся как бы в колонии он «порядок» не навел.
Правил Дрон балом из ШИЗО. По слухам занимал один двухместную камеру, да и спокойней было ему одному, чай, водку,  наркотические таблетки, покурить[38], все это было по его первому требованию.
Не нравилось Пархатому, что помощь Дрону была поручена Равилю, а не ему, первому лицу в отряде, потому недолюбливал он Равелинского.
Это сторонники Пархатого подсуетились и походатайствовали перед Дроном, чтобы он поставил его главным в отряде.
Власть, вот что любил Рыжков, чтобы за ним оставалось последнее слово. Любил чувствовать себя барином при разборках[39], мог помиловать, мог отдать жертву на растерзание своим шестеркам, а любимым занятием Пархатого было, опускать[40] осужденных. Особенно он получал удовольствие оттого, что его псы насиловали заключенного. Ему нравилось смотреть, как тот, ползая у его ног, молит о пощаде, как он заставляет униженного мужика целовать хромовый сапог. Тогда он мог помиловать, как в битве гладиаторов, жестом, подняв большой палец к верху, а если палец вниз, то выходил мужик или парень из Ленинской комнаты[41] опущенным по всем статьям и прямая дорога его была, в семью к обиженным, т.е. петухам[42]. Ненавидел Пархатый это мужичье и подбирал себе в семью себе подобных и, как правило, в таких случаях всегда имеется противовес и являлся оным Равиль, но одернуть беспредел Пархатого ему было не по силам.
 

Вновь прибывшие осужденные поступали в зону и пока находились в карантине, уже подвергались бомбардировке шестерок-магерамов[43], последние распинаясь о жутком режиме, о нехватке одежды и обуви, о плохом питании, начинали обрабатывать вновь прибывших заключенных. Распинаются приблатненные: «Дескать, выходит с ШИЗО корешок, а менты позорные, сапоги замылили, выручай братан, помоги своими сапогами или робой, надо его горемычного встретить по -пацански».
После недолгих уговоров, вновь прибывший осужденный стягивал новые кирзовые сапоги, а взамен получал растоптанные чевильботы[44], а те, кто оказывался побойчее, пооборотестее, ясное дело посылали, куда подальше радетелей братской семьи, но вот незадача…
Собиралась компания из пяти человек и под предлогом поговорить, выманивали этапника[45] из помещения. Из группы выходил детина слонообразного вида и прикладывался своей пятерней к вновь прибывшему, после такого «лаского» разговора и последние портки с себя снимешь.
Это хорошо, если у кого из новеньких зэков в зоне земляк есть, назовет фамилию, и его с неподдельной радостью препроводят в отряд к знакомому, а там за встречу чаек и конфеты, или еще что из запасов, скудной лагерной лавки.
Другое дело блатные, тебя и поддержат сразу и тепленькое место в отряде определят, и на работе тебя оградят от трудовой повинности. За такую поддержку ты должен платить, если у тебя семь пядей во лбу и голова на своем месте, то будешь ты первое время исполнителем воли блатных. Разные поручения выполнять, кулаки твои тоже пригодятся, надо же, как-то статус в отряде держать, а то вдруг мужики распоясаются и начнут блатных на место ставить, вот и охраняют бдительно своих паханов шестерки там разные и пристибаи.
Но случается, приходит в зону парень, мозговитый, смелый, разборчивый, он крепко встает на ноги и собирает вокруг людей -себе под стать. Мужиков-работяг в обиду не дает, бригадиров и прочих активистов пытается урезонить, чтобы они не сильно наседали на простых людей. Главную свою обязанность, вмененную авторитетными заключенными, он выполняет, следит за порядком в отряде, собирает в общую казну деньги, продукты, робу, обутки и передает в зоновский общак, все это делается по согласию с мужиками.
 В принципе такой человек и объявился в колонии из вновь прибывших заключенных.
В эту пору и пришел этапом в зону Санька Воробьев. В свое время он поднимался среди заключенных в тюрьме за счет собственного ума и умения вести переговоры, но если возникала ситуация, требующая применить физическую силу, то Сашка всегда указывал место хаму, наглецу или беспредельщику. Боец он был отменный, да и попал за решетку по хулиганской статье, хотя как считал сам «Воробей», его просто пустили крайним. На самом деле он защищал жизнь своего друга, суд не объективно разобрался в его уголовном деле- пять лет, очень большой срок за обоюдную драку.
         Прибыв в данную колонию и находясь в карантине, он также обрабатывался под слащавые умасливания шестерок-магерамов. Но поняв, что его просто хотят обмануть, послал их подальше.
Вечером, в карантинку зашел зэк и, вызвав его по фамилии, предложил пройти в отряд, поговорить. Санька, нутром чувствуя, что это заманивание, ответил отказом:
– Нет, мужики, вот распределят по отрядам, тогда и приглашайте в гости.
– Ты чё хорек, борзый что ли, тебе сказали по бырому[46] пошли в отряд,– с ядовитой ухмылкой произнес кто-то из присутствующих зэков.
– Рот закрой,– бросил Воробей обидчику, ты, что себе позволяешь? Извинись, а не то я эти слова тебе назад в глотку заткну.
– Я, извиняться! Да кто ты такой?
 Осужденный чуть было не кинулся с кулаками на Сашку.
Могла бы завязаться драка, но второй заключенный едва сдерживая себя, сказал:
– Слышь ты, земляк, не буди зверя, тебя братва просит. Не хочешь по-хорошему?
– А что, еще и по-плохому бывает, может, покажешь как?– иронизировал Санька, но ждать повторного приглашения не стал.– Ладно, веди.
Прошли в шестнадцатый отряд, в так называемую Ленинскую комнату. В ней начальник отряда собирает иногда осужденных на политзанятия. Первое, что увидел Воробей, это человек десять, стоявших полукругом. Посредине комнаты на стуле сидел, положив ногу на ногу парень, лет двадцати пяти, лицо симпатичное, взгляд наглый, который с издевкой бросил Сашке:
– Ты, чьих будешь? Холоп!
– Давай без оскорблений,– как можно спокойнее сказал Сашка.
– Слышь ты, ты чё не догоняешь, куда попал, я щас только скажу «фас», и тебя разорвут здесь, как собака рукавичку,– опять набросился на Воробья с оскорблениями, сидящий на стуле.
– За что же мне такие милости, ведь я еще и суток не нахожусь в этой зоне, – ответил с усмешкой Сашка.
– Горелый, всеки ему,– произнес вышедший из себя, сидящий на стуле зэк.
– Щас, Жека, отреставрируем.
Из строя окруживших Воробья зэков вышел, как видно тот самый Горелый, крупного телосложения и со шрамом на лице от ожога.
– Стой, где стоишь,– предупредил его Сашка и принял боксерскую стойку, но тот продолжал идти на него.
Все вокруг заулюлюкали, загалдели, засмеялись.
Заключенный не успел подойти ближе к Сашке и на метр, как он, сделав резкий выпад влево, со всей силы врезал кулаком в солнечное сплетение Горелому. Следующий удар пришелся в челюсть рядом стоящему заключенному. Разворот на сто восемьдесят градусов. Сашка успевает ударом ноги угодить еще одному в пах.
Жуткие матерки полетели со всех сторон и все, скопом кинулись на Воробья. В этой толчее и суматохе, кто кого бил, не понятно, все старались угодить в лицо Сашке, но иногда удар доставался своему. Когда рассыпались в разные стороны, Воробей стоял на одном колене и по инерции размахивал кулаками. Лицо его было в кровоподтеках, рассечена бровь и нижняя губа. На голове проступало бурое пятно крови. Сейчас Сашка был во власти драки, еще не вполне соображая, что ему грозит смертельная опасность, быть затоптанным ногами, он с резким криком бросился на того, кого назвали Жекой. Удар бычком[47] в нос противника, опрокинул того на пол. Но в следующий момент, нога какого-то зэка врезалась в область печенки Воробью, заставив припасть его на одно колено. От боли все поплыло перед глазами, и уже теряя сознание, он услышал, как кто-то крикнул:
– Шухер! Менты!
Когда контролеры и помогавшие им активисты из числа заключенных вбежали в комнату отдыха, никого уже не было. На полу сидел Воробей и отплевывался кровью. Зрелище было ужасным, кругом кровь, поломанные стулья, чей-то сапог валялся посреди комнаты, окно разбито, одним словом сплошной погром.
– Кто тебя так?– спросил сержант контролерской службы.
– Вопрос конечно, очень интересный! Я бы тоже хотел это знать,– сказал Воробей, пытаясь улыбнуться. Он почему-то вспомнил окровавленное лицо Жеки, который потерял дар речи, видимо опешив, оттого что оказался побитым. Сашка еще раз представил его физиономию и засмеялся, но боль исказила его улыбку, из разбитой губы кровь все еще стекала ему на подбородок.
– Ты с какого отряда?– спросил Воробьева прапорщик, протягивая ему носовой платок.
Сашка поблагодарил контролера и ответил:
– Я с этапа, меня еще не распределили в отряд.
– А как ты попал сюда? Ты же знаешь, что хождение по чужим отрядам, это нарушение внутреннего распорядка.
– А меня сюда в гости пригласили.
– Ну и шутник же ты паря,– произнес прапорщик,– идти сам сможешь, пошли, тебе в санчасть нужно.
Санька отказался от посторонней помощи и в сопровождении надзирателей побрел в зоновский лазарет.
Никого из нападавших на него зэков при выходе из барака он не увидел. Зато в последствии при построении отряда, дежуривший ДПНК вывел из строя всех, у кого были разбиты физиономии.
Одному осужденному пришлось наложить скобы на порванную верхнюю губу, Пархатому — Жеке вправляли сломанный нос, та же участь и ожидала Воробья, наложение швов на голову, скобы на губы, увеличенная от удара печень. Не окажись он пострадавшим и обороняющимся, администрация колонии посадила бы его точно в ШИЗО, начальник оперчасти Ефремов приходил в санчасть и снимал допрос с Воробьева. Сашка отшучивался:
– Упал я начальник, с лестницы второго этажа, а в отряд пришел, с санчастью перепутал.
– Да, конечно, и по пути четверых избил,– иронизировал опер.
– Да они между собой подрались, я здесь не причем.
– Ладно, поправляйся, посадить я тебя всегда успею,– и оглянувшись, он убедился, что никого рядом нет, с улыбкой заметил:
– А ты Воробьев и вправду молодец! Всю эту блоть разбросал. Скажу тебе честно, в моей практике это редко происходит, теперь будь осторожен, Рыжков злопамятный, если что, не занимайся самодеятельностью, обращайся к администрации.
– Ладно, начальник, спасибо за добрые слова, но мне еще пять лет здесь сидеть, сам разберусь.
– Знаю я теперь твои разборы,– строго сказал Ефремов,– затеешь драку, посажу в ШИЗО.
Сашка, оставшись один, вполне осознавал, что после распределения по отрядам вновь прибывших и, как он покинет санчасть, у него сложится незавидная жизнь.
«Мне нужно будет найти поддержку у нормальных пацанов, если таковы есть в этой зоне, иначе мне могут устроить "темную" под одеялом ночью, избив до полусмерти, а то и того хуже…»,– подумал он.

 
 
 
Глава 7
 
ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО С БЛАТНЫМИ
 
Драка в колонии, это серьезное ЧП и оставить без наказания зачинщиков, значит прослабить внутренний распорядок. Рыжкова и еще троих заключенных, участвующих в избиении Воробьева поместили в ШИЗО, всем дали по пятнадцать суток. Будь на месте Сашки, кто-то другой и опер добился бы признания от потерпевшего, возможно, этот наказанный квартет пошел бы по статье злостного хулиганства, или за нанесение телесных повреждений с временным расстройством здоровья.
Ефремову, в глубине души был симпатичен Воробьев и оперативник прекрасно знал, за какие дела блатные отряда хотели опустить вновь прибывшего. Просмотрев личное дело Воробьева Александра Николаевича, он убедился, что парень действительно с характером, и отбывает он срок за избиение, по хулиганской статье, судя по постановлениям из дела, о нарушениях режима содержания в следственном изоляторе, Воробьев являлся трудно исправляемым элементом. Имеет четко выраженное мнение, склонен к созданию групп, в компании явный лидер, агрессивен в отношении обидчиков, с администрацией может вести себя вызывающе, вот такая отрицательная характеристика.
«Да, а парень — то не промах, может его для начала тоже в ШИЗО посадить,– подумал Ефремов,– ладно, присмотрюсь к нему, да и неизвестно, как блатные его примут в отряде, ведь по распределению он попал в шестнадцатый, где и произошло нападение на него».
Печень у Воробья уже не так сильно беспокоила, оставались еще болевые ощущения, раны на лице уже подживали, но держать больше в больничке его не стали и направили в отряд. Обе бригады были на работе, и потому в секциях было безлюдно, за исключением дневальных, да освобожденных от работы по состоянию здоровья.
         Завхоз[48] отряда принял его сухо, показал где его спальное место, вкратце объяснил обстановку в отряде, но виду не подавал, что видел  Воробья раньше. Санек сразу заметил его настороженный взгляд, чувствовалось, чего-то завхоз чурается. Постель Воробью досталась на втором ярусе, да он не был в претензии, какие его годы, еще спустится вниз.
«Правда я не знаю, как меня встретят блатные, ведь выходит, из-за меня четыре человека сидят в изоляторе, а вдруг снова набросятся с кулаками. Ладно — семь бед один ответ, не на того нарвались, подметки псам лизать не стану». –подумал он и сел на край нижней постели, заправленной байковым одеялом.
Да, обстановку в отряде завхоз ему обрисовал неутешительную. Заходишь в отряд, справа живут петухи, с ними якшаться нельзя, брать у них, что-либо тоже категорически запрещается, по тюремным законам это считается «западло»[49].
Кругом живут мужики-работяги, в проходах между двухъярусными шконками[50], располагаются семьями, значит, по три-пять человек, все работают в промзоне, или на выездных объектах.
Бугры, то есть бригадиры, здесь в почете, с ними нужно жить дружно, они заключенным ставят ежедневно по восемь часов работы и процент выполнения нормы, как дневной, так и месячной, естественно, если ты работаешь. За отказ от работы наказывают, сажают в ШИЗО до пятнадцати суток, сидеть за это, не считается хорошим делом. Почему-то мужикам это возбранялось, но не блатным, им не западло было не работать.
Конечно, эти вещи завхоз ему не объяснял, об этом он слышал в тюрьме от компетентных лиц. Ведь в принципе почти все уголовники начинали с общих режимов, нужно договариваться с бригадирами, платить им, или еще как-то по-другому решать эти вопросы.
 Действуют два основных способа, уйти от работы, либо ты живешь в семье с блатными, и те с буграми решают твои проблемы и выравнивают твое положение, либо ты покупаешь сам наряды, или продукцию у мужиков, или у бугров, но естественно при наличии денег. Существует вполне законный способ освобождения от работы -это по состоянию здоровья. Кто-то делает себе «мастырку», царапает кожу до крови и втирает в ранку налет с зубов, а на следующий день бежит в санчасть уже с воспаленной раной. Другой, отлынивающий от труда настрогает мелкого фторопласта и, добавив в махорку, накурится, наутро все горло дерет, температура подскакивает большая, в санчасти получает освобождение от работы, простыл мол, бедный, отлеживайся в отряде.
Блатные, тобишь пацаны, с бригадирами в хороших отношениях, последние помогают им законно уйти от работы, иногда при разводе, или съеме с промышленной зоны прикрывают братву от проверок по карточкам, которые производят режимные работники колонии.
В отряде в дневное время осужденные находятся только по уважительной причине. Начальник отряда – это «Папа» в погонах, понравишься ему, не будет замечать твоих «детских шалостей» не придешься ему по вкусу, будет вечно снимать с тебя стружку, или иначе выражаясь прессовать, то за курение в неположенных местах, или за то, что вышел гулять в тапочках на улицу. Может лишить тебя прав на месяц, приобретать продукты в зоновском магазине, а может лишить общего, или личного свидания с родными, которое разрешается до трех суток.
         У начальника отряда свои «уши» среди заключенных, скажешь чего лишнего и попадешь в черный список. Завербованные работники оперчасти кругом, но на лбу у них не написано, что они стучат куму[51], потому за тобой кругом негласный контроль, не за тобой конкретно, а за теми, кто под колпаком у оперчасти и начальника отряда. Наказать администрация может за все что угодно. Подошел близко к запретной зоне, поговорил с часовым, получи постановление в дело, идешь, расстегнут, или без нагрудного знака, заработал наказание. Занимаешься изготовлением игральных карт, которые запрещены или ножей с красивой наборной ручкой, за это наказание более строгое, вплоть до возбуждения уголовного дела.
Нельзя не затронуть такую тему, как отаваривание продуктами питания и предметами первой необходимости в зоновском магазине, это громко сказано. Прежде чем попасть внутрь, нужно отстоять на улице длинную очередь, а собирается она, оттого что все себя считают по статусу немного выше, стоящих в очереди и лезут, не спрашивая разрешения. Попробуй простой мужик толкнуть речь:
«Что, мол, борзеете»! Быстро архаровцы на место поставят. Вот и простоит работяга весь день до развода на работу во вторую смену и не успевает отовариться. Теперь только на следующей неделе ему удастся получить продукты и идет он от магазина с тоской в груди, или с руганью на языке:
         «Волки поганые, чтоб вам пусто было, твари беспредельные».
Бывает и расслабление для всех колонистов, по воскресеньям привозят фильм, иногда лагерная администрация облавы устраивают на волосатиков, это у которых волос вырос больше положенного два сантиметра. Встанут вместе с активистами[52] у входа в клуб и отстраняют, того, кто не стрижен, кто-то с обидой уходит, а кто и ругнется:
«Посмотрел кино, ну, менты позорные».
         О столовой, это отдельный разговор. Отряд заходит на прием пищи, у каждого свое место, свои столы, у мужиков и блатных отдельно, у обиженных строго выделенные. Дневальный, разливает по мискам содержимое кастрюль — десяток[53], здесь же получают пайку хлеба, четвертинку буханки. Зэки называют этот хлеб «спецвыпечкой», сдавишь его в кулаке, а назад он форму прежнюю не принимает, жуешь его родимый, а он к нёбу и к зубам прилипает.
Первое блюдо, если его можно так назвать, состоит из подсоленной кипяченой воды, в которой плавает подобие жиринок, маргарина из нефтепродуктов. Гоняет по миске заключенный листок капусты, ловит его, поймает, довольный, а уж мясо- то, попадется кусок жиру, значит, повезло ему.
Селедки можешь, есть сколько хочешь. Деревянная бочка с ней стоит открыто, вот только есть ее невозможно, протухла она уж больно, да соли не пожалели насыпать туда, чтоб опарыши не заводились.
Уха, вот уж действительно «объедение» зэковского стола, посмотришь на нее, а она синяя, как покойник, вместо рыбы минтая, одни хребты костяные плавают в миске.
О чае, вообще слов нет, кипяток закрашенный квартами[54], седьмая вода на киселе.
Капусту подают квашенную, кислую, от которой рот за уши уводит.
Вот картошка, это продукт по праву считающийся дефицитом! Разбирают ее блатные по отрядам, разворовывают ее при чистке зэки, отправленные на дежурство в столовую, повара ее затем бережно в супы заправляют и ссыпают в котлы, только в мизерном количестве. Зато в бараках стоят запахи вареной картошки, вечерами, гудят самодельные машины-кипятильники, варят картошку в одно, двух — трех литровых банках.
Одно утешение, это передачки с воли, посылки, бандероли, да продукты с магазина, но и тут мужика ждет опричнина, десять установленных процентов сдай в общак отряда и от тебя отстанут "сборщики налогов", а не сдашь, могут и силой отнять.
По тюремным понятиям — делиться, это должен делать всякий сознательный зэк, раскошелиться, это было незыблемым правилом.
Играешь в карты, плати рубь с выигрыша, чем больше ставка, тем выше налог, блатные не куражатся, некоторым даже за честь пополнять зоновский общак. Пацаны греют изолятор, БУР[55], встречают своих близких друзей, знакомых, отсидевших срок в изоляторе. Кого осудили в зоне за новое преступление по уголовной статье, провожают, собрав в дорогу мешок с вещами и с табаком. Объектовые зоны, куда вывозят на работу часть заключенных, кормят зоновский общак, там дела куда серьезнее, об этом еще не раз будет упоминаться.
 
Во многое Санек еще не успел вникнуть, но как говорится, верхушек он нахватался, главное потихоньку разобраться во всей этой зоновской карусели и не делать ошибок, ведь права на исправление их нет, не детские это игры — лагерные, суровые будни.
– А в верхней одежде на кровать не садятся. Прервал его мысли голос подошедшего зэка,– здесь принято разрешения спрашивать, да и в тумбочку пока ничего не ложи, придет братва, вот тогда и положишь кружку с ложкой.
– А ты земляк объясни, почему нельзя?– спросил его Сашка.
Тот посмотрел, что никого рядом нет, и тихим голосом произнес:
– Бытует здесь положение, вдруг ты кому из босоты[56] не понравишься, вот и могут тебе подляну подстроить, скажут, мол, в тумбочке червонец[57] под газеткой лежал, пришли с работы, а ловэшок[58]-то тю-тю и предъяву тебе. Да ладно, ты не парься, это я тебе так, к примеру, чтобы без хозяев в чужие проходы не заходил, ты же новичок, а как своим станешь, так и все будет на мази.
Чувствовалось по разговору, что парень не из простого десятка.
– Ладно, пошли чифирнем[59], познакомимся, меня Яшкой зовут, я освобожден от работы, приболел трошки, вот и разлагаюсь.
Прошли в другую спальную секцию, в самом дальнем углу сидели еще двое заключенных. Сашка заметил, руки в наколках, роба черная, наглаженная, волосы на голове больше положенного отращены.
«Видать не простые, либо бугры[60], либо из пацанов»,– подумал он.
– Ну, заходи, присаживайся. Сидевший на кровати заключенный приподнялся и подал руку.
– Равиль,– представился он,– а это Леха «Богомол». Сашка пожал обеим руки.
– А у меня Воробьем кличут, Сашкой звать.
– Да мы уже знаем,– сказал Равиль,– и про битву твою с Пархатовскими пацанами наслышаны, и как нормальным мужиком себя показал, кумовьям не сдал братву. Кстати тебе привет от Пархатого, – и Равиль засмеялся от души,– слушай Санек, ну ты мастерски ему шнопак развернул. На киче братва диву давалась, кто это покусился на нос Пархатого, одним словом повезло тебе Воробей, могли бы втоптать тебя в пол. Это ничего, если я тебя буду так звать?– спросил Равиль.
– Да все нормально,– ответил Сашка.
– Где так хлестаться научился?
– Да на воле, занимался спортом, приходилось частенько на разборах между пацанами присутствовать, да и учителя были неплохие.
– А ты, с какого района?– спросил Леха Богомол.
– С Железнодорожного, с «Железки».
– Да ты земляк Пархатого, он тоже с Железки,– удивленно воскликнул Лёха.
Третий заключенный, представился «Пельменем» и налил в эмалированную кружку чаю, отпив три глоточка, передал следующему, так и передавали по кругу, пока не допили чифир. Пельмень положил кружку с отжатыми нефелями[61] в тумбочку.
– Потом подмолодим свежей заваркой, еще чифирнем, в зоне нефеля, многие не выбрасывали, считают, что в них еще остается чай, несколько щепоток свежего чаю, это и называлось -подмолодкой. Усекаешь?– кивнул он Воробью. Сашка ответил ему взаимным кивком.
         Равиль сказал, чтобы все прогулялись, а Воробья попросил остаться, видно ему было, что сказать Сашке.
– Короче, Санек, пацан ты видно с головой, о тебе ничего плохого по тюрьме не говорят. Авторитетный человек в зоне за тебя слово замолвил. Дрон, он же вор в законе, сейчас на киче, его кумовья в зону не пускают, ему когда обсказали твою ситуацию с Пархатовскими, он балдел не меньше нашего. Пархатый — то по натуре властолюбивый, да злопамятный, кулаками все стены в хате поиздолбил. Говорит: «Выйду, завалю этапника». Скажу тебе по секрету,– тихо заговорил Равиль,– Пархатого ночью к Дрону в хату запускали, и после этого Жека отказался от мести в твою сторону и как бы в знак примирения привет тебе передает. Дрона вся братва уважает, его слово закон, как скажет, так и будет, так что еще раз говорю, тебе Санек свезло.
– А как, по-твоему, почему за меня Дрон заступился?– спросил Воробей.
– А ты не врубаешься! Да таких случаев в нашей зоне совсем не бывает, чтобы нам пацанам кто-то крутую отмашку дал, месили всех, за милую душу, ты чё, здесь строго, если закосячил, опускаем быстро. Видно ты по делу им всем салазки[62] выправил, вот Дрон и замолвил за тебя слово.
– А кто решает, кого опустить, кого помиловать?
– Ясно пень, блатные в отряде.
– А блатных, кто, Дрон назначает?
Равиль прищурился, как бы внимательно оценивая взглядом Воробья сказал:
– Ты пока много вопросов не задавай, определись, с кем жить будешь, с мужиками, значит, пахать будешь, как папа Карла, а если с блатными, то есть с нами пацанами, значит почет тебе и уважение.
– А я сам по себе хочу,– твердо заявил Сашка.
– Золотую середину выбирать тебе не дадут, здесь или — или, есть еще одна дорога, в петушатник. Не в обиду тебе будет сказано, если бы ты себя поставил по — иному и не впрягись за тебя Дрон, одним словом я б тебе не завидовал.
– Я уже об этом думал. А здесь в отряде кто блатной?– спросил Сашка.
– Пока две семьи — это моя и Пархатого. Скоро будет известно, кого паханом назначат в отряде.
Первое знакомство Воробья с блатными в отряде прошло на ура. Он сам был удивлен положительным исходом дела, а то ведь пришлось бы ему свою честь до последнего защищать. В душе он люто ненавидел свору подонков, они как волки, все на одного, не огрызнешься, разорвут в клочья, а здесь в зоне один конец, удавку на шею и по кругу пускают.
Вот этого Санек больше всего опасался, что из подтишка сомнут его, опустят, а жить после этого он не сможет, либо сам себе вены вскроет, либо в запретку[63] кинется, и часовой расстреляет его, из автомата. Но другой, более суровый, внутренний голос направлял его мысли в другое русло. «Ночью, всех гадов переколю, как кроликов, никто и пикнуть не успеет, а там пусть мне за них зеленкой лоб намажут[64]».
Но, как видно, жизнь по-иному распорядилась на этот раз, Саньке стало спокойнее на душе, но интуиция подсказывала ему, что это только начало. Впереди еще четыре с половиной года. Как все ляжет? «Поживем, увидим!»И он пошел прогуляться на воздух.

 
 
 
Глава 8
 
ВОР В ЗАКОНЕ
 
Да, Воробью действительно повезло. До Дрона дошли слухи, что кто-то из этапников избил братву в шестнадцатом отряде. Первой мыслью его было, наказать борзого бойца, чтобы другим неповадно было, оборотку пацанам давать, но когда он узнал подробности, что хотели его ободрать, как липку и били то в принципе человек десять, да выстоял парняга. Потом еще прикалывался, когда менты его уводили, но пацанов не сдал, увел разговор в другую сторону. Тогда он решил сначала спрос держать с Рыжкова.
Дрон был в курсе, как Пархатый держал в кулаке отряд, в этом отношении к нему было много претензий. Особенно напрягали вора случаи, когда опускали кого-нибудь из провинившихся заключенных. Кое-кто из зоновских авторитетов открыто заявлял, что Пархатый беспредельничает. Дрон, конечно выслушает всех и примет свое, справедливое решение.
Он считал, что массу мужиков нужно держать в порядке, а за блатными иметь глаз да глаз, чтобы между ними не было заварушек. Умные мужички тоже могут подбивать своих против блатных, а буфером между ними должен быть авторитет, которого должны слушать и те и другие. Возникнет, к примеру, стихийное волнение у мужиков против блатных этой зоны, которое потом ни менты, ни авторитеты остановить не смогут. Менты всех пацанов пересажают, по разным зонам и перифериям раскидают, с главного в зоне будет спрос, не смог, мол, вор, поставленный сверху овладеть ситуацией.
         Конечно ментам на руку, когда в зоне спокойно, у них совершенно другая политика, лучше плодить активистов и с их помощью содержать зону в порядке, чем дать волю вору в законе и разрешить ему управлять по-своему. Два медведя в одной берлоге не уживутся.
С Пархатым и ему подобными, если они окажутся виновными в беспределе, вор разберется жестко.
«А насчет, вновь прибывшего пацана, надо поручить Равилю, чтобы первую поддержку оказал ему, да приобщил его к делам пацанским, это пока, а там будет видно» – думал Дрон.
Вор подошел к двери и постучал, в коридоре изолятора послышались шаги подошедшего, открылся смотровой глазок.
– Командир, после отбоя приведи ко мне Пархатого из второй хаты, базар есть.
 Открылась кормушка в двери, и показалось лицо дежурного прапорщика:
– Дрон, я смену сдаю, передам Генке «Крокодилу», чтобы он к тебе его привел.
 Крокодилом он называл своего друга прапорщика, с другой смены.
– «Кузя», как делишки?– поинтересовался Дрон.
– Да ничего, нормально,– замялся прапорщик Кузнецов.
– Как у тебя с ловэшками дела обстоят, может подкинуть?
– Да не откажусь, поиздержался капитально.
– Короче, дай знать Равилю, он в четвертой хате сидит, пусть его пацаны с отряда мне хавки[65]и курехи подкинут, да еще баул[66] зарядят, братву в карцере подкормить надо, скажешь от меня, они же тебя и филками[67] подогреют.
Видно кто-то из обслуживающего персонала приближался по коридору, прапорщик захлопнул кормушку и серьезно произнес:
– Библиотека после пяти вечера будет, а пока читай газеты.
Все было у Дрона схвачено, хоть и пришел он в зону недавно, но связи остаются прежними. Его предшественника — «Колдуна», администрация колонии, за нарушения режима содержания, все-таки отправила в тюрьму закрытого типа.
Дрона сюда по «путевке»[68] воры в законе направили с далекой Зауральской зоны.
Начальник оперчасти колонии Ефремов пообещал его вслед за прежним авторитетом колонии отправить, нашел ведь «солдацкую» причину, вот уже три раза по пятнадцать суток досиживает Дрон в ШИЗО, а дальше грозился в БУР перевести.
В дальнейшем, парочку БУРов отсидит, и администрация направит в дело в суд. За злостные нарушения режима содержания, за создание в колонии условий процветания воровских сообществ, за сколачивание неблагонадежных группировок и так далее и тому подобное и пойдет Дронов по этапу в тюрьму закрытого типа.
Но Дрон так себе думал:
 «Кишка тонка у "Ефрема" – опера, уж я — то в курсе, кто в зоне негласный хозяин, не начальник колонии, а его заместитель по Режимно-Оперативной части майор Кузнецов, это он будет решать, что со мной дальше делать».
Вечером, после отбоя, дверь камеры Дрона открылась и в нее по-тихому проскочил Рыжков.
– А-а! Пархатый! Ну, садись, гостем будешь, разливай чаек и рассказывай что там, в зоне, в отряде творится. Тот обсказал Дрону все новости, которые знал, ну и свою историю не забыл рассказать.
– Я ему шакалу всю ж… на восемь клиньев раскрою,– не унимаясь, злился Жека,– он у меня из петушатника до конца срока не вылезет.
– Я смотрю, ты прибурел здесь,– перебил его Дрон,– ты что же мурло, судьбами тут вершишь, давно ли свое свиное рыло на пацанское сменил, тебя кто уполномочил пацана опускать, вы же по беспределу на него наехали, разуть, раздеть хотели. А вдруг он моим бы братом или знакомым оказался, да я бы вас чертей всех в запретку загнал.
 Дрон умел наводить ужас на окружающих, тем более ему вдвойне было приятно унизить беспредельщика Пархатого. Проучить его было просто необходимо, а- то он набрал такой ход, пора было его останавливать.
– Последний раз слышу о твоих зехерах, если не уймешься, самого опустим, ты разбор то делай, что всех подряд прессуешь, мне на твои такие дела братва уже не раз малявы[69]загоняла, просили, чтобы я тебя одернул.
– Дрон, прости, ну гадом буду, больше ни-ни, зуб даю, мамой клянусь,– пролепетал испуганный Пархатый.
– Ты на малолетке[70] был?– спросил его Дрон.
– Ну да, в Таежном, двушку оттарабанил.
– А что мамой клянешся, смотри, а-то спрошу с тебя за мать,– и, увидев, что глаза Пархатого еще больше округлились, уже с улыбкой добавил:
– Да ладно не тушуйся, я тебя предупредил, не разобравшись, мужиков не наказывать, в отряде пока продолжай держать мазу, назначаю тебя главным, пока ставить некого. Все дела на тебе, в подручные тебе семью Равиля и вот еще что, присмотрись к этому, ну как его?
Пархатый догадался, о ком его просит вор и с радостью в голосе, чувствуя, что накал проходит, произнес:
– К Воробью! Леха, да все будет ништяк, я поддержу его.
– Да прощупайте его, чтобы не кумовским оказался и аккуратнее с ним, а-то опять свои беспредельные методы будешь применять. Помогите ему вместе с Равилем и потихоньку вводите в дела. Равиль скоро с суток выйдет и дождется твоего выхода с трюма, обмозгуйте, как в десятом отряде с семьей Сибирского разобраться. До меня слухи дошли, что там, в общак поступления нехилые идут, а как коснется передачи набранного в зоновский общак, так причитать начинают, сборы, мол, хреновые. Надо разобраться, либо шнифтари[71] отрядные кроить стали или пора «верхушку» в отряде менять
– Да прожирают они сами, бесы прибуревшие,– поддакнул Пархатый,– сделаем Леха, все будет в лучшем виде.
– Без мордобоя только, дойдет до кумовьев, опять тоскалово[72] начнется, мозгуйте лучше! Понял меня.
– Да, все будет ништяк.
– Ну ладно, иди в хату. Да баул вот прихвати, вам братва подогнала: хавки, курехи. Дрон подошел к двери и слегка стукнул. Рыжков также тихо проскользнул в открывшуюся дверь, как и вошел.
В изоляторе стояла тишина, только слышно, как удалялись по коридору шаги надзирателя.

 
 
Глава 9
 
НОЧНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ
 
Через пять суток Равиль вышел с изолятора и сразу приступил к разработке плана по поводу семьи Сибирского, он не стал ждать выхода Пархатого, а захотел загрести весь жар своими руками. Да, «котелок у него варил». Он понимал, сделай он все быстро и без особого шума, Дрон подкинет ему плюсовых очков. И к тому же опер Ефремов тоже не был против того, чтобы вбить клин в отношения между семьями блатных.
Равиль был удивлен: «Почему не меня, а Пархатого вор поставил главным в отряде, здесь любого жлоба задавит.[73] Я еще по малолетке помню, как в камерах меня частенько выбирали стареньким по хате[74]. Старшим по камере, назначало начальство, вроде, как старостой, а "стареньким", свои пацаны.
И уважения было мне, как первому человеку в камере, а здесь вдруг, вторым. Ладно, проехали, будет и на моей улице праздник, Пархатого дожидаться с ШИЗО не буду, сам решу все. Правда куму придется поверхностно доложить, а может все хорошо пройдет, тогда не придется».
Глазунов и Зельдман встретили Равиля с изолятора по-королевски. Накрыли стол, собралась вся семья, в состав которой намеревались включить и Сашку Воробьева, который и пришел поприветствовать освободившегося арестанта. Здесь и подошли пацаны из параллельной семьи Пархатого. Попили чай, поели. Приближенные Равиля подсуетились и приготовили свежей картошки, которую варили в стеклянных трехлитровых банках, самодельными кипятильниками. Заправляли варево мясными консервами, получалась тушеная картошка, от таких приготовлений у иных заключенных, голова кружилась, хотелось есть.
         Блатные своих собратьев встречали с почестями, обязательно приготавливали чистое белье, черный, новый малюстиновый, или реписовый костюм, а по- иному роба, и до зеркала начищенные, новые сапоги, чаще кирзовые. Хромовые и яловые вообще носили только паханы, да и то при глобальном обыске, надзиратели забирали это богатство. Были в зоне и такие мастера, которые обжигали кирзу горячим железом, так, что ее потом трудно было отличись от хромовых сапог.
Везде и во всем присутствовал свой шик. Волосы отращивали до двух с половиной сантиметров люди, имеющие привилегированное положение. Телогрейки, черные, малюстиновые, шапки домиком и обязательно отороченные цигейкой козырек и уши, а все остальное обшито черным драпом. Рукавицы — шубинки на руки, с выворотом из норки или на крайний случай из сурка или нутрии, это все режимники[75] не забирали. Пройдет такой зэк по зоне, сразу видно, из братвы, как говорится: «Встречали по одежке».
Сашку тоже приодели не хуже, да он еще с тюрьмы привез себе одежду, мама собирала вещи, да друзья помогали с воли.
Поели, попили чаю, и все разошлись по своим местам. Равиль оставил при себе Глазуна и Зелю. Подумав немного, махнул рукой Воробью, мол, тоже оставайся. Равелинский предложил план, разработанный им еще в изоляторе по поводу семьи Сибирского с десятого отряда, но нужно было еще поговорить с Воробьевым.
Прежде чем вводить в семью, Сашку нужно прописать, т.е. проверить на деле, вот и решил Равиль подключить его к делу.
– Ну, во первых Санек, тебе протянута рука самого Дрона, а это почитай поддержка весомая. Мы, пацаны предлагаем тебе влиться к нам в семью, в какую, в мою или Пархатого, решать тебе.
– Равиль, да тут без вариантов, конечно в твою,– сказал Сашка.
– Все, заметано, отныне ты с нами, а значит, ты будешь посвящен в более серьезные дела нашей братвы. Слушайте сюда. Расклад такой, в десятом отряде прибурела семья Сибирского, им неоднократно спускались предьявы. В наших кругах стали замечать, как они откусывают куски от общакового пирога, нам, авторитетным пацанам в зоне, один человечек, приближенный к той семье, цинканул[76], что они кроят от общака. Вот и поступило оттуда цэу[77],– и Равиль кивнул головой в сторону изолятора,– чтобы наказать шакалов.
– Да прессануть козлов, щас братву соберем, кое — кто из Пархатовских тоже пойдет, – воодушевился Глазун.
– Думай, чё говоришь,– одернул его Равиль,– все нужно сделать без кипиша[78], ты что на воле находишься, чтобы пол района на битву поднимать, сразу на кичу всех упрячут, а там и групповуху[79] могут пришить. Слышал я, по-другому можно им мозги вправить. Мне нужны три надежных человека. Равиль обвел взглядом всех троих.
Дураку понятно, что это они: Глазун, Зеля и Воробей.
– Про куклуксклановцев что-нибудь слышали,– спросил Равиль.
– Да, это ненавистники негров и коммунистов, общество тайное есть такое в Америке,– сказал Сашка.
– А колпаки на их головах, вам, о чем нибудь говорят?– продолжал спрашивать Равиль.
– Острые колпаки из белой ткани, с прорезями для глаз,– опять подсказал Воробей.
– В цвет!– повеселел Равиль,– молодец Санек.
– Короче, расклад такой, ночью, а лучше под утро, когда все спят, втроем, напялите колпаки на головы, зайдете в холл десятого отряда. Ты!– Равиль ткнул пальцем в Глазуна, – подставляешь к горлу ночного дежурного нож и приказываешь ему молчать. Вы двое. Он показал на Зелю и Воробья,– проходите, на цирлах[80] в левую секцию и в самый дальний, правый угол. Там четыре спальных места, на первом ярусе. Берете два шприца, наполненные серной кислотой и обливаете всю робу, какая только там есть, через час, два, от этой робы одни лохмотья останутся. Ну, а потом мое дело, как Сибирским «хрен к носу» подвести.
– Идеально,– произнес Зеля.
– У — ух! Потер руки Глазун.
– Ну а ты что скажешь?– обратился Равиль к Сашке.
– Я считаю, что нужно открыто предъявлять им, все равно разборки потом будут, не лучше ли сразу вынести все это на сходку.
– Ты, чё, Санек, да им уже сколько раз говорили, тем более за них сам Дрон взялся, надо же кому-то Сибирских приопустить, вот мы и сделаем это,– горячо настаивал Равиль.
– Ну, раз так — добро. Я впервые, в зоне, буду в подобном мероприятии участвовать,– спокойно сказал Санек,– меня волнует здесь одно, чтобы дневальный шум, не поднял.
– Да я ему наглушняк пасть заткну,– вставил Глазун.
Равиль поддержал Сашку:
– Правильно, правильно, если тот поднимет шум, рвите когти. При любом раскладе, сваливаете в уличный сартир, бросаете нож в дыру, да подальше с глаз. Наволочки принесете в отряд, я их потом закуркую[81].
На следующий день, дождавшись ночи, трое заключенных вышли украдкой из отряда. Выход не был сопряжен с опасностью быть задержанными, так как  туалеты находились на улице, потому ночами много, кто ходил и справлял нужду. Надели колпаки и потихоньку прошли в холл десятого отряда, который располагался на противоположной стороне этого же барака.
         Ночной дежурный спал, положив руки на стол и уронив на них голову. Надобности, зажимать ему рот и подставлять нож к горлу, пока не было. Глазун на всякий случай сунул нож, уткнув его концом в рукав куртки, и встал над дневальным, а Зеля с Воробьем потихоньку прошли в левую секцию. Прошло несколько минут, первым показался Сашка, за ним Зеля, который в самый последний момент зацепил ногой, стоящую возле шконки табуретку, та с грохотом опрокинулась на пол и разбудила дневального. Раскрыв широко глаза и еще ничего не соображая, шнырь[82], увидел перед своими глазами чудище в белом балахоне. Спросонок ему показалось, что смерть в белом обличии пришла по его душу, и уже собирался закричать, но «Смерть» одной рукой закрыла ему рот, а в другой показался нож и уже человеческим голосом прохрипела:
– Не дай Боже, рот раскроешь, я тебе кадык вскрою.
Шнырь, пришедший в себя ото сна, понял, что это не смерть, потому спорить не стал, а понятливо закивал головой.
Глазун дождался, когда подельники закончат дело и выскочат из отряда, приставил к своему рту указательный палец и тихо сказал:
– Голову на руки положил и как ни в чем не бывало, продолжаешь спать, если поднимешь кипишь, я тебя из-под земли достану. И тихо скрылся за дверью.
Когда Глазун догнал свою братву, его разобрал такой смех, что даже на вопрос, чего он ржет, не в силах был ответить сразу.
– Вы бы, на его рожу посмотрели, я чуть не упал, он в натуре подумал, что перед ним привидение.
 Тут уж разразились смехом все.
Проделав все, как было запланировано, тройка, уже более сплоченная в деле, возвращалась в свой отряд. За окном слегка брезжило. Равиль не спал, и когда братва ввалилась в отряд, он всех завел в каптерку и выслушав до конца рассказ о ночных похождениях, поблагодарил пацанов.
– Это вам!– он протянул каждому по пакету,– за благополучный исход дела.
В каждом из свертков лежали по две плиты чаю, высшего сорта, по рубль шестьдесят три и пять пачек папирос «Казбек».
Папиросы такого сорта были острым дефицитом и курившие по тем временам их в зоне, могли считать себя счастливыми людьми. А вышак[83], плиточный чай мог проникнуть в зону только нелегальным путем, так как в зоновских магазинах продавали рассыпной чай и то по две пятидесятиграммовые пачки в месяц.
Пацаны остались довольные, что с них взять, в юности и не такие проступки приходилось совершать молодым людям.
         Только Санька не очень был рад ночной вылазке, не по нутру ему было это тихушество, он привык с широко распахнутой грудью встречать все невзгоды. Смелости и отваги ему было не занимать, он думал о справедливом подходе к любому делу, но зоновкая жизнь с ее порядками разрушала все его устои. Он прекрасно понимал, что кулаками и уговорами здесь не руководствуются, здесь идет хитрая, подковерная борьба, из подтишка, не в лоб решаются некоторые дела.
 Да и оперчасть не дремлет, малейшая драка, нападение, пьяная поножовщина и заключенный с добавочным сроком загремит в другую зону с более строгим режимом.
Потому для Сашки было первостепенной задачей, все решать по справедливости. Но как избежать последующих поручений такого рода, в этом ему необходимо было разобраться.
 По своей природе Санек был не глупым парнем и достаточно вникал в глубину создавшейся обстановки, ведь коснись, он откажется выполнять следующее задание, его могут пустить под сплав. Как? И за что? Да тот же Равиль сдаст его Сибирскому, и будет у Сашки уйма врагов.
Да, не зря, там еще на свободе он всегда прислушивался к байкам рассказчиков, которые имели отношение к зоне, не знал для чего ему это, наверно было просто интересно слушать рассказы о лагерной жизни, особенно он много слышал от своего отца, когда тот был в нетрезвом состоянии.
 Его мысли прервал Равиль:     
– Ну что Санек, не спится, у тебя все нормально?
– Да не совсем, не нравится мне это, надо было просто поговорить с пацанами и убедить их в неправильности их поступков.
– Ты откуда такой взялся?– шепотом произнес Равиль,– да не нам с тобой решать, что здесь правильно, а что нет. Сань, я тебя умоляю,– с иронией проговорил он, – не будь таким наивным и прямым, как рельса, ты живешь в фаворе[84], благодаря им,– и он кивнул головой в сторону изолятора,– ну, иди к мужикам жить, да на тебе бугры, да мастера будут, как на коне ездить. Откажешься работать, они тебя упрячут. Попадешь в изолятор, там спрос с тебя, за отказ от работы в зоне стремно садиться на кичу. Кулаками не прошибешь эту стену, тут головой надо думать,– поучал его Равелинский.
– Вот я и думаю, что надо правильно все делать, по честному.
– Санек, ты меня удивляешь, отошли те времена, когда на общаках думали так, как ты себе мыслишь, я пока не имею права раскрывать поднаготню всей нашей жизни, это касается не понятий, а типичных дел, которыми мы все здесь заняты. Запомни, мы волки и грызть будем друг друга до победного, а одиночки вроде тебя, здесь не выживают, ты сам сегодня убедился, как делаются темные дела.
 Он нагнулся к уху Сашки и прошептал:
– Если кое- кому будет угодно, придут ночью архаровцы, придушат тебя подушкой, и нет тебя.
– Да кто придет-то!– воспротивился Воробей,– такие же, как я, Зеля, Глазун. Я не больше пойду. Произнес он с гневом в глазах.
Равиль сделав серьезную физиономию, сказал:
– А тебя и не пошлют, есть исполнители, торпеды, которые за тебя сделают это.
 Потом немного смягчился и продолжил:
– Санек, ты еще молод в этой жизни, но мне нравится твой максимализм, ты еще не испорчен, ты чист, мне кажется у тебя такое воспитание, натура бунтарская, не хочешь ты выстилаться и прогибаться под обстоятельства. Это скажи спасибо, я с тобой так мирно беседую, а попади ты к Пархатому.
Сашка приподнялся с постели, чтобы выразить протест.
– Знаю, знаю, но все же на одно мгновение представь, как бы Жека разделался с Сибирскими. Да он бы их всех дерьмом перепачкал, а еще бы на каждом углу орал, что сделал это по указке вора.
Хотя, если учесть такой момент, Дрон просил, чтобы все прошло, как можно скромнее, а вас троих Пархатый ни на грош бы не ставил, у него в семье нет равных, он всех считает быдлом и шестерками,– высказался Равиль.
Сашка призадумался над его словами:
«Может быть, Равиль и не плохой человек, но мне думается он чего- то боится и не договаривает, а в отношении Пархатого он прав».
– А знаешь, Равиль, если Дрон…
– Шшшш!– зашикал Равелинский.
– Не надо произносить имен вслух, они не любят этого.
– Ну ладно хорошо,– Сашка зашептал,– если его отправят на другую зону, то Пархатый попытается подмять все в отряде под себя.
– Замучается, я не дам ему развернуться.
– Тогда, в таком случае мне придется воевать с ним не на жизнь, а на смерть,– заявил Сашка.
– Вот здесь ты найдешь во мне верного компаньона.
 И Равиль протянул Воробью руку. Хочешь не хочешь, но Сашке пришлось ее пожать.
На следующий день, по всей зоне разнеслась новость, что ночью в десятом отряде кое-кому из блатных попортили одежду. Хотя пять комплектов робы для братвы и ничего не значили, но сам факт вторжения в их жизнь и напоминание о том, что они уже не являются авторитетными людьми в зоне, дали о себе знать. Подобный акт бросал на Сибирских пацанов тень, это было равносильно, что на них вылили ведро с фекалиями.
Леха «Сибирский»был в бешенстве, он примерно догадывался, откуда дует ветер, но прямых улик не было и его возмущениям не было предела.
Вообще, эта семья считалась очень крепкой и в отряде и в зоне. Стремясь больше к независимости и самостоятельности, Сибирскому приходилось часто увертываться от чрезмерного давления блатных зоны. У Лехи были свои сторонники, к примеру, во втором отряде, Вася Симутин и еще несколько пацанов, правящих в разных отрядах.
Конечно, такие как Пархатый и пахан третьего отряда Ворон, своими беспредельными действиями в отношении мужиков портили всю погоду в зоне. У тех тоже были свои сторонники, и если приходилось сталкиваться на сходке блатных всей зоны, начинались жаркие споры, нередко переходящие в ругань и ссоры.
 Да до какой нормальной семьи не доведись, каждые бы хотели править по своему в отряде, к примеру, как на строгих зонах, то есть больше народовластия, без поборов, отбирания и беспредела.
Прошло три дня. Сашка не находил себе места, теперь он прекрасно понимал в какую историю его втянул Равиль. В одну из ночей он долго не мог уснуть. Мысли не давали ему покоя:
«Как я мог пойти на поводу у этого лидоблюза, который боится Дрона, как огня, только при одном упоминании о нем, Равиль начинал ёрзать и шикать. Тоже мне собрались два друга, "сбруя, да подпруга"– подумал он о Равиле и Пархатом,– один другого стоят».
Не думал Санек, что прибытие его в эту зону начнется с бесконечных интриг, склок, он также понимал, что Равиль использует его в качестве быка[85] и как видно, выходит у него неплохо. Посулы, уговоры, давления на чувства, все пускает в ход этот упырь.
«С кем мне посоветоваться? Не воевать же и с ним. Тогда я окажусь между молотом и наковальней. Может сотворить что-нибудь, да в изолятор загреметь, а там дай Бог с Дроном пересекусь. Ведь оказал же он мне поддержку, может быть Дрон не такой ушлый, как эти пройдохи. Да, мысли, мысли, все в голову лезут. Где выход? Выход должен быть, нужно только правильных людей найти и заручиться их поддержкой. Равилю и Пархатому я не верю, как бы мне сейчас хотелось поиграть ихними головами, как футбольными мячами, Пархатого, за его беспредел и наглость, Равиля, за его скользкую и мерзкую натуру. Все! Нужно решать!».
         На утро Воробей решил пойти с повинной головой к Сибирскому, он должен познакомиться с ним, а потом, по ходу разговора примет решение. Сашка не боялся, если даже попадет под справедливые кулаки Сибирских пацанов, он нутром чуял, что братву пытались опустить по беспределу и он шел к ним виниться.
Леха Сибирский встретил его дружелюбно. Поздоровались и представились друг другу, тот уже знал, что Воробей дал оборотку Пархатому и его пристебаям, потому на предложение поговорить, Леха провел его в дальний угол на свое место. Санек вспомнил ночное похождение, и ему стало немного неловко. Сибирский послал кого- то сварить чай, и был весь во внимании.
Рядом с ними в проходе никого не было, но зато вокруг стоял такой шум и гвалт из людских голосов, хоть уши затыкай, да и накурено было в секции, хоть топор вешай. У заключенных был выходной — воскресенье, потому в отряде собралось много народа.
– Лёха, у меня серьёзный разговор к тебе, выслушай меня, а потом решай, как поступить.
Сибирский удивился:
 «Что это, с пацаном, вроде первый раз встречаемся, а уже какие-то напряги».
Стали подходить остальные пацаны Сибирского, он знаком пригласил их сесть. Секретов от братвы у него не было. Сашка был согласен, говорить открыто и прямо. Он всё обстоятельно и в подробностях рассказал собравшимся в проходе и закончил на спокойной и уверенной ноте:
– Я понимаю, пацаны, что по своей глупости, неопытности был втянут в эту историю и просто по человечески прошу у вас прощения, я не могу держать в себе этот косяк, и жду от вас решения.
Какое-то время все присутствующие сидели молча, первым по праву заговорил Сибирский:
– А мы то были в непонятке, какие черти на нас наехали. Ну, понимали, что след идет к каким то мразям. Ну, Равиль, ну сука! Гаденыш...
 Пацаны зашумели, каждый хотел высказать свое мнение, даже слишком ретивый уже было потянул руки к Воробью.
– Не трож пацана,– осадил Сибирский взбеленившегося,– он сам к нам пришел, а повинную голову меч не сносит.
Ты знаешь Воробей, в натуре, я наверно не встречал в своей жизни таких пацанов, которые, не прячась за чужие спины, приняли бы на себя весь гнев, мы же сейчас вправе втоптать тебя в грязь, опустить…
 Он сделал паузу и продолжил:
– Но мы в отличие от Пархатовских и Равилевских шакалов принимаем твою историю, против тебя, я и мои пацаны ничего не имеем, ведь так, братва! – обратился он к пацанам. Все единогласно согласились.
– Заметано, ты молоток, Воробей.
У Сашки гора с плеч свалилась, это было уже второе облегчение после того, как он попал в зону.

 
 
 
Глава 10
 
ОПЕР ЕФРЕМОВ ДЕЙСТВУЕТ
 
 В проход зашел пожилой заключенный, по нагрудной бирке Сашка прочитал, что он со второго отряда, по фамилии Макаров.
– Проходи, Макар, почифирим,– пригласил Лёха пришедшего. Тот учтиво поздоровался с каждым по руке и протянул руку Воробью, они познакомились.
По правилам приличия зоновской жизни, все зэки без исключения должны здороваться. Если кто-то, кого-то проигнорировал, то должен объяснить причину неприязни, иначе он рискует получить чёрную метку[86]. А другой заключенный, в свою очередь обязан спросить, почему такое недоверие, иначе братва не поймет и сочтёт его не способным постоять за себя.
Познакомившись и послушав Сибирских братанов, Воробей заметил одно различие между ними и семьями Равиля и Пархатого.
Правильно трактуется пословица: «Рыба с головы гниёт». Как относятся паханы к своим подопечным, таковыми они и являются. Если в десятом отряде пацаны рассудительные, сплоченные, готовые за друг друга встать горой, чего не скажешь о блатных в шестнадцатом отряде.
Все там под стать одному, либо угодничают, заглядывают в рот, либо готовы совершить все, что угодно, лишь бы главный блатарь похвалил, или как с Сашкой произошло, по команде «фас»кидаются, как псы недорезанные. За -то сейчас, не перестают Воробью улыбки дарить. Одним словом — подхалимы! Таких людей он действительно ненавидел, очерчивал незримую границу и ближе чем на два шага, никого к себе не подпускал.
Смех пацанов и мужиков отвлек Сашку от мыслей.
– А вот еще в моей жизни такая беда приключилась, молодой я тогда был,–  рассказывал дальше Макар историю, толи выдуманную, или в правду.
По всей вероятности он на свободе кошельки воровал, раз речь шла о карманниках:
– Гоним[87] мы как-то раз с корефаном[88] по центральной трассе, смотрю, бикса[89] стоит на передней площадке, такая клевая[90], дай думаю, пришвартуюсь.
А у нее оказалась дурка разбитая[91]. Подошел я к ней поближе, а деваха и впрямь смазливая, а тут подсад на резину[92], меня и придавили к ней. Стою я и обливаюсь потом, а всем телом её формы чую, у меня ажно в голове чего-то забулькало. Руку зажали мне, не дают свободно работать, кошелек — то зацеплю, потяну, а он срывается, нет действия свободного. Надо же! В этот момент мой пацан между ног на дыбы встал. Молодуха -то почувствовала его твердыню и айда краснеть. Я стою, ни жив, ни мертв, нас с ней так сдавили, что не шелохнуться. Закрыли мы с ней глаза и стоим. Я — то тащусь[93], а она молчит, видать ее тоже забрало. Я тем временем шмель[94] уцепил и потихоньку тяну его на свободу. Водила автобуса, резко нажал по тормозам, сначала вся толпа на нас с ней навалилась, а потом при остановке, по инерции назад отхлынула, я в этот момент и вытащил шмель. У меня непроизвольно вместе с выдохом и вылетело слово: "Все-еее"! Я — то о кошельке, а она видно подумала, что я приплыл, аж засмеялась, глядя на меня горемычного. Я конечно на первой остановке и слинял[95].
         Проход опять разразился громким смехом. Здесь начали мужики поближе подсаживаться. Кто с верхних шконок головы свесил, всем хотелось мужика-весельчака послушать, уж больно байки его были прикольные. Макар видит, что попал в круговой обзор и давай дальше заливать:
– А вот еще случай со мной произошел, гоним мы опять вдвоем с напарником, в резине, народу немного. Я такой в шляпе, в костюме, представительный. Плащ через руку перекинут, это для того чтобы из-под него незаметно в ширму нырнуть[96].
Сидят две дамы, а напротив их два чувака, видать их телки были и тема — то знакомая у них на устах. Один рассказывает:
– У моего знакомого из внутреннего кармана на днях кошелек в автобусе украли.
– Да Вы что?!– изумились дамочки.
 А другой чувак тут же начал умничать:
– Да не может этого быть, как можно у живого человека и украсть кошелек. Ведь это невозможно, вот так просто попасть во внутренний карман.
Я пододвинулся ближе к этому «Фоме неверующему» и давай поддакивать:
– Да, да совершенно с Вами согласен, это уму непостижимо, я тоже не верю в это.
 Тот, видя, что на его стороне тоже есть поддерживающие его люди, еще больше стал распаляться:
– Да я ему мерзавцу, все руки попереломаю, не дай Бог мне попадется такой.
– Вот здесь мы с Вами сродственные души,– продолжал я поддерживать заводного мужика, а сам незаметно, из-под плаща рукой ему по дружески, по груди хлоп-хлоп и выгнав шмеля из внутреннего кармана, подхватил его под полой пиджака. Здесь ко мне Васек — мой компаньон приштырился, я ему шмеля сбагрил[97], он на остановке и смылся. Я попрощался со всей компанией и напоследок сказал:
– Так что передайте своему знакомому, пусть не заливает, что у него украли кошелек, сам наверно потерял.
 Я и выскочил на остановке. Представляете, пацаны его мину[98], когда он сунется за шмелём. Закончил Макар.
 Все опять грохнули смехом.
Да, рассказчиком он был знатным, бывают же такие люди, слушаешь и как будто сам присутствуешь там, в воображаемом автобусе, а уж посмеяться всей компанией вдвойне приятно, ведь смех, чувство заразительное.
Сашке, конечно не по нутру были такие истории, он ведь не вор, его мать не учила этому, да и за всю свою жизнь он не украл ни у кого, ни одной вещи.
Что поделать, раз в колонии собран весь свет воров и жуликов и тем не менее, Сашке как-то легко стало в этой компании, здесь атмосфера была совершенно другая, в отличие от шестнадцатого отряда и его обитателей. Пора было уходить. Он кивнул головой Сибирскому, тем самым давая ему понять, что зовет его посекретничать. Они вдвоем, старясь не мешать слушающим мужикам, пошли на выход.
 
***
 
А тем временем начальник оперчасти Ефремов карпел над информацией Равилинского. Вырисовывалась следующая картина. Сверяя два поступивших сведения на одного осужденного, источник одного Равелинский, а другого агент Лапшин.
Осужденный Матвеев идет через несколько дней на личное свидание на трое суток, где должен получить крупную сумму денег. Примерно за месяц до свидания по обоюдному сговору с сотоварищами, он отправил эти деньги переводом родственникам. Информаторы Ефремова извещают, что, скорее всего, деньги выкинут из окна комнаты личного свидания. Но чтобы получить сверток, необходимо пересечь заграждение из колючей проволоки, раздвинув её. Затем проскочить тропу нарядов и подобрать деньги под окном комнаты, которая расположена в двухэтажном здании на первом этаже, все это нужно проделать мгновенно и почти на глазах у часового, который стрелять по этой запретной зоне не имеет права, но поднять тревогу может.
Здесь не все так просто, когда Матвеев займет выделенную для свидания комнату, оперу останется поставить в схроне кого-нибудь из наряда контролеров и ждать. Вот и напрашивается вопрос, сколько ждать? День, два, три? Смены контролеров меняются один раз в день, не может же один и тот же прапорщик дежурить три дня подряд недалеко от окна комнаты свиданий. Напрашивается еще один вариант, с работниками режимной части произвести обыск родственников и заполучить деньги, но тогда весь смысл теряется, деньги перейдут в казну колонии.
 Ефремову хотелось убить сразу трех зайцев!!!
Поймать Матвеева за передачу денег — раз. Задержать «танка», так зэки называют, того, кто преодолевает препятствия и передает грев[99], два, и через него попытаться выявить цепочку лиц ведущую в главному зачинщику, наконец, овладеть деньгами. Конечно, часть из них придется обнародовать в рапорте, а львиную долю его подручный прапорщик конфискует, тем более по информации сумма должна быть не малой.
Ефремов догадывался, что в зоне работает курьер из числа вольнонаемных, зэки их называют «гонцами»[100], которые занимаются поставкой в зону денег, писем, небольших бандеролей. Почему Матвеев не воспользовался «услугами» такого гонца, остается под вопросом, скорее всего осужденному и его дружкам не захотелось делиться с посредниками, а может быть, просто не нашлось таковых.
Вероятно подкупленных сотрудников — гонцов в зоне несколько, ведь блатные в лагере держат общак, кто- то же проносит им каждый месяц энные суммы. Вот и хотел оперативник, чтобы Равелинский вычислил этих поставщиков, но информация была закрыта и строго засекречена. Равиль даже не знал, кто является кассирами зоновской казны, даже отрядная касса была недосягаемой для Равелинского. Эта структура была независимая и нити ее вели на свободу к воровскому общаку. Сколько бы ни напрягался Ефремов, а выявить источники поставок денег и содержания самого общака он не мог. Лакомный кусок -зоновский общак, но накрыв его единожды, не получишь в следующий раз ни гроша. Вот так все построено у этих хитроумных зэков, как в хорошем Минфине.
         Чтобы продвинуть Равелинского на место Рыжкова, нужно проделать хитроумную комбинацию, ведь опер зоны не может поставить главным блатным в отряде своего человека, его назначает вор, то есть Дронов, значит, Дронова необходимо убирать из зоны.
«Вот еще одна головная боль, Дронов, – Вор в законе,– размышлял Ефремов,– пока я сделал все необходимое, чтобы Дрон содержался в ШИЗО. Ну, упрячем мы его в ПКТ, что толку, тот все равно контролирует зону из ШИЗО. По определению зона считается красной, и вору в законе путь сюда заказан, ему здесь ловить нечего, но кто их разберет теперь этих воров.
Каждый десяток лет меняются правила игры, многие зоны уже не могут принимать воров в законе, в основной массе лагеря отмечены красным цветом, где уже давно процветает актив, разные секции внутреннего порядка из числа осужденных.
И, казалось бы, зайдет вор в зону и, судя по обстановке, нужно поднимать бунт, менять верхушку из числа заключенных, избавляться от актива.
Как говорят у зэков «Перекрасить зону в черный цвет». Я не позволю даже близко подойти блатным к этой цели, даже если возникнет угроза полного неповиновения, я предприму все меры воздействия на вора Дронова.
Не так давно, мою идею создать «прессхату» для ломки[101] блатных, отверг начальник колонии Серебров, он — перестраховщик и слушает в основном своего заместителя Кузнецова, который и отсоветовал начальнику создать такую камеру. Они оба боятся, что блатные забросают жалобами УИТУ и прокурора по надзору и потому потворствуют заключенным.
Смысл всего шел к тому, чтобы отрицательно настроенных заключенных сажать в камеру к опущенным и тем самым марать их, но костяк заключенных должен состоять из бывших блатных, которых по тем или иным причинам "опустили" авторитеты. Таким способом можно "перевести" в колонии всю эту "блатную масть" и поможет мне в этом, сам Равелинский. Времена конечно уже не те, что были раньше, когда авторитетный зэк мог, замутить воду среди блатных и отрицательных осужденных, тем более это не периферийные лагеря, а зоны находящиеся в черте большого города, где хорошо развита инфраструктура и система ИТУ имеет специально обученные подразделения военных. Не дай Бог конечно, но случись волнения, которые могут перерасти в полное неподчинение администрации, народный бунт, то бишь зэковский, мигом можно успокоить бунтовщиков, а стрелять, не стрелять, это уже не нам решать, а Москве.
Пока Дронов осел в нашей колонии, здесь что-то готовится, я уже, сколько рапортов писал, и начальнику колонии, и начальнику РиОР, чтобы решался вопрос о срочном этапировании Дронова. Но решает это управление, а там что-то медлят, не захочешь, а подумаешь, специально они, что ли там резину тянут, нам здесь на местах виднее, но наши молитвы видно не в уши управленцам».
         Еще одна идея, возникшая у главного опера зоны, не давала ему покоя — это замена всех блатных авторитетов своими людьми. Ему необходимо иметь двадцать Равелинских, которые будут работать на него и выполнять сложные поручения. Весь смысл подходил к тому, чтобы все сборы, производимые блатными по отрядам, контролировались оперчастью и внушительный процент оседал в кармане Ефремова. Если ему удастся выстроить в зоне именно такую цепочку, то скоро он будет контролировать весь общак колонии.
«Так, дальше: идет еще разбор одной информации, тоже от Равелинского,– рассматривал Ефремов еще одно донесение,– столкнулись лбами блатные шестнадцатого и десятого отрядов. Это ж надо! Чуть до драки не дошло. По слухам, кто-то решил припомоить блотяков с десятого и испоганили им робу, а те, пронюхав что-то, решили разобраться с Рыжковым, хотя тот во время инцендента сидел в ШИЗО. Опер улыбнулся.– Это мы с Равелинским разработали план акции и решили столкнуть лбами две блатные семьи, тем более все замешивалось на недовольстве Дронова в адрес Сибирского.
Пусть грызутся, между собой. Видно им недоразвитым делать больше нечего, как друг друга опускать, ведут себя, как звери и замашки у них все – волчьи. Попробуй в этом гадюшнике, вылови золотого ужа, враз руку откусят. Заразы,– ругал про себя Ефремов Дрона и всех блатных.– Но разбираться нужно, все отрицательно настроенные осужденные ждут выхода Дронова в зону, чтобы созвать сходку авторитетных зэков. Ни в коем случае не стоит этого допускать. Дронов непредсказуем, что он предпримет в следующий момент? Его слово в воровской среде — закон, а вдруг он решит наказать Сибирских, начнется буза и не дай Бог перерастет в поножовщину. А если грянет бунт? Мне руководство не простит этого, вылечу как пробка из бутылки со своего места, да, что там места, с учреждения попрут и куда я потом? Токарем на завод! В органах трудно будет осесть. Ох, и жизнь собачья у нас, у зоновских оперов, скользим, как по тонкому льду, чуть, что и в полынью, выберешься хорошо, а -то и гляди, под грамотную воровскую разработку попадешь. Сколько оперативников в исправительных колониях погибает, ведь они ж- воры эти, своих невольных исполнителей — торпед посылают для убийства. Проиграется какой-нибудь урка, а чтобы его петухом не сделали, ждет своего часа. Скажут ему «режь» и убьет не задумываясь.
Конечно, если на протяжении многих лет все спокойно, работники администрации теряют бдительность, расхолаживаются так сказать. А вот у нас, у оперативников, кроме интуиции еще и информаторы имеются и чтобы все это сопоставить нужно, поломать голову, откуда ноги растут у этой заварушки.
Завтра на планерке у начальника РиОР я обязательно составлю план с режимниками колонии.
Я, начальник оперчасти имею оперативную информацию, режимники должны отреагировать, блокировать сходки авторитетов колонии, всех направить в ШИЗО, но без Дрона сборищ не намечается. Тогда что? У Дронова на днях заканчиваются пятнадцать суток, выпускать его категорически нельзя, Кузнецов должен понять, чего может стоить выход вора из изолятора.
Мать честная! Да за кого приходится переживать, да будь моя воля, Дронов бы давно уже улетел в крытую тюрьму, а тут приходится с ним цацкаться,– Ефремов чувствовал, как голова начинает побаливать,– нужно принять таблетку, а то к вечеру будет совсем плохо, завтра решу окончательно, как обыграть ситуацию с осужденным Матвеевым, и на планерке поставить вопрос о Дронове и обо всей оперативной обстановке в колонии».

 
 
 
Глава 11
 
СТЫЧКА БЛАТНЫХ
 
Воробей, выйдя на улицу вместе с Сибирским, уже не опасался, что кто-то из братвы шестнадцатого отряда увидит его вместе с Сибирскими. Расклад получился полный и предъявления со стороны блатных своего отряда, в том, что он якшается с Сибирским, он не страшился.
То, что Пархатый и Равиль и им подобные, считали, якобы пацанов Сибирского приопущенными, так в блатном и воровском мире не дают пощечины тайно, там открыто предъявляют, за что-то.
         Они сели на лавочку, день выдался солнечным, жарким, на улице стояло лето.
– Санек, хорошо, что ты вовремя пришел, ведь сегодня выходит Пархатый,– начал Лёха,– мы с братвой обязательно навестим его и долбанного пристяжного Равиля. Я не верю, что Дрон не разобравшись, дал ему добро. Пацаны со всей зоны даже не слышали о том, что мы неправильно ведем себя в отряде. Дрону наговорили о нашей семье не по делу.
– Я слышал, что Дронов коронованный,– сказал Сашка.
– Да, это действительно так, нам маляву заранее подогнали со свободы и со строгача[102], правильный он и в хорошем авторитете. Вот только не сходится как-то, чтобы Дрон поощрял беспредел.
– Так выходит, что ставя Пархатого главшпаном, он способствует разгулу.
– Может и так, Санек, но чтобы узнать всю подноготную, Дрон должен выйти в зону. Пацаны говорят, что у него на днях заканчивается третья пятнашка[103].
До него был хороший, авторитетный пацан. Колдун зону держал в справедливости, всегда за беспредел спрашивал со всех, были случаи, когда блатные держали серьёзную ответку за свои промахи.
На крытке, куда его направили, запросили маляву, чтобы мы обрисовали Колдуна, его по ходу примут там, как настоящего босяка, сюда он уже навряд ли придет, после отсидки в крытой. Вот бы кого короновать, он по понятиям любому арестанту «стоп в гору выпишет». Отсидел в ШИЗО больше половины своего срока и молва о нем хорошая идет.
– Лёх, а что в твоём понимании мужик?
– Мужик? Мужик — мужику рознь. Вся зона на них держится. Мужика уважать надо, это работяга, мы в своём отряде их в обиду не даём, у нас знаешь, как все поставлено, сходил в магазин, посчитал нужным, принес в общак, кто сколько может. У меня отец сидит на строгаче, он меня всегда по делу обучал и натаскивал ещё на воле, хотя сам уже третий раз окунулся. Я хочу Санек, чтобы было, как на строгом режиме, все по справедливости. Чтобы босота жила в кайфовых условиях, нужно рогом шевелить, но только не за счет мужиков, они ведь видят, кто в отряде всем заправляет и к кому за помощью обратиться, если что случись.
Ваше счастье, что ночью никто не проснулся, а то лежать бы вам сейчас в санчасти с бирками на ногах, прибили бы вас, одним махом.
У меня, как-то бугры прибурели, норму давай устанавливать, мужики к кому пришли? Ко мне. Я буграм сказал, хотите хлеб с маслом есть и спать спокойно, не борзейте, поднимутся мужики, я вас защищать не стану, а когда мужики скопом пойдут, да в руки арматуры, да ещё на грудь грамм по двести примут, что им эта ментовская застава, по кирпичику разберут. А вот у Пархатого в отряде, случись что серьёзное, сначала ему и Равилю череп раскроят, а потом сами над собой беспредел учинят, нет там хороших пацанов у руля.
Ты знаешь, а ведь с Дрона за косяки, которые отморозки ляпают, могут спросить, не для того он в нашу зону направлен, чтобы бодягу с магерамами разводить, я все же надеюсь, что он, узнав правду, Пархатого и Равиля закатает в пыль.
 А если нет, то я наверно совсем не лакшу[104] в воровских понятиях. Но мы будем справедливость отстаивать на свои берегах, этих тварей мы к своему берегу не пустим, так, что Санек, пацан ты хороший, но не туда попал, тебе одному трудно будет пробиваться в своем отряде.
 Я тебе совет дам, пока ты там человек новый, собирай вокруг себя костяк правильных пацанов. Режимники и кумовья[105] пока тебе на хвост не сели, присмотрись, мужиков защищай, не давай в обиду, Одного двух отмажешь от нападков этих мразей, тебя зауважают, о тебе и сейчас говорят, как о правильном пацане, но один в поле не воин.
Короче, я с вашими буграми перетру[106], чтобы тебя месяц другой к работе не пристёгивали, а там сам рули, с деньгами помогу и если что, Санек не жди, когда эта пехота на тебя надавит, иди ко мне, мы с пацанами тебя всегда выручим.
Ты где так мастерски махаться научился?
– Я на воле классической борьбой года три занимался, потом в бокс ходил, а в основном, улица научила, частенько приходилось справедливость кулаками восстанавливать.
– А разве так бывает?
– Бывает, когда толпа на толпу, там времени нет, разъяснениями заниматься.
– Уходи от этих понятий, здесь политика — семеро одного не боятся, не канает.
– Еще как канает,– улыбнулся Сашка.
– А — а! Ты это о Пархатом и его пристебаям, против них тоже надо скопом, одному без толку.
– Да я на свободе старался выходить один на один, но не всегда удавалось.
– Значит ты Санек, баклан[107], по хулиганке больше предпочитаешь.
– Не совсем так, там, где свои, я еще могу разнять, объяснить, а с соседскими не со всеми получалось. Леха, не называй меня бакланом, мне в свое время люди объясняли, что пацанов, так называть не принято.
– Да, есть такое дело, на воле ты баклан, а здесь нет такой масти, есть просто «боец», но ничего, зона из тебя сделает такого дипломата, потом словом бить будешь, а задатки у тебя есть. Больше спрашивай, это не стрёмно, тебе же в пользу, а уж когда пехота не понимает слов, тогда бей, но не по репе[108], а по корпусу, как тебя в боксе учили и не при свидетелях, а то из трюма[109] не будешь вылезать.
Ладно, Санек, сегодня жди в гости, мы вечером с братвой этих упырей проведать придем. Да, все хотел у тебя спросить, у тебя братьев нет.
– Нет, я один в семье. А что спросил?
– Да есть в тебе, что-то такое,– загадочно улыбнулся Леха,– знаешь, когда полгода в тюрьме просидит человек, это еще не показатель, а ты выходит не по годам смышленый.
– Меня тоже было кому учить, батя мой сидел не раз, порой под хмельком начнет про лагеря рассказывать, а я все на ус мотал.
– А характером ты тоже в него?
– По части драк, видимо в него, но больше я в мать и в деда своего пошел. Мама у меня очень справедливая, а терпения у нее на десятерых таких, как отец хватит, она у меня хорошая.
– Ой, Санек, а у кого из нас матери плохие, мы только здесь понимаем, что роднее и ближе матери, нет человека. На свиданки они, передачки, тоже они. У меня мамка болеет, а все равно возле зоны иногда бывает, не знаю, дождется ли,– грустно сказал Леха.
– Тебе сколько еще до конца срока осталось?– спросил Сашка.
– Да фигня двушка, на одной ноге, на толчке просижу,– повеселел Сибирский,– а тебе сколько?
– Четыре с хвостиком еще, здесь на двух ногах придется стоять, на одной долго,– пошутил Санька,– Лёха, а как быть с моими, так сказать подельниками с Зелей и Глазуном? Не смогу я их бросить.
– А вот с них и начни. Они пацаны еще не испорченные, разжуй им, что к чему, объясни, кто такие Равиль с Пархатым и создавай свою семью. Не бойся, ты же Жеке шнопак[110] развернул, если что и Равилю поправишь, а пацаны тебе будут хорошим прикрытием, тем более вы одной делюгой [111]повязаны,– засмеялся Сибирский. Они попращались до вечера, крепким и дружеским рукопожатием.
Воробей, не откладывая в долгий ящик решил поговорить с Зелей и Глазуном. Если вечером заварится каша, то ему придется брать сторону Сибирского, а его пацаны из Равилевской семьи окажутся по другую сторону.
«Во! На ловца и зверь бежит»,– подумал Сашка, увидев выходящего из отряда Зелю.
– А где Глазун?
– Там в отряде, подушку ухом давит.
– Зеля, зови его, разговор есть серьезный.
– На сколько тысяч?– пошутил он.
– Бери больше, говорю тебе, серьёзный.
Через пять минут, пацаны были уже на улице и взяв направление к центральному плацу, тройка не спеша, переговариваясь пошла к бане. Там располагался более спокойный закуток, где можно посидеть и поговорить, не боясь быть услышанными.
– Короче, пацаны, рассусоливать не буду, говорю прямо, положение наше незавидное, мы сейчас находимся между молотом и наковальней. Сибирским все известно, темнить не буду, нас троих «круто» подставил Равиль.
Пацаны напряглись, слушая, не совсем понятный рассказ Воробья.
– Мы за него сделали грязную работу,– серьезно заметил Сашка.
– Но подожди, ведь Равиль все это делал с подачи Дрона,– запротестовал Зеля.
– То-то и оно, что никто не знает, всю правду. Братва в зоне осуждает этот наезд, тем более он был не по понятиям, одним словом, стрёмно.
Чтобы сразу не ошарашить пацанов своей новостью, Санек решил сначала обрисовать картину в общем, а затем признаться им во всем.
– Равиль по натуре своей -трус и перестраховщик, Пархатый- беспредельщик и бык без мозгов, но обложив себя такими, как мы, они диктуют условия всем в отряде и кое-кому в зоне. Сегодня вечером выходит из ШИЗО Пархатый, а Леха Сибирский со своей братвой придет спросить с него за ночной инцидент.
Зеля и Глазун еще не совсем поняли, куда клонит Санек, но с тревогой в глазах продолжали молча слушать.
– Вы понимаете, в какую историю мы влипли? Если Дрон выйдет с кичи и соберет зоновский сходняк, то братва будет разбираться. Сибирские, уважаемые пацаны и как сход решит, так и будет. Пархатый отойдет в сторону и будет продолжать изгаляться в отряде над всеми, а Равиль вывернется. Пострадаем только мы трое, нас обязательно пустят крайними, потому как, никто не захочет взвалить на себя этот груз. Дрон и братва шутить с нами не будут, либо на ножи нас посадят, либо… Ну, сами понимаете,– мрачно закончил Сашка.
– Слушай, а чё теперь делать? Мы же не попрём против Равиля, – тревожно заметил Глазун.
– Я вижу пока, два выхода,– продолжал Воробей,– либо мне в изолятор сесть и просить, чтобы Дрон выслушал меня, а там будь, что будет или уйти от Равиля и создать свою семью.
– Как ты себе это представляешь, ты что, к мужикам пойдешь?– изумленно спросил Зеля.
– А мужики, что, по-вашему, быдло, или дубины неотесанные? Это вы со слов Равиля и Пархатого судите о них так, как -будто они лучшего не заслуживают. Где вообще уважение! Вы-то сами пришли сюда мужиками, это уже потом определились, кем быть и за кого. Сибирские к своим мужикам относятся по человечески, у них нет песпредела, а у нас в отряде мужики бесправные, бугры и эти двое им духоту создали. Надо все же нам пацаны решать и уходить из семьи Равиля.
– Сань, ты думаешь, чё говоришь, кто ж нас отпустит, нам же блатные весь кислород перекроют,– еще больше запротестовал Зеля.
– Я наверно в отличие от вас, думаю. Вами сейчас руководит страх и отчаяние, а вы стряхните с себя эту дремоту. Зеля, кого ты называешь блатными? Горелого! Да у него броня во лбу четыре пальца, он только руководимый или все остальные из их семей, по-твоему, тоже блатные.
– Что ты предлагаешь?– спросил Глазун.
– По моему, сегодня после разбора, мы трое объявим Равилю о выходе из семьи.
– Сань, да это мужикам хорошо, погрызлись между собой и оттолкнулись друг от друга. Да я тебе говорю, нам не дадут.
– Слышь Зеля, хорош, труса праздновать, я предлагаю, нам создать свою семью. Ну, кто нам запретит? Равиль и Пархатый?
Сашка обвел пацанов взглядом,– я за вас! Санек протянул руку ладонью вверх,– а вы?
Настал момент перелома. Сашке хотелось верить в этих двух, еще не тронутых зоновской гнильцой пацанов. Первым его ударил по ладошке Зеля:
– А будь что будет, я с тобой.
 Глазун посмотрел на свою ладонь, повертел ею, как бы раздумывая и тоже хлопнул Саньку по руке.
– Пацаны, я вас никогда не предам и не брошу в беде, за вас буду стоять горой до конца, вы главное, не думайте, что Равиль и Пархатый, это всё. Просто мы будем жить сами по себе, пусть только попробуют натравить на нас своих псов, а нормальных пацанов мы переманим на свою сторону.
– Ладно, Воробей, семь бед — один ответ,– сказал Зеля.
– Я хочу вам одну вещь сказать,– обратился снова Санька к пацанам,– я стараюсь вывести нас из-под удара, а потому принял такое решение, навести мосты с Сибирскими пацанами. Я был у них, и они все знают, за нас не переживайте, здесь они нас простили и в случае чего, Лёхины пацаны окажут нам поддержку. Это я все говорю к тому, чтобы в дальнейшем между нами не было ни тайн, ни недомолвок.
– Сань, как ты решился? Тебя ж могли затоптать,– замотал головой Зеля.
– А потому и не затоптали. Это и есть настоящие пацаны, которые сначала выслушают, а потом уже решают, а не то, что наши быки, в начале жути нагонят, прессанут как следует, а потом и деваться некуда, как этим тварям руки лизать. Всё братва, вечером все будет ясно, одно скажу, что сегодня мы будем самостоятельными, если что, будем биться, но под этих мразей не ляжем, хороших пацанов в зоне не мало, нас поддержат, нам главное не упасть в ихних глазах.
Подошел срок выхода с ШИЗО Пархатого, все ждали его вечером.
У администрации были такие правила, забрали нарушителя в шесть вечера, через пятнадцать суток он выйдет в тоже время, это также верно, если его посадили первого числа и выйдет он на свободу через пять лет, точно первого числа.
Воробей получил козырное спальное место в проходе, где располагалась семья Равиля. Присматривался к окружающим, больше задавал вопросов и внимательно слушал. Он никогда не брезговал посидеть с мужиками-работягами, ему было безразлично, что об этом подумают блатные. Знакомился Санек быстро, у него был особый нюх на хороших людей, короткий обмен личными данными, где жил на воле, кто друзья и в принципе знакомство набирало ход.
Только настороженно он относился к блатным, хотя его статус и позволял держаться с ними на равных. Его пока считали, просто бойцом, крепким, нетрусливым, отчаянным пацаном, который еще ничего такого серьезного не насобирал в свой жизненный рюкзак, ведь за плечами отсижено всего-то ничего.
Но была в Сашке какая-то своеобразная изюминка, стержень, заложенный в его характере. Может быть, его манера независимого поведения. С работниками администрации он вел себя уверенно, никогда не пасовал и не прогибался, отвечал четко и грамотно. С осужденными шел в контакт легко, в его манере общения просматривались лидерские наклонности, имел трезвый, справедливый взгляд на вещи.
Иногда он казался странным для окружающих, слишком задумчивым, но это не от тоски по воле, а от обдумывания разных ситуаций. Он мог часами проворачивать в голове те или иные комбинации, в этом отношении Воробей был дотошным, все раскладывал по полочкам, все, что-то просчитывал и смотрелся он со стороны не по годам смышленым.
Одно обстоятельство не выходило у него из головы, увидев в первый раз Пархатого, он, почему-то решил, что где-то лицо его уже мелькало. Но где? Не мог он припомнить. Единственное, что можно было сопоставить, это представить длинные волосы на голове Пархатого. Нужно присмотрится к нему внимательнее, в тюрьме он не мог его встретить, Жека уже четыре года сидит. Нет, почему-то Воробей ассоциировал его встречу именно на свободе и с длинными волосами на голове, определенно, ему нужно присмотреться к Пархатому.
Сказать, что волновался Сашка по поводу встречи с ним, наверно нет. Но чувство неприязни сохранилось, да и отзывы о нем были не самые лестные.
Действительно, когда вечером, уже помывшись в бане, Пархатый пришел в отряд в сопровождении своих «торпедоносцев», тоже вышедших из ШИЗО, Воробей невольно заволновался, но, не подав виду, поздоровался со всеми за руку. Горелый слегка оскалился и отошел в сторону, двое других «крестников» тоже, поздоровавшись с Воробьем и отодвинулись. Пархатый задержал руку Сашки дольше, чем следовало, как бы прощупывая его, но затем резко осклабился и громко произнес:
– Кто старое помянет, тому глаз вон.
Сашка про себя подумал: «А кто забудет, тому два».
– Тем более, мы с тобой земляки Сандро. И потрепав локоть Воробья, Пархатый пригласил всех в проход. Мужики приветствовали Жеку, кто с поддельной улыбкой, кто просто, равнодушным кивком головы. Не думается, что кто-то из работяг и прочих был в восторге от освобождения Жеки, тем более слух уже прошел по всей зоне и по отряду, что Пархатый теперь назначен главшпаном отряда. У кого-то, мурашки пробежали по телу, а тот, кто был в шестерках, вздохнули свободнее, им теперь кое-где открывалась зеленая дорога.
Между Равилем и Пархатым вышел краткий диалог:
– Ты обыграл меня с Сибирским, наказав его, а я тебя с местом главного. Пожалуй, мы квиты с тобой,– прошептал Жека, нагнувшись к уху Равиля.
         Вдруг, сквозь гвалт разговоров, на входе в спальную секцию послышались множественные шаги и по мере того, как они приближались, шум в помещении затихал. По главному проходу шли заключенные, человек семь. Четко слышался стук каблуков, идущих прямо к проходу Пархатого. Это приближались пацаны из десятого отряда, во главе со своим паханом. Остановившись в проходе, Лёха Сибирский кивком поприветствовал собравшихся, он пока не был намерен раскрывать тайну пацанов, которые испортили робу. Вынув из подмышки пакет, он бросил его к ногам Жеки.
– Что это за хрень?– привстав со шконки, процедил Пархатый,– Вы, что себе позволяете? Вы — быки приопущенные!
 Сибирский, после его слов, сунул руку под куртку и по всей вероятности взялся за рукоятку ножа.
– А это не только тебе предъява,– дерзко заявил Лёха, а всей твоей пехоте.
 На полу лежали пять комплектов робы, сожженных кислотой.
– Я еще не знаю точно, с чьей подачи ваши чемергесы накатили на мою семью, но по понятиям вы должны были собрать сходняк и не вам шакалам решать, кого из пацанов опускать. Я объявляю, что вы затеяли беспредел. Леха внимательно следил за действиями Пархатого и его быков, но удостоверившись, что те опешили от его решительности, продолжил:
– Вся братва в зоне вправе выслушать нас, а потом решать по «чесноку»[112].
– Подожди, Сибирский, он же в изоляторе чалился, когда на вас наехали,– заступился за Жеку Равиль.
– Да что ты мне мозги полощешь, с вашего отряда замутили беспредел, Пархатый за порядком смотрит, ему и отвечать. Он ткнул пальцем в грудь Рыжкова и продолжил:
– Мы нормальные пацаны, и требуем к себе уважения, нас поддержат все босяки в зоне, как только мы узнаем, какой псарь натравил на нас свою свору, будет крутой разбор.
Пархатый немного опешил, толи оттого что Сибирский со своей братвой взял быка за рога, то ли он не понимает на кого замахнулся. Но вот, опережая Пархатого, выступил вперед Равиль и встал буфером между Рыжковым и Сибирским.
– Братва, давайте успокоимся и по разумному разложим все по полкам.
– А с нами поступили разумно?– не унимался Сибирский, решительно отстаивающий свою правоту.– Ты в отряде главный! И он ткнул опять пальцем в грудь Пархатого,– а ведь на тебя братва зоновская может и бочку накатить[113]. Сколько ты опустил мужиков в отряде? Ты должен, по понятиям разруливать ситуации, прислушиваться к мнению мужиков, а они в свою очередь тебя должны уважать и защищать от беспредела ментовского. Кто за тебя встанет? Пиковину ты в бок скоро заработаешь. Вот выйдет Дрон, мы тебя еще раскачаем,– решительно заявил Сибирский.
– Ну, подождите пацаны,– как можно мягче успокаивал Равиль, – без пахана, мы не можем созвать сходняк, на днях в зону выйдет Дрон и мы все разберем и улаптюем.
Равиль понимал, что еще одно брошенное с любой стороны обидное слово, взорвет обстановку и в ход пойдут не только кулаки, но и ножи.
– Вот рассудите сами, зачем Дрон из правильной зоны сюда подкатил? Чтобы у нас было все в пучком и ништяк,– продолжил Сибирский,– но какие бесы воспользовались его временным пребыванием на киче и решили нас качнуть. Мы пацаны правильные и себя в обиду не дадим, соберется сходняк и как братва решит, так и будет и Дрону придется считаться с нами, мы косяки не пороли и обращаться с нами, как с быдлом не дадим. Я лучше сдохну на сходке, но себя и своих пацанов в обиду не дам и ты мне не указ. Сибирский слегка отстранил рукой Равиля.
– Вот и добро, вот и ладушки,– уже примирительно произнес Пархатый, чувствуя, что накал проходит,– на сходняке все и порешаем.
«А поджилки-то у Пархатого задрожали,– подумал Воробей,– еще бы, у таких тварей душонка заячья, трусоваты они по жизни, только шестерками, да быками себя обкладывают, за счет их и живут».

 
 
 
Глава 12
 
КОПРОМАТ НА НАЧАЛЬНИКА
 
 До слуха Дрона дошла одна новость, что в зоне сидит старый пройдоха, который  в далекие сороковые годы отбывал срок на Колыме и вроде по рассказам и по понятиям не был простым мужичком. Хотя Макар, так, звали бывшего сидельца ГУЛАГа, скрытничал о прошлом, не распространялся и не встревал в разговоры со своими советами. Советский суд, исходя из общего законодательства, счел возможным дать ему семь лет общего режима, а те, судимости, за давностью лет уже не имели свою силу, вот и попал этот старый кадр в данную колонию.
         То-то Дрону докладывали, что в некоторых семьях, во втором отряде пили чифир, делая по два глотка, как это делали в давние времена, а по теперешним порядкам делают три глотка и передают по очереди. По крайней мере, на Сибирских командировках принято делать три глотка, может это, и было не столько важно, но Дрон зэк был матерый, разборчивый и умный. Он, конечно, прощупает почву и узнает, что это за мужичок, сдавалось Дронову, что это был прошлячок.[114]
         Сидя в одиночке, Алексей шел впереди на шаг любого зэка в этой зоне, все просчитывал и обдумывал. Что творилось в отрядах и даже среди администрации становилось его достоянием.
В зону он и сам не торопился выходить, знал, что она просто наводнена активистами и тихушниками с оперчасти и каждый его шаг будет отзываться эхом в кумовском кабинете.
Когда он пришел в зону, его сразу без разговоров препроводили в ШИЗО, пришел начальник оперчасти, майор и первое что он предложил Дронову- это идти с бригадой вновь прибывших осужденных копать ямки на месте постройки нового ШИЗО. Вор наотрез отказался и получил за отказ от работы пятнадцать суток. Странно, почему-то всем отказникам полагалось по десять суток ШИЗО, а здесь сразу пятнадцать. Отсиженный срок прошел и снова предложение копать ямки, снова отказ, еще пятнадцать суток и так до третьего раза.
Вор вступил в полемику с начальником, ведь по его утверждению копание ямок, это общественные работы, а не основное производство. Ефремов гнул свою линию и доказывал, что Дронов обязан отработать два часа на общественных работах.
Но вору претило само определение — общественность.
Дрон уже досиживает сороковые сутки. Опер Ефремов, конечно, обрисовал, что ждет его дальше, перевод в помещение камерного типа, карцер за нарушение режима содержания и так далее, затем суд и тюремный режим.
Все бы произошло именно так, как обещал ему начальник оперчасти, если бы, неделей назад в открывшуюся кормушку не влетел запечатанный пакет, содержимое, которого было зашифровано, и прочитать его мог только он.
Вскрывая пакет, Дронов прочитал на внутренней стороне: «После прочтения уничтожить».
Если кому-то из посторонних попадет в руки эта информация, на первый взгляд покажется несуразицей и сущей белибердой.
Дронов, прочтя закодированное послание, был сильно удивлен. Потирая руки от радости, он часа два ходил по камере туда-сюда и обдумывал свежую информацию. Затем развел небольшой костерок на параше из листков ценного пакета. Приоткрыв маленькую форточку окна, он стал выгонять дым из камеры. По коридору послышались шаги надзирателя и его предостерегающий оклик:
– Третья камера, почему от вас дымом несет. Что в карцер захотелось?
– Командир, да спички кончились, пришлось на лампочку вату ложить[115], чтобы прикурить,– обманывал его вор.
Сержант открыл кормушку и отмахиваясь от дыма произнес:
– Дронов, ты мне дуру-то не гони, прекращай там чифироварение, а то действительно накажу.
– Ладно, старшой, не злись,– и тихо добавил,– вызови начальника Режимно-Оперативной части майора Кузнецова.
Сержант пообещал исполнить его просьбу.
В пакете была действительно очень ценная информация и передана она была его предшественником, Колдуном, но пакет был переправлен с воли вором в законе Арканом, сподвижником Дрона. В нем сообщалось многое, все легальные и нелегальные поступления в зону запрещенных предметов, выстраивались каналы поставок, имена вольнонаемных работников и сотрудников колонии, имена осужденных, которые являлись заправилами в зоне, поставки всего необходимого на объектовые зоны, каким образом выстраивалась иерархическая лестница. Кого нужно было опасаться, на кого можно было опереться, положиться, но самое главное — это информация о тайном руководителе из числа администрации колонии и слова пароля при встрече. В конце, где следовало продолжение, замечено:
«Проявлять особое внимание и осторожность в отношении нач. оперчасти Ефремова, этот человек старается "подсидеть" и скомпрометировать, начальника… В место фамилии стояло многоточие. «При случае поредай эту информацию Ему».
Выходит, что теперь ангелом-хранителем Дрона будет начальник Режимно-Оперативной части колонии.
«Вот это, да!– попытался одернуть себя вор,– а ведь стремная штука, якшаться вору в законе с начальником оперов и режимников. Но если повернуть к себе эту ситуацию, то имея такой козырь на руках, я могу противопоставить ментам свою структуру, а при надобности разморозить зону и поднять на ней бунт. После встречи с Кузнецовым я выйду в зону и своей рукой наведу в ней железный порядок».
Начальник РиОР Кузнецов, начинал свой рабочий день с обхода штаба колонии и посещении штрафного изолятора. Сержант передал ему просьбу осужденного Дронова, что тот просит встречи с ним. Зайдя в ШИЗО, он прошел в дежурный кабинет и попросил начальника смены контролеров привести к нему осужденного с третьей камеры, через пять минут в кабинет ввели Дронова. Майор попросил дежурного оставить их одних и закрыть дверь. Прапорщик слегка засомневался, но спохватившись, выполнил приказ.
– Ну-с, осужденный Дронов, я Вас внимательно слушаю, что у Вас там стряслось, выкладывайте,– с тенью сарказма произнес Кузнецов.
– У меня, гражданин начальник, все тип-поп, а вот у Вас?!
– Что Вы себе позволяете?– возмутился майор.
Дронов обернулся к двери и, убедившись, что она плотно закрыта, тихо произнес:
– Тихо начальник, не кипишуй, дело у меня к тебе, неотложное,– и еще тише сказал:
– Курица, весит три килограмма, а когда она стоит на одной ноге, какой её вес?
 Это был вопрос пароля. Дронов ожидал ответа.
– Конечно полтора, но учитывая, что мы с вами разумные люди, все три!– ответил майор.
Вор облегченно вздохнул и решил сразу брать быка за рога
– Точно в цвет, майор! Чтобы нам попусту время не тратить, перейду сразу к делу. Колдун, мой предшественник передал мне все дела, если судить серьёзно, то наш контакт и будет их началом.
– И что же он тебе передал?
– Тебя начальник интересует твои непосредственные сношения с авторитетами зоны или вне ее. Давай на чистоту, чтобы не питать иллюзий, фамилия Говоров тебе, о чём нибудь говорит?
– Ну, допустим,– сказал Кузнецов, а про себя подумал, что его теперешний оппонент получил в наследство очень многое. «Ладно, идем дальше».
– Говоров, это серьёзный козырь, а ещё что тебе передали?– спрашивал майор заинтересованно.
– Если серьёзно, майор, то твой тыл здесь в зоне надёжно прикрыт, о твоих делах никто из начальства не догадывается, но есть одно но…
– Что еще за «но»?– с тревогой спросил Кузнецов.
– А твой хвостик или ещё как правильней его назвать, твоя непосредственная неприятность. Помнишь Тернова, который был раскрыт и его пришлось устранить,– и Дрон провел ребром ладони себе по горлу.
– Да, да конечно,– уже начал беспокоиться майор, как ему было не помнить, ведь Тернов, бывший раскрытый агент оперчасти, погиб от железобетонной балки, что упала ему на голову.
– Колдун вычислил Тернова и его причастность к куму, то есть к оперу Ефремову, ты был на волоске от провала. А знаешь, почему тебя не сдал твой подчинённый, майор Ефремов?
– Наверно доказательств у него было недостаточно.
– Не скажи, начальник, а по моим сведениям у Ефремова полно неопровержимых доказательств о твоих тёмных делах, просто он хочет войти к тебе в долю. Ты знаешь о его первых шагах в системе органов?
– Ну, так поверхностно, характеристики и прочие там. А что, есть какие зацепки?– спросил заинтересованно Кузнецов.
– Имеются,– хитро улыбнулся Дронов,– Ефремова турнули из оперов, и он вынужден был сменить работу, благодаря связям, он и попал сюда. Мы кое-какую почву прозондировали под его ногами, а разве с тобой Колдун не делился своими соображениями?
– Колдунов занимался моим прикрытием и смотрел за порядком в зоне и сильно не посвящал меня в подробности.
– Ну, тогда открою тебе маленький секрет, последний разговор «сексота» с опером был подслушан человеком, подосланным Колдуном, тому пришлось провести ночь и половину дня в кабинете Ефремова, лёжа на дне его кожаного дивана.
– Хм! Ну, вы и артисты!– Кузнецов скривил в усмешке губы.
– Да уж поверь, этот-то человек и спас тебя. Ефремову стало все известно о твоей расконвоированной бригаде, которая строит твое безоблачное будущее, о кое-каких поставках на выездные объекты, больше пока, ему ничего не известно. Ефремов роет под тебя здесь в зоне, пытаясь насадить своих людей, но пока это похоже на пробуксовку на месте. Главное — это твои законспирированные связи с подполковником Говоровым из управы и дальнейший путь цепочки некоторых лиц остается недосягаемым ему.
– Ты думаешь, он следит за мной, там, за забором?– напрягся майор.
– Если он один, то не думаю, это слишком накладно и рискованно, у него нет столько денег и надежных связей, чтобы устраивать за тобой слежку. Сдать тебя в ОБХСС он не смог, это не того сорта ягода, а вот твои деньги и связи. Мне кажется, он готовит на тебя компру[116].
– Что за информация?
– У кума есть еще кто-то, кто сливает ему подноготною о серьезных делах в зоне.
– На — то он и начальник оперчасти, чтобы держать все под контролем, пусть занимается своим делом, а вот вынюхивание моих следов и слежка за мной, это меня больше волнует.
– Я думаю, что он идет широким фронтом, сначала в его планах накрыть зоновский общак, а затем обложить тебя со всех сторон флажками, на него работает кто-то опытный. Знать бы — кто?
– Ты имеешь в виду кто-то из администрации или из числа зэков?
– У меня есть наметки, но без выхода в зону я не смогу вычислить тихушника. Да он и опасен только нам, блатным. Это пока. Ефремов через твою голову пишет рапорта хозяину или в Управу?– спросил Дронов.
– Не замечал, мне бы было известно в первую очередь, со всеми оперативками он делится со мной. Кстати о тебе тоже есть немало информации и до сегодняшней нашей встречи ты был на полном прицеле у меня и начальника колонии. Однако, меня удивил неожиданный поворот в твоем судьбе. Я догадывался, конечно, что когда-нибудь, после этапирования Колдунова, кто-то займет его место, но чтобы вот так неожиданно! Да, воровской мир не перестаёт меня удивлять, но по моим сведениям, ты являешься вором в законе, не стрёмно тебе со мной общаться, ведь не по понятиям,– Кузнецов явно хотел завладеть ситуацией.
Дронов улыбнулся, знания азов воровского кодекса, свойственны администрации, иначе бы не существовало красных зон, куда вору заказан путь.
– Я согласен, когда затронута принципиальная точка зрения по поводу соприкосновения интересов системы МВД и воровского сообщества, но от соприкосновения обоюдной выгоды, наша воровская эпархия не пострадает, в ней только прибудет. Мы, майор приближаемся к восьмидесятым годам, и далекие тридцатые и сороковые уже имеют различие от нашего времени, рождаются новые поколения, люди меняются, а с ними воровские законы и понятия. В вашей системе ведь тоже идет смена,– Дрон испытующе посмотрел на Кузнецова.
– Что ты имеешь в виду?
– Ну как, старики служившие системе Гулага, передали эстафету сыновьям, и сейчас приходит номенклатура не чистая умами и на руку. Фронтовики и ветераны были идейные, можно сказать не припорошенные гнильцой преступного соблазна, а теперь их сменили новые, современные кадры. Я понимаю, жить хотят все, но не все умеют.
Я вот свою идею не продаю, меня сломать трудно, хотя методы КГБ и МВД сейчас достигли таких беспредельных высот, что не берусь судить о завтрашнем дне.
Дронов опять посмотрел пристально в глаза майору и как бы снисходительно добавил:
– Не в обиду майор будет сказано, но вы уже не те защитники Родины и меняетесь вы с поразительной быстротой, нам за вами порой не угнаться, вот и приходится воровскому миру пересматривать свои взгляды на жизнь и наводить мосты с вашей системой, учитывая финансовые интересы. Тюрьмы, лагеря остаются, а нашего брата все прибывает, и приходит, поверь не идейная блоть, а поросль, подернутая совсем другим покрытием.
– Тебя Дронов послушать, так мы должны изменить, свои взгляды и либеральничать с ворами! Тогда завтра мы будем ходить на свободе по струнке, и жить по вашим воровским понятиям, нет уж, уволь, лучше по закону.
– Это говоришь мне ты — идейный борец за капитальные вложения в собственный карман. Вот ты, начальник хочешь иметь все, но государство не дает тебе возможности. О каких законах ты говоришь? Да плевал ты на их законы! По сути, ты против государства, так как сам добываешь себе права на лучшую жизнь.– Дронов сделался серьезным. Майор условным жестом перебил его и строго посмотрев, сказал:
– Я думаю, мы отвлеклись от темы, нам нужно с тобой, что-то решать, ты сидишь за управлением и может быть в ближайшее время тебя этапируют. Лично мне сдается, что тебя не случайно управление лагерей забросило в эту зону.
– Ты о чем, майор?– скривил губы вор.
– Об ошибке, допущенной в Управлении, тебя должны были направить в Восточную Сибирь или напрашивается вывод, что путевку тебе выписали сами воры, ведь таким же образом направляют воров в зоны?– спросил Кузнецов.
– В конкретном случае, тебя майор не должно это сильно волновать.
– По моему мнению, администрация учреждения не вправе тебя выпускать в зону, я один не в силах принимать такое решение,– пытался перетянуть на себя одеяло Кузнецов.
– Я постараюсь следить за своими словами и действиями. Выйду в зону, эксцессов не будет, наведу порядок среди братвы, потом закрывай меня без разговора. И еще, мне нужно тебя обезопасить, выявить сексота. Свяжись с Говоровым, вам необходимо присмотреться, нет ли за вами скрытой слежки.
– Ты думаешь, это со стороны Ефремова все же дует ветер?
– Всё может быть, не расслабляйтесь, одним словом, майор, мне нужно позарез выйти в зону и потом раз или два побывать на объектовой зоне. Там мне предстоит решить несколько дел, а заодно и твой вопрос порешаем. Если кум-Ефрем решит за тобой следить и отслеживать твои связи, ему придется перекрывать пути дорожки, а при необходимости и кислород. Да-да, не смотри на меня так, как будто ничего не понимаешь. Иначе он займет твое место.
– Ну, хорошо, я подумаю, как тебя выпустить, может быть, поговорю кой с кем из Управления.
– А если на дурака сыграть?– оживился Дронов.
– В смысле?
– Да идейка у меня одна возникла, здесь на медне парнишку осудили и отправили на тюрьму.
– А Семёнова, за драку. Да-да было такое дело. И что из этого?
–А ты вспомни начальник, как его из БУРа[117] в зону выпустили, а ведь он под следствием сидел до суда, а срок ПКТ закончился и его вывели в зону. Через две недели суд приехал, а Семёна в БУРе тю-тю, сбились с ног, разыскивая его.
– Да действительно, я потом холку всем намылил и режимникам и операм, вот тоже раздолбаи, а если бы он своего потерпевшего добил, тут бы и до Управления дело дошло.
– Вот и я о том же, майор,– воодушевился Дронов,– у меня пятнадцать суток заканчиваются через два дня. Вот и пусть, какой- нибудь из твоих раздолбаев и выпустит меня в зону. Если Ефремову капнут, что меня хотят выпустить, ты как-нибудь отреагируй.
– Ладно, Дронов, договорились, выйдешь, но смотри не затевай сильных разборок, знаю я ваши сходки блатные, если вас по оперативной информации накроют, не обессудь, мы работать умеем.
– Да и мы не лыком шиты, начальник, как — нибудь разгребём и ваше и наше дерьмо.
Кузнецов, тихо встал и, подойдя к двери, резко её открыл. В коридоре никого не было, он крикнул начальника смены и приказал препроводить осужденного в его камеру.
После того, как увели Дронова, у Кузнецова тоже возникла идея. На днях, когда состоялась планёрка у начальника колонии, был поднят вопрос, кого направить в командировку в Алтайский край, в город Рубцовск. Управление ИТУ распорядилось, чтобы от каждого учреждения был выделен один человек. Набиралась бригада лучших оперативников по Исправительным колониям области. В программе по обмену опытом работники оперативных частей должны посетить Исправительные колонии Алтайского края и Кемеровской области. Мероприятие укладывалось в неопределённый срок, нужно срочно подготовить компетентного работника и лучший выбор пал на майора Ефремова, возглавлявшего оперчасть учреждения.
Впечатления от общения с Дроновым остались весьма неприятные. Кузнецов понимал, что перед ним возник не безусый гопстопник[118] или простой блатарь, а вполне грамотный и подкованный лидер, который, даже сидя в ШИЗО владел всей информацией о его конкретных делах и в целом жизни зоны. С Колдуновым, по его мнению, было проще, хоть тот и был помешан на идейных соображениях, но дело своё знал, и прикрытие майора он обеспечивал надёжно.
Около десяти лет назад, Кузнецов только начинал службу в этой колонии в звании старшего лейтенанта, а капитан Говоров тогда был заместителем начальника колонии по строительству, они сдружились с Кузнецовым и нередко обменивались между собой кое-какими делами и информацией. Затем Говорова перевели в управление, или иначе сказать на кабинетную работу, только там ему светило повышение в звании. Дослужиться до майора или подполковника в колонии было делом не перспективным. На свое место он порекомендовал Кузнецова.
         Три года назад, Говоров, пригласил Кузнецова на празднование своего юбилея и напомнил капитану о себе, тогда у Кузнецова было еще такое звание, и работал он в должности замнач. по строительству. Говоров же в звании подполковника занимал должность замначальника Управления по строительству. Предложение о сотрудничестве поступило в тот же вечер. Идея строительства загородных домов и коттеджей была весьма заманчива, тем более, всегда мечталось о таком доме, где-нибудь на берегу речки, в уединённом, скрытом от глаз людей месте. У Говорова была хорошо отлаженная сеть, комбинат ЖБИ[119], кирзавод, который был расположен в ведении одной из ИТК, базы по снабжению пиломатериалов. И как догадывался Кузнецов, были ещё лица, входившие в сообщество предприимчивого управленческого сотрудника. По тайному сговору, Кузнецов занимается подбором кадров, то есть содержанием бригады расконвоированных заключённых, которые в свою очередь выезжают под охраной одного конвоира на строительный объект.
Начальник колонии Серебров не был обойден предприимчивыми «строителями» и получает ежемесячно «благодарность» в виде денежной премии. Вскоре Кузнецов, не без помощи Говорова и Сереброва получил звание майора и занял должность начальника РиОР, а его место занял молодой и перспективный старший лейтенант, который не был против улучшения материального положения, поправляя его за счет участия в кое-каких темных сделках по строительству и снабжению.
Бригада заключенных работает под прикрытием, по официальным данным выполняет работы различного рода, то есть универсалы. Осужденные из бригады имели в основном большие срока, чтобы не было проблем со сменой кадров, отбором осужденных, ранее занимался Колдун, который частично направлял деньги в зоновский общак.
В ту пору бригадиром был поставлен один из заключённых, который впоследствии оказался ушлым пройдохой. Поняв всю серьёзность создавшегося положения, тот попытался прибегнуть к посредству шантажа, вот здесь и возник на
визуальном поле майора, авторитетный среди блатных в зоне зэк Колдун. После обстоятельной беседы, стороны пришли к единому согласию. Авторитет приструнил оборзевшего бригадира, который впоследствии, почему-то сел неудачно за один стол с обиженными и естественно возымел статус опущенного, но видно фрукт он был ещё тот. Каким-то образом бывший бригадир связался с ныне покойным Терновым и дал ему ценную информацию о тайной деятельности майора, всё это стало незамедлительно достоянием начальника оперчасти Ефремова. Колдун, по своим каналам узнал об этом и применил к бывшему бригадиру допрос с пристрастием, засунув тому паяльник в область пятой точки. Не выдержав пытки, заключенный во всем признался и тем самым раскрыл Тернова. Люди Колдуна долго выслеживали его, но наконец, выявили его отношения с опером, а дальше все проходило, как в лучших Итальянских детективах, бывший бригадир нечаянно поскользнулся, упал и ударился головой об мёрзлую землю. Да так сильно, что его пришлось госпитализировать с подозрением на умственное помешательство и потерю памяти.
Через некоторое время, в производственной зоне, там, где шло строительство очередного цеха, осужденный Тернов был приглашен неизвестным лицом, для якобы получения ценной информации. В ту пору Тернов являлся активным членом одной из блатных семей в зоне, соответственно вся подноготная блатной круговерти была засвечена оперчастью колонии. Явившись на стройку, Тернов, почему-то не услышал предупреждающего крика стропальщика, и в тот же момент его накрыло сорвавшейся с троса, железобетонной балкой.
Убрав лишних свидетелей, посредством Колдуна, который в свою очередь назначил нового, надёжного бригадира, майор преспокойненько продолжал строить свою красивую жизнь.
Но по истечении энного времени над осужденным Колдуновым нависла угроза, по оперативным  и режимным соображениям, он стал часто попадать в ШИЗО. Наказывали за каждую мелочь, за каждый неверный шаг. Кузнецов разводил руками, что, мол, все исходит от начальника колонии и Управления, он — Кузнецов не в силах остановить этот прессинг.
БУР за БУРом и вот выездной суд постановляет: за систематические, злостные нарушения режима содержания, за сколачивание в колонии опасных для остальных заключенных групп, за открытый призыв осужденных к несоблюдению внутреннего распорядка. Определить наказание в виде перевода осужденного Колдунова на тюремный режим, а по иному в тюрьму закрытого типа.
Кузнецов свободно вздохнул, шутка ли, а вдруг все его связи с Колдуновым кто-то выявит, жутко представить последствия. Но и жалеть тоже приходилось, при Колдуне его тыл был надёжно защищен.
И вот появился новый «начальник службы безопасности», этот мозговитый, пожалуй, похлеще прежнего авторитета, да к тому же ещё вор в законе. На данный момент Кузнецов ничего не мог предпринять, он был под угрозой разоблачения и все дальнейшие действия будут взяты под контроль Дронова.
«Ну, ничего, этот тоже не вечный, Говоров по старой дружбе ещё раз поможет, тем более дело то, общее»– подумал с ухмылкой начальник РиОР.

 
 
 
Глава 13
 
ДРАКА С РАВИЛЕМ
 
         После того, как Сибирский со своими пацанами покинули территорию шестнадцатого отряда, Воробей решил ускорить процесс выхода из семьи Равиля. Он достал из укромного места заранее приготовленную им свинчатку, два круглых карболитовых обрезка, напоминавших по форме дубинки, которыми снабдил Зелю и Глазуна. Зайдя в проход между шконками, он кивком головы позвал Равиля и ещё несколько семьянинов и с ними направился в Ленинскую комнату, там за столом сидело несколько мужиков. Сашка вежливо попросил их выйти из комнаты и после того, как мужики вышли, взял швабру и, засунув её в ручку двери, заблокировал вход.
Равиль с недоумением посмотрел на него и спросил:
– Ты чё, Воробей, базар, что ли какой есть?
– Есть и это касается всей семьи. Буду краток: я, Зеля и Глазун выходим из семьи, если хочешь знать причину, я скажу.
 Равелинский, не ожидал такого оборота дела и потому искренне был удивлён, кровь стала приливать к лицу, он чувствовал, что вот-вот сорвётся.
– Слушай ты щегол, ты без году неделя, как в зоне, а уже...– но был прерван Воробьем.
– Хочу тебя пресечь, если прозвучит хотя бы ещё одно оскорбление, я заткну тебе его обратно в глотку.
Повскакивали со стульев остальные члены семьи. Получилось следующее распределение сил, на стороне Сашки остались Зеля и Глазун, шестеро на стороне Равиля.
– Так, понятно, бунт на корабле и вы шохи[120] на его стороне,– кинул Равиль обидные слова в сторону Зели и Глазуна,– вы чё быки, перепутали ноты, или стойло своё забыли, да мы вас щас «пехотинцев» загоним туда, куда надо.
Сашка и его пацаны отступили на два шага.
– Я вижу, ты по-хорошему не понимаешь,– одёрнул вновь Воробей Равиля.
 Семь против троих, силы неравные, но ведь Сашка был готов к этому, свинчатка была уже зажата в ладони.
Когда первый из Равилевских перешел дозволенную черту, он с силой врезал ему в правое плечо кулаком, в который была зажата свинчатка и следом левой рукой нанёс удар под дых. Последний удар был настолько сильным, что откинул нападавшего в угол комнаты. Зеля и Глазун выхватили палки и угрожающе продвинулись вперёд, Равилевские немного замешкались, сразу видно, что не готовились к драке. Да, здесь Воробей был на коне, мгновенно взяв инициативу в свои руки, пристально наблюдая за каждым, кто готов был кинуться на него, Сашка медленно подходил к Равилю. Он сделал ложный выпад, как бы пугая противников и видя, что двое из замерших недругов отпрыгнули назад, подошёл вплотную к Равелинскому.
– Отвечаешь за свои слова?
– Если надо будет, отвечу,– не задумываясь, ответил тот.
– Да не будь ты тряпкой, мне сейчас нужен твой ответ, я тебя последний раз спрашиваю, за базар отвечаешь?
Но здесь произошло следующее. Видно кто-то из Равелинских решил кинуться на Санькиных пацанов, но в свою очередь Глазун пригладил его палкой по ключице, раздался вой с сопровождением матов. Санька на мгновение повернул голову и тут же инстинктивно отвел её в сторону, кулак Равиля прошелся вскользь его правой щеки.
Не раздумывая, Санёк слегка присел и с левой, апперкотом, нанёс сокрушительный удар в челюсть Равелинскому. Клацнули зубы, и тот широко раскинув руки, задев своих двоих братков, улетел в угол комнаты. Кто-то из противников кинулся к двери, чтобы выскочить за подмогой, но на него посыпались дружные удары палок Сашкиных приятелей, остальные, а их осталось трое, мирно выставив ладони вперед, давая понять, что больше не хотят продолжать, отступили назад. Правда, Пельмень вышел из ряда и подойдя к Воробьёвским пацанам, принял их сторону. Санька подошёл к Равилю, сел на стул перед ним и продолжил беседу.
– Ну, так отвечаешь за слова?
– Тебе чего, этого мало,– провел тот рукой по уже начавшей болеть челюсти.– Чё ты хочешь?
– Я тебе уже сказал, мы выходим из семьи, твоими шестёрками быть не желаем, ты нас подставил перед Сибирскими.
– Ах, вот оно в чём дело! Что, очко сыграло? Ты подумал я тебя сдам Сибирским. Ну, ты и недотёпа! Сашка не дал ему договорить.
– Заткнись! Я уже разговаривал с Сибирскими, у них к нам нет претензий. Тебе придется держать ответ перед ними.
– Так ты чё, меня Сибирским сдал?– казалось, Равиль нашел отдушину и решил завладеть ситуацией.
– А нормальных пацанов опускать, это ты считаешь правильно, даже Пархатый не был в курсе твоего бреда.
– А то ты не знаешь, кто дал зеленку[121] на то, чтобы их опустить,– Равелинский прикрылся именем авторитета.
– Да не гони ты мне дуру, Равиль, через два дня выйдет Дрон и тогда будет ясно, кто кого решил опустить, ты моли Бога, чтобы тебя Сибирские не порвали. Ты знаешь, что вся братва зоны просила Дрона о справедливых разборах.
 Это было для Равелинского новостью, он забегал глазами, как бы помогая своим мыслям, но Воробей не дав ему опомниться, продолжал нападать:
– Пархатому только на руку, если с тебя спросят за беспредел, он останется главным и полновластным в отряде, мне с ним не по пути, а с таким как ты, мне вообще не о чем разговаривать, мои пацаны… Санёк сделал ударение на «мои».
– Будут со мной и не тебе решать, где и с кем им быть, для тебя они шестёрки, а для меня нормальные парни. И теперь… Он обвел взглядом всех присутствующих в комнате,– если у кого возникнет желание пустить нас под кулаки, пусть зарубит у себя на носу, мы пойдём до конца и лично я буду молотить каждого, кто встанет на нашем пути.
– А ты не боишься, если все обернётся не в твою сторону?– спросил Равиль немного, успокоившись,– ведь я тебя предупреждал, кулаками ты не расчистишь себе дорогу, найдутся и такие быки, которые и на твою шею ярмо накинут.
– Я, в отличие от тебя и Пархатого, всегда слежу за своими словами и прежде чем кого-либо бить, пытаюсь мирным путём договариваться, а за себя и за пацанов, постоять всегда сумею. В зоне еще хватает справедливых людей, которые рассудят спорящие стороны, только вот кое-кому нужно научиться, обращаться к братве за советами, а не беспредельничать.
Да, Равелинский всегда думал, что этот парень не промах. Далеко пойдёт. Откуда в нём, молодом, да неопытном вот эта жила, которая ставит его в один ранг с правильными пацанами.
– Ладно, зови Пархатого, вместе будем решать,– не унимался Равелинский.
– Мы тебе что, пристяжные или ты нас в карты выиграл?– возмутился Сашка. Он понимал, что Равиль хочет взять матч реванш за утерянные позиции и если здесь появится Пархатый со своими быками, ему и пацанам не сдобровать и Воробей решил применить последний аргумент.
– Что Дрон передал на словах Пархатому?
– Что передал?– состроил удивлённую физиономию Равиль.
– Ты дурака-то из себя не строй, поддержку кому он кинул, тебе или мне?
– Тебе, но с условием, что мы за тобой присмотрим, а теперь выходит, ты и сам отказываешься.
– Ну, ты и крученный Равиль, как поросячий хвост. Я, к примеру, не нуждаюсь в твоей опёке, ты мне что, отец родной, чтобы смотреть за мной. Позволь мне самому решать, с кем мне быть,– решительно заявил Сашка.
– Ништяк, я не против, но решай за себя, а не за этих. Равиль кивнул на Зелю и Глазуна,– них передо мною кое-какие долги. Чтобы мы разошлись красиво, как в море корабли, они за тот период, что я их содержал, отмазывал от работы и многое прочие, задолжали мне.
– И что ты хочешь с них, откупного запросишь?
– По сотке с каждого и мы мирно разбежимся,– не моргнув, заявил Равиль. Пацаны присвистнули, где им сейчас взять такие деньги.
– Подождать сможешь?– спросил Сашка.
– Хорошо, подожду, только они пока при мне побудут,– не унимался Равелинский.
– Равиль, ну чего ты добиваешься, отношения поломаны, будет тебе контрибуция, я отвечаю, слово пацана,– настаивал Сашка.
 Равелинский немного подумал и сдался.
– Лады, по рукам. Пархатого подпрягать к этим разборкам не будем, но запомни Воробей, ведь ты мне кое-чем тоже обязан и это твоя благодарность за мою поддержку.
– Равиль, не дави мне на чувства, я хотел по хорошему, ты сам пошел в штыки и выбора мне не оставил, могли бы расстаться по нормальному, но теперь, вряд ли.
– Ладно, пацаны, хорош бодягу разводить,– закончил Равиль и посмотрев, нет ли у кого крови на теле, дал команду отпереть дверь. Первыми вышли Воробей и его пацаны. Мужики с удивлением таращили на них глаза, они-то точно слышали, что в комнате была ругань и драка. Затем стали выходить Равелинские. Кто-то из них грубо растолкал мужиков и выдавил из себя:
– Чё в натуре, бесплатный цирк вам, что ли, давай быстро разбежались.
Сашка наблюдал за всем этим и думал: «Какие же они все-таки твари, ведь пять минут назад за закрытыми дверями стояли с трясущимися поджилками, а тут вышли на публику и давай из себя опять блатных ставить».
 Он не стал ничего говорить, на сегодня и так хватило приключений.
Постучался к завхозу, тот, открыв двери и пропустил Воробья в каптёрку. Сашка достал со своего мешка пакет, который ему накануне вручил Равиль и, развернув, протянул его завхозу.
– Это, что Сань?– удивился тот.
– Толян, сделай доброе дело, мне нужно четыре спальных места, можно пока посередине секции, потом будет видно, а это чай и курево, если возникнет какой вопрос с мужиками, не жалей, если нужно будет, я ещё чаю подкину. Папиросами не делись, кури сам, никому не давай, так надо. 
Воробей вышел из каптёрки и наткнулся на Пархатого. Они внимательно посмотрели друг на друга, Жека подмигнул Саньку и прошёл в другую секцию. Сашку осенило: «Так вот где я его видел,– вспомнил он,– надо же, вот где свиделись».

 
 
 
Глава 14
 
АГЕНТ ПОД УГРОЗОЙ РАСКРЫТИЯ
 
Закончив очередную планёрку, майор Кузнецов всех отпустил, но майора Ефремова попросил остаться. Достал из сейфа пакет с документами и протянул оперу.
– Читайте приказ, руководство ИТК выбрало Вас для выполнения благородной миссии.
– Но, это же командировка!– удивился майор, просмотрев содержимое пакета.
– Ну да, а что в этом удивительного, руководство ИТК решило, что кроме Вас и послать компетентного-то некого, идите в отдел кадров и оформляйте командировку, получите суточные и на поезд. Документы все подготовлены, ознакомитесь в дороге.
– А что за спешка?
– Сегодня вечером поезд, вот и вся спешка, не можем же мы проигнорировать приказ управления. Ефремов, выручайте ну, некого больше послать, все какие- то недотёпы,– в сердцах вырвалось у Кузнецова.
В голове у Ефремова все смешалось, что-то сначала хотел сказать начальнику, но махнул рукой.
– На кого дела оставить?
– Передайте Крымову, по крайней мере, у этого капитана с работоспособностью всё в норме. Попрощавшись с Кузнецовым, Ефремов вышел из кабинета серьёзно озадаченный.
«Что это выкинул Кузнецов, или что-то намечается, он что, таким способом решил отделался от меня, или впрямь послать некого? Сегодня у меня назначена встреча с Равелинским, тот просил безотлагательно. Что у него там стряслось? Матвеев идет на свидание, деньги проносит, тоже срывается. Как быть? На Дронова разнарядка ещё не пришла. Так, подожди, подожди. У него же скоро заканчивается пятнадцать суток. А! Чёрт! Всё комом пошло, даже времени не дали привести дела в порядок»,– подумал он, чертыхаясь.
Здесь его кто-то окликнул. Ефремов обернулся, перед ним стоял лейтенант Брагин с бумажным пакетом в руках.
– Товарищ майор, я по поручению полковника Сереброва, вот Вам пакет. Вас срочно просят пройти за КПП, там Вас ждёт служебная машина, документы нужно завезти в управление и передать в административный отдел.
– Да они что сегодня на меня накинулись, будто мне больше и дел нет, – пробурчал недовольно майор, но взяв пакет, пошёл к вахте. Не дойдя до крыльца метров пять, остановился и развернувшись, быстрым шагом направился к двухэтажному зданию, где на втором этаже располагался его кабинет. На ходу окликнул дневального:
– Быстро мне Абросимова, одна нога здесь, другая там.
 Дневальный, видя серьезный вид своего начальника, пулей вылетел из здания и помчался во второй отряд.
Абросимов, являлся своего рода связным, если Ефремову нужно было срочно связаться с Равелинским, он передавал осужденному записку, а тот в свою очередь прятал её в промзоне, в потайном месте.
Пока дневальный бегал за Абросимовым, Ефремов оторвал от листа бумаги половину и написал следующее:
«Буду отсутствовать, примерно полмесяца, сверни все дела, следи за Д....!!! Будь осторожен»!
 Свернул в трубочку записку, дождался Абросимова, передал ему послание и вытащил из стола небольшую заварку плиточного чая, отдал её курьеру.
– Положишь записку на место, но прежде, мельком дай «Ему» знать, что его ждет письмо, да смотри в оба! Всё иди.
Абросимов водил дружбу с дневальным начальника и никто в принципе не обращал на этого неряшливого типа внимания, так что это посещение было принято зэками вполне обычно, тем более дневальный крикнул, зайдя в секцию второго отряда:
– Абросим пошли чифирить, я уже сварил, прибегай ко мне.
Но кому было знать, что «Служба безопасности» майора Кузнецова уже заработала по новой.
Дрон, легко просчитал, как и какими способами можно отсечь щупальца опера — Ефремова. Вывод напрашивался один, установить слежку за начальником оперчасти и по возможности отслеживать действия его дневального. Хорошую агентуру передал ему Колдун. Через надёжных людей Дронов передал ценные указания лицам, которые упали на хвост[122] куму и неусыпно начали слежку, пока тот находился в зоне.
Сегодня вечером Дрон выходит в зону, по распределению его место теперь во втором отряде. «Это вместе с хитрым мужичком будем под одной крышей»,– подумал вор, вспоминая о Макаре.
 
***
 
Равиль пребывал в угнетённом состоянии, толи интуитивно что-то предчувствовал или разборка с Воробьём не давала ему покоя. Понять не мог, в душе ощущал постоянный холодок.
 Сегодня выходит Дрон, и какие события в зоне будут разворачиваться, можно было только догадываться. Оставаясь один на один со своими мыслями, он в последнее время стал сопоставлять свою прежнюю жизнь и теперешнюю. Если он раньше был уверен в себе и это придавало ему сил и энергии, то теперь… После того, как его завербовал Ефремов, он стал чувствовать себя совершенно по-другому.
«Вот он, трепет в груди, не дающий мне покоя. Да разве какое-то время назад я спустил бы этому молодняку Воробью. Мои пацаны давно бы зарядили ему "тёмную" и опустили за его борзость, но сейчас я потерял ту, былую уверенность, что-то сдерживает меня от решительных действий в отношении Воробья. Простить ему, его борзоту! Да никогда! Я его с помощью кума уберу с отряда».
Равелинский поймал себя на мысли, что по человечески он не смог дать оборотку Воробьеву и осталось ему пойти на поводу у собственного страха. Почему он так страшился Дронова? А может быть не его, а их методы устрашения, если, не дай Бог его выявят, что он работает на кума, то «петушиным» углом не отделается. Вот опять ему стало не по себе, наверно это и является причиной его душевного дискомфорта. Он с ужасом вспомнил, как в одиннадцатом отряде блатные опускали раскрытого, «кумовского» работника, тогда были приглашены пацаны с разных отрядов. Местные «быки» из отряда, долго измывались над сексотом, харкали в кружку, испражнялись в нее и заставляли его пить содержимое. Затем содрали с него штаны и водили ему по заднице своими «достоинствами», водили по губам, а чтобы он не сдал своих насильников оперчасти, один из пацанов щёлкнул из «ФЭДа»[123]порочную сцену и пригрозил, что разошлёт фото по всем его родным и знакомым.
 Равелинскому тогда было необычайно интересно наблюдать за этой картиной, он тоже принял участие в наказании агента оперчасти, немного помочившись на него. 
Ему стало страшно. Он почему-то явственно ощутил себя на месте опущенного. Сможет ли он наложить на себя руки, если такое сотворят с ним. Нет, умирать, прожив четверть жизни, он не намерен. Остаётся, только одно, уповать на кума, вымаливать у него, чтобы его этапировали на другую зону, но это в случае провала.
«Да, что я, в самом деле, кто может об этом узнать? Больше накручиваю себя, все будет хорошо!»– успокаивал он сам себя.

 
 
 
Глава 15
 
СХВАТКА С ПАРХАТЫМ
 
Сашка Воробьев теперь чётко вспомнил, где и при каких обстоятельствах он мог встретить Рыжкова — Пархатого. Память отбросила его на восемь лет назад.
В ту пору Саша, одиннадцатилетним мальчиком увидел в школе объявление. Набиралась группа подростков, желающих заниматься классической борьбой в спортивном обществе «Спартак» и он записался в секцию.
Екатерина, мама Саши, была не против такого увлечения сына и даже почувствовала себя спокойнее, что сын будет при деле, а то не дозовёшься домой, все где-то с соседскими мальчишками пропадает.
Будучи от природы крепышом, Саня с самого начала стал показывать неплохие результаты, тренировки, отработки приёмов, потом пошли спаринги из которых он выходил неоднократно победителем.
Вёрткий, жилистый, Сашка, как уж, выворачивался из рук соперника и завладев инициативой, переходил в наступление. Особенно ему хорошо давались переводы в партер[124], а там уже не зевай, ложи противника на лопатки.
Впоследствии он ещё отработал в совершенстве несколько приёмов, хорошо делал броски через бедро, плечо.
Однажды подвыпивший отец затеял с ним возню, Сашка с лёгкостью поднырнул под его руку и оказался позади отца. Обхватив того руками за талию, сделал молниеносный бросок через спину и уже в воздухе вывернулся, оказавшись сидящим на пьяном отце. Тот был весьма обескуражен. На мгновение, позабыв, что перед ним сын, да еще мальчик. Пьяный отец изловчился и схватил Сашку за запястье руки.
Сашка, как его учил тренер, вывернул свою руку и в следующий момент уже сам держал отца за запястье. Снова, небольшой, но стремительный бросок, и отец на четвереньках, уже стоял на земле, вот тогда первый раз по-настоящему отец «окрысился» на сына, но вступилась мать:
– Отец, ты в своём уме, он же ещё ребёнок, нет, чтобы поддержать, похвалить его, а ты готов шкуру с него спустить, какой же ты все-таки глупый, когда выпивший.
Но в тайне, очень порадовалась за сына: «Такой маленький, а смог отца одолеть».
Конечно, со стороны всё виделось невероятным, мальчуган в неравной весовой категории сделал бросок через себя. Но это была борьба, честная и справедливая, не допускающая компромиссов и отступлений от правил.
А вот в дворовых и уличных драках Саня преуспел больше, не зря мать переживала за него, сын иногда приходил ссадинами, а- то и с синяками.
Когда отец отбывал очередной срок в тюрьме, Екатерине приходилось одной растить и воспитывать сына. По характеру строгая, справедливая, не уступала обидчикам, но и добротой своей не обделяла людей. Сына своего, никогда за всю свою жизнь не тронула пальцем, только нравоучения. Саша ещё не мог выразить своих чувств по отношению матери, но старался делать все, о чем она его просила. Катя радовалась, что у неё растёт такой помощник, иногда случалось, и гордилась.
Как-то она оказалась очевидцем одной сцены. Стайка мальчишек-подростков играли во дворе и вдруг двое, ни с того не с сего, приподняли одного, оказавшегося младше их мальчонку за шиворот и подвесили его на загнутый гвоздь, вбитый в стенку сарайки. Мальчик слёзно упрашивал ребят, чтобы они сняли его, но те издевательски смеялись над ним. Катя, увидев это в окно, побежала на улицу, чтобы помочь мальчонке. Выскочив из подъезда деревянного барака она опешила от увиденного, возле стенки сарая, сидел, скорчившись от боли один из обидчиков. Второй с ужасом в глазах отступал от идущего на него Сашки. Последний размахивал кулаками, стараясь ударить по лицу подростка. Первый раз в жизни Катя увидела, что её сын поднял на человека руку. Она горой встала между мальчишками и попыталась пристыдить сына:
– Ты что делаешь? Зачем ты их избил, ты что, не видишь, что у одного идет кровь. Ну-ка посмотри мне в глаза! Саша, разве я этому тебя учила! Что ты себе позволяешь?
И тогда Санька, первый раз позволил себе воспротивиться матери.
– Мам, а за что они его? Женька младше их, я же просил их. Не нужно! Сашке стало обидно, за то, что он, по сути, был прав, а мама вот так, при всех, наругала его.
 Потом уже, сидя с ним на крылечке, она нежно обняла его за плечи и тихо произнесла:
– Сынок ты мой дорогой, твой поступок неоспорим, ты поступил по отношению к твоему младшему товарищу, справедливо и храбро, здесь я горжусь тобой. Но увидев тебя разъяренным, я вдруг испугалась. Нет-нет! Не за то, что мог быть сам избитым, а за то, что ты пренебрег человеческими правилами. Пойми меня правильно сынок, нужно учиться договариваться, а внушение кулаками -это самый последний аргумент. Защищай себя и заступайся за слабых, но всегда старайся договариваться. Не усердствуй в выяснении отношений с обидчиком, порой достаточно и пощечины, чтобы подлец понял, что он не прав.
Не настраивай других против себя, не поступай так, чтобы тебя боялись, зарабатывай людское уважение. Вырастешь, поймёшь, чем отличается уважение от боязни.
– А чем, мам?
– Когда люди тебя уважают, они искренне это выражают, ты и сам почувствуешь, как хорошо они к тебе относятся. Тебе всегда скажут в глаза, какой ты есть на самом деле, но когда тебя будут бояться, у тебя может создаться ложное представление.
Кто-то из твоего окружения будет заискивать перед тобой. Станет проявлять неискренность. Ты никогда не сможешь отличить правду ото лжи. Потому-что тебе будут бояться говорить правду и ты можешь не знать, как она выглядит. Вырастешь, поймешь, но будет уже поздно, потому сейчас пытайся разобраться в своих поступках.
Саша любил, когда мама объясняла ему о каких-то сложных вещах, но сошедшие из уст матери объяснения превращались вполне понятные истины.
– Сашунь! Ты всегда спрашивай меня, если тебе что не понятно, хорошо, сынок?
– Да, мама. И он ещё теснее прижимался к ней и как мог по-ребячьи выражал этим свою благодарность, он понимал, что мама его простила и больше не сердится.
Однажды, возвращаясь с тренировки со своим знакомым из группы, Саша увидел вдалеке стадиона компанию мальчишек разного возраста. Они прыгали через ряды уличных лавочек, расположенные вокруг футбольного поля и быстро приблизились к Сашке и его знакомому. Ребят было человек восемь.
Среди них выделялся один, старше всех по возрасту с длинными рыжими волосами, который близко подошел к Сашке и нагло заявил:
– Это наш район. Вы что здесь делаете?
 Саша объяснил, что они здесь занимаются в спортивной секции.
– Ха-ха, спортсмены!– засмеялись подростки,– а мелочь есть, насыпь,– продолжал наглеть длинноволосый. Сашка видел, как группа обступила их и немного заволновался. Ему никогда не приходилось сталкиваться с местными пацанами из соседнего района и он не понимал, чем все это может закончиться. Саша не знал, что можно в этой ситуации сказать.
 Длинноволосый похлопал по Сашкиным карманам и попросил вывернуть их. Сашка отстранил его руку. В следующий момент он получил удар в лицо от наглого пацана. Со всех сторон посыпались еще удары
Саша поначалу был в замешательстве, но чувствуя, как его сильно бьют, перешёл в оборону. Он размахивал руками направо и налево, крепко встав на лавочку ногами, пытался хоть как-то отбиться от сыплющихся на него резких толчков.
В какой-то момент ему удалось схватить одного за рукав, и далее уже натренированным приёмом он взвалил на себя пацана и резким броском через бедро уложил его на одну из лавочек, тот взвыл от боли, на какое-то мгновение все замерли, опешив от увиденного. Сашка воспользовался замешательством и перескочил через несколько лавочек выше, видно материнские уроки пошли ему впрок и он решил уговорить местных драчунов:
– Пацаны, хватит, а... 
Но те уже неслись к нему, сломя голову. Снова посыпались удары руками и ногами. Сашка уже не понимал, что творится, он только отбивался, как мог, чувствуя, как кулаки мальчишек достигают своей цели. Перед его лицом мелькнула физиономия длинноволосого. Сашка успел ухватить его за длинные волосы и со всей силы рванул того лицом вниз. Удар пришёлся как раз носом об лавочку. Санька схватил его волосы второй рукой и еще раз, другой ударил о лавку.
– Ах ты, скотина!– закричал длинноволосый, вырвавшийся из рук Сашки и хотел наброситься на него, но в этот момент раздался, чей-то крик:
– Жека, тикаем!
 Сашка увидел, как через стадион приближаются взрослые ребята, это его знакомый мальчишка, воспользовавшись случаем убежал и вызвал подмогу, со стороны ребят старшей группы, тоже занимающихся борьбой.
 Подбежал тренер.
– Саш, Саш, с тобой все в порядке? Он снял с себя куртку, оторвал короткий рукав от своей футболки и стал осторожно промокать окровавленные места.
У Сашки был жуткий вид: из уха текла кровь, верхняя губа вздулась, внутри она лопнула. Краснота под правым глазом грозилась перейти в огромный синяк, воротник куртки наполовину оторван.
Несколько парней бросились в погоню, за исчезнувшими из вида хулиганами, но спустя некоторое время вернулись ни с чем, нападавшие разбежались кто куда.
Собралось много народу. Зашли в здание Спартака, кто-то уже вызвал скорую, но Сашке стало лучше, уже не так трясло от напряжения.
– Мне домой надо,– сказал он.
– Куда же ты родненький,– пожалела его тётя Дуся уборщица,– ты посмотри на себя, ведь на тебе ж живого места нет, вот звери окаянные! Но чисто звери и откуда такие берутся,– причитала она и прикладывала к лицу Саша мокрое вафельное полотенце.
Поступок хулиганский, неожиданный, вызвали милицию.
Вскоре приехала скорая помощь. Саше поставили укол и помогли влезть внутрь «УАЗа-санитарки». Тело начало ныть от боли, Сашка никогда в жизни не испытывал подобных ощущений. Обида жгла изнутри, слёзы непроизвольно наворачивались на глаза, но оттого что его вышли провожать почти всем зданием, ему стало легче и он, застыдившись своих слёз, отвернулся. Тренер подошёл к нему, взял его руку и теперь только все заметили, что в руке у Сашки был зажат клок рыжих волос, оторванного с головы длинноволосого Жэки. Саша разжал руку и не смог сдержаться от смеха, все кто стоял рядом, взрослые парни, просто случайные прохожие, и персонал клуба тоже засмеялись.
         Вот так произошла первая встреча Сашки Воробьева и Жеки Рыжкова, который был старше первого на пять лет.
 Сашка после того случая быстро оклемался, мама ужасно была расстроена и даже какое-то время встречала сына с занятий борьбой, но тренер поговорил с ней и убедил, что в этом нет необходимости, ребята теперь ходят до остановки всей группой. Шайку пацанов так и не нашли, милиция пыталась в окрестном районе найти парня лет пятнадцати-шестнадцати, по имени Жека, но тщетно, его и след пропал, никто из местных подростков не знал такого или боялись и не хотел сдавать его милиции.
         Через три года после этих событий, Сашка записался в секцию бокса. В четырнадцать лет, это был жилистый, мускулистый, симпатичный паренёк, ростом тянулся все выше и выше. Три тренировки в неделю, затем пять, Сашка втянулся в спортивную жизнь, к тому же он ходил качать мускулы к знакомому парню, там собирались ребята всех возрастов, прямо на квартире.
В школе дела шли неплохо, но все равно не хватало времени на выполнение домашних заданий и ему постоянно приходилось оправдываться перед матерью за полученные двойки.
Зато в плане «мазы», так выражалась молодёжь, о лидерстве, Сашку уважали за его дружелюбие, справедливый подход к делу, за его силу и бесстрашие.
Кто-то считает, если подросток в детстве был подвергнут насилию, то страх неизбежно будет его преследовать долгое время, но Санька уже забыл ту давнюю историю, рубцы зажили, сгладились. Иногда в памяти вспыхивали эпизоды того нападения, при виде толпы пацанов. Только не страшны они теперь Сашке Воробьеву. Натренированный юноша, уверенный в своей силе и правоте, пока был далёк от массовых драк и разборок между пацанами граничивших друг с другом районов. Возникали стычки между своими, но кто не дрался в юности, выставляя своё «Я» напоказ, каждому уважающему себя пацану хотелось, чтобы на него обращали внимание, чтобы его уважали, побаивались. Но слова мамы крепко засели в голове Сани, он постигал искусство переговорщика. Может быть и шло бы всё так, как учила его мать, но жизнь подбрасывает такие каверзные штучки, от которых меняется и мировоззрение, а порой даже и характер, тем более молодого, ещё неокрепшего паренька.      
Прошёл год, Сашке стукнуло шестнадцать. Вот и пришло время его первой  любви. Она подкралась не спеша, не так, как врывается обычно, захлестнув своими чувствами все сознание.
Восьмой класс, экзамены, красивые, созревающие юные девы. Цветущая юность, взгляды украдкой, бессвязные речи, стеснения. Сашка уже начал замечать, что не одна девчонка в школе украдкой поглядывает в его сторону. Среди своих сверстников-мальчишек он выделялся прямо визуально, если сравнивать, то конечно с десятиклассниками. Боксом Сашка перестал заниматься.
Почему-то, если сравнивать борьбу и бокс, он отдавал предпочтение борьбе. В боксе он был напористый, танцевал или как выражался тренер «гарцевал» на ринге, Хорошо проводил ближние бои, умело нырял под удары. Любимый Сашкин удар, правой с низу в челюсть, «апперкотом», после его мало кто мог устоять на ногах, но и ему доставалось. Если в борьбе он знал чем можно превосходить противника, то здесь в боксе ему не всегда удавалось улавливать нюансы, разбитые брови и припухший нос, боли в боку, всё это не пугало Сашку, но никак не хотел он быть стиснутым в рамки, ему хотелось воли. Порой, как разъярённому быку врезаться в толпу и дать волю всему своему естеству, иногда он приходил в такое неистовство на ринге, что соперник просто отказывался продолжать бой. Тренер уже не раз его предупреждал, чтобы он не переходил рамки дозволенного, но что- то шло не так. Придет Саша порой домой, взвинченный, места не находит, на вопрос матери:
– Что случилось, почему ты сегодня такой? Не может ответить, что-то изнутри вздыбливает его, рвётся наружу, но не может никак понять. Мама сядет рядом, погладит его по руке, поглядит в глаза и он начинает успокаиваться.
На следующий день, когда не было тренировок, все идет прекрасно, настроение выше головы. Но, как только во время тренировок, после разминки выходит на ринг, всё начинается сначала. Несдержанность, ошибки, какое-то необъяснимое чувство начинает переполнять грудь. Один раз, когда шел бой, он до того увлёкся, забыл, что он на ринге, можно и так выразиться, избил своего соперника и когда тренер попытался разнять боксующих, Санёк в каком-то бешенстве, грубо оттолкнул его.
 Александр Петрович отстранил его от тренировок и в один прекрасный день решил наведаться в дом Воробьёвых.
Сашка, переживал, он обо всём рассказал матери и она выслушав его сказала:
– Саша, тебе нельзя заниматься боксом, ты еще молод и не поймешь, что с тобой происходит. Это агрессивный вид спорта и нет твоей вины, что ты так болезненно воспринимаешь свои неудачи и поражения. В борьбе ты умел себя направить и всегда сдерживался, даже проигрывая, ты мог уходить с мата побеждённым, но здесь, Сашенька, это сила внутри тебя. Это — агрессия, пружина, которая при удобном для неё случае выталкивает твою неуёмную энергию. Бокс многих калечит и не только внешне, но и внутренне. Послушай меня сынок, бокс-это не твой вид спорта, может тебе лучше вернуться в борьбу?
– Я не знаю мам. Мне нужно подумать.
– Хорошо, Саша, это твое личное дело, правда, я не хочу тебя отговаривать, но подумай.
Екатерина замолчала и задумалась.
«Отец в очередной раз сел в тюрьмю, а я порой с ужасом задумываюсь, а что если гены сделают свое роковое дело, ведь сын, в чём- то похож на отца. Такой же порой яростный, в редких случаях агрессивный, но это до поры до времени, я уже была свидетелем его агрессивного поведения».
– Сашенька, сынок, ты прости меня за эти слова, но я не хочу, чтобы ты был похож на своего отца, мне больно видеть, как ты порой не можешь совладать со своими внутренними противоречиями. Я учу тебя только добру и хочу, чтобы ты у меня был красивым, хорошим, внимательным и чутким мужчиной.
Она при этом поглаживала его руку, и опять спокойствие заполняло Сашино сердце и он, прильнув к груди матери, слушал её мягкий и ласковый голос.
Катя была переполнена любовью к сыну, она так им гордилась, ведь он действительно был хорошим человеком. Нет, она никогда не бросит его в беде, за счастье своего мальчика она будет бороться.
Пришел тренер, но к его удивлению его встретили радушно, посадили к столу, налили чаю.
– Хм… Попытался он начать, преодолевая стеснение,– Екатерина Михайловна, Саша… Но Катя, обратив внимание на смущение тренера, не дала ему договорить и обратилась к нему:
– Александр Петрович, а мы уже обо всем договорились, Саша решил больше не посещать бокс. Мы Вам очень признательны и благодарны, за ваш труд, терпение, за то, что Вы пришли сейчас к нам, а не отмахнулись от Саши.
– Ой, да Екатерина Михайловна, да он такой хороший парень, мне право неудобно, простите, что я… и он зарделся.
 Сашка разрядил обстановку:
– Дядь Саш,– обратился он к нему, тренер позволял Сашке так себя называть,– всё нормально, Вы не переживайте, для меня так будет лучше.
– Ну, вот и ладно, вот и добренько, Саш, ты только не забывай, приходи, мы всегда тебя рады видеть. Правда, не забывай нас.
 И он, попрощавшись, ушел. Одна Екатерина заметила, что Александр Петрович неравнодушен, не только к Саше, но и к ней самой.

 
 
 
Глава 16
 
ВОР ВЫХОДИТ В ЗОНУ
 
К выходу Дрона из ШИЗО, блатные во всех отрядах по разному отнеслись к этому событию, кто с тревогой, ожидая каких либо ломок, кто с восторгом, шутка ли, сам вор в законе выходит в зону, а кто и с надеждой, наведёт мол вор порядок в зоне, беспредельщиков накажет.
Сам Дрон выходил смело, он, ещё сидя в изоляторе, прозондировал почву и для себя подъитожил:
«Зона с общаковым режимом, блатные разношерстные, мужики не прибуревшие, в основном работяги. Сук и активистов в зоне хватало, но они держатся особняком, в отдельном отряде. Администрация в основном следит за выполнением нормы выработки и само собой за порядком. Но перспектива зоны такова, по моему мнению, если блатных не натаскать, и не освежить умы, то в скором времени зона на корню будет сучьей. Менты с баллонами[125] подомнут под себя блатных и всех отрицал[126]. Самый удобный момент, пока режимка и оперчасть оглумевшие, раскачать, а при надобности разморозить зону, а для этого потребуется много денег. Общаковые сборы вряд ли потянут, какую либо акцию, но есть надежная дорога с волей, только мой цинк[127] на свободу и воровское сообщество подогреет зону, водкой, разными дурадоловыми колёсами[128] для растормозки скованных мужицких мозгов».
Дрону по большому счёту было наплевать на все административные капканы. Главное Кузнецов опера убрал с зоны, не подозревая, какой оперативный простор расчистил для решения насущных проблем. Не своих естественно, а воровских, что будет, то и будет, за недели две нужно расчистить эти «Авдиевы конюшни».
         Он уже дал распоряжение кое-кому из надёжных пацанов, чтоб сильно не суетились и не заказывали «бал» по поводу его выхода, остальную братву пока не нужно приглашать, сам потом все организует. Соберутся только главшпаны отрядов, и то, только те, которых он затронул своим вниманием, сидя в изоляторе. Приходилось держать ухо востро, мало ли в зоне, блатных, работающих на оперчасть.
«Шеи начну ломать с прислуги, то есть с поваров, с бригадиров и прочих пристибаев ментовских и если мои расчёты подтвердятся, то и тихушникам не сдобровать. Тревожит одно обстоятельство, намечается первая разборка с Сибирским. По данным одного негласного шнифтаря, якобы в отряде идёт «кроилово», урезается, занижается уровень сборов и отчислений в общак. Со строгача, с пятёрки пришла малява, что Сибирский, пацан правильный и отец его, авторитетный человек, среди братвы на строгой зоне, за него ручается. Просит меня, по справедливости разобраться, выслушать пацанов. Ладно, с этим я улажу, раз строгач за него просит. Кто там им робу покоцал. Тоже разберусь».
 Мысли его прервал звук открываемой кормушки и голос дежурного прапорщика:
– Дронов, имя, отчество?
– Алексей Евгеньевич.
– Год рождения, статья, срок? – Дрон ответил на все вопросы.
– Собирайся с вещами, срок твоего прибывания в ШИЗО истек.
– Да я уже готов, начальник, можешь выгонять,– весело сказал вор.
Прапорщик загремел ключами и открыл дверь камеры. Дронов спокойно вышел и двинулся направо в направлении выхода из ШИЗО.
Встречать его пришли Симута и ещё несколько пацанов, все со второго отряда, как и хотел сам Дрон. Симутин Вася, был главой блатных во втором, парень крепкий. уважаемый пацанами и по всем меркам имел вес в зоне.
 Поздоровались с Дроном и пошли прямиком в баню, а после решили, уже в отряд. Так полагается, сначала заключенный освобожденный из ШИЗО смывает с себя всю тяжесть изолятора, а затем его встречают в бараке друзья.
В бане всё было договорено, никого лишних и посторонних не было, кроме тех, кто уже заранее пришел на встречу с паханом.
Банщик и еще один зэк, остались у себя в каптёрке и на случай появления ментов, готовы были предупредить сходку. Парочка зэков, остались стоять в дозоре, возле бани.
Вначале помылись, затем здесь же, обмотавшись полотенцами, разлили чифир и стали передавать кружку по кругу. Первым нарушил молчание Дрон:
– Братва! Я не имею пока случая собрать всех пацанов, но вижу, что в этом «шалмане»[129] собрались уже знакомые мне люди. Может так статься, что в ближайшее время меня снова загасят в изолятор или отправят на другую зону.
По моим примеркам, у меня есть немного времени, чтобы увидеть зоновскую картину. С кичи, кстати, тоже всё видно, но не настолько, чтобы с маху разруливать дела. Посылая меня в эту зону, многие, из моих корешей воров, предупреждали меня, что мусора здесь создают духоту и мой выход в зону осложнился тем, что не все пацаны в зоне придерживаются наших идей. Лагерь первоходочный, публика разномастная, откуда молодым пацанам, залетевшим сюда с воли знать о воровских законам и жить по понятиям. Да и среди правильной братвы, я смотрю разногласий немало. Основной контингент, это бытовики, хозяйственники, да случайно залётные. Мужики, попавшие по пьяной лавочке, да желторотые пацаны, взбудораженные романтикой, воровской жизни. Какой-то процент идет с малолетки. С этого момента Дрон стал белее серьёзным,– по всей стране мусора переходят в наступление, кое-где уже сформировываются военные спецподразделения, готовые подавлять бунты и беспорядки. Зоновское начальство оборзело в конец, растут нормы на производстве, жратва в столовой подаётся, как скотам, свиданки и передачки ограничиваются. Людей загоняют в загоны, именуемыми — локалками. В зонах идет ломка, опера сажают пацанов в ссученные хаты, тем самым помоя босяков, я уже не говорю о крытках, где менты бросают законников в прессхаты. В этой зоне, начинают править балом бугры, баллоны, ментовские пристибаи. Я не думаю, что мне придётся разжевывать вам всю поднаготню, но ещё раз говорю, времени у меня в обрез, наверняка, через пару недель меня закроют и отправят на периферию. Кое-кто из здешних блатных начинают кумоваться с буграми, которые в свою очередь прессуют мужиков и которых «пинками» загоняют в долги. Я знаю случаи, когда блатные опускали мужиков за отказ выполнять норму. Это что? Житие по тюремным законам? Таких гнид будем карать беспощадно. Нам, пацанам, надо запомнить одно, мужики в зонах — это наша опора, не будет настоящей опоры, наш воровской общак, даст глобальный крен.
Общак, в нашем понимании, это наша воровская честь, она сидит глубоко в сердце каждого бродяги. Нас меньше, чем мужиков, но на нас возложена миссия следить за порядком в лагерях, мы должны их защищать и обязаны, вести контроль разборок между противоборствующими сторонами по справедливости. Я предлагаю всем нам, пацанам крепче сплотиться и взять под свою руку всю зону, включая рабочку и выездные объекты. То, что происходило до сегодняшнего дня: перегибы палок, наезды не по делу, некомпетентные разборки, все объявляю в прошлом. Пусть никто из блатных не понтуется, что ему придётся ответить за вчерашние перегибы, ошибки бывают с каждым, я объявляю братве амнистию на этот счёт, но беспредела в зоне я никому не прощу, ответит только тот, кто, осознавая, что творит против братвы и мужиков подляны, продолжает кичиться своими косяками. Ответят также те, кто продался ментам, кумовские тихари и отъявленные активисты, всех их вытащим на свет. Дрон слегка передохнул, после такой речи и спросил:
– Кто Сибирский? Лёха приподнял руку и учтиво кивнул головой.
– Тебе братва со строгача привет шлет, от отца твоего особое слово. Я разберусь по твоей предъяве к братве с шестнадцатого. Сегодня у нас знакомственная сходка, а дела все завтра. Симута, порешай вопрос с нарядчиком[130], мне завтра нужно в промку[131] выйти, край дела. Васька согласно кивнул.
– Пархатый, ты подбери мне пару надёжных пацанов, пусть они побудут при мне, да таких, чтобы могли салазки на бок сворачивать. Не быков, а пацанов, смышлёных,– добавил Дрон.
– Слушай, а как там пацан поживает?– и он засмеялся. – Ладно не ведись, не в обиду тебе, напомнил, позови его с утра ко мне, я с ним в промку прогуляюсь, заодно и лично познакомлюсь.
Пацанам Дрон понравился, правильный, не грубый, чувствовался стержень внутри его, по всему было видно, в зону пришел подготовленный. Кое-кому пришлась по душе амнистия, объявленная вором. Не все, до этого момента творили дела по понятиям, теперь они чувствовали благодарность к авторитетному вору и, пожалуй, были готовы выполнить его любое поручение.
Уже вечерело, когда вся лагерная «верхушка» разошлась по отрядам. Вася Симутин провел Дрона в самый почетный угол, отрядной секции. Там уже был организован стол, по поводу встречи вора. Водки не было, так было обговорено, все застолья будут потом. Мужики с любопытством поглядывали в угол, когда в жизни еще увидишь настоящего вора в законе. Поговаривали, что они справедливые, к мужикам относятся по человечески, даже случается своих блатных садят на перья[132], если они беспредельничают в отношении мужиков.
Такие и другие байки, мужикам иногда рассказывал Макар, единственный из мужиков, приглашенных к столу. Дрон с любопытством рассматривал его, но расспрашивать пока ни о чем не стал.
У входа в отряд, дневальный громко крикнул:
– Отряд смирно! Отряд вольно! И тем самым дал понять, что в секцию входят проверяющие сотрудники администрации. Те в свою очередь подошли ближе к собравшимся заключенным в проходе.
– Что за сборище, по какому поводу?– спросил прапорщик.
– Начальник, да кореша с кичи встретили, вот покушали трошки, может и вы к нам присоединитесь,– осклабился Симута.
– Ну, если нальете, почему бы и нет,– ответил, шутя прапорщик.
– Не, командир, этого тебе не предложим, сами по этому поводу седьмой хрен без соли доедаем,– не переставал шутить Вася.
– А что так, такому знатному…,– видно прапор хотел сказать Вору, но после заминки, продолжил,– вашему корешу и не грех водочки преподнести, а-то как-то на сухую негоже.
– Ладно, старшой, не прикалывайся, ты сам знаешь, что сегодня мы пить не будем,– вставил Дрон,– за нами не заржавеет.
– Ладно-ладно, я пошутил,– сказал проверяющий, но сам протиснулся вперед и заглянул под кровать, открыл дверцу прикроватной тумбочки.
– Ты смотри, и в правду нет! Как бы удивился контролер и, развернувшись, направился к выходу, уводя сопровождавших его людей за собой.
Уже прозвучала команда «отбой», в секциях погасили свет, оставив только тускло горящие ночники. Дрон вышел из отряда в ночную прохладу и закурив, присел на корточки возле клумбы. Из темноты показались две фигуры, они подошли, тихо поздоровались с вором и о чем-то долго разговаривали. Огоньки папирос, ярко вспыхивали, при каждой затяжке. Колония мирно засыпала, только где-то по периметру зоны лаяли сторожевые собаки, да в вдалеке, в промзоне заквакала сигнализация.
 

«Завтра, начнутся серьёзные дела»,– подумал Дрон, провожая своих ночных визитеров. Он прошел на свое спальное место, лег, не раздеваясь и о чем-то задумался. Не спалось...
Не спалось и Сашке Воробью, он знал, что Дрон вышел в зону, что его встретили, как подобает. Пархатый принёс ему новость, завтра с утра вор зовёт его с собой в промзону.
         «Чтобы это могло значить. Пан, или пропал? Милость, или опала? Что ожидать от такого приглашения? Шестёркой или быком, я больше ни у кого не буду,– затем логически рассудил,– что, у Дрона пехоты мало, некому его сопровождать. Да нет, здесь что-то другое. Ладно, утро вечера мудренее». Но сон не шел и он снова с наслаждением окунулся в счастливые воспоминания о тех недалеких и ярких днях на свободе.

 
 
 
Глава 17
 
ВТОРАЯ СХВАТКА С ПАРХАТЫМ
 
Итак! Сашка был влюблён в красивейшую девчонку школы, да что там школы, всего района, всего N-ска. «Наташа! Какое красивое имя. Раньше я не замечал, а теперь в голове отзывается — Наташа! Наташа! Наташа!»
         Не так давно, они с друзьями играли в футбол возле школы, он иногда замечал, стройную, симпатичную девочку в компании своих сверстниц. Когда их взгляды пересекались, Сашке было приятно, от непонятного ощущения и от присутствия, можно смело сказать, уже девушки. Он узнал от друзей, что Наташа недавно приехала с другого района и теперь учится в их школе, что она быстро нашла себе подружек, таких же, ярко выделяющихся из своих сверстниц. Что было удивительно для Саши, это — то, что все три девочки были записаны в танцевальный кружок и посещали его три раза в неделю в клубе Железнодорожников, где и познакомились друг с другом.
Как — то Саша и его близкие друзья Валерка и Сережка, пришли в кино. Закончился последний сеанс и Сашка вышел с друзьями в фойе кинотеатра. На улице уже начало темнеть. Из одной комнаты звучала танцевальная мелодия, дверь была открыта, в ней занимались парни, и девушки. Сашка заглянул в открытую дверь и увидел знакомых девчонок со своей школы, они заметили его и улыбнулись. Почему — то вдруг, когда он увидел Наташу, Сашке захотелось дождаться ее и проводить до дому. Отправив друзей по домам, он ходил по коридору, как раз из дверей танцевального зала выскочили уже переодетые девочки.
Сашка объяснил, что был на последнем сеансе и не прочь проводить девчонок. Все трое в свою очередь с радостью приняли его предложение. Наверно подруги всегда делились между собой сокровенными мыслями. Люда и Аня весело попрощались, делая понимающий вид, поспешили удалиться и оставили свою подругу наедине с Сашей.
Шли не спеша, как бы оттягивая время на короткий путь до Наташиного дома. Мило болтая о том, о сем. Оба чувствовали, что им приятна беседа. Сашка слегка стеснялся, он чувствовал близость Наташи, ее тепло, но уже стемнело и они уже не так четко видели свои лица. Саша снял свою куртку и бережно укрыл плечи девушки. Трепетала и Наташа, ведь этот симпатичный парень ей понравился сразу, как только она его увидела.
Вот и ее дом, еще постояв немного, они попрощались, пообещав друг другу, что завтра снова встретятся.
 Сашка летел домой на крыльях, он ещё не догадывался, что это были крылья любви, которые подхватывают юные сердца и заставляют их гореть с такой силой, которая сокрушала все на своем пути.
Мама сразу обратила внимание на его легкость в поступи, на слегка странноватую манеру отвечать.
– Хм… Сашунь, ты где — то летаешь? Спустись на грешную землю. Может быть я о чем то догадываюсь,– с улыбкой произнесла мама. Сашка зарделся, он был сейчас в таком состоянии, что даже не знал, делиться ли с мамой своей тайной. Но материнское сердце не обманешь, она, как всегда, взяла его за руку, подвела к дивану и они сели. Она с улыбкой заглянула ему в глаза и тихо спросила:
– Ты встретил ее?
– Кого, мам?– удивленно спросил сын.
– Девушку своей мечты.
 Саша промолчал.
– Я знаю, сынок, у тебя это впервые, я рада за тебя, что такое светлое чувство коснулось твоего сердца. Саша молчал, не зная, что сказать.
– Где вы познакомились?
И Сашка рассказал ей все: Как первый раз увидел Наташу, как тайно лелеял встречу, как, наконец, случай свел их. Мама покачала головой и, улыбнувшись, произнесла:
– Какой ты у меня стал взрослый. Она поцеловала его в шевелюру волос и ничего больше не сказала, слова здесь были излишни.
 На следующий день Сашка украдкой проходил мимо класса, где училась Наташа, наконец, ему удалось привлечь на себя внимание, он махнул ей рукой, она улыбнулась ему в ответ. На переменах, друзья тащили его куда-то, что-то объясняли ему, но Сашка был мыслями там, рядом с Наташей.
Вечером они снова встретились и долго ходили по тихой улице, затем прошли к цирку и только, когда уже начало темнеть, он снова повел ее провожать до дома. Они долго стояли, прислушиваясь, к дыханию друг друга. Саша взял ее за руку и, чувствуя теплоту и мягкость ладони, вдруг прижал Наташину руку к своей щеке, она не отдернула ее.
– Мне пора, до завтра, тихо произнесла она.
И они попращались. Завтра он будет встречать ее с танцев.
          На следующий день вечером, Сашка, перекусив на бегу, уже летел встречать свою Наташу. Подружки игриво и понимающе покивали им обоим головами и, сделав вид, что заняты разговором, удалились, оставив влюбленную парочку наедине.
Уже, возле ее дома, он снова взял ее за руку и, не видя сквозь темноту ее глаза, тихо прошептал:
– Я провожу тебя до квартиры. Как бы подчеркивая этими словами, желание остаться. Они зашли в подъезд, лампочка не горела и, остановившись в первом тамбуре, Саша слегка привлек ее к себе. Они касались друг друга губами, почувствовав первую нежность поцелуя. Он целовал ее непрерывно, чувствуя, как она улыбается, он целовал ее улыбку, целовал в уголки ее губ. Она последний раз поддалась его поцелую и, прикрыв своей ладонью его губы тихо произнесла:
– Не провожай меня, до завтра. Мой Санечка!
Восторг переполнял грудь Сашки, это были их первые, любовные поцелуи, голова слегка кружилась, завтра он снова увидит ее.
Екатерина, успокоилась, видя, как к сыну снова вернулось душевное равновесие, после того, как он перестал заниматься боксом. Если она раньше тревожилась за всплески агрессии в Сашином поведении, то теперь ее волновало другое состояние сына. Ведь кто, как не она, знала, что юношеская любовь неустойчива, молодые умы горячи.
«Дай Бог, чтобы все у них было хорошо, а то вдруг, что-то не так пойдет. Как говорится, сердцу не прикажешь. Как Саша отреагирует, если между ними не сложатся отношения. Да, я мать, и моя святая обязанность оберегать сына, я все ему объясню, я помогу ему». Вот такие, порой невеселые мысли, посещали ее.
Шли дни, недели, месяцы. Дружба Саши с Натальей не теряла уз, он продолжал встречать ее с танцевального кружка. Друзья уже свыклись с его увлечением, но, не изменяя своим традициям, Сашка продолжал ходить качаться и бить грушу. Друзья даже стали подумывать, а не найти бы им какое помещение и сделать их него спортзал.
Наташе тоже нравилось ходить на Сашкины занятия, смотреть, как он, лежа на скамье, до седьмого пота жмет штангу от груди.
 Когда Сашка поднимался с доски, с него ручьями струился пот. Тело казалось налитым, мускулы блестели, Сашка выглядел настоящим атлетом, Наташа брала полотенце и начинала обтирать красивое Сашкино тело. Он закрывал глаза и слегка покачивался в такт Наташиных движений.
         Они любили друг друга, но их любовь была романтичной, она не была страстной, они тянулись к друг другу, чувствуя свою привязанность, не думая, что завтрашний день может быть совсем иным и не таким, как предыдущий. Они практически не ссорились, если и выходила небольшая размолвка, всего — то на один день, а следующий день сулил им незабываемую встречу.
В тот роковой день, когда Сашке предстояло вечером встретить Наташу, он снова пошел на последний сеанс кино. Сашка даже запомнил название фильма
«И дождь смывает все следы», картина была немецкого производства, запоминающаяся, с трагической развязкой.
Внимание зрителей постоянно отвлекала группа парней, неустанно сыпавшая реплики и комментарии. Контролер сделала парням несколько замечаний, они вроде как успокоились, но потом снова взялись за свое.
Видно кому-то из зрителей надоело их поведение и им сделали замечание. Парни угомонились. Закончился фильм, все потянулись к выходу. Сашка не спеша пошел к выходу в фойе, а не как все, на улицу. Наташа еще занималась танцами.
В этот момент с улицы, в фойе кинотеатра заскочил парнишка, лет пятнадцати, за ним ворвалась группа парней, уже постарше, они уцепились в парнишку и потащили его к выходу. Сашка, наблюдая эту картину, был внутренне возмущен: «Пятеро на одного, совсем обезумили».
Он подошел к группе и потянул за рукав парнишку.
– Пацаны, что вы на него скопом? Что он вам сделал?– спросил он, как можно спокойно.
– Слышь ты, вали отсюда и не впрягайся, а то и тебя вытащим,– сказал самый рослый из парней. В это время подошла Наташа, она не могла понять, кто эти парни и что среди них делает ее парень, но когда Сашка снова потянул на себя парнишку и попытался мирным путем урегулировать конфликт, она догадалась, в чем дело.
– Ребята, в чем дело, что он вам сделал?– повторил Саша снова свой вопрос. Парнишка, высвободился из рук, наседавших на него парней, и сказал:
– Я всего лишь их попросил, чтобы они не мешали смотреть кино.
– Ах ты, дохляк! Ну — ка пошли на улицу,– опять сорвался старший. Наташа, выступила вперед и попыталась заступиться за парнишку, но здесь главарь, видно вышел из себя и истерично закричал:
– А ты чё «с….» лезешь не в свои дела… Но не успел он закончить, как мощная Сашкина оплеуха, заставила того замолчать. Сашка встал так, чтобы ему удобно было защищаться, на тот случай, если вся эта орава парней кинется на него.
– Жека, вмажь ему,– подстрекал старшего кто-то из группы. Главный хищно посмотрев на Сашку и со злостью процедил сквозь зубы:
– Ну, урод, пошли, выйдем, я щас тебе башку проломлю.
Наташа вцепилась в Сашкину куртку и уже изрядно напуганная, крикнула:
– Да помогите же кто нибудь!
 Но желающих помочь в вестибюле клуба не оказалось. Несколько случайных прохожих поспешили выйти на улицу и решили удалиться подальше от хулиганов. Аня и Люда, тоже стояли недалеко. Но что они могли сделать, эти щупленькие девчонки.
Сашка не стал дальше терпеть оскорбления и вышел на улицу вместе со всеми. Прошли во внутренний двор клуба, за забор. Наташа не отставала, хотя Сашка раза два попросил ее остаться. Когда зашли внутрь двора, Сашка внезапно почувствовал боль, по спине ударили чем- то тонким, жалящим, он резко отпрыгнул в сторону и увидел у одного из нападавших в руке, что-то наподобие рояльной струны, скрученной вдвое. Ждать он не стал, выявил, среди шпаны так называемого лидера — Жеку и, стремглав бросился в ближний бой. Удар в солнечное сплетение, серия ударов по бокам скул и, не дав противнику опомниться, врезал ему апперкотом в нижнюю челюсть. Жека рухнул на землю.
Сашка бросился к парнишке, который ударил его по спине, но тот уже бежал со всех ног прочь, остальные трое, были не из смельчаков и тоже ретировались.
Наташа, напуганная произошедшим, ни на шаг не отходила от Саньки, он снова подскочил к вставшему с земли Жеке и, взяв его за ворот рубахи произнес с решимостью:
– Извинись перед моей девушкой.
Но тот смерил презрительным взглядом Сашку, сунул руку, куда — то за пояс и… пронзительный крик оглушил всю округу:
– У него нож! Саша, беги! Но было уже поздно. Удар пришелся в ногу, но то ли Сашка в тот момент парировал удар ногой, или ему просто повезло. Нож прошелся вскользь, порвав брюки и слегка задев кожу. Сашка немного опешил, но быстро оценил обстановку, мгновенно скинув с себя куртку, он обмотал свою руку, и как бы защищаясь ей, двинулся на своего врага, при этом успевая делать выпады, отвлекающие движения ногами и правой рукой.
И вот, когда этот рыжий лохмадей[133] занервничал, беспорядочно размахивая ножом, Сашка с налету упал к его ногам и сделал подсечку, тот рухнул на землю, но не успел он, как следует размахнуться ножом, мощный удар в челюсть прибил его голову к земле. Сашка бил его методично, вкладывая в удары всю силу, он не чувствовал, как сломал себе пальцы, не слышал душераздирающие крики Наташи, как посторонние люди кинулись на ее крик. Он даже не почувствовал, как в последний момент этот гад изловчившись, полоснул его по руке ножом, Сашка вынужден был отпустить его.
Подбежали мужчины и парни и почему-то вцепились в него, дав возможность скрыться этому ублюдку. Рыжий Жека перемахнул через забор и тогда Сашка, пытаясь вырваться из рук мужчин, закричал:
– Да что вы меня держите, его ловите. Но было уже поздно, его и след простыл. Саша присел на корточки и, зажав рану на правой руке, пытался стряхнуть с себя оцепенение. Наташа подскочила к нему, упала перед ним на колени и, неистово целуя его в лицо, приговаривала:
– Милый Саша, живой, где, где он тебя? Она пыталась рассмотреть кровоточащие раны.
Уже смеркалось. Подъехала милиция, собралась большая толпа любопытных. На скорую руку перевязав неопасные раны, милиционер, молодой парень повел Сашку к машине. Надобности вызывать скорую помощь, пока не было, собрав свидетелей, в том числе и Наташу и осмотрев место происшествия, поехали в ближайший райотдел. Вот только паренька, за которого заступился Саша, нигде не было, наверно он убежал раньше.
Что и говорить, эта история взбудоражила Сашку. К тому же он узнал в своем нападавшем, того самого Жеку, который три с лишним года назад, в компании таких же подонков, напали на него на стадионе. Конечно же Жека не узнал в крепком, мускулистом парне, того подростка, да и сам Жека возмужал за эти годы, он уже успел побывать в колонии для несовершеннолетних, отсидев там два года. Сашка ничего не сказал в милиции, что уже встречался с преступником, он твердо решил сам разыскать пресловутого Жеку и наказать его.
Вот так состоялась их вторая встреча, оставившая на Сашкином теле два шрама.
Он лежал и думал, если бы он сразу узнал его, там, в комнате отдыха, когда Рыжков натравил на него своих псов. Сашка с ненавистью подумал, что прибил бы его в тот момент. Теперь он понимал, почему не смог разыскать его на свободе, вскоре Пархатый сел на срок, за ограбление. Но здесь, в зоне не было принято доводить до разбирательств дела на воле, таков уж тюремный закон. Но ничего, если ему представится случай поквитаться с Пархатым, он не упустит такой возможности. Сашка успокоился и глубоко погрузился в сон.

 
 
 
Глава 18
 
ПЛАН ВОРА В ДЕЙСТВИИ
 
Двое заключенных, посетивших Дрона в сумерках, были некто иные, как хранители зоновского общака, а по — иному их еще называли, шнифтарями. На самом деле, они были почитаемыми людьми среди осужденных и то, что они имели отношение к общаковой казне, знали только в узком кругу.
О том, что еще они являлись исправными исполнителями воли вора, и участниками хорошо законспирированной организации, в роль которой входило: выявление агентов оперчасти, «стукачей» в камерах изолятора и подготовка кадров для начальника РиОР, майора Кузнецова, не знала ни единая душа, кроме Дрона и ушедшего на крытую тюрьму Колдуна.
Игра шла опасная, это они при первой наводке начинали интенсивную слежку за объектом, а при острой необходимости, и ликвидации оного. Так, что они являлись еще и исполнителями приговора, вынесенного ранее Колдуновым, а теперь и перешли в непосредственное подчинение к Дронову. На сей раз, в их задачу входило следить за всеми продвижениями начальника оперчасти в зоне, за его дневальным и всеми, кто соприкасались, так или иначе, с майором Ефремовым.
Уже сегодня утром, после развода на работу им предстояло проследить за одним заключенным, Абросимовым, его передвижения, общения и все, что было связано с этим типом. Впоследствии, ненужное отсеется, а ценная информация будет достоянием вора.
         Если бы все эти мероприятия были только внутри зоновскими. Но они касались еще и дел на свободе, а конкретно речь шла о безопасности Кузнецова, о его нелегальной деятельности. Получается своеобразный компромисс, начальник РиОР закрывает глаза на кое-какие вещи, например, наведение порядка в зоне Дроновым, а тот в свою очередь, делает безопасной его нелегальную работу. В отношении порядка в колонии — этот факт, пожалуй, на руку администрации. Но руководству легче налаживать свою политико-воспитательную работу с активом зоны, чем передавать инициативу уголовным авторитетам колонии.
Кузнецов не просто догадывался, он знал, для чего рвется Дронов на объектовую зону и то, что они увели Ефремова с горизонта, хоть ненадолго, но давало шансы укрепить свои позиции.
Вот над этим и работал Дрон.
         Деньги, что поступали в общак зоны, то есть некоторая часть от подпольной строительной компании, являлась платой за охрану этого предприятия.
Но еще были люди на свободе, которым приходилось платить за наблюдение, правда, они в последнее время засиделись без дела, но с появлением нового «босса» работы у них прибавилось.
Расширяя объемы строительства и осуществляя нелегальные сделки, организация Кузнецова и Говорова, нуждалась в так называемой «охране», в роль, которой входило обеспечение безопасности членов организации. В число охраняемых входили и сами осужденные, пока они трудились в расконвоированной статусе на строительном объекте, но как только бригада переходила под охрану сотрудников ИТК, «парни-охранники» снимались с объекта, и так до следующего дня.
Одно время, охранники, неплохо получающие за свою работу деньги, сидели без дела, так, как непосредственный пахан, передающий им указания с зоны, убыл в крытую тюрьму, но вот появился свет в конце тоннеля, они снова при деле, только задачи их выросли по мере расширения организации. В команду вливались новые члены, которые займут их место. Им же, старым кадрам отводится роль куда серьезнее, негласная охрана Говорова и Кузнецова.
Только Дрон мог знать, что этими ребятами управляет на свободе вор в законе Аркан.
Учитывая сложившуюся ситуацию, Дронов продумывал все до мелочей:
«Скоро к нам станут обращаться Фан-Фанычи[134], которые нуждаются в безопасности собственных шкур. Придет время, когда их организация срастется с нашим братским сообществом теснее, как бы ни хотелось это Говорову и Кузнецову.
Меня уже осведомили о деятельности подпольных организаций, производственного характера, зря, что ли воровское братство начало наступления на этих фронтах.
 Желающих подпольных цеховиков пожить на широкую ногу и иметь свое нелегальное производство было в достатке, но такую корову нужно было доить с умом. Не пугать поборами, а предлагать свои услуги, то есть оберегать от "наскоков" случайных жуликов и вымогателей».
         В бараке было тихо, спать совсем не хотелось, мысли выстраивались в стройную цепочку:
«В конце семидесятых подпольные цеховики набрали ход и уже не так боятся органов ОБХСС, как раньше. Налаживают свои производства. Кто занимается пошивом одежды, умело подделывая ее под импорт, кто шьет тапочки и детские пинетки, которые являются дефицитом в наше время. Прорастает и набирает силу фарцовка, спекуляция. А кто и занимается таким выгодным делом, как строительство. В глубине обширной страны нарождается новая формация коммерсантов, еще не окрепшая и не затянувшая своей паутиной города Союза, но уже растут предприятия, невидимые, но с размахом.
Вот и работники УИТУ и ИТУ, раскрывавшие некогда перед своими семьями тощие кошельки, уже запрягали в полозья "теневой компании" дармовую рабсилу и ощутимая деньга сначала закапала, потом потекла в карманы, некоторых предприимчивых тюремщиков. Кое — где, зоновское начальство договаривается с уголовниками, чуть ли не в наглую ворует продукты питания, предназначенные для кормления заключенных. За денежные вознаграждения заносят в зону запрещенные предметы, водку, наркотики, чай. Оперативные работники, все глубже влезают в дебри воровских сообществ, и почуяв наживу, от поставок в зоны нелегальщины и предвидя грандиозные обороты, уже сами пытаются насадить своих людей в верха лагерных заправил. Кажется, назревает какая- то буря. Грамотные и умные воры, видя перемены и в своей епархии и в системе ГУИТУ МВД, рассылают воззвания в зоны разных областей. И летят закодированные малявы на разные периферии страны. Смелые, решительные люди, рискуя своим положением и под час здоровьем, а то и жизнью входят в зоны, в черные, в гретые. Только красные и сучьи зоны уже ныне гниющие, пораженные грибком коммунистической пропаганды. Активисты, или как их еще называем мы их — "козлы", являются движущей силой среди заключенных. Администрация УИТУ и колоний поощряет вступление осужденных в секции внутреннего порядка и берет за основу исправления таких заключенных. Но исправительная система наперед прекрасно понимает, как может человек исправиться, находясь в отвратительных условиях, в которых все запрещено, кроме, как дышать свежим воздухом. И освободив досрочно такого "исправившегося" подопечного, через полгода, а то и раньше, с "распростертыми объятиями" ждет его у входа в лагерь с новым сроком, но с более строгим режимом».
Вор встал, вышел на улицу. Уже начало светать, он закурил и сел на лавочку.
Торопился Дрон. Спешил насадить умы молодых, да неопытных, верными понятиями, повернуть вспять «красные» порядки, чтобы они не занимали прочно место в жизни блатных и мужиков. Порой он сам себе противоречил, одно дело вести дела по справедливости, по воровской совести и чести, а иногда хотелось гнуть мужиков, потому, как многие старались не придерживаться их понятий. Начти перегибать палку, проявят неудовольствия, станут прислушиваться тех, кто сулит пряник послаще. Вот и считал Дрон, что нужны босяки в верхах зоновских и отрядных с гибким подходом, где нужно, то пресекать беспредел зарвавшихся псевдоблатных, а где и с мужиками почаще здороваться, объяснять им грамотнее о законах воровских. Защищать интересы мужицкие и по мере возможности помогать, не набивать свою требуху общаковыми сборами, а ведь это все творится на глазах мужиков. Так кто же после этого добровольно пожертвует в казну хотя бы малую толику средств. Вот и начал он смотреть на таких пацанов, как: Симута, Сибирский, еще двойку, тройку правильных пацанов присмотрел в разных отрядах.
«С Пархатым нужно кончать, это он сейчас притих, после того, как я в зоне объявился, а как только менты упрятали Колдуна на крытку, зона практически осталась без "головы", каждый в отдельности по отрядам старался тянуть на себя одеяло.
Скоро соберу зоновский сходняк и братва сама скажет свое слово, кто им нужен, а кого отправить в "петушиные" бега».
Уже совсем расцвело. Дрон зашел в барак, позвал пацана и попросил его заварить покрепче чаю, а сам пошел к умывальнику ополоснуться холодной водой. Сегодня ночью ему было не до сна, а днем предстоит дел невпроворот.
С вечера бригадир подошел к Сашке и сказал, что он занаряжен на завтра в первую смену.
Утром, после завтрака, начинался развод осужденных на работу в промзону.
Дрон и еще несколько пацанов тоже двинулись в рабочку.
 Пошел в промзону и Равиль, который получил накануне сигнал, о том, что его ждет сообщение от Ефремова.
Воробьев, пройдя развод на работу, уже в промзоне подошел к Симуте, тот подвел его к Дрону. Сашка учтиво поздоровался и назвался. Вор ответил тем же и пригласил Саньку пройтись с ним.
Окинув взглядом Воробья, Дронов заметил, что парень действительно крепок и держится уверенно. Почтителен с людьми, немногословен.
Вор периодически справлялся об этом парне, после того, как узнал, что он дал отмашку беспредельщику Пархатому и еще Дрону доложили, что Санек ушел из семьи Равиля, да не просто ушел, а с боем и затем создал свою семью из своих знакомых пацанов. У Дронова появились признаки симпатии к Воробьеву, если, сегодня предположения, о которых думал вор, подтвердятся, то в скором времени шестнадцатый отряд останется без верховодящих блатных. Дрону необходимо поставить своего человека, но пока кандидатуры не было, а чтобы иметь виды на Воробья, он должен услышать его самого. Молод он еще, но ведь это не порок. Вор вспомнил себя молодым, когда мать-коммунистка отказалась от родного сына, не захотев его признавать за его «свободолюбивые взгляды».
Дрон не спеша стал интересоваться о жизни Сашки:
– Расскажи о себе, о родителях, о твоей жизни на воле. Санька вкратце рассказал.
– Так у тебя пахан сидел?
– Да, три раза, последний раз с Краслага, с Решот выходил.
– Ты оказывается потомственный каторжанин,– пошутил Дрон. Он не зря прощупывал Воробья, сегодня вечером, вору подгонят маляву со свободы, где конкретно, по тайному опросу выдадут подноготною на Сашку.
         Ходили по промзоне долго, заглядывали в производственные цеха, участки. Заходили в раздевалки, где их встречали радушно, с душисто заваренным чаем. Затем Дрон предложил Воробью прогуляться без него, сославшись на дела, пообещав, что вечером они снова встретятся на съеме с работы.
Абросимов, посыльный Ефремова, с утра забежал к себе на рабочее место, получил сырье для продукции и, покружив по участку, чтобы его видели бригадиры, поспешил в дальний угол промзоны.
Шел, оглядываясь по сторонам, назад, на какой-то миг остановился, но никого не заметил. Подошел к одноэтажному строению, открыл железную дверь и прошел внутрь. С правой стороны располагалось помещение вентиляционной камеры, и поднималась труба для вытяжки воздуха. Он снял сапог, вытащил стельку и, расслоив ее, достал небольшой целлофановый пакетик, в котором была завернута записка, это была та самая записка от опера, которая предназначалась для Равиля. Абросимов просунул руку и вложил пакетик между стеной и трубой. Попробовал, надежно ли. «Нормально, не упадет»,– подумал он и вышел из здания.
Минутами позже, убедившись, что посыльный скрылся из виду, в ту же дверь вошли двое заключенных, крепкого телосложения. Один, что звался Игорем Каленым остался у двери, другой, по кличке Карзубый, включил фонарик и стал освещать помещение. Пройдясь вдоль стены, он подошел к двери венткамеры, дернул за ручку, дверь была на замке. Тогда он посветил фонарем вдоль стены и наткнулся на вентиляционную трубу, идущую наверх и, ощупав за ней все вдоль и поперек, обнаружил пакетик. Он подозвал Каленого и, развернув сверток, прочитал записку.
– Вот козёл!– выругался Игорь,– скотина поганая! Дрон, как в цвет смотрел, сволочь кумовская, что будем с ксивой делать, ведь ее забирать нельзя. Дрон сказал следить за ним в оба глаза, а тут вообще полный расклад получается.
– Да, нам главное дождаться теперь получателя,– сказал Сергей Карзубый,– давай быстро беги за Дроном, пусть ксиву прочтет. Ну, давай, давай Каленый, только быстрее,– торопил его Сергей,– я эту мразь подожду, если мы его упустим, Дрон с нас спросит.
Минут через тридцать, Карзубый, оставшийся в засаде, заслышал шаги с наружи и вжался между стенкой и трубой, но когда дверь открылась, вошли Дрон, Симута и у входа остался стоять Каленый. Карзубый посветил фонарем и пропустил вора, тот внимательно осмотрел место и взял протянутую ему записку. Прочитав ее, он хищно ощерился и, поняв, что был на верном пути, произнес:
– Это выходит за мной, ему следить? Интересно, что за дела нужно сворачивать. Ну, братва, вы молотки, не упустите его, нам его еще расколоть нужно, а там будет видно, я подумаю, что с этой «наседкой кумовской» сотворить.
Стоящий с ними рядом Симута выругался:
– А если эта суку не придет?
 Дрон похлопал Ваську по плечу, и как бы успокаивая, сказал:
– Ничего Васек, мы и не таких крыс вылавливали. Придет, куда он денется. Ты Карзубый, веди его в кильдым[135] и смотрите, чтобы он лыжи не сделал[136] до ментов.
Они вышли, после того, как Каленый осмотрелся и дал сигнал, что на улице никого нет.
Равиль, так как он не был приглашен в свиту вора в законе, пошатался по промзоне, зашел к знакомым в разные места и решил после обеда отправиться за оставленной информацией. «Что оперу понадобилось? Ведь этот способ применялся в экстренных случаях». Он крайне был заинтригован.
Равиль долго еще ходил между забором и строением, не решаясь сразу зайти внутрь.
Улучшив момент, когда вокруг никого не оказалось, подошел к двери и потянул ее на себя. В помещении было темно и сухо. Он прикрыл за собой дверь и чиркнул спичкой. Прошел до знакомой трубы, просунул за нее руку, пошарил и, нащупав пакетик, взял его. Опустив записку в карман куртки, направился к выходу, но вдруг почувствовал, как кто-то крепко, словно клещами стал стягивать его руки за спиной. Вспыхнул свет фонарика и ослепил его глаза. Равиль первым делом подумал «Менты» и, пытаясь вырваться, запротестовал:
– Э-э! Вы чё свои грабки[137] тянете.
 Но услышав в ответ фразу по фени[138], сразу осекся, голос, прохрипел:
– Не скни, петушиное племя, а то я тебя сейчас успокою. Равиль ощутил, как что-то острое уперлось ему в бок. Голос продолжал:
– Сейчас выйдешь с нами и спокойно пойдешь, если дернешься, скормлю твою печенку собакам. Понял?!
И острая пика, снова уткнулась в бок Равилю, он согласно кивнул, но в темноте никто этого не заметил и потому получил дополнительный укол в бок, что даже ойкнул от боли:
– Да понял, понял братва.
– Какая мы тебе братва, пес шелудивый, твоя братва на кукарешнике яйца высиживает,– услышал Равиль в ответ.
 Когда вышли на свет, его подтолкнули в спину и приказали идти вперед, не оборачиваясь. Идти пришлось недолго, зашли в новый цех, где собирали светильники. Спокойно, чтобы никто и ничего не заподозрил, его провели в кильдым, где их ждали Дрон с братвой. У Равиля затряслись поджилки, в горле от страха все пересохло, он попытался поздороваться, но получился вымученный хрип. Дверь плотно закрыли, на атасе[139] с той стороны остались Карзубый и Каленый. Дрон поднялся и подошел к Равилю.
Первое, что пронеслось в голове у Равелинского, было: «Что там написано в записке?»
– Покажи, что в кармане. Равиль нехотя достал пакетик и протянул Дрону.
– Что это?
– Не знаю, я думал дурь[140] там спрятана, надо посмотреть.
Вор ощерился:
– Ты, хитроумный пескарь, я уже сто лет, как этой гребенкой не чешусь, ты кому тут дуру гонишь. Последний раз пытаю, что в свертке?
– Да гадом буду, Дрон...– но не успел он договорить, как кулак Симуты описав в воздухе дугу, с силой припечатался к солнечному сплетения Равиля. Тот перегнулся в три погибели и с трудом вдохнув воздух, показывая рукой, что согласен говорить.
– Это чья- то малява, я не знаю, что там написано.
– А ты сейчас ее нам прочтешь,– потребовал Дрон,– читай, да с выражением!
– «Буду отсутствовать, примерно полмесяца, сверни все дела, следи за Д.....!!! Будь осторожен!»
– Что ж ты, пренебрегаешь советами кума, усмехнулся Дрон.
– Кума? Да вы чё пацаны,– изумился Равиль.
– Ты сука закрой хайло[141], ответ держи мразь, кто тебе передал ксиву от кума, это за мной тебе приказано следить? Напирал Дрон.
– Ничего не знаю, мужики, это не мне записка,– шел в несознанку[142] Равиль.
– Леха, да давай ему удавку накинем, да и дело с концом,– предложил Симута.
Равиль отчаянно замотал головой, давая понять присутствовавшим, что он не желает принимать смерть.
– Ну, что мужичок «Некрасовский», хочешь жить?– спросил его вор.
– Не надо парни, ну, не я это,– залепетал Равиль, трясясь от страха.
– А кто? Говори по бырому или я сейчас глиномеса[143] позову,– пригрозил Дрон.
– Не надо пацаны, не опускайте, я не винова-аааат!– протянул Равиль в конце уже в слезах.
– Ну вот, ты и скажи, кто виноват и этим самым прикроешь свою дырку,– успокаивал его Дрон.
– Правда, братцы, не опустите? Ну, отпустите меня, я ни кому ничего плохого не сделал, меня кум припер к стенке. Он козел заставил меня работать на себя, а откажись я, мне труба,– с надеждой в голосе залепетал тихушник, думая, что блатные войдут в его положение.
Дрон попросил, чтобы все вышли. Информация могла быть более серьезной и он не хотел, чтобы она была достоянием всех присутствующих.
– Чья идея, опустить Сибирских?– спросил Дрон
– Опера. Когда ты сказал Пархатому, что их нужно поприжать, вот кум и решил все списать на разборки.
– А ему-то зачем это надо, ведь разборки могли и ножами закончиться, мне Воробей все рассказал, они шли на серьезное дело, с пиковинами в руках.
– Да куму-то, что, одними больше, другими меньше.
– Ну, ты и мразь, ишь как заговорил, словно мент заправский. Ладно, дальше. Кто этот черт, который оставил тебе маляву?
– Да так, на побегушках у кума, отнеси, да принеси, когда и сдаст кого.
– Абросим, его погоняло, тебе он тоже сливал информацию?
– Да, что видел во втором отряде, все рассказывал.
– Каким образом ты из другой зоны сюда перешел? Говори начистоту, все равно узнаю, потом хуже будет.
– Мы там с братвой и лагерным начальством мутили с расконвойкой, в свинокомплексе, часть мяса и поросят уходили на лево. У меня заточки[144] на свободе есть, вот и выстроилась цепочка, да кто-то сдал нас и чтобы кипишь не поднимать, нас по разным зонам раскидали, а то ведь в управе один деятель замешан. Преподнесли начальству так, что матушка за меня перед управой похлопотала.
– А кум как вышел на тебя?
– Да он бестия еще та! У него опера знакомые, вот информация и просочилась. Мне срок корячится, он и надавил на меня, или срок говорит или на него пахать.
– А ты и сломался, ну и душонка у тебя сучья, мать родную продашь, если прижмут,– с ненавистью произнес Дрон,– как фамилия мента, что с управы? Равиль замялся.
– Что менжуешься? Я не буду с тебя клещами тянуть, брошу на съедение братве,– пригрозил вор.
– Воронков.
– Откуда ты его знаешь?
– Через знакомых, он просьбу одну за оплату сделал.
– Какую просьбу?
– Нужно было перевести в другую зону одного братэллу.
– Фамилии мне говори, что ты лепишь про братэллу.
– Гомонов Серега, его кумовья зоновские прессовали, вот и пришлось попросить Воронкова, чтобы помог.
– Сколько выложили?
– Почти косуху.
– Однако не криво, мусора управленческие таксуют,– заметил Дрон.
Еще долго вор расспрашивал сексота, все мотал на ус и раскладывал по полочкам, он уже знал, что сделать с этим животным. Лишать жизни его не стал, вот отдать Сибирским пацанам, было бы по понятиям.
«Пусть что хотят, то и делают с ним, главное сейчас его бдительность усыпить, чтобы к ментам не ломонулся, а там до прибытия кума…». Дрон улыбнулся, от пришедшей ему в голову мысли.
Карзубого и Каленого он отправил в жилзону, поблагодарив за отличную работу. Равиля отпустил и пока предупредил всех, кто был свидетелем ломки тихушника, чтобы помалкивали. Он сам решит, что будет дальше.
Вечером все снимались с работы, прошли КПП по карточкам и Дрон пригласил Воробья вечером на чай в свой отряд.
 Сашка даже не догадывался, какие события грядут в их отряде, да и вообще по зоне, но главное, он знал, что вор не пытался даже предъявить ему за Пархатого и Равиля, знать не в чести они у него. Опять у Сашки отлегло от сердца.
 Да, не легка зоновская жизнь, казалось бы, живи себе, да живи, наступит конец срока и освободят, но до конца еще дожить нужно. Он не успел в зоне, как следует обжиться, а его уже со всех сторон, то интриги, то разборки, то посвящения в тайны, подпирают.
Сашка вспомнил слова одного старого каторжанина. Там, на воле, который очень сильно болел, его актировали[145] с больнички по болезни. Сашка принес ему записку от отца, которую тот передал из зоны. Поставив ему «синий укол»[146], врачи давали ему один месяц жизни, однако он прожил три. Пил «по — черному», знал, что скоро конец, видел, как собственная печень, как горох с рвотой вылетает. Посмотрел он тогда на Саньку и сказал:
– Правильно себя ведешь, никому не давай спуску, если чувствуешь, что прав. Нормальные пацаны всегда тебя поймут, а о гнидах и речи нет, но на силу не уповай, не таких быков в консервные банки загоняли, будешь с людьми по справедливому и они к тебе потянутся.
Прав был обреченный каторжанин, наверно он в своей жизни тоже пытался искать справедливость, видно приметил в этом парнишке черты своего характера. Правильно говорят: «Свояк свояка — видит издалека».
Умер старый бродяга, а слова глубоко в Сашкино сердце запали. Не так уж много он прожил на этом свете, но материнское воспитание, упорство родного, но такого далекого бати и сила воли всегда закаляли его дух. Все, что совершалось не по справедливости, отзывалось в его сердце болью.
Как научиться сдерживать себя, не дать своим недругам поплясать на его неудачах.
Вот вчера вечером, подходит к нему Матвей, крепкий мужик в отряде, и его, молодого пацана просит о помощи. Сходил он на свиданку, мать ему денег передала. Равиль подключил Пархатого и насели они с угрозами на мужика. «Делись, мол с братвой, в общак деньги нужны». Объясняет Матвей, деньги не только его, у них тоже мол, свой мужицкий общак и поделиться он может только своей долей, или отдать продуктами. Но Равиль и слушать не хочет, что ты, мол, своими крохотными подачками нас кормишь. Одним словом «наехали» на мужика. Земля слухом полнится, вот и решили мужики Матвея к Сашке направить, чтобы тот помог им. Деньги им позарез нужны, отдать их нужно, а -то неприятности можно схлопотать.
Сашка хотел еще вчера поговорить с блатными, но все случая не было. Вот и подумал он: «Посоветуюсь с Дроном, как в таких случаях воровской закон трактуется, идут воры навстречу мужикам или принимают сторону предержащих воров, то есть блатных».
         Равиль пришел в отряд и сразу же упал лицом в подушку, сославшись больным. Он интенсивно гонял мысли:
«Что мне делать, как быть? Почему Дрон отложил исполнение приговора? Уж мне-то не знать, что делают с кумовскими тихарями. Значит, вор что-то задумал. Но что? Если мне удастся продержаться до приезда Ефремова, то я спасен. Кум силен, здесь он меня отмажет, но как быть с Дроном? Да, недооценил я его. Оказывается у него в зоне все схвачено и все тайное, как говорится, становится явным.
 Надо же, как они меня выпасли! Наверно надо мне было до конца идти в несознанку. Ну, нет! Это не менты, которые за недоказанностью улик, отпускают. Воровские законы суровые и мое счастье, что Дрон что-то задумал, иначе,– Равиль содрогнулся, вспомнив, как в десятом опускали тихушника. А что, если и со мной сделают то же самое, опустят и сфотают, а потом опозорят на весь белый свет».
Равиль сейчас был готов на все. Все что угодно сделает, только бы участь опущенного, обошла его стороной. «Может ментам сдаться? А что? Спрячусь в изоляторе, и до приезда кума отсижусь».
Тут Равилю пришла еще одна мысль в голову: «А что если предложить Дрону, сыграть в одну игру, войду в доверие кума еще теснее и буду сливать ему туфту[147]. О! Нет! Если кум чухнется, мне не сдобровать, он меня тогда сам отдаст на растерзание блатным. Бросит в камеру к ним и поминай, как звали».
В паху заныло, толи от предчувствия беды или от тупикового состояния. Шалили нервы. «Нет, все-таки придется сдаваться ментам, иначе выхода не вижу. Эти волки меня порвут, но как пробиться до вахты, наверняка его пасут буйволы Дрона. А если они мне в бочину пиковину воткнут»?
Сон сморил его воспаленный мозг, Равиль погрузился в блаженную негу, только уснув, он отдохнет от этих мыслей.

 
 
 
Глава 19
 
КАЗНЬ РАВИЛЯ
 
Дронов в срочном порядке решил повидаться с Сибирским и предложить ему на его усмотрение разобраться с Равилем, заодно и убедиться, что он из себя представляет.
Равиль ловко придумал, как в ту ночь опорафинить семью Сибирского. Вот и посмотрит вор, что из этого получится. Такой расклад подбадривал его. Встретились на улице, пошли делать «променаж» по дорожке между отрядами. Дронов обстоятельно выложил факты, которые говорили против Равелинского и дал зеленый свет действиям блатных с десятого.
– Был бы это козёл, повязочник, с него бы и по другому спросили,– говорил Дрон,– а — то ведь сука замусоренная, ни одного уже из братвы вдудонил куму. Решай Леха, я тебе на подстраховку могу своих ребят дать, чтобы было все грамотно. Не хочу, чтобы за эту падлу братва под раскрутку[148] шла.
– Что-нибудь придумаем, Дрон,– сказал Леха Сибирский.
– Думать то осталось до завтрашнего дня, мне кажется ломонется он к ментам, если не сможете, я на него торпедоносца пущу. Я тебе доверяю Сибирский, вам зону держать, мне терять не чего, все равно скоро закроют. Завтра братва поваров воспитывать будет, совсем суки прибурели, я тут в столовую зашел, посмотрел, чем там мужиков кормят. Говорили мне, когда я на киче сидел, но не думал, что эти боровы настолько оборзели, короче в котлы их надо побросать и для других наглядно будет.
– Вот это дело Дрон, спросим с них,– оживился Сибирский.
– Да если б, Лёха, мы сами не тянули со столовой, я что не знаю, сколько блатные заряжают этих поварешек, для того, чтобы они их подкармливали. Ладно, наведем порядок среди своей братвы, а там и за зону возьмемся.
После ужина Воробей подозвал Матвея и сказал:
– Сегодня ваш вопрос решим, вечером я тебе результат скажу.
– Санек, хоть бы срослось, нам завтра деньги в полном объеме отдавать, а если блатные с нас снимут, хотя бы даже треть… Тогда мы пропали,– грустно произнес Матвей
– Что у вас там, дело серьезное? Ладно, пытать не буду, потом сам расскажешь, если сочтешь нужным. Матвей быстро и вкратце рассказал ему саму суть дела. Сашка еще раз заверил его, что поможет. Матвей с благодарностью кивнул головой. Сашка надел куртку и пошел во второй отряд.
Не дойдя до входа, он увидел, как группа зэков кого — то толкает по кругу. Вышел Симута и тоже взглянул на сборище зэков.
– Что за карусель?– спросил Сашка.
– Да петухи в свою стаю еще одного принимают, видать не хочет, видишь, как брыкается,– засмеялся Васька, но заметив, что эта шутка не понравилась Воробью, объяснил уже по другому:
– Воробей, ты сегодня будешь в умате от новостей, ты даже не прикидываешь, что тебя ждет, вот тебе первая новость. Посыльного кума Абросима, петухи запомоили, они хоть и обиженные, но с кумовскими у них разговор короткий, с ложки накормили его дерьмом, потом сами его оприходуют, ладно, пошли в каптерку, там уже все в сборе.
 Сашка зашел в тесную комнатушку, которая приняла человек десять от силы и поздоровался. Его пригласили за импровизированный стол.
Дверь закрыли. На охрану поставили людей, с улицы и в отряде.
– Ну, братва, с первым вас почином,– Дрон поднял кружку, которую заранее наполнили какой-то жидкостью. Сашке тоже досталась кружка, в ней была настоящая водка, грамм сто.
Все выпили, кто чем закусывал, кто занюхивал рукавом, кто отпустил шутку: «После первой и второй, перерывчик небольшой».
 Громко не разговаривали, но было весело. К Сашкиному удивлению, в их компанию был приглашен Макар, веселый рассказчик, бывший каторжанин.
Дрон посмотрел в сторону Сашки:
– Вот, так Воробей, жили вы в отряде, не тужили и вдруг на тебе! Среди братвы, сука кумовская затесалась. Сашка чуть не поперхнулся.
– У нас в отряде?– удивился он.
Дронов кивнул.
– Это что за мразь?
– А кого ты недавно под молотки пускал!– продолжал интригу Дрон. У Сашки округлились глаза, он даже от удивления приоткрыл рот.
– Боюсь даже назвать его,– проговорил он в нерешительности.
– А ты попробуй, угадай,– подтрунивал над ним Васька Симута.
– Нет, братва, у меня даже и наметок нет. Да кто это? Не тяните. Кого я мог молотить? Пархатого?!
– И до него дело дойдет,– продолжал Дрон,– Равиль, паскуда, сам раскладку полную дал.
 Сашка ожидал всего, но чтобы Равиль был кумовским. Но, не верить авторитетным людям он не мог. Помолчал немного и уже слегка захмелевший, добавил с усмешкой:
– А впрочем, в этом что есть, вот сейчас я не удивляюсь.
 Поступило еще предложение слегка промочить горло. Все зашевелились, протягивая кружки для наполнения.
 Конечно, напиваться до поросячьего визга никто не собирался, все прекрасно понимали, если накроют менты, то всем гамузом поведут в изолятор. Потому, закусили и курить пошли на улицу, наказав, чтобы все на столе прибрали. Сашка немного разговелся и решил просить у Дрона за мужиков.
– Леха,– обратился он к нему, уже по-свойски,– у меня дело к тебе небольшое, как ты, можешь сейчас меня выслушать.
– Ну, давай, конечно, я весь во внимании.
– У нас в отряде, мужики попали в неприятность, хорошие, крепкие мужики, там история вышла с буграми. Короче, полная непонятка, надо разбираться. Бугры наехали на них и заставили платить. Деньги мужики правдами не правдами собрали, но Пархатый с Равилем требуют дележки. Я понимаю, общак дело святое, мужики даже готовы заплатить, но просят отсрочки, завтра последний срок выплаты денег, а здесь получается, отдадут часть в общак и рассчитаться не хватит.
– Какие у бугров могут быть наезды на мужиков, они что, в стиры[149] им проиграли? Перебил Сашку Дрон,– или уполномочены вести сборы, или… – сделал он паузу. – У меня сразу складывается впечатление, что здесь бугры делами заправляют, а блатные, вместо того, чтобы разобраться, шкуры с мужиков дерут. Короче, Воробей, я завтра разберусь с этим делом, если бугры в нагляк деньги вымораживают, то спросим с них. Пархатому скажешь, чтобы от мужиков отлип, передашь ему, я сказал. Сашка улыбнулся.
Ему понравились рассуждения вора, а главное, он может с радостью передать мужикам, что сам вор взялся за разборки этого дела.
– Санек!– обратился Дрон к нему,– ситуация у вас в отряде не фонтан. На днях будет сходняк. Пацаны просят, чтобы с Пархатым разобрались, он не по делу мужиков опускал. Так, что ему ответ жесткий держать перед братвой. Может статься, придется другого кого главным в отряде ставить, о пока это на воде вилами писано, а ты помалкивай, это я тебе так, информацию к размышлению подкинул. Равиля, козла, по ходу сегодня ночью опускать будут, так что ты спи спокойно и на кипишь не реагируй сильно. На сходке, будешь подручным Пархатого, тебе передадут где, и во сколько предстоит появиться.
Еще немного поговорив, они присоединились к остальным.
Дело шло к отбою, стали расходиться по отрядам. Сашка шел в барак в приподнятом настроении, ему казалось, что он выполняет какую-то нужную, полезную миссию и душа переполнялась гордостью. В отряде он подошел к Пархатому и, не спрашивая его, присел напротив.
– Тебе привет от Дрона, а к привету он просил передать, не брать с Матвеевской семьи деньги, завтра сам вор будет разбираться.
– А откуда Дрон об этом знает?– нахмурился Пархатый.
– Я просил его об этом,– спокойно сказал Сашка.
– Ты что ж, падла, через меня прыгаешь!
– Закрой рот, а за падлу ответишь.
– Да хоть сейчас,– и Пархатый соскочил с места. Быки обступили Воробья вокруг.
– Слушайте, пацаны, я только передал просьбу Дрона, если вы сейчас затеете битву, то будете отвечать перед всей братвой за оскорбление посла.
Воробей состроил ухмылочку и спокойно развернувшись, пошел к себе в проход. Пархатовские расступились и с ненавистью, бессильно, что либо сделать, посмотрели вслед Сашке.
Зеля и Глазун ждали его с нетерпением. Пельмень уже два раза ходил подогревать чай, пока дожидались Сашку.
– Пацаны, все путем, Дрон запретил Пархатому и Равилю с мужиков деньги снимать. У Сашки еще не вышел хмель из головы и он, прибывая в эйфории, выложил им сногсшибательную новость, но перед, тем как сказать, хитро так прищурился и спросил:
– Вы как к Равилю относитесь? У всех на лицах образовался знак вопроса.
– Ты что, Санек, мы вот только что с ним бились. Это ты к чему?
– Завтра с Равелинским все будет кончено, но все должны молчать, если кто-то из вас преждевременно проговорится, будет конфуз.
– Да ты чё, Санек, могила. На лицах пацанов засияла улыбка. Все прекрасно понимали, что ужиться в одном отряде с Равилем невозможно, это такая мразь, от которой жди подлости в любой момент и потому радостная новость вселила во всех надежду на спокойное будущее.
Сашка махнул рукой, подзывая Матвея, тот уже давно наблюдал за Воробьем и ждал, когда же Сашка обратит на него внимание.
– Матвей, завтра деньги не отдавайте буграм, будет разборка, я сам их об этом предупрежу. Пархатый и Равиль от вас отстанут, так решил Дрон. Ну вот, а ты все переживал, да масло гонял в голове, как выкрутиться, видишь, все решилось.
– Сань, даже и не знаю, как тебя отблагодарить, я уже какую ночь не сплю, как со свиданки вышел, все на измене, тут блоть давит, там бугры, хоть за арматуру хватайся.
– Да ладно Матвей, думаю, до этого не дойдет дело, но если понадобится твоя помощь в укрощении бугров, ты уж не откажи.
– Сань, да какой базар, мы с мужиками их готовы хоть сейчас под молотки пустить, да сам понимаешь, за них вся блоть отрядная встанет. Крысы, пристибаи вонючие,– выругался Матвей.
– А мы с пацанами, выходит, тоже вроде блатных? Как бы вопросом проверял Матвея Сашка.
– Воробей, да надо людьми оставаться, мы все здесь, по сути, равны, почему ты в отличие от них не собираешь дать с мужиков и при этом не прикрываешься общаком, а они, где кулаками, где подлянками собирают в общак, у нас терпение почти на исходе. Мне больше некому сказать такие вещи. Мы с мужиками к тебе присматриваемся с первого дня, твоего появления в отряде. Хоть ты и молодой, но за себя постоял, за нас просишь перед вором, ведь не боишься же? А эти шакалы. Сашка понял, кого он называл шакалами.
– Сань, не лез бы ты в этот гадюшник, оставайся мужиком, тебя и так будут уважать, а блатные сожрут тебя.
– Подавятся,– решительно заявил Сашка.
– Может кто-то и подавится, только не Пархатый с Равилем.
– А вот тут — то ты и не прав. Включился Сашка в полемику,– Матвей, всему свое время, я тебе одно хочу сказать, если Дрону удастся тормознуться хоть ненадолго в зоне, он наведет в здесь порядок, одного двух, таких как Пархатый он, успеет обуздать, а там мы должны сами рулить, а перемены будут! Вот увидишь, скоро будут.
Воробей поднялся с постели и пошел к бригадиру. Подойдя к нему, поздоровался и пригласил его выйти на свежий воздух. Тот закурил и предложил Воробью, но Сашка отказался, по причине того, что не курит.
– О Дроне что-нибудь слышал? – спросил его Сашка.
– Ну да в общих чертах, говорят вор в законе. А в чем дело?
– Так вот, он просил, чтобы ты, и твои подручные не напрягали Матвея и мужиков за деньги, завтра разговор будет по этому поводу.
– А ты вообще кто, и с какого боку ты прилип к этой истории,– грубовато остановил бугор Воробья, – тебя отмазываем пока от работы, что ты не в свое дело лезешь, смотри, много на себя не бери, здесь тебе не воля.
– А теперь послушай сюда, и давай без эксцессов,– одернул бугра Воробей,– если тебе слово вора не указ, то давай оставим оскорбления на завтра, хотя, за твою грубость я готов спросить с тебя. Я с тобой начал спокойно, и ты будь любезен, отвечай тем же. В противном случае за оскорбление ответишь.
– Правильно говорят о тебе, в зоне без году неделя, а уже ход набрал, я не буду тебя оскорблять, но и базарить больше с тобой не стану, ты для меня не указ. Ты понял! Ты для меня никто и звать тебя никак. Санька понял, что бугор провоцирует его на драку, но собрав свою волю в кулак, как можно спокойнее ответил:
– Ты не кипятись, я себя в блатные не зачисляю, я просто передаю тебе просьбу авторитетного человека, который будет завтра с тобой говорить. Понимаешь! Го-во-рить! Будь к тебе другая предъява, с тобой бы сейчас никто разговаривать не стал. Так что давай без кипиша.
 На том и разошлись. Сашка понял, что с бугром нужно по аккуратнее, у того видно с ментами «подвязки» есть, да и с блатными тоже, потому он так уверенно себя чувствует. «Ну ладно, как говорят — еще не вечер, завтра поглядим».
Прозвучала команда «Отбой!» и все потянулись к своим спальным местам.
Равиль проспал долго. Проснулся, на улице уже ночь, в отряде все спят. Лег на спину. В голове снова всплыли события прошедшего дня.
Самой первой мыслью было:
«Надо ломиться на вахту, иначе… Как говорил мой знакомый: Промедление — смерти подобно». Он поднялся, открыл дверцу тумбочки, взял пакет, в котором лежали пачки сигарет, натянул сапоги и потихоньку двинулся к выходу. Дневальный прикорнул, уронив голову на тумбочку.
Равиль вышел из отряда и почувствовал, как его естество требует опорожнения. Пошел за барак, где находился туалет. Свет, идущий от фонарей на центральном плацу погнал его в уличный сартир, не давая пристроиться возле уборной. Он зашел в тьму туалета, сделал дело и уже застегивал ширинку на брюках, как чья то, широкая ладонь, одетая в кожаную перчатку, с силой зажала ему рот и нос одновременно. Еще, чьи — то руки схватили его за ноги и сжали их в объятиях, не давая брыкаться. Равиль, застонав от боли, попытался укусить за руку нападавшего.  Рука с еще большей силой сдавила ему рот. Кто-то третий ухватил его за руки, тем самым лишив его свободы сопротивляться.
Через несколько минут, все было кончено. Свет от уличного фонаря пробился сквозь тьму и тускло осветил деревянный пол туалета.
 Осмотрев все вокруг и не найдя следов ночного происшествия, неизвестные поднесли труп к дырке и сняв с него штаны усадили голым местом на дырку туалета, один тихо выругнулся:
– Успел — таки сволочь в штаны наделать, все мокро и воняет. Они еще раз посмотрели, как бывший блатной прислонился спиной к стенке и, уронив голову на плечо, как бы мирно спал.
Вышли, и каждый, кто куда, разошлись.
Обнаружили труп Равелинского только под утро. Кто-то из осужденных пошел спозаранок справлять нужду и наткнулся на спящего, так ему казалось в первый момент, но присмотревшись, побежал в отряд. Поднял дневального, затем завхоза и те со всех ног бросились на вахту.
Когда смена дежурных контролеров прибежала на место, там уже толпился зоновский люд, всем было любопытно, кто оказался покойником. Рядом с трупом крутился Пархатый и еще кто-то из его приближенных.
ДПНК приказал всем покинуть место, где лежал остывающий труп Равелинского и послал прапорщика, чтобы тот вызвал по телефону начальника колонии и скорую помощь. Дополнительно прибыли сотрудники в форме, пришедшие на помощь с изолятора и всех осужденных загнали по отрядам. Рядом с работниками администрации оказались и активисты с повязками на рукавах.
Утром понаехало начальство, врачи, которых оберегали от заключенных и с разрешения начальника колонии запустили в зону. Первый осмотр не выявил следов насильственной смерти, по всем признакам, заключенному стало плохо, когда он поднатужился. Может, лопнули капилляры в головном мозге, может сердце остановилось. В любом случае тело нужно перенести в медчасть, а затем уже вывозить из колонии и делать вскрытие.
Весть о том, что ночью нашли мертвым блатного из шестнадцатого отряда, быстро облетела всю зону. Новость обрастала слухами, говорили разное: «Проигрался мол блатарь, вот и порешили его свои». Другая версия говорила о том, что мужики забили его до смерти за магерамство и беспредел. Только с другого конца зоны пошла свежая весть, что погибший Равелинский был кумовским сексотом и его за это приговорили блатные зоны. После такой новости в рядах сострадающих ему людей, поубавилось.
Засуетилась оперчасть, затаскала осужденных. Всех блатных шестнадцатого отряда допросили и кое-кого закрыли в ШИЗО на время предварительного разбирательства.
За Дроновым тоже явился наряд из прапорщиков, да сержантов и препроводили его к зам. начальника по РиОР майору Кузнецову.
– Дронов, что за разборки вы там устроили? Я же просил тебя, без серьезных эксцессов.
Дрон достал смятую бумажку и, протянув ее Кузнецову, сказал:
– А когда Колдун прикрыл твою задницу, ты помнится, даже поблагодарил его. Я тебе на блюдечке Ефремовского стукача преподнес, выходит не рад ты этому.
– Дронов, ты с ума сошел, труп в колонии, а ты мне тут про стукача. Я спрашиваю тебя, твои архаровцы натворили?
– Да успокойся майор, его видно напугать хотели, да опустить в сортире, кто ж знал, что у него такое сердце слабое.
– Ничего себе напугали, он на вид — бык здоровый, о каком сердце ты говоришь?
– Я в своей жизни и не такие смерти видел, когда страх к горлу подступает, то гарантий нет, что мотор выдержит, это, у кого — какое здоровье,– пытался успокоить начальника вор.
– Может быть, он не был в курсе, наших дел,– пытался выгородить Равелинского майор.
– Да он — то, кстати, уже близко подкрался и сливал Ефремову всю живую информацию. Равиль был не глупый, у него даже в управе свой человек работает.
– Это как так?
– Да выложил он мне все, пробей фамилию Воронков, это его Равелинский упоминал.
– Что это за писулька?
– Это Ефремов ему на прощание передал, перед тем, как ты опера отправил в командировку.
– Ну и что ты мне прикажешь делать с трупом? На кого его повесить.
– А вам зачем эти заморочки. Что, убийства в колонии не хватает? Давите на то, что плохо ему стало, вот и завернул боты.
– Какой ты Дронов умный, а экспертиза что покажет?
– А что она покажет, следов насилия нет, улик нет, значит, здоровье подкачало. Слушай начальник, да сколько нашего брата в тюрьмах, в зонах, ваша система передавила, все списываете и на болезни, и на внутризоновские разборки и этого закопаете.
– Ладно, это уже наше дело, ты свое уже сделал. Сейчас не обессудь, тебя в ШИЗО направят, пока не разберемся, потом отпустим.
«Да-а, приготовили сюрприз Ефремову,– подумал майор,– вернется с командировки, будет над чем ему призадуматься».
Дрон и такую ситуацию предусмотрел, как говорится, решил убить сразу двух зайцев. Предвидя, что, кое-кого из лагерной верхушки осужденных менты на время разбирательства закроют в изолятор, он поручил всем главным в отрядах навести понт[150]. Поднять ропот, с переходом на оскорбления администрации. «Не по праву, мол братву гасите в трюм».
И пошли волнения. Одного за другим осужденных стали приводить в ШИЗО, для этого пришлось освободить и навести порядок в рабочих камерах, не хватало мест в предвариловках[151]. Дрон потирал руки, лучшего приземления для сходки авторитетов и не придумаешь.
У него сердце чуяло, что Пархатый на этом сходняке будет лишним, но закон есть закон, раз братва порешила поставить главаря блатных с шестнадцатого перед сходкой, пусть держит ответ.
Чтобы Воробей и Пархатый одновременно попали в ШИЗО, было решено предпринять следующее: после съема с работы первой смены Воробей подошел к бригадиру и предупредил, что Дрон сидит и разборки придется отложить до лучших времен. Бригадир видя, что деньги с мужиков ему не удастся получить скоро, естественно «полез в бутылку». Поднялся шум, разыгрался скандал, Сашка два раза ударил бугра по груди, тот отлетел к стенке. По ходу этой разыгранной пьесы, Пархатый встал на защиту бригадира, кинувшись в драку на Воробья, и нарвался на кулак Сашки.
На шум вышел из своего кабинета начальник отряда и, вызвал наряд контролеров, который и препроводил обоих дерущихся в ШИЗО. Бугор, слегка струхнувший, промолчал, не стал говорить начальнику отряда, что Воробьев его побил, а то потянулась бы ниточка и узнай менты о деньгах, начали бы с самого бригадира душу вытряхивать.
 Почти все блатные были упрятаны в изолятор, как и говорил Кузнецов Дронову:
«Мы работать умеем, кого положено, того и прикроем».
         Вор, позвал старшего смены по изолятору и как раз по счастливому случаю дежурили его два знакомых прапора, Кузя и Крокодил. Объяснив им, что сегодня ночью он будет проводить «политинформацию» с осужденными и на словах передал, кто именно примет участие в «собрании». Прапорщики знали, что вознаграждение будет очень щедрым, и потому противиться не стали, пообещали выполнить все, как велел Дрон.

 
 
 
Глава 20
 
СХОДКА В ИЗОЛЯТОРЕ
 
Дронову было необходимо подготовиться к сходке. Первая встреча была в помещении бани, но это не в счет. Сегодня будет весь свет блатной элиты колонии. По крайней мере, почти все главари находились в ШИЗО, как говорится для «открытия съезда», количества пацанов хватает.
Дрон закурил и стал прохаживаться по большой камере, которая была приспособлена под рабочку. Вдоль стен по периметру стояли грязные от пыли железные столы, на которых крепились замасленные тиски. Мелкая стружка говорила о том, что здесь обтачивают металлические изделия, скорее всего, рожковые ключи.
«Именно здесь и "ломает" местная администрация отказников от работы. Сначала осужденного, который категорически не приемлет труд, на благо Родины, сажают в камеру, суток на десять, пятнадцать. Затем, если он продолжает бастовать, снова продление. Попадется на каком — нибудь нарушении режима содержания, переводят в карцер, а в сыром и каменном мешке, это не- то, что в обычной камере. Холодно, кормят день летный, день не летный, на воде, да на хлебе. Обнимет зэк теплую батарею, но толку с этого мало, лучше уж бегать по камере туда — сюда, быстрее разогреешься.
Кстати, когда сидят на пятнадцати сутках, существует такое же положение: курить не положено, нары на день пристегиваются к стене, параша[152] выносная, канализации не существует и в принципе. Не умыться, не на свет божий поглядеть. Хотя стоит бачек с водой, хочешь мойся, а хочешь пей, а под ним помойный таз. Окно забито железным листом, да только несколько крохотных дырок, пробитых ломом, помогают определить, что за окном, утро или вечер. Мыться в душ выводят раз в неделю, обзывая эти помывки баней. Отсидит заключенный три раза по пятнадцать суток и его переводят в БУР. На усмотрение начальника колонии, когда дадут два, а -то и три месяца. Особо дерзким нарушителям преподносят шесть месяцев ПКТ[153]. Там кормят постоянно, три раза в день, прогулка один час, с выносом параши. Курить разрешается, передачи запрещены, только писать письма можно два в месяц и получать в неограниченном количестве.
Выходит заключенный после БУРа, глотнет свежего воздуха и если не сломали его, то все по обычному кругу и так до трех раз. Как говорится "через матрац".
Почему-то, необходимо заметить, все до трех раз. Как будто, например, четвертого раза не существует.
И вот, администрация направляет дело в суд и ходатайствует, чтобы осужденного перевели в тюрьму закрытого типа, для содержания злостных нарушителей режима содержания и особо опасных преступников. Суд выносит свой вердикт и приговоренный отбывает этапом в крытый острог[154], когда до конца срока, а когда и возвращается в зону, но такое случается очень редко, какому начальнику колонии нужен такой "кадр". Самых рьяных, отрицающих правила и распорядки системы отправляют с общего режима в "Елецкий централ". Незавидная участь уготовлена таким заключенным, это они в крытую тюрьму идут, как на парад, а на самом деле там их ждет «земной ад».
Вот так и ушел Колдун.
И меня ожидает та же участь, Кузнецов не спасет.
Я принципиально отношусь к коренным переменам в данной колонии. Рано или поздно, но здесь нужно устанавливать порядок, активистам определять их места и вытеснять из зоны, бугров зажравшихся вместе с поварами, тоже в стойло. Блатных, которые не чтят и не блюдут законов, развенчивать и распределять по мужицким семьям, а кого и по петушиным.
Мало в зоне смышленых и авторитетных пацанов, которые разбираются в иерархических лестницах, ведущих на вершину воровского мира. По поступкам и по разговорам, можно было определить энное количество правильных людей. Я конечно понимаю, что времена уже не те, чтобы собираться на воровские сходки, вот на таких общаковых зонах и вправе вершить свой суд. Учить нужно молодых, разжевывать и ложить в рот, мало, кто на лету схватывает.
 Говорили мне воровские собратья: «Нахлебаешься ты с этим спецлютым режимом», но я отстаивал свою точку зрения, кому-то нужно поднимать авторитет воров и на общаке, а иначе зона за зоной превратятся в комсюцкие[155] и пионерские лагеря. Начальство будет диктовать свои законы и какая ментовская рука щедро одарит, ту старательнее зэка и вылижут.
За досрочное освобождение могут и честь, и совесть свою променять. За пайку хлеба, из добротной пшеницы, могут и зад свой подставить, а что! Наверно лет через двадцать, тридцать слово "козел" будет произноситься, как за "Здравствуй". Понятие о мужской чести уйдет за пределы естественного понимания.
Только старые кадры еще почитают воровские законы и продолжают нести свой крест.
Я в юности на примере старших, авторитетных воров, постигал все аз, да буки, все воровские науки. Ведь не только тот вор, что всю свою жизнь просидел в тюрьме за различные преступления, а тот, кто поменял все блага, соблазны, на идейные соображения. Умные воры, они умело держат общаки, видят далеко. Иные "ходоки"[156] намного грамотнее и образованнее государственных, туполобых чиновников, которые и способны лишь на репрессии, да подавления инакомыслия.
Много и затесавшихся среди воров, которые пригрелись возле общака и хлебают ненасытные из оного. Случайные, амбициозные горлопаны, пытающиеся приобрести свое положение в воровском мире.
У меня ничего материального нет, есть только честь, понятия и воровской закон, пусть даже я и отступаю по мелочам, давая недобросовестным блатным вершить чьи — то судьбы, но в целом все это поправимо, все можно исправить и поставить на свои места. Только беспределу нет места среди братвы, за такие промахи, кто- либо поплатится своей честью, а- то и головой. Я знает, что с меня спросят за все косяки, которые могу допустить. На других командировках, где авторитетов больше, там и спрашивают с нас, но только свои, которым положено по воровским законам вершить справедливый суд, а здесь я полагаюсь только на свою совесть, на грамотность разборов и на смышленость молодых пацанов. Все это я скажу на сходке и выслушаю всех. Выводы делать буду потом».
Вот за такими раздумьями прошло время. Уже загремели по коридору тележки, развозящие баланду по камерам.
Изолятор ужинал и его стены сегодня приняли люду больше, чем в обычные времена.
Дронов снова призадумался:
«Сколько же через эти стены суждено пройти народу? Сотни, тысячи, десятки тысяч людей. Сколько судеб сломает этот ненасытный режим? Кого, превратив в безвольных шестерок, кого в озлобленного, мстительного зверя, а иных, в униженных и оскорбленных. А кого-то из зэков, мало что понимающих в этой безумной круговерти, в безропотных исполнителей дневных, месячных, квартальных норм выработки, посильных только крепкому рабочему люду, а не доходягам, которых гноят в этих стенах».
Спустилась ночь. Изолятор затих, угомонился. Только избранные не ложились спать, они ждали перемен. Перемен в своей жизни. Может быть удачной отсидки и не заоблачного освобождения. Перемен в зоновской обстановке: чтобы кому-то дышалось свободнее, чтобы дух захватывало от сплоченных идей и решений, чтобы ментовский беспредел не ломал ихние судьбы, без того уже исковерканные в тюрьмах и лагерях.
Сходка была назначена на три часа ночи, чтобы исключить случайно забредшего проверяющего в изолятор начальника, да и обитатели ШИЗО будут досматривать седьмой сон.
Прапорщики открыли сначала одну камеру и, заставив всех разуться до носок, чтобы не стучали сапогами по полу, проводили до рабочки, затем по порядку еще две камеры.
Итого, в общей сложности девятнадцать человек, включая Дрона, двадцать.
В каптерке дневального, взяли несколько матрацев и изнутри заложили дверь, чтобы в коридоре не так были слышны голоса.
Сашка первый раз в жизни испытывал такое чувство сплоченности. Хотя на воле тоже были случаи, когда в многочисленной компании друзей и знакомых ему приходилось испытывать чувство локтя.
До того, как все двинулись на сходку, находясь в одной камере, Воробей и Пархатый решили выяснить свои отношения, они прекрасно понимали оба, что дальше им придется тянуть одну лямку в отряде. Внезапная смерть Равиля отрезвила всех, каждый понимал, что это предупреждение, никто точно не мог сказать, кто и как отправил Равелинского на тот свет, но все понимали, что причина лежала в его предательстве. Его не заставляли подписываться работать на оперчасть, даже обычные мужики и -то считают ниже своего достоинства стучать на кого-либо, а Равиль был в первых рядах не только в отряде, но и в зоне. Можно представить, сколько информации он передал оперу Ефремову за время сотрудничества с ним. Даже представить страшно! А ведь он действительно был осведомлен обо всех зоновских событиях. Это нужно сказать спасибо Колдун и Дрону, что придерживаются старых воровских традиций и хранят зоновский общак, как «зеница ока». Ни один отрядный пахан не вправе сунуть нос в святая — святых, там свои законы и своя жесткая охрана.
Никто не знал и не догадывался, что Ефремова с подачи Дрона, хоть и ненадолго, но отправили подальше от предстоящих событий и, тем самым расширилось поле деятельности для блатных.
 Пархатый, чувствуя за собой кое-какие грешки, ломал голову, что дальше предпримет вор.
«Ведь Равиль со мной был в хороших отношениях и до поры до времени в отряде, нам приходилось управлять обоим, не попадет ли рикошетом и в меня». Мысли его прервал Воробей:
– Слушай, Жека, а ты не помнишь меня?
– А чё тебя забывать, ты каждый день перед глазами маячишь.
– Да я тебе не о зоне По свободе меня не помнишь?
– Мы! Встречались на воле?– удивился Пархатый.
– А- то! И не разок, а два раза,– иронизировал Сашка.
Жека оживился и подумал: «А что, мы же земляки, может и в правду Воробей меня видел где».
– Да говори, не томи,– в нетерпении произнес Пархатый.
Сашка засучил правый рукав куртки и Рыжков заметил шрам на его руке.
– Вспомни, четыре с лишним года назад, ДК «Железку», как у тебя с одним пацаном драка была и ты, отбиваясь, порезал его ножом, руку и ногу зацепил.
У Пархатого от удивления брови поползли на лоб. Он даже на миг забыл, что сидит в камере. Что-то перебрав у себя в уме, он воскликнул:
– Так это был ты!
Он так громко это произнес, что все присутствовавшие в камере повернули головы в его сторону.
– Ни чё братва, я кентуху по воле встретил,– успокоил он сокамерников,– вот так встреча,– не переставал он удивляться.
– А чему ты радуешься, будь мы на воле, я бы довел до конца начатое когда — то тобой.
– Да ладно Санек, чё ты в натуре, это было давно и неправда, здесь эти вещи не канают. Так ты говоришь, два раза видел меня, а второй раз где?
– А это лет восемь назад произошло, на стадионе «Спартак», вспомни, как ты пытался из меня мелочь вытрясти, потом вы на меня всем скопом накинулись, но тебе тогда тоже досталось, я успел тебя пару раз об лавочку носом припечатать.
– Ё-моё, Воробей! Да мы с тобой оказывается крещеные, ну конечно я помню, по-моему, ты там чем то занимался.
– Борьбой классической.
– Во, точно вспомнил, борьбой. Слушай, а я ведь тебя вспоминал, все думал, пацан-то не конявый попался. Ни фига себе, Воробей, вот значит, как было судьбе угодно нас с тобой перехлестнуть в жизни. Ну, ты не держи обиды-то, ведь все в прошлом, всякое случалось. За нож тоже не обижайся, меня если бы поймали, то сразу срок накрутили.
– Я тебя искал, да не мог найти, хотел до конца с тобой разобраться.
– Да, мы с тобой квиты,– произнес Пархатый. Он пощупал себя за нос и улыбнулся своей хищной улыбкой.
– Это ты за другое получил. Ладно, Жека, замнем эти дела, я зла долго не помню,– и он поднял ладонь к верху. Пархатый ударил его по ладони и от звука шлепка все снова повернули головы.
– Вы что там, в ладушки играете?– пошутил кто-то.
– Ага, детство вспомнили,– ответил на шутку Жека.
В рабочке столов много, все расселись, где кому было удобно. Тусклая лампочка плохо освещала большую камеру. Кто-то из догадливых и смышленых уже сварил чифир и пронес с собой, кружку тоже прихватили и, наполнив ее, погнали по кругу.
Дрон долго объяснял, говорил общими фразами то, что он надумал раньше, решил разрядить обстановку:
– Пацаны, все вы прекрасно понимаете, по какой причине нас сюда упрятали. Идут разборы по поводу смерти, не побоюсь сказать о покойном,- предателе, который затесался в наши ряды. Может быть, в свое время он и был чьим-то корешом, но своим сучьим поступком он перечеркнул все нормальные отношения к нему, за что и поплатился жизнью. Если, кто забыл, что во все времена делали с отступниками и предателями.
– Кололи, как свиней,– раздался чей-то голос
– На перья сучар сажали,– вторили ему другие.
– Туда им и дорога псам кумовским,– раздавались возгласы, то здесь-то там.
– Значит, никому объяснять не надо, что справедливая рука возмездия свершила свое дело.
– Все путём! Все по справедливости,– снова поддержали Дрона голоса босяков.
– Пусть каждый запомнит, какой бы он не был «воровитый» или «экстра» блатной, за подобное предательство, ни один не уйдет от жесткого приговора.
Надо воздать тем людям должное, которые приговорили его. Тот, кто знает, пусть молчит, а кто догадывается, пусть забудет.
Вор снова долго говорил о наведении порядка, о поднятии духа у блатных, о бесчинстве ментов, которые, что ни год и все устраивают новые ломки для бродяг.
– А теперь я буду конкретно говорить, и делать предъявы и пусть тот, кого коснется, отвечает, и за базар, и за косяки.
В камере стало тихо, все догадывались, что сейчас будет жарко.
– Ворон, слушай сюда и будешь отвечать,– обратился Дрон к пахану третьего отряда,– ты кем себя считаешь?
– Пацаном, главным среди своей братвы,– ответил Ворон.
– А мне сдается, что ты забыл свои прямые обязанности и уже пашешь бугром. Да, да! Бригадиром всей своей братии. От ваших нарядов, которые вы «стряпаете» вместе с буграми двойной нормой несет. У вас мужики в отряде волками воют, от невыполнения нормы, их постоянно менты прессуют за это, то ларьком накажут, то свиданок лишают. Вам сколько шнифтари зоновские на грев отпускают с общаковой казны? Что молчишь! Вы, блатные отряда за эти бабки должны своих пацанов в изоляторе и в БУРе греть по человечески. Мне уже сказали, что вы такую зажимуху им устроили,– Дрон набирал силу.– Я что-то не понимаю, куда филки[157] уходят?
– Да у нас все путем, по факту все получается, никто в обиде не остается, на киче тоже,– оправдывался Ворон.
– Слушай ты, что ты мне эту слюнтявку здесь впариваешь, или ты хочешь контрольной ломки. Вы когда будете сами рогом шевелить! Вы что, Мамаевские сборщики? Так дань уже давно отменили. Ведь ты своим архаровцам цэу дал, чтобы в отряде был чуть ли не стопроцентный сбор с мужиков и даже с петухов.
– Дрон, так положено,– уже не так бойко оправдывался Ворон.
– Это вами положено, а нами на то заложено! С ларьков, чуть ли не половину дерете, общаком прикрываетесь, посылки и передачи половините, по нарядам тоже вдвое. Кто установил такие поборы? Я еще раз спрашиваю, куда все девается? Вы что здесь, после Колдуна прибурели в корень! Одернуть вас некому.
Я что не вижу, как в десятом, во втором, в одиннадцатом идут дела, – и Дрон еще перечислил несколько отрядов, которые по его проверке боле менее справляются со своими рулежками.
– А шестнадцатый!– и вор со злостью взглянул на Пархатого,– ладно сейчас и до тебя дойду. Короче, вас в отряде две пацанские семьи, почти двадцать человек, если каждый с пользой для дела будет рогом шевелить, останетесь на коне.
Я сказал, что щемить пока никого не буду. Но ты Ворон умывай руки, вместо тебя будет Генка Орел, ставлю его править в отряде, а ты иди к мужикам, они тебя, как святого ждут,– с издевкой произнес Дрон.
– Дрон, братва, ну простите. Я все исправлю, все будет правильно,– заегозил Ворон.
– Ворон, я похож на ту жилетку, в которую можно плакаться. Ты скажи спасибо, что с тебя по полной не спросили, сдавай дела и «верхонки» Орлу и еще раз подумай, как перед мужиками будешь ответ держать. Сколько в отряде опущенных за твою бытность? Точно не скажешь! Так вот, беспредельщик, если каждый из них, тебе по салазкам наладит, то тебе жевать не чем будет.
Кое- кто из братвы поддержал Дрона смехом. 
 Воробей смотрел на Пархатого и не узнавал его. Кровь отхлынула от его лица, наверно он печенкой чуял, что его ожидает тоже, что и Ворона.
И здесь Сашка вспомнил, как Дрон ему сказал, что может статься, что отряд останется без главаря и будет нуждаться в новом пахане.
Кого же Дрон назначит? И тут он подумал: «А, правда, кого? Ведь выбирать нужно с отряда, быков не выдвинешь, такого накосячат. Я в зоне недавно, да и молодой я еще, а может и не нужно мне это,– но тут в голове промелькнула мысль,– тогда зачем меня сюда позвали, только поприсутствовать»?
Голос Дрона отвлек его от мыслей.
– Братва! Меня скоро отправят на другую командировку[158], но мне не все равно, кто будет управлять зоной. Магерам последней гильдии или правильный пацан.
Думайте больше, не ждите когда придет грев со свободы, с общака вы всегда успеете взять, мышкуйте на стороне. Запомните, общак -это святое,- это наш пот и кровь, мы и с себя сдираем вместе с собственной шкурой, чтобы помочь нуждающимся. Но кроить, от себя же! Это может только паршивый шакал. Я не призываю вас обниматься и целоваться с мужиками, но уважать их нужно, вы забываете одно, что вы сами выходцы из мужиков, не всем достается блатной пирог, но вчера вы думали иначе, сегодня на вас возложена благородная миссия держать в надлежащем порядке зону. А вы что здесь творите? У вас под носом баллоны под ручку с петухами разгуливают. Бугры с поварами и активом уже теснят вас в угол зоны, скоро вы будете в одном месте, а не они. Бугров вы должны назначать, а не мусора. Бригадиры за мужиков должны горой стоять, а вы рулите, чтобы были и волки сыты, и овцы целы. В зону отлаживаются особые дороги для грева, почему кое- кто из вас лобзается с барыгами. Наложить на них контрибуцию и пусть платят, а то они псы скоро такую цену на чай и прочее завернут. Каналы эти надо вовремя перехватывать и грамотно перенаправлять, вам с общака филки спускаются на то, чтобы вы ментов прикармливали, так не жалейте на это денег, окупится сторицей.
Все молчали, с интересом слушали. Да, такой «политинформации» им и Колдун не проводил.
         – Тихорей кумовских развелось, как нерезаных псов,– продолжал вор,– что вы одного, да двух выявляете в год и то опускаете до уровня петуха. Таких сук в бараний рог гнуть надо и резать, еще не одна гадина не умирала от того, что его на шишку посадили, а вот нож, должен всегда служить предателю преградой, они вчера делили с вами одну пайку, заправляли зоновскими делами и за вашей спиной всю поднаготню операм сливали. Так откуда же у вас будет жизнь по кайфу, коли менты дергают за ниточки своих ставленников. Создавайте группы по выявлению предателей и держите их в секрете. Опять же бабки сюда направлять надо. Вы вообще для чего живете здесь? Чтобы мошну свою набить или требуху натромбовать? Вы что думаете "режимка" и "кумчасть" только с блатных стружку снимает, да им все одно, что мужик, что блатной, когда дело касается пресса.
 Пацаны, поймите одно, зона, это текучесть «кадров» сегодня ты здесь, завтра ты уже на этапе или на воле. На твое место приходят новые, неотесанные пацаны и вам их обучать, разжевывать и класть в рот, а вы как встречаете их. В этапке раздеваете и разуваете! Ну, правильно не вы, но ваши шохи. Кто вас после будет уважать и к кому будет прислушиваться пацан пришедший с малолетки, которого вы наказали на сапоги. Конечно, он пойдет к мужикам. А если его суки — активисты уфалуют, да он в их ряды вольется. Чуете, какие кадры пропадают и кто вам противостоит? Упыри Кремлевские, которые институты содержат, ментовская армия, чтобы нас гнобить и загонять в стойло. Вы этого хотите?!
– Нет!– разнеслось по камере.
– Так в чем дело? Заостряйте мозги, хватит ждать манны небесной и погоду с моря, пора ставить все на свои места.
В первую очередь берем под контроль бугров, поставленных ментами, пусть мужики собирают сходки и предъявляют свои требования администрации, хватит гнуть спины на этих чертей и давать двойные нормы. Затем, поварешек всех надо сменить, тоже ментам выдвинуть эту предъяву, зона впроголодь живет, если бы не ларьки и передачи, давно бы с голоду попередохли. Баллонам и козлам спуску не давать, как только заходят они с ментами в отряд, сразу поднимать бучу, не хрен этой нечисти в отряде околачиваться, гнать их поганой метлой. Пора краснеющую от них зону перекрашивать в черный цвет. Вышки, на которых они сидят, поджигать, подпиливать главные стойки, пусть менты их убирают с этой зоны, иначе кровь будем пускать.
Дрон говорил много и каждый присутствовавший на этой сходке все глубже проникался к этому человеку.
В принципе, все и забыли, что перед ними вор в законе, которого они, за свои грешки должны побаиваться. Просто они начинали его уважать, за его ум, за смелость, за его умение направлять их, еще неокрепшие умы в нужное русло. Все понимали, им нужен лидер и они начинали его признавать, уже с того времени, как он появился в зоне. Но почти никто не видел его, так как вор был закрыт в изоляторе, но вот теперь они увидели его и услышали. Дрон тоже смотрел на этих пацанов, на зрелых парней и видел в их глазах огонь и мог гордиться, что это он разжег его.
– А теперь про мою амнистию всем, кто накосячил так или иначе. Поборы, магерамство, ущемления мужиков, все это можно и нужно исправить, но как быть с теми, кто уже по беспределу опустил мужиков.
Кто знает Макара со второго отряда?
Поднялось большинство рук. Кто же не знал этого балагура и весельчака, который для простых мужиков стал что-то вроде «жилетки», в которую можно поплакаться.
– К нему постоянно подходят мужики — работяги и просят его переговорить с блатными, чтобы те приотпустили прессинг на работе, да и в жилой зоне.
Он мне многое рассказал, тот, кто знает, что он прошел Калыму и остался человеком, тот всегда прислушается к его справедливым высказываниям в адрес зарвавшихся блатных.
Пархатый и еще кое — кто навострили уши.
– Всех мужиков, которые были незаконно опущены, собирать в отрядах, выделять им отдельные проходы. В столовых сажать за отдельные столы от петухов. Частичная реабилитация им не помешает. Разговаривать с ними можно, пусть пьют чай вместе со всеми, но со своих кружек, всех предупредить об этой акции. Они ни в чем не виноваты и, хотя бы нужно признать их, как людей. Вернуть им прежнего положения, мы не можем, но пусть они поймут, что кто- то за беспредел, все равно ответит.
 Ну что Пархатый, тебя тоже, как и Ворона, отпустить в свободный полет,– обратился вор к Рыжкову.
Вся сходка зашумела.
Вор поднял руку и погасил гам.
– Мы не беспредельщики, мы уважающие себя и законы пацаны и потому каждый скажет свое слово, как нам поступить с Пархатым. Я первый буду говорить о нем.
Все вы давно знаете Пархатого, кто-то его уважает, кто-то побаивается за его крутой нрав и характер. Относительно ментов, здесь он непримирим, я это говорю, потому что- это правда.
То, что бугров распустил в бригадах, это тоже поправимо, не он их назначал, а менты. Но как быть с тремя мужиками, опущенных по его указанию, ведь их сделали петухами и об этом знает вся зона, он учинил показательный беспредел.
Ты, князёк удельный!– Дрон с гневом обратился к Пархатому,– без царского глаза, что творишь здесь. Ведь, как ушел Колдун, ты такой махровый порядок навел в отряде, тебя ведь мужики уже валить собрались, да вот видно духовитого среди них не оказалось. Один только человек против тебя восстал- это Воробей. И все блатные, как по команде посмотрели в сторону Сашки.
– Хочу заметить, он тоже был прямой кандидат на опущение, но нашла коса на камень. Кровью ты заплатил Пархатый, за оскорбление Воробья. Ни один из тех трех обиженных не взял в руки нож и не спросил за свое унижение. Духу не хватило! А сейчас, жить им при всеобщем презрении. Каково? За что, спрашиваю тебя, ты опустил их?
Пархатый попробовал оправдаться:
– Просто они начали поднимать головы, замутилась буза среди мужиков, создалась угроза полного неуважения нас — блатных. Опустили сначала одного, слишком борзого, а там и тех двоих. Пацаны, гадом буду, все это для дела, я их предупреждал, они продолжали буреть, а так и до анархии недалеко.
– Пархатый, не тебе одному решать такие вещи, ты ведь с нами даже не посоветовался,– подключился Леха Сибирский,– пусть мужики даже вышли из-под контроля, но всему причиной были твои перегибы. Все помнят, как Колдун жестко наказал Белого, за то, что тот самолично опарафинил крепкого мужика. Теперь Белый больничную зону топчет,– закончил Сибирский.
         Чувствуя поддержку вора, многие уже не страшась последствий со стороны Пархатого, высказались по этому поводу. Мнения разделились. Кое-кто из блатных поддерживал его методы, но основная масса пацанов гнула на то, чтобы наказать Пархатого.
Вор решил немного разрядить, накалившуюся атмосферу.
– Братва, после того, как мы выйдем с кичи, тайны от нашей сходки не будет, рано или поздно вся зона узнает о справедливом решении. Но насколько оно будет мудрым, давайте решать без эмоций. Пархатый по разным зонам показал себя хорошим пацаном. Может быть, он и принял недозволенные методы, но в целом, мы ведь не сучьи действия обсуждаем, не косяки его перед ментами.
– Тогда и Ворона надо простить,– подхватил кто-то.
 Снова мнения разделились, почти на равное число голосов.
По справедливости вор выслушал всех и, к его удивлению образовалось равное количество голосов, за и против. Последний голос должен принадлежать Воробью, но по правилам, он шел на сходку сопровождающим главного блатного. В отряде он пока был нейтральным пацаном.
 Снова Дрон заговорил:
– То, что я снимаю Пархатого с паханов отряда, это железно. Кого будем ставить? Все молча переглядывались. Вторым, после Пархатого был Равиль и понятное дело, надо выбирать главного. Дрон достал из кармана куртки сложенный вчетверо лист бумаги.
– Короче, пацаны, я через свои каналы прощупал одного кадра, который со свободы окунулся в нашу зону. О нем отзываются хорошо, косяков за ним нет, парняга перспективный, в тюрьме показал себя на высоте. Родословная у него тоже хоть куда, мать в пятидесятых срок мотала, пахан по Краслаговским лагерям чист.
В зоне он недавно, но держится крепко. Главное душой своей каторжанской, он нам подходит. Дрон указал пальцем в сторону Сашки Воробья.
– Ну что братва, кто меня поддержит?– обратился вор к блатным.
 Первым за Сашку сказал Сибирский.
– Я только обеими руками — за!
Затем Симута, кинул Сашке слова поддержки и еще несколько пацанов, кто боле, менее уже слышал о Воробье, а уж от Пархатого никто не ожидал, что он замолвит за Сашку словечко.
– Пацаны, я оказывается давно с ним знаком, еще по воле, у нас с ним были постоянные рамсы, один раз даже до мусоров дело дошло, но Воробей показал себя «молотком», если, на этой сходке мое слово еще что-то значит, то я с легкостью передаю отряд ему.
– Ну, Воробей, теперь что скажешь ты, твое слово остается весомым — таков порядок,– обратился к нему вор.
– Я ему все простил, зла на него не держу, потому говорю открыто, поймет сам свои косяки, значит, не потерял еще себя, я не хочу его наказания, может быть, нам удастся, как-то переговорить с опущенными мужиками. Мы ведь отвечаем друг за друга. Правда, братва,– закончил свою речь Воробей.
– Ладно, пацаны! Раз я сказал амнистия, значит, будем думать, как поступить с Вороном и Пархатым.
 Короче, сегодня, как будет пересменка в изоляторе, вы оба,– и вор показал на амнистированных, затеете бузу, парафиньте смену контролеров, офицерье, больше оскорблений. В морду не лезьте и погоны не срывайте, когда вызовут ДПНК, их тоже «обласкайте», короче, не мне вас учить, чтобы заработали себе по шесть месяцев БУРа.
До меня слухи дошли с воли,– продолжал Дрон,– весной будет большая амнистия со стороны властей. В зоне возникнут перемены, треть арестантов схлынет на волю, нам пацанам, амнистия не светит, потому будем вырабатывать стратегию противостояния мусорам. Если все будет грамотно запущено, мы сделаем эту зону «черной». Сюда без опаски на ментовские ломки, будут приходить братва и мужики. И еще хочу вам сказать одну тревожную весть. Дрон посмотрел на заключенных и прочитал в их глазах настороженное любопытство.
– Привет вам всем от Колдуна. Менты поганые загнали его в Елецкий централ, там крытка для арестантов с общим режимом. Это для тех говорю, кто не знает. Местные, тюремные власти создали там несколько прессхат, куда подсаживают отрицал. В этих хатах правят балом козлы и бугры, бывшие блата-та. Кумовья, да режимники сломали их и теперь стараются вновь прибывших, отрицал — пацанов опускать и развенчивать, чтобы блатные отказывались от своих идей, все это происходит, пока жулики в карантине. Когда братва поднимается на общие коридоры, там полегче, в отношении режима. Так же заставляют их отказаться от своих прежних взглядом, путем подписывания воззваний, что, мол, пацан отказывается от чистых арестантских идей и впредь станет помогать администрации. Потом эти «ментовские шпаргалки» зачитывают перед общим построением заключенных. Сучьи войны продолжаются, и нам надлежит глубоко вдумываться в действия ментов. Только сплоченность и решительный отпор с нашей стороны может остановить прессинг и повлиять на ситуацию в зоне.
Все молчали, думали, но потом ропот недовольства прошелся по камере.
– За Колдуна не переживайте, у него духа на десятерых хватит, он отобьется от ментов и козлов, но от убеждений своих не откажется. Не получилось у нас направить его в другую крытку.
Его прервал звук открываемой двери. Пора было расходиться по другим камерам. Дрона, Воробья и еще несколько человек оставили в рабочке, всех остальных развели по хатам.

 
 
 
Глава 21
 
КТО ВИНОВАТ В СМЕРТИ АГЕНТА?
 
На следующий день ШИЗО наводнили начальники, всех рангов и служебных положений.
Начальник колонии, полковник Серебров сидел посредине стола, по бокам расположились режимники[159], оперативники учреждения, замполит. Контролерам было приказано заводить по одному всех осужденных, кто был вчера задержан и препровожден в изолятор. Начальника четвертого отряда обязали писать протокол. Завели первого заключенного.
– Осужденный Кротов, двенадцатый отряд, статья сто сорок шестая, часть вторая, срок шесть лет,– доложил вошедший заключенный.
– В рапорте указано, что ты оскорбил смену контролеров, выражаясь нецензурной бранью. Так это?– спросил начальник колонии.
– Не отрицаю, но только я их за дело,– ответил Кротов.
– Что значит за дело? Поясни,– удивился Серебров.
– У нас в секции уже спать ложились, после отбоя. Они, то есть смена, влетели, как чумовые и по пролету с таким топотом пронеслись, ну я и выругался, сказал: «Чё, как в хлеву себя ведете!» Им это не понравилось, они на меня бочку покатили, пришлось сказать им «пару ласковых», вот и забрали,– закончил Кротов.
– А ты знаешь, что бывает за оскорбление работника администрации?– спросил зам. начальника по РиОР,– вплоть до уголовного наказания, есть статья за оскорбление лица, который находится при исполнении.
– Да, я матерился, но не оскорблял.
– А какая разница?
– А разница в том, что я на личность не переходил,– сказал Кротов.
– Умный больно,– отпарировал начальник колонии,– пятнадцать суток. Следующий!
Им оказался Пархатый. Что творилось в самом кабинете, трудно было разобрать, но до осужденных ШИЗО долетали обрывки фраз:
– Какого..., мусора поганые вы меня загребли, я вам чё, козел отпущения, – и тому подобное.
 Далее опять маты и оскорбления, вывели его, уже с скрученными назад руками, хозяин зоны ему вслед с пеной у рта кричал:
– Пятнадцать, с переводом в ПКТ на четыре месяца!
– Да пошел ты, бык колхозный,– огрызнулся Пархатый.
– На шесть месяцев!– закричал опять Серебров. Затем немного успокоившись, обратился к дежурному прапорщику:
– В карцер его, гниду, пусть погниет там, мразь. Следующий!
 И так, как настроение его было в конец испорчено, почти все, кто присутствовал на сходке сегодня ночью, были наказаны: Кто на пять, кто на десять, кто на пятнадцать суток ШИЗО.
В процессе разбирательства, оперативники начинали бомбардировать вопросами. Кто что видел, что знает по поводу смерти Равелинского. Делали они скорее всего для проформы.
Кто же из заключенных, возьмет на себя смелость высказать свое мнение, что Равиль оказался предателем.
Да и кто сказал, что его убили. Официальная экспертиза еще не выявила истинной причины смерти заключенного. В первой что ли, зэкам смывать с себя подозрения. С того момента, как посадили за решетку и до звонка, окончания срока, то и дело приходится идти в несознанку.
 Оперативники ушлый народ, это их работа, зацепки искать, да клубки распутывать, привыкли они, что на воле, что здесь, пенки снимать через информаторов — стукачей. Да видно на этот раз нет у оперчасти такой информации, вот и приходится им перед начальником колонии выстилаться, из кожи вон лезть.
Когда в кабинет ввели Дронова, все ждали привычного доклада осужденного, но тот внимательно осмотрел присутствующую команду дознавателей и сказал:
– Давайте граждане начальники не будем тратить ваше драгоценное время, да и меня ждут дела, куда поважнее ваших. Все опешили от такого заявления. Первым заговорил начальник РиОР:
– Осужденный Дронов, если мы Вас правильно поняли, то пятнадцать суток для Вас важнее, чем пять минут, которые займет наш опрос.
– Я примерно догадываюсь, что стоит за таким опросом,– спокойно сказал Дронов.
– А может речь пойдет о Вашем влиянии на других осужденных,– сказал начальник колонии.
Дрон уловил, что обращение к нему идет культурное, на «Вы»и постарался быть взаимно вежливым.
– У меня нет таких полномочий, как у Вас и влиять я могу только на собственные мозги, а что касается смерти осужденного, так все мы здесь смертны. У меня вот самого сердчишко пошаливает, того и гляди, сам зайду в туалет и останусь там на веки вечные.
 Кто-то из оперов хмыкнул, поражаясь наглости этого авторитетного среди осужденных типа.
– Значит это не блатных рук дело?– спросил Кузнецов.
– Начальник, что Вы мне здесь перекрестный допрос учинили, если есть преступление, пусть этим занимаются следователи. Блатные, по-моему тут ни при чем, говорят же, сердце не выдержало у зэка. Вы меня извините, граждане начальники, а за всех я не могу говорить, мы ведь не на собрании и меня никто не уполномочивал…
– Дронов! Прекрати паясничать,– перебил его Серебров,– мы все прекрасно знаем, что ты за фрукт. Начальник зоны уже сорвался на «Ты».
Дрон, изучая психику начальника, решил дожать его своей «культурностью». Он достал из кармана куртки флакончик с таблетками и отправил одну в рот, и как бы невзначай сказал, протянув руку к графину с водой:
– Можно водички, лекарства запить.
Начальника задергало, едва сдерживаясь, чтобы не сорваться на грубый тон, он позвал дневального — зэка и приказал ему принести стакан воды.
– Что у тебя за лекарство?– спросил капитан Громов из оперчасти.
– А это успокаивающие, нервишки тоже шалят, видите — ли, – опять спокойно ответил Дронов.
– Да он издевается над нами! Начальник колонии протянул руку,– дай мне таблетки.
– Да ради Бога, гражданин начальник, между прочим, помогает,– и протянул начальнику флакончик.
– Слушай, Дронов, ты что добиваешься,– вмешался Кузнецов,– сейчас выпишем тебе пятнадцать ШИЗО и с переводом на шесть месяцев в ПКТ, ты же на волоске висишь.
– Да что же мне теперь, таблетки не принимать и молчать. Я не вижу причин, по которым вы меня упрячете в ШИЗО. Конечно, воля ваша, но перед тем, как посадить объясните — за что?
 Серебров переглянулся с начальником Режимно — оперативной части и как бы спрашивая: «Как с ним поступить»?
– Ладно Дронов бросай комедию ломать, причин, чтобы засадить тебя, пока нет, но имей в виду, поступит малейший сигнал и мы тебя закроем. Кузнецов дал понять всем присутствовавшим, что его слово весомое и имеет значение в принятии окончательного решения.
Дрона выпустили.
Сашке Воробью дали пять суток, за выяснение отношений на публике с другим осужденным.
Из двадцати предводителей блатного сообщества, вышли из изолятора только семь человек. Пархатому, как и было обещано начальником колонии, дали пятнадцать суток, с переводом в БУР на шесть месяцев. Ворону, за его грубость начальству, тоже перепало, пятнадцать с переводом в БУР на три месяца.
Зона затихла, оправляя крылья, помятые режимниками и операми.
Видимо по закону природы, так и происходит затишье перед бурей.
Дрон решил пойти ва-банк, он перевернет здесь все, верх дном, но для начала ему необходимо съездить на выездной объект и прояснить там кое-какие дела. Если братва не «спасует», они наведут здесь порядок, его все равно закроют и возможно отправят на другую зону.
В один из июльских дней на территории, прилегающей к колонии со стороны свободы, собралась группа людей. Это родственники приехали на свидание к осужденным, привезли передачи. Недалеко на лавочке, сидела пожилая женщина и все утирала слезы платочком.
К ней подошла другая, моложе с виду и присев рядом на лавочке, спросила:
– У Вас что-то случилось? Может, Вам помощь нужна?
– Случилось, у меня здесь, в этой колонии сын умер,– и она закрыла рукой лицо, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
– Примите мои соболезнования.
– Спасибо.
– Вот горе — то. Как это случилось?
– Не знаю, он был такой здоровый, врачи доложили лагерному начальству, что произошло кровоизлияние в мозг. Я не могу в это поверить и даже не знаю к кому мне обратиться.
– А вы были у начальника колонии?
– Была, он и сказал мне о заключении врачей, теперь мне необходимо получить разрешение, на получение трупа,– и она снова зарыдала в голос.
         Горевавшую женщину обступили со всех сторон. Узнав в чем дело, кое- кто стал давать советы, как быстрее ускорить процедуру получения покойного для захоронения на вольной земле.
Один мужчина средних лет посоветовал убитой горем женщине:
– А вы в управление езжайте, а потом в прокуратуру и пусть они назначат расследование в отношении смерти Вашего сына. Бывали случаи, когда лагерному начальству не выгодно обнародовать истинные причины смерти, они подтасовывали факты. Зоновские врачи в одной упряжи с управленческими, дают неверное заключение, не давайте мамаша его захоранивать, пусть повторно назначают независимую экспертизу.
– Да кто бы ей помог, во всех этих неразберихах,– говорили другие.

 
 
 
Глава 22
 
В ИЗОЛЯТОРЕ
 
Теперь, у Сашки было много времени, чтобы поразмышлять о своей жизни и привести в порядок все свои дела. Вспомнить о своей любимой матери, о которой он забыл в круговерти последних событий. Хотелось помечтать о вольной жизни.
Перед тем, как Сашку посадили в одну камеру с Рыжковым, он принимал наставления от Дрона еще, будучи в рабочей камере. Тот подробно разъяснял ему принципиальные подходы в ведении дел в таких группах, как блатные отряда и в целом в зоне. На кого он должен опираться и рассчитывать в любых ситуациях, как вести себя в отношении ментов. За половину дня всего не обскажешь, но поверхностно, вор помог Сашке разложить кое — что по полочкам.
– Главное хватка, желание что-то исправить в лучшую сторону и цель,– разъяснял Дрон,– как ты поведешь себя в отряде, в зоне, так к тебе и будут относиться, даже менты имеют свое мнение о нас, если ты непродажный, надежный, не балаболка, значит с тобой можно вести дела. Да и земля слухом полнится, куда бы ты не был отправлен, твоя репутация идет за тобой неразделимо. На хорошем слуху, твое погоняло[160], значит, почет тебе и арестантское уважение, а это и есть жить по понятиям, оставаться пацаном среди своей братвы, таким, каким ты себя поставил, как трактует тебе тюремный закон.
Если сидит в тебе крепкий дух, будешь непоколебим, не сломают, не согнут тебя менты и братва и мужики за тобой пойдут. Дела, поступки и слова, всегда контролируй и фильтруй. Учись смотреть людям в глаза прямо и не отводи взгляд, в этом тоже сила воздействия. Не срывайся по пустякам, не дави на горло — это удел слабых. На разборках, выходи первым, давай всем понять, что ты лидер, веди речь спокойно и рассудительно. За нож хватайся только в том случае, если тебе грозит опасность, а если взялся, то доводи дело до конца.
– А вдруг надо просто припугнуть,– спросил Сашка.
– Смотри по обстановке и на тех, кого пугаешь, если ты прав, то отстаивай свою правоту, сомневаешься, спроси у правильной братвы, не стесняйся. Короче, обрастай нормальными знакомыми и связями. Если тебя сегодня выпустят, мы с тобой еще о многом поговорим. Сейчас поведут к хозяину, веди себя спокойно и уверенно. В принципе тебя не режимники, а начальник отряда решил трюмонуть[161], так что на первый раз много не дадут. Выйдешь в зону, надо будет на объект обернуться, там нас ждут дела серьезные.
Зазвенели ключи, загремели засовы, это выводили осужденных на «ковер» к хозяину.
После того, как вывели Дрона и всех остальных, один из заключенных приоткрыл кормушку камеры, где находился Воробей и кинул ему свернутую записку.
– Прочти маляву и будь в курсе. Сашка развернул записку и прочел следующее:
«Воробей, в зону пришел человек, который в натуре утверждает, что "Грек", бывший семьянин Пархатого — дырявый[162] по тюрьме. Можешь сослаться на этого пассажира, его кликуха Пыж и сделать предъяву Пархатому. Если сядешь в одну хату с ним, выламывай "падаль", а не — то сам припомоишься. Бывай, спокойной тебе отсидки». В конце стояла подпись -«Сибирский»
Воробей теперь с Пархатым, с Вороном и еще одним пацаном, в одной камере. Первый раз ему довелось сидеть в изоляторе. Нары деревянные, стены «под шубой», набрызги бетонного раствора, чтобы зэки не писали на стенах, да и не прислонялись спинами. Параша выносная, света мало, но здесь по сравнению с рабочкой, тепло.
Сашка, имевший теперь компромат на Пархатого выжидал и приглядывался к нему.
Тот, решивший взять на себя роль главного в хате, стал прохаживаться от решки[163] до дверей и балагурил. Смеялся и хаял по чем зря, ментов, козлов. Ворон похоже не был против, чтобы Жека держал здесь мазу[164]. И так, как мест на нижних нарах было всего два, решил занять противоположное, но Сашка опередил его, снял с себя куртку и бросил на нары, тем самым показывая, что место занято. Учитывая бурную ночь, со всеми вытекающими последствиями, Ворон противиться не стал, но про себя подумал: «Не будь Дрона, я бы указал ему место, ишь, щегол желторотый и этот туда же лезет». Но вслух не решился высказать свою мысль, глядя на  Воробьевские, внушительные бицепсы и вспоминая его «послужной» список еще недавних драк с блатными.
Парнишка, сидевший с ними в одной камере, был еще молод. По рассказам он поднялся недавно с малолетней колонии, но уже успел примкнуть к блатным двенадцатого отряда, когда менты пошли по ночному обходу секций и сцепились с Кротовым, то Серега, так звали пацана, тоже вставил свое «Я», за что и пострадал, хозяин ему выписал десять суток.
 Любимым занятием Воробья было — отжиматься на кулачках от пола и делать сотни приседаний. Он делал головокружительные кувырки на месте, отжимался на одной ноге, как на левой, так и на правой. Садил себе на плечи пацана — Серегу и приседал до изнеможения. Сокамерники смотрели на него с чувством восхищения, наблюдая за игрой бицепцев, как наливалась металлом мускулатура. 
В зоне, каждый день Сашке приходилось вставать раньше общего подъема и выходить на улицу, там он наедине с природой отдавался этому сладостному занятию — тренировке. Многие смотрели на его занятия с удивлением, наверно не один, из наблюдавших хотел бы присоединиться к Сашке, но желающих не оказывалось.
 Сидя на сутках, Воробей узнал настоящий вкус ржаного хлеба, до этого случая он просто не ел его. День на хлебе, да на воде, на другой день идет трехразовое питание и так далее.
 Если смотреть со стороны, то можно позавидовать, с таким аппетитом арестанты ели пайку хлеба, посыпанную слегка солью и запивали чистым кипятком.
Вскоре, стало легче: то в открывшуюся кормушку влетит пакет с продуктами питания и куревом, то из соседней камеры, через продолбленное, небольшое отверстие — кабур просунут скрученную «кишку» в форме колбасы. Это зоновская братва не оставляла каторжан без грева. Съедать приходилось все и сразу, сигареты прятать, так как проводились частые ментовские шмоны[165]. Курить в изоляторе, запрещалось. Махорку рассыпали по разным щелям и отверстиям, если был целлофан, то тщательно заворачивали его и опускали за решетку, на улицу, на время обыска.
         Пархатый, наблюдая за молодым Серегой, постоянно его подначивал и подковыривал разными непонятными словечками. Паренек, как мог, огрызался и по началу не сдавался, но постепенно нахальный и наглый Жека начал ловить его на разного рода игре слов. Ворон тоже подключился к этой игре, видя, что паренек заостряет внимание, они ржали, как кони и продолжали над ним измываться. Вот тогда Сашка и подумал о Пархатом: «Зря я этому уроду поверил, какой он был подонок, таким видно и останется, ну ничего, сегодня я ему такую предъяву сделаю, что это в корне изменит его жизнь в зоне».
         После очередного «наезда» на парнишку, Пархатый поймав на слове Серегу, потребовал от него, чтобы он пел сто пятьдесят песен, если же не споет, такое количество, он будет вынужден объявить его фуфлометом[166]. Сергей совсем сник.
Сашка потерял терпение, смотреть на все «художества» Пархатого и Ворона, решительно встал на защиту пацана.
– Слышь, вы — наглецы, прекращайте с этим делом, что к пацану прилипли.
Рыжий состроил удивленную физиономию и отпарировал:
– А ты думал, как здесь пацанву проверяют, а может он колонется[167] в чем. Так что учись, пехота, как ходить нужно по полю без пыли. Пархатый ехидно заулыбался, обнажив фиксу[168] на верхнем зубе.
– Да ты бы его лучше делу подучил, чем капканы ему ставить,– продолжал заступаться за Сергея Сашка.
– В школе надо было учиться,– издевался Пархатый.
– Воробей, а чё ты за него впрягаешься, пусть сам за себя отвечает,– влез в разговор Ворон.
– О-о! Я чувствую, здесь нарастает эскалация напряженности. Сашка поднялся и сел на нары,– Пархатый, и ты Ворон, я пацана в обиду не дам, не завяжете…
– А то что?– прервал его Пархатый.
– По-моему, ты меня хорошо знаешь Жека, не дергай тигра за усы.
Да Рыжков знал силу Воробьевского удара, его и Ворона он размажет по стенке, но уступать свое лидерство в этой хате он не хотел.
– Слушай, Воробей, бери на себя столько, сколько можешь унести. Я своих пацанов только так и проверяю, а если ты на братву из-за какого — то чухана будешь накаты делать. И он сделал щелчок пальцами. Сашка подметил, что Пархатый просто провоцирует его, но решил все-таки спустить разговор на тормозах.
– Ладно Жека, давай договоримся так, ты подбирай себе в семью кого хочешь, я не лезу в твои дела. Пацана не трож, на том и разбежимся. Лады!
– Ладушки земляк, по рукам,– улыбался Жека.
– Я серьезно, Пархатый, за Серегу с тебя Крот спросит.
– Я уже три года эту зону топтал, когда Крот сюда припахал, так что, кое- кому здесь еще долго рогом упираться, чтобы достичь моего положения.
Сашка, видя, что добром дело не кончится, все-таки решил поговорить начистоту с Пархатым.
– Ты любишь всех подчинять и привык, что все вокруг тебя пляшут, потому и вьются рядом с тобой не пацаны, а шестерки.
– А у тебя, что за методы?
– Я привык договариваться.
– С кем? С этим быдлом, с этой пехотой, которые уже с автоматом в карауле стояли.
– По — твоему они что, нелюди и не греби всех под одну гребенку, мало в зоне пацанов что ли путных,– отстаивал свою правоту Сашка.
– Да не о пацанах речь, а о быках, да чертях, тебя послушать, так ты готов всех этих пехотинцев, брать под свое крыло.
– Ты это о ком сейчас?– спросил Сашка.
– Да хотя бы о Зеле, он же автоматчик, в армии служил, а ты его пригрел. Он у Равиля на побегушках был и ты думаешь, он мне диктовать условия будет, башку сразу ему отшибу,– злился Пархатый.
– А ты себя вспомни, как в зону пришел, сначала тоже на посыльных был, Сибирский рассказывал, с чего ты начинал. Пархатый навострил уши.
– Ну — ка, ну-ка, договаривай, раз начал,– произнес он с любопытством.
 Воробей был не из таких, кто молчал. Раз Пархатый хочет знать о себе пусть получает.
– Как и обычно, «из грязи, да в князи», это я образно, ведь ты же поначалу был на побегушках у Колдуна. Это за четыре года ты поднялся до уровня блатного.
– И это все, что ты мне можешь предъявить?
– Ты хочешь, чтобы я при всех говорил, еще о кое каких вещах,– интригующе произнес Воробей.
Пархатый замялся. «А вдруг и в правду, его подноготная окажется убийственной». Тогда он решил без огласки узнать от Сашки, что же тот скрывает от него.
Они сели на нары Воробья, который начал негромко говорить, чтобы сокамерники не расслышали его речь.
– Все начинают с малого, одни уходят, другие встают на их место. Помнишь, года два с половиной назад, пришел в зону наш земляк — Грек. Жека напрягся.
– Ты встретил его по земляцки, одел, обул, поддержку ему кинул, якшался с ним, пайкой хлеба делился. Воробей заметил, что Пархатому стало не в жилу, но останавливать Сашку не стал и продолжал слушать.
– Потом Грек свалил на больничку и через некоторое время ты узнаешь, что он по тюрьме оказывается опущенный. Ты тогда никому об этом не сказал, ведь это признание для тебя — петля.
– Кто тебе это сказал?
– Мне буквально вчера дали расклад про Грека, а кое — кто, даже подтвердил, что ты его встречал с тюрьмы и жил с ним в одной семье. Пархатый занервничал, закурил и немного подумав, спросил:
– Кое-кто, это из нашей зоны?
– На твое несчастье — да.
– Скажи кто, мне нужно знать.
– А зачем, меньше знаешь — лучше спишь,– пошутил Сашка,– знай Пархатый, я буду вынужден вынести твой косяк на обсуждение, хотя, если тебе так не терпится узнать, то малява пришла от Лехи Сибирского.
– Выходит, если все откроется, мне не поздоровится. Почему сразу, вчера, предъяву не сделал? Ведь пострадаешь за сокрытие. Пархатый решил ухватиться за спасительную соломинку.
– Не меньше твоего, но по зоновским законам, я обязан тебя выломить из хаты и предать огласке твое общение с Греком.
– Ну, Воробей, ты и ушлый! Где так прогнить успел. Вроде молодой еще.
– А ты знаешь, Жека, вот такие учителя, как ты и учат меня, просто я думаю перед тем, как что-то предпринять и держу рот на замке, поверь, полезно порой.
Теперь Пархатый окончательно понял, что этот пацан посадил его в лужу, имея такой козырь в рукаве Воробей даст ход этому делу. 
 Жека уже не чувствовал себя главным в хате, эта новость дала ему пищу для размышления, он пошел на свое место.
В этот же день, Воробей отписал записку Дрону и просил того, чтобы одобрил его решение по поводу Пархатого, иначе эта неразбериха перерастет в дальнейшие предъявления и сходка авторитетов будет вынуждена принять жесткие меры. Сашка указал свидетеля, который даст сведения, что Грек, земляк Пархатого, является действительно опущенным.
Вор внимательно изучил этот вопрос и по согласованию с братвой, дал указание Воробью, выломить Пархатого из пацанской хаты и в дальнейшем не допускать его к правлению делами среди братвы. Своим решением вор подчеркнул факт, что Рыжков «зашкварился» и не имеет право находиться в хате, среди чистых пацанов и мужиков.
         Жека впал в транс, он долго причитал и оправдывался, что не знал истинного положения Грека, что на его месте оказалось много, косвенно зашкваренных, и что не по понятиям отлучать от дел его, первого человека в отряде.
 Но решение Дрона не оспаривалось, тем более было убито сразу два зайца: первое — это наказание Пархатого за беспредел и второе- это справедливое оправдание перед незаконно опущенными мужиками.
Пархатый вынужден был подчиниться требованию.
На вечерней поверке он вышел на коридор, сказав контролеру, что не ужился с сокамерниками и попросил перевести его в другую хату.
Вот так закончилось четырех — летнее пребывание Пархатого на блатном троне шестнадцатого отряда. Но перед тем, как прапорщик захлопнул дверь камеры Пархатый со злобой в глазах, кинул Воробью:
– Теперь ты мой кровный враг, я не успокоюсь, пока не отомщу тебе.
– Это Жека ты на собственное бессилие злишься, а так мы уже давно с тобой кровники, еще с первой нашей встречи на свободе,– ответил Воробей.
 Дверь закрылась и Сашка лег на голые нары и положив тапочки под голову, аккуратно накрыв их при этом носовым платком, закрыл глаза и приятно окунулся в воспоминания.

 
 
 
Глава 23
 
ТАЙНА СЕМЬИ ВОРОБЬЕВЫХ
 
После последней стычки с Жекой, за клубом Железнодорожников, оставившей на память шрамы на ноге и руке, Сашка еще больше ушел с головой в спорт. Со своими друзьями в складчину купили старый боксерский мешок и отрабатывали на нем удары, также продолжали качать мышцы на спортивных самодельных снарядах.
 Уйдя из бокса, Сашка имел теперь больше времени на встречи с Наташей.
В свободное время, от основных занятий в школе, они часто совершали поездки по городу, любили ходить вместе в кино, где во время сеанса, садились на последние ряды и предавались ласковым объятиям и поцелуям, нисколько не смущаясь окружающих. Не одни они -влюбленные, искали на последних рядах уединения.
Шла подготовка к экзаменам в школе. Иногда Наташа забегала домой к Саше, под предлогом, помощи в решении задач. Екатерина наблюдала за ними и украдкой вздыхала, вспоминая и свою молодость.
Наташа, хорошая девочка и порой может влиять на Сашу, наверно она умела это делать, раз ее парень был таким сговорчивым. Хотя Катя понимала, что по характеру сын покладистый и отзывчивый, но были и другие черты в его натуре, тревожащие материнское сердце. Саша терпеть не мог, когда обижали или издевались над слабыми, за них он стоял горой, защищая их. Мать понимала, что сын никогда не откажет в просьбе, если нужно за кого-то заступиться. Хорошая черта, но когда-нибудь его добротой и юношеской отзывчивостью может воспользоваться недоброжелатель, но в одном она могла быть спокойна, Саша не шел на контакт с теми людьми, которых он плохо знал и, не подумав, он не влезет в какую-нибудь неприятность.
 Иногда Катя слушала, как отец поучал сына, по сути наставления были правильны: «Не давай себя в обиду, не жди, когда тебя ударят — бей первым, знай, с кем общаешься». Но материнское чутье не подводило ее. Окрепший, мужественный и уверенный в себе сын воспитывает в себе чувство лидерства. Ему нравилось, когда друзья просили его о помощи, когда побывав в каких-то переделках ее сын выходил победителем, а значит была угроза и последующих приключений.
Да, она была права на этот счет, такая несдержанность со стороны сына могла когда-нибудь расписаться серьезной неприятностью на его будущей жизни. Вот именно такой случай и произошел с ним в один из июньских дней.
 Когда до экзаменов оставались считанные дни, Саша со своей девушкой поехали на другой берег Оби, там они решили навестить Наташину подругу.
Было по — летнему тепло и, выйдя с автобуса, они рассуждали, в какую сторону им лучше пойти.
 Подошел еще один автобус, стали выходить люди и собралась толпа пассажиров, ожидавших посадку.
         Два молодых парня, о чем-то громко переговариваясь между собой, старались пройти в автобус вперед всех, нахально при этом распихивая локтями людей. Между ними и пассажирами завязалась крупная ссора, грозившая перерасти в драку.
Молодая женщина, не желающая пропускать наглецов, сделала им замечание, но в ответ получила такие оскорбления, что толпа невольно заволновалась. Раздались женские крики, мужская ругань и толпа немного расступилась. Сашка увидел, как женщина старается прикрыть рукой разбитые до крови губы и он в тот же миг рванулся к толпе. Наташа попыталась задержать его, ухватив за рубашку, но он вырвался.
 Стараясь разнять дерущихся парней и мужиков, которые заступились за молодую женщину, он оказался в самой гуще толпы. Выделив одного хулиганистого парня, который разносил удары кулаками направо и налево, Сашка подскочил к нему. Легко парировал прилетевший ему в лицо удар и в следующий момент он со всей силы нанес удар кулаком в область ключицы оборонявшемуся парню, тот почувствовав острую боль, отпрыгнул назад.
Никакой возможности маневрировать не было, люди сжимали со всех сторон, как в тисках. На какой-то миг толпа расступилась вокруг дерущихся и получив оперативный простор, Сашка ринулся в бой. Он четко и методично наносил удары по разным частям тела зарвавшегося наглеца, но как ни странно, парень тоже был обучен боксу и с какой-то легкостью уходил от ударов, ныряя в стороны и отскакивая назад и все же раз, два он успел нанести удары по Сашкиному лицу.
 Толпа замерла, наблюдая за их поединком. Кто-то резко выкрикнул: «Дай ему хорошенько!» Но никто не мог понять, кому нужно дать.
В следующий момент подскочил дружок парня и присел на корточки за спиной у Сашки. Отступая под градом ударов, Сашка споткнулся об второго парня и полетел на землю. Падая, успел перевернуться и приземлится на руки. Помогло умение, отработанное ранее в классической борьбе. Подскочив, он сильно ударил ногой в пах противника и заставил его на некоторое время отступить. Первый из хулиганов, который владел боксом, упорно наступал, но неожиданно для себя получил удар в ухо, женской сумочкой. Это пришла на помощь Саньке оскорбленная молодая женщина. Воспользовавшись заминкой парня, Сашка перешел в стремительное наступление. В данной ситуации он чувствовал, что рефери, судящего бой — нет, и действовал без правил. Нащупал слабое место у парня, это область ключицы, по которой он уже раз ударил, тот ойкнул от боли и на миг раскрылся. Удар в челюсть с правой и молниеносный удар левой, с низу в подбородок — любимый Сашкин удар! Апперкотом!
 Противник был повержен на землю и, здесь Сашку охватила ярость, он бил его ногой, потом перешел на удары руками, бил подтягивая его к себе, бил со смаком, не обращая внимания на крики людей.
Парень, спасаясь от разъяренного Сашки, заполз под лавочку, но тот пинал его, не переставая, сбив себе до крови голени ног. Вокруг слышались крики, кто-то звал на помощь милицию, толпа собиралась все больше и больше.
Чьи-то сильные руки схватили Сашку сзади и пытались скрутить его, он вырывался и в горячке не заметил, что это были милиционеры.
Уже позже, в отделении милиции, когда при свидетелях разобрались в происшествии и выявили истинных зачинщиков драки, Сашке, в первый раз в жизни пришлось сидеть в обезьяннике, или как еще называли, нулевой камерой. Наташи в отделении не оказалось, она осталась на остановке, когда забирали Сашу и хулиганов в милицию. Стыдясь за своего парня, она не смогла подойти к милицейской машине.
Свидетели, пострадавшая женщина, еще парочка мужчин, которые скручивали хулиганов, все они показали, что Сашка не виноват и благодаря ему, удалось урезонить подонков.
За — то у одного из задержанных очень болела ключица, возможно, был перелом и к тому же сильно разбито лицо, его пришлось отправить в больницу. Мужчины давая показания, говорили, что хулиганов пытались утихомирить многие из толпы и просили дознавателей, чтобы отпустили Сашу, но дежурный следователь сказал, что по этому факту будет возбуждено уголовное дело.
Потерпевшая женщина написала заявление на хулиганов и просила привлечь их к уголовной ответственности. Сашку не отпускали, так как он на тот момент был несовершеннолетний, только к вечеру в милицию приехала мать и после некоторых объяснений со стороны властей, сына выпустили и обязали его по первому вызову явиться для дачи показания. Дежурный капитан, отпуская Сашку, еще раз предостерег его и в назидание произнес:
– Хорошо ты его отдубасил, но будь аккуратнее с кулаками, а то не ровен час, поменяетесь местами, окажешься на месте обвиняемого. Сашка понял и согласно кивнул ему головой.
Выйдя на улицу мать с сыном, молча побрели на остановку, в этот момент, откуда ни возьмись, появилась Наташа. Сашке было неудобно, что он предстал перед ней в таком виде: губа была разбита и опухла, рубашка помята, брюки перепачканы пылью.
– Мам, пожалуйста, иди домой без нас,– произнес Сашка, как бы давая, матери понять, что хочет поговорить с Наташей.
– Хорошо, дома увидимся,– сказала она и села в первый остановившийся автобус.
Наташа предложила пройтись и молодые не спеша направились вдоль тротуара по большому проспекту.
– Саша, зачем ты ввязался в эту драку?– спросила она его. Сашка тяжело вздохнул, и немного подумав, ответил:
– Помочь женщине, святой долг,– и улыбнулся. Но разбитая губа исказила его улыбку.
– Зря ты смеешься, там полно было мужчин, они и сами бы разобрались без тебя.
– По-твоему я поступил неправильно, и должен был пройти мимо. Так выходит, по — твоему?
– Ты всегда находишь приключения. Она еще немного помолчала и добавила,– а теперь уже и приключения находят тебя.
– Не надо все усложнять.
– А я не усложняю, а говорю то, что есть, ты всегда ввязываешься в драки, даже порой, когда тебя не просят.
– Такой уж я есть!
– Я хочу, чтобы ты был более спокойный, зачем ты выделяешься по этому поводу, тебе что, больше всех надо,– Наташа говорила с обидой и было видно, как губы при этом слегка подрагивали.
– И ты туда же,– выходит, я должен быть совершенным паинькой. Теперь Сашку начал немного нервировать этот разговор,– ты только не говори, каким я должен быть, я сам разберусь и не надо меня воспитывать. Он замолчал.
– Значит все это и будет дальше продолжаться!
– Что именно?
– Драки, твои изматывающие тренировки. Я, что не вижу, чем ты с друзьями занимаешься, вы постоянно обучаетесь дракам.
– Наташа, не говори глупостей, я просто хочу быть в форме.
– Так вот ты как подразумеваешь мои слова, для тебя это глупости.
– Что ты снова завелась. Перестань! Если ты не прекратишь. Сашка внезапно замолчал.
– Что тогда?! Ну что тогда?!– бросила она ему в лицо.
Сашка не стал продолжать, а только ускорил шаг, он услышал резкий оклик Наташи ему вслед:
– Если ты сейчас уйдешь, я никогда к тебе не вернусь. Саша остановился и пошел к ней навстречу, по ее щекам скатывались слезы, он подошел и обняв ее, прижал к себе.
– Не нужно, Наташ, не плачь. Прости, если я обидел тебя. Она уткнулась лицом ему в плечо и ее тело вздрагивало при каждом всхлипе. Удивленные прохожие обходили по сторонам, только что ссорившуюся, молодую парочку.
Вечером Саше предстоял разговор с матерью, но к его удивлению, нотаций и выговоров не состоялось. Мама попросила рассказать все подробно и, выслушав внимательно сына, сказала:
– Дорогой сынок, я все больше убеждаюсь, что твои поступки взрослеют вместе с тобой, но хочу тебя опять же предостеречь. Ты вспомни бокс, какие всплески ярости были у тебя во время боев, а теперь судей рядом нет и остановить тебя не кому.
Саша, меня очень волнует и тревожит твоя несдержанность. Она сделала паузу и продолжила,– я хочу рассказать тебе одну историю, которая произошла у меня в жизни с твоим отцом, ты уже большой и в состоянии меня понять, когда-нибудь тебе, сынок все равно пришлось бы узнать историю нашей семьи. И Сашка внимательно стал слушать рассказ матери:
– Это случилось шестнадцать лет назад, ты еще тогда не родился. Я работала на базе, завскладом, принимала книги, учебники, различную литературу, потом меня перевели заведующей книжным магазином. Я в то время была стройной, красивой девушкой.
 Саша отметил про себя: «А ты у меня и сейчас молодая и красивая».
– Директор у нас был настоящий волокита, увивался за каждой женской юбкой, хотя сам был женат. Вот и решил он за мной поухаживать. Естественно я ему отказала. Не хороший он был, да и вел себя аморально, несколько попыток он еще делал, чтобы повернуть меня к себе, да тщетно. Вскоре, после моего отказа случилась у меня крупная недостача, я тогда была бессильна, что-либо сделать. Завели уголовное дело по этому факту, директор даже бровью не повел, чтобы хоть как-то помочь мне. Это уже после всего, что со мной произошло, я догадалась, что мои неприятности — это его рук дело.
         В то время закон был суров и расхитителей строго карали, вот таковой меня и посчитали. Суд назначил мне наказание пять лет. Как я тогда горевала, места себе не находила, а главное — за что? Ведь я же не совершала этого преступления. Ничего не помогло, меня отправили в тюрьму, а затем перевели в лагерь.
 В 1958 году я попала в зону. В лагере, нас заключенных было человек триста, кроме нас женщин, еще были мужчины. По распределению я попала на работу в поселковую библиотеку, так как в то время я считалась одной из образованных, среди нашего контингента. Чтобы не ходить на ночь в зону я попросила выписать мне пропуск и оставалась ночевать в библиотеке.

Заходили мужчины, как вольные, так и осужденные, под предлогом почитать книги, но я была внимательна к их «масленым» глазам и давала всем от ворот поворот. Только один мне приглянулся, Николай, он работал по столярному делу, где подпилит, где подстучит, стекла вставит, я поила его чаем и подкармливала, чем могла.
Не взирая не на что, в том числе и на тяжкие условия, в которых мы находились, мы полюбили друг друга, встречались тайно целый год.
         В тот год вышел указ об ужесточении режима содержания осужденных и нас всех, и женщин и мужчин закрыли в зоне, при этом разделили запретной полосой.
Как ты уже понял, сынок, Николай — это и был твой будущий отец.
Теперь мы встречались очень редко, иногда не виделись неделями. Но ему разрешалось заходить на нашу территорию, когда была нужда по столярному делу.
Нас заключенных — женщин переодели всех в одинаковые черные платья и ботинки, смотрелись мы неприглядно. Свободное хождение денег запретили, закрыли коммерческие столовые и магазинчики. В зоне я уже работала в прачечной.
В один прекрасный момент я почувствовала, что нахожусь в положении, я носила тебя под сердцем. Меня разлучили с любимым человеком и направили в зону, при которой находился дом малютки. Вскоре родился ты и, буквально через полгода мне посчастливилось, мое дело было направлено в суд на пересмотр и меня освободили. Я приехала в N-ск и жила у мамы Николая, затем через три года он и сам освободился. Вот такая история, сынок,– тяжело вздохнула она.
– Мам, а за что отец сидел?
– Первый раз за драку с поножовщиной, а остальные… Она махнула рукой. Саша видел, что мама не хочет об этом говорить.
– Так я к чему сынок, тебе все это рассказываю, еще тогда, в зоне, когда я работала в библиотеке, меня домогался один заключенный, нахальный был такой и очень грубый. Однажды твой отец застал его в библиотеке и потребовал, чтобы тот больше сюда не ходил, у них произошла ссора, а через несколько дней, стало известно, что одного из заключенных, увезли на больничную зону, кто — то его ночью очень сильно избил. Потом я узнала, что Николай его и отправил туда. Конечно, он резонно мне объяснил, что та сволочь все равно добился бы своего, уж такой он был вероломный.
 Были и еще случаи, когда отец избивал людей. По всякому, то в драке, а когда и сам лез на рожон.
 Сашенька, ты у меня хороший, справедливый, добрый, но вот твои успехи в кулачных боях. Катя помолчала и добавила,– извини это вероятно наследственное, отцовское.
После разговора с мамой, сын не стал иначе относиться к ней. Сашка только не понимал, как могли люди ее обмануть и не разобравшись посадить в тюрьму ни за что, выходит ее напрасно обидели.
– Мам, а где сейчас живет этот директор?
– Ой, Сашенька, далеко! Я ведь перед тем, как попасть в N-ск, жила в Томской области, с тех пор уже столько лет прошло, да и как я могу этому сволоте что-то доказать, ведь недостача — то была. Вот только кем она была устроена? Это я понимаю, что дело рук директора, а остальные так и думали, что я виновата. Спасибо тебе, мой родной, ты один у меня заступник! Я люблю тебя, сынок!
– И я люблю тебя мама! И Саша прижался к матери, понимая, что она для него бесценна.
Видел он других матерей, у своих друзей, то крики, то ругань устраивают, обзывают ребят так, что «уши в трубочку сворачиваются», а у него мама другая, не кричит, все объяснит, ни разу в жизни не подняла на него руку.
– Мам, а ты папку любишь?
– Люблю, раз каждый раз его встречаю из тюрем. Дура я, наверно сынок, сама понимаю, что жизнь проходит стороной, а все на что-то надеюсь. Думаю, вот выйдет в очередной раз, бросит пить окончательно и заживем мы с ним опять душа в душу. Знаешь, Саш, как мы любили друг друга, он для меня был все. На глаза Кати навернулись слезы.
         – Мам, а вот сейчас выйдет отец, мы ему ультиматум поставим или он бросает пить, или мы от него уйдем!
– Хорошо, сынок, мы так и поступим. И утерла слезы платочком. А глаза у нее все-таки засветились от счастья, если бы родной муж так понимал ее, как понимает сын, наверно бы она была счастлива вдвойне.
Спустя некоторое время, история с дракой закончилась для Саши положительно. Дело ограничилось всего несколькими посещениями к следователю. Хулиганов тогда судили за то, что нанесли оскорбление женщине и нарушили общественное спокойствие, отделались они условными сроками.
         Однажды, Сережка Заварзин пригласил друзей в летнее кафе и угостил за свой счет. Сашка и Валерка удивились, откуда у их друга взялась «трешка». У Саши были иногда деньги, но небольшие. У Валерки дома была заначка, где лежали скопленные деньги в сумме пяти рублей. После посещения кафе, на следующий день Валерка заглянул в свою копилку и обнаружил пропажу. Трех рублей, одной купюрой на месте не оказалось, мать не могла взять, такого отродясь в их семье не водилось. Тогда выходит друзья, Сашка или Серега, только они бывают у него в комнате. Морозов первым делом подошел к Сашке Воробьеву и рассказал ему о краже.
Потом получилось так, что они надавили на своего друга и тот признался, что взял деньги на время, а потом решил подкинуть их назад в копилку. Сашка тогда ударил Сережку по щеке ладонью, но пощечина была настолько звонкой, что мама Саши выглянула в открытое окно и окликнула ссорящихся друзей. Она вышла во двор и спросила, что у ребят случилось. Сашка открыто рассказал маме о воровстве друга. Катерина, подумав немного, пригласила всех троих в дом и начала разговор, обращаясь в основном к Сергею Заварзину:
– Сережа, ты должен понять, что совершил прямо сказать отвратительный поступок, по отношению к своему другу, я не хочу читать тебе нотаций, но кое — что объяснить должна.
Вы трое друзей, все не из состоятельных семей. Мы, ваши родители не настолько богаты, что можем позволить себе давать своим чадам приличные суммы на мелкие расходы. Дело тут в другом, вот смотри, Сергей, есть у тебя, к примеру, любимая вещь, которую тебе подарили мама с папой, а заплатили они за нее хорошие деньги. Ты сам понимаешь, каково нам живется. Постоянно приходится экономить на всем, еле сводить концы с концами, но родители любят тебя и потому пошли на такую трату. И вот, у тебя кто-то украл вещь и ты знаешь, что никто тебе больше не сделает такого подарка, ты в печали, ты в расстройстве, ты сильно переживаешь.
 Катя передохнула и дала Сергею время подумать, а потом спросила:
– Сережа, тебе тяжело бы было расстаться с подарком?
Тот кивнул головой, потупив свой взгляд.
– А теперь представь, каково на душе у Валеры, ведь он тоже скапливал эти гроши долгое время.
– Тетя Катя, я бы вернул их,– хотел оправдаться Сережа.
– А ты бы спросил, неужели лучший друг тебе бы отказал. Теперь давай посмотрим на эту историю с другой стороны, если бы ты занял у него деньги и повел друзей в кафе, а на вопрос: «На какие деньги»? Я думаю, что ребята бы догадались.
На самом деле, тебе просто захотелось сделать им приятно, ведь так, Сергей? – она намеренно обратилась к нему, как взрослому,– я понимаю, ты хотел сделать им что-то приятное, пригласив в кафе, но получилось у тебя не совсем удачно.
Поймите, ребята,– обратилась она уже ко всем,– не все в жизни меряется деньгами, к примеру, дружбу на них не купишь, а в конкретном случае тяга к легкому обогащению взяла верх над благородством. Я не думаю, что Сережа сделал это ради наживы, он просто хотел вам действительно сделать приятное. Не судите его слишком сурово, давая ему жесткую пощечину, он это осознал.
Сережа сидел, опустив голову, на пол капали слезы.
Катя подошла к комоду и, подняв скатерку, вытащила три рубля, она протянула деньги Сергею:
– Сережа, возьми и верни другу,– на что тот категорически замахал руками.
– Бери, бери, а когда у тебя будут свои деньги, ты мне вернешь их. Хорошо!
Заварзин понимающе кивнул и, взяв деньги из рук Катерины, протянул их Валерику и сказал:
– Валер, прости.
– Да ладно, Серега, я не обижаюсь, все нормально, забудь.
         Каждый их ребят сделал для себя выводы из этого урока. Заварзин больше никогда не делал ничего подобного, а Сашке стало неудобно за то, что ударил друга, не разобравшись в ситуации до конца.

 
 
 
Глава 24
 
ВСТРЕЧА ДВУХ КОМПАНЬОНОВ
 
 Сашку отвлек от мыслей, грохот открываемой кормушки. Голос контролера окончательно привел его в себя:
– Воробьев, получи корреспонденцию. В камеру влетело письмо и упало на пол. «От мамы!»,– екнуло радостно в сердце. Да, письмо было от матери. Он сел на нары и стал внимательно читать.
– От заочницы! А Воробей?– спросил Ворон.
– От матери!
– А — а! Это не интересно, вот бы с какой-нибудь шмарой попереписываться, было б ништяк.
– А тебя что из приюта сюда привезли?– сострил Воробей.
– Да нет, просто мы с матерью постоянно воевали друг с другом, она мне не пишет, мне сеструха посылки шлет, да иногда пару строчек черканет.
– Слушай, Ворон, не обиду тебе будет сказано, любить — то тебя не за что.
– А чё ты за матуху впрягаешься, она знаешь, какая лярва была.
– Ты урод, заткни рот свой поганый,– не выдержав, сорвался Воробей,– ты что, не уяснил себе, что в зоне, слово МАТЬ- это святое. Ворон опешил от такого всплеска ярости, со стороны Воробьева.
– Сань, да ты не знаешь,– опять пытался оправдываться Ворон.
– Чего я не знаю, то, что ты сам ее унизил, назвав «лярвой», все, не хочу тебя больше слушать, заткни лучше свой рот.
 Молодой паренек, Сергей настороженно наблюдал за этой сценой, он не мог понять, почему в одночасье Ворон стал спускать Воробью кое-какие вещи. Ведь еще днем тот «гарцевал» по камере и ходил «гоголем».
Понимал Воробей, что сам рисковал своей репутацией, прикрывая темную информацию о Пархатом. Он пытался держать его в узде, до поры до времени.
То, что Дрон на сходке, дал отступного в отношении Пархатого и Ворона, Сашка понимал мудрый ход вора. Если тот опустил бы их за беспредел, то нужно было половину зоны «загонять в запретку», а кто будет наводить порядок.
С Пархатым теперь было все кончено, притих в углу своих нар и Ворон.
Конечно, на примере этих горе — блатных, вор сыграл в благородство, зайдя в эту «полукрасную» зону, решил сначала вывернуть наизнанку всех блатных, отсортировать, так сказать настоящих пацанов, от пресмыкающихся. Но мало! Ничтожно мало, у Дрона хороших пацанов, это его счастье, что он может оказывать влияние на главного режимника зоны.
Да будь сейчас в зоне Ефремов, все полетело бы в «Тартарары». Все авторитетные осужденные это прекрасно понимали, что нужно торопиться, а Дрону тем более. Вернется опер с командировки, начнутся репрессии, он будет рыть зону вдоль и поперек, чтобы найти убийц Равелинского.
         Потому Дронов рвался на выездной объект, там были надежные связи и устойчивые рычаги для дальнейшего правления зоной. Он должен встретиться с вольной братвой и передать, кое какую информацию для вора в законе Аркана, который потихоньку насаждает своими людьми и делами город N-ск.
Дрон, явственно представлял себе картину, как настоящего, так и будущего воровского мира: «На воле, существующие "малины", под присмотром своих паханов, не успевают за течением времени и не пытаются пересмотреть свои взгляды на завтрашнее воровское "житие". Доходы в воровской общак, не уступают сегодняшним требованиям.
Зоны греются скудно, до тюрем порой не достучишься. Плохо отлажены пути — дорожки по всем направлениям.
Не зря потянулись с запада и с востока, правильные люди. С «Краслаговских» лагерей, где еще оставались островки, не тронутые ментовской беспредельной рукой. Из — за Урала, настоящие, стойкие, идейные авторитеты отписывают малявы во все «черные» зоны, чтобы поднимался воровской авторитет. Самые умные и надежные, заходят в «полуссученные» зоны, чтобы своими делами и убеждениями поднять дух зоновского братства. Не многим удаются такие командировки. Бывали случаи, когда кумовья через информаторов обкладывали воров и применяли самые ухищренные методы ломки таковых.
Положение вора в таких зонах предопределено, его просто начинают ломать, пытаются заставить работать, направляют на «стремные» работы, типа копаний и боронения запретной полосы, заставляют отказаться от воровских идей, сажают в изолятор и в конечном результате не дают выйти в зону. Судят и отправляют на тюремный режим. Хорошо, если вор попадет в правильную крытку, где авторитет воров находится на высоком уровне, а если по указанию высших чинов МВД УИТУ и КГБ его направляют в крытую тюрьму, где администрация этого учреждения подбирает осужденных, которые собраны в одной камере. Это — прессхаты. Такой крытой тюрьмой была «Елецкий централ», общего режима содержания.
Понятное дело, шансов, остаться чистым отрицалой — нет. Потому приходится авторитетам делать себе серьезные мастырки[169], чтобы уйти на больничку, или давать высоким чинам откупного, но это в редких случаях и только там, где еще можно купить ментовского чиновника. На крайний случай, не доходя до карающей крытки, совершить преступление и ждать по новой суда.
 Да, не передай Колдун все досье на Кузнецова, не выйти мне в зону и — то я числюсь за управлением, когда со дня на день могут отправить в неизвестном направлении. И как я вообще «прошмыгнул» в эту «полуссученную» зону, для многих заключенных и даже для высокого начальства было не понятно. Да очень просто, во все времена имелись свои «лохматые руки» в Управлении, воры в законе, с их помощью могли направить осужденного, хоть к «черту на рога». Я шел в эту зону по воровской путевке, несмотря на то, что она была зоной — общего режима».
Начальник РиОР рисковал собственным положением, а вдруг Дронов уйдет в побег, или замутит воду в зоне и подобьет осужденных на бунт. С него первого снимут стружку, а то и погоны.
Но в другом случае, если Дронов не обеспечит его надежную защиту, то с майора снимут не только погоны, но и отправят в ту же систему, которой он сейчас служит.
События принимали угрожающий характер, машина была запущена, и остановить движение ее, означало серьезное наказание для одного, а для другого, пожалуй — смерть.
Дрон решил идти до конца: «Посмотрим, кто кого». Он знал, на что шел, принимая путевку именно в эту зону.
 
***
Кузнецов стоял на остановке транспорта и ждал своего знакомого Говорова. Через минут пять, как условились в назначенное время, остановилась новенькая с виду «Жигули» третьей модели. Легковушка была красного цвета, заметная на дороге.
«Не бедно, однако живет Семеныч»,– подумал Кузнецов о своем партнере.
– Садись, поедем, прокатимся, заодно и поговорим,– открыв дверь машины,– предложил Говоров.
Они поздоровались.
– Ну, Федорыч, рассказывай, что у тебя там стряслось,– обратился Говоров к знакомому по отчеству. С самого начала их дружбы они решили, что между собой, такое обращение, будет удобным.
– ЧП у меня в колонии, один осужденный отдал Богу душу, так бы все нечего, да есть загвоздка, и касается она нашего дела. Говоров удивленно поднял брови.
– Помнишь, я тебе высказывал свои подозрения по поводу моего подчиненного Ефремова.
– Конечно, помню, ты вроде за собой слежку учуял.
– Ну, так вот, отправил я его в командировку в Кемеровскую область, и пока он там находился, я выпустил Дронова из ШИЗО.
– Дронова! Это тот, что вместо Колдуна? Так он действительно вор в законе?
– Совершенно верно. И что ты думаешь, Дронов вычислил сексота Ефремовского и, похоже, это его рук дело.
– Подожди, так ты думаешь, что это сделал Дронов?
– Не он именно, но с его подачи. Самое главное, Ефремов со своей агентурой вплотную подкрался ко мне. Я тебе помнится, говорил, что старый его агент насобирал информации о том, что у меня в Управлении есть свой человек.
– Ну — ну, помню, но ведь после смерти этого агента все успокоилось.
– Я тоже так думал, но Дронов мне доказательства добыл, что Ефремов пытается за мной следить.
– Вот это уже худо,– с тревогой произнес Говоров.
– Дронов говорит, что у Ефремова на меня компромат имеется.
– А ему, откуда известно?
– Если бы не наше с тобой дело, я бы давно его отправил на "крытую", пусть там свое ворье обучает. Все он знает, у него все досье на меня. Попал я с этими блатными, да ворами,– закручинился майор.
– Да, не было печали, да купила бабка порося,– произнес задумчиво Говоров,– Дронов тебя чем-то волнует?
– Он на выездной объект рвется, ему встреча необходима со своими дружками по воле.
– Все так серьезно?
– Это еще не все. Он хочет нам с тобой предложить защиту, нас будут оберегать и по мере сил ограждать от неприятностей.
– Это как понимать? Служба безопасности что ли?
– Да, что — то вроде этого.
– От ОБХСС нас все равно не защитят, а вдруг они своими действами только усугубят положение?
– Семеныч, ты слышал, что-нибудь о банде, которая грабит цеховиков?
– Нет, ничего не слышал, а что за банда?
– Это хорошо организованная группа уголовников, которые ищут подпольных производителей каких либо товаров, одним словом «цеховиков». Они их просто грабят, а те в свою очередь не могут даже заявить об этом, так как сами занимаются незаконными делами. А Дронов предлагает нам защиту от таких грабителей.
– Ну, слушай, это прямо детектив какой-то, неужели все так серьезно?
– Семеныч, ты у себя в Управлении заведуешь строительством и давно уже уголовной средой не занимаешься, у меня опыт еще с каких времен, – и Кузнецов стал горячо убеждать своего компаньона.
– Наше дело развивается и в ближайшее время нам может быть придется отказаться от моих «подопечных», не век же зэков на объекты гонять, да и небезопасно это.
– Ты хочешь сказать, произвести замену «рабсилы».
– Конечно, наберем другие бригады, можно из числа бичей[170]. Но за ними нужен глаз, да глаз и чтобы языки держали за зубами. Нам и нужны такие люди, чтобы охраняли наши бригады и не давали никому извне посягнуть на наше детище.
– Я тоже об этом думал, пора твоих зэков менять на другой контингент. Дельную мысль ты подбросил, надо проработать это предложение, как следует.
– У нас уже четверо дежурят, двое на объекте, следят за стройкой и за зэками. Мой прапорщик за всем не уследит, а Дроновские обеспечивают спокойную атмосферу вокруг стройки.
– А где еще двое?– спросил Говоров.
– Они уже за нами следят. Семеныч машинально взглянул в зеркало заднего вида.
– Да я не в прямом смысле,– засмеялся Кузнецов,– Дронов направил их следить, чтобы не было «хвоста» со стороны Ефремова. Придется нам с тобой Семеныч раскошеливаться и на этих двоих.
– Да, согласен, придется и их в бюджет вводить, сам то, как думаешь? Надежно все это, или стоит отказаться.
– Если смотреть в завтрашний день, то овчинка стоит выделки, сами мы не сможем держать в узде рабочих и еще прикрывать все дело, в общем, сам понимаешь, с государством шутки плохи, мы — то может и сорвемся с крючка ОБХСС, а вот дело потом не поднимешь.
– За то попали на крючок ворам в законе, нам еще могут пришить и связь с ними.
– Эх, Семеныч кузнечиков бояться — хлеб не сеять. Защита нам все равно нужна, а эти воры, они люди надежные, у них свои шкурные интересы, сдавать они нас не станут. Это не старые времена, что ворам «впадлу» было общаться с ментами, сейчас они умнее стали, сами ищут, каким способом пополнять свои общаки деньгами.
– Я вижу, ты в этом деле хорошо разбираешься.
– Это моя работа, вникать, разделять и властвовать среди этого контингента. Мы же с тобой как-то нашли друг друга, общие дела, интересы, так что, ты у нас по хозчасти, по материалам, доставкам, а я по набору рабсилы и охране нашего предприятия.
– И всеже, Федорыч, будь с Дроновым осторожен, как бы не влип ты в неприятную историю. Может его того,– и Говоров хитро сощурил глаза,– я имею в виду, посодействовать быстрейшей отправки на другую зону.
– Ты представляешь себе, придет третий, такой же Дрон. Да я чокнусь тогда с этими ворами. Мне и двоих хватило по горло,– и Кузнецов ребром своей ладони, провел себе по горлу,– пусть с нашей защитой решит и от Ефремова обезопасит, а там видно будет. Завтра же дам ему добро, пусть на объекте осмотрится и со своими урками посоветуется. Ладно, Семеныч, о дальнейших новостях буду тебя информировать, по телефону не нужно о делах.
– Ну, будь, здоров, если что, звони прямо ко мне на работу,– сказал Говоров, остановив машину.

 
 
Глава 25
 
АВТОРИТЕТЫ ДЕЙСТВУЮТ
 
Время пребывания Воробья в ШИЗО, заканчивалось. После того, как Пархатый был вынужден покинуть камеру, к ним подселили еще одного заключенного.
Сашке приходилось много думать, над тем, как дальше вести дела. Принимая на себя такую ношу, как возглавление блатных семей в отряде, ему просто необходимо набросать в уме план последующих своих шагов. Первые наметки были таковы: собрать всю братву отряда и выбрать пару надежных человек, которые могли бы возглавить семьи, недавно опустевшие от главарей — Пархатого и покойного Равиля. В срочном порядке поставить своих бригадиров, а не тех, кто работает на администрацию, чтобы мужики видели чистоту своей работы, при составлении нарядов. Установить жесткий контроль над общаком отряда. Дрон пока ему до конца не доверяет, так что снимать кассу будут приходящие шнифтари[171] из зоны.
Далее, прекратить насильственное взимание продуктов и предметов у мужиков. Подыскать и поставить на место отрядного шнифтаря — кассира, путевого пацана и надежно законспирировать общак. Наводить мосты с братвой зоны и открывать новые пути и каналы поступления в зону грева. И это был далеко не полный список дел, которые предстояло решить Воробью.
Он передал еще одну записку Дрону, в которой указал человека, имевшего информацию по поводу Пархатого и его связи с опущенным земляком. Сашка сделал это для того, чтобы, решая вопрос, братва не сочла его, как за утаившего им, правду о Рыжкове.
Конечно же, первым делом, когда выйдет с изолятора, он напишет письмо маме.
Сашке было невдомек, каким же образом можно исправить человека, если постоянно действовали карающие методы воспитания. Разве не понятно, что зло — порождает зло, насилие — загоняет слабого человека в рабство, а сильного заставляет сопротивляться.
Почему мать учила его всегда договариваться, а не применять последний аргумент — кулак.
Встречать Сашку Воробья, после отбытия пяти суток наказания, пришли его близкие кореша, Зеля, Глазун, Пельмень. Пришел и Симута с Лехой Сибирским. По традиции, освобожденного в первую очередь ждала баня.
Дрон на словах передал, что придет позже, вечером.
Друзья, приятели организовали стол.
Сашка обратил внимание, что многие мужики в отряде с ним учтиво поздоровались, он также отвечал им с улыбкой, даже те, с которыми он не был знаком, приветствовали его. Матвей расцвел от радости, неподдельно пожав двумя руками Сашкину руку, это рукопожатие означало, уважение к данному человеку. Несмотря, на недавние распри, подошли и кое- кто из семей Пархатого и покойного Равиля.
Горелый, в какой — то момент подумал, что Сашка может возгордиться своим нынешним статусом, но понял, что ошибся. Тот вполне миролюбиво поздоровался и даже пригласил всех на чай. Воробей чувствовал себя в гуще событий, ему было приятно, что он всеже кому — то полезен и готов был сделать для этих людей, что- то хорошее.
         Немного погодя, в отряд пришли Дрон и Макар. Крепко пожав друг другу руки они, какое — то время сидели, разговаривали и пили чай. Но пришло время уединенных разговоров и Дрон с Сашкой прошли в комнату отдыха.
– Что сразу не ломонул Пархатого, решил мне отписать, совета попросить. Ладно Воробей, учись принимать решения с ходу,– улыбнулся Дрон, – ну, как, сладка эта штука — месть? Ты ведь с ним был одно время на ножах.
– А ты знаешь, Леха, мне даже было его жаль, он ведь даже в этой ситуации остался Пархатым, его натуру не изменить.
 Леха, меня иногда занимает один вопрос, кому из людей прошлых лет, пришла в голову такая форма наказания зэков, косвенно «запомоить», зашкварить.
– Интересные мысли тебе приходят в голову. Дрон сделался серьезным и сосредоточенным.
– Санек, зона — это институт, в котором ты проходишь все жизненные уроки от «А»до «Я». Никто тебе не виноват, что ты окажешься неспособным учеником.
Запомни этот поучительный стих:
 
Тюрьма, для сильных — институт,
Для слабых — дом разврата.
В тюрьме науки все растут
От теории до мата!
Горда тюрьма ученьем мук,
Тюрьма — учитель всех наук!
 
Раньше тюрьма и жила тем, как быстро и по шустряку можно было узнать об арестанте всю его поднаготню,– продолжал вор,– выломили петуха из камеры, он должен сам прийти в другую хату и известить всех о своем статусе. А эта гнида — Грек, решил прокатить за чистого пацана.
Потому и вина лежит на всех нас, более взрослых поколениях. Упущено не только время и кое у кого зарыты напрочь понятия о чести и долге. Еще сравнительно недавно, определение «петух» лежало клеймом только на «педиков» по согласию, активный или пассивный.
 Воровские сходки принимая решение, гасить кого из провинившихся, выносили приговор, который исполнялся незамедлительно, либо удавку на горло, либо на ножи. А система мусорская выбрала себе излюбленное оружие против ломки авторитетов и воров. Пусть, мол убивают кого ни попадя из авторитетов, а еще лучше пусть опускают друг друга. Нынешние методы наказания дошли до полного абсурда и беспредела. Поздоровался ты по незнанию с петухом, все запомоился! Так на малолетках и кое- где на зонах с общим режимом дело доходило до того, что зашкваренных ставили в уровень петухов и также опускали их.
– Я все это понимаю, Леха, но мой вопрос в другом, мы ведь рождаемся и естественно выходим из утробы матери, выходит все люди «запомоены», изначально.
Дрон подхватил дискуссию:
– Нам не остановить и не изменить правил и этикета зоновских привычек, потому понятия и живут с нами. Не имея своих уставных, писанных законов, мы привыкли жить и общаться по своим, признанным понятиям, так, как нам диктует тюремный закон, а выше, воровской закон. Сейчас потихоньку все возрождается, было, время, когда власти собирались показать последнего вора. Был такой кремлевский деятель Хрущев. И показал бы, ведь действительно, воров осталось в Союзе всего — то ничего, всех загнали туда, «Где Макар телят не пас».
– Сложно все это,– сказал Сашка,– не зная тюремных законов, можно таких косяков напороть.
– А ты не бойся, ведь жил до этого и смотри, уже и в блатные определился. Ты спрашивай почаще, если есть темы, вопросы, где сам умом дойдешь, а где и братва подскажет.
– Леха, еще один вопрос можно?
– Давай.
– Лично ты, как относишься к людям, которые не возвращают долг?
– Это ты фуфлыжников называешь людьми! Я тебе по этому вопросу скажу так: Еще в Русской армии для офицера слова долг и честь были основным показателем его чистоты совести. Проигравший или занявший в долг обязан и должен вернуть деньги, для этого обговаривалось время уплаты. По этому поводу люди стрелялись. В нашей среде с фуфлыжников спрашивают жестко. Не имеешь денег — не садись играть, либо в противном случае ты играешь на свое «очко»[172]. Фуфлыжник-это без пяти минут петух. Так какое мое отношение может быть к человеку, проигравшему свою честь или пообещавшему и не выполнившему своих обещаний? «Обещанка» –это еще слабо сказано, вот он и есть «фуфло».
Ну ладно, мы с тобой еще о многом поговорим, дай время. А пока есть одно дело.
Завтра отдохни, приведи боле менее дела в порядок, а послезавтра выезжаем с тобой на объектовую зону. Пойдем на развод и съем с работы под чужими фамилиями. Менты и бугры заряжены[173]. Веди себя спокойно, все будет ништяк.
Пацаны тебе расскажут о новостях в зоне, а мне пора, есть еще дела. Попрощавшись с Воробьем Дрон ушел.
В комнату зашли Сашкины кореша.
– Ну, пацаны, давайте, выкладывайте, что у вас тут нового.
Зеля с огоньком в глазах начал рассказывать:
– Короче, Санек тут два дня назад мужики с третьего отряда пошли на обед и подняли такую бузу. Сначала досталось шнырям столовским, били их и обливали помоями, какими нас кормят. Потом пошли к поварам, только один успел на вахту ломонуться, остальных накормили досыта, одели им на головы сороковки [174] и всех козлов, что там были, отаварили[175] по человечески. Потом менты прилетели, давай разборки учинять, ну, тут со всех отрядов потихоньку братва с мужиками подтянулась.
 Зелю перебил Глазун и также захватывающе продолжил:
– Ментам выдвинули требования, если этих гадов — поварешек не уберут, разнесем всю столовую, и завтра зона на работу не выйдет. Режимники поначалу не хотели, и слушать, давай из толпы крайних выдергивать. Тут мы и закипишевали, отбили своих и чуть было хлебальники ментам не расквасили. Пришел ДПНК с кумом и стали нас выслушивать. Говорим, кормят, как скотов, что положено по норме никогда не видим этих продуктов, а кум- зараза в ответ:
«Поменьше сами растаскивайте по блатным продукты, больше в котле оставаться будет».
Ну, тут один мужик и выложил куму:
– Да вы сами, твари растаскиваете, мясо килограммами, консервы, все подряд тащите домой. Кум услышав такое, взбеленился:
– Это кто такой грамотный, ну-ка выходи. Сейчас пойдем на вахту и, объяснительную будешь писать.
– За что?– заревела толпа.
– За необоснованный наговор и оскорбление.
– И тут началось такое,– продолжил Зеля,– мужики поперли на ментов, лаяли их «на чем свет стоит».
«Вызывай хозяина, козья рожа или мы тебя сейчас кесарить будем, продукты свои доставать из твоей требухи поганой». Короче, менты струхнули, народу то зоновского собралось до фига.
– А я то, думаю, что нас так вчера по царски накормили,– сказал Воробей,– первое, такое жирное, второе с подливкой, я уж думал в ШИЗО диету всем назначили,– засмеялся он.
– Ага, жди от них, это хорошо мужики не разошлись по отрядам и мы их поддержали, ну то есть — пацаны. Сказав, Глазун почему — то слегка зарделся.
Наверно это звучало гордо в тот момент, как говорится: «наша сила — в единстве».
– Потом пришли хозяин и главный кум зоны Кузнецов, они нас выслушали и сказали, что разберутся и примут меры. Через несколько часов приготовили новый обед и всю зону накормили до отвала, – радостно произнес Зеля, – а смену поваров выкинули со столовой, набрали другую.
– Да, дела здесь творятся,– удивился Санька,– пять суток не было меня, а уже чуть ли не бунт подняли, сдается мне пацаны, что все-таки Дрон свое слово твердо держит.
Теперь я так думаю, от нас многое зависит, завтра пойдем на рабочку, я соберу путевых мужиков, Матвея и мы будем решать вопрос с бригадиром. Эту мразь надо поганой метлой гнать из бригады, Сергеича оставим, он вроде ничего.
 А вы — то про мою новость слышали?– обратился Сашка к пацанам.
– Ты про Пархатого?
– Ну, да про него.
– Расскажи Санек, а то мы не в курсе о подробностях.
И Сашка рассказал все, как было, про сходняк, про то, как всех через хозяина определили на сутки в ШИЗО, и про Пархатого, как его пришлось выломить с хаты.
– Ну, Воробей! Ну, молоток! Классно ты его. Наконец, этому борзому подыскали место,– сказал Зеля, а его Толян, опущенный, валить собрался, говорит, все равно козла порешу, даже после БУРа выйдет, замочу гада.
Сашка вздохнул и сказал:
– Я Толяна понимаю, эта сволочь Пархатый, человеку всю жизнь сломал, как ему теперь жить. Ну, окажем мы ему небольшую поддержку, но к мужикам за один стол он не сядет.
А кстати, все, кто несправедливо опущен, будут иметь свой стол в столовой, отдельно от петухов, за этим столом будут есть все — опущенные по беспределу мужики в зоне. Чай в мужицких проходах им теперь разрешено пить, но только со своих кружек.
– Сань, а нам потом братва не предъявит за эту самодеятельность?– спросил Глазун.
– Это решено на сходке и утверждено Дроном, с опущенных мужиков должны снять «духоту» во всех отрядах. Они же не гребни[176] в самом деле, а пострадали от гадов — беспредельщиков. Дрон, говорил, что таковых в те времена, самих на шишку сажали, за беспредел.
– Ну ладно, пацаны пойдем на боковую, завтра делов полно.
 Все вышли из комнаты отдыха и разбрелись по своим спальным местам.

 
 
 
Глава 26
 
КТО ТАКОЙ ДРОН?
 
На следующий день, как и предполагалось, бригада, в которой числился Воробей, вышла на производство, он вполне доходчиво объяснил Матвею и мужикам, что хочет сменить с их помощью бугра. Дрон в свое время его предупреждал, что бригадира ставили менты и так просто он своего поста не оставит, в этом случае необходимо подключать всю бригаду.
Вот и окажется Матвей полезным, после того, как Сашка помог ему и мужикам, но сам он оставаться в стороне, не намерен. Зная наглый характер бригадира и его нынешний статус, можно было справедливо судить, что будет небольшая война, возможно с подключением нач.отряда и оперов.
Видно провидению было угодно, убрать бригадира с дороги и оно послало Воробью случай, который помог решить исход дела в лучшую сторону.
Матвей, посоветовавшись со своими бригадниками, предложил Сашке такой вариант:
– Его нужно подставить, а сделать подлянку для такого упыря — святое дело. Мы тут посоветовались с мужиками, часть денег, которые мы получили можно ему в кабинку для переодевания, подсунуть, ну, а там ты помозгуй, как лучше ментам найти эти деньги. Саш, уговорами его не снять с бугров, он просто нас  всех, сдаст мусорам, и мы ничего не добьемся, как только того, что нас упрячут в трюм, а так у ментов будет улика, да и мы с мужиками поднимем бузу. Ведь не секрет, куда бригадные деньги уходят, это Пархатый с Равилем, с бугром были в хороших отношениях, а мы постоянно были в промоте. Нормы растут, заработков нет, пашем, как волы, на карточку денег мало падает.
Сашке понравилась такая мысль, все вместе выбрали грамотного заключенного, который на имя начальника колонии написал коллективное заявление о том, что бригадир Пьянков, пользуясь своим положением, проделывает махинации с нарядами, будучи в сговоре с неопределенными лицами он же прокручивает дела так, что бригада недополучает каждый месяц крупные суммы.
Далее, свои подписи поставили все бригадники.
В обед, Сашка вышел в жилую зону и направился к Дрону, тот выслушал внимательно его и сказал:
– Хорошо, козла спихнуть — дело верное, но вы одно забыли, кем он поставлен, ведь неучтенные бабки ментам в карман падают, они вам его на съедение не отдадут. Правильно сделал, что ко мне пришел, давай заявление, я через своих лиц попробую решить ваш вопрос. Дрон еще что- то подумал и добавил:
– Санек, в борьбе с продажными козлами и ментами, все средства хороши, а там где не помогает такой аргумент, как «договориться» и существует — подстава. Так что ты не мучай свою совесть оправданиями, здесь не поле боя, где можно сразиться честно, и открыто, здесь хитрость нужна.
Сашка вернулся после обеда назад в рабочую зону и ближе к вечеру, в цехе разыгралось целое представление.
         Откуда ни возьмись, появился наряд контролеров, во главе с прапорщиком Кузей, они вытеснили всех из каптерки и стали производить обыск. В процессе шмона, в кабинке заключенного Пьянкова была обнаружена сумма денег, которые и были изъяты. Бригадира увели на вахту.
После съема с работы, когда зона поужинала, осужденных шестнадцатого отряда стали вызывать на вахту, для дачи показаний по поводу коллективного заявления.
Как не пытались оперативники повернуть дело вспять, чтобы в какой-то степени оправдать действия бригадира, но указание начальника колонии они были обязаны выполнить.
Дело в том, что с самого начала коллективное заявление тайно попало на стол майору Кузнецову. Внимательно изучив его, он не нашел компрометирующих фактов и что его личные интересы не пресекаются с данным осужденным, направился с заявлением к начальнику колонии. После всего, направился с данным заявлением к начальнику колонии. Обрисовав создавшуюся обстановку, Кузнецов подчеркнул, что бригадир создает нетерпимую атмосферу в бригаде и осужденные вынуждены будут пойти на крайние меры, если администрация не поможет им в их прошении. Факт на лицо, изъяты деньги, опрошены десятки свидетелей, необходимо назначить служебное расследование, так как, в ходе первичного дознания, осужденный Пьянков сознался, что проводил денежные махинации, но непрозрачно намекнул, что за ним стоят кое- кто из администрации колонии.
Сереброву, конечно, стало неудобно перед своим заместителем, и он был вынужден дать указание оперативникам закончить расследование, поместить заключенного Пьянкова в ШИЗО, за незаконное хранение денежных средств и снять его с бригадиров.
Таким образом, закончилась еще одна удачная операция по устранению ненужных людей, которые в какой-то мере тянули данную зону в «красную пучину беспредела». Тем более был учтен всеобщий интерес как заключенных, работающих на производстве, так и блатных зоны, которым были неугодны ставленники администрации колонии.
План Дрона был в действии и набирал обороты. Единственное, о чем Дрон мысленно молил Бога, чтобы опер Ефремов не вернулся раньше времени из командировки. На следующий день у вора состоится важная встреча на объектовой зоне, только там была возможность встретиться с представителем воровского сообщества, которым руководил вор в законе Аркан. Много вопросов нужно было порешать, получить энную сумму денег в зоновский общак и другие предметы первой необходимости.
Завтра дежурит смена прапорщика Крокодила, который прикроет эту встречу. Объект охраняется солдатами внутренних войск, они принимают заключенных по карточкам и вечером, в той же последовательности отправляют рабочих назад, в жилую зону.
 Перевозят зэков в автозаках, чем-то напоминающих собой фургоны для перевозки скота, везущего на убой. Летом, невыносимая жара, выскакивают зэки из железной фуры по приезду на место, словно побывавшие в прожарке[177].
 Зимой наоборот, холодно, хорошо телогрейки, да валенки спасают от обморожения. Стенки фургона обшиты железом со всех сторон. Загоняют энное количество заключенных, которые рассаживаются по лавкам, закрывается дверь и в небольшом тамбуре, расположенном позади вагона, занимают пост два охранника с автоматами наизготовку.
Дрон знал, что завтра его ждет приятный сюрприз. Ночью, на объект будет доставлена девица и в укромном месте проведет весь день.
 Так, как объект снимается с охраны и с наступлением ночи, там дежурит до утра только сторож, которого естественно снабдят и деньгами и спиртным. Вечером, девушка и посыльный Аркана, так же как и прибыли, покинут объект.
Ничего здесь странного и нового нет, все хотят жить, и менты, кормящиеся с этих объектов и сами заключенные, давно уже соскучившиеся по женским ласкам. Следует заметить, что такие встречи бывают, организованы только для лиц, являющихся зоновской элитой, или для тех, кто может позволить себе такие встречи в финансовом отношении. Все это хорошо конспирируется и не предается огласке, такая дорога, налаженная зоновским и вольными братствами, называлась «золотой дорогой» и в отношении денег, которые выделяются на это и в сфере секретности.
Дрон держал в запасе один дерзкий замысел, который он постарается осуществить с помощью вольной братвы, это на тот случай, если ему будет грозить смертельная опасность со стороны ментов, а она давала о себе знать и неумолимо наступала на пятки.
По своей природе, Дронов котировался во всех кругах и считался умным, расчетливым и дальновидным. Он грамотно просчитал ситуацию, в которой он мог оказаться крайним, как, к примеру, поступили с Колдуном.
Дрон не стал говорить на сходке, что менты в Елецком централе, по приходу Колдуна в крытую тюрьму, создали ему такую духоту, после которой он не может больше заниматься общаковыми делами. Они обманом посадили Колдуна в прессхату и в течение месяца, постоянно измываясь над ним, аборигены камеры, являющиеся ментовскими прихвостнями, постепенно ломали его волю.
Его превратили в серую, незаметную мышку, он не первый такой в этом централе, на это и была поставлена ставка внутренней системы, чтобы сломить дух непокорных. По нынешней жизни, выжить в такой тюрьме и остаться истинным пацаном, у Колдунова просто не было шансов, если только — смерть, давала право называть себя отрицалой.
Дрон не желал себе такой участи, он прекрасно понимал методы чекистов и управленческих оперов, N-ской области, которые готовят ему «зеленую дорогу» в одну из таких тюрем.
 Пробыв некоторое время в этой колонии, он разобрался в ситуации и пришел к выводу, что с таким контингентом в нынешних условиях, как говорится, будет трудно «сварить кашу». Были, конечно, хорошие пацаны, которые подхватят упавший флаг и пойдут на «баррикады»
ополчившись против ментовского и активистского беспредела.
Каким — то внутренним чутьем он выявил из общей массы заключенных, этого крепкого и смышленого парнишку — Воробья, с каждым разом убеждаясь, в его твердости духа и справедливом подходе ко всем делам.
Он вспомнил, что когда-то, таким же молодым подростком начал свою бурную жизнь.
Детство Дронова прошло в назиданиях матери, которая работала в партийном аппарате и постоянно склоняла ребенка к всеобщему послушанию. Отец, работал инженером на заводе и часто во время разговоров с сыном упоминал своих предков, которые были расстреляны во времена репрессий. Говорил он это втайне от матери, для которой оппозиционные взгляды были в семье «табу».
Вскоре случилось несчастье, отца забрали и посадили по хулиганской статье, но как позже выяснилось — за свободолюбивые взгляды, а так как в Советском союзе по утверждению властей не было политических заключенных, отца и определили по «хулиганке».
Мать сразу же развелась с ним и прекратила всяческие общения, но через несколько лет, когда Леша Дронов повзрослел, он узнал тайну, что это мать «спровадила» отца в колонию, это и послужило уходом из семьи гордого и свободолюбивого Алексея.
Вскоре Леша и сам оказался за решеткой в колонии для малолетних преступников.
 На протяжении всего срока, мать ни разу не приехала к нему на свидание, а только посылала в тайне посылки.
Однажды, перед отправкой в колонию он «пересекся» в тюрьме, в общем боксе с ворами в законе, идущими в крытую тюрьму, взгляды которых и предопределили его дальнейшую судьбу.
Из колонии Дронов вышел вполне осознавая, что теперь его путь будет лежать в сообщество, организованное уголовными авторитетами.
Отца он больше так и не видел, говорили, что он после освобождения «тронулся умом» и его поместили в психлечебницу. Мать, узнав, что ее сын примкнул к воровскому сообществу, отказалась от сына. Единственное, что он в полной мере перенял от нее, так это — идейность. Только у него были воровские идейные соображения, а у матери совершенно противоположные.
Дрон, как он считал, попал к правильным людям, которые помогли ему разобраться в выборе жизненных приоритетов. Чем больше он вникал в воровские дела, тем яснее ему становились его позиции. Старшим ворам пришелся по нраву этот рассудительный, смелый и перспективный малый.
Менялись люди, одни уходили в зоны, другие возвращались, жизнь крутила Дрона в лихих водоворотах. Он с честью выходил с разного рода передряг, ему стали доверять серьезные разборки между молодыми пацанами.
Чувствуя его внутреннюю силу, за ним потянулась братва и с каждым разом, набирая ход, он крепчал в своих убеждениях.
Участвуя в разного рода мероприятиях, Дрон завоевал себе авторитет среди воровского братства и, безусловно, претендовал на роль лидера. Сколько раз ему приходилось, в самый последний момент, перед тем, как пойти на дело, разворачивать «оглобли». Досконально просчитывая ситуации и учитывая обстоятельства, он не раз оберегал братву от неверных шагов, тем самым спасая их от тюрьмы. Его воровские убеждения и волчья хватка, выдвигали его вперед сверстников и даже старше намного людей, его возраста. Естественно, были и проверки, были и недоброжелатели.
         Как не старался Дрон лавировать между неприятностями, но пришел час, когда ему пришлось в очередной раз распрощаться со свободой.
Объездив несколько тюрем и лагерей, он подтвердил свой авторитет среди уголовного мира, его имя произносилось с уважением, к нему шли за советом. Он был справедлив, полон сил и энергии.
Менты долго не держали этого, отрицательно, настроенного элемента и при удобном случае, «гасили» его в трюм, но и от туда он правил общаковыми делами и продолжал досаждать ментам.
И вот находясь в одной из пересыльных тюрем, он был коронован и объявлен вором в законе.
Еще на свободе, три года назад за него поручились воры, хорошо знающие молодого и перспективного авторитета. Дрона поддержали многие авторитетные по тем временам воры, представляющие элиту воровского мира, Иркутский вор в законе Паша Гром, Сибирский вор — Аркан, Грузинский вор — Мераб Згуриди и Джамал, из Средней Азии.
         Некоторые знаменитые уголовники скептически относились к его коронованию, мало, мол, у человека отсиженных сроков, да и режим у него первый — общий, но в конечном результате авторитетное слово видных воров того времени весомо упали на решение в пользу Дрона. О воровском авторитете судят не только потому, сколько сроков он провел в зонах и тюрьмах, а по его делам, за которые его и считают правильным.
 Неоднократно, слушая рассказы о лагерях Сиблага от Аркана, Дрон убедился, что зоны в Сибири нуждаются в поднятии авторитета воровского сообщества.
И так, как режим у Дрона был общим, по второй ходке, выбор пал на N-скую зону.
Аркан, поначалу не одобрял решения Дрона, отговаривал его от пустой затеи, перевернуть зону верх дном, но убедившись в решительности молодого и энергичного вора, больше не стал переубеждать его и препятствовать, а наоборот предложил помощь и при приходе в зону, оказать ему всяческое содействие. Дрон узнал о Колдуне, который правит зоной, но менты боясь его авторитета над заключенными, постоянно содержат его в изоляторе. Вопрос о переводе Колдуна в крытую тюрьму, был уже решен и Дрон шел на его замену.
Аркану оставалось немного до окончания срока, и он предложил Дрону план побега с зоны на случай, если ему будет угрожать неминуемая опасность, и также обещал вору помочь в греве.
         История Колдуна привела вора в чувства, постепенно сдувая пыль создавшейся иллюзии о быстром перевороте событий.
Дрон не боялся репрессий со стороны ментов, так же не опасался, что его опять закроют в изолятор и могут отправить в крытку.
Его везде встретят достойно, а если опера попробуют его сломать с помощью прессхаты, в которой сидят козлы, то они глубоко заблуждаются, что воры не в состоянии постоять за себя.
Да и какой опер рискнет выступить, открыто угрожая вору в законе расправой, не везде правда, но существуют тайные группы, которые в случае насильственной смерти вора, могут убить самого опера или даже его родных, такое уже случалось в практике воров.
Вор в законе Мераб рассказывал Дрону, как в одной из зон, оперативники решили устроить вору в законе настоящую ломку и бросили его к козлам в прессхату. Через пять минут в дверь уже ломились, вор перерезал горло одному из козлов обломком мойки[178] и сам себе нанес опасные порезы, вскрыв вены на руках, и вспорол живот. Больше оперативники его не трогали, но вора не удалось спасти, на больничке он умер.
 Зона, в которой произошло это событие, находилась в поселке, в труднодоступной местности, но группа ликвидаторов выследила опера. Несколько месяцев они ждали удобного случая, чтобы отомстить за своего человека и наконец, тайно захватив его, вывезли в лес.
Местные жители обнаружили его труп случайно и сообщили в милицию. Его пришлось снимать с березы, приговоренный ворами был повешен. Видно сначала березу нагнули, а потом, накинув петлю на шею, вздернули опера. Родственников трогать не стали, хватило смерти и этого упыря.
 Волновало Дрона и то обстоятельство, если каким то образом, опер Ефремов и Кузнецов войдут друг с другом в контакт, то его дни будут сочтены, для них он является хранителем информации, за которую эти два мента упрячут его. И упрячут не то, что в крытую тюрьму, а наверняка постараются зарыть глубоко в землю.
Это в книжках все заканчивается счастливым концом, проблемы решаются одним росчерком пера. В жизни намного сложнее, здесь не знаешь, что готовит тебе новый день, проснешься ли ты в добром здравии, или завтра те же самые менты, через подставных лиц, принудят какого нибудь пехотинца — торпеду и он по сонному состоянию перекроет доступ кислорода в легкие.
Потому приходилось спать Дрону в полглаза и иметь рядом надежных пацанов, готовых хоть днем хоть ночью встать с ним рядом.
         Воровская жизнь таит в себе много подводных камней, сколько мнимых авторитетов затесалось в их ряды, которые вслух горлопанят о воровской чести, а на самой деле давно растеряли ее в междоусобных войнах. Иные, из-за своего малодушия и меркальтильных соображений тянут узды правления совсем в другую сторону, давно уже спелись с ментами и постепенно помогают системе очищать ряды настоящих идейных воров.
         Мераб в свое время довел до ума Дрона политику свежего воровского движения. Многие грузинские воры сходились во мнении, что власть необходимо «купить», а значит в какой — то мере сотрудничать с ней. Получать за вознаграждение информацию, откупаться от тюремных сроков, путем сговора с прокуратурой и самими ментами. А если воровское движение вольется в госвласть, то откроются широкие просторы для деятельности воров в законе. Появится способ давления на власть, учитывая уровень ее разрушения. Кавказские воры старались внести такие изменения в воровской кодекс и уже готовили для этого почву, подготавливая себе сторонников, все это должно выдвигаться на всесоюзной воровской сходке. Дрон понимал, что он по сути сам вступил в сговор с ментом и тем самым кинул тень на воровской закон. Но в одно и тоже время понимал, что уговорами и даже подкупом ему не удастся свернуть шею существующему режиму. Нужна хитрость в отношении ментов. Применив ее, он добьется нужного для себя и отрицательно настроенных пацанов против власти результата и расшатает обстановку в лагере. Победителя — не судят. Он взорвет существующее положение.
Нет, он не из слабых духом, чтобы жалеть о своем решении войти в эту зону, Дрон привык доводить дела до конца, но дадут ли ему менты, исполнить хотя бы в срок, часть его задумки, по всей вероятности — нет!
 Вот потому и нужен вору завтрашний день, как воздух.

 
 
 
Глава 27
 
ВОТ ТАК СЮРПРИЗ!
 
И день пришел.
Утром, состоялся развод на работу, но только не в промзону, а на посадку в фургоны, которые перевезут заключенных на объект.
Прапорщики и солдаты, выстроив зэков, по пять человек в шеренгу, обыскивали и пропускали дальше. Назвав свою фамилию, тот вскакивал на подножку тамбура и скрывался внутри. Дрон с Воробьем прошли контроль у прапорщика Крокодила Гены. В соседней пятерке пристроился Карзубый, его закадычного дружка — Каленого, среди построения не было видно.
Захлопнулась железная дверь, и автопоезд их трех фургонов двинулся по направлению объектовой зоны.
Кто часто ездил в таких «загонах», тот уже знает свое посадочное место, самыми коронными, считаются места у амбразур[179], предназначенные для циркуляции воздуха. По дороге можно уловить сеанс[180], и при возможности признаться дамочке в любви. Чего только не наслушаются девушки или женщины, оказавшиеся в зоне внимания словоохотливых зэков. Начиная от банального:
– Дорогая Мэм, возьмите меня на поруки, я буду Вашим любимым и единственным сыночком. Или другого высказывания, хамского содержания:
– Вот это ножки! Взять бы за эти ножки, да родителям по морде, чтобы брак не выпускали!
– Эй! Девушка, дай адрес, я завалю тебя письмами. Не хочешь, ну и иди....
Что с них взять? Привыкли все брать нахрапом и здесь хотят, чтобы кто — то из слабого пола обратил внимание на словесную «белиберду». Сколько людей, столько и мнений.
Но на этот раз, в фургоне, где ехали Дрон и Воробей, все было тихо. Вор заранее предупредил кое —  кого из братвы, чтобы все было без лишнего кипиша.
 
Объектовая зона! Островок благоденствия в мрачном зоновском бытие. Приезжая сюда на работу, все разбредались по своим раздевалкам — кильдымам. У каждого был припасен чай, или завтрак из консервов, всегда находился кусочек сала с хлебом. Здесь насчет «жратвы» не бедствовали, это не то, что в жилой зоне.
После распития утреннего чифира, следовала работа. Основным производством здесь служило изготавливание деревянной тары, то есть ящиков.
Дрон и Сашка, в сопровождении Карзубого зашли в огромный склад, на котором хранились изготовленные ящики, под различную продукцию. Пройдя в дальний угол склада, они оказались в небольшом помещении, напоминавшем собой рабочую бытовку.
Включили свет. Небольшое помещение, по стенам прибиты доски с крючками для одежды, огромный деревянный стол располагался посредине комнаты и по бокам находились две лавки.
– Санек, сиди здесь. Вот чай, если хочешь есть, найдешь все в тумбочке, за нами с Карзубым сейчас придут и мы, какое то время будем отсутствовать. С кильдыма не выходи, не светись. За твое терпение, тебя будет ждать приятный сюрприз. Дрон загадочно улыбнулся.
Примерно через полчаса дверь открылась и в темноте склада показалась фигура прапорщика, Дрон с Карзубым вышли.
Сашка тут же, на плитке, заварил чай и примостился на скамье, заранее расстелив пару телогреек, снятых с вешалки. Мысли лезли в голову:
«Зачем я понадобился здесь Дрону, а то он без меня не сможет порешать свои дела или может, я нужен ему для чего — то? И что за приятный сюрприз меня ожидает»?
Пожалуй, эта интрига не давала Сашке покоя, но не заметно для себя он уснул. Сколько он проспал, не знает, но пробудился он, оттого что кто — то тормошил его за плечо.
– Эй! Воробей, просыпайся, нас ждут великие дела. Перед ним стоял улыбающийся Сергей Карзубый.
– Пошли в одно место, ничему не удивляйся и принимай все должным образом, – также интригующе произнес Карзубый.
Они вышли со склада и свернули направо, пройдя вдоль запретной полосы, свернув за угол помещения. Там находился вход в подвальное помещение, они спустились по ступенькам вниз и оказались перед открытой дверью.
Пропустив вперед Сашку, Карзубый закрыл дверь на внутренний засов, достал фонарик и, освещая путь, повел Воробья вдоль темного коридора, который уперся в глухую стену. Скорее всего, это была теплотрасса, так, как вдоль стен тянулись трубы, разного диаметра. Сопровождающий нащупал в железобетонном полу, едва заметную скобу и потянул на себя крышку люка. Сашкиному взору открылась освещенная комната, находящаяся внизу.
– Спускайся Санек, у тебя есть два часа, я приду за тобой. И он закрыл крышку люка.
Сашка был заворожен: «Ну, прямо настоящее приключение с потайными комнатами»,– подумал он, спустившись осторожно вниз по железной лестнице.
Небольшая комнатка, была ярко освещена светильником, размещенным на стене, здесь же над кроватью висел ковер, с изображением лесного оленя, красавца с разветвленными рогами.
В левом углу стояла панцирная кровать, на данный момент аккуратно заправленная. Рядом с кроватью, находился небольшой столик, уставленный всякими яствами: нарезанная колбаса, копченая грудинка, фрукты, в графине налит темный напиток, и посредине стола возвышалась бутылка марочного вина, заранее откупоренного, видно рукой Карзубого. По обеим сторонам стола располагались два стула — полукресла, предназначенных для ресторанов.
Сашка снял с себя куртку и присел на стул. Вдруг в этот момент справа, из еле заметной ниши в стене, закрытой занавеской, вышла девушка. Она была одета в домашний, короткий халатик, едва прикрывающий ее красивые, стройные ноги. Волосы на голове девушки были светлые и стрижка «Каре» придавала ее личику, какое то сходство с зарубежной актрисой. Она нарочито, плавно проплыла мимо удивленного Сашки и присев на кровать, как раз напротив его, произнесла:
– Давайте знакомиться, меня зовут Лариса, а Вас как?
– Меня Саша, в таких случаях еще говорят, мне очень приятно.
Сашка, по натуре своей был не из робкого десятка, но чтобы так внезапно, очутиться непонятно где и рядом с симпатичной девушкой…
Она учтиво кивнула головой:
– И мне тоже.
– Наверно это и есть сюрприз, о котором мне говорили,– сказал Сашка, понемногу приходя в себя.
 Лара еще шире улыбнулась, обнажив ряд красивых, белых зубов, отчего ее улыбка стала еще очаровательнее.
– Наверно. Ну как вам сюрприз? Понравился?!
– Конечно, я не ожидал, такого. Все что угодно, но чтобы Вы, и здесь. Невероятно! Вот уж действительно сюрприз.
– Саша, перейдем на «Ты»,– первой предложила девушка.
– Согласен, так будет удобно.
 Лариса сняла крышку с графина и налила его содержимое в тонкий, высокий стакан, стоявший перед Сашкой.
– Это сок, мне сказали, чтобы я вам… – она запнулась,– тебе не предлагала вина.
– Правильно, Ларочка, я пью только сок.
– А на воле? – спросила она, осматривая его.
 Саша уловил взгляд девушки, который блуждал по его лицу, телу, как бы оценивая нового знакомого.
– Я не употреблял спиртного, потому, как вел и веду спортивный образ жизни.
– А по тебе заметно, у тебя очень красивая фигура, а чем ты занимался?
– Сначала борьбой, затем боксом, ну и самостоятельно качался.
– Ой, как это здорово, у тебя наверно много поклонниц?
– Не знаю, в свое время у меня была любимая девушка. Саша не стал дальше продолжать.
– А что случилось? Ты с ней расстался?
– Да, так получилось.
– Какая жалость,– сказала Лариса,– я бы такого парня ни за что не отпустила,– и она засмеялась.
– Саша, ты наверно догадываешься, для чего я здесь нахожусь. Давай сразу расставим все точки над «и». Я занимаюсь проституцией, для меня такие посещения — хорошо оплачиваемая работа.
– Лариса, ну зачем ты так, мы могли бы и просто посидеть, поговорить, поесть.
– Ой, Сашенька, какой ты смешной. Но увидев, что Сашка сдвинул брови, поправилась:
– Нет, Саш мне право интересно с тобой, все мужчины нагловатые, а ты…
– Ну — ну, договаривай, какой я?
– Тебя отличает от многих мужчин, твоя скромность, ты умеешь поставить себя правильно перед дамой,– улыбнулась Лара, – наверно ты хороший, мне кажется, ты создан для одной женщины, и к тому же ты еще слишком молод. Не обижайся Саша, я всякого навидалась, а такие парни, как ты редко встречаются, разве, только, что здесь. И она снова улыбнулась.
 Лариса встала с кровати, обошла Сашу и, прижавшись к его спине, нежно запустила свои руки под его рубашку. По его телу пробежала дрожь, он попытался встать, но девушка еще крепче прижалась к нему и стала покрывать поцелуями его шею. Он ловко вывернулся и сам того не ожидая подхватил ее, как пушинку на руки и прижал девушку к себе.
Саша не заметил, как ноги сами несли его с Ларой на руках к постели.
Она помогла снять ему рубашку, и ее взору предстал обнаженный торс парня — красавца, он был великолепен, грудь его тяжело вздымалась, от переполненного чувства, он руками гладил ее волосы, лицо.

 
 

Движением рук он спустил с ее плеч халат, который соскользнул на пол, обнажив ее тело.
Саша притянул ее к себе, целуя в грудь, в шею и плечи, слегка поддерживая ее спину рукой, опустил на кровать. Лариса деликатно остановила парня и шепотом сказала:
– Саша, там, за занавеской есть душ, прими его.
С умением жрицы она помогла расстегнуть ему брюки и, обнажив парня до нага, повела за ширму. Девушка ополаскивала водой его тело, властно поворачивала его из стороны в сторону, при этом покрывая Сашкино тело страстными поцелуями. Он был без ума от ее прикосновений и ласк. Ничего подобного в своей жизни он не испытывал, чувство нахлынувшей на него нежности захлестнуло его с головой.
Не дожидаясь, пока Лариса оботрет его тело, он увлек ее к постели, не давая ей опомниться. Девушка, повидавшая на своем веку немало мужчин, стремительно была вовлечена в эту любовную игру. Близость симпатичного парня и его нетерпение овладеть ею пробудили в ней такие естественные чувства, что она отдалась ему полностью, без остатка.
         Судя по их блаженному виду, можно было догадаться, что минуты любви, которые объединили их в едином порыве, были неописуемы.
Лара, так хорошо разбирающаяся в мужчинах, была немного удивлена стремительностью своего партнера, но при этом грубых и насильственных движений она не замечала за ним. Казалось и он, в свое время, не одну женщину обласкал за свою молодую жизнь. Девушка была благодарна ему за подаренные минуты блаженства.
Саша лежал на животе и смотрел на обнаженную Ларису, которая в свою очередь тоже не сводила глаз с парня.
– Ларис, мне кажется, я влюбился в тебя.
– Я верю тебе, мой Атлант, но это еще не любовь. Она выдержала паузу и спросила:
– Ты любил, когда-нибудь по — настоящему?
– Да, я говорил тебе, у меня была девушка.
– А вы были с ней близки?
 Сашка немного помолчал, как бы подбирая ответ.
– Да, нам, правда было по шестнадцать лет и…–  Сашка опять не знал, как лучше выразиться. Лариса пришла ему на помощь:
– Ну, скажем так, опыта в любовных отношениях вам не хватало, ты не пытайся себя винить и ее тоже, поверь, Саша, первая близость, не всех девушек приводит в восторг.
– Да, ты права, так это и было.
– А почему вы расстались? Если не хочешь, не говори.
– Наши взгляды на одни и те же вещи, оказались разными.
– Ты можешь пояснить.
– Перед тем, как попасть сюда, мне часто приходилось встревать в драки, разного рода бои за территории, ну, потом я не проходил мимо обиженных, всегда защищал их. Ей это не очень нравилось, или вернее она, не воспринимала меня в этом плане. Дело доходило до скандалов, а я ужас, как не люблю ссор и чтобы не травмировать друг друга, мы решили расстаться. Я поначалу сильно переживал, питая к ней любовь и не мог забыть, но она оказалась сильней меня, избегала встреч и не хотела продолжения нашей с ней дружбы.
– По моему, Саш, в тот момент она была просто тобой увлечена, и мне кажется, она не любила тебя так сильно, чтобы прощать тебе твои поступки.
– Да, ты права, в противном случае все было бы иначе.
– Ты, меня прости, конечно, но я бы тебе сказала, тоже, что и она,– произнесла Лариса, – девушка, если она любит, она будет переживать за своего парня. Ей видно очень хотелось, чтобы ты больше уделял ей времени и внимания, ты ведь спортсмен и к тому же еще и хулиган, – и Лариса при этом обняла его горячо и прижала к себе.
– Я не удивлюсь Саша, если ты скажешь, что сел за драку.
Сашка утвердительно кивнул.
– Ну вот, видишь, твое открытое сердце не может скрывать тайн, и все равно, ты хороший человек, я сразу обратила на это внимание, я думаю, тебе в жизни будет сопутствовать успех, поверь, настоящие, хорошие женщины любят таких мужчин.
– А ты? – спросил он ее.
– А что я? Ты имеешь в виду, хорошая ли я?
Он кивнул головой.
– Когда-то, я знала себе цену, для некоторых парней я была бесценной, пока не встретила одного парня. Лара взглянула на Сашу, как бы спрашивая его – продолжать ли ей рассказ. Он снова кивнул.
– Он влюбился в меня безумно, старался не отходить от меня ни на шаг и к тому же страшно ревновал ко всем парням.
Однажды на моих глазах он сильно избил моего знакомого, прямо на площадке перед моей квартирой и тогда я решила расстаться с ним. Но не тут то было.
Вот тогда я узнала цену настоящему уродству, вернее его воспитанию и порядочности, которые в нем совершенно отсутствовали. Он очень сильно меня избил, а потом ползал у меня в ногах и просил прощения. Я стояла, в своем подъезде, прижавшись спиной к стене, вся в собственной крови и брезгливо созерцала на это «ничтожество».
Я думала, он никогда не отстанет от меня, пожаловаться на него было делом бесполезным, у него были серьезные дружки, но через свою подругу мне удалось познакомиться с одним человеком, который впоследствии «отвадил» от меня этого типа. Вот так я познакомилась с уголовниками и была втянута в еще одну скверную историю…
 Она прекратила свой рассказ, как бы вспоминая или думая, как быстрее завершить, сказала:
– Одним словом, Саша я теперь здесь и там, везде, у кого — то, но не по собственной воле.
– Тебе нужна помощь?
– Нет, что ты, от кого мне теперь защищаться, назад, в свои шестнадцать лет, я не смогу вернуться, а дальше… Все будет хорошо, и у меня, и у тебя, поверь, ты еще встретишь свою любовь, и она будет прекрасна.
– Спасибо Лар, я запомню твои слова, если все девушки будут такие же, как ты, я буду вас всех любить.
И они снова слились в едином порыве, при этом чувствуя, что время для любви остается совсем мало.
Когда открылся люк и послышался голос Карзубого они уже сидели одетые.
– Вы там живы, голубки?
– Да — да, – ответил Сашка,– сейчас выхожу. Он встал со стула и подошел к Ларисе, чтобы попрощаться.
– Ларочка, я не забуду тебя, ты чудесная девушка, спасибо тебе. Она закрыла своей рукой ему рот.
– Не стоит Саш, за это не благодарят, ты был великолепен. Береги себя, может когда — нибудь и свидимся. Прощай. И она пожала ему руку.
 
Прибыв на объект, Дрон сказал Карзубому, чтобы он проверил, все ли ночные посетители на месте. Он имел в виду человека, с кем он должен встретиться и девушку. Вернувшись в раздевалку, Карзубый утвердительно кивнул головой, что все в порядке.
Оставив Воробья одного и дав ему соответствующие указания, вор с подручным прошли в угол склада, где находилась еще одна бытовка, там, за столом их уже ждал человек, переодетый в зэковскую робу. На груди его была пришита бирка, которая указывала на то, что он является осужденным шестнадцатого отряда и была нанесена вымышленная фамилия.
Дрон дал Карзубому некоторые распоряжения и просил его быть неподалеку, на случай, если тот понадобится ему.
Парень, лет двадцати пяти, был не кто иной, как один из оберегавших покой Кузнецова на воле. Он и взял на себя роль посыльного вора в законе — Аркана. Дрон конечно был рад этой встрече. Лишний раз убеждаясь, что Аркан действительно человек дела и чести.
Серега Крут, так звали парня, передал сумму денег, предназначенную для общака зоны, и предупредил, что в потайной комнате находятся несколько ящиков с продуктами, чай, водка.
Дрон поблагодарил Крута и просил передать, слова благодарности Аркану. Вор начал беседу:
– Передам тебе кое-что на словах, так что запоминай и все выложишь Аркану, а этот пакет береги, если что, хоть сожри его, но ментам в руки не давай. Дрон передал Круту стянутые в трубочку бумаги.
– Скоро, с командировки объявится зоновский опер Ефремов, необходимо установить за ним слежку, попасти его недельку, на большее у меня нет времени, иначе он меня затрюмует. Еще передай, что Кузнецов согласился, чтобы его оберегали и не подпускали посторонних близко к объекту.
Мною специально запущен слух, что в городе орудует банда, которая «раскулачивает» подпольных цеховиков и производственников, так что эти «жуки» зашевелились.
Крут улыбнулся и понимающе кивнул головой.
– Запомни на словах фамилию Кузнецов, – продолжал вор,– ты его знаешь, это главный кум зоны, пусть Аркан с ним словится, опер в курсе дел и они договорятся о дальнейших шагах. И еще, на всякий случай, хоть я и отписал ему, но если со мной что случится…– Крут удивленно приподнял брови.
– Мало ли что, вдруг зона взорвется или еще что, скажи Аркану, чтобы нашел концы и наказал за мою… Дрон не стал договаривать, либо за этой недомолвкой крылась самая крайняя опасность, которая закончится смертью.
– Тут мне маляву подогнали, с Колдуном на крытке, беда,– продолжал вор, – парняга был центровой, да не выдержал пресса, сломался. Он много сделал для братвы, а хорошее забывать нельзя.
– А его что, опустили в крытке?– спросил Крут.
– Нет, его месяц прессовали, ночами не давали спать, говорят, в мешке подвешивали, одним словом, сломали менты, его уже в рабочку перевели с карантина, пусть Аркан поможет с гревом ему.
– Хорошо, передам.
Еще много о чем Дрон разговаривал с Крутом, постоянно просил, чтобы тот запомнил самое важное. Главным было, послание, которое было зашифровано в пакете. Вор не хотел гнать такую конфиденциальную информацию по другим каналам и вся надежда была на посланника Аркана.
– Передай еще, я начал мутить зону, поваров с козлами выламываем с нагретых мест, принялись за бугров. Если режимники с операми возьмут нас в оборот, придется грамотно подводить под неповиновение. Есть надежда на группу хороших пацанов, которые меня поддержат, возможно меня изолируют, но постараюсь взорвать обстановку в зоне. Нужны еще филки, водка и психотропы. Наркоты не надо, от нее только тупеют, нужны активные бойцы, а не «заспанные».
 По отлаженным каналам через наших «гонцов» сегодня нужно сделать так, чтобы пойло[181] было, уже в зоне.
Как девочка, ничего? – спросил Дрон, переводя разговор в другое русло, – можно позабавиться?
– Высший класс! – сказал Крут, – сам Аркан для тебя ее подбирал, она у нас среди Интуристов шустрит, дорогущая стерва, я ее в свое время у одного фраера отбил, потом приобщил ее к этому делу.
– Сам то, как, проверил уже? – и Дрон засмеялся.
– Да давно еще, вообще она деваха что надо, это ее работа, она у нас вроде подводчицы, играет роль крючка на ловлю Фан — Фанычей, а мне шмар и так хватает. Ты — то когда, пойдешь к ней?
– Пойду, пойду, не егози, я пацана своего к ней отправил, пусть насладится.
Через некоторое время в дверь постучали, и на пороге показался Карзубый.
– Леха, – обратился он к Дрону,– там тебя прапор домогается, я его не пустил, так он меня грозится в пыль закатать. Что с ним делать?
– Подожди, я сам с ним разберусь. Дрон вышел за дверь.
Крокодил Гена стоял неподалеку и справлял нужду прямо на ящики, он был изрядно подвыпивший. Увидев вышедшего из бытовки вора, он развязно заговорил:
– А — а! Гражданин вор, так Вы и Цербера себе завели, чтобы начальника не пропускать. Как это понимать? Я его сейчас в камеру закрою, а в зоне в ШИЗО загашу.
– Гена, ну прости его, для него — я главнее, потом уже начальник колонии, – как можно шутливее произнес Дрон.
– Ну, ты и хватанул, начальник ко… – и он икнул.
– Ого! Да я вижу, у тебя в горле что-то застряло, надо наверно жидкостью прогнать это дело.
– А у тебя есть?– округлил без того большие глаза прапор.
– Ген, для хорошего человека, всегда что-нибудь найдется, ты только много не принимай на грудь, тебе еще нас в зону сопровождать. Помнишь об этом?
– Конечно, я ничего не забыл… – и он замахал руками, давая понять, что его слово — молоток.
– И пусть пацаны здесь по — тихому посидят, бухать не будут,– попросил его Дрон. Прапорщик только согласно кивнул головой и остался у входа, ожидая, когда ему преподнесут очередную порцию согревающего.
Дрон зашел в бытовку и достал бутылку водки, передал Карзубому и попросил отдать прапору. Затем подручный пошел за Воробьем.
– Посиди тут с пацанами, а я пойду с «невестой» покувыркаюсь, – обратился он к Круту, – а то скоро съём с работы, и тебе нужно в тайник гаситься.
Пришел Воробей, по его лицу можно было сразу определить, что он вернулся из счастливого похождения. До возвращения Дрона, Сашка и Крут сидели и разговаривали о жизни.

 
 
 
Глава 28
 
ПОДГОТОВКА К ВОССТАНИЮ
 
Майор Ефремов, возвращался с командировки раньше положенного срока. Так сложились обстоятельства, что продление рабочего визита работников оперчастей разных исправительных колоний, пришлось отложить. Группа офицеров побывала в Кемеровской области и уже собиралась посетить ряд учреждений Алтайского края, как сотрудник, уполномоченный сопровождать оперативников, сообщил: «По ряду причин, поездка на Алтай отменяется». Кого — то из командировочных разочаровало это известие, но только не Ефремова, он даже несказанно был обрадован.
Никому, не сообщив о своем преждевременном возвращении, ни родственников, ни руководство учреждения, в котором он работал, он решил сделать неожиданный визит к своему непосредственному начальнику.
         Нежданное появление поздним вечером, в дверях своей квартиры, подчиненного, удивило Кузнецова. Меньше всего ему хотелось сейчас беседовать именно с ним, но не впустить Ефремова он не мог.
– Леонид Васильевич, что-нибудь случилось? Обратился он с вопросом к майору.
– Да так, в целом ничего, просто наши организаторы прервали командировку в Алтайские учреждения. Евгений Федорович, меня привело к Вам безотлагательное дело и потому у меня к Вам имеется очень серьезный разговор, личного и служебного характера.
Кузнецов понимал, что Ефремов просто так не приедет, вечером, да еще сразу, после прерванной командировки, он пригласил майора в квартиру и они прошли на кухню, предварительно прикрыв за собой дверь.
– Евгений Федорович, мне просто необходимо с Вами серьезно поговорить не в служебной обстановке, это касается нашей совместной службы, – издалека начал Ефремов, – выслушайте меня пожалуйста внимательно и подумайте над моей информацией.
Мы с Вами работаем в одном учреждении и занимаемся общим делом, по долгу службы нам приходится идти бок о бок, не взирая ни на что. С некоторых пор, между нами оперируют некие факты, которые мешают нам соприкасаться теснее в нашей работе. Кузнецов удивленно поднял брови.
– Я глубоко уважаю Вас, как человека, умного и практичного, как своего непосредственного начальника, – продолжал Ефремов, – не так давно, ко мне поступила одна оперативная информация, которую я был обязан проверить, прежде чем, поделиться с Вами. Кузнецов насторожился.
– Я тщательно проанализировал и изучил факты, касающиеся моего обращения к Вам, смею заверить, что все подтверждено письменно и этот пакет я готов передать Вам, на рассмотрение.
– Что за пакет, что за факты? Что Вы меня интригуете, майор,– произнес Кузнецов настороженно.
– Евгений Федорович, я не буду долго Вам объяснять суть своего визита, Вы найдете все ответы здесь. Ефремов протянул бумажный пакет начальнику.
– Это конфиденциальная информация, которая, по моему мнению, не должна подлежать огласке, Вы меня простите, конечно, за мое, чуть ли не вероломное вторжение, но мне сдается, что Вы сейчас находитесь в такой ситуации, из которой Вам необходимо достойно выйти,– произнес загадочно Ефремов.
– Майор, что за загадки Вы мне тут устраиваете, говорите прямо, что Вас привело ко мне?
– Основной повод, это Дронов, это и есть больной вопрос, решение которого, требует от нас принятия экстренных мер. Боюсь, что одних режимных соображений, чтобы закрыть в ПКТ этого опасного типа, уже не достаточно.
– Я в курсе, что он представляет собой авторитетного вора, но исходя из оперативных данных, поступающих ко мне ежедневно, пока его не за что оформлять в ПКТ. Или у Вас есть другая информация?
– Даже белее того! Евгений Федорович, я уже в курсе ЧП в нашей колонии, это известие меня застало в одной из Кемеровских колоний, там, по оперативным сводкам прошло это сообщение. Я вынужден был позвонить в нашу колонию и мне сообщили об этой трагедии. Кузнецов внутренне весь напрягся, ожидая, что Ефремов начнет дожимать его фактами, но тот вполне миролюбиво продолжал:
– Трудно поверить, что такой бугай и в одночасье получил апокалипсический удар, от которого наступила смерть.
– Тем не менее, это доказано мед. экспертизой.
– Евгений Федорович, уж мы — то с Вами прекрасно знаем, отчего умер Равелинский, меня тревожит совсем другое обстоятельство.
– Так что же Вас тревожит?
– Не сочтите мою откровенность за напористость, но игра, в которую Вы были втянуты, очень опасная.
– Майор, если Вы не перестанете говорить загадками, я вынужден буду прервать наш разговор.
– Если хотите, чтобы Вам никто не мешал и внимательно изучить содержимое этого пакета, я не буду Вам докучать, и сейчас же покину Вас. Я понимаю, что могу шокировать Вас своим признанием, а потому прошу, Евгений Федорович, прочтите все, что я изложил в донесении и мы завтра с Вами обсудим все вопросы.
– Ну, хорошо, я ознакомлюсь с Вашими документами, и мы завтра поговорим, а сегодня действительно уже поздно.
– Не откладывайте, товарищ майор, это очень серьезное дело, которое ни в коем случае затягивать нельзя, – забеспокоился Ефремов.
Кузнецов проводил до двери неожиданного визитера и попрощался с ним, сам прошел с пакетом в комнату, служившую ему кабинетом, и внимательно стал изучать содержимое. Он долго изучал бумаги, просматривал и перебирал данные и дошел до последнего листка.
То, что передал ему Ефремов, было настоящей бомбой! Попади этот пакет на стол любого заинтересованного начальника и Кузнецову конец, в полном смысле слова.
«Как я, оперативный работник, уже третий раз подряд попадаю под влияние разных лиц. Первый, был Колдунов, вторым оказался Дронов, а теперь — мой подчиненный».
 То обстоятельство, о котором говорил ему Дронов, выплыло наружу. В виде неоспоримых улик его подпольной деятельности. Перед ним лежали факты, его связи с блатными, авторитетными заключенными, о его законспирированной рабочей бригаде расконвоированных заключенных. О его связях и махинациях с Говоровым и другими сотрудниками колонии. О манипуляциях со строительными и отделочными материалами, которые поступают в колонию, но обходя склад, благодаря замначальника по строительству, попадают на нелегальные объекты. Далее следовало, две загадочных смерти осужденных, которые напрямую работали на Ефремова, но при полной раскладке опера, эти две смерти уже не являлись тайными. Кузнецов понимал, что при тщательной проверке таких фактов, выплывут наружу все его связи с блатными заключенными.
Местонахождение построенных и уже проданных объектов тоже отражены в бумагах.
Да, майор понимал, ухватись органы за кончик ниточки, и она определенно выведет на управленческого офицера, а там потянется...
Переиграл его Ефремов и поставил перед фактом.
«Что же решил Дронов? Сегодня он был на выездном объекте». Комок подкатился к горлу Кузнецова.
С одной стороны его давят связи с воровским миром, которые взяли на себя роль охранять его предприятие, а с другой стороны его подпирает Ефремов, имея кучу доказательств его незаконной деятельности.
Он понимал еще одну вещь, одно дело, убрать с дороги заключенных, которых можно «списать» на несчастный случай, но офицер! Начальник оперчасти колонии, нет, он никогда не согласится на предложение Дронова.
Майор чувствовал, что сегодня спать не придется, ему предстоит принять решение, от которого зависит его личная безопасность. Не думал он, что вот так, в одночасье его принудят выбирать между воровскими авторитетами и шантажистом из оперчасти. «Ну, Ефремов, ну и жучара! Припер — таки меня к стене».
– Дорогой! Ты еще не спишь?– послышался голос жены, пришедшей из гостей.
– Нет — нет, я у себя.
– Женя, тебе передал конверт твой сослуживец, сказал, чтобы я отдала его тебе из рук в руки.
– Когда он тебе его передал?– с тревогой спросил Кузнецов.
– Да вот, только что. Интересно, что у вас за тайны, на ночь глядя,– она улыбнулась и передала конверт мужу.
Распечатав содержимое конверта, он мгновенно пробежался глазами по написанному тексту:
«Майор, ты уже ознакомился с содержанием моего пакета, теперь ты в курсе, что может произойти в ближайшее время. Я предлагаю тебе дальнейшее плодотворное сотрудничество. Обдуманность твоего решения может принести положительные плоды, ты должен понять, что продолжение связи с преступниками грозит тебе, куда более тяжелыми последствиями, чем сотрудничество со мной. Пойми, одна сторона дела, ОБХСС, которая накажет тебя за твою незаконную деятельность, а другая, это преступный сговор с "Ворами в законе". Они затянут тебя в такие сети, что ты потом не выпутаешься из них. На кон поставят не только твою безопасность, но и здоровье и жизнь твоих родных, тебя просто превратят в дойную корову. Пока не поздно, нужно рвать эти уголовные связи, я помогу тебе в этом, у меня есть план.
Не советуйся со своим компаньоном, либо ты напугаешь его, и он будет вынужден искать другие пути сотрудничества. У тебя есть время до утра, чтобы принять решение, потом будет поздно. Будь благоразумен, майор!»
– Что там, дорогой? Что-нибудь срочное,– голос жены из другой комнаты отвлек его от мыслей.
– Да, завтра с утра в управление, необходимо доставить документы.
– А позвонить нельзя было? – недовольно продолжила жена, – вечно эти срочные дела, рабочего времени не хватает что ли.
– Он с поезда, это касаемо командировки, – успокоил ее муж.
 
                                               ***
Вечером, когда бригада снялась с работы и Дрон со своими людьми благополучно прошли контроль, вор пригласил к себе Воробья и еще несколько человек с разных отрядов.
На душе у Алексея Дронова, скребли кошки, причина была естественно в Ефремове, внутренним чутьем, вор понимал, что Кузнецов долго не сможет его прикрывать и по приезде кума, начнется террор. Дрон должен опередить опера, иначе все задуманное полетит к черту.
«Завтра же, с объекта перевезут водку и психотропные таблетки, еще по нескольким каналам будет произведен завоз спиртного в зону. Сегодня я начну подготавливать братву к неповиновению властям или иначе назвать, к бунту.
Ситуация может принять непредвиденный оборот, еще ни один бунт не проходил по сценарию. Если грамотно составить требования и настаивать на приезде в зону прокуратуры и высших чиновников из управления, то можно добиться желаемого, но мне нужно было не только это. Данная зона должна перестать быть активистским рассадником и на собственном примере всколыхнуть все зоны в области. В пакете, переданном Аркану, я письменно просил его, направить малявы во все зоны и тюрьмы области. Денег требуется немерено, чтобы провернуть этот застоявшийся механизм, но главное, поднять дух у истинных каторжан. Нужно, чтобы каждый из отрицательно настроенных зэков понял одно, что в одиночку повернуть вспять события не под силу, нужно сплотиться и дать ментам решительный отпор, чтобы они разморозили режимы и прекратили чинить беспредел. Конечно, такие требования выглядят детским лепетом и ни одна администрация не пойдет на послабление режима содержания, кроме того оперчасть совместно с режимниками попытается выявить зачинщиков и изолировать от основной массы осужденных.
Но в том и заключается общее, сплоченное неповиновение, не просто учиненный погром, а грамотно направленные требования заключенных.
Чтобы набить до отказа изолятор непокорными и взбунтовавшимися зэками, нужно их еще вырвать из толпы. Вот здесь и понадобятся «боевые сто грамм, для храбрости» или растормаживающие мозг таблетки, которые помогут поддержать горячие головы мужиков. Ведь, по сути, терпение мужицкое на пределе и каждый ущемленный, от простого мужика до жигана готов восстать против ментов, нужны лидеры, поведущие их на баррикады и готовые до конца отстаивать мужицкие интересы. В противном случае, «нажравшуюся до соплей» водки, толпу заключенных могут разогнать при помощи пожарных частей, направив мощные струи воды на зэков, но когда, среди главных зачинщиков справедливого неповиновения властям, выступят авторитетные вожаки. К примеру такие, как: Сибирский, Симута, Воробей и еще кое — кто из пацанов, то можно надеяться на положительный исход дела.
А поднимут, к примеру шум такие, как: Пархатый, Ворон и многие неотесанные болваны, готовые просто поднять неуправляемый бунт, они заранее обречены на провал. Нет базы, на которой бы строилось всеобщее неповиновение. «Бей козлов, громи столовую и санчасть» – вот лозунги недалеких нынешних заправил.
Мне хочется иных событий, чтобы потом не стыдно было взглянуть местным и периферийным ворам и мужикам в глаза, чтобы каждый из заключенных понимал, что он имеет права на человеческие условия содержания, на право голоса в защиту униженных и оскорбленных. Чтобы просыпались умы и не покорялись ненавистной системе, чтобы матери, проехавшие половину России на свидания к сыну, не были возвращены назад, только за то, что деспотичная администрация лишила его свидания. Много справедливых требований я приготовил к лагерному начальству. Вот только выслушают ли они меня. Примут к сведению, все, что накипело у заключенных».
Собрав возле себя, всю отрицательно, настроенную братву, Дрон высказал свои мысли вслух. Дослушав до конца вора, все пацаны решительно поддержали его.
– Пока еще не поздно,– продолжал Дрон,– все, кто чувствует, что не в состоянии повести за собой мужиков, могут сейчас уйти с этой сходки. Но пусть тот запомнит. Руку ему, никто не протянет. Он останется презираемым нами. На днях, – продолжал вор,– начнется ментовское щемилово, все должны быть готовы к выступлению. Главное, не давать мусорам гасить нас по одному в трюм. Необходимо поддерживать друг друга и при попытке кого — либо посадить в изолятор, отбивать у ментов пацана или мужика. Сейчас, или никогда!
 Даже сегодня, ложась спать, каждый должен усвоить для себя: «То, что было вчера, это в прошлом. Сегодня и завтра — неразделимы!»
Дрон наказал своим подручным, соблюдая полную секретность, снабдить отрядные «общаки» водкой и таблетками. Под угрозой, жесткого разбора, никто не имел право запускать туда руки, если кто — то ослушается и возьмет из общака, хоть крошку, будет за это жестоко наказан.
Вся братва, чувствуя за собой ответственность, была согласна с таким решением.
Также было решено, незамедлительно собрать всех надежных людей в отрядах и разъяснить им, что с завтрашнего дня зона находится под особым контролем «блаткомитета», все должны зорко следить, чтобы ни одна «мышь», не дошла до режимной и оперативной части.
 Продолжать работать на производстве, но уже с учетом нового порядка и вновь избранных бригадиров.
– И еще, один важный факт,– сказал Дрон, – если меня завтра или позже, менты попытаются упрятать в трюм, назначенные посыльные должны сразу оповестить отряды. Я сам категорически откажусь от изоляции, постараюсь не давать ментам повод к водворению меня в изолятор.
 Когда начнутся решительные действия, ты Воробей,– Дрон показал на Сашку,– подберешь самых лучших бойцов, из числа пацанов и возглавишь их. В подручные возьмешь к себе своих пацанов.
Карзубый и Каленый, вы будете держать под контролем центральную вахту, если менты попытаются подтянуть дополнительные силы, немедленно оповестите блаткомитет.
Воробей, блокируете первый отряд, где находятся повязочники, будем держать их в заложниках, туда же будем бросать и ментов, это на случай экстренных мер, в силу надобности будете перемещаться по всей зоне, ваше умение работать кулаками, будет необходимо.
Затем, были избраны ответственные за промзону, которые будут держать там контроль. Подготовят, на случай ментовской бойни: заточенные штыри, железные прутья и арматуру. Бочки с бензином и солярой решили тоже взять под особый контроль.
– Требования, буду предъявлять я, со мной всегда будут, Сибирский, Симута и при надобности — ты Воробей, и вор снова кивнул в сторону Сашки, затем подумав, добавил, – Карзубый и Каленый тоже зачисляются в Блаткомитет.
Пацаны, ни в кое случае не поддавайтесь на ментовские уговоры, знайте одно, расстроят наши ряды, значит сломают нас всех. Помните одно, не убивать, в противном случае в нас могут стрелять.
Но пока управа получит приказ из Москвы, нам придется выдержать натиск солдат. Все они вооружены саперными лопатками и дубинками и газом «Черемушкой». К запретке близко не подходить, вертухаи непременно получат приказ, шмалять в каждого, кто приблизится. Соберите в общаки отрядов, консервы, хлеб и приготовьте воду. Менты сто процентов перекроют ее, чтобы сломить нас. Вот так, братва, пора действовать, все остальное, будем решать по «ходу пьесы». Желаю вам всем, присутствия духа и удачи.
В каждом из находившихся заключенных на сходке, разгорелся воинствующий пыл. Отдавая себе отчет, какие последствия могут быть впереди, люди понимали, на что идут. Когда представится еще такой случай, чтобы свести счеты с ненавистными ментами, создавшими удушливый режим. Пусть даже на одну треть начальство выполнит их требования, и они могут гордиться своей победой.

 
 
 
Глава 29
 
КТО ИЗБИЛ АКТИВИСТОВ?
 
Правда никто из заключенных не представлял, что же на самом деле их ждет. До какой степени может ожесточиться власть, чтобы подавить бунт осужденных. Никто и не мог предположить, что кто-то, из них, уже не вернется домой, к своим родным и близким.
Кому — то, суждено остаться навечно калекой, или получить добавочные срока за организацию и участие в бунте. Но, как говорится: «Надежда умирает последней». Все надеялись на лучшее.
         День выдался тревожным не только для заключенных, но и для администрации колонии.
С самого утра, вместо того, чтобы засесть в своем кабинете, майор Ефремов прохаживался у кабинета своего начальника.
 Кузнецов еще не появился на работе.
Сослуживцы, проходя мимо здоровались, поздравляли с возвращением из командировки. Подошел капитан Громов из оперчасти и поздоровался.
– Привет Лёнь! С выходом тебя.
– Спасибо, – мрачно ответил Ефремов.
– Что такой хмурной, не выспался что ли.
– Поспишь тут, сейчас планерка, а Кузнецова еще нет.
– Так он с утра в Управлении по делам, он вчера предупредил, что сегодня задержится.
– Странно, а мне он ничего вчера не сказал.
– Может, забыл.
– Скорее всего. Но про себя Ефремов подумал: «Никак за советом к Говорову наладился, ну и туповатый он, совсем не понимает, куда влез».
Ефремов решил, пока нет Кузнецова, зайдет в зону и послушает новости, поднялся на второй этаж и открыл свой кабинет.
– Дневальный! – крикнул он заключенного,– странно, куда он подевался, постоянно сидел в своей комнатушке.
Майор догадался, что его возвращения из командировки, никто сегодня не ждал. Он спустился на первый этаж, где располагалась санчасть, и решил поприветствовать Галину, медицинского врача, которая лечила осужденных. Зайдя в помещение больницы, майор обратил внимание на заполненные палаты. «Что-то уж слишком много в зоне больных, за мое отсутствие, развелось», – подумал он. Но увидев перебинтованную голову своего дневального, был очень удивлен.
– Шевцов, что это с тобой? Кто тебя так? Шевцов обрадовался, увидев своего начальника:
– Здрасте, гражданин начальник. Я не знаю, они были в масках. Сегодня ночью, меня разбудили и сказали, чтобы я не отказался от должности дневального оперчасти, а не то меня придушат. Я попробовал вырваться и позвать на помощь, но дальше ничего не помню, очнулся в медсанчасти с пробитой головой.
– Так… – Ефремов обвел взглядом палату и вымолвил,– эти тоже?
 Вошла Галина и, поздоровавшись, попросила выйти майора из палаты.
– Галина Николаевна, мне нужно еще опросить осужденных.
– Но халат — то одень, здесь все — таки медицинское учреждение.
Они зашли в ординаторскую комнату.
– Алексей, что вообще происходит, люди поступают с травмами головы, а наши работники ничего не предпринимают.
– А черт их знает,– выругался майор,– пойду разбираться с этим кошмаром. Я ведь вчера только из командировки прибыл, меня утром Громов встретил, неужели он ничего не знал о ночном инциденте. ДПНК хотя бы известил меня о происшествии.
– ДПНК уже делает обход по колонии, тебе сейчас работы будет, разыскать ночных налетчиков.
– Да что тут вообще творится, Кузнецов опустил вожжи совсем, режимная часть тоже засыпает. Ладно, Галя, пойду. Чувствую сейчас, начнется кошмар.
 
В отрядах уже шла негласная работа. После вчерашней сходки, все блатные собрали своих отрядных подручных и в строжайшем секрете начали подготовку к неповиновению.
Сашка собрал своих пацанов, мужиков пока не стал предупреждать о готовящейся акции.
Семьянинов, бывших блатных Пархатого и покойного Равиля, тоже пришлось привлечь к делу, чему они несказанно обрадовались.
Вечером, после отбоя вскрыли полы и набили тайники водкой и съестными припасами, которые планировалось в скором будущем раздавать заключенным.
Ночью, по всей зоне планировалось провести акцию, каждые блатные семьи, должны вычистить отряды от всех зэков, которые работали с администрацией колонии.
 Будить, предупреждать, наказывать. Бить приветствовалось, но наверняка, чтобы не поднимали шум.
Делая выводы по утренним сводкам, начальство стояло на головах, от ночных побоев осужденных. ДПНК вызвал дополнительный наряд контролеров, и они обходили все отряды, пытаясь выявить по горячим следам нападавших, но результатов не было ни каких. Никто ничего не видел, и не слышал.
Написав рапорт начальнику колонии, ДПНК перепоручил вести теперь работу оперативной части.
Начальник колонии Серебров рвал и метал:
– Где Кузнецов, почему до сих пор его нет на работе, что вообще происходит у нас под носом, быстро ко мне Ефремова и остальных оперов. Майор не заставил себя долго ждать.
– Так, Ефремов, полдня тебе на розыски зачинщиков, перерой мне всю зону и чтобы после обеда я собственными глазами видел всех в изоляторе.
– А Кузнецов?
– Что Кузнецов, пока он прохлаждается по Управлениям, здесь блатные мрази бойню затеяли. Поднимай все службы, усиливай наряд контролеров, бери в помощники, кого посчитаешь нужным, наводи в зоне порядок.
– Как быть с осужденным Дроновым? Это первый кандидат в подозреваемые зачинщики.
– Посадить, допросить, изолировать, эту вошь воровскую. Полковник был вне себя от нахлынувшей на него ярости.
Только Ефремов вышел из кабинета начальства, как столкнулся с Кузнецовым.
– Евгений Федорович, в колонии ЧП, приказ Сереброва, произвести задержание всех, кто причислен к блатным и водворить в ШИЗО.
– Да доложили уже. Ладно майор, после договорим, собирайте людей и по отрядам.
– Громов, возьми несколько человек и в промзону, делайте обыски, недовольных в изолятор, – распорядился Ефремов.
– Как ты считаешь, обратился Кузнецов к Ефремову, это подготовка к бунту.
– Это Дронов, замутил воду, оттуда все эти ноги растут, брать его нужно.
– Тогда быстро во второй отряд,– заторопил Кузнецов.
Было собрано человек двадцать, включая смену дежурных прапорщиков и сержантов, уже направляясь по центральному плацу, Ефремов в полголоса сказал своему начальнику:
– Евгений Федорович, предоставьте мне это задержание. Кузнецов понимающе кивнул головой.
Дронов и еще несколько осужденных находились рядом с бараком, где располагался второй отряд. Увидев приближающихся ментов, вор еще раз предупредил, чтобы держали себя в руках, все остальное он берет на себя, применять силу разрешалось только по его команде.
Сотрудники колонии подошли вплотную к группе заключенных и стали брать их в полукольцо.
– Осужденный Дронов, прошу следовать за нами на вахту,– проговорил решительным тоном Ефремов.
– Майор, что — то случилось? Конкретно меня проводить, или вам еще кто-то нужен.
– И всех присутствующих здесь, тоже… – объявил оперативник.
– А на каком основании? Позволь спросить. Дронов взглянул на Кузнецова, но тот отвел взгляд.
«Понятно, – подумал вор, – здесь видимо Ефрем всем заправляет».
– На основании распоряжения начальника колонии, – продолжил Ефремов.
– Ты меня в чем — то конкретно обвиняешь, или блажь вошла тебе в голову.
– Дронов, ты умный слишком, давай без лишних разговоров. Давай — давай вперед!
– Остынь начальник, ответь на вопрос сначала, за что меня на вахту?
Дрон кинул взгляд на территорию, где располагались другие отряды. По направлению, к ним продвигались небольшие группы заключенных.
Менты стягивали кольцо вокруг Дронова и его подручных, не замечая, что сами постепенно оказываются окруженными подошедшими зэками.
– Короче, начальник, мы сейчас мирно расходимся и потом в присутствии ряда заключенных будем говорить, иначе разговора у нас не получится.
Два прапорщика попытались взять вора под руки, но чьи- то руки опередили их, грубым движением, они были отстранены в стороны.
 Пока смена контролеров пыталась понять, что происходит, заключенные зажали их в плотное кольцо, и инициатива мгновенно перешла на сторону осужденных.
– Майор, не делай необдуманных действий, иначе пожалеешь об этом. Дрон обвел взглядом ментов и обратился к ним:
– Вас тоже это коснется, если сейчас не развернетесь и не свалите по добру по здорову… Его слова были поддержаны дружным смехом заключенных, раздались колкие высказывания и кто-то поддержал вора:
– Валите отсюда, менты позорные и козлов своих прихватите, а то устроим вам Варфоломеевскую ночь. Толпа угрожающе зашумела, давая понять начальникам, что шутить здесь не собираются.
– Это что, бунт?! – еще не веря своим глазам и ушам, произнес Ефремов,– а ну немедленно разойдитесь по отрядам.
– Заткните ему глотку,– выкрикнул кто-то из толпы. Дрон поднял руку, шум постепенно стих.
– Нет, это не бунт, а пока первое предупреждение администрации, от лица осужденных всей зоны. Сейчас ты разворачиваешь всю свою свору и вы, идете к хозяину. Через час, вся зона собирается на центральном плацу, и я зачитываю все имеющиеся к вам требования.
– Требования!– переспросил Кузнецов, – Дронов будь благоразумен, за кого ты просишь, у них и так все есть.
Толпа опять угрожающе зашумела.
– А вот об этом мы и поговорим, что нам положено и что нам не хватает, всё, разговор закончен.
– Дронов, что ты делаешь? – пытался осадить вора Кузнецов, – ты прекрасно понимаешь, что ваши требования, это тупиковая ситуация, мы — администрация не вправе что — либо решать, мы только поддерживаем порядок.
– Вот именно, что порядок, а на самом деле вы слишком на себя много берете, а чтобы у вас не было иллюзий по поводу случившегося, мы твердо заявляем — встретимся на плацу! Братва, расступитесь, пропустите начальство, – закончил Дронов.
– Ну, хорошо, – сказал Ефремов, – мы вынуждены, под вашим давлением покинуть это сборище, но запомни Дронов, за подстрекательство к бунту, тебя осудят. Пока не натворили бед, опомнись! Через час будет поздно.
– Слушай ты, оперативная ищейка,– прервал его Дрон,– мы всего лишь, пока просим свое, и требуем то, что нам положено по закону, и ваше дело выслушать нас. Не провоцируйте нас на жесткие действия, и мы разойдемся красиво, как в море корабли, в противном случае ваши головы полетят быстрее, чем наши.
Тем временем, как и было условлено, Воробей с десятком крепких ребят блокировали вход в первый отряд. Он зашел внутрь отряда и громко объявил:
– Слушайте внимательно! Всем активистам и прочей административной нечисти, запрещено покидать территорию отряда, кто попробует нарушить приказ, будет жестоко наказан.
Со шконок повскакивали те, кто отдыхал и не находился на вахте или на работе.
– Это кто такой прыткий, чё, там буровишь, ты кто такой? К Воробью подошел СэВэПэшник [182].
– Ты там, в отряде голос свой имей, чё сюда приперся? Но не успел он продолжить, как сильный удар в челюсть поверг его на пол. Сашка, Зеля и еще несколько человек кинулись усмирять активистов, в ход пошли не только кулаки, но и дубинки.
Поняв, что с ними никто не шутит, активисты сбились в один угол и ощетинились. Один из них, откуда — то достал арматуру и выступил перед безоружным Воробьем.
– А моего дружка, не хочешь отведать? И стал размахивать железкой перед лицом Воробья.
Сашка уворачивался от ударов, то и дело отскакивая, но вдруг в голову активиста прилетел стул, запущенный кем — то из братвы.
Воспользовавшись заминкой, Сашка, со стоявшим рядом Зелей, кинулись бить активиста.
Успокоились они только тогда, когда тот упал на пол и весь зажался под ударами сапог.
Подоспело еще несколько человек во главе с Глазуном, вооруженными дубинками и арматурами.
Раздались крики, взывающие о помощи, кто-то из актива истощенно визжал и молил о пощаде, кругом стояла ругань и восторженные восклицания пацанов. Им все — таки удалось сломить сопротивление оставшихся на ногах козлов и, добивая, кого пинками, кого прутками, нападавшие согнали всех в комнату отдыха. Туда же принесли и тех, кто уже не мог двигаться.
– Я еще раз предупреждаю, если хоть одна мразь высунет голову из комнаты, будет сразу же уничтожена, – решительно заявил Воробей.
– Принимай пополнение, Воробей, – раздался голос одного из мятежников, – в полку у козлов прибыло.
 Завели еще несколько человек, изрядно избитых. Одного даже пришлось тащить под руки, голова которого была пробита и из раны текла кровь.
Это были заключенные из хозобслуги: библиотекарь, банщики, парикмахер, каптерщик. Все, те, кто занимал в зоне «теплые места».
В первый отряд сводили всех, кто имел отношение к активу и только тех, кто попался под руку бунтарей. Кому посчастливилось, уже бежали к вахте под покровительство администрации.
Дрон пока не давал распоряжения трогать работников колонии, единственно, что он сделал сразу, отнесясь гуманно к вольнонаемным работникам колонии, он разрешил покинуть территорию колонии врачу, нескольким учителям из школы и продавцам магазина.
Мужики, понявшие, что начинается бунт, стали вести себя смелее. Вооружались кто чем мог, кто ломал кровати и выбирал себе поувесистей трубу, кто валил деревянный забор и отрывая доску примерял ее в руке.
Неожиданно со стороны изолятора раздался вопль, все, кто находился неподалеку, обратили внимание, как повязочник, дежуривший на вышке орал во все горло:
– Начальник, помоги, они убьют меня. Ну что же вы стоите? Обращался он к стоявшим на крыльце вахты ментам, но они уже ничего не могли сделать, плац заполнялся заключенными вооруженными палками и арматурами. Из промзоны стали подтягиваться еще осужденные.
Главные стойки вышки, которая располагалась на углу штрафного изолятора уже были подпилены и она угрожающе раскачивалась, еще несколько движений пилы и… вышка рухнула на землю с обезумевшим от страха повязочником. Двое заключенный подхватили потерявшего сознание активиста и поволокли его в первый отряд, там ему окажут помощь. Кто — то из заключенных завесил вход в первый отряд белой простыней и прикрепил крест — накрест две красные полоски, показывая тем самым, что здесь располагается санчасть.
Дрон с многочисленной братвой стоял на плацу и выкрикивал слова, чтобы его лучше услышали. Постепенно шум и крики утихли.
         – Мужики! Первое действие выполнено, мы выказали свое неповиновение ментам и они будут вынуждены нас выслушать, и второе, мы изолировали козлов и перекрыли им выход из зоны, теперь им придется с нами считаться, они находятся под наблюдением братвы в первом отряде.
Я призываю вас, не громить зону, пока для этого нет надобности, если менты откажутся выслушать нас, то мы будем вынуждены объявить тотальный бунт и полное неповиновение, пока сюда не прибудут прокурор по надзору и начальники с управы.
Раздались первые крики одобрения.
Чей-то писклявый голос выкрикнул:
– Да здравствует революция! И толпа заключенных разразилась громким смехом.
 


 
 
 
Глава 30
 
УЗНИКИ ШИЗО ОСВОБОЖДЕНЫ
 
Дрон предвкушал первые шаги победы, но он понимал, что пока мужики управляемы, с ними можно идти рука об руку, но как только толпа выйдет из-под контроля, пиши, все пропало, их уже ничем не остановишь. Начнутся всеобщие погромы и грабежи, зону подожгут и потом в этом хаосе бесполезно наводить порядок. Потому и ходили среди мужиков авторитетные пацаны и разъясняли им, что еще рано поднимать бунт. Мало по малу зона успокоилась и все стали ждать прихода начальства.
 А тем временем, в кабинете начальника колонии проводилось экстренное совещание.
Полковник Серебров был категорически против того, чтобы сообщить в управление о волнениях заключенных. Был вызван командир роты охранения, которому был дан приказ об усилении охраны вокруг колонии.
– Договоримся и справимся своими силами, но на непредвиденный случай, усилить патрулирование вокруг зоны, на смотровых вышках выставить по двое часовых. При малейшей попытке, пересечь полосу препятствия, стрелять незамедлительно, но предупреждаю, только в запретной зоне, – наставлял начальник колонии.
         Ефремов настаивал, чтобы позвонили в управление и вызвали на помощь внутренние войска. Он так же считал необходимым оповестить управление МВД, чтобы для поддержания порядка со стороны свободы, дежурили милиционеры. Ситуация может выйти из-под контроля и тогда будет поздно, взбунтовавшиеся зэки все снесут на своем пути.
Мнения разделились. Многие не понимали, что все может быть настолько серьезно и вмешательство других подразделений внутренних войск будет излишним. Другие боялись за свою безопасность и даже за жизнь. В конечном результате, полковник Серебров решил выйти к осужденным.
Взяв с собой еще несколько офицеров, он вошел в зону, прошел сквозь толпу заключенных к месту, где расположились авторитеты колонии, толпа заключенных расступилась и снова сомкнулась.
 Серебров, как можно спокойно заговорил громким голосом:
– Граждане осужденные, прошу вашего внимания.
В первую очередь руководство колонии обязательно вас выслушает, если ваши требования приемлемые и мы в состоянии будем решить их своими силами я обещаю вам, что мы все сделаем, что только возможно, для урегулирования этого конфликта. Я призываю вас не продолжать избиения осужденных, не стоит усложнять ситуацию, давайте мирным путем решим эти проблемы. Голос его был твердым и спокойным.
– Мягко стелешь, жестко спать,– послышалась первая реплика.
 Дрон протиснулся сквозь толпу зэков и подошел к начальству.
– Хорошо, но ты должен нам дать гарантию, если все закончится мирным путем, не прессовать зэков, за то, что они наказали козлов.
– Какие гарантии вы хотите получить, – обратился полковник к Дронову и его сподвижникам.
– Твое слово! Слово офицера. Ты готов нам дать его? – спросил Дрон, уверенно глядя в глаза хозяина. Серебров переглянулся с сопровождавшими его офицерами, которые остались безучастны и он понял, что зря в данный момент ищет у них содействия.
– Хорошо, я даю вам слово офицера, что мы не будем преследовать кого-либо за нанесение побоев.
– А так же и я поддерживаю своим словом начальника колонии,– произнес Кузнецов.
Волна одобрительного возгласа прошла по толпе заключенных.
– Но в свою очередь и вы должны выполнить наши условия,– сказал Говоров.
– Мы все во внимании, – ответил за всех Дрон.
– Вы немедленно должны сложить палки, штыри, арматуры здесь же на плацу и разойтись по отрядам, мы окажем необходимую медицинскую помощь пострадавшим осужденным. Обещаю, что ни один из осужденных не будет водворен в штрафной изолятор.
– Лады, начальник, только выслушай наши требования, для начала вызови нам прокурора по надзору в присутствии офицеров из управления, а пока слушайте сюда. Дрон размахивая листом бумаги, стал зачитывать:
– Во первых, вы уберете из зоны всех активистов, ни одна тварь не должна иметь нашивки и занимать теплые должности в колонии, мы сами в состоянии выбирать себе людей, которые числятся в хозобслуге.
Что касается пропитания. Поваров и прочих работников столовых, отряды сами будут выделять. Все, что положено по суточному довольствию, вы будете обязаны выдавать без проволочек и прочего воровства, положенных нам продуктов.
Мы категорически против методов наказания «ларьком» и посылок, никто не имеет права лишать нас продуктов питания и предметов первой необходимости.
Наша зона против вменения «локальной системы» Сообщения между отрядами должны оставаться открытыми.
Мы имеем право на просмотры фильмов в клубе, и то, что администрация лишает нас кино за различные нарушения, мы против таких санкций.
Мы требуем, чтобы укоротили руки оперчасти, которая унижая человеческое достоинство, принуждает вновь прибывших в колонию выполнять унизительные работы.
Отменить в изоляторе «День — летный, день — не летный» дающий властям колонии право на лишение питания, день через день.
После отбоя прекратить ночные поверки, сопровождающиеся громким топотом и руганью.
Дать нам право самим выбирать себе бригадиров, а не тех, кто находится в сделке с различными административными частями в колонии.
Прекратить наращивание норм выработки, доведенных на сегодняшний день до абсурда.
Оставлять на карточке заключенного положенный процент денег, а не забирать под чистую, за уплату исков и алиментов.
По мере того, как Дронов зачитывал требования, по собравшейся толпе прокатывались одобрительные возгласы.
Уполномоченный продолжал:
– Мы требуем, чтобы не лишали свиданий с родственниками, спекулируя тем самым перед нашими родными, что мы не соблюдаем правила внутреннего распорядка.
По первому требованию, вы обязаны вызывать прокурора по надзору, так как это является неотъемлемым нашим правом.
При предъявлении нам серьезных обвинений в совершении каких либо преступлений, мы имеем право на адвокатов и давать первое показание, только в их присутствии.
Мы также требуем прекратить режимную и оперативную части ломать личность человека, а именно: склонять к предательству, заниматься наушничеством, доносительством, устраивать слежку и создавать провокации в отношении нас — заключенных.
Очень и очень много было зачитано требований. Но тот, кто составлял этот перечень, прекрасно понимал, что только толику написанного, может выполнить администрация колонии. Все остальное было адресовано общей системе Исправительно Трудовых Учреждений, а это, по сути и было внутренним распорядком зон, а по сему, изначально можно было считать, что никто всерьез даже не воспримет такой «манифест».
Тем временем заключенные в штрафном изоляторе, сидевшие за нарушение режима содержания, а так же отбывающие наказание в БУРе услышали, что в зоне происходит, что-то важное.
 По шуму крикам и, поднятым по всей территории колонии, стало понятно, что начались волнения. Некоторые заключенные, сидевшие в БУРе, были заранее оповещены, о том, что возможно на днях произойдут перемены.
 Дрону не хотелось преждевременно нагнетать напряженную обстановку, если братва начнет бузить, все полетит к черту, так или иначе тех все равно выпустят.
 Вор дал распоряжение, чтобы Воробей взял с собой десятка два дюжих пацанов. По сигналу нужно будет взломать двери изолятора, но так, как двери были сработаны на совесть, придется применить технические средства.
Ворота в промзону были открыты и там уже небольшими группами, разбрелись заключенные, одни подтаскивали к центральным воротам хлам, железо, старые щиты, другие подносили какие- то трубы и швеллера, все готовились на случай прорыва военных или длительной осады.
Сашка присмотрел трубу приличного диаметра, длиной около пяти метров и в уме прикинул: «Если ее возьмут человек шесть и используют, как таран, то свобода узникам изолятора будет обеспечена».
Первый раз он и его приятели, участвовали в подобном мероприятии.
Жизнь и события такого рода разворачивались по накатанному только в книгах, и в фильмах, а тут он воочию и самолично принимал участие в волнениях.
Пока все шло по плану, и пацаны были на гребне волны, которая увлекала их дальше, в неведомую пучину. Опасений и страха за сработанное, ни у кого из восставших, не было.
Были, конечно, лояльные к неповиновению и беспорядкам, но Дрон строго на строго наказал «вольному — воля», захотят поддержать, пусть становятся рядом.
Он не хотел, чтобы в случае неудачи, мужики говорили, что их заставляли блатные из — под палки участвовать в бунте.
Подтащив трубу к дверям изолятора, заключенные ждали, когда закончит вор зачитывать требования к администрации. Ведь после этого и начнется самое главное, либо власти колонии уступят зэкам, либо применят силу, чтобы погасить бунт.
Но случилось то, чего нельзя предвидеть в таких ситуациях. Тем и непредсказуем бунт, потому как разворачивается не по направленной, а имеет стечения разных обстоятельств.
Пархатый сидел в камере изолятора и его еще не перевели в БУР. С ним сидело трое заключенных, которые так или иначе являлись нечистыми по понятиям, одним словом они не имели право сидеть в одной камере с хорошими пацанами. После того, как Воробей выпроводил его с камеры, менты нашли ему место по его масти.
Пархатый был зол на весь мир, слова угроз, сыпавшиеся в адрес Воробья и прочих, кто мешал ему жить по своим законам, не были пустыми.
Он сначала лелеял план, затем вынашивал его до основания. В первую очередь он отомстит Воробью, который считался виновником всех его бед, затем он подберет себе надежных пацанов и они начнут переворачивать зону. Пархатому не понравились методы вора в законе, по которым он правил в зоне, он считал, что Дрон по нынешним меркам, слишком мягкий и гуманный, хотя этому гуманному акту со стороны вора, он был обязан своим положением, потому, как его не опустили за беспредел.
Мечта Пархатого — это править железной рукой.
Ближе к обеду зэки с его камеры услышали крики за стенами изолятора, сначала все подумали, что это развод на работу осужденных, но шум и гам не прекращался.
По коридору ШИЗО, то и дело бегали смена контролеров и ударами дубинок  по дверям, старались утихомирить разволновавшиеся камеры. Но буйство в изоляторе нарастало, стуки в двери, чем попало, переросли в единый гвалт и шум, от которого стоял звон в ушах. Дежурные ушли в свою комнату и стали непрерывно названивать по внутреннему телефону. На вахте, где располагался ДПНК, им отвечали, чтобы немного потерпели. Также объяснили, что имеются временные затруднения с помощью, еще раз просили держаться и не провоцировать заключенных на беспорядки.
Через некоторое время все же в изолятор вошли двое служащих, лейтенант Брагин, работающий в режимной части и прапорщик Семенов из смены контролеров.
Услышав голоса за окном изолятора, которое выходило в промзону, Пархатый заскочил на верхние нары и, прижавшись лицом к зарешеченному окну, крикнул, что есть силы:
– Братва, что у вас там? Что за кипишь?
 Подбежавшие до уровня «паутины» и колючей проволоки, которой была обмотана вся наружная стена изолятора, мужики закричали:
– Свобода! В зоне начался бунт, скоро мы вас освободим. Сейчас меморандум ментам выпишем и ломонем двери трюма. Потерпите, пацанва!
–Ураааааа!– заорал Пархатый во все горло и, подбежав к двери камеры, закричал, чтобы его все услышали.
– Пацаны. Братва! В зоне бунт, ломай замки, выходи на коридор, будем мусоров метелить. Изолятор ответил ему голосами приветствия,
– Ништяк, пацаны, бей гадов — мусоров, ломай двери, гаси ментов поганых, ох и отоспимся мы сейчас на них.
В один миг была выворочена с корнем, привинченная к полу лавка. Пархатый и двое, помогавших ему подхватили ее и стали бить торцом лавки в двери. Она не поддавалась. Сделав несколько ударов и не получив желаемого результата, вчетвером вцепились в стол и также вывернув его из пола, кинулись бить им в двери.
Дверь зашаталась, но не хотела поддаваться.
– Давай братва, выломаем эту козлячью дверь, – рычал Пархатый и ему вторили три голоса:
 – Даем Жека, даем!
После нескольких мощных ударов, замки не выдержали и дверь распахнулась, выкинув наружу взбунтовавшихся узников. Им навстречу, по коридору, бежали лейтенант и прапорщик, угрожающе размахивая дубинками, другие двое находились в другом крыле изолятора. Лейтенант держал в руках какой-то предмет, с виду напоминавший темный пузырек, это оказался аэрозольный баллончик с слезоточивым газом.
«Черемушка!» – пронеслось в голове у Пархатого, но офицер уже испускал на них струю газа. Раздались отборные матерки и двое из вырвавшихся закрутились юлой, харкаясь и сморкаясь от удушливого газа. Пархатый несся на лейтенанта, держа впереди себя лавку и, что есть силы, ударил офицера в лоб. Рыжков хватанул воздух, заряженный газом и трое зэков, в том числе прапорщик повалились на пол, отравленные парами Черемушки.
Пархатый, запахнувшись курткой, и закрыв глаза, на ощупь шел вдоль стены, пока не свернул на лево. Сделав еще несколько шагов, он едва разодрал глаза, было такое ощущение, что насыпали песка в глазницы.
         Контролерская комната была открыта, он кинулся к умывальнику с водой и долго ополаскивал лицо. Постепенно зрение возвращалось.
Там за углом, откуда он пришел, слышались крики о помощи, это трое сокамерников, наугад пытались добить прапорщика, офицер лежал без сознания с окровавленным лицом, лавка, угодила ему прямо в лоб, и расплющила на носу хрящ.
 Двое контролеров испугавшись, выскочили в прогулочный бокс и уже перелазили через высокий забор, обдирая свои руки об колючую проволоку.
 Пархатый заметил связку ключей, брошенную дежурными на столе.
«Вот удача,– подумал он,– не унесли с собой твари, забыли впопыхах». Он выскочил в коридор и рванулся направо к двери, которая вела во внутренний двор изолятора, вставил большой ключ, но дверь и без того подалась вперед и открылась.
Жека вышел на улицу и с жадностью глотал свежий воздух. Постепенно, выбрав нужный ритм дыхания он снова заскочил в контролерскую, схватил с вешалки полотенце и, смочив его обильно водой, припечатал ко рту.
Дышать было тяжело, но все же терпимо, чем совсем глотать загазованный воздух. В камерах стоял такой гвалт, двери трещали, ходили ходуном, но не поддавались. Пархатый начал с первой камеры БУРа. Открыв двери, он крикнул, чтобы все выбегали во двор и отдышались, потому, как газ уже проникал в камеры. «Ошалевшие» от газа зэки плохо соображая куда идут, столпились в проходе.
– Какого черта вы стоите, мать вашу! Дергайте на улицу, в прогулочный дворик, – орал Пархатый на освобожденных. Он сам уже открывал третью по счету камеру, благо, что замки открывались одним ключом. Получив доступ свежего воздуха, коридор изолятора постепенно проветривался.
Смешно выглядели здоровые, молодые парни, «плачущие» по причине загазованности воздуха. Что и говорить, хорошее средство изобрели для усмирения восставших или взбунтовавшихся граждан.
Слюни, выделения из носа, слезы – все одним разом выходило из человека наружу, здесь уже не до действий, да еще к тому же трудно делать вздохи, перехватывало дыхание.
Пархатый, не стал открывать дальше камеры, а размахивая связкой ключей, воззвал к освобожденным:
– Пацаны, пошли в зону, хватайте в руки все, что попадет, берите мусоров в заложники и тащите в БУР, мы им устроим Колымские встречи. Все загалдели от удовольствия.
– Вперед братва, бей мусоров! – и толпа во главе с Пархатым направилась к главному выходу в ШИЗО, он открыл входную дверь и бросил ключи в задние ряды, кто- то подхватил связку и продолжил освобождать оставшихся узников. Никто из освобожденных заключенных Пархатым, пока не вспомнил о его новом статусе, зашкваренного.

 
 
 
Глава 31
 
ВОССТАНИЕ ИЛИ БУНТ?
 
Сашка с пацанами, стоял и прислушивался к выкрикам, доносившимся со стороны плаца и ожидая сигнала к началу штурма изолятора.
Но в этот момент входная дверь распахнулась, и его взору предстал не кто иной, как сам Пархатый, с напиравшей сзади толпой других зэков.
Мгновенно оценив обстановку, Воробей знаком руки подозвал своих пацанов к двери изолятора и обратился к арестантам:
– Пацаны, соблюдаем спокойствие, сейчас все идем на плац, там Дрон предъявляет ультиматум ментам, мы сами хотели вас освободить с минуты на минуту, вот видите, и трубу приготовили.
– Чёты, Воробей, какое на фиг построение?– произнес Пархатый, – ты чё не врубаешься, мы свободу себе добыли, а ты нам на плац.
–Так Дрон сказал и блаткомитет порешил, смотрите, вон вся зона на плацу собралась,– перебил его Сашка.
– Пацаны,– крикнул Рыжков,– они чё в натуре, ноты попутали здесь в зоне? Жека оглянулся на остальных освобожденных, как бы ища у них поддержки.
– Остынь, Пархатый,– осадил его кряжистый здоровяк, это был семьянин Симуты, Серега Сокол,– раз братва так решила, значит идем на плац, а ты Пархатый выше планки не прыгай, знай, свое стойло, с тобой еще разборы не закончились.
Жека взбеленился:
– Вы чё, пацаны, я же первый мента прессанул и вас всех выпустил,– с обидой в голосе произнес он.
– Да ладно Пархатый, не мети пургу, айда на плац к братве,– подтолкнул его кто-то из братвы и толпа заключенных, только что вырвавшаяся из изолятора направилась на центральный плац.
 Они подошли к основному скоплению заключенных и вклинились в толпу.
– Мужики, дай дорогу каторжанам из БУРа. Все стали расступаться, давая пройти освобожденным узникам.
– Ооооо! Кого я вижу! – воскликнул Васька Симута, увидев Сокола и остальных арестантов с ШИЗО. Они горячо побратались, не видевшись после четырех месяцев БУРа.
Дрон, наконец, закончил читать и обратил внимание на пополнение, он поздоровался с ними. Вор, чувствовал по обстановке, что может произойти стычка между освобожденными и ментами, потому «цинканул глазами» своим подручным и вступил в разговор:
– Вы немного тут припозднились,– обратился он к пацанам с веселыми нотками в словах.
– Короче, вот бумаги,– и Дрон протянул их полковнику,– мы ждем ровно два часа, на рассмотрение и решение наших требований.
– Дронов, ты же прекрасно понимаешь, что здесь есть такие пункты, исполнение которых не в нашей компетенции,– сказал полковник.
– Вот мы и будем ждать два часа, чтобы вы вызвали сюда прокурора по надзору и начальника Управы, а все остальное порешаем с тобой.
Начальник колонии встревожено посмотрел на заключенных, которые, только что покинули изолятор.
– А где смена контролеров? Что вы с ними сделали? – обратился он к заключенным, вырвавшимся из ПКТ.
– А мы с ними поменялись местами,– выступил вперед Пархатый,– правда, они не хотели, но мы их культурно попросили об этом,– с издевкой продолжил он.
– Что значит, попросили,– еще больше взволновался полковник,– вы что, их… Что с ними?
– Да живые они, живые! Только малость помятые, что с них убудет, шкуры то у вас крепкие,– осужденные вокруг засмеялись.
 Стоявший рядом, Кузнецов проговорил:
– Мужики, отпустите их, не берите грех на душу, они ведь при исполнении.
– Да вы посмотрите на них,– вмешался Сибирский,– значит мусорам нас втаптывать в грязь — не грех, а как справедливо вас раскачать, так это грех… Это ты сам придумал? А, мусор. Я тебя готов прямо здесь на части порвать, за твое зловоние из пасти.
 Осужденные зароптали, зашумели.
 Дрону был необходим тайм-аут, и он решил всеже выполнить свою миссию до конца.
– Общем так, вы сейчас сваливаете отсюда и пока не предложите что-нибудь дельное, к нам не суйтесь. Попытаетесь взять штурмом зону, мы выставим головы ваших сослуживцев и каждый час будем выдавать вам активистов, в распотрошенном виде.
Молите Бога, что мы еще вас отпускаем, так как вы взяли на себя роль парламентеров, а то сидеть вам вместе со своими прапорами. За ваши козни и преступления, вас бы сейчас без суда и следствия… Мужики, пропустите их, пусть думают над нашими словами. И под громкое улюлюканье и всякого рода гадости, начальство колонии было вынуждено убираться с территории зоны.
Итак, изолятор был освобожден.
Штаб, где раньше располагались ДПНК и смена контролеров — опустел.
К лейтенанту и прапорщику, что были брошены в камеры и заперты, добавилось еще двое прапоров, взятых в промзоне.
Всех вольнонаемных сотрудников сопроводили до вахты и отдали в руки администрации. Сформированные отряды осужденных распределили по всему периметру обеих зон, жилой и производственной.
Особое внимание уделялось въездным воротам, которые, общими усилиями начали заваливать разным хламом, образуя баррикады. Сносили туда двухъярусные шконки, забрасывали деревянными тумбочками, которые в случае штурма должны будут поджечь.
За всеми действиями следил блаткомитет зоны.
Дрон и вся лагерная братия заняли бывшее помещение штаба и оттуда давали указания всем заключенным. Посыльные бегали по отрядам и местам скопления восставших и отдавали распоряжения. Отряды делились на бригады, бригады разбивались на звенья, во главе каждого уже стоял, назначенный заранее пацан или крепкий, имевший среди зэков авторитет — мужик.
Такой, к примеру, как Матвей из шестнадцатого, или Макар, из второго отряда.
На входе в столовую стояли крепкие «бойцы» и без особой надобности никого туда не пускали, еще неизвестно, сколько времени зоне придется сдерживать осаду ментов, а продуктов на складе было не так уж и много.
По указанию блаткомитета, на кухню стаскивались все продукты, которые удалось собрать в общак.
Понимая обстановку, мужики сами подходили и сдавали продукты, кто что мог, и такая солидарность радовала всех.
В такой момент неприятели забывали о своих распрях, старались встать бок обок.
Даже «обиженные», и те сплотились в небольшие группы и тоже хотели принимать участие в неповиновении.
Кто утром был лоялен к восставшим, то к вечеру был уже в их рядах.
Ужинали также, поотрядно, повара постарались на славу, приготовили отменный ужин и что самое главное, всем осужденным, которые приняли активное участие в неповиновении, было налито по сто грамм водки, которая, общими усилиями была завезена с объекта и поставлялась в зону по другим каналам.
 Дрон с пацанами не знал покоя, они обходили посты осужденных и меняли позиции.
Два часа, данные на принятие решения, уже прошли, когда группа осужденных подошла к вахте и криками стали вызывать начальство, надеясь, что кто-то выйдет им навстречу.
За забором, с другой стороны, раздался звук вещания мегафона, и голосом начальника колонии было заявлено:
– Граждане осужденные! Немедленно прекратите неповиновение, зона со всех сторон окружена солдатами внутренних войск, мы даем вам последний шанс сложить все имеющееся у вас оружие и выйти на плац, на всеобщее построение.
Освободите наших сотрудников немедленно. Выведите актив зоны из первого отряда и передайте их в наши руки.
В противном случае мы будем вынуждены начать штурм!
Дрон сложил несколько газет в рупор и, выждав, когда мегафон смолкнет, выкрикнул:
– А как же наши требования и твое слово офицера? Что, сволочь, прохлявил свое слово? Так знай — мы с мразями, запятнавшими свою честь, переговоры не ведем, начинайте, мы вас достойно встретим.

 
 
 
Глава 32
 
ПЕРЕД НАЧАЛОМ ШТУРМА
 
За два с лишним часа передышки, что получили и начальство колонии и сами заключенные, администрация время не теряла. Возле зоны уже находились начальник Управления и работники прокуратуры. Были вызваны специальные воинские подразделения по укрощению бунтов и восстаний, к зоне подтянуты бойцы внутренних войск. Кругом рассредоточились БТРы и военные машины, крытые брезентом. Колыхались ряды бойцов в форменном обмундировании, в касках на головах, с большими щитами в руках, вооруженные дубинками и саперными лопатками. На некоторых крышах бронетехники расположились автоматчики.
Все ждали приказа из Москвы. Только в высших кабинетах принимались решения стрелять в осужденных или брать штурмом зону, без единого выстрела.
Областное управление Исправительно-Трудовых учреждений ожидало приказа из столицы и не пыталось прислушиваться к предостережениям лагерного начальства.
В руках заключенных находились заложники, и в случае штурма они грозились уничтожить их.
– Все это тактический ход главарей, взбунтовавших всех зэков, – рассуждал начальник Управления Зыков,– они ни за что не пойдут на этот шаг, бунтовщики прекрасно знают, что получат «вышку»[183] если лишат жизни наших сотрудников. Атаковать будем сразу, с двух ворот, жилой и производственной зон, предупредить механиков — водителей бульдозеров, в случае поджога или возникшей угрозе безопасности их жизни, не медленно покинуть кабину машины.
Водители расчистят путь бульдозерами. Следом за тракторами пойдут пожарные машины и попытаются разогнать весь этот сброд водометами, затем в зону войдут спецподразделения внутренних войск.
Будьте уверены, как только начнется штурм, эти сволочи, сами попадают «ниц».Разрешаю применять все технические средства, вплоть до саперных лопаток.
Огнестрельное оружие не применять, даже в исключительных случаях, если возникнет прямая угроза жизни солдат или сотрудников учреждения, то применять оружие, только в целях устрашения и стрелять поверх голов.
– Товарищ генерал,– обратился к начальнику Управления, подбежавший офицер,– Москва на связи. Генерал прошел в крытую штабную машину и выслушал по телефону приказания. Он вышел из фургона и был окружен, по виду нетерпеливо, ожидающих его, группой офицеров и работниками прокуратуры.
– Москва не дала «добро» на применение оружия. Будем действовать по плану.
 Были отданы распоряжения, о направлении в зону опасности военных вертолетов, которые будут барражировать над колонией и освещать ход событий. Также были воздвигнуты переносные вышки, на которых расположили мощные прожектора.
Планировали управиться с бунтовщиками за одну ночь, хотя высказывались мнения, что операцию стоит проводить пока еще не стемнело. Под покровом ночи заключенные могут проскользнуть через заслоны военных.
– Товарищ генерал, – обратился к начальнику управления Серебров, – может попробовать еще раз образумить заключенных, ведь у них заложники.
– Да пугают они нас, полковник, как только наши бойцы ворвутся в зону, они первым делом займут здание изолятора.
К начальству подошел офицер в звании майора и по факту наблюдения, доложил обстановку в колонии.
– Товарищ генерал, нами выставлены наблюдательные посты и в ходе наблюдения удалось увидеть передвижения осужденных, они интенсивно готовятся к отражению штурма.
Среди взбунтовавшихся имеются отдельные группы, которые вооружены самодельными заточками и железными прутами, все подходы к воротам забаррикадированы, волнений и погромов в колонии не происходит.
Выслушав доклад офицера, генерал спросил стоявшего рядом Сереброва:
– Полковник, ты говорил, что бунтом управляет какой-то авторитет.
– Да товарищ генерал, осужденный Дронов является признанным среди блатных вором в законе.
– И ты мне только сейчас об этом говоришь! Что за абсурд ты несешь, полковник? Как вор в законе мог обосноваться в твоей колонии?
– Руководством колонии было направлено в управление прошение о переводе Дронова в другое, более жесткое учреждение, оперативного ответа не последовало. Мы содержали его в ШИЗО, но по ошибке оперчасти его выпустили в зону, виноваты товарищ генерал, не усмотрели.
– Ну, полковник, моли Бога, чтобы все прошло бескровно, в противном случае я вас самих посажу на эти нары.
Прокуратура не стала настаивать на исполнении формальностей и передала практически всю власть военным в вопросе урегулирования конфликта, но напомнило о запрете на применение огнестрельного оружия.
Ни одна душа не ведала, какие приготовления шли за стенами колонии, но только несколько человек отдавали себе отчет, в том, что ждут заключенных, тяжелые испытания.
         Сергей Ирощенко служивший некогда офицером в армейской разведке и Игорь Каленый отдавший три года Родине в спецвойсках, все они предвидели, и даже точно предполагали, когда закончится бунт и могли дать полный расклад всего сценария. Одного только они не могли знать, это с какой жестокостью государство готово подавить бунт.
          Алексею Дронову приходилось слышать о разного рода бунтах и даже участвовать в одном из них, но это были, скорее всего, «танцы» на плацу, напоминающие о вольностях расшумевшейся молодежи.
То, что ожидало их в этой колонии, это ни с чем не сравнить, по крайней мере, за последние годы правления Кремля. По сценарию обеих, противоборствующих сторон, здесь должно произойдет настоящее побоище.
Конечно, вор не мог знать, как поведут себя многие из заключенных, одно дело, когда теоретически лезешь напролом, сметая все на своем пути, но когда восставшим преградят дорогу сотни, хорошо вооруженных военных, здесь есть о чем призадуматься и мысленно попрощаться с белым светом.
         Его мысли прервали пришедшие из промзоны мужики, они принесли несколько ящиков хорошо заточенных штырей. В других ящиках находились «ежи», остро заточенные прутки из железа и сваренные между собой, по форме напоминавшие фронтовые ежи, которые применяли в обороне против танков. Это сварщики постарались выполнить Дроновский заказ в срок, ему подсказал изготовить их Игорь Каленый.
Каждая группа, которая находилась в дозоре, получила бутылки с бензином, при прорыве и попытке разгрести баррикады, эта группа должна закидать технику и бойцов «зажигалками».
В бывшем штабе, на втором этаже собралось десятка три заключенных, это был костяк восставших.
В штаб также пришли незнакомые Дрону заключенные, их привели Карзубый и Каленый.
 Игорь имел особое чутье на таких ребят, как он сам и потому доверял бывшим солдатам, которые в свое время служили отчизне и были обучены кое-чему.
 Ирощенко был исполнительным, как служивый и то, что руки его были, как тиски, об этом Дрон тоже знал, по тому, как быстро и умело он расправились с Равилем.
Как Семченко Игорь — Каленый метал ножи, не знал никто, даже Дрон.
Когда, в свое время Колдуну потребовались надежные и крепкие бойцы, и хранители зоновской казны, он не задумываясь, предложил Карзубого, бывшего офицера разведки. Колдун еще был удивлен, как это власти заперли бывшего офицера в зону с обыкновенными уголовниками.
Сергей рассказал ему свою историю, что в армии избил подонка — офицера, который был случайным человеком на службе. Сергея офицерским судом разжаловали и отдали под суд, намериваясь направить его в зону для бывших военнослужащих. После суда в тюрьме Ирощенко заступился за парнишку — подследственного и избил наглых урок, а за одно и двух сотрудников тюрьмы, пытавшихся ударить Сергея, за что получил новый срок, но режим ему оставили общий и направили в колонию с общим режимом содержания.
Колдун долго отстаивал на сходке бывшего офицера — лейтенанта, ведь по тюремным законам, тот кто, служил Родине, не имел право подходить близко к общакам.
Но этот был, просто исполнительной машиной, к тому же справедливым, честным и неподкупным человеком. Колдун оказался прав, Карзубый подтянул к себе еще несколько таких же, как он, слегка странноватого на вид, Каленого, некогда слегка контуженного в армии, но исполнительного и надежного.
Еще человек пять, стопроцентных удальцов, которые и были назначены охранять зоновский и отрядные общаки.
Теперь они все вместе составляли «боевой» отряд по охране блаткомитета и являлись самыми опытными бойцами, в эту команду включили Воробья и еще несколько толковых и крепких пацанов.
Дрон уже забыл, когда по настоящему отдыхал, он валился с ног от усталости. С минуту на минуту менты могут развернуть полномасштабные действия, а чем их можно встретить по- настоящему. Бутылками с бензином, палками, штырями да арматурами. Он обратился с вопросом к Карзубому:
– Серега, как ты думаешь, мусора будут вооружены, когда пойдут на штурм?
– Смотря кого ты, называешь мусорами, если военные подразделения, хорошо обученные солдаты, то это уже не менты, а внутренние войска. Этих солдат еще называют «Рексами», они психологически подготовлены к бунтам и их ненависть к заключенным не знает границ. Первые пойдут со щитами и дубинками, да с саперными лопатками, в запасе имея химические средства, потом уже по мере надобности, автоматчики. А что спросил? Думаешь, стрелять будут?
– Хотелось бы надеяться, что не будут. Да, я вот о чем подумал, если наша буза перерастет в настоящее, кровавое месиво, то так или иначе придется мусоров валить, вот я и думаю, если они при оружии будут, забрать у них стволы и побольше их гадов покрошить.
Мне Карзубый, добавка к сроку не светит, здесь зеленкой лоб намажут стопроцентно. Живым я им не сдамся, эти упыри уготовили мне несладкое будущее. Слышал про беспредельные крытки?
– Да нет, не приходилось.
– Это тюрьмы, где ломают воров, и тех отрицал, которые не идут на поводу у властей. Есть одна, это Елецкий централ, куда загнали Колдуна.
– Об этой я слышал, у нас пацаны с этой тюрьмы приходили, рассказывали.
– А ты знаешь, что Колдуна сломали, там, в крытой, его опера в прессхату кинули к козлам.
– Нет, об этом и речи не было. А что с ним сталось? Опустили?
– В этом плане, нет, но вот все, что он отрицал, для Колдуна осталось в прошлом,– Дрон тяжело вздохнул,– я Серега с этим жить не смогу, так уж лучше я побольше мусоров за собой утащу, чем дать им повод плясать на мне. Вы сами смотрите, –обратился он ко всем присутствовавшим,– если в вас злости на ментов много, бейте их, но помните одно, в каждом нормальном пацане есть дух, кто не пал духом, того и сам черт уважает, а менты они и есть — черти.
Сколько бы они нас не ломали, все равно им придется, когда- нибудь отвечать за свои действия.
Дрон подозвал Воробья и всех, кто присутствовал в комнате и с напутствием обратился к ним:
– Общем так, братва,– с зажигательной речью обратился он ко всем присутствующим,– долго говорить не буду, если вы хотите в будущем жить по-человечески, значит, боритесь за свои права, не гните спины перед властями, добивайтесь своего, нам по закону много чего полагается, вот только цепь нам укоротили, не дотянуться до справедливости. Сейчас мы порвали эту цепь и хоть на миг почувствовали себя свободными.
Тяжело полувольному человеку чувствовать, что скоро на него снова наденут оковы, сегодня у многих из вас определится дальнейшая судьба.
Кого не сломят, те все равно будут на коне, а те, кто окажется слабыми духом, с собачьей покорностью подставят свою шею для ментовского ошейника. Так желаю вам, после событий, которые сегодня произойдут, жить по совести, по справедливости.
Я с многими вещами не согласен, которые происходят с нынешними ворами, нас не так уж и много и не все радеют за воровскую идею. Пусть это называют по разному: борьба истинных воров с Польскими ворами или с суками, кому как будет удобно называть, все это было в прошлом. Если с этих войн воры вынесли с честью свое «ИМЯ», то значит, государству и его прихлебателям не удалось сломить наш дух.
Я знаю только одно, если за мной встали такие пацаны, как вы, и готовы пойти за мной хоть в огонь и в воду, я не вправе думать только о собственном «Я».
Сегодня я буду с вами до конца, и если нам посчастливится еще пожить на этом свете, я буду вами гордиться! – решительно закончил он.
После этой речи, Дрону пришлось испытать и дружеские рукопожатия и похлопывания по плечу, но самый лучший жест исходил от Карзубого. Он подошел к Алексею и по братски обняв его, прижал к своей широкой груди. Когда Дрон взглянул ему в глаза, то увидел поблескивание, глаза Сереги увлажнились слезами, следом то же самое сделал и Сашка Воробей. Он с самого начала своего знакомства чувствовал к этому человеку свое истинное расположение.
После того как Леха высказался, Сашке к горлу подкатил комок, он едва себя сдерживал, чтобы не расчувствоваться, насколько уж Серега Карзубый казался крепче его и то не сдержал своих слез.

 
 
 
Глава 33
 
БАРРИКАДЫ В ОГНЕ
 
Кто-то из заключенных с первого этажа крикнул:
– Зовите Дрона и братву, начинается! Менты подогнали бульдозеры к воротам.
Стрелки на часах показывали одиннадцать вечера.
Дрон отдал распоряжения всем посыльным, чтобы поднимали все отряды и занимали свои места, согласно намеченному плану.
Сам вор с двумя десятками приближенных рванулись к центральным воротам. Сибирский и Симута со своими пацанами в промзону.
По всей зоне электричество было отключено. Подача воды тоже была прекращена. Видимо власти надеялись на то, что появятся недовольные и ряды взбунтовавшихся заключенных расколются, но на порядок оказалось обратное, все высыпали на улицу и в свете дальних прожекторов заметались тени от осужденных.
Заскрежетали железные ворота, расширяя проход для проезда бульдозера.
Осужденные не толпились у ворот, а небольшими группами спрятались за углами зданий, которые располагались недалеко, по обеим сторонам въезда. Возле баррикады осталось человек десять.
Снова мегафон разорвал воздух своими призывами:
– Осужденные, последний раз просим прекратить всяческое сопротивление, выдайте нам заложников и мы обещаем, что в зону солдаты не войдут, в противном случае администрация колонии не ручается за вашу сохранность.
Мегафон смолк. Но через минуту вещание возобновилось:
– Дронов! С тобой говорит начальник Управления генерал Зыков. Даю тебе честное офицерское слово, что ты и твои сотоварищи в срочном порядке будут этапированы в СИЗО, физические меры к вам не будут применены. Еще раз говорю, я все возьму под собственный контроль, часть ваших требований мы постараемся выполнить. Передайте нам заложников, и мы обещаем, что в колонии не будет репрессий.
– Ага! Мерси! Мы уже сыты офицерскими обещаниями, спросите у хозяина зоны, который так легко пускает по ветру слово офицера,– выкрикивал Дрон,– мы вам не верим, ваша система не в состоянии исполнять законы, над вами тоже есть начальство, оно с вас точно спросит, за то, что довели заключенных до бунта.
– Это твои последние слова? Кто тебе дал такое право, говорить от имени всех,– раздался с другой стороны забора голос, но уже без мегафона.
– Да, начальник, последнее, а право у меня и у всех зэков одно — быть человеком, а не скотиной, ты сам подумай о матерях своих солдатиков, которых пускаешь на кровавую бойню, ты думаешь, мы их будем пряниками встречать.
– Все, Дронов прекращай свою болтовню, даю тебе и твоим головорезам пять минут, предупреждаю, если ты не сдашься, ты умоешься кровавыми слезами.
– Ну, чтож, как говорили фронтовики — получи фашист гранату! И Дрон сказал стоявшему рядом Каленому:
– Давай Игореха, запускай! Тот держал в руках самодельный взрывпакет, начиненный серой, магнием и марганцовкой. Мало того, в ней присутствовала одна из серьезных начинок, фторопластовая мелкая крошка, можно сказать пыль. При совместном возгорании всех компонентов, фторопласт выделял едкий токсин, который попадая при вдыхании в горло, раздражал слизистую оболочку, человек начинал задыхаться.
Старая армейская смекалка подсказала Ирощенко выход из ситуации, пусть хотя бы менты предполагают, что у них имеются средства не только для защиты, но и для отражения атак.
Игорь чиркнул спичку и зажег фитиль бомбы, выждав пять секунд, он запустил пакет в сторону осаждающих. Над стоящими офицерами раздался оглушительный взрыв, сопровождающийся грандиозным малиновым фейерверком. Военные бросились в рассыпную, эффект неожиданности сработал, все кто попал в зону разрыва бомбы, получили дозу незабываемых ощущений, кашель раздирал горло до изнеможения. На промбазе тоже послышался звук взрыва, это Сибирский произвел подрыв бомбы.
         Над зоной взметнулись осветительные ракеты, это был сигнал к началу штурма.
Взревели двигателя бульдозера и бронетехники, загрохотали гусеницы по асфальту.
Водитель приподнял лопату бульдозера и направил свою машину на баррикаду, но не успел он подъехать вплотную к загромождению, как с разных сторон к воротам метнулись заключенные, в руках они держали бутылки с зажигательной смесью. В темноте вспыхнули небольшие огоньки и полетели по направлению  бульдозера. В сплошной горящий факел превратился трактор, водитель выскочил из кабины и в ужасе, что-то крича, кинулся прочь от пылающей машины.
По другую сторону ворот заревели пожарные сирены, и мощные струи воды обрушились на огонь. Это пожарные расчеты вступили в работу

 
 
 

Дрон крикнул:
– Не суйтесь под брандспойты, отходите за угол здания, пусть они сольют воду. Карзубый, Каленый, будьте наготове, если пойдут пехотинцы, забрасывайте их горючим.
– Санек,– обратился он к Воробью, дави на педали, беги в промзону, подтягивайте мужиков. Мы здесь управимся. Но с промзоны уже бежал посыльный.
– Братва, трактор с ходу разметал наши баррикады.
– Так они что не подожгли его?– спросил Воробей.
– Подожгли, но водила — дурень даже не вылез из трактора, похоже он там сгорел. Паренька трясло, наверно от чрезмерного возбуждения.
– Передайте Дрону, что нам удалось закидать солдат горючим и камнями. Больше они не суются, отошли назад,– едва отдышавшись, закончил посыльный.
Дрон услышав от Сашки эту новость, закричал во весь голос:
– Мужики, промзона отбила атаку чертей, дело теперь за нами.
Начиналась психологическая атака на бунтовщиков.
 Со стороны свободы ударили автоматные и пулеметные очереди, но как видно били холостыми, потому как свиста и рикошета пуль, не было слышно. Заметались с разных сторон лучи прожекторов, освещая крыши и стены зданий — бараков. В небе над зоной послышался нарастающий шум винтов. Это вертолет, освещая территорию мощным прожектором начал кружить над всей колонией.
Военные уже оттаскивали бульдозер, зацепив его тросом, освободив проход для следующей техники.
Поняв, что с пожарными машинами ничего не выйдет, так как заключенные маневрировали, то прячась, то выбегая из укрытий, штурмующие решили кинуть в ход бронетехнику, но пробить с ходу такую толщу укрепления не было никакой возможности, то же самое происходило и на промзоне.
Там, правда удалось преодолеть препятствия нескольким десяткам солдат, но они были дружно встречены градом камней и железа.
          Семченко Игорь и еще несколько находившихся рядом с ним зэков, взяли в руки «ежи» и принялись метать их в солдат. Раздались первые крики, оповещавшие восставших, что «ежи» достигли своей цели. Подбирая раненных солдат, остальные были вынуждены ретироваться и занять исходные позиции.
Мужикам строго настрого было наказано, чтобы не преследовали убегавших военнослужащих, в противном случае, оказавшись в запретной зоне, им грозила неминуемая смерть. Отразив уже второе по счету нападение, пацаны и мужики воспряли духом, кто-то, подражая событиям, увиденным в фильмах, обнимался после отражения атаки.
Осужденные заранее позаботились, чтобы у них была под рукой вода, и повязки и как видно не напрасно, раздались хлопки и в зону полетели дымовые шашки.
Каждый из восставших, знал свое место и предназначение. Натянув на лицо повязки, смоченные водой, они то и дело меняли позиции, создавая обманное представление у военных, что, например, вот в этом месте большое скопление. На самом деле, на месте упавших шашек уже никого не было. От мокрых повязок проку было мало, но это все лучше, чем совсем ничего.
Всеми этими действиями руководили Сергей Ирощенко и его верные соратники. Дрон старался не давать советов профессионалам, он только с благодарностью подумал: «Как важно иметь под рукой вот таких бойцов, грамотных и сметливых, без них, возможно, не было бы надежной обороны».
Когда атака дымовыми шашками была прекращена, часть атакующих солдат в противогазах, вторглись на баррикады центрального въезда. Пробираясь по нагроможденным кроватям и тумбочкам они пытались разглядеть сквозь пелену дыма, где их больше всего ожидает опасность, а она подстерегала их рядом.
На гору тумбочек обрушились бутылки с горючим, в один миг, превратив это место в огромный пожар.
За дело взялись метатели «ежей» и остро заточенных с двух сторон штырей. Каленый, столь ловко обученный метать ножи, в принципе быстро освоил и новое оружие. На глаз вымеряя расстояние, и рассчитывая траекторию полета, он всаживал в силуэты людей штырь за штырем. Там, где тело было защищено бронежилетом, не нужно было опасаться такого оружия, но руки и ноги оказались в зоне поражения. Бойцы спешно стали покидать опасное место, унося с собой раненных.
Огонь и дым, были союзниками обороняющихся, на баррикадах уже не осталось ни единого солдата. Один из заключенных подошел ближе к догорающей горе тумбочек поджег взрывпакет и запустил его по другую сторону забора. Так же, как и в первый раз, раздался взрыв, потрясший воздух, но теперь на той стороне раздались крики и последующие стоны, данная бомба была начинена рублеными гвоздями и металлическими шариками.
Наблюдатели — зэки, видевшие всю эту картину со второго этажа левого здания, рассказали, как несколько военных корчились от боли и их быстро унесли на безопасное расстояние.
         Таким образом, территория перед вахтой, которую занимали командиры, и подчиненные, была освобождена, и военные были вынуждены отойти дальше, чтобы не попасть под самодельные бомбы осажденных.
Где-то вдалеке, за зоной выли сирены скорой помощи, сновали туда-сюда офицеры, отдавая приказы военнослужащим.
Если судить по последним событиям, можно справедливо рассуждать, что заключенные были тщательно подготовлены к обороне колонии. Теперь это поняли и начальство из управления, прокуратура, командиры спецподразделений и вооруженная охрана лагеря.
Генерал, находящийся в окружении офицеров, был весьма озадачен, выходит, что его военная компания на данном этапе дала сбой. Никто не мог поверить в то, что вооруженные, можно сказать до зубов, военные, потерпели неудачу. И от кого? От кучки взбунтовавшихся зэков, которые умело, подняли на восстание всех заключенных, но главное, кто мог предположить, что они применят самодельные взрывные устройства и такое большое количество зажигательных средств.
 Генерал собственными глазами видел, как проносили раненных солдат, у некоторых из них торчали из различных частей тела, штыри. Сначала подумали, что бойцы соприкоснулись с заключенными и получили ранения в процессе схватки, но разобравшись, убедились, что ранения нанесены умелыми метаниями заточек.
– Какого черта, оперативная часть смотрела, что у них под носом разгуливают особо опасные преступники, заключенные, – накинулся на администрацию колонии генерал,– неужели в личных делах не указывают, что представляют собой поступившие в колонию люди. Куда смотрела режимная часть, у которой тоже под носом тренировались заключенные в метании штырей? Или что, они в одночасье научили обращаться с таким видом оружия? Хотя, что теперь об этом говорить, будем во всем разбираться.
Руководству ИТУ сообщили о первых потерях. Погиб в огне водитель бульдозера, он в большей мере задохнулся в дыму, один солдат из спецподразделения был убит метким попаданием штыря в глаз. Десятки получили ожоги разной степени и от взрыва бомбы пострадали пять человек. Такие данные повергли в шок руководство ИТУ и ИТК.
Генерал экстренно запросил Москву и, доложив обстановку, снова попросил разрешения на применение оружия. Москва приказала, ждать, и пока до особого распоряжения не возобновлять никаких действий.
 Внутренние войска зализывали свои раны. Потерпев неудачу в первой атаке на заключенных, к руководству ИТУ подключили оперсостав КГБ.
Штаб генерала Зыкова передал все руководство проведением дальнейшей операции офицерам госбезопасности, которые требовали полного подчинения и исполнения приказов. Назначенный офицер — майор будет непосредственно руководить всеми действиями спецподразделений и групп захвата. Но приказа из Москвы еще не было, потому было решено провести передислокацию войск и ждать.
Заключенные тоже считали свои потери. Погиб один, из обороняющих ворота в промзоне, когда солдатам удалось продвинуться вглубь баррикады, то навстречу бойцам выскочило несколько заключенных, которые закидали их камнями и железом. Один из бойцов выхватил из-за пояса саперную лопатку и с силой, с оттяжкой нанес смертельный удар в область шеи осужденного. Бедолага упал на землю, обливаясь кровью, перебита была артерия, и спасти его не удалось, он умер от потери крови.
Несколько человек получили ожоги от огня. Насчитали человек тридцать, которые получили повреждения верхних дыхательных путей, полученных от вдыхания газов дымовых шашек, всех пострадавших увели в санчасть. Нашелся бывший врач, из числа заключенных, который сразу же приступил к работе.
Блатные и мужики с ненавистью отнеслись к убийцам своего товарища, тем более кто-то заметил, что саперные лопатки были заточены, как топоры, имели острые грани.
На улице уже рассветало.
Отдали распоряжение, чтобы накормили всех осажденных и выдали по две таблетки, которые растормаживали напряженный мозг.
 Не забыли и о тех, кто находился в первом отряде, о заложниках, их тоже накормили.
Водка закончилась еще вчера. Варили пищу на кострах, так как электричество не включили.
Воробей с группой пацанов, взяв с собой врача — зэка, их предупредили, что в изоляторе есть раненный офицер.
Внутри стояла темень, только дальняя дверь в прогулочный бокс была открыта, и немного естественного света хватало, чтобы осветить коридор. Пять заложников, сотрудников учреждения находились каждый в отдельной камере. Охраняли их трое заключенных.
– Ну как тут у вас?– просил Воробей заключенных.
– Да все ништяк, мусора подвывают понемногу,– ответил один из «охранников». Двери в камеры были открыты, но решетки захлопнуты.
– Парни, дайте, пожалуйста, воды,– произнес один их прапорщиков.
– Сиди сука, мусор гнойный, я щас тебе дам,– и заключенный со всей силы ударил дубинкой по дверной решетке. Прапорщик замолчал.
– Вы что им воды не даете?– возмутился Сашка.
– Да пусть подыхают козлы, еще воды им подавать,– выругался зэк.
– Ты что, урод, кто же отказывает в воде, вы что здесь устроили? Вы что быки, дубаками заделались? Воробей взял заключенного за грудки и угрожающе на него зашипел:
– Тебя сученок не надсмотрщиком здесь поставили и если ты, таковым себя считаешь, то пошел вон отсюда. Пацаны, пришедшие с ним, открыли двери изолятора и выпроводили троих заключенных.
Напоив водой каждого из смены контролеров, дали им по пайке хлеба.
– Не обессудьте, граждане начальники больше кормить нечем, ваше руководство не позаботилось о вас,– произнес Сашка.
Затем они зашли в камеру к раненному лейтенанту. Он лежал на нижних нарах, перевернувшись на живот, уткнувшись в лицом подушку. Врач аккуратно перевернул его на спину, офицер застонал. Все, наблюдавшие эту картину, ужаснулись, лицо раненного было превращено в сплошное кровавое месиво.
– Давайте быстро, перенесем его на улицу, мне нужен свет,– произнес доктор,– так, пацаны, мне еще нужна вода, спирт и скобы, кто — то из вас должен сбегать в санчасть и принести инструменты.
Глазун, который во время бунта всегда находился рядом с Сашкой, выскочил из ШИЗО и кинулся в санчасть, через десять минут он уже стоял перед врачом.
– Жаль, спирта нет,– произнес зэк — доктор,– для дезинфекции необходимо, ладно, промою водой и постараюсь заштопать.
 Доктор закончил колдовать над лицом лейтенанта и забинтовал ему лицо, оставив щели для глаз и рта.
– Слушай, Сашок,– обратился он к Воробью,– ему необходима срочная госпитализация, здесь нужен хирург. Сильное сотрясение и перелом носа, возможно переносица раздроблена, я сделал все, что мог. Попроси Дрона и мужиков пусть отдадут его, иначе он не выживет.
Офицер с трудом поднял руку и, вцепившись в рукав Воробьевской куртки, еле слышно прохрипел:
– Помоги мне, пожалуйста, у меня дома маленькая дочь, помоги, я тебя очень прошу.
– Сашка кивнул в знак согласия и направился в штаб.
Рассказав, всем присутствовавшим на сборном пункте о тяжелом положении лейтенанта, Сашка спросил:
– Леха, что будем делать? Ему жить осталось до вечера, может, и вправду, отдадим его.
Дрон немного подумал и обратился к братве:
– Ну что пацаны, мы же не звери, пусть хоть этот мусор будет нам благодарен, что его жизнь не прервется по вине бунта.
В принципе никто не был против такого решения и на кой ляд им нужен такой заложник, самим уже есть нечего, провианта на всю зону осталось, раза на два покормить мужиков.
В санчасти нашли носилки и, уложив лейтенанта Брагина на них, укрыли с головой простынею. Это было сделано специально, чтобы окружающие подумали, что отдают труп. После гибели своего товарища, многие были враждебно настроены против ментов. Офицеру приказали молчать, если хочет жить. Так же было решено отдать активиста, упавшего с вышки, у него был поврежден позвоночник и помещение первого отряда, временно заменявшего лазарет для повязочников, ночью сотрясалось от его криков.
         Отдавали и труп погибшего товарища. Проносили его до вахты с открытым лицом, в отличие от тех двух.
Все расступались и многие снимали головные уборы, прощаясь с Игорем, так звали умершего заключенного. В зоне морга не было, продержи его еще один день, и труп начнет смердить.
Открыв входные двери на вахту, Воробей позвал военных, с той стороны открылась дверь. Осужденных и вооруженных солдат разделяли двойные решетки.
– Возьмите своего, он тяжело ранен, этот тоже, но он заключенный, активист, третий погиб, здесь привязана к ноге записка, все его данные.
Офицер приказал Сашке и остальным заключенным покинуть помещение превратной комнаты, только после того, как они вышли, солдаты, открыв решетки, забрали пострадавших и погибшего.
Со стороны свободы раздались крики:
– Сволочи, вы ответите за то, что сделали, звери недобитые.
Сашка стоял около вахты и недоумевал: «Вроде доброе дело сделали, отдали раненного лейтенанта. Наверно мы со стороны кажемся им зверями». Пожав плечами и тяжело вздохнув, он пошел штаб восставших.
Дрон как раз собрал собрание блаткомитета, но теперь в него вошли и многие мужики, принявшие активное участие в отражении атак штурмующих. Звеньевые доложили, что в промзоне найдены на складе еще две бочки с бензином.
Мужики наготовили штырей, но только механическим способом, то есть руками, в промзоне, как и в жилзоне тоже отсутствовал свет. Самодельных бомб осталось немного, всего пять, но напичканных смертоносной начинкой, три отдали, защищающим центральные ворота, а две в промзону.
Продуктов на складе почти не осталось, с водой тоже напряженное положение, подачу которой прекратили еще вчера, наравне, как и электричество. Так что приходилось ходить по промзоне и искать остатки воды, ее тут же под «охраной» относили на территорию столовой.
 Мужики стали роптать, те, кто был смелее, поговаривали, чтобы прекратить бунт и сдаться ментам. «Все равно ни сегодня, так завтра менты ворвутся в зону и ничего хорошего от этого ждать не стоит»,– высказывались осужденные.
Дронов и созданный комитет понимали, что силой бесполезно выгонять мужиков на баррикады и уговорами тоже, пожалуй, не поможешь. Пришлось согласиться на то, чтобы организовать своеобразный референдум. Пусть та часть заключенных, которая хочет отстаивать свои права, будут продолжать неповиновение властям, а те, кто не видит в этом смысла, должны удалиться в бараки и не высовываться из них.
 Дрон рассказал, как в одной из Уральских зон зэки подняли бунт, который продолжался два дня, и братва поступила именно так, когда менты ворвались в зону и военные стали избивать заключенных, тех, кто находился в отряде, их просто выгнали на центральный плац. Сказать, что менты вообще их не тронули, лучше было бы промолчать.
Как говорится, для «проформы» досталось всем, но за — то мужики потом отнеслись с уважением к блатным и не поносили их якобы за беспредел, который навязывали менты при расследовании фактов по поводу организации бунта.
– Нас все равно ждет неминуемое избиение,– обратился Дрон к столпившимся осужденным,– но вдумайтесь, друзья мои, единственное, о чем нам не придется жалеть, это о том, что менты нас не сломили, а значит, есть еще люди, которые им не зубам.
О системе МВД и о нас, заключенных говорят так: «плетью обуха не перешибешь». Я скажу по — простому, если эта плеть находится в умелых руках и управляет этими руками голова со смыслом, то можно просто выбить оружие из рук, так что мужики, кто со мной, пошли на баррикады.
Когда на плацу собралась основная масса заключенных, Дронов предложил мужикам, каждому принять для себя решение.
– Решайте сами мужики, мы под палками ни кого не заставляем продолжать бунт, сегодня все равно менты пойдут на решающий штурм, и чем он закончится, мы догадываемся.
Самых активных бунтарей раскрутят по полной, а тех, кто поддерживал, ничего хорошего тоже не ждет.
На вас накинут ярмо и туже затянут на вашей шее хомут, а писк недовольных затихнет там, где душнее некуда.
Кто боится, пусть идет в отстойник, в отряд, мы того винить и презирать не будем вы и так сделали многое за эти сутки. Вы поверили в самих себя и доказали себе, что вы не рабы, а настоящие люди.
Каждый из вас выбирает свой путь, кто духом крепче, тот выбирает свободу, либо она внутри нас, а не там за забором, а кто не готов к таким испытаниям, пусть ищет нору поглубже, но только здесь в зоне, глубоко не спрячешься, все остаются на виду у властей.
– А что нам остается делать? Ведь мы же не такие идейные, как ты,– произнес один мужик.
– Ну, хорошо!– сказал Дронов,– ты, он, и многие из вас тоже не идейные, завтра вы выйдете на волю, а послезавтра вы по пьнке снова сюда залетите. А кто-то это сделает с умыслом.
Хочешь воровать — воруй! Хочешь работать — работай! Это твой выбор, но когда проходят годы, десятки лет и ты начинаешь понимать, что жил, как серая мышь. Срок за сроком вы гнули свою спину перед государством, которое хочет от вас только одного — раболепства и слепого повиновения и уйдете вы с этого белого света с ощущением полного разочарования. Может быть в тот момент вы поймете, что стоило п о- другому жить, что тогда, давно, когда вам пришлось сделать свой выбор, вы его не сделали.
Так вот пацаны! Мужики! Я не тяну вас за собой в преисподнюю и не пойду на поклон к власти. Ни в коем случае не считайте, что вы должны это сделать, так же, как и я, вы никому ничего не должны.
То, что я решил стоять до конца, это мой выбор и мне не стремно заканчивать свой путь на этих баррикадах. Пусть сейчас каждый из вас примет для себя решение, тот, кто пойдет в отряд, тому туда. И он махнул рукой в сторону деревянных бараков:
– А кто останется со мной, почту за честь, мужики стоять рядом с вами.
Молчание повисло над толпой заключенных. Действительно в этот момент каждый проверял себя на прочность. Вопрос стоял ребром «или — или», третьего не дано.
Молодежь в основной своей массе перешла на сторону восставших.
Мужики стали делиться на группы, кто переходил к бунтующим, а кто с понурой головой шел в сторону отрядов.
Не всем эта затея пришлась по душе, многие просто боялись и не хотели тяжких последствий.
Воробей обратил свое внимание на трех парней, которые держались обособленно, но остались на их стороне, это были обиженные. Те мужики, которых Пархатый приказал своим шавкам опустить, они тоже сделали свой выбор.
Никто, в тот момент не знал, что ночью, после того как прекратились боевые действия с обеих сторон, опущенные мужики нашли Горелого и еще двух, которые принимали участие в их унижении. Они забили их до смерти железными прутами и оттащили трупы к угольной куче и там завалили углем.
Затем они долго разыскивали по обеим зонам Пархатого, а когда нашли его в промзоне, оглушили по голове. Главный из них, Толик, когда-то, прочитав и запомнив, в историческом романе Александра Дюма «Графиня де Монсоро», одну из сцен казни. Посоветовавшись со своими корешами, которые с превеликим удовольствием дали добро на такую экзекуцию. «Не убивать же эту тварь сразу,– решили они,– пусть помучается».
 Они унесли тело Пархатого в один из цехов промзоны, нашли мешок, в который засунули своего обидчика, и как писалось в романе Дюма, подобрали трех оголодавших кошек, которые прижились в цехе. Подтащили мешок к большому квадратному баку с грязной водой, предварительно засунув туда обезумевших от страха котов, завязали и бросили мешок в воду. Видимо кошкам действительно, как писалось в романе, не понравилась сырость, и они начали искать выход, что было потом, никто не знал, мужики покинули это место с чувством выполненного долга.

 
 
 
Глава 34
 
РЕШАЮЩАЯ СХВАТКА
 
Генерал Зыков находился в управлении, в своем кабинете, за столом сидели оперативники отдела КГБ, работники различных служб.
Оперативный штаб по разрешению задачи, связанной с бунтом в колонии общего режима, работал на всех оборотах. В целом подготовка нового штурма была закончена, ошибки, допущенные в ходе операции, были выявлены. Путем слияния информации, обстановка складывалась следующим образом,
без разрешения Москвы на применение огнестрельного оружия, начинать новый захват бунтовщиков не было возможности, подставлять военнослужащих под удары заключенных руководство больше не могло.
Бунт перешел в другую фазу, где можно было решить проблему только с вмешательством спецподразделений. Были подключены два снайпера, облюбовав позиции на дальних рубежах, они наблюдали за передвижением осужденных в колонии. При получении приказа они готовы убрать основных зачинщиков бунта. Так же работал фотограф, снимающий на расстоянии и с разных мест все, кто был замечен в организации беспорядков.
Генералу доложили, что после собрания осужденных на плацу, примерно одна треть которых ушла в деревянные бараки и осталась там, остальные рассредоточились по обеим зонам.
Примерно шесть — семь заключенных, основных зачинщиков можно было убрать снайперам и начинать штурм, но все с нетерпением ждали приказа из Кремля.
Бунты, такого масштаба были за редкостью в семидесятые годы.
 Многие работники учреждений данного направления потеряли бдительность, успокоились, наблюдая за серой массой осужденных, практически не способной на такого рода инциденты.
Подавляли бунты оперативно и жестоко, если имелись жертвы, непременно выявлялись зачинщики массовых беспорядков и приговаривались судом к высшей мере наказания — расстрелу, но речь шла о жертвах осужденных. Когда жертвами становились сотрудники учреждений, то существовал негласный кодекс, ликвидировать на месте за вооруженное сопротивление властям. Для солдат, конечно приказ превыше всего и невыполнение приказа командира влекло за собой тяжкие последствия.
Но и отдающие приказы понимали, что голыми руками не остановить взбунтовавшихся зэков.
Средства защиты и отражения от нападения вооруженного преступника не могли противостоять самодельным бомбам и зажигательным бутылкам.
Все это указал в своем рапорте высшему начальству генерал Зыков.
Генерал вспомнил события, произошедшие три года назад в колонии для малолетних преступников.
В поселке Таежный, где располагалась зона для содержания несовершеннолетних, заключенные подожгли клуб. На место прибыл пожарный расчет для тушения пожара. Решив воспользоваться удобным случаем, группа малолетних осужденных захватили пожарную машину и, выбив въездные ворота, освободили проход для всех желающих покинуть зону. Естественно, поначалу лагерное начальство было перепугано, открывать по малолеткам огонь, нельзя.
На помощь администрации колонии и лагерной охране подоспели внутренние войска и подразделения милиции, начался отлов тех, кто сбежал из колонии, кого находили в «усмерть» пьяными прямо в ограбленном ими магазине, других снимали с товарных вагонов, третьих хватали на улицах и в лесонасаждениях.
В общем, повозились тогда с малолетками и получили серьезные взыскания от начальства.
Сегодняшний бунт превзошел все, ранее подавленные.
Просматривались четкая организация и соблюдение дисциплины среди заключенных, чувствовалось, как авторитетной рукой направлялись массы на одни или другие объекты, значит, все было заранее подготовлено. Какая высокая организованность и четкость приказов! А требования заключенных к властям — целый манифест!
Генерал и оперативники из КГБ, рассмотрев дело Дронова, были поражены бездействием режимной и оперативной части, здесь явно проглядывались лояльные отношения администрации колонии к данному заключенному. «Или здесь что — то другое? Неужели преступный сговор или подкуп, а может преступная халатность?– подумал Зыков Вопросы, одни вопросы. Все — таки, насколько опасны воры в законе, когда они находятся в бесконтрольном состоянии, выходит рано еще хоронить "Последних из Могикан", как он вообще поступил в эту область? О передвижении коронованных воров обычно всегда известно оперативным частям, в первую очередь нашим управленческим. Ладно, я сам возьму все под контроль и горе тому, кто допустил такую халатность. Я уже своим приказом отстранил от руководства колонией полковника Сереброва и майора Кузнецова. Тщательное расследование покажет и выявит причины их халатности».
Бунты, начинающиеся спонтанно, превращаются в неорганизованное сборище, которое по определению даже не может дать себе оценку, на деле существует парадоксальное объяснение после подавления одного такого бунта. Когда зачинщиков беспорядков допрашивали следователи, один отвечал, ничего лучше не придумав, как — «Не было спичек в зоновском ларьке, потому и начали бунтовать».
Скорее всего, нужна была причина начать бунт, а поводом послужило обнаружение составом контролеров в ШИЗО пьяных осужденных, содержащихся в тот момент в ПКТ.
–Товарищ генерал, вас к телефону, Москва,– доложил дежурный офицер, генерал поднял руку, и все затихли.
«Наконец то,– подумал Зыков,– хоть какое- то движение».
Выслушав по телефону указания, он только произносил короткие:
– Так точно! Слушаюсь! Будет исполнено! Доложу лично! Всего хорошего.
– Так, быстро по машинам и к колонии, по дороге и на месте обсудим ситуацию,– распорядился он.
Приказ из Москвы гласил так: «Принимайте решение по обстановке, стрелять разрешается только в исключительных случаях, когда существует прямая угроза жизни мирных граждан и военнослужащих. Для устрашения бунтовщиков разрешается стрелять в воздух и поверх голов. По исполнении немедленно доложить».
 Негласный приказ для руководящего операцией звена, был получен и давал полномочия к жестокому подавлению бунта.
– Что передают наблюдатели?– спросил Зыков.
– Пока заключенные в колонии не проводят никаких действий, но ранее замечено, что с одного отряда, который находится здесь,– капитан Громов, оперативник зоны, указал пальцем на схеме, где расположено строение первого отряда, – в сторону изолятора провели под охраной группу заключенных, стаскивают на баррикады дополнительно тумбочки, железные кровати.
– Какие лучшие позиции были избраны снайперами? Генералу показали месторасположения стрелков и указали «мертвые зоны», которые по понятным причинам не простреливаются, мешали расположения двухэтажных корпусов.
– Вы считаете, что среди заключенных есть специалисты, способные разбираться в боевой тактике противника и в порядке расположения наиболее удобных огневых точек.
– Товарищ генерал, после неудачной попытки нашими спецподразделениями овладеть колонией, можно судить, что среди осужденных есть стратеги. Или, по крайней мере, люди, ранее служившие в армейских частях особого назначения, сказал майор, командир группы.
– Ну конечно, откуда вору в законе знать такие премудрости,– постарался выдавить из себя улыбку генерал,– хотя в принципе хотелось бы мне, после всей этой заварушки побеседовать лично со всеми организаторами бунта, не с материалами следствия, а именно с лицами, но думаю, что сделать это будет весьма проблематично. Офицеры понимающе закивали головами.
Подъезжая к мятежной зоне, генерал увидел, как милицейские кордоны практически разворачивали все автомобили, кроме скорой помощи и военных машин. По периметру всей колонии, вдоль внешнего забора расположились бойцы внутренних войск, с автоматами наизготовку. Через каждые триста метров прохаживались военные с овчарками. По углам забора стояли бронетранспортеры, готовые в любую секунду рвануться в бой.
У главного подъезда к колонии располагался БТР КМШ.[184] Со стороны главных ворот, отойдя на безопасное расстояние, расположились штурмовые отряды спецподразделений и два БТР-70 с пулеметами на башнях. Дальше, там, где располагались ворота в промзону, тоже находились идентичные подразделения.
Генерал остался доволен осмотром дислоцированных групп.
Два военных вертолета ожидали приказа, чтобы подняться в воздух с площадки, около близлежащего кладбища.
Все ждали условного сигнала к началу штурма.
В зоне тоже шли последние приготовления к обороне. Собрались все бывшие вояки, которые ранее, перед приговором суда служили в армии. Тот кто мог дать хоть малейшую ценную информацию, искренне делились опытом и советами. Дронов плохо разбирался в военной тактике и отдал полномочия выполнять эту функцию Ирощенко Сергею — Карзубому и Игорю Семченко. Образовался так сказать небольшой военный совет, метко названный одним заключенным «Советом в Филях» (Война 1812г. с французами).
Чтобы иметь козырь в руках и диктовать свои условия, нескольких активистов находящимся под охраной в первом отряде, сопроводили в штрафной изолятор и переодели их в форму прапорщиков, предварительно раздев последних до трусов.
Итак, в руках восставших было четверо заложников, которых они выведут в зону боевых действий и при необходимости применят тактику «живого щита». Это на случай, если начнут работать снайпера, а то, что стрелки будут уничтожать верхушку комитета, Карзубый не сомневался. Внимательно просмотрев всю территорию и определив самые опасные места, Ирощенко строго наказал, чтобы никто их оргкомитета не совался в зону обстрела и находился только в указанных местах. По его мнению, в простых заключенных стрелять не будут.
– Слушайте, а вот в зарубежных фильмах показывают восстания, там одевают повязки на лицо, чтобы не сфотали,– подсказал идею один из заключенных.
– Правильно, менты должны фотографировать, это ведь доказательства на следствии против нас.
Решено было нарезать из ткани и раздать всем повязки.
– Кто из нас знает, что за шашки они применяют?– спросил Дрон,– паралитический газ могут они применить?
– Исключено, конвенцией ООН запрещено применять нервнопаралитические газы и химико-биологические средства,– пояснил один из бывших воинов,– а вот Черёмуху или перцовые газы могут, менты обычно применяют этот газ СN в составе CR, что в целом называется хлорацетофеноном.
– Ладно, успокоил, а то закидают нас, усыпят и повяжут тепленькими,– засмеялся Дронов, больше над объяснениями бывшего солдата.
– Пархатому уже досталось, когда с ШИЗО выламывались,– заметил Сибирский.
– Слушайте, а где Пархатый? То все время около нас терся, а тут вдруг исчез,– обратился с вопросом Воробей к окружающим.
– Может в промзоне, его вчера там видели на баррикаде,– сказал Симута.
К разговору подключились все заключенные, находящиеся в штабе:
– Интересно чем они в этот раз будут завалы расчищать?
– Да бульдозеры менты больше не пустят, побоятся, что мы их спалим.
– Мне кажется, они попробуют БТРами пробить себе путь,– сказал Ирощенко.
– А может такое случиться, что десант сбросят с вертолетов?
– Они что, совсем с головой не дружат, мы же их тут как куропаток примем.
– Не скажи, как начнут со стволов поливать, мало не покажется.
– Да навряд ли Москва даст добро нас расстреливать.
– После вчерашнего неудавшегося штурма могут и дать, мы уже накрошили их.
– Хочу, чтобы вы усвоили для себя,– сказал Карзубый,– если БТРы прорвутся сквозь баррикады, а они обязательно это сделают, то нам братва придет настоящий кирдык[185].
– Что нам остается?
– Против мотострелков и десантников, которые размещены внутри БТР, как у «Христа запазухой», практически ничего. Единственное, что можно попытаться сделать в нашем положении, это горючее, пакеты с цементом и вода.
Эффект состоит в том, что кидая пакеты с водой, смачивается поверхность машины, а затем пыль цемента в вперемешку с водой дает грязевую массу. Практически можно забить все смотровые щели, или по крайней мере, можно «заляпать» глаза БТРу, а их у него тринадцать.
– Чего тринадцать, БТРов?
– Приборов наблюдения и визуальных отверстий, он днем и ночью «видит», за счет их, и еще имеется автоматическое средство пожаротушения.
 Два пулемета, один КПВТ — крупнокалиберный. Такой заряд если попадет в тело, то потом долго придется соскребать со стены все, что останется от человека. 14,5 калибр. А другой пулемет — Калаш 7,62, тоже «дудорга», что надо, больше вариантов не вижу.
Вот такая своеобразная крепость на колесах, ну не падайте духом братва, по нас они стрелять не будут, а вот подавить колесами могут,– закончил Ирощенко.
– Да братва сегодня будет жарко,– произнес Дрон,– неужели у этих придурков больше нет аргументов, как только загасить нас, я вот все думаю, что, от государства разве убудет, если они выполнят наши требования.
В принципе они сами эти законы издали, но нас, как быков ведут от наших прав в сторону, считают, что так лучше управлять массами. Выходит правильно говорят: «Закон, как дышло, куда повернут — туда и вышло».
– Санек,– обратился он к Воробью,– сгоняйте по быстрому на промку и наберите цементу на стройке и отыщите грязную воду по цехам. Сашка побежал выполнять указание вора.
– И бумаги, простой бумаги найдите, побольше,– крикнул ему вслед Карзубый.
         Принесли наскоро нарезанных повязок из темной мануфты, все направились к выходу их штаба, мужики, блатные, как бы понимая, что сюда они больше не вернутся.
– Ну что там? – спросил Дрон пацанов, которые находились на втором этаже в качестве наблюдателей.
– Менты от зоны отошли, часовых с вышек убрали, на той стороне солдат понагнали.
Дрон затянул повязку на шее потуже, чтобы не сползала с лица, и передал всем посыльным, чтобы предупредили мужиков.
Чувство не подводило, казалось, что сам воздух был наполнен тревогой и смерть уже кружит над зоной, высматривая себе жертвы. Все затаили дыхание, ожидая момента, когда тишину разорвет общий, страшный шум, начавшегося штурма.
На этот раз сигнальной ракеты не было, а ударила пулеметная очередь по окнам второго этажа.
Со звоном полетели выбитые стекла. Били с БТРа прицельно поверх голов, именно по окну, где сидели наблюдатели.
Они кубарем слетели с верхних шконок и бросились на пол. Последовала еще одна очередь, направленная по верху баррикады, полетели щепки от разбитых тумбочек.
 Затем еще одна очередь, как раз по торцевой стене кирпичного здания, вниз на заключенных посыпались отколотые куски кирпичей и пыль.
– Всем приготовиться,– раздался голос Ирощенко,– прицельно бьют гады, пугают, сейчас пойдут на прорыв.
В этот момент за забором взревели двигатели и первый БТР со всего хода врезался в завал, протащив кучу наваленных шконок метра на два вперед. Полетели первые дымовые шашки, запущенные солдатами, заволакивая дымом театр начавшихся боевых действий.
С первой попытки БТРу не удалось освободить проход, он сдал немного назад и, включив скорость, рванулся вперед. Технике удалось заехать так высоко на груду железа, градусов на тридцать и задержаться под уклоном, подминая всеми восемью колесами все, что было навалено в огромной куче железа и дерева. Казалось, что БТР сейчас клюнет носом и съедет по другую сторону баррикады, но он снова дал задний ход и приготовился к очередной попытке.
Солдат спецподразделения пока не было видно и надобности тратить бутылки с горючем не было.
Со стороны промзоны тоже слышалась стрельба, и там начинался бой.
Появились первые пострадавшие от задымления шашек, задыхаясь от едкого дыма и кашляя, заключенным пришлось отступить вглубь своих позиций. Когда мало по малу дым рассеялся и осажденные увидели, как дрогнула груда шконок и тумбочек, показалась лобовая часть БТРа.
         Несколько человек облили из ведер бронетехнику водой и следом сразу же полетели бумажные пакеты с цементом. Чистенький БТР в считанные секунды превратился в нечто вроде, вернувшейся с боевых учений машины.
 Затем раздалась команда: «Поджигай» и со всех сторон на бронетехнику обрушились десятки бутылок с бензином, но БТР успел выскочить на оперативный простор.
Пылающая машина понеслась по центральному плацу, и казалось, не останавливаясь вот — вот врежется в деревянный барак, вдруг остановившись, замерла.
Развернулась башня пулеметного отсека и очередь за очередью стала поливать верхний этаж здания, под стенами которого расположились заключенные. Со всех сторон из бойниц показались стволы автоматов и короткими очередями били поверх голов бунтовщиков.
         Все произошло так быстро, взоры были направлены на пылающую машину и со стороны ворот в освободившийся проход выскочил еще один БТР, но дружный отпор осажденных со стороны второго здания закончился тем, что вторая машина запылала и также была забросана цементом.
Расчеты Карзубого оправдались, все средства наблюдения в бронетехнике, были подернуты серой массой, огонь и дым мешал боевому расчету ориентироваться на данной территории.
Механические дворники, интенсивно работая, пытались очистить грязь со стекла, обильно взбрызгивая их водой, но брошенные дополнительные пакеты с цементом еще больше забивали стекла и всю поверхность машины. Второй БТР тоже, как и первый проехав метров двадцать, резко развернулся и поливая с пулемета по стенам двух зданий медленно приближался к осужденным.
В проход устремились боевые части солдат. Прикрываясь щитами они медленно и уверенно пробирались по исковерканным шконкам.
Струя мощной воды из брандспойта пожарной машины ударила в сторону бронемашины, но так как траектория струи была направлена поверх баррикады, то лишь небольшие брызги помогли БТРу, раздалось шипение и потрескивание.
Снова полетели пакеты с цементом.
 Один из заключенных, видно в горячке поджег бутылку с горючим и бросился к лобовой части первого БТРа. Размахнувшись он хотел метнуть бутылку, как вдруг замер и, отбросив бутылку схватился за левое бедро рукой, на левой ягодице расползалось пятно крови.
 К счастью Каленый заметил эту картину и что есть силы, крикнул:
– Прячьтесь за здание быстрее и не высовывайтесь, снайпер работает.
 Дрон услышав крик Игоря, подбежал к нему.
– Что случилось?
– Стрелок, сука бьет с дальней позиции, там, где стоит БТР открытая местность, вот он и бьет по нам.

 
 
 
Глава 35
 
ПОСЛЕДНИЙ БОЙ

В это время первый БТР взревел двигателем и попытался развернуться, лупанул пулеметной очередью по направлению толпы обороняющихся.
Либо пулеметчик из-за дыма, огня и грязи не разобрал куда стреляет, или совсем ничего не видел. Очередь прошлась по людям. В страшном крике зашлась толпа, разметанная прямыми попаданиями пуль, несколько человек метнули еще бутылки с горючим в бронемашину.
Озверевшие от увиденного заключенные бросились к БТРу.
– Куда, назад,– закричал Карзубый, это подставной БТР, он стоит в зоне работы снайпера. Но его крик заглушил шум винтов приближающего вертолета, он опускался так низко, поднимая клубы пыли с земли, что через секунды уже никто не мог видеть, что творится вокруг.
Большая часть бунтовщиков кинулась на закрытие прорыва, но было уже поздно. Солдаты, прикрываясь щитами, разворачивались полукольцом и первые заключенные, кто смог подбежать к ним получили увесистые удары дубинками и щитами.
Пошла вторая волна заключенных, вооруженных тяжелыми железными арматурами, но пробить стройный ряд щитов им не удалось, тогда осужденные попробовали прорвать оборону с флангов и разбившись на две большие группы, кинулись в менее защищенные места. Ряды солдат расступились, и взору осужденных предстала еще одна линия атакующих. Первые ряды спешно построились «клином» и шаг за шагом, бряцая щитами, двинулись вперед.
Сзади уже напирали другие спецы, сжимая в руках дубинки и саперные лопатки.
Увлекшись основным прорывом военных, заключенные на какой- то миг оставили БТРы в покое.
Сработавшая система пожаротушения помогла солдатам справиться с огнем.
В нижних откосах по бокам машин открылись люки и оттуда стали выскакивать люди, вооруженные автоматами, они спешно занимали оборону на плацу. Воины в первом ряду присели на одно колено, прицелились, направив стволы автоматов на заключенных, вторые ряды заняли позиции стоя. Солдаты пытались создать психологическую атаку на бунтовщиков, но те уже ничего не соображали.
От основной толпы отделилась группа зэков и бросилась в сторону автоматчиков, полетели пакеты с цементом и пара зажженных бутылок с горючим. Первые автоматные очереди пришлись поверх голов. Второй залп был направлен по ногам, пули с визгом рикошетили об асфальт, появились раненные.
Остальная часть группы кинулась обратно.
Дрон и Ирощенко криками старались организовать разбегающихся мужиков, призывая их образовать подкову, но строй солдат, защищенных щитами, упрямо наступал, и по мере того, как основная группа бойцов, продвигалась прямо, углубляясь на территорию противника, задние ряды расширяли зону боевых действий.
В этот момент со стороны промзоны уже приближались военные, быстро сокращая расстояние до основной группы заключенных.
«Все, конец, промзону захватили»,– подумал Дрон.
Среди осужденных началась паника, кто-то бросал арматуры и палки, поднимали руки вверх, некоторые группы пытались прорваться к баракам, которые находились за плацем, ниже по склону. Но дорогу им преградили мотострелки, открывшие огонь по верх голов заключенных.
Дрон, Карзубый, Воробей и еще несколько человек все-таки пробили кольцо окружения с помощью подрыва взрывпакетов, Каленый и Дрон запустили их поверх голов бойцов.
Не ожидавшие такого оборота солдаты бросились в рассыпную, испугавшись, что бомбы начинены железом.
Пока военные приходили в себя, от непредвиденной атаки, со стороны заключенных, последние уже заскочили в кирпичное здание. Автоматчики не могли открыть по ним огонь, так как могли зацепить своих, пришлось преследовать группу заключенных скрывшихся в подъезде здания.
 Увлеченные погоней солдаты с ходу влетели в подъезд, и в этот момент прозвучал взрыв, это была подорвана последняя бомба, как раз «напичканная» смертоносной начинкой. Первые трое солдат, получив серьезные ранения, упали на пол, остальные открыв огонь, выскочили назад и заняли оборону.
Карзубый, рискуя быть застреленным, ползком приблизился к раненным.
Первый боец лежал без сознания. Сергей стянул с его плеча автомат. Подполз ко второму бойцу, потянулся за оружием. Солдат попытался поднять ствол и выстрелить, но силы покинули его, он обмяк.
Третий из воинов смотрел на Сергея умоляющим взглядом, отбросив автомат, он отвернулся. Карзубый не стал никого из них трогать, только сгреб оружие и, прижимаясь стене, поднялся на второй этаж.
Там уже кипела работа, друзья подтаскивали шконки и бросали их на лестничный пролет, тем самым заваливая проход.
 Карзубый прошелся вдоль коридора второго этажа и убедился, что с внутренней стороны зоны им не грозит работа снайпера, так как там не было окон. На противоположной стороне стены располагались спальные секции, окна которых выходили на запретную зону, можно было ожидать прорыва только со стен, при помощи лестниц или проникновения с крыши, на веревках.
Оборону решили держать в две стороны, защищая заваленный лестничный проход и общий коридор. Проверив рожки, Сергей нерадостно сообщил:
– Патронов мало. Он перевел собачку механизма, поставив автоматы на производство одиночных выстрелов. Один «калаш» он вручил Каленому, другой Сережке Соколу, третий оставил себе.
– Ну, вот братцы, сказал Алексей Дронов,– кажется, пришел наш последний час. Мне не хочется губить ваши молодые жизни и обращаюсь к вам чисто по дружески. Я прошу тех, кто не хочет продолжать это дело, пусть идут в самую дальнюю секцию отряда и растянут белую простыню. Вас не тронут, это знак парламентеров. Остальные, кто не хочет сдаться в лапы МВДэшников остаются здесь. Глядя на решительные лица своих боевых друзей, он понял, что его предложение было лишним. Ни один из десяти человек не принял предложение вора.
Игорь Каленый решил произвести разведку боем, он зашел в одну из спальных секций и разломав дверцу прикроватной тумбочки взял большую щепу, нанизил на нее зэковскую кепку и осторожно стал поднимать ее над подоконником.
Никаких действий со стороны военных не последовало. Видно, стрелков и военных еще не успели оповестить, что бунтовщики завладели оружием. В противном случае в кепке была бы сквозная дырка от пули. Он отодвинул шконку от стены, которая мешала ему. Стал наблюдать за тем, что творится по другую сторону зоны. Выглянул из-за косяка.
Там где были ворота, уже освободили проход, а дальше на территории, прилегающей к зоне, собралась группа солдат и офицеров.
 Игорь крикнул Дрона:
– Леха смотри, кто там стоит, твой лучший «кореш»,– пошутил Каленый.
Дрон прокрался и встал за Игорем и узнал вдалеке опера Ефремова, больше из той группы его никто не интересовал.
– Игореха, сними мне этого кореша,– и он, заведя глаза под лоб, как бы с мольбой произнес,– там на небесах я буду за тебя молиться, только достань мне эту мразь.
– Тяжело с калаша,– ответил тот,– но постараюсь.
– Игорь, дай я попробую,– обратился к Каленому Сергей Ирощенко,– я в свое время кучно десятку разбивал[186] с калаша.
– Давай пробуй,– и Игорь уступил свое место Карзубому. Тот переключил автомат на автоматическую подачу, передернув затвор, загнал патрон в патронник и тщательно прицелился в оперативника, до цели было метров тридцать — сорок. Как гром среди ясного неба прострочила очередь. Прежде чем отскочить от окна Карзубый заметил, как опер и еще стоящий с ним рядом офицер рухнули на асфальт, остальные бросились в рассыпную.
В ту же минуту по окнам здания с остервенением открыли огонь, били из автоматов, слышалось таканье пулемета. Пули рикошетили от противоположной стены и с визгом разлетались в разные стороны, но в секции уже никого не было.
Все заняли места в коридоре и были надежно защищены стенами, если только случайная пуля могла проникнуть сюда и то рикошетом.
Каленый расположился на лестничной площадке второго этажа и высматривал сквозь завал шконок, чтобы никто не проник в помещение со стороны входа. Внизу показалась фигура в каске и бронежилете, держа в руках автомат. Игорь навел прицел чуть выше груди и выстрелил, солдат упал как подкошенный.
В это время подбежал Карзубый и занял место Каленого, тот быстро отполз назад и пули градом посыпались в их сторону, одна пуля угодила в левое бедро Сергея Ирощенко.
 К нему подскочили пацаны и отволокли подальше из зоны обстрела.
Сняв с себя куртку, Сашка Воробей оторвал на ней рукава и, связав их вместе, туго перетянул ногу выше ранения. Кто — то протянул ему лезвие заточенной пластины, он распорол ткань брюк и увидел в ноге входное отверстие, из которого сочилась кровь. Карзубый стойко переносил боль, сжимая крепко зубы. Сашке протянули майку и еще кусок простыни, снятой с постели, он сложил ткань и прижал ею рану, затем перетянул майкой ногу.
 На лбу у Сереги появилась испарина, нога постепенно начала неметь.
Все прислушались. Выстрелов на улице не слышно, то и дело раздавались непонятные крики, не то заключенных, не то военных.
В открытую дверь нижней площадки кто-то крикнул:
– Эй, вы там, наверху, бросьте оружие и сдавайтесь! Иначе мы забросаем вас гранатами.
– Пугают, сказал Каленый, теперь будут нас марьяжить до последнего. Он встал и пошел по направлению секций, остановился и, обернувшись, сказал:
– Я займу позицию на другом конце коридора, если они начнут штурм и полезут в окна, я не пущу их в коридор, пока хватит патронов, возьмите Серегу и идите в кабинет начальника отряда, а то я вас могу зацепить. Пусть кто-нибудь из бойцов возьмет Серегин автомат и займет позицию в секции.
Ты,– Каленый показал на Серегу Сокола,– затаишься в другой секции, как только полезут в окна, бейте прицельно, я буду помогать по обстановке.
– Э-э, подожди,- остановил его Дрон,– ты хочешь, чтобы меня взяли живым? Не пойдет братва. И он протянул руку к автомату Сокола.
– Ты Серега со всеми пойдешь в кабинет, и вы будете жить! Мне им сдаваться не след. Сокол, молча отдал калаш Дрону и, смутившись, сказал:
– Леха, похоже, нам всем здесь придет каюк, так что принципиальной разницы нет, добьют нас в кабинете или в секции, я лично не собираюсь сдаваться этим упырям и буду с тобой рядом. Он хлопнул по ладони Дрона и сказал остальным пацанам:
– Босота, мы сами выбрали свой путь, пусть мусарня хоть в последний раз увидит, что мы не сломлены, мы не покорились им… Он рванул на себе рубаху и бегом направился в секцию, никто не успел его остановить. Сережка подбежал к выбитому окну и выкрикнул с гневом:
– Слышите вы, псы поганые, вам не удалось нас сломить, подавитесь нашими жизнями, я вас нена… Он резко смолк и, сделав полуоборот телом, упал на пол. Пуля снайпера попала ему прямо в лоб.
– Черт! Черт! Черт! – Произнес Дрон, подбегая к убитому Сереге.– Серега, ты слышишь меня? Но рука Игоря Каленого легла на плечо Алексея.
– Леха, он не слышит тебя, пойдем. И в этот момент еще несколько пуль вжикнули по разным сторонам. Дрон было рванулся к окну, Воробей и Каленый увлекли его за собой. Не успели они вместе выскочить на коридор, как за окнами снова ударили автоматные очереди, пули ударялись о стены, скалывая штукатурку, и с визгом разлетались в разные стороны. Дрон сел возле стены и подумал про себя: «Я представлял себе такой конец, но Серега меня опередил, именно так я хотел уйти из жизни». Он виновато оглядел всех оставшихся в живых своих друзей.
 Он еще раз вгляделся в лица пацанов, Сереге Карзубому, Сашке Воробью, Лехе Глазуну, Сереге Зеле, Игорехе Каленому и остальным панам.
– Никогда в своей жизни я не встречал более отчаянных ребят, по всей вероятности я не увижу больше ни Ваську Симуту и Леху Сибирского, если кто выживет, передайте им, что для меня было большой честью оставаться с ними рядом.
Он улыбнулся:
– Я видел смерть героев только в кино и никогда не вникал, насколько это было красиво, когда они отдают свою жизнь, не прося пощады у врага. Я рад друзья мои, что вы прошли со мной этот путь до конца. Я не одинок и горжусь вами, если я сделал что- то неправильно, не судите меня строго, такова суровая воровская действительность.
Нести свой крест до конца — удел немногих, не все могут пройти этот путь, но я не зря прожил свою жизнь, потому как в конце её я встретил таких настоящих людей, как вы.
Я не хочу, чтоб вы видели, как эти стервятники раздирают мое тело на части, потому что я еще живой, но мертвым, я их не заинтересую.
Оставайтесь здесь, я пойду туда. Алексей поднял руку, как бы ни принимая возражения.
         – Не надо пацаны, давайте попрощаемся. И он подошел к каждому из них и обнял, затем нагнулся к Сергею Ирощенко и взял его за руку.
– Ну, брат, прощай! Не плачь солдат. Он вытер слезы, выступившие на глазах у Сергея.
– Прощай Леха! Мы тебя всегда будем помнить,– произнес Карзубый.
Леха Дрон взял автомат и уверенной походкой направился в секцию, проходя мимо Сашки Воробья, он взял его за шею и, притянув к себе, прошептал:
– Санек, выживи! Постарайся выжить,– и шагнул в секцию.
Все понимали, что это были его последние слова, раздался его громкий голос:
– Ну что твари, взяли меня, ну берите меня, вот он я. Автоматная очередь разрезала воздух и еще одна, стрелял Лёха.
Затем все стихло, послышался звук, похожий на упавшее тело, за шумом стрельбы никто не различил звук выстрела со стороны свободы, снайпер сделал свое дело.
Сашка первый рванулся на выстрелы, он застал Леху лежащего на спине, на груди растекалось пятно крови, пуля попала ему прямо в сердце.
Алексей лежал с широко открытыми глазами, еще не подернутыми туманной поволокой. Сашка положил руку ему на глаза и провел ею вниз по лицу убитого друга.
– Прощай Леша! Он стянул с постели два одеяла и бережно укрыл ими тела убитых Алексея и Сергея. За его спиной присели на корточки оставшиеся в живых пацаны.
Собравшись снова в коридоре, они какое- то время молчали, первым нарушил молчание Игорь Каленый.
– Братцы, не поймите меня превратно, но я хочу, чтобы вы все остались живы, хватит этим упырям и такого количества крови, ваша смерть не даст им ничего, кроме злорадства. Мы поступим так, вы больше не оказывайте сопротивления, я выйду к окну и воспользуюсь белым флагом. Парламентера они не должны тронуть. И все… Пацаны, дай Бог еще свидимся.
Никто из ребят не стал возражать против его предложения, бесспорно, жить хотелось всем, пока не страшило, что их ждет впереди, больно было за настоящее, за погибших друзей.
Одному только Сашке показалось, что в глазах Игоря промелькнул бесноватый огонек, он всегда казался странноватым, этот парень. Это было следствием контузии, полученной в армии, но Сашка понял его и кивнул головой другу на прощание.
– Не ходите за мной, я сейчас с ними договорюсь, не дай Бог, стрелок снимет кого из нас. И Игорь пошел в секцию, собрав все автоматы в руке.
Он порвал белую простынь и обвязал ее дуло автомата. Подошел к окну и стал размахивать из стороны в сторону, и при этом крича:
– Эй, начальники, мы сдаемся, не нужно больше убийств.
– Бросай оружие вниз, все три автомата, да не вздумай делать глупостей, сразу получишь пулю,– прозвучал голос снизу.
– Да нет — нет, все нормально, вот автоматы, я бросаю их вниз, только не убивайте больше никого, они безоружны.
И Игорь бросил два автомата на землю со второго этажа.
В следующий момент он вскочил на подоконник, и видно все произошло так быстро, что военные даже не поняли в чем дело. Он сорвал со ствола белую тряпку, взял автомат в правую руку и направил дуло себе в висок, большим пальцем нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел и Игорь упал вниз со второго этажа прямо на асфальт.
Все пацаны сели вдоль стены в коридоре и стали ждать. Внизу, у входа в здание, раздался голос:
– Эй, там, наверху, встаньте возле стены, поднимите руки, что мы могли их видеть, предупреждаем, малейшее неправильное движение, и мы открываем огонь на поражение, вам все ясно!
– Да, можете нас брать,– сказал за всех Сашка Воробей,– у нас раненный в ногу, он стоять не может.
– В ногу не в руку, пусть тоже поднимет руки.
– Он потерял сознание. – Ладно, стойте, где стоите. Внизу стали растаскивать шконки, освобождая проход.
 
 
Глава 36
 
БУНТ ЖЕСТОКО ПОДАВЛЕН
 
Одновременно ударили башенные пулеметы с двух БТРов, находящихся за воротами промзоны. Симута и Сибирский услышали, как и в жилой зоне начался обстрел из пулеметов.
За баррикадой не было никаких укрытий, все открывалось, как на ладони. Если в жилой зоне находились два двухэтажных здания по обеим сторонам баррикады, то осажденные в промышленной зоне такой возможности не имели.
 Пули со звоном цокали о металл, или уходили в сторону цехов, казалось, стреляли целую вечность. Осужденным пришлось залечь или прятаться, где придется. Некоторые бросились к цехам, ища укрытия в помещениях, и тем самым ослабили оборону.
Первый бронетранспортер сдвинул кучу нагроможденного железа и остановился.
Затем сдал назад и стал производить следующие попытки.
Мало по малу все заключенные приходили в себя и расположившись по бокам баррикады. Основная масса приготовились к атаке на БТРы. В очередной раз вздрогнула преграда и поддалась под натиском машины, но в тот миг десяток бутылок с горючим пронеслись в воздухе и подожгли ее, но БТР упорно делал свое дело, он отъехал далеко назад, где попал под струю воды, направленную пожарными. Пламя удалось быстро погасить, и только темные пятна напоминали, что минутами раньше машина полыхала в огне.
Направив ствол пулемета на верхушку баррикады, и открыв ураганный огонь, бронетранспортер рванулся на укрепление, сходу протаранив его, машина вырвалась на площадку перед производственными цехами. Проехав метров двадцать БТР резко развернулся, и стал отсекать пулеметным и автоматным огнем основной проход от осужденных. Второй БТР уже въехал на территорию промзоны и занял удобную позицию для десантирования солдат. В освободившийся проход пошли спецподразделения вооруженные щитами и дубинками.
Заключенные, было, бросились с железными прутами и палками на них, но были отброшены назад. Симута успел кинуть второпях один взрывпакет, который разорвался в гуще солдат, создав тем самым смятение в их рядах, зацепив шариками и осколками. Бойцы, передали своих раненных товарищей в задние ряды, снова двинулись на восставших.
Пока заключенные отвлеклись на солдат со щитами, десант мотострелков высадившийся с БТР уже занимал позиции и бил короткими автоматными очередями поверх голов и под ноги.
Оказавшись почти зажатыми с двух сторон, заключенные небольшими группами попытались прорваться сквозь ряды солдат. Симута в спешке не мог зажечь второй взрывпакет, и это стоило ему большой неприятности. Заградительные щиты разомкнулись и на восставших устремились воины, одетые в бронежилеты, каски, с дубинками и саперными лопатками, как раз один из них встал на пути у Васи Симуты, который попытался защититься обрезком трубы. Солдат ловко увернулся и ударом саперной лопатки по голове опрокинул Симуту на землю. Ему еще повезло, что удар пришелся плашмя. Сибирский увидел, как его кореш упал и в тот же миг со всего размаху двадцати пятимиллиметровой арматурой врезал солдату в область шеи, несколько заключенных отбиваясь от напиравших военных, успели подхватить Симуту и потащили его в сторону цеха.
 У Васьки из запазухи вывалился взрывпакет, Сибирский Леха обрадовался, и на бегу поправляя фитиль, изловчился поджечь его. Мотострелки, на какие — то секунды запоздали с передислокацией и были потеснены толпой в пятьдесят человек, кто-то из солдат не выдержал и почти в упор дал очередь по ногам заключенным. Раздались крики, сопровождаемые отборными матами, Леха Сибирский видя, как спецы раскололи на части их «войско» крикнул что есть силы:
– Братва, прорывайтесь к цехам. Группами, группами идите! Куда в жилзону, вы, что с ума спятили? Крикнул он группе, в которой насчитывалось человек двадцать. Он размахнулся пакетом и крикнул:
– Братва ложись. И метнул бомбу прямо в мотострелков. Раздался взрыв, железным горохом осыпая остолбеневших солдат. Бойцы никак не ожидали бомбардировки со стороны зэков. Послышались крики раненных и призывы о помощи.
Группа заключенных во главе с Лехой Сибирским, все-таки прорвалась сквозь строй солдат и заскочила в помещение цеха. Они закрыли за собой большие ворота. Васька Симута приходил в себя, по лицу его струился ручеёк крови, на голове лопнула кожа, обнажив оголенный череп.
– Дайте, кто нибудь тряпку,– попросил Леха и, приняв, чью то рубаху, соорудил что-то наподобие повязки на голове раненного друга.
– Что будем делать Леха?– спросил кто-то из заключенных,– они сейчас БТРом вынесут ворота, и нам копец подкрадется точно.
– А что делать пацаны? Оружия у нас нет, обороняться нечем, нашим видно нелегко там приходится, слышите пальба, какая идет.
Один из зэков сложив из ящиков пирамиду, взгромоздился на нее и посмотрел в окно.
– Пацаны,– выкрикнул он с тревогой,– менты в зону ломятся, блин, смотри, что творят гады, они наших лопатками месят и дубьем. Бррррр! – издал он звук,- прикиньте пацаны, они прямо рубят лопатами.
Все, кто, что мог пристроить к стене, кинулись к окнам, их взору открылась ужасная картина, менты, солдаты, охранники гонялись за заключенными и били их, кто ногами, кто саперными лопатками, кто дубинами, а кто просто наносил удары кулаками.
В ход шли приклады автоматов, били по всем частям тела, лишь бы уложить на землю. Укладывали лицом в пыль и руки за голову, ноги шире плеч и в таком положении не шевелиться. Как только двинулся, кто-нибудь из ментов подскакивал и со всего маху наносил удар дубинкой по спине, по ягодицам, по плечам.
Когда рассматривали, что творится за окном, успели засечь, как БТР с хода протаранил дверь в цех. Ворота с грохотом отлетели прочь, очередь из башенного пулемета ударила под своды цеха, оглушив своей стрельбой заключенных. Конечно стреляли для отстраски.
Раздался командный голос:
– Всем лечь на землю, руки на затылок, считаю до трех, кого застану стоя, самолично пристрелю, как собаку,– крикнул военный в звании капитана.
Смысла не было кидаться на вооруженных автоматчиков, пришлось подчиниться приказу.
– Вон тот,– показал пальцем молодой боец своему командиру, показывая на Леху Сибирского,– это он метнул бомбу.
– Этот! – прорычал здоровяк. Он подскочил к Лехе и что есть силы, пнул его ногой в живот. Леха задохнулся. Капитан пинал его с остервенением и приговаривал:
– Ах, ты мразь конченная, ты у меня до суда не дотянешь, я втопчу тебя в землю ублюдок поганый. Ты ж моих солдат положил, подонок, ненавижу тебя гад!
Некоторые из мужиков подняли головы и попытались защитить своего товарища, хотя бы словом, но ответом послужил град ударов дубинками. Насытившись, громила ткнул носком сапога неподвижное лицо Лехи, как бы хотел убедиться, жив ли заключенный. Но Сибирский издал звук.
– Живой, тварь, ну ничего, я его до автозака[187] на пинках буду нести,– заявил вояка.
Через переговорное устройство послышалось сообщение: «Немедленно прекратить стрельбу, оружие на поражение ни в коем случае не применять!».
Что случилось в следующий момент, не мог впоследствии объяснить ни один солдат, который хоть чем нибудь мог, помешать случившемуся.
Вася Симута поднялся с земли, он не находился со всеми вместе, а лежал поодаль за коробом для мусора и естественно его никто из военных не заметил. Все время, пока «жлоб» в звании капитана пинал ногами Леху, Вася лежал и наблюдал, как тот избивал его друга. Когда прозвучал приказ, переданный по рации, все невольно повернули головы.
Васька поднялся во весь рост и, ухватив в обе руки пруток арматуры, собрал последние силы. Он быстро преодолел расстояние до громилы и с силой воткнул ему прут в шею.
Какие — то секунды Васька не отпускал кусок арматуры, не давая капитану вырвать пруток их шеи. Солдаты вскинули автоматы и прицелились в Симуту, но не стреляли, боясь задеть своего командира. Когда последний теряя сознание, упал на колени две или три очереди ударили в раненного Ваську, он так и упал на своего врага, сраженный пулями.
Ненасытное ощущение зверства, с каким били и пинали заключенных военнослужащие, было отчасти оправдано. Месть за погибших и раненных товарищей и сослуживцев толкала их на дальнейшие силовые действия. Поднимая на ноги бунтовщиков, военные прикладами и дубинками погнали их в сторону центрального плаца.
Двоим осужденным, пришлось закинуть руки Сибирского себе за плечи и волочь бездвижимое тело друга вслед за всеми.
Осматривая цеха с низу до верху солдаты и лагерная охрана вытаскивала наружу спрятавшихся заключенных, их жестоко избивали и отправляли под конвоем на центральный плац. Изредка по обеим зонам находили бездыханные тела зэков.
 Возле кочегарки служебные собаки учуяли что — то и стали рваться к куче угля, разгребая ее лапами. Когда откопали то, что находилось спрятанным под углем, это «что — то» оказалось тремя трупами заключенных, с изуродованными лицами и пробитыми головами. Прапорщик в сердцах выругался:
– Вот гады, даже своих же, заключенных не пожалели, ну, звери, как пить дать звери.
В цехе, где солдатам было оказано сопротивление, был обнаружен странный мешок, его верхняя часть торчала из грязной воды, которой был наполнен бак, но не до краев. Развязав мешок, все ахнули от ужаса, показалась голова заключенного, его лицо было синеватого оттенка и глубоко исцарапано до крови.
Вытащив тело из мешка, взору собравшихся военных, предстал парень зэк, одежда его была изодрана, все руки исцарапаны. Следом из мешка вытряхнули трех дохлых кошек. Слабонервные и слишком чувствительные бросились по сторонам, так как от этого зрелища нутро выворачивало наружу.
– Это надо до такого додуматься,– сказал охранник,– садисты проклятые.
Солдаты, взяв труп за рукава куртки, потащили его на улицу, но в этот момент послышался едва различимый стон, заключенный подавал признаки жизни.
Им оказался Рыжков – Пархатый. Видимо Господь Бог даровал ему жизнь, а может, напрашивался другой вывод — сам дьявол дал ему возможность выжить и продолжить свои недобрые намерения.
Когда солдаты и десант мотострелков разобщили толпу заключенных, спецгруппе военных был дан приказ: «Ворваться в здание ШИЗО и освободить заложников».
Человек пятнадцать окружили вход в изолятор и хотели применить трубу как таран, брошенную Воробьем и пацанами, но внезапно двери изолятора распахнулись, на пороге стоял опешивший заключенный. Он исполнял роль охранника заложников, где — то, в глубине ШИЗО находились еще двое. Видно ему было интересно взглянуть, что происходит на улице, вот он и открыл двери.
 Уложив зэка на землю лицом вниз, группа захвата ворвалась в общий коридор. Мгновенно захватив изолятор, военные положили на пол еще двух заключенных, пробежав по их ребрам ударами дубинок.
Схватив связку ключей солдат, поспешил открыть камеры, сквозь крики узников невозможно было разобрать, чего же они кричат. Вытащив на коридор раздетых до трусов людей, вояки принялись успокаивать кричавших, а успокаивали ударами сапогов и дубинками. Откуда же им было знать, что раздетые были никто иные, как сотрудники учреждения, а тех, кто был в форме они с неподдельной радостью, вывели из камер и под охраной повели на вахту.
Солдаты, исправно выполняющие приказ командиров и не хотели слушать вопли и стенания избитых контролеров, но спустя некоторое время один активист, переодетый в форму обратился к офицеру и объяснил суть создавшейся ситуации.
Военным ничего не осталось, как собрать в одну кучу и раздетых сотрудников и одетых в форму зэков. Всех скопом повели на вахту, для последующих разборов.
В суматохе боевых действий блаткомитет совсем забыл о заложниках и «козлах» переодетых в форму, которые и остались в ШИЗО невостребованными.
В зоне творилось нечто ужасное, заблокировав группу осужденных в здании отряда, менты, спецы, солдаты из охранной роты усмиряли бунтовщиков. Кто из заключенных был еще в состоянии сопротивляться, получал такую порцию дубинками, что валился с ног без чувств, его за ноги волокли на центральный плац. Кто не успел бросить палку или железный прут, иногда получал саперной лопаткой, после удара, которой рассеченное мясо разваливалось в разные стороны, обагривая все вокруг кровью. Да и натренированный удар дубинкой по голове сразу уводил в обморочное состояние.
Произошли и такие казусы — бежит заключенный от преследовавшего его солдата и кричит во все горло:
– Не бейте меня, я свой – активист! Но кто там будет разбираться, «Свой не свой – на дороге не стой». И этот получил свою порцию.
Били очень жестоко, невзирая на мольбы и просьбы.
Крики в мегафон извещали:
– Всем до одного осужденным, немедленно выходить на плац, к не выполнившим приказ будут применены силы физического воздействия. Вот их и применяли.
 Опьяневшая от избиений солдатня, заскочила в отряды, где находились осужденные, отказавшиеся принимать участие в бунте, и приказала всем выходить на центральный плац. Но при этом, организовав строй в две шеренги пропускали каждого из зэков под ударами дубинок и сапогов.
Появились солдаты с собаками, которые без стеснения спускали псов прямо на людей. Остервенелые овчарки рвали в клочья одежду в вперемешку с окровавленным мясом осужденных. Затем стали прочесывать отряды и обе зоны.
Спрятавшихся под шконками зэков выуживали с помощью собак, или, переворачивая кровати, избивали кричавших от испуга заключенных. Мало находилось храбрецов, которые голыми руками открыто, противостояли дубинам и саперным лопаткам. Если таковые и были, смельчаков избивали с цинизмом, приговаривая сквозь зубы:
– Против Советской власти пошел! Бунтовать вздумал, ну, получи недобиток, всех вас уголовников надо уничтожать под корень!
В угольных кучах находили с помощью собак зарывшихся зэков и с жестокостью избивали, препровождая их на плац.
Сгоняли плачущих от обиды и боли, испуганных, грязных, измятых и сломленных.
Не тронули только тех осужденных, которые были в санчасти и в помещении первого отряда под «красным крестом».
Впоследствии «козлы» присоединились к администрации колонии и тоже избивали мужиков и блатных. Особенно доставалось пацанам. Повязочники налетали на них прямо с палками и жестоко избивали, как бы мстя за свои унижения и побои.
 Автоматчики, окружив плотным кольцом здание, в котором забаррикадировались организаторы бунта, никого не подпускали близко.
После неудачных попыток проникнуть в помещение отряда, зоновские менты и спецы уже не лезли на рожон под пули. Но вскоре стрельба прекратилась и главные мятежники, оставшиеся в живых сдались на милость властям. Командиры отдали приказ расчистить лестничный проход.
Понемногу, насытившись побоями и не получая сопротивлений со стороны бунтовщиков, военные успокаивались.
Вот тогда в зону зашли начальники всех рангов. Генерал со своей свитой, офицеры КГБ, лагерное начальство и милицейские чиновники. Среди них были работники прокуратуры и люди в гражданской одежде.
Физическая расправа над заключенными прекратилась.
Осужденные сидели на корточках на плацу, сцепившимися на затылке руками и опустив свои лица в землю. Кругом стояли автоматчики и солдаты с собаками, которые беспрерывно лаяли на зэков.
Появились санитары и со всех уголков зоны стали сносить окровавленные тела осужденных, некоторым уже ничем нельзя было помочь. Трупы уносили за зону и, загрузив в труповозки, направляли их в морг МОБ[188].
Всех раненных и изуродованных тоже увозили в больничную зону, забивая до отказа терапевтическое и хирургическое отделения.
Казалось, конца не будет сносимым в одно место раненных и убитых, очень  много было покалеченных. В санчасти установили трехъярусные шконки и забили до отказа раненными заключенными, пришлось даже организовать импровизированный лазарет по уходу за искалеченными зэками, который расположили в одном из отрядов.
 Начальство смотрело на всю эту картину с широко открытыми глазами, наполненными ужасом. Слабонервные сразу же покидали зону, были и такие лица, которых выворачивало изнутри при виде всего этого зрелища.
Генерал Зыков и еще несколько офицеров, подошли ближе к зданию, из которого стали выводить костяк восставших.
Первым вышел Сашка Воробей, за ним Серега Зеля и Лешка Глазун и все остальные. Сережку Карзубого выносили на носилках вольные санитары, зэкам не разрешили его трогать.
 Менты и охранники вроде дернулись, чтобы наброситься на заключенных, но генерал своим властным голосом приказал:
– Не трогать их! По пути их следования в СИЗО и в самом изоляторе, чтобы ни одного удара, увижу на них хоть один синяк, ответите у меня.
Он внимательно осмотрел каждого из бунтовщиков, и что-то шевельнулось внутри генерала. Нет, не жалость, скорее всего чувство, сопряженное с уважением. Там на втором этаже лежали два трупа и один из них под окнами здания. Он слышал и видел, как уходили они один за другим. Несломленные и непокоренные, но генерал не выдал напоказ своих чувств, и противоречие спорило в нем и жгло из нутри.
Главный зачинщик, которого он так жаждал увидеть, был мертв.
Когда мимо плаца проводили Сашку и его друзей в сторону вахты, кто — то из согнанных на плацу захлопал в ладоши, его поддержали еще, еще… Вскоре почти весь плац рукоплескал парням.
 Охранники бросились избивать дубинками заключенных, но генерал выхватил у одного из офицеров мегафон и сквозь крики и ругань закричал:
– Немедленно прекратить! Я кому сказал, прекратить избивать! Только после этого «урядники» остановили избиение заключенных.
Затем стали выносить трупы главных бунтарей на носилках и закрытых простынями с головой.
– Смотри, смотри,– сказал кто-то из заключенных,– это же Дрон! Вон его душегрейка[189] темно синяя.
 Офицер поправил от порыва ветерка всколыхнувшуюся простынь, прикрыв надежно тело вора от взоров осужденных.
– Да — да это он! И заключенный поднялся во весь рост. За ним стали подниматься и остальные, кто мог стоять на ногах, провожали взглядом носилки, уносившие их вожака и еще несколько человек из окружения бывшего вора.
 


 
 
ЧАСТЬ 2
 
ЧЁРНАЯ МОЛНИЯ
 
Глава 37
 
КОНТОРА ГОРОДСКОГО БУРГОМИСТРА [190]
 
Майор КГБ в сопровождении взвода автоматчиков окружили группу заключенных, которые, по мнению начальства колонии, являлись зачинщиками бунта. На вахте, в превратной комнате заключенным приказали раздеться и приготовить вещи для досмотра.
На требование заключенных, принести им вещи, хранящиеся в каптерках отрядов, майор ответил отказом. Произвели общий осмотр тел.
Комитетчик раскрыл папку и зачитал фамилии всех присутствовавших и, убедившись в точном количестве и сходстве информации, приказал всем одеться.
Затем по одному, под усиленным конвоем заключенных поместили в спецавтозак, всем надели наручники и пристегнули к поручням, встроенным в стенки фургона. Разговаривать было строго запрещено.
 Сашка догадался, что их сопровождает особый конвой, который возможно имеет отношение к серьезным органам и потому не стал дергать «тигра за усы».
Сидели, молча, каждый думал о своем, но основной вопрос был у каждого на уме и готовый в любой момент сорваться с языка: «Что с ними сделают в изоляторе?» А то, что их повезут именно туда, они были уверены, слушая, как генерал давал указания майору.
         Впереди завыла милицейская сирена, по пути следования несколько раз возобновляя свою душещипательную «музыку», было ясно, что этому эскорту был дан зеленый свет.
«Значит, их сопровождает милиция, перевозят как опасных преступников,– подумал Сашка,– хотя для власти мы и есть опасные, переполошили этим бунтом все управление, и наверно не только».
Он не без содрогания вспомнил лежащие рядом с вахтой неподвижные, окровавленные тела, покрытые простынями, может, среди этих трупов лежали, и Леха Дрон, Сокол и Каленый.
Там, в осажденном здании на втором этаже им не довелось увидеть, как усмиряли бунтовщиков. Он мог только догадываться, что происходило в последние минуты, когда властям удалось сломить сопротивление осужденных, судя по виду, сидевших на плацу заключенных. У Сашки навернулись на глаза слезы, когда он вспомнил, как их провожали до вахты, рукоплескав вслед.
Сейчас им всем нужно собраться духом и главное сконцентрировать мысли, хотя после напряжения последних двух дней хотелось просто отключиться и заснуть. Да, здоровый сон не помешал бы сейчас всем.
«Кто знает, удастся ли нам отдохнуть, по прибытии на место, туда, куда их сейчас везут или их сразу возьмут оперативники в оборот»,– думал он про себя.
Машина остановилась, послышался звук открываемых ворот, их привезли в следственный изолятор. Отцепив наручники от поручней, и сковав руки за спиной, заключенных одного за другим завели в здание острога.
В коридоре изолятора столпилось большое количество тюремной охраны: офицеры, прапорщики, сержанты, всем захотелось посмотреть на зачинщиков бунта.
Майор отдал начальнику СИЗО кое-какие распоряжения, и всех по одному стали заводить в коридор, а уже потом рассаживать в одиночные боксы. Судя по выражению на лицах тюремщиков, бунтовщикам не стоило ждать снисхождения. Но приказ генерала, произнесенный майором КГБ об ограждении осужденных от побоев, охладил воинствующий настрой надзирателей.
К этому стоит добавить, как перед основными фигурантами бунта, встречали вновь прибывших из мятежной колонии. 
По обеим стенам коридора, стояли охранники СИЗО.
Они все были вооружены резиновыми дубинками и, встречая каждую новую партию заключенных из колонии, били, кто, чем может, как в старорежимной армии, проводили «сквозь строй». Правда тогда били палками, а сейчас вроде бы помягче — дубинками. Но как позже выражались сами заключенные: «Хрен редьки, не слаще». Кто успевал увернуться от удара дубинкой или пинка сапога, через два шага его встречали следующие. Таким образом, досталось всем и неслабо, кое- кому приходилось отлеживаться на нарах по двое суток, а то и более, пока не зажили ушибы.
В последствии, когда удавалось встретиться участникам бунта, многие рассказывали, что кое-кому ломали ребра и они попадали в тюремную больницу.
Сашка просидел в одиночном боксе часа два, прежде чем дверь открылась и его повели по замысловатым, тюремным подземным переходам и этажам.
Снова посадили в бокс, но теперь он вполне мог предположить, что это был следственный коридор и по всей вероятности его сейчас будут допрашивать.
         Так и есть, через десять минут его забрали из бокса и завели в комнату для допросов, в ней находились трое в военной форме, знакомый уже Саше майор и два лейтенанта. Наручники снимать не стали, но посадили на привинченный к полу табурет.
– Отвечать быстро и четко. Фамилия, имя, отчество,– начал первым лейтенант, с темными волосами.
– Воробьев Александр Николаевич.
– Статья, срок?
– Сто восьмая часть первая, пять лет общего режима.
– За что был осужден?
– За участие в коллективной драке, избил неприятеля, защищая своего друга.
– Как познакомился с осужденным Дроновым?– вопрос задал майор. Сашка, в какой — то миг подумал, что дознаватели попытаются деморализовать его дух и в какой-то мере спутать мысли.
– Обыкновенно, мы в зоне все друг друга знаем,– ответил он.
– Кто помогал Дронову составлять список требований к администрации?
– Он грамотный и составлял список сам.
– Тебя не спрашивают тупой он или образованный, кто еще помогал ему составлять список? Ты присутствовал при этом?
– Да.
– А кто еще был из других осужденных?
– Нас было очень много.
– Это они как на картине Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану»,– иронизировал темноволосый лейтенант.
– Кто первым кинул самодельную бомбу за забор?– спросил майор.
– Не видел, народу было много.
– Ты состоял в блаткомитете во время бунта?
– Да, состоял.
– Какая роль отводилась тебе?
– На тот момент я был главным среди пацанов в своем отряде, и автоматически входил в блаткомитет зоны.
– То есть, ты управлял блатными в отряде,– продолжал допрос уже другой лейтенант, со светлыми волосами.
– Можно и так,– ответил Сашка, и в голову ему пришла мысль, что он, где-то уже слышал о перекрестном допросе, ничего доброго ему это не сулило, его могли спокойно запутать.
– Ирощенко Сергей, тебе был хорошо знаком?
– Да, мы оставались до самого конца вместе, пока нас не арестовали.
– Какую роль блатные отводили ему в бунте?
– Мы все там играли одну роль, отстаивали свои права.
         После того, как он произнес последнюю фразу, резкий удар в правый бок опрокинул его с табурета. Сашке было очень неудобно вставать с пола со скованными сзади руками, два лейтенанта подхватили его под руки и посадили на место.
Боль отпустила. Сашка собрал свое мужество в кулак и как можно спокойно сказал:
– Хоть убейте меня, но говорить я буду только то, что думаю, а не то, что вам выгодно.
Удар по шее снова опрокинул его с табуретки, теперь ему понадобилось несколько минут, чтобы собраться с мыслями.
– Что, раз я бунтарь, у вас очко играет, снять с меня наручники,– он произнес это с улыбкой на губах и даже с частичкой иронии. Лейтенант снова замахнулся для очередного удара, но спокойный голос майора остановил его вовремя:
– Перестань! Снимите с него наручники. Лейтенанты с недоумением уставились на майора.
– Да, да, я сказал раскуйте его. Они подчинились приказу.
Сашка с наслаждение потирал затекшие запястья рук. Успокоившись, он сел ровно на табурете и положил руки на колени.
– Итак, продолжим,– сказал майор,– кто из заключенных метал в солдат бомбы? Кто их изготавливал? Ирощенко или погибший Семченко?
– Майор, вот здесь я и вправду ничего не знаю, каждый вложил свой вклад в восстание…
Удар по позвоночнику между лопаток не дал Сашке докончить фразу.
– Да ты что, революционер хренов,– взбеленился лейтенант, который был светловолосым,– какое на хрен восстание? Вы твари столько народу побили там.
По всему было видно, что лейтенант выходил из себя. «Наверно я не первый попал на допрос,– подумал Саша,– раз у этого костолома не хватает нервов».
– Послушайте, командиры, кто вы? Вы что следователи или дознаватели?– спросил Воробей.
– А ты не догадываешься? – сказал майор,– вы там такого натворили, что теперь комитет будет поначалу разбираться в вашей смуте, а потом уже и следователи из прокуратуры и МВД.
– Не имел чести, ранее встречаться с вашей организацией, если у вас такие методы допроса, тогда я лучше буду молчать, а вы продолжайте выколачивать из меня, но еще раз предупреждаю, говорить я не буду.
– Ладно, Воробьев, не ерепенься. Ты еще молодой парень, зачем тебе гнаться за главными бунтовщиками. Ты же не глупый,– майор сделался мягче,– и должен понимать под какую статью попадают твои действия. Ты сейчас ломаешь из себя героя — революционера, а не можешь понять, на данный момент являешься бандитом, организовавшим бунт в зоне.
– О, да, валите все на «Серого».
– Александр, я не шучу и не пугаю тебя,– еще больше смягчился майор,– твои действия попадают под статью семьдесят седьмую часть первую и вторую. Лица, отбывающие наказание и совершившие преступления, дезорганизация осужденных, формирование вооруженных групп, нападение на администрацию, а так же — умышленные действия, совершенные в составе незаконных вооруженных формирований и повлекшие за ними гибель людей, наказываются лишением свободы, сроком от восьми до пятнадцати с конфискацией имущества или смертной казнью.
Тебе конфискация не грозит, а вот все остальное ты заработал сполна, участвуя в бунте заключенных, что на это скажешь?
Сашка внимательно выслушал майора и спокойно ответил:
– Что я могу сказать? Кроме ваших обвинений, есть еще факты и обстоятельства, повлекшие за собой этот бунт, следствие разберется.
– Я тоже тебе констатирую факты, трое военнослужащих убито, восемь человек получили серьезные ранения, много обгоревших и побитых, это я говорю не об осужденных, а если и их взять в счет, то даже одними расстрелами вам не обойтись.
– А что бывает страшнее расстрелов?
– Вот останешься живой, потом узнаешь, Бога будешь молить, чтобы забрал твою жизнь поскорее.
 Майор привстал и повысил голос:
– Надеть на него наручники, и уведите в камеру, давайте следующего,– приказал он своим подчиненным.
Так видно продолжалось до тех пор, пока не допросили последнего из заключенных, прибывших вместе с Сашкой Воробьевым.
Картина была удручающая, когда возбужденное состояние перестало оказывать влияние на сознание, появилось первоначальное чувство страха, это пожалуй естественное чувство, особенно когда ты находишься в безвыходной ситуации.
Вот об этом Сашка и думал в автозаке, когда их везли по городу. Собраться духом и ни в коем случае не поддаться панике и ментовским уговорам. В данном случае кое — кого из них можно подкупить жалостью или посулами снизить меру вины и смягчить наказание.

 
 
 
Глава 38
 
В ТЮРЬМЕ. СЛЕДСТВИЕ
 
После пребывания трех суток в карантине, Сашку Воробьева посадили в следственную камеру №206. Вместо положенных восьми человек, там сидело двадцать шесть. Не удивительно, что в то время численность доходила в некоторых восьмиместных камерах и до тридцати человек.
Он зашел, поздоровался, бросил матрац на первую шконку, спросил кто в хате старенький. Костяк главных в хате из пяти человек сидели за столом и играли в домино.
– Ты кто и откуда?– спросили его.
– Я, Сашка, кликуха моя Воробей, иду под раскрутку.
– А я, Сережка Синичкин, иду на «вышак»,– видно хотел сострить один из сокамерников, но Сашка решил отреагировать тоже шуткой:
– А ну — ка Синичка, вспорхнул отсюда, мне с братвой поговорить нужно.
– Ты что фраер, на грубость нарываешься,– серьезно заявил Синичкин.
– Да ладно пацан, не мети пургу, я же пошутил,– улыбнулся Сашка и подсел к столу,– так с кем мне говорить?– обратился он к братве.
– Смотря, на какую тему,– ответил, по всей видимости, тот, кто был в камере главный.
– Пацаны, меня с общака сюда пригнали, в зоне бунт был, сейчас будут крутить. Все в камере оживились.
– Так ты с бунтарской зоны, а что сразу не сказал?
– Вот говорю, а что и до вас слухи дошли?
– Да нам уже маляву загнали,– сказал крепыш, облаченный в черную майку,– ну вы братва там и намесили ментов. Меня Юрком зовут, можешь меня Трактором называть, я старенький в этой хате.
 Сашка перезнакомился со всеми аборигенами камеры. Трактор, кому — то указал глазами, и сейчас же ему передали свернутую в рулончик бумажку.
– Вот, малява со свободы пришла, по всей тюрьме рассылают, нам тоже передали, прочти,– и Юрка протянул бумажку Воробью.
Текст в маляве гласил:
         «Братва! Пацаны! Мужики! К вам обращается вор в законе Аркан и еще ряд авторитетных людей г. N-ка.
В колонии общего режима на днях правильные пацаны организовали бунт против ментовского беспредела. Во главе бунта стоял вор в законе Дрон, который погиб во время бунта. Погибли многие пацаны и мужики, которые больше не желали жить по ментовским меркам и терпеть рядом с собой прихвостней лагерной администрации. В тюрьме сидят босяки, которых менты крутят за организацию бунта и участие.
Всей братве, блатным и стареньким по хатам, мужикам, всячески содействовать пацанам, которые пострадали за наше дело, не чинить препятствия и не отказывать в их просьбах. Призываю вас поддержать братву и помочь им, в чем они нуждаются. Если следаки и опера из КГБ начнут прессовать пацанов, поддержите их всеобщей голодовкой и неповиновением.
Принято на воровской сходке 29.08.1977г. Распространить по всей тюрьме».
Кстати, когда копия такого воззвания попала в политотдел в оперативную часть, на Аркана, и без того разыскиваемого властями, были спущены все «розыскные ищейки»
У Сашки зашлось сердце. «Оказывается и здесь их не забыли, это наверно тот самый вор Аркан, о котором ему Леха Дрон рассказывал, так это они с воли нам поддержку кидают, молодцы, вовремя, Леха, Леха и здесь он о нас позаботился, видно он заранее сообщил на свободу о готовящемся бунте»,– размышлял Сашка, вспомнив о покойном Дроне.
– Ты что, Санек? – вывели его из раздумий сокамерники.
– Да вот вспомнил, перед глазами стоят пацаны.
Сашка замолчал, и продолжил:
– Мы до последнего отбивались от ментов и солдат, забаррикадировались в двухэтажке на втором этаже. Леха Дрон, Сережка Сокол погибли там же, их снайпера убили. Игорь Каленый себя сам застрелил, не хотел сдаваться ментам.
Мы самые молодые среди них были, они знали, что им высшая мера светит, потому не сдались живыми. Нам, оставшимся в живых, теперь суждено еще через ментовский ад пройти, нас уже комитетчики под пресс пустили.
– Ты давай, все расскажи, и о Дроне и о всех. Выговорись, тебе легче будет,– попросили Сашку пацаны и мужики.
И Сашка начал свой рассказ. Он говорил спокойно, не торопясь, чтобы не сбиваться на эмоциях, иногда замолкал, представляя себе ту, или иную картину, и опять продолжал.
В камере все были во внимании, слушая и вникая во все подробности описываемого бунта, иногда, во время рассказа, кто-нибудь из сокамерников выругается или приствиснет, тем самым, выражая и свой протест или удивление.
Никто не заметил, как пролетело время, открылась кормушка и баландеры, развозившие бачки и термоса, кормили тюрьму ужином, Сашка все продолжал свой рассказ.
Вот уже прозвучала команда «отбой», но он в полголоса подробно обсказывал события, не так давно минувших дней. Два раза дубак[191] подходил к двери и ударял о ее ключами, предупреждая, чтобы прекратили разговоры.
Только далеко за полночь Сашка закончил рассказ.
– Да, пацаны, пережить и повидать такое и в страшном сне не приснится. Нервы крепкие надо иметь,– сказал один из подследственных.
– Слушай, разморозить такую зону и поднять мужиков на бунт, не каждому под силу. Да, Дрон действительно был настоящим вором,– выразил свои симпатии Трактор.
– Человеком, с большой буквы,– добавил Сашка,– поначалу, когда он с ШИЗО в зону вышел, мы думали что он просто цену себе набивает, даже и предположить не могли, что он наведет порядок. Видно он для себя потом решил, что только ценой жизни можно, что — то исправить, иначе менты бы его запрессовали. А знаете, пацаны, лично я не жалею и никогда не буду жалеть, что все это произошло, не мы, так другие бы подняли бунт, как говорят: «Всему свое время».
 
Подследственных заключенных, которым было предъявлено обвинение в организации и участии в бунте насчитывалось тридцать восемь человек. Из них, как организаторов обвинили девять заключенных. В том числе Воробьева, Зельдмана, Глазунова, Ирощенко, Сибирского.
Карзубый — Сергей Ирощенко с тяжелым ранением в бедро был направлен в хирургическое отделение общей зоновской больницы. Пуля, слегка задев берцовую кость, засела в глубине мышц.
Сделав операцию, и удалив пулю, врачи убедились, что кость нераздробленна, но пойдет на поправку заключенный не скоро. Комитетчики и управление ИТУ по N-ску не сочло нужным держать его под охраной в больнице и отправили Ирощенко в следственный изолятор, где он был размещен под присмотром врачей в спецкоридоре в блоке «В». Там же содержались приговоренные к расстрелу. Они ожидали своей дальнейшей участи. После кассационной жалобы следовал пересмотр дела или отказ о помиловании и после всего этого их отправляли по этапу в исполнительную тюрьму, где приговоренные заканчивали свою жизнь. Подобная участь ожидала и Сергея Ирощенко.
Следственный комитет, сформированный из высококвалифицированных специалистов — следователей, раскручивал машину дознания на полную мощность. Были среди них следователи — колольщики, которые любыми способами добивались желаемых результатов, они еще славились тем, как грамотно проводили допросы и фальсифицировали протоколы.
Кроме зачинщиков и участвующих в бунте числились и погибшие, таких было тринадцать человек, но комитетчикам быстро удалось выровнять ситуацию, которая поначалу сложилась не в их пользу.
Родные погибших уже плотно осаждали прокуратуру и следователей, пытаясь получить достоверную информацию о смерти своих близких. К ним присоединились множество родственников искалеченных и изувеченных осужденных, которых насчитывалось больше сотни.
Целью следственного комитета, в первую очередь было выявление остальных зачинщиков бунта.
Оперативники КГБ неустанно вели допросы бунтовщиков и других осужденных, находящихся в колонии. Понятное дело им необходимо повернуть дело так, что группа заключенных, под руководством вора в законе, захватили власть в зоне в свои руки. Затем создав мощную вооруженную группу, силой заставили принимать участие в бунте основную часть осужденных. Под антиправительственные лозунги, дезорганизировав зэков они сделали попытку прорыва несколькими группами оцепления военнослужащих, но потерпели отпор со стороны спецподразделений. Вымещая зло на активистах колонии, и взятых в заложники работников администрации, бандиты всяческими способами пытались держать обстановку в колонии в своих руках и выдвигать свои требования. Путем шантажа и насилия ввергли ни в чем неповинных заключенных в участие в жестоком бунте.
Вот такую «правдивую» информацию они выкладывали назойливым родственникам.
         Начались пытки заключенных, чтобы склонить их к даче показаний, угодных следователям.
Оперативники СИЗО, перехватив записки, в которых делал свое обращение к зэкам вор в законе Аркан, повели игру противодействия. Они подсаживали в камеры своих людей, которые распространяли лживые слухи о беспределе вора в законе Дроне и о том, что после бунта в колонии, в разных тюрьмах и зонах стало намного тяжелее с режимной точки зрения.
 Обозлив администрацию того или иного учреждения, своими действиями бунтовщики создали предпосылки к последующим волнениям в других колониях и тюрьмах.
Лагерное и тюремное начальство было вынуждено принять беспрецедентные меры по устранению дальнейших попыток совершать перевороты. Московские проверки следовали одна за другой и проблемы решались, но не в пользу заключенных, а наоборот, в ужесточении режима содержания осужденных.
Если раньше были послабления режима в тюрьме, на которые администрация СИЗО смотрела сквозь пальцы, можно было разговаривать после отбоя, петь песни, играть в карты кое в каких камерах. При поверке не вставать со спальных мест. Перекрикиваться с соседними камерами и так далее, то теперь это считалось грубым нарушением режима содержания и провинившиеся строго наказывались, вплоть до водворение виновных лиц в карцер.
Естественно появились недовольные из числа подследственных, и также осужденных, которые ощутили на себе изменение режима, начались разборки между людьми. Одни отстаивали правоту взбунтовавшихся, другие обвиняли их в всеобщем беспределе.
Тем не менее, замысел вора Аркана сработал, когда пацаны стали возвращаться в камеры со следственных мероприятий избитыми и изрядно потрепанными, начались массовые голодовки. Отказывались принимать пищу все подследственные в камере, потому как невозможно, чтобы один ел, а все смотрели на него. Тюремный закон обязывал, поддерживать попавших в беду людей и это было не единичным случаем. Отказавшегося принимать пищу, работники тюрьмы совместно с врачами могли насильно, через трубочку накормить, но в сложившейся ситуации трубочек и тюремщиков бы не хватило.
Хотя требования голодающих и было направлено на поддержку избиваемых людей, но следователи упорно продолжали выполнять приказы сверху.
Тогда в ход пошли лезвия бритвочек, участились случаи вскрытия вен и полости живота, в основном это делали подследственные, которые имели только такие меры воздействия на зарвавшихся комитетчиков и следователей.
Что доведись до прокуратуры, которой положение обязывало разобраться в бесчинстве дознавателей, то их обещания разобраться во всем, так и оставались пустыми.
И все же, несмотря на указания сверху, дознавателям и следователям пришлось отступить. Прессинг постепенно ослабевал, а это значило, что показания, которые давали обвиняемые в бунте, не соответствовали чаяниям властей. От данных акций протестов, обвинение конечно не распалось, но многим подследственным это спасло жизнь, ведь фабриковали дела многих так, чтобы подвести под расстрельную статью.

 
 
Глава 39
 
СТРАШНАЯ НОВОСТЬ
 
Екатерина в последнее время чувствовала себя неважно. Какая- то смутная тревога постоянно подкрадывалась к ее сердцу, все переживала: «Может, что с Сашей случилось? – но гнала эти мысли прочь, успокаивая себя.– Да что там может случиться, сын пишет, что у него все хорошо, скучает по мне, я и спокойна от письма до письма».
Катя уже пришла в себя от приговора, вынесенному ее сыну и старалась сильно не волноваться о пережитом. Как она себе предполагала, чувствуя близкую беду, так все и вышло, и пострадал сын опять же, защищая своего близкого друга Валерку Морозова. Понесла их нелегкая в тот роковой день на танцы.
Из обвинения, предъявленного ее сыну, она поняла, что Саша с друзьями ввязались в драку с парнями, приехавшими из другого города. В процессе драки Валерику Морозову пришлось очень туго, его бил парень по голове арматурой, завернутой в газету, и Саша подоспел к другу на помощь.
Вот в тот момент сын сорвался, не контролируя себя, жестоко избил парня и нанес ему тяжкие телесные повреждения. Голова парня угодила между прутьев решетки, лежавшей над подвальным окном, были разорваны уши и содран частично верхний слой кожи с лица. Скорая помощь увезла его в тяжелом состоянии. Все это излагалось в материалах дела. А на самом деле?
Суд не принял во внимание то обстоятельство, что иногородний парень, бил Морозова по голове и различным частям тела железкой, он же впоследствии и был пострадавшим от Саши Воробьева. Сколько не пыталась Катя с адвокатом переквалифицировать статью на обоюдную драку, но прокурор упрямо стоял на своем. Даже показания на суде Морозова, который был жестоко избит приезжим парнем, не помогли. Сыну дали большой срок — пять лет. Женщина-адвокат потом по секрету ей сказала, что избитый Сашей парень, был сынком одного влиятельного человека, живущего в Кузбассе. Естественно, прокурора и судью хорошо «умаслили» и результат на лицо, крайним пустили Александра. Катя упрашивала сына подать кассационную жалобу, но Саша отказался, считая, что этим делу не поможешь, хотя в принципе согласился, чтобы после, его дело направили на пересуд.
Муж Екатерины, Николай после последнего освобождения из мест заключения, все равно продолжал пить. Устроившись грузчиком на складах, он приходил каждый вечер домой чуть «тепленьким». Он снова спился и никак не реагировал на Катины слова. Когда Саша попал в беду, отец палец о палец не ударил, чтобы как-то помочь сыну. На суд Николай не пошел, сославшись на болезнь.
По природе своей, Катя была решительная женщина, но все тянула с серьезным разговором, относительно мужа, она уже не пыталась вразумить его и просто решила с ним не разговаривать. Развод дело серьезное, на него еще решиться нужно, да и идти ей было некуда, уезжать к отцу в деревню она пока не хотела.
         В последнее время она была объектом для ухаживания. Не скрывала сама себе, что с некоторых пор ей стал нравиться один человек. Он любил Екатерину, она это чувствовала, но старалась не выказывать особой симпатии к этому мужчине. Когда Саша попал в беду, он был единственным человеком, который утешал ее и всячески успокаивал, Катерина была благодарна Александру Петровичу, бывшему Сашиному тренеру за словесную поддержку.
          Однажды он предложил ей свою помощь. Через своего знакомого тренер пообещал Кате посодействовать в свидании с сыном, когда тот сидел еще под следствием в СИЗО и естественно свидания были запрещены.
Александр Петрович тренировал ребят в спортивном обществе «Динамо» и так, как клуб посещали в основном лица военных ведомств и служащие в МВД, то были и такие знакомства.
Водил в секцию бокса своего десятилетнего сына и майор внутренней службы, служивший в учреждении, где содержат подследственных граждан. Как-то, случайно разговорившись с майором, Александр Петрович вспомнил, что Саша Воробьев находится теперь под следствием и совершенно непринужденная беседа, перешла на деловой тон. Спустя неделю счастливая Екатерина уже сидела в одной комнате с Сашей, и они оба радовались этому случайному свиданию.
Вот минул почти год, как посадили сына. Катя готовилась к личному свиданию с ним, но не так давно почувствовала такую щемящую боль в груди, подумала, что заболело сердце и как видно не зря.
На днях ей пришла повестка, чтобы она явилась по указанному адресу, она сразу же поняла, что с Сашей что-то случилось.
В Областной прокуратуре ее допросили, как мать и известили, что ее сын находится в тюрьме под следствием, и что его обвиняют в тягчайшем преступлении. В подробности ее не посвящали, но сказали, что Воробьев Александр причастен к организации бунта в колонии, где содержался до недавнего времени.
 Следователь сулил ей, что поможет выхлопотать свидание с сыном, если она поможет следствию и повлияет на сына. Она также поняла, если ей удастся убедить Сашу говорить так, как хочет следователь, то возможно тому переквалифицируют статью на более смягчающую. Катя, немного подумав, наотрез отказалась, она знала не понаслышке, что такое «раскинуть сети» для непосвященных, за что потом они расплачиваются дополнительными годами тюрьмы.
Домой она не пошла, а направилась к своему знакомому, Александру Петровичу.
Увидев ее расстроенной, он сейчас же прервал тренировку и, поручив старшим ребятам последить за группой, пригласил Катю в служебный кабинет.
Екатерина очень переживала, то и дело, утирая опухшие от слез глаза платочком, она рассказала тренеру, все, что ей было известно.
Александр призадумался: «Дело видно очень серьезное, раз областная прокуратура начала расследование».
Он подошел к сидевшей Екатерине и присел рядом, положил ей на руки свою руку и, успокаивая ее, произнес:
– Катя, прошу тебя, не переживай сильно, ты должна успокоиться, на тебе лица нет. Он погладил ее по руке и продолжил:
– Мы что-нибудь придумаем, вот увидишь, все будет хорошо.
– Саша,– обратилась она к нему, отбросив фамильярность,– что мы можем сделать? Пойми, мне женщины, которых тоже вызвали в прокуратуру, рассказали, что там, в колонии произошло. Наших сыновей убивали солдаты, в них стреляли. Говорят со стороны военных, тоже есть жертвы. Я не знаю, в каком состоянии мой сын, я вообще ничего не знаю,– и она снова разрыдалась, упав головой на плечо Александра. Он обнял ее, сидел тихо и ждал, пока она успокоится.
– Катя, я попробую тебе помочь, но точно не обещаю. Я попытаюсь поговорить со своим знакомым, может он устроит вам с Сашей свидание. Она вскинула голову, в глазах ее сверкнул лучик надежды.
– Правда! Ты поможешь мне?!– она с надеждой смотрела ему в глаза.
– Я обещаю тебе и попытаюсь помочь.
 Катя с благодарностью взглянула на Александра, и как бы стесняясь своего состояния, стала приводить свое лицо в порядок.
Мужу она решила ничего не говорить.
Катя каждый день ходила на работу в библиотеку и с замиранием сердца ждала весточки от Александра Петровича.
Через три дня он навестил ее в библиотеке, по состоянию его лица она не могла определить, радоваться ей хорошей новости, или печалиться от отказа.
– Катюша, у меня две новости, одна хорошая, другая плохая, начну с хорошей. Завтра в семь часов вечера, тебя проведут к Саше, и вы пообщаетесь. Она чуть не задохнулась от переизбытка воздуха, среагировав на эту новость.
– А вторая? Ты сказал плохая. Что-то случилось? Александр молчал, не зная, как сказать Катерине плохую весть.
– Да говори же Саша, не молчи!– затревожилась она.
– Катя, ты должна набраться мужества, иначе я ничего тебе не скажу. Ты готова меня выслушать?
Сердце забилось у нее в груди, как у загнанной лани. Собрав всю свою силу воли в кулак, она кивнула головой.
– Катя, Саша в очень серьезной опасности. Мой знакомый, инспектор оперчасти СИЗО, где Саша сейчас находится, сообщил мне кое — какие факты по делу Александра. Не только его одного обвиняют в бунте, там много люда под следствием сидит, кроме следственного управления, ими занимается еще и комитет госбезопасности. При этих словах Катя сильно напряглась.
– У них очень тяжелые статьи, там погибли десятки людей, и…
 Катя встала со стула и, вцепившись руками за рукав пиджака Александра, тихо, едва сдерживая слезы, спросила:
– Его могут расстрелять? Ты это хотел сказать?
– Ну что ты Катюша, еще идет следствие, это будет решать суд, да и завтра ты сама узнаешь больше от сына. Не надо, так, Катенька, сначала нужно узнать, в чем конкретно его обвиняют, а потом будем думать, как ему помочь. Она немного успокоилась и опять с благодарностью посмотрела ему в глаза.
Уже несколько раз, этот человек помогал ей, он участливо отзывался на любую ее беду, в тяжелые минуты утешал ее.
Вот и теперь, Александр пытается ей помочь и как Катя заметила, он ни разу не воспользовался ее состоянием и не позволил себе лишнего, за это она вдвойне была благодарна Саше.
 

         Она была красивая, стройная, очень привлекательная женщина. В свои сорок лет с небольшим Катерина выглядела гораздо моложе своих сверстниц. Когда невзгоды и печали не трогали ее лицо, оно светилось радостью. Ни один мужчина, зашедший в библиотеку, не мог оставаться равнодушным от очаровательной улыбки. Иные под предлогом почитать, или взять книгу, по несколько раз заглядывали к ней, чтобы только увидеть ее или пообщаться. Начитанная и грамотная она всегда привлекала собеседников своим интеллектом. Но не больше… Все, что касалось амурных дел, здесь Екатерина была тверда, как камень.
До определенного времени, она хранила верность своей первой любви, даже и слушать не хотела об интимных связях на стороне, пока Николай срок за сроком сидел в тюрьме.
Она могла еще в чем — то согласиться с мужем и простить ему за годы, которые она с надеждой потратила впустую, думая, что тот образумится, но, когда Сашу посадили, и родной отец просто отказался от сына, это надломило ее душу, такого она не могла ему простить.
Александр Петрович был для нее просто другом, хорошим человеком, и она видела его ухаживания, понимала его, но держала на расстоянии. Она мысленно сравнивала его с мужем и начинала понимать, что этот человек не просто ее друг, а что-то большее. Иногда Катя боялась себе в этом признаться, наверно он ей нравится, но большего она пока не могла дать Александру. Он тоже чувствовал, что какая-то пружина сжалась в груди у Екатерины, и ждал, что наступит такой момент, когда Катя сама примет решение и откроет ему свою душу.
В день предстоящего свидания, майор — оперативник заступил на суточное дежурство.
После обеда он вызвал из 206 камеры заключенного Воробьева Александра, якобы на следствие. Сашка так и думал, что его вызвали к следаку и сидел в боксе, ожидая, когда его заберут. Ждать пришлось долго, он стал проявлять нетерпение, и хотел, уже было постучать в дверь, как открылся смотровой глазок и кто-то тихо произнес:
– Сиди тихо. Так надо, скоро за тобой придут.
Сашка даже не предполагал, что его ждет что-то особенное и потому отнесся к просьбе настороженно. «Что там менты задумали, держат уже полдня в боксе, если бы в карцер, то давно бы уже посадили. Тогда что?»– думал он, сидя уже битый час, после того, как его предупредили. Дверь открыл сержант.
– Руки за спину, лицом к стене,– скомандовал он, – иди вперед.
 Он вел Сашку коридорами, затем спустившись на этаж ниже, сержант завел его в комнату, посредине которой располагался стол и два стула.
– Сиди здесь и жди,– приказал охранник и закрыл дверь. Ждать пришлось недолго, минут пятнадцать. Щелкнул замок открываемой двери и в комнату вошла его мама. Сопровождавший ее майор сказал:
– У вас один час, потом тебя сержант уведет назад в камеру. Постарайся, чтобы никто об этой встрече не узнал, иначе у меня будут крупные неприятности.
– Спасибо гражданин майор. На этот счет, можете не переживать, все будет тихо, – заверил его Саша.
Как только дверь закрылась, и сын остался наедине с матерью. Она бросилась к нему в объятия.
– Мама, мама, дорогая моя мама!
– Сынок, Сашенька, милый мой…
– Мама, не плачь, не надо, прошу тебя.
– Не буду, сынок, все! Все я уже успокаиваюсь. Они сели друг против друга.
– Как ты возмужал, тебя прямо не узнать, ты стал такой большой,– радовалась она, обласкивая взглядом сына.
– А ты все та же, ничуть не изменилась.
– А что со мной сделается, это я к старости, а ты растешь.
– Ну, о какой старости ты говоришь, ты у меня самая молодая и красивая мама,– он гладил ее руку, как когда-то она сама успокаивала его. – Мам, это наверно твой знакомый помог тебе со свиданием. Саша поднес палец к губам, показывая, что их могут прослушивать. И дал понять матери, что имена и фамилии не стоит произносить вслух.
– Да, да, конечно, я все поняла. Саша, расскажи, что у вас там случилось? В чем тебя обвиняют?
– Обвиняют во многом, стараются навязать то, чего по большому счету не было.
Он рассказал ей вкратце, упуская моменты, о которых матери не стоило слышать, чтобы не волновать ее.
– Чтож теперь будет, сынок?
– Суд будет мам.
– Ты понимаешь, что вам грозит высшая мера,– глаза у нее стали наполняться слезами.
– Мама, я никого не убил. Мы отстаивали свои права и защищались, иначе в той ситуации нас бы покалечили. Многого не расскажешь, но ты можешь за меня гордиться, что сын твой, в тяжелый момент не оказался предателем и доносчиком и остался со своими товарищами до конца.
– Ты у меня всегда был таким, я не помню такого случая, чтобы ты прошел мимо чьей-то беды. Сынок, ну почему судьба к нам так жестока, почему мы иногда страдаем за кого-то.
– Мам, люди вокруг разные, я сам начал здесь понимать, что всех не обогреешь, но пройти мимо несправедливости не могу. Я не сторонник убийств и потому отношусь к властям с презрением, они доказали, что могут быть палачами. Я противник драк, но здесь иначе не выживешь с моим характером, мне всегда приходилось отстаивать свои взгляды.
– Вот я и говорю, что участь тебе нелегкая досталась.
– Мам, я иначе не смогу, поверь, не могу я жить, зарыв в песок голову, подобно страусу. Здесь столько творится несправедливости и в первую очередь она исходит от администрации, а чтобы нас услышали, нужно заявлять о себе громко.
– Вот вы и заявили…
– Мама, никто не ожидал таких последствий. Мои друзья погибли. Мне тяжело об этом вспоминать, я никогда бы не подумал, что нас станут расстреливать и калечить. Хотя сейчас начинаю понимать, что мы тоже порой перегибали палку. В своей жизни я мало видел смертей и потому так остро воспринимаю гибель своих товарищей.
Знаешь, мам, мне иногда хочется оказаться там, рядом с дедом и чтобы ты была с нами вместе, это единственное на земле место, где я по настоящему чувствовал себя свободным и счастливым.
Катя слушала и смотрела на повзрослевшего сына. Ей не хотелось думать, что через полчаса они расстанутся с ним, она хотела только одного — наглядеться на него.
– Я бы многое сейчас отдала, чтобы мы с тобой оказались сейчас у нашего деда.
– Мам, я думаю, что мы, когда — нибудь уедем с тобой к нему.
Она покивала головой, в знак согласия.
– Как там отец?
– Плохо Саша, пьет беспробудно. Я бы давно ушла от него, но тогда мне придется бросить работу и уехать из города. Но теперь, пока не решится твоя судьба, я ни за что не покину тебя, а там будет видно, может правда, уеду к папе.
Наш общий знакомый передает тебе привет и просит тебя по возможности, не показывать свой крутой норов,– она улыбнулась. Саша догадался, что речь идет об Александре Петровиче.
– И ему передай привет и огромное спасибо за помощь, я всегда буду помнить, и ценить его дружбу.
– Правда, Саш, ты тоже считаешь, что он хороший человек,– сказала, и слегка покраснела.
– Да, мам, считаю, он тебе и мне помогает, я всегда буду благодарен ему за помощь нам.
Время свидания закончилось. Дверь открылась, и сержант пригласил Екатерину на выход, она поднялась из-за стола, подошла к сыну, мужественно взглянула ему в лицо и, перекрестив его три раза, тихо произнесла:
– Да храни тебя Господь, сынок,– поцеловала его в лоб и, не оглядываясь, вышла из комнаты.
 
 
Глава 40
 
ЗАНОВО РОЖДЕННЫЙ
 
         …Заканчивался август 1977 года.
 Садовникову Аркадию доложили его кореша, что его другу, вору в законе Дрону удалось поднять бунт в зоне.
Аркан, так звали Садовникова, от радостной вести хлопнул себя по колену. Серега Крут буквально, два дня назад передал ему пакет от Дрона и на словах передал, что вор начал поднимать зону.
Аркану стало немного тревожно за Леху Дрона, он понимал, чем все это обернется для вора, а уж как закончится и того подавно. Он гордился, этим бродягой, за него он поручился и принимал участие в коронации Дрона в одной из Уральских тюрем.
Память отбросила его на два года назад. Опять вспомнились события января 1975 года.
Аркан вышел на волю, менты плотно сели ему на хвост. В Березовском райотделе его сразу же поставили на учет. В зоне за систематические нарушения режима содержания, администрация подвела ему статью и определила год надзора. Мало того он должен был отмечаться в милиции каждую неделю, и после восьми вечера сидеть дома, по месту прописки. Он знал, что долго не протянет и после трех нарушений его снова закроют по статье.
 Так и получилось, после трех проверок, его не оказалось дома, осудили на один год по 198 статье.
Вот Аркан уже в одной из зон Томской области на лесоповале. Зона считалась черной, куда спокойно вошел вор в законе.
Ждать не стал, когда закончится срок и, прихватив с собой трех заключенных, бежал с ними в тайгу. Когда менты организовали погоню, беглецам удалось наброситься на офицера с солдатом. Старшего лейтенанта убили сразу, завладев его пистолетом. Солдат — срочник по счастливой случайности остался жив, когда он попытался выстрелить по беглецам, у него заклинил затвор у автомата. Аркан ударил его по голове, а неисправный автомат пришлось, потом выбросить. Долго плутали по болотам и тайге, пока не выбрались на лесозаготовки, решили по-тихому, пока люди спят, выкрасть с палаток продукты и уйти, но проснувшиеся мужики подняли шум. Аркан лично прирезал одного из мужиков, а другого его кореш, Костян.
Третий из беглецов, был Сема, он ходил у Аркана в шестерках, а четвертого Волопаса, по фамилии Замятин, пришлось взять, так как он знал хорошо местность и вызвался быть проводником.
Побывав у родных в деревне Юлово, Замятин взял лодку с мотором и продуктов на дорогу, запаслись бензином и по притоку доплыли до реки Оби, а там решили идти вверх по течению до города N-ска.
Пробирались ночами, наблюдая, как суда проходили мимо их дневных стоянок. Аркан знал, что их разыскивают везде, за ними уже было три трупа и рассчитывать после череды убийств на большой срок, и снисхождение ему уже было не след, как говорится, светил голимый «вышак».
Проплыв половину пути, он отдал приказ Костяну и тот на полном ходу, сбросил с лодки Волопаса, предварительно сунув ему перо в бок.
И надо же было доверить этому олуху — Семе сторожить лодку, он заснул, а в результате ее унесло вниз по течению, отбив берега. В рюкзаке остались запасы еды и самое главное, пистолет, который Аркан забрал у убитого офицера.
Чтобы не наткнуться на ментов, им пришлось идти через тайгу. Таким образом, они планировали выйти на главную магистраль, но, не зная местности, заплутали, и вышли к болотам, которые распростерлись на многие километры вокруг.
Намаявшись, и находившись по воде и болотной жиже, они всеже выбрались на сухие места, но окончательно заблудились. Голодные, уставшие, они случайно встретили местного лесничего и его внука.
 Аркан никогда не забудет эту историю по гроб жизни, из которой выкарабкался живым только он один.
Он помнит, как сейчас, что старик был крепким, и каким — то образом ему удалось пленить его с подручными, затем Аркан пустил в ход всю свою хитрость, и доверчивый лесничий клюнул на его наживку. Аркану и его людям удалось связать деда и его внука, но потом, договорились с ними, что лесничий проведет их всех через болото.
         «Ах, если бы я тогда хоть на толику догадался, что дед  крутит нам динамо[192], мы бы сразу их порешили обоих, но отложили все на потом».
 Еще гроза разыгралась, не давая ему в полной мере овладеть ситуацией, именно с того момента Аркан считал, что заново народился на свет.
Он помнит, как тонул в болоте его друг Костян и лесничий помогал ему его вытащить, но изловчившись, дед обезоружил Аркана, затем лесник с внуком ушли по тропе сквозь проливной дождь, а он под крики этого недотепы Семы пытался вытащить Костяна из трясины. Он оступился и соскользнул с кочки, и выпустил веревку, за которую вытягивал друга. Костян медленно скрывался под водой, Аркан до сих пор помнит его последние слова:
– Арканя, братан, не бросай меня!
Конец веревки, за которую был подвязан Костян, ушел под воду и он, крикнув последний раз, сгинул в болотной жиже.
Аркан, подобрав слегу, направился к верещавшему от страха Семе и, подняв его из воды угрозами, заставил следовать за ним.
Осторожно нащупывая твердые места, он метр за метром продвигался в том направлении, откуда они все вместе вошли в болото. Ливень прекратился также быстро, как и начался, но заполнил водой топи.
Кругом простиралось пространство, непроходимое и бескрайнее. Аркан, собрав силу воли в кулак, огрел жердью нывшего Сему и продолжил путь дальше. Шаг за шагом, с множественными остановками тащились вперед, иногда приходилось просто ползти на брюхе, наматывая на себя болотную траву и тину, когда осталось преодолеть еще какой-то километр трудного пути, Аркан заслышал приближающийся шум винтов вертолета.
Он приказал лечь Семе на живот и завалил его мхом и болотной травой, после чего проделал с собой то же самое. Пролежав некоторое время и убедившись, что вертолет больше не появляется над болотом, они продолжили свой путь к спасительному берегу. Сколько времени прошло, пока они не добрались до сухого места, он не помнил, казалось, что самое страшное осталось позади, но отсутствие питьевой воды и еды, и незнание маршрута завело Аркана в такой штопор, что ему понадобилось какое-то время, чтобы овладеть ситуацией.
«Главное, я жив и на свободе, а остальное все добуду».
Духа и мужества, Аркану занимать не пристало. Вспоминая разговор лесничего, он решил идти вдоль болота, или, по крайней мере, не залезая в топи, двигаться в нужном направлении.
Питались чем придется: молодыми побегами сосны, очистив их от гибких иголок, несозревшими ягодами, какими -то растениями, напоминавшими по виду трубчатые, съедобные, воду пили прямо с болота. Страшно хотелось курить, сигареты уже закончились, а табак остался в рюкзаке, который ушел на дно вместе с Костяном.
Аркану удалось высушить отсыревшую спичку, потерев ее об волос на голове, но чиркалка на спичечном коробке испортилась, да разве это помеха для старого каторжанина. Натянув штанину брюк, он пару раз чиркнул спичкой об нее, и костер запылал. Завернув сухих листьев в найденную в куртке бумажку, он попытался прикурить. Отвратительная штука, и табаком не пахнет, пришлось отдать самокрутку Семе, который с жадностью ее выкурил. Еды, не было, от голода подвело живот.
 Вспомнил о Костяне, жаль было, не смог он его вытянуть из трясины.
С ненавистью он вспоминал лесничего и его внука. Если ему удастся выбраться живым и невредимым из тайги, он разыщет их, чего бы ему этого не стоило. Навек он считал их своими кровными врагами, за друга Костяна они ответят ему головой.
Он с презрением посмотрел на безмозглую шестерку Сему, вид у него был жалкий: лицо, обросшее щетиной, грязный, изодранный, голодный.
«А интересно, на кого похож я сам?»– подумал Аркан.
Шли, ползли, потеряли счет дням и ночам, болото осталось позади. Нагрянула другая беда, прошли последнее место, где была вода, а набрать ее было не во что.
Сема уже не скулил, он боялся, что вор пришибет его в порыве ярости и потому вел себя тихо.
Аркан все чаще обращался к своей памяти, которая воспроизводила ему рассказы старых воров или переживших тяготы тюремной жизни — уркаганов. Бывало и такое в их жизни, уходили в побег в необъятную тайгу или тундру, запасались сухарями, и брали с собой молодых «бычков»- арестантов. Те шли с прожженными урками с чувством романтики, воодушевленные рассказами бывалых зэков и даже не предполагали бедолаги, какая участь уготовлена им в этой компании. Когда съестные запасы заканчивались, их заменяли «бычки», в тайге закон один — выживает сильнейший.
Голод не давал покоя ни днем, ни ночью, двигаться уже не было сил и в одну из ночей Аркан в силу жизненной необходимости, лишил себя присутствия своего спутника Семы.
Развел костер и, как ему не было тошно и приторно, но этим самым он спас свою жизнь, или, во всяком случае, продлил ее, как он думал тогда.
Набрел в тайге на ручей, пил долго, как запаленный конь, утоляя жажду.
Сутками пробирался сквозь тайгу, сознание работало машинально — идти только вперед, он уже не знал, куда идет, в какую сторону, лишь бы не стоять на месте.
В один из дней, своего путешествия, когда силы были на исходе, и казалось уже незачем бороться с соблазном, упасть и сдохнуть в этой, забытом Богом и людьми, тайге, он наткнулся на просеку.
Опершись на палку Аркан, взял направление направо и долго шел, пока просека не вывела его на лесную дорогу, на которой виднелись следы от колес машин. Лес заметно редел, тайга осталась позади, Аркан выбрался на грунтовую дорогу и направился по ней, интуитивно угадывая направление на город N-ск.
         К ночи он набрел на небольшую деревню и, зайдя в первый двор, осмотрелся, чтобы не было собаки. На его счастье, ему без шума удалось пройти двор, и он открыл дверь в летнюю кухню, во тьме он нащупал печь, и то, что стояло на плите.
«Сковорода, наполненная жареной картошкой!!!». На лавке стояло ведро с прохладной водой, а в воде банка с молоком. Он со зверским аппетитом поглощал картошку, запивая молоком, понимая, что может с голодухи, навредить своему желудку, но остановиться не мог. Посидел, отдышался от плотно принятой пищи, снял со стены плащ-ветровик и шляпу, одел чьи — то кирзовые сапоги, нашел корзинку и, облачившись в новую одежду, стал похож на деревенского жителя, направившегося в лес, наверное, по ягоды, а может и зачем другим.
Шел долго по грунтовой дороге, избегая редких попутных и встречных машин, он рвался к главной магистрали, где много транспорта, но осознавал, что могут быть ментовские засады и потому зорко присматривался к окрестным кустам и деревьям.
Но, как уже говорилось ранее, оцепление уже было давно снято, ведь Аркан не помнил, сколько дней он выбирался из топей и тайги, на самом деле прошло около трех недель, с момента выхода из болота.
Наконец он выбрался на главную дорогу, покрытую асфальтом, машины попадались чаще, и он решил на попутке добраться до города.
         Легковые он пропускал, понимая, что вид у него не совсем подходящий для попутчика.
 Проголосовал, проезжающему ГАЗ — 66, с бортами за кабиной. Водителем оказался мужик, лет сорока, простой с виду, держал путь, в направлении станции, куда вез груз, негашеную известь.
По счастливой случайности, у шофера оказался бритвенный прибор, которым воспользовался Аркан. Приведя лицо в порядок, вор подумал, что лучше бы было избавиться от свидетеля и снять с него одежду, но случайность помогла сделать это более безопасно. Заехав в небольшую деревню, водитель продал местным жителям несколько ведер извести и на вырученные деньги купил две бутылки водки и еды. Устроившись на пикничок, они приняли на душу бальзам и сморенный усталостью и водкой, шофер вырубился сам по себе. Аркан снял с него брюки и рубашку, забрал документы и сев в машину, взял направление на город N-ск, благо, что он умел водить машину.
Не доезжая поста Гаи, он аккуратно стер все отпечатки пальцев, бросил грузовик и, огибая пост, лесочком вышел к окраинам города.
Имея за плечами несколько трупов, Аркан решил сменить тактику и пойти по другому пути, чуть ли не в корне изменить свою прежнюю жизнь.
 Гордо поднять голову и широко расправив плечи идти на смертную казнь, ему как-то не особо хотелось. Но, а в другом случае, он прекрасно понимал, объявись он в городе легально, его сразу же сдадут. Этого можно было не опасаться двумя годами раньше, когда он мог послать любого мента куда подальше и гордиться своей несгибаемой натурой.
 Но теперь опера владеют ориентировкой и имеют его карточку в кармане, да что там опера, на всех информационных щитах «Их разыскивает милиция» красуется его физиономия.
 
Ориентировка на Садовникова Аркадия Васильевича:
Разыскивается особо — опасный преступник, среди уголовных элементов пользуется авторитетом, признанного другими ворами — «Вором в законе»
САДОВНИКОВ Аркадий Васильевич 05.03.1931 года рождения.
Место рождения: г.N-ск.
До последнего осуждения проживал: г.N-ск, ул. Рабочая, д. 7а.
25 июня 1975 года совершил групповой побег из колонии строгого режима Томской области (п. Таежный), убив офицера внутренней службы.
 
Приметы: рост 176 см; среднего телосложения; волосы каштановые, прямые; брови густые; нос прямой; глаза светлого цвета, узкие; рот малый; подбородок выступающий.
Особые приметы: татуировки на обоих плечах под ключицами – восьмиконечные звезды[193], на груди – парящий орел с короной на голове, на запястье правой руки — надпись Audacesfortuna kuvat (лат.) – «Счастье сопутствует смелым», на среднем пальце левой руки татуировка – в виде перстня.
Дерзок, артистичен, меняет свою внешность, при задержании может оказать вооруженное сопротивление.
Отдел розыска
Дежурная часть.
 
Все тихушники и сексоты подняты на ноги, только и ждут его появления. «Все Аркан, отблатовался! Теперь ты смертник. Человек вне закона, которого может шмальнуть любой мусоренок с учебки»,– думал он про себя.
Он сидел на лавочке, возле могилы своей матери и постоянно себя подстегивал, чтобы покинуть это место, ведь кто нибудь из мусоров тоже об этом подумал, а вдруг он захочет побывать на могиле своей матери. Он встал и направился в сторону центральной кладбищенской аллеи. Увидел прислонившуюся у забора метлу, на которой висел старый, синий халат, для обслуги кладбища, надел на себя халат и, шаркая о дорожку метлой, направился к главному выходу. Возле одной могилки хлопотали пожилой дядечка и женщина. Аркан украдкой схватил с лавочки сетчатую шляпу и поспешил уйти дальше.
Он помял шляпу, потоптался по ней, как это делал в свое время Остап Бендер, придав ей плачевный вид.
Некогда Аркан умел делать неподражаемые гримасы.
 Среди своих пацанов он был своего рода артистом, он умел завернуть веки на глаза, отчего его лицо принимало уродливую маску. Скривив, к примеру, верхнюю губу на правую сторону, он мог часами держать ее, не возвращая на прежнее место, и при этом мог поднять левую или правую бровь, что делало его лицо уродливым и неузнаваемым. Он также мог классно заикаться, ни в чем, не уступая натуральному «заике»
Если бы у него сейчас был грим, он даже им умел пользоваться, научившись в свое время у одного из своих сверстников, который занимался в балетной школе.
«Так и есть»,– подумал Аркан, заметив возле центральных ворот две подозрительные на его взгляд личности.
За годы, его воровской жизни у него выработался профессиональный взгляд на мусоров или оперов, он сам не понимал, как легко он мог их вычислить, наверно это качество сидело в глубине его черепной коробки. Интуиция, вот так, наверное, будет правильным, назвать его обостренное чувство самосохранения.
Со стороны Аркан выглядел типичным, кладбищенским уборщиком, каких немало нанято, директорами.
         «Бич, он и есть бич,– подумали опера, провожая его взглядом,– и лицо у него перекосило, наверно после паралича».
Аркан прошел мимо их и улыбнулся своей смекалке: «Так, значит, меня кругом ждут, видно ориентировка поступила уже во все отделы мусарни, от меня теперь и управа не отстанет, все на ушах стоят».
Он зашел глубже в сосновый бор и, найдя укромное местечко среди кустов, решил до ночи переждать, чтобы не светиться на улице днем, а вечером он доберется до одной «конспиративной хаты», которая расположена в трущобах Бурдынки, одного из районов города.
Друг его, Симута, по Краслаговским лагерям, держал эту хату в тайне ото всех, наверно это было единственным на тот момент, непаленым местом, где бы мог укрыться Аркан. Симута отбывал очередной срок и дом, находящийся за высоким, крепким забором оставался под присмотром сестренки Симуты. Она очень редко заглядывала в дом, не видя особой нужды для посещения. Младший сын Симуты тоже, как и отец сидел в одном из лагерей N-ска.
Глубокой ночью Аркан пробирался по глухим улочкам, заброшенного властью района, здесь даже милицейские наряды по ночам не ездили. Одно время менты прибурели, и смело стали разъезжать на «Бобике»[194] по улочкам Бурдынки. Местная братва не хотела мириться с такой наглостью, и однажды ночью ментовский «Бобик» внезапно вспыхнул от брошенной бутылки с бензином. Наряд, бросив загоревшуюся машину, поспешил убраться из опасного района. Правда, днем менты перерыли все вокруг, разыскивая ночных поджигателей, но искать иголку в стоге сена легче, чем отыскать отчаянного мстителя.
А этим мстителем и был Аркан, тогда еще молодой и уже подающий надежды вор. С Симутой, в то время они были крепкие друзья, а младшая сестренка друга училась в школе.
С тех пор минуло двадцать лет, но по-прежнему этот район числился неблагонадежным, по сводкам МВД. Наверно из этих мест попадало больше люда в заключение, чем, к примеру, из «Железки» — Железнодорожного района или Центроградского.
Сам Аркан был не с Бурдынки, а с Березовки и находился здесь только наскоками, когда нужно было отсидеться какое — то время, или встретиться с сестренкой Симуты, красавицей Анютой. Она ему нравилась, но близких отношений он старался с ней не заводить. Во — первых, об этом просил его друг, а во- вторых, когда, к примеру его короновали, он придерживался старых воровских традиций, не обременять себя семейными узами.
Просто так, сама Анюта, не хотела с ним поддерживать отношения, ей была интересна только семейная жизнь с любимым человеком, но Аркан какое-то время был ей симпатичен, и она отвечала на его письма из зоны.
«Интересно, Анютка сейчас замужем?» – подумал он, заходя в сарайку и достав из потайного места ключ от дома.
Когда он упал на кровать и широко раскинул руки, почему — то с улыбкой подумал:
«Как мало нужно человеку для полного счастья, это укрыться от чужого взора и хорошо выспаться». Он даже не заметил, как моментально отключился, погрузившись в глубокий сон.
Сердце пело от радости, что он снова в городе, где родился, где прошло его детство. С этого города его направили в первый раз по малолетке в Красноярский край, отбывать свой первый срок, потом понеслось: поднятие во взрослую зону, раскрутки, добавочные срока, крытые тюрьмы.
Небольшие перерывы между отсидками на свободе. По новой срока, драки и поножовщина в зоне, все это отложило свой отпечаток на формировании его, как личности авторитетного уголовника. Побег из мест лишения свободы, поимки, новые сроки, признание воровскими авторитетами его, как правильного пацана и наконец, увенчанием его воровской короной. Сколько же ему пришлось перенести тягот воровской жизни, крытки, боязнь ментов запустить авторитетного вора в зоны. Встреча новых друзей и воровские сходки по разным тюрьмам. Снова свобода.
Шли года…
Аркан уже был настоящим, закаленным вором, признанным другими ворами, и имел такой авторитет в уголовном мире, что воровские малины раскрывали перед ним все двери.
Он умело руководил отдельными шайками, снабжая их достоверной информацией о тех или иных барыгах, спекулянтах или глубоко законспирированных цеховиках, коих они грамотно разводили[195] на деньги.
 Получив от воровской братвы добро, и имея неоспоримый воровской титул, Садовников прибыл в родную область и конкретно в этот крупный город. Аркан всеми силами и умом стремился объединить все воровские малины в единое целое, планировал создать крепкий воровской общак, контролирующий не только свою, но и другие прилегающие области. Сколько сил и терпения пришлось применить ему, чтобы объединить разнузданную братву, не желающую работать «под кем-то». Постепенно, Аркан сколотил из надежных и умных пацанов воровское сообщество, укрепил общак, в который мало по малу потекли деньги.

 
 
Глава 41
 
В ГЛУБОКОМ ПОДПОЛЬЕ
 
          Если затрагивать такую тему, как взятие под контроль теневых производственников, или как еще их называли — цеховиками, финансовыми воротилами, подпольными миллионерами того времени. Как их находил или выявлял Аркан? К примеру, поступала информация от катранщиков, людей содержащих игровые притоны или от подводчиков, заманивающих богатеев в подпольные игровые клубы.
Информация такого рода стоила больших денег, и то не всякий бы мог рискнуть разгласить ее, не поплатившись своей головой, но что не бывает в воровском мире, и здесь данные просачивались и доходили до Аркана.
Вор пытался устанавливать свой статус в городе и делал это разными способами.
Бывали и такие случаи, когда в N-ск приезжали залетные гастролеры, пощипать коренных теневых цеховиков. Аркан не мог напрямую запретить им заниматься своими делами в городе, но если до него все — таки доходили слухи, что в город прибывает бригада молодых спортсменов из Кузбасса, чтобы потрепать N-ских богатеев, Аркан принимал меры, пуская в ход хитрость.
Вот такой случай и стал роковым для одного молодого парня, который оказался жертвой разборок между вымогателями.
В N-ск прибыла бригада молодых парней из Кемерово.
Уголовному авторитету, по кличке Адвокат, живущему в Кемерово, поступили данные на одного теневого производственника, занимавшегося изготовлением различной сувенирной продукции.
 Антикварные вещи, старинные предметы ловко подделывались и патинировались под «старину». Особенно имели ценность серебряные украшения и раритеты, все это гальванировалось в домашних условиях, приобретая первозданный вид, и уходило на черный рынок.
В задачу бригады входило: обработка директора предприятия, запугивание и обложение данью, десятипроцентной минимум, ребята были крепкие, натренированные.
         Аркан, узнав, что бригада прибывает в N-ск, попросил Крута, чтобы тот подыскал молодцов, ничем не хуже приезжих. Серега Крут решил уговорить местных парней разобраться с приезжими, но предводитель спортивной, дворовой команды, Санька Воробей наотрез отказался «махаться» без особых на то причин. Сам Крут лично не был знаком с Воробьем, но был наслышан о его авторитете среди пацанов и о бесстрашии в драках, тогда Крут решил схитрить.
В тот вечер Воробьев Сашка, был на танцах со своими друзьями, и по стечению обстоятельств, Кемеровская бригада, тоже разминала там свои косточки.
Крут спровоцировал драку, между двумя группами, он заставил своих двух пацанов избить друга Воробья, Морозова Валерку.
Когда Сашка стал выискивать обидчиков друга, ему подсказали: «Если ты ищешь тех, кто избил твоего друга, они сейчас направляются в сторону вокзала». Сашка со своей компанией поспешил за бригадой из Кузбасса.
Если бы Кемеровские были поумнее, они обязательно бы спросили: «В чем дело, братва?».Но решив, что на них просто наезжает местная блоть, кинулись в драку. В результате Сашка Воробьев защищая себя и своего друга Валерку, сильно избил бригадира, который попал в больницу в тяжелом состоянии.
Аркан потирал руки – акция не состоялась, теперь он займется «Антикварщиком» сам.
         Кемеровчане убрались ни с чем, но в результате этой подставной драки, кемеровский авторитет «Адвокат», папаша избитого бригадира, через знакомых в прокуратуре и в милиции нашел крайнего, им и оказался Воробьев Сашка. Несмотря на обоюдные выяснения отношений, его приговорили к пяти годам лишения свободы.
Как говорят люди «Неисповедимы пути Господни».
Никто еще не знал, что эта история впоследствии наделает много шума и столкнет интересы разных людей.
 Аркан продолжал набирать обороты, подминая под себя и людей и соответственно территории и районы.
Там, где ум сопряжен с силой, там и начинается грамотное внедрение во все уголовные структуры города.
 Брали контроль над всеми: начиная от карманников, втыкающих на рынках и проводивших «подсад» на автобусных остановках.
Это было не зоновской диктатурой сборов в воровской общак, Аркан часто и много объяснял братве, что вложить свои крохи в общее, это благородно со стороны любого профессионального вора. Одно дело, свои, так сказать – доморощенные сборы, а другое, залетные.
Бригады, приезжающие на гастроли, чтобы опустошать карманы знатных «Фан-фанычей», тоже платили за работу и командировку в этот город. С шулеров и картежников, которые срывали большие куши с банка игры, брали непременно. Собирали и с бильярдистов, которые загоняли шары в лузы под «интерес», даже с «Гопстопа» воровской общак получал свой процент.
Иерархическая лестница плотно укреплялась.
         Те, кто был недоволен сборами в общак, постепенно вытеснялись из общего дела, если удавалось раз уйти от оплаты, то во второй раз, платили либо вдвое больше, либо выбывали из игры. Слишком самостоятельных и ретивых, наказывали круто — облагая данью и не давали житья. Деловым людям приходилось искать новое поле для своей деятельности, или покидать город.
 В целом, как считали прожженные жулики и уркаганы, вся правильная братва почитала за честь, пополнять воровской общак, так как потом им самим и их родне, из него оказывалась помощь.
Оперативники стояли на ушах, разыскивая держателей воровского общака, тихушники, сексоты, ломали головы и рыли подходы к главарям, чтобы накрыть размножающиеся шалманы и притоны.
         Аркану в свое время понравилась идея, собирать с простых граждан деньги, за увеселительные мероприятия, а идейку ему подбросил, имевший авторитет в блатном мире, Серега Крут.
Она была до легкости проста:
Где нибудь, в разных местах, в подземных переходах, в тоннелях под железными дорогами или арками между домов, облюбовали эти места молодые девицы. Они стояли, запахнувшись в пальто или плащ, и предлагали мужчинам, проходящим мимо, взглянуть на симпатичного зверька, которого именовали «Чебурашкой». Заинтригованные мужики или парни, соглашались на предложение симпатичной девушки, та распахивала плащ, и взору оторопевшего мужчины, представало обнаженное, женское тело, с мохнатым от волос треугольником в интимном месте. Затем к нему подходили крепкие парни и предлагали расплатиться за просмотр, стоимость просмотра варьировалась от содержимого кошелька «счастливчика». Попробуй не согласись с таким предложением, так его отпускали восвояси, вообще в одних трусах. Конечно же, это был грабеж, но как думал Аркан, такой «гопстоп» был оправдан – за просмотр нужно платить.
Стали практиковать выезды к зонам таких бригад, подходили ближе к забору два фраера и прикрывали с боков девушку, которая распахнув плащ, демонстрировала свои прелести заключенным. Те с гиканьем и улюлюканьем аплодировали красавице и, собрав коллективно деньги, выбрасывали их за забор в руки «Культбригады», если расстояние не позволяло зэкам разглядеть детали «сеанса», они прикладывались к самодельным подзорным трубам, сделанных из стекла очков.
Занимались еще тем, что продавали простые кирпичи, в красивой упаковке, а если «покупатель» отказывался приобрести «подарок», то его обдирали, как липку.
 Тем и славится воровской мир, как умело и оперативно изымать деньги из карманов граждан.
Вспоминал Аркан свой былой срок, который получил по ментовской подставе.
Как-то, операм посчастливилось выйти на след Аркана, он был арестован и впоследствии осужден, в кармане у него нашли пакетик с «планом», считающимся наркотическим средством. Наркотик подкинули опера при задержании, а иначе, каким способом, уголовном розыску упечь его за решетку. Опять срок. Гнали его тогда этапом на запад, за Урал.
В одной из Уральских пересыльных тюрем, он лично познакомился с Лехой Дроном.
В воровском мире, часто приходится слышать истории разного рода о законниках, ворах или просто уголовных авторитетах. О Дроне он был наслышан только с положительной стороны: правильный пацан, имеющий авторитет, как на воле, так и по зонам общего режима и тюрьмам, всегда умевший грамотно разобраться в конфликтных ситуациях между пацанами и блатными. Имея железный характер и живущего строго по понятиям, Дрон долго не задерживался на командировках, лагерное начальство даже не выпускало его в зону и, получив разнорядку из Управления, отправляло его дальше, куда-нибудь в Сибирь, там где зоны кишели активистами и выли от ментовского беспредела.
Судьба в дальнейшем разбросала Аркана и Дрона по разным областям, но им опять суждено было встретиться в одной из тюрем. Там и короновали Дрона, объявив его вором в законе.
Аркан много рассказывал Лехе о Сибирских лагерях, сравнивая их с Уральскими или Краслаговскими зонами. В Сибири менты в основном насаждали лагеря активистами и ссученными авторитетами, которые помогали администрации ломать воровские традиции и пускать под пресс отрицательно настроенных заключенных.
Дрон, правильный человек, и по всему рвущийся в бой, оценил обстановку Сиблага и, тем не менее, обратился к Аркану за поддержкой. На воровской сходке, заранее спланированной и согласованной с другими ворами, которая проводилась в одной из больничных тюрем, была выдана путевка Дрону. Он направлялся в одну из Сибирских зон, общего режима, наводить там порядок. Многие скептически отнеслись к такому решению молодого вора и пытались отговорить его, даже сравнивали его с Александром Матросовым, бросившимся на амбразуру пулемета грудью, во время Отечественной войны. Дрон горячо отстаивал свое право выбора, мотивируя свое решение тем, что пора кому-то поднимать Сибирские зоны, стонущие от ментовского беспредела.
Мераб, Джамал, Паша Гром, признанные, авторитетные воры в законе, которые признали Дрона, понимая трудность и почти невыполнимость Дроновской задумки, попросили Аркана помочь последнему. Они прекрасно понимали, что без поддержки Сибирского вора, Лехе никогда не сдвинуть этот неподъемный камень, каковым являлся репрессивный режим многих Сиблагерей. Аркану оставалось немного до освобождения, и он решил помочь Лехе.
Сначала он передал маляву Колдуну, сидевшему в то время на общаке и правившему зоной, но получилось так, что Колдуна вскоре осудили и отправили в крытую тюрьму. Сколько не пытался Аркан, по своим каналам, выправить другой маршрут для Колдуна, направив его в правильную крытку, но видно им занимались комитетчики, раз управление ИТУ не смогло выписать разнарядку в хорошую тюрьму. А путь Колдуна лежал в Елецкий централ, где полномочия Аркана заканчивались, либо более беспредельной тюрьмы со стороны ментов, он не видел и не слышал. По крайней мере, общего режима.
Аркан, по своей природе сметливый, расчетливый, и в последние годы был особенно осторожен.
 
Как давно это было, казалось что вчера, память вновь и вновь бросала его в былые годы.
После того, как Аркан расстался с Дроном в тюрьме и до времени, как он снова появился в городе, утекло много воды, но сколько событий ему пришлось пережить: Отсидеть свой срок, освободиться из мест заключения, снова сесть за надзор, совершить побег и нелегально осесть в городе.
Милиция и оперативники проверяли, чуть ли не два раза в неделю все шалманы и притоны. Все квартиры, ранее служившие для сбора братвы, пришлось временно заморозить.
Сначала, непосвященные думали, что менты делают плановые облавы, но когда возле каждого РОВД появились фотографии Аркана и слухи, как грибы стали произрастать невесть откуда.
«Аркан бежал! Аркан скрывается! Кто после него возглавит общак? Пришлют ли воры кого-нибудь с периферии. Разобьется ли снова братва на группы и станет шерстить и шустрить по своим районам».
Многим было на руку, нет вора – нет такого спроса. Хотя все понимали, что Аркан приложил столько сил и умения для того, чтобы братва в городе держала многое под контролем.
Откуда он черпал информацию и доставал сведения, для основного контингента жуликов и фраеров было секретом.
Когда сыщики немного успокоились, посчитав, что Садовников – Аркан покинул город, зашевелились, заганошились урки. Стали набирали обороты дела и делишки.
Аркан ушел в глубокое подполье и перестал появляться на виду, даже братва не могла его видеть, а общались с ним только строго свои люди, особо приближенные.
Связи и деньги помогли ему выправить новые документы, но необходимо было изменить внешность и облик, иначе он не продержится на воле и недели. Здесь ему помог его старый знакомый артист.
Передав Аркану грим и еще кое-какие атрибуты для смены лица, и дав дополнительные инструкции, приятель не имел желания встретиться с бывшим знакомым, но за деньги согласился помочь, как бы подчеркивая деловые отношения.
Приближенными Аркана являлись: Крут, Гвоздь, Леший и еще несколько человек из районных пацанов, которые возглавляли разрозненные шайки уркачей и жуликов.
Они непосредственно общались с вором, передавая кое — какие сведения в целом и о делах блатных в городе и в области.
Положение было неважным, поросли быльем все основные пути подхода к ментам. Информация поступала скудная, кругом работали агенты мусоров и при серьезном малейшем деле, которое затрагивало широкий круг братвы, следовал провал. Садились на длительные срока и контингент постоянно обновлялся. Немудрено, что из списка освободившихся из зон и тюрем, было много завербованных зоновскими кумовьями тихушников – уркачей. Они как числились в лагерях «за кумом», так и становились достоянием местных оперов.
Так вербовка агентов проводилась и на свободе.
Совершив различные преступления и не желая снова сидеть в тюрьме, уголовники ломали свою слабую душу и продавали ее ментам. Сколько ходило таких невыявленных тихушников, было известно только Господу Богу и самим операм.
         Аркан считал, что хороший опер – это прежде всего сыщик и аналитик. Таких принципиальных трудяг в уголовном розыске даже босота уважала. Это как игра в «кошки мышки», попался вор и нечего пенять на кого — то. Учись воровать, а не можешь – иди работай. Опера, которые обложили себя тихарями – агентами для Аркана были чем — то вроде прислужников дьявола, которые покупали заблудшие души уголовников, как бы питаясь их энергетикой.
Не желая иметь при себе разношерстную публику, Аркан строго ограничил себя от случайных знакомств.
Доверяя Сереге Круту, Гвоздю и Лешему, он поручал им самые сложные дела, они занимались сбором информации о людях, работающих в тени  цеховиков. Аркан давал хорошие деньги за любые сведения, которые помогали раскрутить клубок и добиться желаемого результата.
 
         Вор встал, прошелся по комнате, разгоняя свои воспоминания, начало было положено, теперь уже совсем другая жизнь и дела стали серьезнее.
Вчера Аркану пришла весточка от его кореша, вора в законе Джамала, он сообщал другу, что в город N-ск направляется из Ташкента вагон с левым товаром, им служило средство для косметики, которое было большим дефицитом.
Подпольно изготовленный крем, должен был поступить на базу, и распределен по парфюмерным точкам, естественно левым.
Аркан со своими подручными встретили вагон и сопроводили его по «тихой» на базу, где и выявили получателя.
Завбазой и главный бухгалтер попали под план, разработанный Арканом. Крут, переодевшись в милицейскую форму, сшитую по особому заказу вора в ателье, в сопровождении своих корешей заявился к махинаторам. Предъявив им «липовые» удостоверения, обвинив в крупной незаконной сделке, и апеллируя фактами, Круту удалось вывести на чистую воду завбазой. Тем более, испугавшийся, пятидесятилетний гражданин, безумно боялся попасть в лапы органов ОБХСС.
Далее, следовала встреча с Садовниковым.
Аркан с помощью врача — косметолога и профессиональных советов гримера изменил лицо, слегка перетянув кожу, наложил грим и надел парик, каштанового цвета. Теперь его было трудно узнать, от прежнего вида почти ничего не осталось, тем более фотография в паспорте соответствовала его теперешнему облику.
Побеседовав с заведующим базой, Аркан объяснил ему, в каком тупиковом положении тот находится.
– Если уж мы пронюхали о твоих махинациях, то органам ничего не стоит тебя накрыть, узнай они о схеме поставок левого товара,– пояснял Садовников.
И он сделал завбазой предложение:
– Ты, от всех сделок, которые будешь проводить в дальнейшем, будешь выплачивать мне десять процентов, при этом ты можешь смело, не опасаться набегов на тебя других жуликов. Со стороны ОБХСС, пока оградить тебя я не в силах, но по мере информации, поступающей мне, я могу всегда тебя предупредить
Завбазой решил для себя так, уж лучше он будет отдавать десятую часть прибыли, чем потеряет все, зная, что шайка от него не отстанет.
На том и решили.
Вот так и начались крупные дела в жизни Аркана и его друзей. Имея неплохую прибыль с подобного рода мероприятий, он стал расширять сферу своей деятельности. Недавно он получил маляву от Дрона, который сообщает ему, что оперчасть закрыла его в ШИЗО, и возможности пока нет выбраться в зону.
Аркан, знал от Сереги Крута о некоторых связях с зонами, и поспешил помочь Дрону.
Колдун, предшественник Дрона, в свое время прислал пакет, в котором перечислялись каналы, по которым осуществляется, грев зоны, общего режима, а самое важное, какие менты примазаны, вольнонаемные, завербованные Колдуном и в том числе начальник Режимно-Оперативной части колонии майор Кузнецов.
Вот здесь — то Аркан и понял, какую неоценимую услугу ему оказал Колдун.
 Майор занимался нелегальным строительством дач, коттеджей и вывозил бригаду из числа расконвоированных зэков, которые работали на него. Аркан понимал, что майор работает не один, что связи идут выше и ждал удобного случая, чтобы пересечься с Кузнецовым.
Аркан передал документы через своего человека в зоне Дрону, и тот правильно воспользовавшись ими, вступил в контакт с Кузнецовым.
Садовников еще в сговоре с Колдуном, посылал на строящийся объект двоих пацанов, которые от начала до конца смены следили, чтобы никто из посторонних, не проникал на объект. Таковы были условия майора Кузнецова, а люди Колдуна, там за забором следили за тем, чтобы никакая «мышь» не пролезла в предприятие Кузнецова. Деньги, которые отчислялись на охрану шли в общак зоны, на зарплату пацанов, осуществляющих дежурство, и часть оседала в воровской кассе, которую держал Аркан.
Вор знал от Колдуна и от Дрона о существовании майора Ефремова, который пытается влезть в партнерство к Кузнецову.
Когда Дрону стала угрожать опасность со стороны кума, он предупредил Аркана, чтобы организовали слежку за опером и при первой возможности прижали ему хвост.
Вскоре, неожиданно Дрон попросил Аркана о помощи.
Чтобы навести порядки в зоне, и перекрасить ее в черный цвет, нужна поддержка с воли: деньги, водка, психотропные таблетки. Все это было оперативно послано Лехе Дрону через объектовую зону, через прикормленных ментов, вольнонаемных экспедиторов и шоферов.
Аркан решил сделать подарок Дрону, и отправил на объект вместе с Крутом одну классную девицу, которая работала с «нужными» клиентами по указанию вора. Тем самым внося в общак неплохие деньги, которые платили местные «Фан-фанычи» и интуристы проституткам. Такие девахи были на особом счету у Аркана, и куда попало, он их не посылал, и под кого попало не ложил.
Крут благополучно вернулся с объекта и передал Аркану маляву от Дрона, текст которой, растревожил вора, Аркан прочитал строки своим ближайшим людям:
«Привет тебе, бродяга и твоей братве. Благодарю тебя за своевременный грев, который пойдет на наши благие дела. Говорить буду о самом главном. Я, похоже, иду по острию бритвы, и соскочить нет возможности. Начальник оперов, обложил со всех сторон, благо, наш общий знакомый впрегся за меня и выпустил в зону. Я поднимаю зону и готовлю переворот, иного пути не вижу. Зона поражена красным грибком, который нужно вытравливать только бунтом. Присмотри за кумом, иначе все мои старания и ломаного гроша не стоят. Серега тебе все передаст на словах. Встреться с нашим общим знакомым и веди с ним договор напрямую, охраняя и оберегая его предприятие, филки там будут хорошие.
Ну, все, браток, не знаю, чем закончится моя затея, но помни одно, наше дело для меня важнее моей жизни.
Просьба к тебе еще одна, если со мной случится что, найди кума и накажи его по-нашенски.
Удачи вам братки и пацаны, безпалевных вам дел».
Через два дня, Аркану передали, что зэки подняли бунт на общаке, что зона кругом обложена ментами и военными, нет даже ни малейшей возможности подойти к зоне и узнать последние новости.
Аркан с волнением ждал весточки с бунтующей зоны. Братва передавала ему скупую информацию о состоянии дел в колонии. И наконец, с больничной зоны и от некоторых источников поступило жуткое сообщение — бунт подавлен, убитых и покалеченных было немерено, о Лехе пока не было известий.
Но к вечеру того же дня, Крут сам раздобыл информацию, что Леха Дрон погиб и с ним еще несколько человек ушли на тот свет, многих уже перевели на тюрьму и начинают ломать первыми дознаниями. Кое — кто из тюремных, прикормленных охранников, говорит, что бунтарями занимается не только оперативники из управы, но и комитетчики.
– Леха, братан!– произнес расстроенный Аркан,– ты все-таки сломал ментов,– говорил он, как бы обращаясь к самому Дрону,– пацаны, я клянусь, что найду эту мусорскую тварь – зоновского кума и заставлю его задохнуться на веки. Для меня эта утрата имеет огромный вес, я ручался за Леху, он не подвел нас – братву воровскую, я догадывался, что его заход в зону закончится трагедией. Нам тоже пора действовать, надо поддержать братву в тюряге и отправить им малявы, пусть они знают, что они не одиноки, мы всегда их поддержим.
Леший, займись этими делами,– отдал он распоряжение подручному,– и в другие зоны шлите малявы, пусть братва и мужики знаю всю подноготною, а не мусорской блеф, который они будут преподносить в зонах арестантам.
Тебе Крут, особое поручение, промацай все мне об этом мусоре — опере, одним словом падай ему на хвост и готовь план по его устранению.
Соберите продукты, курехи побольше, чая и переправьте на больничку и в тюрьму, всем, кто пострадал от ментовского беспредела.
Да, Крут, вот еще что, организуй посылку и отправь родственникам Колдуна, пусть они переправят ее в крытую, да филок заряди побольше, потом еще отправим.
Все пацаны, по коням, по районам передайте всей братве, чтобы помогли, кто, чем может, нельзя нуждающуюся в нашей помощи братву оставлять в беде.

 
 
 
Глава 42
 
ТЮРЕМНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ САШКИ
 
После свидания с матерью, Сашке передали мешок, набитый продуктами, одеждой и отвели в камеру.
Потянулись дни и недели, месяцы, наполненные ожиданием.
Вызывали на следствие, поначалу часто, потом все реже. Время приближалось к закрытию дела, к подписанию 201 статьи. Затем должна состояться процедура обвинительного заключения и в конечном результате, суд, который не предвещал ничего хорошего.
После шести месяцев следствия, в жизни Сашки начались ощутимые перемены. Сначала все началось с того, что в камере, где он сидел, пацанов и мужиков стали вызывать в оперчасть, или того интереснее к операм, приезжающим из разных РОВД города. Подозрительным образом складывались обстоятельства, что все разговоры и истории о похождениях братвы на воле, становились достоянием оперативников. Сашка уединился на прогулке с Трактором и они сошлись в едином мнении, что в хате сидит кумовская наседка.[196]
Нужно срочно вычислить и наказать предателя, но как это сделать? Ведь в камере без малого, тридцать человек. Помог случай.
         Однажды ночью, открылась кормушка и Сашка подбежал к двери. Он как раз ждал грева с воли. Вольная братва не оставляла без внимания участников бунта и постоянно, через прикормленных тюремных надзирателей подкидывала им то денег, то продуктов с куревом. На этот раз Сашке передали деньги.
В камере не спало четыре человека: Трактор, Синица, Томский и соответственно Воробей.
В деревянном полу, под ножкой шконки, находился «курок»[197], который выдолбили в полу накануне. Часть денег Сашка положил туда, а основную запрятал чуть позже, в другое место, чтобы никто не видел.
Примерно через день Синицу увели к следователю. После обеда, всю камеру выгнали на коридор, начался шмон, менты перерыли все и не найдя ничего завели заключенных обратно в хату.
Денег на месте не оказалось, Сашка многозначительно переглянулся с Трактором, и они поняли друг друга. Подозвав Томского, которому они доверяли больше, чем кому либо, они о чем- то пошушукались с ним, на что тот ответил кивком головы.
 Томский — крепкий здоровяк, и умом был не обижен, он понял суть и присоединился к Сашке и Трактору.
Со следствия пришел Синица, в этот раз он принес чай и курево.
         – Адвокат, передал,– сказал он и кинул на общак то, что принес, никто не произнес ни слова.
На другой день всю камеру направили в баню. Вели по коридорам и спускались в подземные переходы. Заключенные и дубаки по тоннелям шли раздельно, разделяла их стена с вмонтированными в нее решетками для просмотра. В одном из таких переходов, когда дубак, закрыл за последним заключенным решетчатую дверь, тройка сокамерников зажала Синицу.
– Что, мразь, кумовьям продался, ты стуканул, что в начке[198] были деньги,– просил Сашка.
– Да вы что, братва, вы совсем охрен… он не успел договорить до конца, крепкая пятерня Томского обхватив его глотку, приперла к шероховатой стене. Синица задыхался.
– Говори сука, или останешься здесь,– угрожающе прохрипел Трактор.
– Кроме нас четверых, никто не знал, что в тайник положены деньги,– сказал Сашка и ударил Синицу под дых.
– Короче, Томский, души его, что с ним базарить,– припугнул Трактор.
 Лицо Синицы потемнело, и он захрипел, рука Томского ослабла.
– Я последний раз тебя спрашиваю, стучишь куму? Если хочешь жить, говори, или я…– и рука Томского опять сжала горло Синицы, тот закивал головой и, осознавая, что с ним не шутят, сказал:
– Пацаны, я все вам расскажу, только не опускайте меня, дайте мне уйти из хаты.
– Не позже, чем ты нам все расскажешь,– сказал Санек,– да не трясись ты так, пока тебя никто не тронет.
Они ускорили шаг и догнали в переходе своих сокамерников.
Сашка сдержал слово, Синицу в бане никто пальцем не тронул, но когда они помылись и сидели в боксе, дожидаясь своих вещей из прожарки, тихушник поведал им свою историю.
Когда Синица узнал, что из соседней камеры можно выпустить стрелу на свободу, он договорился с соседями. Подследственные умело отщепляли от деревянной лавочки щепу и делали великолепную стрелу, к которой привязывали записку с предполагаемым адресом, затем натягивали резину и выпускали стрелу сквозь узкие щели жалюзей. Люди на свободе подбирали послание и доставляли его по назначению.
Синица написал короткую записку, которую адресовал своей подруге:
«Привет, Маришка! Короче, мне горит 146, за грабеж, у тебя в маленькой комнате висит гипсовая картинка, а за ней ксивы, сожги их, а не то мне палево. Все пока, целую. Твой Синичка». И прилагался адрес Маришки.
         Обычно стрелы улетали за забор, но в этот раз, того кто запускал стрелы, постигла неудача, она угодила в запретную зону.
 
Капитан Брагин — старший инспектор оперчасти СИЗО, получил эту записку от наряда, осуществлявшего обход вдоль контрольной полосы.
Капитан был опытный в этих делах, он нашел адрес подруги Синицы и, представляя собой, блатного, подошел к ней с разговором:
– Слышь ты, подруга, тебя Маришкой зовут?– произнес он, как можно развязаннее.
– Да. А ты кто такой?
–А я кореш Синицы, привет тебе от него, он сейчас в тюрьме чалится.
– Спасибо, ну как он там?
– Да все ништяк, да вот он меня попросил, чтобы я тебя кое о чем предупредил.
– О чем?
– Ты в курсе, что ему гоп-стоп светит.
– Нет, он меня не о чем не предупреждал.
– Ну, так вот, красавица, у тебя в комнате, за картинкой лежат ксивы, Синица просил передать их мне, а то скоро легавые с обыском нагрянут и ты, залетишь с ним, как соучастница.
– Он мне ничего не говорил об этом,– упрямилась Маришка.
– Да как он тебе скажет, с тюрьмы даже маляву трудно отправить на волю, он уже через знакомых передал мне о своем деле. Короче, если ты хочешь вместе с ним загреметь на нары…
Маришка побледнела и, что — то бормоча себе под нос, направилась в дом. Через минут пять она вышла, держа в руках документы. Капитан взял их и предупредил девушку, чтобы держала рот на замке, а не то сама угодит по статье. Маришка понимающе закивала головой.
         Опер осмотрел документы, это был паспорт и водительское удостоверение на имя Нестеренко Григория Николаевича. По всей видимости, Синица ограбил этого гражданина, а документы по глупости, припрятал у своей любовницы, которая ни сном ни духом не знала о них ничего.
Разыскав по адресу дом, в котором прописан предполагаемый потерпевший, капитан увидел подвыпивших мужиков на детской площадке, он решил пойти на хитрость.
– Мужики, я вижу у вас с опохмелкой не совсем ладно, может, я помогу вам,– обратился капитан к ним.
Те оживились, даже не поинтересовавшись, кто он такой.
– Конечно, помоги, а что ты хочешь?
– Нестеренко Григорий здесь живет?
– Гришка, конечно здесь, а ты случаем не мент?
Да нет, мужики, мы с одной работы. Дело у меня деликатное, вы же помните, что с ним случилось?
– А, это ты о случае, когда ему голову пробили, когда он бухой домой шел.
– Вот, вот, и я о том же, тогда у него что — то пропало.
– Да документы у него все вытащили, Гришка потом замучился бегать, восстанавливать их.
– Да я, мужики с отдела кадров,– Брагин достал синенькую бумажку из бокового кармана пиджака. Мужики впились глазами в пятирублевую купюру.
– Ну-ну, и что ты там в кадрах?
– Да часть больничного листа ему могут не оплатить, он ведь пьяный был,– продолжал играть капитан.
– Да Бог с ним, с больничным листом, главное — голова цела. Ну что, ты там мужик о помощи говорил? – спросил Брагина один из мужиков, уже не слушая его.
Капитан отдал пять рублей и довольный, что накопал сведения о Синичкине, покинул детскую площадку.
А дальше было дело техники, вызвав к себе Синицу, он припер его к стене и заставил работать на себя, иначе документы потерпевшего попадут на стол других оперов и новая статья за ограбление легла бы довеском на плечи Синицына. Завербованного агента периодически выдергивали, якобы на следствие, или к адвокату, а на самом деле он стучал куму обо всем, что только могло заинтересовать оперчасть.
Вечером, после того, как Синица признался сокамерникам, братва думала, что делать с кумовским стукаченком. Но вопрос разрешил сам тихушник, на вечерней поверке Синица отказался сидеть в 206 камере и выломился из хаты.
В тот же день двадцать семь человек вывели на коридор и под ударами дубинок повели на первый этаж. Там открыли дверь двухместного бокса и стали загонять туда всех до одного, последних, кстати, заталкивали с помощью немецкой овчарки Акбара.
Прошел час, с заключенных градом струился пот. Кто-то стал задыхаться и просить о помощи, мужики закричали и забарабанили в дверь. Всех вывели, и отправили назад в камеру, но одного с сердечным приступом унесли в больничный блок.
Оперчасть пересадила своего стукача подальше от этого корпуса, но как докладывала «тюремная почта», в одну из ночей Синица неловко повернулся на верхней шконке и упал вниз, ударившись головой о бетонный пол.
Кумовья долго репрессировали и пытали сокамерников, добиваясь признания от них о применении насильственной смерти, но кому это нужно, брать на себя 102 статью. Все терпели и молчали. Не получив признания менты отстали и прокуратура списала труп, на несчастный случай.
Сашку Воробья перекинули в другую камеру, в которой сидел один беспредельщик, по кличке Леха Акула.
Этот вообще в наглую держал камеру в черном теле, забирал самые лучшие пайки хлеба, передачки с воли проходили только через его руки, отсортировав продукты и вещи, он бросал бедолаге остатки, а себе отщипывал все самое «центровое».
Правили в камере три лица, «старший» Акула, назначенный администрацией СИЗО, «старенький», которого назначали сами арестанты и первых по хате — эти два дуболома, из числа заключенных. Акула мог сказать: «фас»и эти послушные шестерки чинили все, что он пожелал.
Сашка понял, что кумовья не зря его сюда подсадили, его ждали неприятности.
Акула, узнав, что Воробья крутят за бунт, однозначно расценил эту новость и сразу стал наезжать на Сашку:
 

– Вы, что там намострячили, мужиков запретесняли, из-за вас теперь кругом идет духота ментовская,– распалялся он. – Вы что там себе надумали на общаке, подняли бузу, под палками мужиков заставляли бунт поддерживать, суки.
Сашка больше не стал его слушать и терпеть нелепые обвинения.
– Сам ты сука недорезанная, тебе ли шавке судить о пацанах, которые за такую падаль, как ты, отдали жизни
 Обстановка накалилась до предела, трое обступили Воробья со всех сторон.
– На парашу его, пацаны, головой его, вместо затычки,– издал боевой клич Акула, но где же этим торпедоносцам было знать, на что способен Воробей.
Любимым ударом «бычком» в нос, он сшиб стоящего перед ним, «первого по хате». Затем молниеносно с левой, припечатал кулаком «старенькому по хате» в область виска, третий повис у него за спиной на шее. Вот тут — то Сашка захватил его левый рукав, и резко наклонившись вперед, со всей силы бросил противника через себя об стол. Воробей кинулся на Акулу, сгреб его, чуть ли не в охапку и потащил к унитазу, тот успел ухватиться рукой за железный уголок шконки и протащить ее за собой до середины камеры. Еще не успели опомниться побитые зэки, как Сашка сунул голову Акулы в дырку толчка и придавил ее коленом, безумный визг разнесся по камере, никто их мужиков и парней даже не пытался кинуться заступиться за беспредельщика Акулу.
В тот миг двери камеры открылись и три дубака, цепляясь за Воробья оттащили его от Акулы. Сашку выволокли в коридор и попытались избить. У него в голове промелькнуло: «Ну, козлы, так просто я вам не дамся». Прикрываясь рукой, чтобы дубинка не угодила в голову, он ударил несколько раз по корпусу одного и другого из нападавших дубаков, затем изловчившись, он схватил дубинку, и ловко развернув мента к себе спиной, и придавил ему горло. Прикрываясь охранником, Сашка пинал ногой подходящих близко остальных ментов, по коридору уже неслась подмога, вскоре его удалось скрутить и надеть наручники.
Дальше было сплошным страшным сном, его привели в небольшое помещение, обитое поролоном и дерматином, это была знаменитая «комната смеха», как окрестили ее арестанты тюрьмы.
Через несколько минут в комнату вошли четыре жлоба в форме цвета «хаки», именовавшиеся в этом учреждении, как «футбольная команда», Сашку били методично, выбирая места побольнее. Возможности увертываться от ударов этих бугаев не было, оставалось только расслабить мышцы и ждать окончание избиения. Насытившись, «дубачье» сделали Сашке ласточку, приковав его запястья рук к ногам сзади. В таком положении он пробыл час, затем его увели и закрыли в карцер.
Видно судьба смиловалась над Воробьем, дальше в его пребывании в СИЗО пошли более приятные события.
После того, как Сашка отсидел десять суток в каменном мешке, где стены плакали от сырости, его перевели в другую камеру. Там народ подобрался свойский, его приняли, как настоящего арестанта.
Ведь говорят же люди: «Земля круглая, на том конце и свидимся». Или еще одна поговорка: «Гора с горой не сходится, а человек с человеком, всегда сойдется».
Сашку вызвали и повели по коридорам, постоянно заставляя вставать лицом к стене при встрече, других идущих заключенных.
Завели в комнату, по виду напоминавшую, ту, где они встречались с мамой.
Воробей от удивления даже привстал со стула, вошел лейтенант Брагин, которого они во время бунта спасли от неминуемой смерти. Правда, тогда его лицо представляло собой одну кровавую массу, сейчас о тех ужасных событиях напоминали багровые рубцы на носу.
– Ну, здравствуй, Воробьев,– офицер протянул ему руку. Сашка кивнул в ответ, но руки не подал.
– Здорово командир, а ты, какими путями здесь?
– А я к тебе специально приехал, поблагодарить тебя за твою помощь, ведь если бы не ты Александр,– он назвал Сашку по имени,– ты поступил, как настоящий человек. Правда, я не понимаю, Саш,– он опять назвал его по имени,– как ты мог оказаться на стороне бунтовщиков.
– Командир, да о чем ты,– улыбнулся Сашка,– не стоит благодарностей, я же не зверь и мне совсем не хотелось чьей-то смерти.
– Но ты же знаешь, сколько погибло при бунте человек.
– Конечно, знаю, но погибли то они во время вооруженных действий, заметь, ни один активист не был убит при волнениях.
– За то, сколько друг друга поубивали и искалечили.
– Это они уже свои масти перебирали, междоусобные разборки,– Сашка старался увести разговор от своих друзей.
– Ладно, Саш, Бог с ними, суд решит их виновность и причастность к бунту, ты то, хоть понимаешь, что тебе грозит?
Саша молча кивнул головой.
– Ничего — то ты не понимаешь, Александр, к девяти человекам, применяют расстрельную статью, в том числе и тебе.
– Обвинить можно любого, нужно еще доказать, его виновность.
– Ты разве сомневаешься в этом?
– А я уже ничему не удивляюсь, многим из наших уже вправили мозги.
– Так может тебе не артачиться, а пойти следствию на встречу.
– Командир, по — твоему, я должен предать память своих погибших друзей и тех, что остались в живых.
– Хорошая в тебе черта — благородство, но этим ты не поможешь себе.
– К чему ты клонишь?
– Поверни дело так, что тебя запугали и заставили участвовать в бунте, на тебе только останется избиение активистов, по крайней мере, тебе дадут лет пять, но не высшую меру.
– Командир, я понимаю тебя, это твоя работа, не выполнив ее, как нужно, ты потеряешь ее, но у меня нравственная сторона, я действительно не могу предать своих друзей и товарищей.
– Саш, мне кажется, ты начитался книжек о благородных пиратах и разбойниках, и не вполне осознаешь свое реальное положение. Вор и блатные, повели себя, как звери, взбунтовав мужиков и таких, как ты, они — то преследовали свои, шкурные интересы.
– Если ты говоришь о Дроне, то глубоко ошибаешься. Он не призывал убивать козлов и ментов, а только выдвигал коллективные требования, и он не прятался за спины других, а смело шел до конца. Просто вы нас за людей не считаете, и чтобы, как-то оправдывать свои действия вам необходимо навешать на нас ярлыки убийц и погромщиков. Я уже неоднократно говорил об этом следакам и комитетчикам.
Лейтенант Брагин не перебивал его и продолжал слушать.
– Не нужно всех людей грести под одну гребенку, мне, к примеру, не нужны смерти ни ваши, ни заключенных, но я противник беспредела со стороны администрации. Вы гнете свою линию, и вам дела нет до наших проблем, в каких условиях мы содержимся, да ты и сам понимаешь, командир, ты ведь тоже подневольный.
– Ну, в отличие от тебя я соблюдаю законы и живу в обществе, а не сижу в тюрьме.
– Это потому, что условия у нас разные, сменил бы ты шкуру на время, я думаю, заговорил бы по-другому.
– Не знаю, может быть по-своему ты и прав, но я зарабатываю деньги, а не краду их из кармана граждан.
– Я тоже не краду, меня этому не учила мать.
– Вот потому я и говорю, Александр, что ты их другого теста, тебе не место среди этих блатных.
– На свободе — да! Но здесь я сам решаю, как мне жить и чью сторону принимать, уж слишком много несправедливости творится вокруг, и со стороны ментов, и со стороны зэков.
– Ладно, Александр, ты парень не глупый, разберешься, что к чему, но только время у тебя ограничено, скоро состоится суд, а там с тобой не будут демагогию разводить, жаль мне тебя, хороший ты парень.
– Скажи командир, тебя послали провести со мною беседу?
– Нет, Саш, у меня здесь брат работает, оперативником, когда он случайно узнал, что ты тот парень, что спас мне жизнь, он многое сделал, чтобы тебя оградить от неприятностей. Это его нужно поблагодарить, что ты не сидишь больше в камерах с отморозками и не гниешь по карцерам, а помогаю я тебе от чистого сердца, как присуще человеку, который не желает оставаться в долгу.
Сашка проникся уважением к режимнику — лейтенанту, что-то человеческое исходило из глубины его души. Наверное, это было чувство взаимопомощи.
– Я выступаю свидетелем на судебном процессе и дам правдивые показания в твою сторону, Саш, ты еще молод, и как человек, ты просто затерялся в массе сложившихся на данный момент обстоятельствах.
Мне хочется хоть как-то тебе помочь, я знаю, как вы, заключенные, относитесь к нам — людям в погонах, но уверяю тебя, и среди нас есть нормальные, способные разобраться и понять вас, как ты выразился: «не нужно всех грести под одну гребенку».
Говорю я все это не их чувства солидарности, а по одной простой причине, в любых условиях нужно просто оставаться человеком, ты показал себя именно таковым. Если б ты видел благодарные лица моей жены и маленькой дочери, когда я рассказал, кому обязан жизнью. Лейтенант замолчал и снова продолжил:
– Пусть у нас с тобой разные взгляды на жизнь и наши убеждения расходятся во многом, но таких как ты, редко встретишь. Тебе можно сказать светит «вышка», а ты продолжаешь отстаивать интересы своих друзей и к тому же не хочешь запятнать их память. Я не за предательство и измену, а многие из вас уже предали своих товарищей на следствии, скажу тебе по секрету, у тебя хорошие товарищи, и ты не один такой, видно ты умеешь выбирать себе друзей по духу.
Сашка был весьма удивлен, тому, как офицер режимной части охарактеризовал его действия.
         Анатолий Брагин встал, пожал крепко руку Сашке и передал ему большой увесистый пакет.
– Это тебе от меня, не отказывайся, это от чистого сердца, и от моей дочурки, – подойдя к двери, стукнул в нее два раза.
Когда гость выходил из комнаты, Сашка окликнул его:
– Командир, спасибо тебе за все!
– Тебе спасибо, и от брата моего тоже, всего тебе доброго.
Саша глубоко был тронут откровенностью лейтенанта, и только теперь до него дошло, кто прекратил его мытарства по беспредельным хатам и карцерам.
 
Шли месяцы. Прошел год, как затихли отголоски вспыхнувшего бунта. Потихоньку память притухала и уже не так напоминала заключенным о событиях годовой давности. Следствие затягивалось, уже сотни томов уголовных дел были подшиты и готовы к закрытию. Прокуратура строила свое черное обвинение. Приближался ответственный и тяжелый момент в жизни обвиняемых.
Сашка за это время еще раз встретился с мамой, опять помогли прежние знакомства, теперь уже переросшие в связь. Воробей узнал еще одну тайну, вернее это были его предположения. Он мучительно долго вспоминал, где ему приходилось слышать имя Аркана: «Уж не тот ли это Аркан, который встретился им с дедом на болотах. Имеет ли, что общего тот Аркан, с теперешним, который постоянно подогревает нас в тюрьме?».
Если это так, то Воробей отдавал себе отчет, что будет с ним, выплыви эта тайна наружу, а может он ошибается, мало ли по Союзу бродит Арканов.
Сашка Воробей потихоньку приобретал славу, почет и уважение среди братвы и мужиков.
Тюремные слухи, они ведь всегда имеют почву под собой, здесь, в тюрьме, так просто человека не оговоришь и не скажешь о нем, того, чего он не заслуживает.
Он хорошо себя держит перед ментами, никогда не заискивает, и сколько бы он не попадал под ментовский пресс, он оставался несгибаемым.
С пацанами и мужиками он всегда предельно вежлив и внимателен.
Случались, какие незначительные разборки или кто сцепится друг с другом, он всегда находил аргументы для того, чтобы развести по мирному ссорящихся сокамерников.
Уроки Дрона и Сибирского во многом помогли ему разобраться в тюремных лабиринтах, он стал более рассудительным. Опасение – стать приманкой для нераскрытого тихушника, делали его немногословным и осмотрительным.
Материнская черта – грамотно и убедительно доказывать свою правоту, делало его почитаемым среди заключенных.
Однажды, произошел случай, который заставил по-иному взглянуть сокамерников и даже администрацию на поступки Воробья.
Примерно все догадывались, и кое — кто видел, что Воробей не промах в отношении кулачных разборок. И так, просто в наглую, мало кто решался, с позиции силы наезжать на него. Тюремщики тоже имели небольшое представление о его статусе, молодого и бесстрашного спортсмена — бойца.
Капитан Брагин, который в свое время замолвил словечко перед начальством, чтобы прекратить прессинг Воробьева, как-то вывел его из камеры и завел в свой рабочий кабинет.
Разговор состоялся следующий:
– Воробьев, я тут немного наслышан о твоих подвигах, и, в общем, и в целом,– вилял капитан.
Сашка помалкивал и ждал развития событий дальше.
– Ну, так вот, до меня дошла информация, что в одной из камер произошел замудреный инцидент между двумя подследственными, по — моему это чушь, но я хочу, чтобы ты со своей колокольни рассудил действия этих лиц:
Одного кличут Граком, другого Седым, они постоянно делили главенствующее место среди заключенных в камере.
У Грака соскочил чирей на заднем месте и он попросил Седого проткнуть иголкой нарыв, тот оказал ему эту услугу. Ты же знаешь, что иголки у нас запрещены, – обращался капитан к Воробьеву,– на камеру была одна иголка на всех.
Седой, любитель почистить зубы после еды, взял злополучную иглу и стал ею копаться в зубах. Грак, увидев это дело, напустился на него с обвинением:
– Ты что, чушка, запомоился, я этой иглой в заднице ковырялся, а ты ее в рот.
На что Седой ничего не ответил и проглотил обиду.
Грак козырнул этим делом и принялся держать мазу в камере, по вашему стал стареньким.
Брагин старался изъясняться на тюремном сленге и
Сашка внимательно слушал, серьезно поглядывая на опера.
Тот продолжал:
– Через некоторое время Грак объявляет Седого полуопущенным и ставит его в ранг обиженных, никто в камере не воспротивился решению Грака, все его побаиваются. Ну, что скажешь?– обратился опер к Воробью.
– Бред какой — то, ты знаешь, капитан, но мы в зоне за это наказывали, это уже беспределом попахивает.
– Я понимаю тебя Воробьев, ты, по вашим понятиям не можешь принимать от меня эту информацию, а вдруг я эту прокладку специально тебе подсовываю. Пойми, тут другое поражает, даже для меня оперативника, и то эта пошлятина, кажется беспределом. Чтобы ты сделал, окажись в одной камере с ними?
– Мне сначала попасть туда нужно, а я найду справедливое решение.
– А если я помогу тебе и предоставлю такую возможность.
– Хорошо, я только с братвой компетентной свяжусь и поставлю их в известность, чтобы мое решение не было единоличным.
– Ну, что ж, давай действуй.
Придя в свою камеру Сашка рассказал все, как есть пацанам, правда он не раскрыл тайну, что опер является его потенциальным знакомым.
Пацаны одобрили решение Воробья, зайти в хату и навести порядок.
Сашка отправил еще несколько маляв, братве, имеющим авторитет в тюрьме, и ответ был один: «Если камера возьмет сторону беспредельщика, то сам накажи их по понятиям, и по справедливости, Седой должен сам получить с Грака, если у тебя есть возможность зайти в камеру, иди, ты поступаешь правильно».
На следующий день Сашку, как вновь прибывшего, с матрацем и вещами посадили в камеру, где правил Грак. Тот встретил Воробья нагло, решив пощупать его на «масть». Кинул ему под ноги вафельное полотенце, Сашка вытерев ноги прошел и сел за стол, долго присматриваться к сокамерникам он не стал, пригласил к столу Грака и Седого.
– Ты что, земляк, кого ты за стол тянешь, он же по масти петух.
– А кто его опускал, и за что? – спросил Сашка у Грака.
– Ты что, борзый, что ли, с ходу тут разборки устраиваешь, ты вообще кто такой? Грак подступил вплотную к Воробью.
– По ходу ты здесь борзый, раз так встречаешь людей, которых никогда в глаза не видел. Сашка схватил своей пятерней левое плечо Грака и с силой надавил под ключицу большим пальцем, тот ойкнул от боли и сел на край лавочки.
– Мое погоняло – Сашка Воробей, я уполномочен провести разборки в этой хате, по поводу твоего беспредела, если будешь дергаться, я тебя успокою.
– Мужики, да эту борзоту надо гасить…Но это были его последние слова, Сашка сильным ударом в живот вырубил на несколько секунд Грака, потом подошел к нему, взяв его за шиворот куртки и как напакостившего котенка, посадил назад на лавочку.
– Я тебе сказал, не дергайся, в следующий раз что-нибудь сломаю тебе, понял меня?
Грак мгновенно присмирел и согласно кивнул в ответ.
Сашка начал опрос, выслушивая всех сокамерников. «Все верно, все получилось так, как говорил опер,– подумал он, осматривая лица сокамерников,– видно у него здесь своя наседка сидит».
– Седой,– обратился он к оскорбленному,– я даю тебе поддержку и тебе решать, что ты будешь с ним делать, но предупреждаю, если ты ему спустишь, твой статус останется прежним и тогда тебе никто не поможет.
Долго уговаривать Седого не пришлось. Он со всего размаху ударил по лицу Грака, тот слетел с лавочки и упал на пол, Седой продолжал его пинать ногами. Грак даже не пытался сопротивляться, потому как чувствовал за спиной Седого серьезную поддержку. Схватив Грака за куртку, Седой потащил его к унитазу. Грак схватился за шконку, да так крепко, что его трудно было оторвать от нее, приговоренный верещал:
– Седой, ну не надо, пацаны ну скажите ему, не надо Седой. Но тот его не слушал, ударив Грака по руке и отцепив его от шконки, потащил дальше своего обидчика.
Кто-то из сокамерников дернулся было помочь, но его задержали, и все кончилось тем, что Грак был наказан. Седой сказал:
– Вот теперь ты стал королем параши! Отныне это твой законный трон.
Воробей долго разговаривал с мужиками и объяснил им одну простую истину:
– Не надо бояться ситуаций, в которые вы попадаете, в тюрьме много нормальных и правильных людей, вам жить в зоне, а в каком статусе, это уже закладывается здесь – в тюрьме. Вот таких отмороженных беспредельщиков нужно сразу ставить в стойло, а не дожидаться, когда за вас их накажут. Отписывайте и гоните малявы, справляйтесь у братвы об истинном состоянии дел, интересуйтесь, как поступать в таких случаях.
После обеда Сашку увели из камеры, потом он получил от Седого маляву, в которой тот, благодарил его за оказанную помощь, и передавал от всех мужиков привет. Теперь у них в камере тишь, да благодать, имея такого короля параши, можно спокойно решать насущные вопросы.
 
Прошло еще шесть месяцев.
Неминуемо приближался день суда.
Сашке изредка удавалось перекинуться записками со своими друзьями, Зелей и Глазуном. С Сибирским и Карзубым было сложнее, они находились в таких корпусах, куда весточки почти не доходили.
Адвокат Воробьеву достался хороший, это была помощь его родных и знакомых, Сашка еще не знал, сколько людей было подключено, чтобы найти квалифицированного защитника.
Несколько человек отказались участвовать в процессе, а этот адвокат, как клещ цеплялся за малейшую деталь. Зная отлично процессуальный кодекс и имея хорошее образование, и используя углубленные знания норм уголовного законодательства, он со знанием дела включился в работу.
Ему понравился этот независимый и рассудительный парень. Беседуя с его матерью, защитник понял, что Саша за личность, убеждать или уговаривать, чтобы тот поменял свои показания, было делом бесполезным, но найдя массу белых и темных пятен в деле Воробьева, адвокат решил побороться на суде за своего подопечного. В процессе следствия адвокату приходилось присутствовать при допросе Александра, и как говорится не раз ставить на место ретивого следователя.
 
Дело было закрыто и передано в Областной суд, оно предвещало быть громким, хотя предположительно в зал суда будут запускаться только близкие родственники и свидетели, но основные свидетели, являлись заключенными, и присутствовать на процессе они не могли.
Участники бунта, они свидетельствовали и за и против, а вот со стороны администрации их было немало. Хотя по правилам законодательства, органам не разрешалось принимать участие в освидетельствовании, даже с простой точки зрения можно было судить, что могут наговорить служащие данного учреждения, свидетельствуя против заключенных.
Прошел месяц после подписания 201 статьи т.е. закрытии дела, Сашка получил обвинительное заключение, которое напоминало большую энциклопедию, по формату и содержанию.
Читали вслух, чтобы слышали все. Кое — кто не понимал, почему Сашка часто возмущался. Да потому, что все было «шито белыми нитками»
 
Пересказывать напечатанное обвинение, нет смысла, читатель наверно догадывается, каким образом власть подведет расстрельную 77 статью под девятку основных обвиняемых. Но ведь были обвинения и по 102 статье, умышленное убийство, по ней обвиняли Ирощенко.
 
В процессе следствия были противоречивые показания подследственных, которые утверждали, что видели, как Ирощенко метнул штырь и убил военнослужащего. Другие отрицали этот факт и говорили, что это сделал погибший Семченко. Карзубый категорически был против обвинения его, в каких либо убийствах.
В основном Ирощенко Сергея обвиняли в том, что он умело, рассредоточивал основные силы заключенных и применял свои навыки боевых действий.
Несколько опасных эпизодов приписывались тем заключенным, которые уже не могли себя защищать по одной простой причине — их не было в живых.
Вот потому, всю тяжесть преступлений следствию пришлось взвалить на тех, кто остался в живых.

 
 
 
Глава 43
 
СУД НАД БУНТОВШИКАМИ. ПРИГОВОР
 
Всего обвинялось тридцать восемь человек, из них девять — за подготовку и организацию бунта. Некоторые подследственные, которые не хотели брать на себя основную вину, возмущались: «В бунте принимало активное участие, чуть ли не больше половины зоны, а это тысяча с лишним человек. Почему тогда судят только четыре десятка?»
С таким фактом не хотели мириться и адвокаты.
Данное дело, рассматриваемое в суде, серьезное и можно сказать, за последние годы громкое.
Естественно, власть не хотела мириться с тем, что кучка заключенных попыталась продиктовать свои условия, а потому прокуратура основательно подготовила обвинение и не желала слушать об оправдательных вердиктах.
Сотни томов уголовных дел рассматриваются выездной коллегией Верховного суда.
Сто шестьдесят томов обвинительных заключений.
Десятки свидетелей из числа заключенных, сломленных во время следствия, получили защиту и изоляцию от общего количества обвиняемых.
Вечером, 23 марта, некоторые камеры тюрьмы открылись и по зачитываемому списку, тридцать восемь человек, с вещами были препровождены в общую, предварительную камеру, чтобы на следующее утро всем предстать перед судьями. Процесс будет проходить в здании областного суда, но только двадцать шесть человек встретились в общем боксе, остальные тринадцать, изолированы от общей массы, это те, кто, не выдержав прессинга и нападок следователей дали показания, угодные властям.
Можно представить себе радостные лица знакомых и друзей, которые не виделись полтора года. Как только открывалась дверь камеры, громкие восклицания раздавались при входе очередных заключенных.
Смех, обнимания, братания, веселье — трудно передать все чувства, которые вырывались наружу от долгожданных встреч знакомых и друзей.
Сашка Воробьев горячо обнял своих лучших друзей, Сережку Зельдмана и Лешу Глазунова, так они стояли минуты три, молчали, потом все стали общаться друг с другом.
Большим удивлением для Воробья и остальных, было появление Пархатого, чудом оставшегося в живых. После событий в зоне, его тогда, еле живого отправили на больничку, и вот теперь его обвиняют в участии в бунте, избиении лейтенанта Брагина и освобождении из изолятора заключенных. Сашка считал его погибшим, но вот теперь он перед ним, правда лицо его было в шрамах, и никто не мог понять откуда они у него. Правда сам Пархатый говорил, что когда убегал от разъяренных ментов, запутался в колючей проволоке, и те его волокли за ноги. Потому он и ободрал лицо колючей проволокой.
В тот момент никому не было дела до рассказа Пархатого, но все были твердо убеждены, Рыжков вел себя во время бунта, как истинный каторжанин и ворошить прошлые его косяки, пока никто не хотел.
Надзиратели, проходившие мимо камеры, уже не трогали бывших бунтовщиков, которым за время пребывания в тюрьме часто «перепадало» только за одно участие в беспорядках.
Даже запахи нелегально варившегося чая, уже так не бесили охранников тюрьмы, они понимали, что после суда, уже, будучи осужденными, эти заключенные не станут так бурно проявлять радость.
Не было среди всех собранных в боксе, Алексея Сибирского и Сергея Карзубого, они особняком будут доставлены в суд, только там друзьям посчастливится встретиться.
Когда сварили чифир и разлили по кружкам, Сашка попросил тишины. Он заговорил уверенно и громко, в его словах была твердость и стойкость:
– Братва, минуло полтора года, после того, как мы вынужденно покинули свой лагерь, многое нам пришлось пережить и испытать, да увидеть такого, что и никогда в жизни не пожелали бы своим врагам.
Все это время, пока шло следствие, я не преставал о вас думать, я всегда ощущал ваше присутствие кругом: за стенами камеры, прогулочных боксов и внутри себя, вы всегда были со мной рядом, даже когда комитетчики и опера со следоками пытались выбить из меня угодные для них показания.
Те, два дня, что мы стояли на баррикадах, как не заживаемые раны в памяти не дают покоя и до сих пор.
Давайте, пацаны вспомним добрым словом тех, кто уже никогда не будет с нами рядом: это Лешу Дронова, Симутина Васю, Игоря Семченко, Сережку Соколова и всех пацанов и мужиков, кто погиб при волнениях.
Вечная им память!
Все, кто был в камере, молча, поднялись с пола и, обнажив головы, стояли, минуту, не шелохнувшись.
 Кружки с чаем пошли по кругу, поминали погибших друзей и просто людей, которые остались там навечно.
Всю ночь говорили, рассказывали случаи из жизни, просто молчали, никому не хотелось спать.
Казалось, что не существует иного мира, жестокого и неумолимого к ним, крепко сковавшего по рукам и ногам, вцепившегося в сознание людей.
Все понимали, что грядет что-то страшное, зловещее, от которого не оттолкнешься и не открестишься.
 
Жестокосердные следователи и дознаватели сделали свое дело.
 В основном, дело было сфабриковано, в материалах дела не упоминалось, о каких либо требованиях, предъявляемых заключенными. Свидетели, напуганные или подкупленные властями, так и показывали, что блатные зоны под предводительством вора в законе решили устроить переворот.
Обманами и посулами они заставили основную массу участвовать в общих волнениях, их целью было очистить зону от активистов, и установить свою, блатную — черную власть.
А дальше было еще круче, создав группу, которая подчинялась только вору в законе, организаторы вооружились самодельными бомбами и остроколящими предметами, попытались прорвать оцепление охраны и спецподразделений, но были отброшены назад солдатами. Затем бунтовщики переключились на активистов, жестоко избив их, взяли в заложники. Также бесчеловечно были избиты и покалечены сотрудники учреждения.
Во время штурма колонии бандитское формирование упорно сопротивлялось, и в результате погибли трое военнослужащих и несколько десятков человек были ранены. На предложение сдаться, бунтовщики ответили выстрелами из захваченного оружия и ранили при этом начальника оперчасти майора Ефремова.
Комитет госбезопасности и управление ИТУ по решающему звонку из Москвы были вынуждены отдать приказ о ликвидации главарей.
Силами внутренних войск и спецподразделений, бунт был подавлен и оставшихся в живых, организаторов, зачинщиков и участников волнений изолировали и разместили до суда в следственном изоляторе.
В ходе судебного разбирательства, судьи не особо обращали внимание на реплики подследственных о десятках убитых и сотне избитых и покалеченных военщиной, заключенных.
Прокурор четко гнул свою линию.
Двадцать шесть человек обвинялось по 77 статье части первой, за дезорганизацию, сопротивление администрации и участие в преступных группах. Статья предусматривает наказание в виде лишения свободы от трех до восьми лет.
 Из общего числа, девять заключенных обвинялись по статье 77 части второй, за создание вооруженных формирований и повлекших за собой гибель людей.
Здесь статья гласила от восьми до пятнадцати или смертной казнью с конфискацией имущества.
Особенно прокурор делал нажим на Ирощенко, Сибирского и Рыжкова, называя их оголтелыми бандитами и убийцами. Они единственные, оставшиеся в живых, которых обвиняли в убийстве военнослужащих.
Адвокатам, защищавшим своих подследственных, порою становилось жарко, приходилось, чуть ли не с боем отстаивать ту или иную правоту действий своих подзащитных.
Шокирующим известием для прокурора было, то, что один из адвокатов передал судье документ, являющийся копией списка требований заключенных. Хотя в ходе предварительного расследования этот факт упорно скрывался. В документе насчитывалось триста восемьдесят подписей осужденных данной колонии. Также адвокаты предъявляли сотни документов судебно-медицинской экспертизы, показывающие, что большое количество заключенных было жестоко избито сотрудниками администрации, солдатами и заключенными активистами.
Возмущенные родители, матери подследственных просили возобновить экспертизу, которая могла бы подтвердить жестокость солдатни, рубившей тела заключенных саперными лопатками.
Иногда атмосфера в большом зале накалялась до такой степени, что судьям приходилось прерывать заседание. Охрана суда выводила возмущенных людей в коридор и на улицу.
После перерыва заседание вновь продолжалось. Здание было оцеплено милицейскими нарядами, за закрытыми воротами во внутреннем дворе суда, располагались бойцы автоматчики, готовые в любой момент подняться по тревоге.
Толпы любопытных стояли возле здания областного суда и пытались узнать: Что там происходит? Кого судят?
Ответы были разные:
– Зэков судят, они бунт в зоне подняли, говорят, они много убили людей.
– Да что вы врете, это менты их избивали, а они пытались защищаться.
– Правильно мужики подняли бунт, видно эти твари — менты им действительно духоту создали.
– У меня сына на следствии заставили признаться в участии бунта, где же справедливость?
– А моего сына так избили, что теперь он инвалид, у него рука левая сохнет.
– Да кто избил то, сами же зэки и покалечили.
– А ты откуда знаешь, ты, что там был?
– Я нет, но ведь говорят…
– Да мало ли, что говорят, говорят, в Москве кур доят. Не знаешь, и не трепись тут.
– А у меня сына убили там, еще до их бунта, я до сих пор не могу добиться правды, мне следователь сказал, что дело, о смерти моего сына будут здесь рассматривать.
Это действительно было так, в зал суда была приглашена мать Равелинского.
 Дело в том, что следствие все — таки доказало вину Дронова и его обвиняют в организации убийства Равелинского. Так же было доказано, что после убийства Равелинского и начались неповиновения заключенных, которые переросли в кровавый бунт.
Но так как Дронов погиб при подавлении бунта, суд счел возможным передать это дело на доследование и попытаться выявить исполнителя приговора воли Дронова.
Судебный процесс был закрытым, и приглашались только свидетели, потерпевшие со стороны администрации. Заключенных, дававших показания против бунтовщиков, содержали тут же, рядом с основными фигурантами дела. Конвой разделил их, во избежание ненужных стычек.
Саша постоянно видел свою мать.
Екатерина все время пыталась держаться, чтобы не разрыдаться на глазах у людей. Многие из матерей не могли сдерживать себя, то и дело в зале раздавались всхлипывания, а порой даже стоны, так резавшие слух судьям и всему присутствующему составу.
Пришло время опроса пострадавшего лейтенанта Брагина, который сообщил суду о событиях того рокового дня.
Судья, внимательно выслушав его, задала вопрос:
– Вы утверждаете, что именно Вас и еще троих служащих смены контролеров, удерживали, как заложников.
– Да, товарищ судья, я утверждаю это.
– Вам отказывали в пище и в приеме воды?
– Совершенно верно, а также именно мне, отказали в медицинской помощи.
– Кто Вам оказал помощь?
– Осужденный Сергеев, он многим оказывал медпомощь, так, как его профессия на свободе была врач. И еще осужденный Воробьев, напоил нас всех водой и принес в изолятор хлеб.
– Вы просили Воробьева о том, чтобы он посодействовал Вашему освобождению?
– Нет, осужденный Сергеев просил его о помощи, объясняя мое очень тяжелое состояние.
– И что, Воробьев выполнил его просьбу?
– Да, он уговорил своих,– Брагин немного замялся, подбирая нужное слово. – Непосредственных организаторов беспорядков, чтобы меня отдали в руки врачей, находящихся там, за забором.
– Вас освободили?
– Да, меня на носилках унесли на вахту и отдали дежурившим военным.
– Вы можете остаться в зале суда и сесть на скамью зрителей,– сказала судья, обращаясь к лейтенанту.
– Обвиняемый Воробьев Александр Николаевич, что Вы можете сказать по существу этого факта.
– Ничего гражданин судья, я полностью согласен.
– Вам не оказали препятствий в вашей просьбе.
– Нет, все решили, что так будет правильнее, я даже дословно могу процитировать, что сказал Дронов.
– Говорите, обвиняемый.
– «Ну что пацаны, мы же не звери, пусть хоть этот офицер будет нам благодарен, что его жизнь не прервется по вине этого бунта»,– передал Сашка дословно.
– Хорошо, садитесь.
Все шло своим чередом: опросы, вопросы, ответы, уточнения.
Две недели уже длился суд, казалось, не будет конца и краю поездкам в тесных автозаках.
После опроса и дачи показаний Сашке удалось встретиться с Сибирским и Карзубым, он так был рад, живому общению с ними.
Они долго разговаривали, вспоминали. Сергей Ирощенко часто вздыхал, когда упоминали о его погибших друзьях, рана на ноге больше не тревожила, зажила, как на собаке.
– Серый,– обратился Сашка к Карзубому,– почему только вас с Лехой Сибирским подводят под «мокрую статью»[199], практически вся зона бунтовала, а вы что, крайние выходит.
– Санек, оперчасть не дремлет, из тех, кого бы они хотели расстрелять, мы с Лехой и остались.
Вы по сути, еще совсем пацаны, дадут вам по десятке, может кого еще не обойдут «вышаком», если докажут. Я уже смирился с этим, пусть адвокат упирается, меня все равно судьи не будут слушать.
– Но ведь тебя не могли видеть, ты же не убивал!
– Не забывай, что я был «военным консультантом» у нашего «генерала» и завладел автоматами, тоже я. А Ефремова подстрелил?!
Тем более, Санек, фотографии, упрямая вещь, я на них, как раз запечатлен, во время метания «ежей». Техника, брат мой, с ней не поспоришь.
– Может это подстава?– не унимался Воробей.
– Может, Сашка, может. Устал я Санек,– произнес он печально,– хотите, по секрету вам скажу, никому больше, только вам двоим. Сломали они меня, каждую ночь комитетчики вели допросы, потом уводили в карцер. На следующую ночь все заново, и так день за днем.
Я удавиться хотел, так они круглосуточное наблюдение за мной установили, не дали твари, посчитаться мне с жизнью. После попытки самоубийства, меня вообще догола раздевали, только на следствие давали одежду. Я никого не сдал. Но и не отрицал, что кого — то убивал, семь бед – один ответ.
– Серега, так давай сейчас на суде и скажи, как эти твари с тобой обращались, судьи то Московские, может что помогут.
– Санек, Санек,– протянул Леха Сибирский, то — то и оно, что Московские, они и раскрутят нас по полной, на то они и выездная судебная коллегия. Ты думаешь, они нас слушать будут, вот хрен нам, это они для проформы, процесс ведут, чтобы матери наши не возмущались много. Все они заодно, и прокурорские, и адвокаты.
Ты смотри, защитники наши языки в задницы позасовывали, вроде поначалу был от них толк, а теперь видно им хвосты поприжали.
– У тебя Сашка адвокат путевый, грамотно за тебя стоит. Кто нанимал? – спросил Воробья Карзубый.
– Мать говорила, что знакомые помогли, пришлось заплатить, я тоже слышал, что он в золотой семерке адвокатов участвовал, защитник от Бога.
– Это потому Санек, что он на совесть учился, а не штаны протирал, как эти недотепы трусливые, может и отвоюет тебе адвокат пару — трешку лет.
– Серега, если вышак судьи зачитают, ты не опускай крылья, надо бороться, помнишь, как Леха Дрон, тот шел до конца.
Карзубый усмехнулся.
– Леха, говоришь. Ты Санек попомни мое слово, больше ты никогда в жизни не встретишь такого человека, а тем более вора в законе. Сдается мне, что они вымрут скоро, как мамонты и менты помогут им в этом. Леха, он к нам, словно дар с неба упал, я сам не встречал таких людей, сколько бы я не пытался вспомнить за ним хоть один косяк, да так и не вспомнил. Даже Пархатого с Вороном он пожалел, а то ведь летали бы сейчас по жизни петухами.
Вот он был правильный человек, для него общаковое, это было наипервейшим, а потом все остальное.
– Да, Серега, я о нем того же мнения,– согласился с ним Сашка.
Сибирский, кашлянул, как бы извинившись, что прервал их беседу, сказал Сашке:
– Санек, просьба к тебе необычная, если со мной что случится… Сашка многозначительно взглянул на Леху.
– Ну, я в том плане, если мне лоб зеленкой намажут.
Получишь строгача и если попадешь в одну зону с моим отцом, расскажи сам ему обо всем. Я знаю, ты пацан что надо, не приврешь, и не преувеличишь. Он в зоне авторитетный человек, для него ты будешь, как родной. Алексей замолчал и крепко стиснул зубы, беря себя в руки, чтобы не расчувствоваться.
– Леш, ты что? Завязывай с этим делом, вы, что тут песню заупокойную с Серегой затянули, никто вас не будет шмалять, мы вас отмажем, суд то еще не закончился.
– Саш, пойми, это заказ властей, никто нас с Серегой не оправдает так просто, уже все решено, суд — это для проформы, По-ка-зу-ха! Хочешь, спрогнозирую, кому, сколько влепят и кому вышку дадут.
– Не надо Леха, давай оставим сладкое на потом,– пытался пошутить Воробей.
– Да ты не дрейфь, Санек, я же тебе не конец жизни предсказываю, а по существу нашего дела.
Начнут давать с малых сроков, это тем, кто перед следоками сломался, и заработали себе малые срока, потом покрупнее пойдут до восьми лет, тому, кто просто участвовал. Вот тебе могут пятнашку вкатить, а если твой адвокат окажется проворнее прокурора, десятку тебе впарят — минимум, с учетом твоих неотсиженных.
Корешам твоим и прочие двенадцать, Пархатому могут пятнашку дать, ну, а нам с Серегой по босяцки отвалят столько, что хватит до исполнительной тюрьмы донести.
Сашка был удручен таким исходом.
– Ладно Леха, не забегай вперед, ты надави на чувства судьям, тебя ведь помнишь, бугаина — офицер бил, чуть до смерти не запинал, если б не Васька Симута…
– Да, Васек, царство ему небесное, если бы не он…
Лешка замолчал, вспоминая Ваську, которому он был обязан жизнью.
– Мне бы сейчас автомат, я бы хоть напоследок, помесил бы их,– со злостью проговорил Сибирский.
– И мне тоже, я бы себя на тот свет отправил, погано пацаны на душе у меня,– высказался Ирощенко.
– А мне бы сейчас в тайгу, отдышался бы немного, а потом, видно будет,– высказал Сашка свою мысль.
– Да ладно, пацаны, держите хвосты пистолетом, а то все, если бы, да кабы, если бы у бабушки был х… то она бы была дедушкой,– разрядил Сибирский обстановку, перед тем, как их снова повели в зал для судебных заседаний.
 
К концу третьей недели судьи быстро скомкали процесс. Они практически уже не заслушивали обвиняемых, затыкали им рты и садили на место. Адвокаты отчаявшись, делали свои формальности. Прокуратура запросила три высших меры, как прогнозировал Сибирский,- ему, Ирощенко и Рыжкову.
Сашке и четверым подследственным по пятнадцать и так далее, кому больше десяти, кому меньше.
Сашкиной маме стало плохо, она побледнела и прислонилась к соседке по лавочке. У Саши запрыгало сердце, он не думал сейчас о сроке, который ему заказывал прокурор, он с тоской смотрел на маму. «Переживет ли она этот срок? Она все чаще стала сдавать, осунулась, появились темные пятна под глазами». Конечно, он понимал, что сам является причиной ее недомогания. «Скорее бы все это закончилось, уж к одному берегу, надоело смотреть уже на эти физиономии, восседающие в трех креслах».
Сколько грязи и неправды вылилось со страниц уголовных дел.
В зоне, не пострадал ни один вольнонаемный работник, не было грабежей и поджогов зданий, мужиков не заставляли насильно участвовать в бунте.
Никто из судей не удосужился заглянуть по ту сторону волнений. Почему произошло неповиновение? Почему список требований не обнародовали и не придали огласке? Разве причиной бунта стала смерть Равелинского? Нет!
Теперь уже точно Сашка знал причину отклонения всех ходатайств адвокатов.
«Власти нужен был этот процесс. Пусть он будет не показательным, но управление лагерей этой области, преподнесет информацию так, как выгодно ей. Они распечатают в местных зоновских газетах и листках о беспределе бунтовщиков, еще раз обзовут эту зону «Спецлютой», а главное, что не один из бунтовщиков не ушел от возмездия, все получили сполна, чтобы все знали и видели, как Советская власть умеет карать недовольных. Пусть зарубят у себя на носу, остальные блатные и их предержащие, что администрация учреждения и впредь не будет спускать с рук наказаний и преступлений».
Мысли роились в голове, переполняя чувства.
 Не давало Сашке покоя чувство несправедливости: «Ну, хорошо, пусть мы отчасти виновны, но с себя вину менты почему-то сняли, свалив все на нас. Выходит, мы зря это все начинали, мне это представлялось все в другом цвете. Да, видимо правды нам не добиться, но и менты не забудут эти два дня, пусть они хорошенько делают выводы, как закручивать гайки, срывая резьбу. Резьба, это наши нервы, подточенные несправедливым обращением к заключенным. Сегодня, завтра, через какое-то время, все равно люди поймут, что так относиться к своим согражданам нельзя, не стоит забывать одну простую истину: как аукнется, так и откликнется».
 В день, когда зачитывали приговор, вокруг здания суда, внутри и в самом зале заседаний, был усилен конвой. Начальнику конвоя был отдан приказ, при выводе обвиняемых из комнаты ожидания, надеть всем наручники.
Всем отвесили столько, сколько решил суд, или, как высказался Сибирский: «Отвалили столько, что донесем до исполнительной тюрьмы».
Один смертный приговор — Ирощенко Сергею.
Сибирскому Алексею и Рыжкову Евгению по пятнадцать лет особого режима, их признали особо опасными рецидивистами и вменили 24 статью.
Глазунову Алексею, тринадцать лет строгого режима,
Зельдману Сергею, двенадцать лет строгого режима.
Воробьеву Александру, десять лет строгого режима, по совокупности статей и присоединением неотбытого срока. Итого дали Сашке семь с половиной лет.
Нужно отдать должное его адвокату, ведь статья шла до пятнадцати.
Остальным участникам бунта, разные срока, самые маленькие достались сломленным и подкупленным властями.
Мама Саши стойко перенесла приговор, вынесенный ее сыну, адвокат заранее ее подготовил к такой цифре, большего он сделать был не в силах. Подкупить прокурора и судей в этой ситуации, было сродни самоубийству.
 Что удивительно, на зачтение приговора, явился Сашкин отец! Сын не узнал отца — это был согбенный старик, с опухшим и пропитым лицом. Он, как бы безучастно выслушал приговор и, покачав головой, вышел вон из зала, наверное, заливать водкой событие, которое ничуть не тронуло его безразличное сердце.
Кассационные жалобы отправленные адвокатами были отклонены высшими инстанциями. Кто-то пытался писать в Верховный суд и подавать на пересуд, ответ один — осужден справедливо.
 
Незавидная участь досталась Сергею Ирощенко, много ему придется испытать и хлебнуть горя, но об этом мы с вами узнаем немного позже.
Прежде, чем Сашку Воробьева этапируют в зону строгого режима, мы с читателями ненадолго вернемся к событиям полуторагодовалой давности.

 
 
 
Глава 44
 
АЛЕКСЕЙ ДРОНОВ ОТОМЩЕН
 
…Серега Крут, которому Аркан поручил найти опера Ефремова, сначала попытался разыскать майора Кузнецова и выяснить у него все обстоятельства, связанные с бунтом в зоне, но сделать это оказалось невозможным. Майор, отстраненный от работы, на время служебного расследования уехал из города, и где теперь его искать, оставалось загадкой.
Тогда Крут, решил применить другую тактику.
 

Еще во время слежки за Ефремовым, ему естественно было известно, где проживал оперативник. Переодевшись в форму старшего лейтенанта милиции и имея поддельное удостоверение Крут, посетил квартиру майора.
Изменив свое лицо при помощи грима и парика, он выбрал вечернее время и застал дома женщину, которая представилась ему женой Ефремова. Отсутствие опера, было на руку Круту, и он назвался другом оперативника и был весьма удивлен, что его «друг», которого он давно не видел, лежит в больнице.
Серега Крут, жулик со стажем, в прошлом имел уже две ходки на зоны, он тоже, что и Аркан разбирался неплохо в людях и по натуре, был артистичной, незаурядной личностью. Недаром кореша его назвали «спецом» своего дела. Он мог легко и быстро втереться в доверие к человеку и поиметь того в последствии, как ему заблагорассудится.
В нем пропадал театральный талант, постепенно перетекший в криминальный.
Попасть в больницу без направления, было делом трудным, но возможным. Крутов, решил записаться на прием к врачу — специалисту, планируя проконсультироваться у него об истинном состоянии своего здоровья.
Его встретил в своем кабинете, зам. начальника больницы.
Сергей Крутов, показав свое удостоверение врачу, в котором он был вписан, как Севастьянов Олег Петрович, представился инспектором оперативной части районного ОВД. Рассказал свою историю, что был ранен в ногу особо опасным преступником при его задержании, ранение теперь время от времени дает о себе знать.
На самом деле так оно и было, убегая от оперов, на одном из жилмассивов, он был подстрелен милиционером в ногу. Кенты не бросили своего друга и, затащив в «Москвич», скрылись с места преступления. Пуля прошла навылет под коленным суставом и слегка задела кость, он долго ходил, прихрамывая к одной знакомой бабке, которая, так сказать «поставила его на ноги».
Доктор осмотрел бывшую рану старлея и посоветовал тому, сходить в поликлинику и взять направление на лечение, попасть суда, в эту больницу, просто так, было трудно.
Пятнадцать минут приятной беседы с врачом дали положительный результат. Договорились о сумме материального вознаграждения, которое в скором времени перекочует из кармана Крута в стол к замначальника больницы.
И здесь блат делал свое дело. Через три дня, сдав анализы прямо в больнице, Крут лег в палату терапевтического отделения. Без труда он прошел в хирургическое отделение и, умасливая приятными разговорами дежурную сестричку смог заглянуть в регистрационный журнал, где и обнаружил фамилию разыскиваемого опера.
Как позже выяснил Крутов, ранение Ефремов получил в грудь серьезное, пуля застряла в левом легком, едва не задев в сердце, так, что, прими Карзубый маленькую поправочку чуть ниже и левее, не лежать бы сейчас куму в светлой палате, а кормить червей на погосте.
Но ради последнего и пришел сюда, Серега Крут.
В четырехместной палате, кроме майора, лежали еще двое, один уже готовился к выписке, а другого по всей вероятности должны были со дня на день перевести в терапию.
Крутов не показывался на людях, мало ли потом будет свидетелей. Он еще раз посетил, уже знакомую ему медсестру и прошелся по коридору хирургического отделения, заглянув невзначай в палату Ефремова.
Майору, сделавшему операцию, сняли дренажные трубки, и он потихоньку уже вставал с кровати. Унизительное это дело, когда молоденькая медсестра подсовывает под него утку и заправляет в нее его достоинство. Теперь он уже сам может выходить в туалет, тихо шаркая ногами, передвигая их по стариковски. Состояние его было, скажем неважным. Больше всего Ефремов боялся кашля, который отдавался болью в груди и во всех ослабленных мышцах.
Курильщиком он был заядлым, после операции ему еще не так хотелось затянуться сигаретой, но когда увидел мужиков, втихушечку куривших в туалете, попросил сделать пару затяжек. Блаженство разлилось рекой по всему его телу, туман поплыл в голове, обволакивая разум. Больной, давший ему покурить, заулыбался и сказал:
– Что, дружок, цепляет, как будто марихуаны покурил.
– Да, уж,– затягиваясь со смаком, только и произнес майор.
Курить больным в помещении отделения, и в туалете, было строго запрещено, потому курильщики прятались, кто, где может, некоторые, покрепче, выходили на улицу.
Хирург, он же и зав. отделением был строгим человеком, и потому испытывать судьбу больные не решались.
Однажды, Ефремов, имея при себе пачку сигарет, искал место, где бы ему пристроиться покурить.
Днем в туалете, нельзя, идти вниз по лестнице с третьего этажа он еще не мог и тут к нему подошел парень в больничном халате и потянул его за рукав:
– Пойдем, брат, потянем по сигаретке, у меня есть место хитрое.
 И в правду, рядом с дверью туалета, была следующая дверь, в ванную комнату, которую незнакомец открыл ключом.
– У меня сестричка знакомая, так я здесь потихоньку один покуриваю.
Майор обрадовался такому случаю, что можно отвести душу и последовал за парнем, благо в коридоре никого их начальства не было и начался тихий час.
Парнем, оказавшим услугу Ефремову, оказался Серега Крут.
 Пролежав полторы недели в больнице, он освоился и начал обдумывать способы, как ему подобраться к майору. Внимательно понаблюдав за ним с неделю, Крут подбил «клинья» к симпатичной медсестре и однажды в ее дежурство они уединились в ординаторском кабинете.
 Крут обворожил и заласкал девушку, и та, поддавшись сладострастному порыву, не отказала ему в близости.
Оставив Сергея ненадолго одного в ординаторской, заперев дверь на ключ, она пошла, делать ночной обход. Крут тем временем, уже снимал слепок со снятого со связки ключа, от двери ванной комнаты.
Расчет Крута был прост, медсестра при всем раскладе не захочет потом давать против себя показания и будет молчать в отношении его — Крута. Да и завбольницы, взяв на лапу, тоже будет помалкивать, зачем ему терять такое тепленькое место.
А остальное было дело техники. Приготовив шелковый шнурок, оборудованный на концах удобными резиновыми ручками, он намеревался применить знаменитую «Златоустовскую удавку» затянув петлю на горле опера.
И вот, они вдвоем стояли и курили средь бела дня в небольшой ванной комнате. Разговор шел легкий, ни к чему не обязывающий.
 Если со стороны обратить внимание, то встретились два служащих из одной системы МВД, слегка перебрали в памяти некоторые события, и майор заострил внимание на своей трагедии. Он рассказал Круту про бунт, который, по его словам возглавил один зэк, «мразь», который был причислен к ворам в законе.
Рассказал, как в его стреляли с окна второго этажа, из захваченного зэками автомата, и что кроме его зацепило легонько еще одного офицера, как он обрадовался после операции, когда ему сообщили, что Дронов и его сотоварищи были уничтожены меткими выстрелами снайпера.
Крутов внимательно слушал опера и подавлял в себе закипающую волну ненависти, он слушал этого мента и вспоминал Леху Дрона, с которым он буквально две недели назад сидел в бытовке на объекте и разговаривал. Классный был парняга, этот Дрон, бесстрашный и волевой.
«Почту за честь, отомстить за него и удавить этого ублюдка»,– подумал, про себя Крут, а вслух спросил у майора:
– А как звали, этого вора?
– Дронов его фамилия, кормит червей теперь, мразь отпетая… Он резко смолк на последнем слове. Удар кулаком пришелся ему в солнечное сплетение, отозвавшись по всему телу острой, нестерпимой болью.
– Привет тебе от Дрона, с того света,– произнес Крут.
Опер так и не смог сделать вздох, крепкие руки Крута мгновенно затянули петлю удавки на шее Ефремова. Корчившись от боли, и нехватки кислорода он хрипел.
Постепенно тело его расслабилось и, в конце концов обмякло. Крут со знанием дела, обтер все вещи вокруг, к которым бы он мог прикоснуться, надел резиновые перчатки и достал из кармана своего халата тряпочку. Развернув ее, он взял бумажку, расправил ее и положил на грудь опера.
«Так будет с каждым, кто посягнет на жизнь вора в законе», – гласили строки в записке.
Крут прислушался. Был тихий час, все больные спали, сестрички находились в процедурном кабинете. Он тихо вышел, закрыл дверь на ключ и спустился по парадной лестнице с третьего этажа. Зашел в свое отделение, где лежал, взял приготовленную одежду и, переодевшись, вышел на улицу. Прошел по усыпанной щебенкой аллее до хоздвора, прикрывшись листвой от насаженных вдоль забора деревьев, перепрыгнул забор, огораживаемый территорию больницы. Он заранее освободил проход от колючей проволоки.
 По ту сторону забора его уже ждали кореша в легковой машине.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите трогаться!– со смехом произнес Леший,– ну, как все прошло?
– Разрешаю, рядовой Леший, трогай! Все окей!
И машина рванулась с места, поднимая клубы пыли, понеслась в направлении главной магистрали.
Это было второе дело на счету Крута, первое свое убийство он совершил в одном из лагерей, где отбывал срок на строгом режиме.
Он никогда не забудет завхоза отряда, который яро помогал администрации колонии «перевоспитывать» заключенных, мало того, тот по всякому поводу писал докладные записки начальству, по которым заключенных сажали в изолятор и в БУР.
Завхоз втайне от начальства занимался барышничеством, торговал чаем, водкой, «планом» и прочими запрещенными предметами, а может и не тайно? Обычно такие мрази, человеком то его назвать, язык не поворачивается, имеют своих покровителей от лица администрации, которые имеют доход с поставок и продаж.
Просто Крут этого не знал, но понимал только одно, что вся братва стонала под игом этого перевертыша. Говорили, он сам родом с Алтайского края, бывший блатной, а потому знавший всю подноготною о тюремном мире.
Как-то, он круто проигрался в карты, в пылу азарта не рассчитал свои возможности.
 Еще до того, как надеть повязку, он был ушлым пройдохой, за что его даже свои близкие знакомые недолюбливали.
Конечно, проигрыши бывали и раньше, но до поры до времени ему помогала братва, рассчитываться по долгам. Но на сей раз проигрыш был очень крупный, и вместо того, чтобы искать пути расчета с выигравшим каталой, он просто сдал его кумовьям.
Опера поощряли переход блатных из одной касты в другую, т.е. принимали с радостью бывших блатных, понимая, что деваться им некуда, как только сдавать своих и помогать администрации. В принципе это и была одна из ломок отрицательно настроенных зэков в зоновских условиях. Многие опера специально держали такую ситуацию под контролем, не сажая в ШИЗО за игру в карты, а когда назревал скандал между блатными, кумовья находили слабого по духу и способствовали его быстрейшему переходу в лагерь активистов.
Такой кадр ценился, он много мог впоследствии рассказать о внутренних зоновских сходках, о лицах, готовящих побег, и в целом об уголовной обстановке в зоне.
Конкретно Круту часто перепадало от ссученного Рябого, так звали завхоза, он постоянно писал на него докладные, за то, что он отлынивал от работы.
Да таких ущемленных в отряде было большинство.
Последним писком беспредела Рябого, была подлость, циничная гадость, вызвавшая внутреннее возмущение многих заключенных.
К одному пацану приехал на личное свидание больной отец, у того была сумма денег, запрятанная в продукты питания. Каким боком завхоз узнал об этом, осталось тайной, наверное, у него были свои источники информации, раз он оказался в курсе дел заключенных.
Режимники внезапно нагрянули в комнату свидания и произвели шмон, деньги нашли, отца естественно выпроводили, а сына сразу же отправили на пятнадцать суток в ШИЗО. Но когда его вели в изолятор, он многого наговорил лишнего в адрес ментов и козлов, потому хозяин посадил его в БУР. Посаженным в камеру оказался корешем Крута и соответственно, половина денег предназначалась Сереге.
Когда немного утих скандал и стал известен виновник этой истории, Крут решил, что больше терпеть такую мразь в отряде, нет смысла. Следующим может оказаться он, или еще кто — то из братвы.
Крут долго готовился к акции, никому ничего не говорил, одному было сподручнее.
В отряде, на втором этаже находился маленький коридор, из которого по разные стороны располагались две двери, ведущие в спальные секции.
Вечером, когда производился отбой, завхоз выходил в коридор и выключал свет в секциях, правда оставляя гореть тусклые ночники.
В этот раз свет погас полностью, Рябой вышел в коридор, и помещение отряда погрузилось во тьму. Никто ничего не заметил, но с коридора доносились не членораздельные звуки.
 Вопль ночного дежурного раздался по истечении пятнадцати минут, после того, как погас свет, он поднимался наверх с первого этажа.
Когда включили свет, то увидели Рябого, лежащего в луже собственной крови. На шее у него тянулся рваный, окровавленный след, горло было перерезано.
Опера и режимники так и не смогли по горячим следам найти убийцу завхоза.
Спустя месяцы об этом случае уже стали забывать, но только не забывали об этом активисты, либо они ходили по несколько человек, либо уже так не борзели, особенно когда им нет-нет, да напоминали о приговоре, вынесенном, тайным мстителем.
Круту лестно было слушать от братвы и мужиков, когда они отзывались о таинственном исполнителе, как о благородном и бесстрашном босяке.
Вот и в этот раз, как он сам считал, ему выпала благородная миссия удалить с белого света ползучую тварь, в образе деспотичного зоновского опера.
Он только мог догадываться, какие беспрецедентные меры предпримут розыскники, переворачивая все кверху дном.
Аркан, был очень доволен прошедшей акцией. Репутация Крута, резко возросла в глазах вора, теперь он точно знал, что рядом с ним находится такой человек, которому бы он мог доверить многое.
На случай, если все — таки опера пойдут по верному следу, Аркан организовал командировку Сереге Круту в Ташкент, к своим корешам, а заодно и опытом обменяться. Заручившись поддержкой других воров в законе, Аркан объявил, что Серега Крут будет три года ходить в положняках, по истечении этих лет его, при поддержке воров, на сходке коронуют и объявят вором в законе.

 
 
 
Глава 45
 
ВОЗМЕЗДИЕ УБИЙЦЕ
 
Прошло восемь месяцев, после событий, связанных с убийством опера Ефремова.
Стоял солнечный, майский день.
Для ребятишек, учащихся в школе, это была самая счастливая пора, конец учебного года.
Десятилетняя девочка, по имени Даша, закончила четвертый класс и благополучно перешла в пятый.
Со своей подружкой Лизой они частенько гуляли в лесопосадках. Невысокие сосенки и ели стройными рядами тянулись на протяжении нескольких километров вдаль и вширь, от школы недалеко, тем более автобус довозил буквально за считанные минуты.
В этот день, Лиза не смогла пойти вместе с подружкой, и Даша одна решила пойти за город.
Причин для беспокойства никогда не было, подружки гуляли вдоль посаженный елей и сосенок, и могли себе позволить лечь на сухую траву. Иногда они покупали лимонад и печенье и устраивали пир на траве. Кругом тихо и красиво, никто не мешал девочкам предаваться детским мечтам.
Даша углубилась в лесонасаждения и, выйдя на тропу, по которой обычно люди ходили к пруду, расположенному километрах двух от главной дороги, ей показалось, что до пруда идти слишком далеко, и в раздумьях, «идти или не идти?», остановилась.
 Она не заметила, как со спины к ней подошел молодой мужчина, лет двадцати семи и окликнул ее.
 Даша вздрогнула от неожиданности.
– Что, девочка, заблудилась?
На вопрос мужчины она промолчала.
– Ты что, такая неразговорчивая. Куда путь держишь?
– Я, иду на пруд,– сказала она, осматривая незнакомца.
– Пруд! А разве здесь есть пруд?
– Есть, конечно, даже два, один недалеко, а другой подальше.
– Интересно, а можно и мне с тобой пойти туда?
 Но увидев, как замешкалась девочка, он успокоил ее.
– Не бойся меня, мне нужно пройти на кладбище. Знаешь туда дорогу?
Даша слышала, что где — то здесь есть кладбище, но точно сказать не могла, она пожала плечами.
– Ну ладно я, пожалуй, пойду,– сказал он, как бы направляясь в левую сторону,– там спрошу у кого-нибудь.
Даша расслабилась, и уже не так чувствовала себя напряженной в обществе незнакомого ей мужчины.
Она все же решила, как — то помочь ему.
– Пойдемте со мной до пруда, а там повернете налево, мне кажется там где — то могилки.
И они не спеша направились по широкой тропе, о чем-то разговаривая.
На следующий день вся территория, прилегающая к двум прудам, тщательно осматривалась работниками милиции и помогающими ей гражданами.
Вчера вечером от родителей десятилетней девочки поступило заявление в милицию о пропаже ребенка. Всю ночь отец с матерью и родственники пропавшей девочки ходили по окрестностям школы и дома, пытаясь разыскать девочку.
Только утром милиции удалось опросить людей, и следы пропавшей девочки вывели к лесонасаждениям. Розыскная собака взяла след, который привел розыскников к одному из прудов. Неподалеку от воды, между насаждениями сосен была обнаружена измятая трава, и тут же виднелись капли крови. Затем собака потянула поводок к воде и, достигнув ее, заскулила. Закружилась, и села, виновато глядя на своего хозяина, но давая понять, что там, в воде, что — то есть.
Вызванные водолазы обнаружили в метрах пяти от берега труп утонувшей девочки.
Собака взяла еще один след, который привел ее к дороге, но там след обрывался.
Опросили всех хозяев домов, расположенных недалеко, оперативникам посчастливилось найти очевидца, который показал, что видел маленькую девочку с каким — то парнем, они направлялись к прудам. По составленному фотороботу оперативно удалось вычислить и выйти на преступника.
Его взяли через два дня, рано утром, как говорится, еще тепленьким, в постели.
Сначала он запирался, отказываясь от предъявленных ему обвинений. Ни в какую не хотел говорить, но когда экспертиза выявила в теле убитой девочки частицы мужского семени, и было доказано, что она принадлежит убийце, он дал первые показания.
Им оказался ранее судимый, за изнасилование и недавно вышедший из колонии по отбытии срока наказания, гражданин Пушаков. Насильник снова взялся за старое, теперь он предпочел девочку — подростка, можно сказать еще ребенка. Первой его жертвой оказалась молодая девушка, которую он провожал когда-то с танцев, и изнасиловал поздно вечером за заброшенными сарайками, но тогда он оставил ее в живых.
Он отвечал сбивчиво, постоянно путаясь в собственных показаниях, пускал слезу, пытаясь разжалобить следствие. В конце концов, сник, и отдался на власть следователей, полностью очистив свою подлую душонку.
В тюремной камере, куда он попал, заключенные не сильно интересовались его похождениями на воле. Тем более он всем «вешал лапшу на уши», что является жертвой сфабрикованного дела, но это будет длиться до получения на руки обвинительного заключения.
 Все же ему пролезло, тайной осталось его истинное преступление. Следствие длилось долго.
У этой сволочи, нашлись покровители и заступники, не способные осудить этого изверга морально, покусившегося на жизнь маленькой девочки.
Суд приговорил его к пятнадцати годам, вместо того, чтобы лишить его жизни.
Родители девочки горевали и не могли понять, почему судья не согласилась с доводами прокуратуры, которая требовала для поддонка смертную казнь.
Безрезультатны оказались и жалобы и пересуды.
В конечном счете, родители смирились со своей участью и отчаялись искать справедливость в вышестоящих инстанциях.
Его осуждение пришлось как раз на время суда над бунтовщиками.
 
Однажды, придя с прогулки, насильник заметил, что под его подушкой лежит треугольник, напоминающий собой знак «Осторожно, высокое напряжение», на желтом фоне, зигзаг черной молнии. Он не придал этому значение и выбросил знак в урну для мусора.
Прошла неделя.
В один из дней его вывели из камеры в спецчасть, для подписания им документа и буквально на следующий день он почувствовал себя неважно, ему показалось, что у него поднялась высокая температура. Когда заключенных из его камеры повели на прогулку, он попросил дежурного, чтобы его оставили, по причине недомогания.
Через минут пятнадцать, двери приоткрылись, и в камеру тихо, без шума проскочили два человека, в черной рабочей одежде, голову, рот и нос закрывали черные повязки.
Насильник вскочил и сел на шконке, но ему уже заткнули рот рукой, одетой в кожаную перчатку.
– Ты получил желтую метку неделю назад?– спросили его.
Он несколько секунд подумал и кивнул головой.
– За изнасилование, надругательство и убийство десятилетней девочки, мы приговариваем тебя к смерти.
Насильник вытаращил глаза и что-то замычал, пытаясь высвободить рот.
Умелыми и быстрыми движениями, им удалось скрутить его руки. Один из исполнителей зашел сзади приговоренного и сделал захват руками в области солнечного сплетения, сдавил его грудную клетку в смертельных объятиях. Другой крепко держал рукой рот, чтобы насильник не издавал звуков, туман быстро поплыл перед глазами подонка, и он задергался в предсмертных конвульсиях.
Они усыпили его подобным образом, второй же, крепко держал руку, зажав ею рот и нос одновременно, и держал до тех пор, пока насильник не перестал шевелиться.
Все было кончено, они уложили труп на шконку, уткнув его лицом в подушку и, также тихо вышли из камеры.
Когда заключенные вернулись с прогулки, то увидели мирно спящего сокамерника, который проспал до самого ужина. Его толкнули в бок, чтобы поднимался поесть, но он не шелохнулся.
Перевернув его на спину, сокамерники увидели бледное лицо с широко открытыми глазами, остекленелыми, мутными, не подающих признаков жизни.
Заключенные постучали в дверь и вызвали дежурного.
Пришел врач, осмотрел труп и сказав что — то пришедшему ДПНС[200] послал за санитарами.
         Первое, что мог сказать врач при осмотре, это подозрение на сердечный приступ.
Быстро, и поверхностно проведенная экспертиза не выявила точных показателей удушения, и в конечном результате было дано заключение: общеасфиксических признаков при исследовании трупа обнаружено не было, причиной смерти явилась очень высокая температура, вследствие чего, больной потерял сознание и уткнувшись лицом в подушку, задохнулся.
         Потом уже стало известно, что за тип сидел с заключенными в одной камере, и как это информация о преступлении этого подонка не дошла до заключенных в свое время.
Но многие посчитали «Ну сдох, скотина, туда ему и дорога и возни с ним меньше».

 
 
Глава 46
 
УНИЧТОЖИТЬ, ЗНАЧИТ УБИТЬ!
 
Чтобы события этой книги вплетались в конструктивное построение, читателю придется снова вернуться немного в прошлое.
Нам известен некий лейтенант, оказавшийся во время бунта заложником у заключенных и давшего показания в пользу Воробьева.
Нужно добавить, что зовут его Анатолий, фамилия Брагин.
 
…Примерно два с половиной года назад по протекции своего родного брата Брагина Сергея, Анатолий сменил свое прежнее место службы и работал в следственном изоляторе.
Сергей тем временем находился в должности старшего инспектора оперчасти СИЗО.
Анатолий принципиально не сошелся во взглядах с коллективом надзирателей и сотрудников различных служб. Он ничего не имел против обысков, сопровождения и поддержания порядка с режимной точки зрения подследственных и осужденных, но методы работы его коллег, порой ставили Анатолия в тупик.
Если уж рассуждать откровенно, то ему противно было смотреть, как сослуживцы обкрадывают и без того неимущих заключенных, некоторые даже скатывались до того, что во время шмона в камерах, забирали из шкафов продукты питания, к примеру, колбасу или еще какие «деликатесы». Или взять вещи зэков, которые под шумок обыска оказывались изъятыми некоторыми нечестными на руку охранниками. Заключенные и сами готовы променять центровые вещи на чай или табак, но зачем охранникам платить арестованным, когда можно просто изъять.
Работал в тюрьме в то время пожилой старшина, любивший производить обходы и поверки по камерам со своей любимой овчаркой, кличка, ее была Акбар. Дело доходило до абсурда, чтобы покормить своего пса, он открывал камеру и во время завтрака заключенных, первым запускал Акбара.
Тот, естественно рвался к столу, все арестанты кидались в рассыпную, а служебный пес тем временем собирал с арестантского стола все деликатесы, колбасу, мяско, хлеб он не хватал, ему и без того хватало вкусного.
Даже не извинившись за пса, старшина отбывал в другую камеру.
Анатолию был не по душе этот номер с собакой, и не только…
 Много несправедливости он видел в стенах тюрьмы со стороны охранников, иногда ему приходилось присутствовать при избиениях людей. Некоторые смены отличались жестокостью по отношению к заключенным, к примеру, выводили провинившуюся камеру в коридор, и посадив всех на корточки, приказывали передвигаться вдоль стены. Если кто из зэков приподнимал спину или привставал с корточек, то сейчас же получал по шее или спине удар дубинкой, вот так и гоняли по коридору бедолаг, пока кто — нибудь не валился без сил на пол.
Еще он обратил внимание на одного старшину, которого арестанты за глаза прозвали «Гыча», за его умение бить по шее сжатой почти в кулак ладонью руки. Перед тем, как бить, старшина, как заправский палач заставлял наклонять голову и закрывать глаза ладонями рук, это делалось на тот случай, чтобы глаза не выпрыгнули из орбит.
Иногда он наносил удар с такой силой, что раздавался хлопок и заключенный падал на четвереньки. Сослуживцы в шутку говорили «Гыча опять свои удары отрабатывает».
 Анатолий как — то сделал ему замечание по этому поводу, на что тот ответил:
– Товарищ лейтенант, если все здесь будут любезничать с арестантами, то они непременно сядут нам на шею.
Запомнил Анатолий «работу» и еще одного циничного капитана из режимной части, его непосредственного начальника, которого за глаза прозвали «Кайфушником», его излюбленными ударами были «кайфухи». В принципе они ни чем не отличались от ударов «гычи», но наносились в область шеи и скулы, туда, где проходят нервные связки. От такого натренированного удара, человек, принимавший его, на некоторое время терял память и валился с ног. Между себя охранники поговаривали, что капитан неоднократно выбивал челюсти и даже ломал их.
Анатолий принципиально не принимал участие в расправах, в его понимании, такие методы считались сатраповскими, издевательскими. Может потому сослуживцы, и считали его «белой вороной», но из уважения и боязни к его брату, помалкивали.
Конечно, находились и те, кто в открытую предлагал ему, перейти на другую работу, или вообще сменить специальность. Анатолий понимал, что такое предложение, он, конечно, примет, оставался один вопрос — дело во времени.
Последней каплей, был случай, произошедший при обыске, вновь прибывших людей в СИЗО.
Старший сержант Звягинцев надзирающий за заключенными, тщательно обыскивал одежду и вещи, и вдруг обратил внимание на татуировку, наколотую на руке у одного парня. Сержант выразил недовольство по поводу наколки, потому, как она была направлена на оскорбление тюремной охраны. Парень спокойно ответил, «Что это его личное дело, что и, где колоть».
Звягинцеву не понравился ответ, и завязалась словесная перепалка между ними, переросшая в выяснение отношений. Вытащив в коридор парня, сержант и еще двое его сослуживцев стали избивать его, затем уволокли в комнату, где им бы никто не помешал продолжать «воспитывать» арестованного.
Анатолий попытался открыть дверь, но охранники заперли ее изнутри, за дверью стояла отборная ругань и слышны были удары. Анатолий, имея выше звание, приказал им открыть замок, после чего дверь внезапно открылась, и озверевший Звягинцев толкнул Брагина в грудь, Анатолий отлетел к противоположной стене и ударился об нее головой.
Что, самое интересное, ДПНС и оперативный работник, майор, принимавших вновь прибывших, даже бровью не повели, чтобы выправить положение.
На следующий день, Брагин подал обстоятельный рапорт на имя начальника СИЗО, но тот, почему — то обвинил его в сочувствии к уголовникам и чрезмерном потакании им.
Вечером на квартире состоялся разговор с братом Сергеем.
Выслушав его, Сергей сказал:
– Толя, я понимаю, что ты остро переживаешь недостойное поведение сотрудников СИЗО и несправедливый подход к такой проблеме, как неправомерное наказание заключенных.
– Да оно не просто недостойное, оно преступное! Возмущался Анатолий,– кто им дал право, так избивать арестованных? В уставе, в инструкциях разве прописано, что нужно издеваться, бить, оскорблять людей.
– Толя, я полностью тебя поддерживаю и готов спорить с кем угодно, что ты прав, но ты же понимаешь, что существует другая сторона дела, не все работники могут выдержать в таких условиях, происходят срывы.
– А почему я выдерживаю, почему ты имеешь свои подходы и методы работы в оперативном деле, а, к примеру, капитан Ермолов не хочет мозгами думать, только и делает, что перегибает палку. Просто я смотрю, здесь подобралась очень «хорошая» команда, где все видят, что происходит, но никто не хочет об этом говорить.
– Толь, ну ты же помнишь, когда переводился к нам с другой работы, я тебе вполне обрисовал картину, что тебя ждет, с твоим характером, и ты в принципе был согласен со мной.
– Да, конечно, я все помню, и то, что ты отговаривал меня, и о причине, по которой я пришел сюда работать.
Анатолий замолчал. Промолчал и Сергей. Они оба прекрасно знали, о чем сейчас шел разговор, и какая трагическая история послужила поводом для смены службы Анатолия.
 До того, как он пришел работать в СИЗО, служил в МВД в подразделении внутренних войск в звании лейтенанта, и вскоре приказом был переведен в данное учреждение, а поводом послужили трагические обстоятельства, произошедшие полгода назад.
Анатолий женат на молодой, симпатичной женщине, которую звать Елена, у них растет дочь Женечка, ей исполнилось девять лет.
В тот злополучный день, после которого их жизнь приняла совершенно другой оборот, они ждали ребенка со школы. За окнами уже смеркалось, а Женечки все не было. Родители забеспокоились, и Анатолий пошел на улицу. «Может с подружками заигралась»,– подумал он.
Но подружки, одноклассницы, сказали, что Женя пошла в магазин после школы и они ее больше не видели. Прождав еще два часа, родители совсем, потерявшие покой, позвонили брату Анатолия, Сергею, тот решил вопрос с ходу.
 В местном РОВД у него были старые связи, и потому к розыску девочки уже подключились сотрудники милиции и оперативники отдела. Поиски длились до ночи, пока звонок из больницы не прояснил ситуацию.
В Центроградский РОВД звонила дежурный врач из городской больницы, к ним поступила маленькая девочка в очень тяжелом состоянии. В данный момент она находится в реанимации, и там работают опытные врачи — хирурги.
 Можно понять состояние родителей, они незамедлительно направились в больницу, там уже находились работники прокуратуры и следственного отдела, но ничего конкретного они пока не могли сообщить. Врач и следователь отозвали Анатолия в сторону и, щадя мать девочки, которую оставили в неведении, рассказали ему о состоянии дочери.
Женя находится в очень тяжелом состоянии, по всей вероятности она была изнасилована и брошена на одной из окрестных строек многоквартирного дома.
Повреждены внутренние органы, ребенок до сих пор не приходил в себя.
Анатолий, едва сдержал себя, чтобы не рвануться к дочери в реанимационную палату, Лена с ужасом смотрела на него, он не знал, что сказать ей.
Обстановку разрядил Сергей, он подошел к Елене и успокаивая ее, объяснил:
– Леночка, дорогая, не волнуйся, все будет хорошо, заигрался ребенок на стройке, упала со второго этажа на строительные леса, врачи сейчас сделают все возможное, ты крепись.
Затем к ней подошел Анатолий, обнял ее за плечи и усадил на скамью, он долго утешал ее, сам едва сдерживал слезы.
Сергей подошел к людям в форме, ему объяснили, что на месте происшествия работает бригада криминалистов, что кинолог с собакой продолжает осмотр стройки, свидетелей пока нет. Дай Бог, девочка придет в себя, может она поможет следствию.
Два дня пришлось ждать этого момента, когда очнется Женя, два дня врачи боролись за ее жизнь. Была сделана сложная операция и врачи не давали никаких гарантий на успешный исход, теперь была только одна надежда, на здоровье самой Женечки. Двое суток мать с отцом, дежурили попеременно возле ее кровати, мысленно моля Всевышнего, чтобы он помог их родной доченьке вернуться к ним. Елена уже знала всю правду, дальше скрывать от нее не было смысла.
У Анатолия в голове роились мысли. «Только бы найти эту сволочь, я даже не знаю, что бы я с ним сделал, какую кару бы ему придумал. Хорошо бы самому его найти, он не уйдет от меня живым, но где его искать? Может Сергей поможет, у него опыта больше в этих делах».
Когда Женя пришла в себя, родители немного успокоились, но успокоение опять сменилось тревогой и переживанием. Дочка плакала, она еще не могла свыкнуться со своим состоянием и потому все время звала маму, чтобы она оградила ее от жутких воспоминаний.
Помогали врачи, ставили девочке укол с успокоительным, но как только действие укола проходило и в сознании ребенка снова всплывала жуткая картина происшедшего.
Лена ни на минуту не покидала дочь, всегда была рядом, и на любое реагирование ребенка она отзывалась материнской заботой и нежностью.
По первым оперативным действиям, милиции не удалось напасть на след насильника, не было свидетелей, кто бы мог видеть девочку, заходящую на стройку.
Розыск преступника продолжался, опрашивались все местные жители, собиралась по крупице информация, но все было безрезультатно.
Чтобы опросить девочку, об этом даже и не могло быть речи. Едва только стоило прозрачно намекнуть родителям, как они сразу становились в позу. Да и понятно, какой может быть опрос в таком состоянии девочки.
Здесь было необходимо помочь ребенку с психологической точки зрения. Лена наотрез отказалась от подобного предложения. «Стыд то, какой, еще посторонние люди будут лезть ребенку в душу, да и зачем кому — то еще знать о подобном преступлении».
Только спустя месяц Женечка смогла кое — что рассказать, она призрачно вспоминала квартиру, куда ее привел незнакомый «дядя», еще она помнила, как какая -то женщина ставила ей укол в руку, а потом — сплошной туман в голове. Память обрывками воспроизводила картинки: снова мужчина, только уже другой, наваливается на нее всем весом, ее куда — то ведут. Стройка, ее поднимают вверх по лестнице и все… Дальше она уже ничего не помнила.
Прошло полгода.
Результаты поиска преступника, были нулевые. Сама Женечка не могла дать словесный портрет негодяя, она очень смутно помнила лицо человека, который обманным путем повел ее куда-то в глубь дворов, подальше от людских глаз. Следствие продолжало топтаться на одном месте, экспертиза выявила препарат, который ввели девочке, им оказался быстродействующий наркотик.
 Анатолий понимал, что только один шанс из тысячи, мог помочь им поймать насильника, и этим шансом могло быть только опознание преступника, но как его найти в огромном городе? Как найти ниточку, которая бы привела к преступнику?
Хоть и говорят, «Чудес на свете не бывает, а бывают только случайности». Анатолию было все равно, чудо это или случай, но факт был фактом — они с дочерью столкнулись с ним в холле кинотеатра.
Был воскресный день, Анатолий решил сводить свою дочь в кино, и они встали в очередь в билетные кассы. Вдруг Женя забеспокоилась и смотрела в одну точку, не отводя взгляд.
Отец уловил ее взор и спросил:
– Женя, что с тобой? Кого ты там увидела?
 Дочь оторвала взгляд от человека, который стоял спиной к ним, и смотрел в окно.
– Папа, мне кажется — это он,– заявила она и прижалась к отцу.
– Я не понимаю, Женя, кто он? Потом перехватив встревоженный взгляд дочери, он каким — то седьмым чувством догадался, о ком идет речь.
– Женечка, доченька, ты уверена, что это именно -«Он»?
Она потянула отца чуть в сторону, чтобы было лучше видеть лицо человека и, утвердительно кивнула головой. Анатолий заметил, что по щекам ребенка скатываются слезы. Он прижал ее к себе и стал лихорадочно соображать «Что предпринять, как поступить? Как сообщить милиции, не поднимая шума? Или дать знать Сергею о встрече. Ну, о чем я думаю! Преступник в любой момент может покинуть здание кинотеатра. Если он пришел смотреть фильм? Да, ага! Будет он на детском сеансе фильмы смотреть. Скорее всего, зашел отогреться или кого-нибудь ждет» – думал про себя Анатолий. Сам же, не переставал подбадривать дочку, потихоньку трогая ее плечо своей рукой.
– Женя, ты ведь у меня уже большая девочка,– обратился он к дочке, и они отошли в сторонку,– давай попробуем с тобой поиграть в сыщиков и разбойников. Представь, что «Он»,- это нехороший человек, но нам с тобой необходимо выследить, куда он пойдет, и чтобы «Он» этого не заметил, мы не должны подавать виду, что смотрим в его сторону.
Женя подключилась к этой игре, приняв предложение отца, она успокоилась и перестала плакать.
 Подозреваемый еще немного постоял и вышел на улицу, по его виду можно было предположить, что он действительно кого — то ждет.
Стояла зима и мороз пощипывал лицо и руки, заставляя его двигаться.
Через несколько минут к нему подошла молодая девушка, улыбнулась ему и, они направились, по всей видимости, к автобусной остановке.
 Анатолий взял за руку дочь, и они поспешили за молодым мужчиной и девушкой. Подошел автобус, они с дочерью вошли в передние двери, преследуемые ими люди, в задние двери.
Проехав пять остановок, мужчина и девушка сошли на остановке «Бани», Анатолий с Женей последовали за ними.
Мрачные мысли дочки по дороге развеялись. Вела она себя спокойно и продолжала «игру», которую предложил папа. Они вошли во двор семиэтажного дома, старой постройки и отец попросил Женю постоять минутку возле одного из подъездов, а сам тихо вошел в соседний подъезд, куда вошли мужчина и девушка. Он услышал, как закрылись двойные дверцы лифта, который отправился наверх.
Анатолий поспешил подняться по лестнице, лифт остановился на пятом этаже и вышедшая из него парочка подошли к квартире, к той, что была с правой стороны. На звонок, дверь открыли и преследуемые им люди, вошли в нее.
«Тридцать четвертая»,– отметил он про себя и спустился во двор, где его ожидала дочь.
Когда они вернулись домой, он немедленно позвонил брату и тот через час был уже у него дома.
Уединившись в зале, они принялись обсуждать результат Толиной слежки.
 У Сергея был опыт оперативной работы еще по Райотделу, да и в тюрьме это умение не прекращалось ни на минуту.
Помнится, как он быстро и грамотно раскрыл уголовное дело подследственного Синичкина, по одной найденной в запретной зоне записке.
 Но здесь совершенно другой случай, изобличить насильника, только по утверждению ребенка, было крайне тяжело, в любом случае он не станет сознаваться. В данной ситуации, поможет только экспертиза и то при наличии самого преступника.
Анатолий же повел разговор так, что он категорически против подключения к слежке оперов и аресту ими преступника.
– Толя, я не понимаю тебя, вдвоем мы его не сможем изобличить, да и ребята из оперов нам как нельзя помогут.
– Подожди, Сереж, давай попробуем сами решить эту задачу, я хочу, чтобы это животное само призналось мне в этом преступлении.
– Ты плохо разбираешься в преступниках, здесь нужны неопровержимые улики и доказательства к его причастности к данному преступлению, результаты экспертизы и показания Женечки, вот доказательная база.
– А если мы сами это сделаем?
– Куда ты клонишь?
– Разве ты еще не понимаешь, что эту мразь осудят и дадут ему максимум пятнадцать лет, а я не хочу, чтобы он жил среди нас, чтобы он продолжал дальше заниматься своим мерзким делом.
 Сергей внимательно посмотрел на брата и, покачав головой сказал:
– Пятнадцать лет, это огромный срок, по крайней мере, за его преступление его могут самого изнасиловать. Попади он в тюрьму, я сделаю все возможное и невозможное, чтобы эта тварь не вылезала из — под шконки весь свой срок, вот это я тебе точно обещаю.
– Но он все равно выйдет и будет продолжать насиловать, или хуже того — убивать,– не унимался Анатолий.
– Вот, вот, и я об этом, дай Бог накопаем, может за ним еще какие дела найдутся и он замешан в более серьезных преступлениях.
– Куда еще серьезнее.
– Но, во всяком случае, первые пятнадцать он не вылезет из колонии.
– Ты меня не убедил,– упорствовал Анатолий.
– Ты что, брат, решил самосуд устроить, ты понимаешь, чем все это может закончиться для тебя, ты сам сядешь на скамью подсудимых Ты, что захотел поменяться ролями со своими подопечными? И вообще, неужели ты думаешь, что убийство одного подонка остановит других.
– Сережа, вот как раз я пытаюсь тебе доказать, что не остановит. Это ты проснись, брат! Ну — ка вспомни Юргу, Кемеровскую область, как один ублюдок работал водителем у прокурора, а в свободное от работы время подсаживал голосующих молоденьких девушек.
Сколько тогда он погубил их?
– Ну, по — моему, троих, а четвертая чудом осталась жива и опознала насильника — убийцу,– вспомнил Сергей,– я даже фамилию прокурора до сих пор не забыл, хотя нам с тобой было тогда лет по восемь — девять, Караев его фамилия, точно.
– Вот именно.
– Но насильника же расстреляли тогда.
– Но девушек уже не вернуть.
– Толя, я, конечно, понимаю тебя, как отца, и просто как порядочного человека, но пойми и ты меня, суд Линча отменен давно и самосуды чреваты уголовными наказаниями.
Сергей смотрел на брата, потупившего свой взор, и немного смягчился:
– Хотя, Толь, представь мне доказательства вины преступника, и скажи, что он завтра изнасилует и убьет маленькую девочку, я бы сам придушил эту мразь, без суда и следствия.
– Дорогой брат,– обратился он к Сергею,– с тобой или без тебя, я все равно раскрою его подлую душонку, я принял решение, еще тогда в палате, когда мы с Леной не имели ни малейшей надежды на то, что Женечка выживет, я вынес свое постановление, найду сволочь и казню его сам.
– В неловкую ситуацию ты втягиваешь меня, братишка, выходит ты, поставил меня перед фактом предполагаемого преступления и ждешь: либо моего согласия, участия, или, по крайней мере, невмешательства. Правильно я тебя понял?
– Нет, Сергей, после смерти наших родителей, ты мой самый близкий человек, оставшийся из нашей семьи и подставлять тебя под удар, не входит в мои планы. Я хотел с тобой просто поделиться, своими соображениями, но от совета, и твоей профессиональной помощи я не откажусь.
–Толя, пойми ты, ну отомстишь ты этому выродку, а что потом? Встретится на твоем пути еще такой же гад, и что? Ты пройдешь мимо?
– Не пройду, если государство не может покарать этого выродка смертью, я сделаю за него этот акт.
– Но кто дает тебе такие полномочия, ты ведь не в исполнительной тюрьме работаешь и ты не сам Всевышний, чтобы давать и забирать человеческие жизни.
– А разве они вправе отнимать жизни у детей и прочих людей?
– В нашей стране преступление за убийство карается смертью, так выходит государству и решать, казнить преступника или миловать, мы с тобой не вправе вершить человеческие судьбы.
– Я за справедливый суд, и даю тебе слово, если наше государство не сможет объективно разобраться и судить изверга, я постараюсь довести это дело до логического конца.
– То есть, огласить приговор и привести его в исполнение.
– Да, ты правильно говоришь, преступнику, который заслуживает смертной казни, не место на этом свете.
– Ладно, Толя, так мы можем бесконечно вести полемику на эту тему, давай все прения отложим на завтра, утро вечера, мудренее. Завтра я скажу тебе о моем окончательном решении, и мы поставим точку в этом вопросе. Медлить, конечно, с преступником нельзя, помнишь поговорку нашего отца «Промедление — смерти подобно»
Сергей был старше Толи на полтора года, и в семье ему приходилось присматривать за братом, в принципе, разница в возрасте небольшая, но Сергей отличался сообразительностью и решительностью.
Если приходилось в школе улаживать конфликт между сверстниками, Сергей всегда заступался за брата и вставал на его защиту. Отец воспитывал мальчиков в послушании к старшим и уважении к друг другу, в то время он работал в уголовном розыске в звании старшего лейтенанта.
 Сергей характером пошел в отца, такой же коммуникабельный, целеустремленный и решительный. Анатолий больше был в свою мать, более спокойный, но у него было обострено чувство справедливости, гены и воспитание сделали свое дело.
Переехали они всей семьей в город N-ск из небольшого города в Кемеровской области.
 Прошли годы, родители умерли. Дети пошли по стопам отца, Сергей теперь оперативный работник, а Анатолий служил в охранном подразделении ВВ. в режимной части.
Сергей жил один, с женой он развелся два года назад, не сошлись в характерах и проживал один в однокомнатной квартире. Анатолий жил с семьей в двухкомнатной, доставшейся им от родителей.
До позднего вечера Сергей раздумывал над словами брата. Зная его характер и стремление доводить дело до конца, он понимал, что Толя не отступится от своего решения.
«Но как вразумить ему, поступить иначе, как ему объяснить, что его идея тупиковая, ведь пройдет время, залечатся раны и все постепенно забудется. Если он совершит казнь над преступником, то будет повязан на всю жизнь этим событием. Соблазн наказывать снова и снова, может перерасти в потребность совершать подобные поступки, но государство так не думает, для него они, что насильник и палач, устранивший его, оба являются законоотступниками.
Нет, я должен уговорить брата, или хотя бы предложить ему альтернативное решение, но как-то увести его от подобной идеи, завтра я постараюсь убедить его».
Рано утром, Анатолий сам приехал к брату и они продолжили вчерашний разговор.
– Толя,– обратился к нему Сергей, – давай отбросим упрямство и скоропалительность и будем спокойно, не торопясь рассуждать. Одному тебе будет трудно довести свое дело до конца, тебе обязательно нужен помощник, у нас с тобой впереди уйма времени, чтобы обдумать все как следует. Твоя идея, бороться с подонками и насильниками заслуживает уважения и понимания. Но пойти против государства! Извини, здесь нужно все глубоко продумать.
Чем ты лично можешь обосновать свои предполагаемые действия — ненавистью, нетерпимостью, отвращением к подобным преступникам? Пойми, если ты изберешь эту дорогу, то назад возврата уже не будет. Мне, как твоему брату, тоже придется принимать какое — то решение, либо идти с тобой рядом по жизни, либо отказаться от тебя, как от брата. Ты прекрасно понимаешь, что я учусь в юридическом институте и принять для себя какое — либо решение, это серьезная ответственность.
Анатолий слушал брата и пока не мог понять, согласен он помочь ему, или снова будет склонять его к благоразумию.
– Я пришел к выводу, что конкретное дело, все — таки стоит расследовать и подойти к нему с профессиональной точки зрения,– продолжал Сергей,– подожди, не перебивай меня, я все объясню,– сделал он жест рукой, видя, что брат собирается воспротивиться его решению.
– Сейчас необходимо установить слежку за квартирой, выявить преступника и все его связи, у нас на него пока мало доказательств, опознание дочери и экспертиза, надолго определят дальнейшую судьбу этого подонка, но я глубоко убежден, что подобный фрукт имеет за своими плечами немало таких эпизодов. Я постараюсь связаться со знакомыми следователями, и мы поднимем старые, похожие уголовные дела. Может быть, образуется цепочка и нам удастся раскрыть еще темные его делишки.
– Я так надеялся, что ты мне поможешь,– произнес с сожалением Анатолий.
– Я и помогаю тебе! Толя, не обижайся, но в оперативных и следственных мероприятиях, ты плохо, что соображаешь. Допустим, мы с тобой его выявим и предъявим ему обвинение, а он возьмет, и откажется, и что мы тогда будем делать? Мы вынуждены будем его отпустить, а он затихнет, уйдет на дно, зная, что за ним ведут слежку, или того хуже, скроется из города и тогда ищи свищи его по всей стране.
Нам просто необходимо узнать, что это за квартира, кто ее хозяйка, и та девушка, с которой он встретился?
Если нам удастся зацепиться за эту ниточку, то клубок постепенно распутается, и я тебе даю рубль за сто, что за этой тварью имеются еще преступления. Мы закроем его надолго и я тебе обещаю, что тюрьма для него покажется спичечным коробком от нехватки места и кислорода, я создам ему такие условия, что он будет молить Бога, чтобы уйти с этого света поскорее. Пусть этот подонок знает, за что страдает и принимает соответствующие муки. Вот сам рассуди, ну казним мы его, отведем душу, а все его жертвы останутся со своими проблемами и душевными ранами, они даже и знать не будут, что его уже нет в живых.
– Так можно как — то сообщить им об этом.
– Ага. Придешь к Женечке и скажешь «Доченька, твоего насильника уже нет в живых, мы с твоим дядей его хлопнули, как муху». Поверь, это звучит, по крайней мере, бессердечно по отношению к ней, напоминая ей об этом изверге.
Другой аспект, если милиции станет известно, что кто-то убил его, ведь есть труп, есть и преступление, которое правоохранительные органы обязаны, будут раскрыть. Как прикажешь выстраивать оправдательную базу?
– Ну, хорошо, что ты конкретно предлагаешь? – уже начал соглашаться Анатолий с доводами брата.
Сергей облегченно вздохнул. «Наконец — то, лед тронулся»,– подумал он.
– Мне нужно время, чтобы узнать о нем все подробности, а именно проследить за ним.
– Я помогу тебе в этом.
– А кто за нас будет работать? Ты понимаешь, что слежка требует и времени и средств.
– У меня есть деньги.
– Подожди, о деньгах еще рано, сначала я узнаю все о хозяйке квартиры, а потом будет видно, подключать официально уголовный розыск или вести дальше собственное расследование.
– Хорошо Сереж, я согласен, я полностью доверяю тебе и готов кое в чем с тобой согласиться.
Сергей улыбнулся и еще раз облегченно вздохнул. «Значит, мне удалось убедить этого упрямца, по крайней мере, не дать ему сделать не обдуманный шаг».
Анатолий обратился к нему:
– У меня есть одна просьба, ты не смог бы узнать, могу ли я перевестись со своей работы на твою.
 Сергей был удивлен.
– Так, так, понимаю, ты хочешь уже принимать участие в мероприятиях по раскрытию и наказанию преступников,– улыбнулся брат.
– Ну, мы же не оставим с тобой мою затею по выявлению подонков, которые обойдут закон и получат смягчающее наказание.
– Мы с тобой об этом еще поговорим. По поводу твоей просьбы, я поинтересуюсь у начальства. По — моему, сложности с твоим переводом на другую работу, не будет. После состоявшегося разговора они расстались.

 
 
 
Глава 47
 
ЛЖИВОЕ ПРАВОСУДИЕ
 
 Сергей тщательно все обдумал и в первую очередь взял под наблюдение квартиру.
У начальника СИЗО он взял недельный отпуск, по накопившимся ранее отгулам и приступил к осуществлению разработанного плана.
О хозяйке квартиры он узнал от соседей немного. Молодая, симпатичная, тридцатипятилетняя женщина, живет одна, к ней частенько заглядывают ее подруги, друзья.
Женщина на самом деле общительная и веселая.
Сергей заметил одну особенность, навещали ее и молоденькие девушки и дамы и что самое интересное, все посещения происходили в основном в первой половине дня.
Вечером приходили мужчины, в день по одному, по два.
На следующий день, продолжая слежку, Сергей обратил внимание на девочку, лет пятнадцати, со школьной папкой. Она распахнула пальто, и взору Сергея предстал темно — коричневый фартук. Девочка позвонила в дверь и вошла в квартиру, через полчаса туда же вошел мужчина лет пятидесяти. Пробыли они там часа два, и также периодически один за другим покинули квартиру.
Чтобы, как-то законспирировать свое наблюдение, Сергей надевал рабочий черный халат и иногда заглядывал в электрощитки, исполняя роль электрика из домоуправления. В другой раз он был уже лифтером, в третий раз дворником, откидывающим снег лопатой. У жильцов он, может быть, и вызывал вопросы, но только не отрицательные, кому придет в голову, что дворник занимается слежкой.
 Сергей обратил внимание на одну девушку, по описанию Толи она была похожа на ту, что встречалась у кинотеатра с подозреваемым. На вид ей было не меньше двадцати лет.
День выпал среди недели, и он позвонил Толе на работу, и в срочном порядке попросил его приехать на место объекта.
Девушка действительно оказалась та самая, что тогда с преступником пришла на квартиру, отпустив брата, Сергей проследовал за девушкой и определил место ее проживания.
На следующий день, прилично одевшись в хороший костюм, поверх которого надел замшевую дубленку и водрузил на голову ондатровую шапку. Сергей выждал момент, когда девушка выйдет из подъезда и изобразив счастливое выражение на своем лице, слегка пошатываясь из стороны в сторону, направился навстречу к ней. Не доходя до нее, пять метров, он достал руку из бокового кармана дубленки, набитую бумажными деньгами, разных достоинств, несколько купюр он специально уронил в снег.
Девушка, поравнявшись с ним, решила помочь слегка подвыпившему с утра гражданину.
– Ой! Милая девушка, извините меня, пожалуйста, за мое феерическое состояние, я немного перебрал сегодня ночью, гуляя со своим другом в ресторане.
– Да ничего, ничего, бывает,– улыбнулась та, протягивая Сергею поднятые ею деньги.
– Ой, большущее вам спасибо,– он огляделся вокруг, как бы недоумевая, как это он попал сюда,– а где находится железнодорожный вокзал? Кажется, я слегка заблудился в вашем городе.
– Так Вы что, не местный?
– Конечно же, нет, милое создание, я еду с Севера и решил навестить своего друга, но мои планы спутал непредвиденный случай. Мой друг женился во второй раз, и вторая жена не была в восторге от нашей встречи, и нам пришлось отмечать нашу встречу в привокзальном ресторане.
Казалось, Сергей заинтересовал своим рассказом девушку, по ее виду было заметно, что она не спешила уходить. Он еще что-то рассказывал ей, вставляя в историю смешные случаи, от чего девушка казалась радушной и весело реагировала на его рассказ.
– Очаровательное создание, мы уже битый час стоим с Вами на морозе и до сих пор не знакомы, скажите милая девушка, как Вас зовут?
– Наташа,– ответила девушка многозначительно, улыбнувшись.
– А меня Роман, очень приятно. Очень, очень!
Вы куда — нибудь торопитесь? Наташа опять улыбнулась, но ничего не сказала.
– Повстречать в незнакомом городе такую прелесть,– продолжал Сергей петь ей дифирамбы,– извините меня за весь этот каламбур, вы не поверите, Наташенька, я уже без ума от ваших очаровательных глаз и Вашей чудесной улыбки. Так Вы не ответили мне. Вы не торопитесь? Она опять промолчала, что — то размышляя про себя.
Сергей тем временем запустил руку во внутренний карман своей дубленки, и извлек оттуда паспорт и пачку десятирублевых купюр.
– Я Вам Наташенька готов и паспорт свой показать, чтобы вы были уверены, что я добропорядочный гражданин.
– Ой, да что Вы, что Вы! Наконец сказала она, как — то обрадовано, или оттого что поверила Сергею, или что увидела большую сумму денег,– на данный момент готовлюсь к сессии и располагаю свободным временем.
– Так, милая Наташенька, может Вы, составите мне компанию.
– Смотря, что Вы имеете в виду? – заигрывала она с ним.
– Ну, мне очень приятно познакомившись с такой замечательной собеседницей, пригласить Вас куда — нибудь, вот только… Он замялся.
– А что же так Вас смущает?
– Я, к сожалению и правда не знаю, где бы нам с Вами тихо и спокойно провести время, я просто сгораю от нетерпения пообщаться с Вами в теплом месте, а не стоя на морозе.
Наташа засмеялась, улавливая намеки в разговоре собеседника, она еще немного подумала, как бы давая время на то, чтобы мужчина начал сгорать от нетерпения.
– А знаете, Роман, я наверно смогу Вам помочь, и направить ваше продрогшее тело в теплое место. У меня есть близкая подруга, которая будет только рада оказать приют такому хорошему человеку.
Вы надолго собираетесь остановиться в нашем городе?
– Я в отпуске, Наташенька, но время у меня ограничено, думаю, что два — три дня я могу позволить себе провести экскурсию по Вашему городу. Мне бы было очень приятно, если бы Вы согласились быть моим гидом, на эти два дня. Наташа опять засмеялась, обнажая в улыбке два ряда ослепительно белых, красивых зубов.
– Ну, что ж, посмотрим, посмотрим,– произнесла она кокетливо,– вы все больше и больше меня заинтересовываете, и я уже начинаю думать, что мы с вами не случайно встретились в это утро,– опять многозначительно улыбнулась девушка.
«Как знать, как знать, Наташенька»,– подумал Сергей.
– Ну, так что же мы стоим?– обратился он к ней.
– В смысле?
– Идемте к вашей подруге, а по дороге купим шампанского и еще, что-нибудь для сервировки стола.
И они, заинтересованные оба «случайной» встречей направились к Наташиной знакомой.
По пути они зашли в «Универсам» и накупили продуктов, предположительно на два дня.
Доехав на автобусе до знакомой остановки «Бани» они вышли и попали во двор семиэтажного дома. Наташа попросила подождать Сергея несколько минут, прежде чем она договорится с Мариной, так звали ее подругу, о предоставлении им места для встречи.
Пятнадцать минут хватило ей объяснить своей подруге, какая рыба заплыла к ним сети.
Вот только почему-то Марина не сразу пошла на согласие, а немного подумав, сказала:
– Не забывай Лариса, (так звали на самом деле девушку), чем мы занимаемся, и органам было бы не без интересно узнать о роде нашей незаконной деятельности.
– Марина, да я говорю тебе, он командированный, у него столько денег,– говорила Лариса, с восхищением в глазах, коротко пересказав моменты их встречи с приезжим молодым мужчиной.
– Ну, хорошо, веди своего «хахаля», только поначалу с ним буду говорить я, а ты сиди и слушай.
Лариса, в одном платьишке выскочила из подъезда и позвала, поежившегося от холода мужчину.
Пройдя в широкий коридор квартиры, Сергей отметил хорошую планировку, высокие потолки и удобное расположение разделенных между собой, туалета и ванной комнаты.
Три комнаты были изолированы друг от друга и имели входные двери, кругом цветы, уютно и ухожено, сразу чувствовалось присутствие заботливой женской руки.
Познакомившись с новым гостем, Марина пригласила всех в зал. Посреди комнаты стоял массивный стол, резной работы и восемь стульев, удобные два дивана разместились в гостиной.
Обменявшись немного любезностями и мимолетно пропустив несколько фраз, Марина отправила гостя мыть руки, и они с подругой быстро накрыли стол, разложив по тарелкам и блюдам купленные продукты.
С хлопком вылетела пробка из бутылки шампанского, зазвенели фужеры и знакомство началось.
– Так говорите, Вы с другом встречались в нашем городе,– начала хозяйка квартиры.
– О, да, Марина, я проездом в этом городе. Мой путь лежит в курортный город Сочи, мне по случаю досталась путевка, и в кое веки я вырвался с заснеженного, сурового Севера погреть свои замерзшие косточки на морском пляже,– Сергей импровизировал свой рассказ, жестикулируя руками.
– Да, Вы счастливый человек, Роман, я уже давно не была на юге, но думаю в скором времени тоже отправиться туда. А Вы женаты? – неожиданно переключилась Марина на другую тему.
– Хм! – послышалось в ответ.
– Роман, да Вы можете не стесняться своего статуса, давайте подходить к этому вопросу романтичнее и по — философски. Вы же не собираетесь предложить моей подруге свою руку и сердце.
 Все засмеялись, реагируя на удачную шутку Марины. Сергей отпустил комплемент:
– Да Вы знаете, если бы я действительно был холост, то, пожалуй, сделал бы выбор в сторону Наташеньки.
В веселом и непринужденном разговоре шло незаметно время.
– А кем Вы работаете? – поинтересовалась подруга Ларисы.
– Я тружусь мастером на буровой вышке, метод вахтовый, иногда по полгода не вижу свою жену и сына.
– Какая у Вас интересная работа,– продолжала она подзадоривать молодого мужчину.
Сергей подливал дамам шампанского, а сам налегал на водочку. Опорожнив бутылку «Экстры», он немного удивил хозяйку, она пошла на кухню и принесла еще одну бутылку «Московской» водки с холодильника. Сергей не боялся опьянеть, перед тем, как сесть за стол он в тайне, чтобы не видели женщины, съел небольшой брикетик сливочного масла. Он был наслышан о действии жиров. Обволакивая стенки желудка, масло создавало пленку, не давая спиртному быстро всасываться в организм.
Марина иногда вставляла во время беседы вопросы, на которые Сергей отвечал не задумываясь. Узнав об этом мужчине, как ей казалось, все, чтобы могло заинтересовать ее, Марина про себя подумала:
«Типичный работяга, труженик, вырвавшийся из-под опеки своей дрожайшей супруги и решивший промотать часть денег на югах, так почему бы какой-то доли финансов не осесть в моем кармане». Она успокоилась и встала из-за стола.
– Ну, ладно дорогие мои, мне нужно вас ненадолго оставить, дела, видите ли. Роман, отдаю Вас в руки моей ненаглядной Наташеньки, надеюсь, она не даст Вам скучать в своей компании.
Марина оделась и ушла, закрыв за собой двери на ключ.
Лариса отправила обезумевшего, как ей казалось, от свалившегося на него счастья Сергея в ванную, потом сама приняла душ и, надев домашний халатик, поставила пластинку с легкой инструментальной музыкой.
Да, действительно, Сергею не пришлось скучать в обществе Наташи, обладая способностями обольщения и слегка расковавшись после выпитого шампанского, она пригласила его движением руки в комнату, что находилась слева.
Посредине была расположена широкая тахта, аккуратно заправленная атласным розовым покрывалом. Лариса прошла к постели, игривыми движениями скинула покрывало с тахты и загнула уголок свежайшей на вид простыни.

Она повернулась к Сергею спиной, и халатик соскользнул с ее плеч, обнажив красивую фигуру.
Вот теперь Сергею было не до соображений, когда его желание достигло своего апогея, он, едва думая о чем — то другом, подошел и уже, будучи сам обнаженным, притянул к себе девушку. От ее волос исходил приятный запах, тело, такое гладкое и нежное, бархатистое на ощупь соприкасалось с его телом.
Отдавшись страстному порыву, они целовались и обнимали друг друга. Сначала Лариса обвила руками шею Сергея и прижала его голову к своей груди, он уловил ее желание и стал страстно покрывать ее грудь поцелуями. Лариса запрокинула голову назад, от чего ее волосы расправились и спустились до ее поясницы. Глаза ее были закрыты. Сергей на миг приоткрыл свои глаза и в уме отметил, что девушка действительно очаровательна и красива, затем нежно уложил ее на постель и, продолжая покрывать ее шею, грудь поцелуями, обласкивая руками все ее тело.
Они долго лежали, находясь еще во власти экстаза, затем Лариса принесла шампанского и фрукты, являвшиеся по тем временам дефицитом в зимнее время.
Они разговаривали обо всем подряд. Поначалу девушка оказалась не такой уж словоохотливой, но немного привыкнув к Сергею, стала разговорчивее. Когда Сергей во время беседы вскользь затрагивал Марину и квартиру, Лариса деликатно уходила от ответа, нежно закрывая рот Сергею своим поцелуем.
Сергей и так догадывался, что Марина является хозяйкой данной сомнительной жилплощади и содержательницей притона, для такого рода встреч, но имея опыт в оперативном деле, он понимал, что за Мариной стоит более могущественный покровитель, который по всей вероятности и является организатором притона.
Естественно она, как организатор и хозяйка, имеет с этого дела львиную долю, а все ее подруги и знакомые, это старые, проверенные клиентки. Мужчины, посещающие Марину, видно тоже являются клиентами. Довольно все легко и просто и он, Сергей, тоже клиент, его наблюдение за квартирой и посетителями притона привело его на правильный путь.
«Ну, что ж, я не против произвести расчет за такую бурную и впечатляющую встречу, может быть мне удастся выловить "золотую рыбку" в этой мутной воде»,– думал Сергей, лежа с девушкой в обнимку.
– Интересно, а как вы Марину находите, ведь это опасно, ее может раскрыть милиция.
– Не знаю Роман,– она немного помолчала и сказала:
– Мне платят хорошие деньги, а в остальном меня мало что интересует.
«Понятно, Наташа пешка в их игре,– подумал Сергей,–а может быть, ее запугали, ведь наверняка шайка обеспечивает свою безопасность и лишняя болтливость девиц может плачевно для них закончиться»,– рассуждал он про себя.
– Слушай, Наташа, а я ведь как — то могу помешать вашей работе, как Марина согласилась оставить меня на ночь в своей квартире или это нормальное явление? Наивно спросил Сергей, прощупывая девушку.
– А нас с тобой это совершенно не касается, если даже кто — то и придет, то комнат достаточно, нам всем хватит места.
– Ничего себе,– продолжал разыгрывать из себя простачка, Сергей,– мы все будем здесь в открытую?
– Глупенький, ты мой, кому до этого есть дело, каждый занимается любовью с тем, с кем захочет.
– Как это? Я никому не хочу тебя отдавать,– вполне естественно возмутился Сергей.
– А сегодня я твоя, и мне никого не нужно. Я тебе нравлюсь?
– Конечно, ты такая красивая, молодая…
И он привлек к себе девушку, страстно изображая из себя любовника.
После очередной постельной сцены Наташа встала, накинула на плечи халатик и ушла в ванную комнату.
Когда Сергей остался один в постели, он подумал «Неужели я на верном пути? Может быть, объявится все — таки тот пресловутый насильник, которого разыскивают все, начиная от милиции и заканчивая их с братом. Если такое произойдет, то будет просто удача. Сесть на "хвост" этой гниде, да еще в самом сердце притона».
Сергей мечтал и воображал, какое благородное дело мы с братом затеяли и если все закончится удачей, можно будет поставить жирный плюс на счету их наскоро созданной организации.
Пришла девушка, и они снова занимались с ней любовью. После очередных интимных сцен они уставшие, но всласть удовлетворенные отключились и погрузились в крепкий сон.
Сергей проснулся только ночью, оттого что ему «приспичило». Тихо поднявшись с тахты, чтобы не разбудить девушку, он вышел в зал и пошел в туалет.
Дверь на кухню была плотно прикрыта, но тусклый свет пробивался сквозь мутное стекло. Слышались приглушенные голоса.
В одном он узнал голос Марины, а другой… «Что за мужчина, может очередной клиент?» – подумал Сергей.
Он тихо открыл дверь в туалет и, зайдя, прикрыл ее за собой.
Мутное стекло, небольшого окна, разделяло туалет и кухню. Голоса слышались отчетливее.
Осторожно переставляя ноги, чтобы ничего не задеть, Сергей поднял крышку унитаза и встал на него голыми ногами.
Голос, принадлежащий незнакомцу, спросил:
– Когда ты его выпроводишь?
– Завтра, предложу ему покинуть квартиру, тем более он щедро рассчитается за эту ночь,– услышал Сергей голос Марины.
«Видно, они недавно начали разговор, раз речь идет пока обо мне»,– мыслил Сергей.
– На кой хрен, ты его пустила, а вдруг он из легавых?
– Ты в своем уме, его Лариска случайно встретила, это командировочный, от жены решил отдохнуть, на юг подался.
– А тебе — то откуда известно?
– Да этот ловелас, как только увидел Ларку, у него сразу слюни до самого пола спустились.
Сергея немного передернуло от такого сравнения его с «растяпой». «Лариса,– подумал Сергей,– надо же, она и имя свое настоящее утаила, однако умеют конспирироваться».
– Он наверняка до сих пор с нее не слезает, продолжала Марина.
– Да, с такой, пожалуй, слезешь,– просмаковал Ленчик.
– Что, все забыть не можешь?– переменила голос Марина.
– Да ты что, Марин, мне только ты нужна, что мне эта трясогузка, сегодня с одним, завтра с другим.
– Ладно, хватит определять. Сам знаешь, кто ее привел сюда, да и деньги она приносит немалые, ты бы лучше о нашей безопасности побеспокоился, сдается мне, что ты снова не только мною и нашими девушками интересуешься, продолжала Марина.
– Ты опять за свое.
– Что опять! Что опять! – повторила Марина,– ты забываешь, что имеешь дело с малолетками, мне и так приходится порой перед соседями оправдываться: «надоели, мол, племянницы, часто в гости приезжают». Хоть ты и обрабатываешь их по высшему разряду, а вдруг правда наружу вылезет, что нам мало этих шлюх? Смотри, не дай Бог до Крута дойдут слухи, поплатишься головой.
– Сама не скажешь, никто не узнает,– как обрезал, произнес мужской голос.
«Что еще за Крут?»– подумал Сергей.
– А ты не забывай, какие люди к нам привязаны через малолеток, какие деньги они платят, это нечета твоим «трешкам, да пятеркам» за час, здесь десятки, сотни рублей,– продолжал мужчина.
– Да я не о деньгах, Леня, место нужно подыскивать другое.
– Скоро будет место, мне наши покровители кое — что обещали.
– Да они уже, сколько обещают, смотри, а то нам другое место подыщут легавые.
– Не каркай, как ворона, а то накаркаешь.
– Ой, смотри Лёнчик, по острию ножа ходишь, сорвешься ведь, ты вспомни, полгода назад и месяц назад, какая неудача постигла тебя с девочками.
Сергей насторожился: «Неужели речь пойдет о его племяннице, случилось то это как раз шесть месяцев назад, неужели это и есть тот насильник?».
– Ну, бывают промашки, всякие попадаются,– оправдывался Лёнчик.
– Может тебе лучше из неблагополучных семей их подбирать, с ними действительно проще, вымоем, приоденем.
– Да ты что, Марин, от них помойкой за версту несет. Другое дело ухоженные пацанки, кровь с молоком.
– Дурак, ты дурак, причем здесь уход. Тех, как ты их называешь помойками, никто искать — то не будет. Вдруг что случись, за твоими ухоженными легавые весь город на попа поставят. Забыл, как пришлось отсюда девчонку ночью вывозить на стройку. Благо ей укол с «сонниками» поставили. Клиент то конечно остался доволен, но что эта сотня рублей, когда суд за эту девчонку тебе и мне по десятке отвесит. Ты разве после этого ее снова уговаривать станешь! Девочка, тебе понравилось? Может, еще попробуешь?!
– Ладно, не егози, что ты ее вспомнила, уже время столько прошло, меня уж искать перестали.
– Да тебе все равно неймется, ты месяц назад снова приволок девчонку. Что с ней? Живой осталась? Я же просила тебя узнать, что с ней?
– А я что, знаю, наверно жива, я ее в теплотрассе оставил, там тепло, выберется. Ладно, кончай причитать, я сам чую, пора завязывать с этими малолетками, а то действительно за них малым сроком не отделаешься.
В этот момент в туалете загрохотало.
 Нога у Сергея соскользнула с унитаза, и он что — то задел в темноте. Сергей вслух выругался и изобразил из себя почти невменяемого от выпитого спиртного. Марина выскочила с кухни и увидела стоящего на карачках горе — курортника, она чуть ли не взвалила его на себя и потащила в постель, где спала Лариса.
Лёнчик поругался немного для приличия, и они с Мариной пошли спать в свободную комнату.
Уже лежа после любовных соприкосновений Ленчик сказал:
– Слушай, а вдруг этот хмырь наш разговор подслушал, может быть его это…,– он ткнул себе два пальца в шею.
– Да он пьяный в усмерть, успокойся. Он вчера две бутылки водки выжрал, да еще шампанским догонялся. Скажи спасибо, что он еще до туалета дополз, а не прямо в постели нагадил.
– Ладно, успокоила, но гляди Маринка, больше не впускай незнакомых, если менты накроют нас, нам придется брать все на себя. Хоть слово мусорам вякнешь, наши «хозяева» нас достанут везде.
– Договорились, а ты с малолетками завяжешь.
Условившись между собой, они заснули.
 
Утром Сергей, изображая из себя перебравшего накануне человека, извинился перед хозяйкой, произвел с ней расчет и, сославшись на острую занятость, быстро собрался и, попрощавшись с женщинами, покинул квартиру.
Срочно вызвал по рабочему телефону брата и тот незамедлительно приехал к нему на квартиру, Сергей рассказал ему все в подробностях. Анатолий не верил своим ушам, неужели брату удалось напасть на след опасного преступника.
Сергей, имея знакомых в Управлении МВД, грамотно составил отчет и подал рапорт на начальника управления. В этот же день был создан оперативный штаб по наблюдению за квартирой.
Установив круглосуточную слежку за квартирой, оперативники в ходе мероприятий выявили цепочку постояльцев притона. Когда рапорты, отчеты, фотографии легли на стол начальника управления, он был поражен фактами, которые указывали на организованность и конспирацию притона, а потому информация сразу же легла под «сукно» и возымела статус «Совершенно Секретно». В число клиентов вошли люди, имевшие хорошую репутацию и числящиеся в партийных рядах.
Когда информация о некоторых «охочих до любовных похождений» чиновников просочилась до высшей партийной верхушки, то во избежание скандала и разоблачения началось давление на руководство управления.
Раскрытие и арест главного подозреваемого Леонида Свирелина — «Ленчика», прошел успешно. Дело обещало быть громким, на что и надеялись Сергей и Анатолий Брагины, но видно не суждено было дать ход этому делу по простой причине, звонки сверху сыпались на голову начальника управления, как горох.
«Пострадавшие имелись в этом деле, смертельных жертв не было, а что там говорил и доложил инспектор оперчасти СИЗО, так это еще нужно разобраться. Что он там делал в этом квартире? Он ведь не на задании работал, а по собственной инициативе. Дискредитировал имя честного оперативного работника, посещая проституток в притоне, да ему не место в органах». Так руководство управления отреагировало на помощь Брагина.
Вот такие шишки сыпались на голову Сергея, могли бы уволить с работы, но бывшее начальство Сергея замолвили за него словечко перед руководством, да и, как опер он был на хорошем счету. В общем, это дело было спущено на тормозах.
Марина, хозяйка квартиры куда — то бесследно исчезла, даже следователи не успели снять с ее показания.
Насильника, конечно, судили и дали ему смехотворный срок, шесть лет, якобы за попытку изнасилования, за развратные действия с малолетним ребенком и содержание незаконного притона. Ведь, как утверждала экспертиза, обнаруженные частички мужского семени на теле девочки не соответствовали семени обвиняемого, значит, девочку насиловал другой мужчина.
 До суда он был под особым надзором, и возможности отомстить ему за поругание племянницы у Сергея не было. После суда эту сволочь быстро этапировали в другую область, и след его затерялся над бескрайними просторами нашей многострадальной Родины.
После этого случая Сергей и Анатолий больше не расходились во мнениях, их общим делом стало служение народу, только не в рядах работников милиции, которые, кстати, в подобных случаях оказываются подневольным механизмом в общей системе МВД, уже начавшей давать крен в начале восьмидесятых годов.
Руководство управления всегда умело находить крайних, не расследовать же им дело об истинных виновниках данного преступления.
Очень сильно было затронуто самолюбие обоих братьев. Зная всю правду и не имея возможности добиться справедливости, они резко изменили свое мнение в отношении «правильного пути» некоторых партийных руководителей.
Вскоре Анатолий приказом был переведен в следственный изолятор, но проработал там недолго, по известным нам причинам, он был переведен в ИТК общего режима, где по воле рокового случая и оказался заложником бунтовщиков.
Сергей продолжал работать старшим инспектором оперчасти в СИЗО, удивительно, что его прежнее начальство, в РОВД, все-таки помнило и ценило его талант и труд опера, но «ценило» настолько, что он и близко не был подпущен к райотделу. Естественно Брагин мешал только начальству.
Никому из руководства не нравятся работники, преданные, бескомпромиссные и честные, слишком сложные понятия перечислены, чтобы наши органы соблюдали их в полной мере.
 
После того, как в СИЗО умер при невыясненных обстоятельствах насильник и убийца маленькой девочки Даши, никому и в голову не приходило, что концы нужно искать здесь — в тюрьме.
Может быть, прокуратура начни проверку и не дай отписку, то следствию удалось бы выявить настоящих исполнителей приговора и напасть на след созданной недавно тайной организации под названием «Черная молния».
Правда численность ее состояла на тот момент всего из четырех человек. Но уж поверьте, при попустительстве властей, взятках, подлогах и в покрытии преступников ее численность возрастет в несколько раз. Всему свое время!

 
 
 
Глава 48
 
РЕЦИДИВИСТ ВОЛКОВ
 
После суда Александра Воробьева расположили в карантинной камере. Просидел он там два дня, на третьи сутки его с вещами вызвали на выход и направили сначала во временной бокс, а затем повели по этажам.
Он был удивлен: «Почему так получилось, что тюремное начальство перевело его в тюремное крыло, на первом этаже, где расположены транзитные камеры»?
         Хата большая, но людей в ней набито, как селедок в бочке, человек сорок будет, текучесть народа здесь неимоверная, вечером ляжешь спать, одни лица, утром проснешься, уже другие.
По сравнению с обыкновенными камерами, где подследственные сидят до суда, а осужденные до этапа в зону, корпус тюрьмы и считался пересыльным.
С «транзитки»[201] могут в любой момент этапировать в другую тюрьму или зону нашей необъятной страны.
Воробьев недоумевал: «Неужели меня без утверждения приговора, отправляют на этап».
Сашка прошел в правый угол камеры и спросил разрешения бросить матрац на нижнюю шконку. Если в обычной хате тебе сразу указывают место, где ты будешь спать, то здесь приходится ютиться по двое на нарах, спальных мест не хватало.
Он огляделся.
 В левом углу заметил двоих арестантов перекидывающихся в карты, посредине камеры прямо на полу расположились еще игроки, по виду нерусские, скорее всего из Азии.
– Зёма, иди к нам,– позвали его арестанты с правого угла.
Сашка подошел, поздоровался, назвал свою кликуху.
Арестанты представились ему: «Волоха Волчонок и Паша Железный».
Волчонок ждал этапа на зону строгого режима, ему сменили режим с особого на строгий, или как иначе называют зэки, с «полосатого», прозванного за полосатую робу.
Паша Железный ждал этапирования в наркотзону, где его будут лечить от зависимости к наркотикам.
– А ты Санек, куда собрался? – спросил его по-свойски Володька Волчонок.
– Не знаю, меня вообще — то должны были в хату к осужденным кинуть, а почему сюда посадили, понять не могу, мне червонец строгача впаяли буквально три дня назад.
– Ну, значит жди этапа на дальняк,– со знанием дела пояснил Паша.
– А что за статья у тебя такая? – спросил Волчонок.
– Семьдесят седьмая первая.
– Так ты что, на зоне бунт замутил? – с удивлением просил его Волчонок.
– Ну, да, так и есть, мы с братвой подняли бунт на общаке, может, слышали?
– Еще бы не слышать, до нас полосатиков отголоски вашего бунта докатились, поговаривают к вам в зону правильный босяк зашел.
Сашка в душе обрадовался, что здесь по другому относятся к бунту в колонии общего режима.
– Да, это правда, этим босяком был вор в законе Дрон.
– Дрон?! – Паша Железный оживился,– да я с ним в Свердловской тюрьме в одной хате сидел, он тогда ждал этапа на Сиблаг, ништяк бродяга, я его хорошо помню. Слушай, Санек, ну как он, а ему сколько втерли?
– Нисколько. Погиб Леха, его снайпер во время бунта срезал, он сам под пули пошел, знал заранее, какой конец его ожидает.
– Я тоже о нем слышал,– сказал Волчонок, мне о нем кореш мой Аркан рассказывал, жаль бедолагу, молодой еще был.
– Аркан?! – удивленно произнес Сашка,– это Лехи Дрона лучший кореш, он ведь нас с воли подогревал, потом малявы по зонам и тюрьмам гнал, чтобы нас братва поддержала и в изоляторе постоянно грел пацанов, которые во время бунта от ментов пострадали.
– Он сейчас в побеге числится, это у ментов, а у нас у братвы в нелегале гасится на воле,– добавил Волчонок.
Сашке было интересно общение с Волохой, человек, так сказать, с особого режима, должно быть авторитетный. О таких мужиках говорили «И Крым и Нарым прошли».
Сашка не курил, в камере дым стоял коромыслом, как говорится: «хоть топор подвешивай». Он слышал, что некурящий человек получает семьдесят пять процентов дозы больше, чем сам курящий.
После обеда, камера немного угомонилась, кто играл в карты, а кто упал на боковую, спать.
Со стороны тюремного двора, за решетками и сплошными жалюзями послышался юношеский голос, задушевно полилась мелодия песни. Голос нарастал, усиливался, разносясь по двору, вдоль стен, расположенных буквой «П». Парнишка пел о свободе, о белой лилии. Многие заключенные, в том числе и Сашка запрыгнули на верхние нары и прислушались, когда парнишка заканчивал петь куплет, раздавался девичий голос, помогая ему, подпевать припев. Дуэтом песня звучала изумительно. Когда парень и девушка допели песню до конца, за тюремными стенами раздались такие восторженные крики, многие просили, чтобы «малолетки», а это они исполняли песню, вновь ее повторили, так как не все успели услышать с самого начала.
Паренек снова затянул:
 
Мне снилась девушка, такая милая,
Такая чудная на вид краса.
Вилась змейкою, ленточка темная
И были полны слез ее глаза.
 
Она то плакала, а то смеялась,
Хотела высказать слова любви,
Но пришло времечко, и мы расстались,
О, где ж ты девушка моей мечты.
 
Куда девались, глазенки карие,
Кому ты песенки теперь поешь,
А я здесь слушаю подъемы ранние
И жду когда ты мне, письмо пришлешь.
 
Весной, как никогда, на волю хочется
И сердце просится в простор полей,
Белая лилия — свобода милая,
Приди желанная, приди скорей.
 
А если встретите ее на волюшке,
То не старайтесь ее завлечь,
Здесь за решеткой, в темнице каменной
Ее любовь я сам, смогу сберечь.
 

Но вот во дворе раздались крики и шум, это тюремная охранка передавала по рации, чтобы дежурные на этажах успокоили разволновавшиеся песней камеры. Все снова утихло.
Сашку заинтересовал один мужик, ему было около сорока лет. Тот сидел и красиво разрисовывал «марочку»[202]. Сашка подошел и присел рядом, стараясь не мешать тюремному художнику.
 Гриша, так звали живописца, рисовал картинку на материале цветными пастиками[203], сюжет довольно простой, но брал за душу. На переднем плане белокурая красавица, обнимает ствол березы. Художник тщательно обрисовал фигуру в легком платьице, на траве, рядом с девушкой лежит узелок с вещами. Ее взгляд устремлен вдаль на старинной архитектуры монастырь, к которому петляла тропа между холмами.
Гриша посмотрел на Сашку и спросил:
– Что, нравится?
– Конечно, девушка, как будто с натуры. Красиво рисуешь, а что означает эта картинка?
– Красавица прощается с миром и постригается в монашки, слышал о таком?– спросил он Сашку.
– Да, приходилось. Здорово рисуешь, класс! Мне нравится,– повторил он.
– Ну, раз нравится, возьми себе, на память о бедном художнике, только замочи ее в воде с солью, чтобы рисунок не смывался при следующей стирке.
– Благодарю, обязательно сделаю.
– У тебя чай есть?– спросил Гриша — художник.
– У меня осталась одна заварка, мы сейчас с мужиками будем варить, ты к нам подсаживайся,– предложил ему Воробей.
– Тебя как звать,– спросил он Воробья.
– Сашка.
– Меня Гриша. Знаешь Санек, у меня красная паста закончилась, если найдешь, с меня червонец.
– Да, ладно,– произнес недоверчиво Сашка, – червонец за стержень от авторучки.
– Найдешь, и червонец твой,– подтвердил Гриша.
Сашка пошел по камере и стал опрашивать у всех подряд, нет ли у кого красной пасты, и тут на его счастье один парень отозвался:
– Есть у меня красный пастик, но он мне нужен, я в стирах[204] рубашки трафаречу. А тебе зачем?
– Да, хочу на чирик обменять.
– Что, прикалываешься?!
– Да нет, серьезно, мне художник пообещал, за стержень червонец отвалить.
–Так я в доле, пусть дает, а мы баландера на чай уфалуем[205]. Ударили по рукам.
Каково было удивление обоих, когда Сашка отдал стержень художнику.
– Подождите пацаны, немного терпения и многострадальный червонец попадет к вам в руки.
Сашка поначалу подумал, что Гриша его обманул, и хотел, уже было забрать назад стержень, но тот попросил их еще раз, потерпеть.
Буквально, часа через три Гриша показал им почти натуральную купюру, достоинством в десять рублей.
Воробей присвистнул от удивления. Десятка пошла, гулять по рукам, завораживая арестантов талантом Гриши.
– Ну, ты и Репин! Земляк, где так научился рисовать? – спросил его Волчонок.
– Так у меня художественная Академия за плечами.
– А что на нары потянуло?
– Приторговывал малость.
– Фарцовкой, что ли занимался? – спросил его Воробей.
– Ну, да, дисками, да шмутками.
– Ты еще скажи, что ты Москвич,– пошутил Паша Железный.
– Ну, да с Москвы, а что это стремно?
Многие засмеялись. Волчонок ответил:
– А художников, да фарцовщиков только с Москвы сюда в Сибирь и гонят.
– Да ладно вам прикалываться,– обиделся Гриша.
– Да не ведись ты, Москва, мы же твой талант почитаем, глядишь на твой чирик и возьмем чаю.
– Так я ж для этого его и рисовал, у меня на разных пересылках[206] проходило, покупал уже, проверено.
Сашка, дождался, когда за решеткой и жалюзями с улицы послышатся голоса, он подозвал зэка из хозобслуги и предложил червонец за плиту чая, тот пообещал сделать. Через некоторое время по жалюзям стукнули, и Воробей произвел обмен, передал за решетку рисованный червонец, а ему просунули в щель, между жалюзями упаковку плиточного чая.
Через полчаса, гоняя по кругу кружку с чифиром, арестанты нахваливали чай и смекалку Гриши. Подсели в кружок и «Азиаты», они оказались «крытниками», осужденными на тюремный режим и шли этапом из Джамбула в Тобольск, их насчитывалось семь человек.
Особо из них выделялись двое. Первый, лет пятидесяти, которого все из их команды слушали и уважали, и второй, нагловатый по натуре, он не выпускал колоду карт из рук, все тасовал их, как бы показывая, что не прочь с кем нибудь перекинуться в партейку.
Волчонок подсел к нему и предложил перекинуться в «Рамс», но эта игра азиату не подходила, тогда они остановились на «Тэрсе».
Волчонок посмотрел по сторонам и, увидев острые и сметливые глаза Сашки, спросил:
– Сечешь в тэрс?– Сашка утвердительно бросил:
– Бывало, приглашали понаблюдать — независимо.
– Ну, значит садись в круг,– предложил Волчонок.
Со стороны Азиатов, тоже сел наблюдающий, как раз напротив Сашки.
Начали играть.
Волчонок был игрок старый, память отменная, запоминал все комбинации. Все карты помнил, которые скидывали, что на руках оставались. На кону уже больше полтинника было, в настоящее время, это хорошие деньки, почитай пять плит чаю можно было в тюрьме купить.
Волоха видит, ну не идет масть, партнеру прут очки, да все крупняком, а ему ни в какую.
Но просчитался урка Джамбульский, видать хотел сыграть в свою колоду, Волчонок остановил игру и раскидал свои карты рубашками[207] вверх.
– Вот эту,– он показал на карту,– эту, и вот эти две, видишь, по углам коцки стоят, я уже молчу о других, давай тормознем игру и продолжим с новым стосом[208].
Джамбульский заворчал на родном ему языке, объясняя что — то своим корешам.
– Ты давай по — русски шпрехай, уговор был в начале игры: «базар ведем по-русски»,– предупредил его Волоха.
Волчонок кому-то крикнул в угол камеры и из — за шторки показалась голова арестанта.
– Шестак, Вася, у тебя стос не коцаный есть?– тот молча ударил ладонью по верхней шконке. И сейчас же свесилась голова другого арестанта.
– Новый стос дай Волчонку,– отдал распоряжение Шестак.
Продолжили игру, уже с новой колодой, тут память Волчонка зацепилась за отсутствие одной карты, которая должна была сыграть главную роль. Сашка насторожился и зорко присматривал за Джамбульским. Волохе шла карта и светил «шестерик» набиралось пятьсот тридцать очков и по его стопроцентной уверенности последняя карта одной масти решала судьбу всей партии. Сашка заметил подвох и сказал Волчонку.
Волоха сразу карту накрыл и объявил мухлеж. Сашка подтвердил. Да тут такое началось, эти «нерусские» гыр-гыр не по нашему, глаза горят, пальцы гнут, собралась целая кодла, и все на одного Волчонка.
         Один нерусь тянет руки прямо к лицу Волохи. Другие напирают, чем бы все закончилось, одному Богу известно. В следующий момент Сашка достал заточенный супинатор[209] и приставил к яремной вене на горле мухлевавшего, а другому рядом стоящему басурману со всей силы пнул под коленную чашечку, тот взвыл от боли. Сашка угрожающе процедил сквозь зубы:
– А ну кыш по нарам, чурки бесноватые, хоть один дернется, я вашего кореша заставлю горлом улыбаться,– и надавил в горло заточку урке так, что выступила кровь.
– Я повторять не буду, сейчас полосну, мне терять нечего.
Волчонок тем временем грубыми ударами в грудь стал теснить столпившихся к стене. Видя, что верх начинают брать наши ребята, зашевелились и зарычали остальные в камере. Вылез из-за ширмы Шестак, Паша Железный взял в руки сапог.
Назревал скандал, который мой перерасти в крупную потасовку.
Видя, что добром дело не закончится, старший среди Джамбульских поспешил уладить ситуацию, и на своем языке видно ругая горе игрока, какое — то время вправлял ему мозги. Затем подошел к Волчонку и отдал ему выигрыш. Казалось на этом, инцидент был исчерпан, но по правилам и чисто человеческим соображениям, мухлевщик должен принести извинения, но тот наотрез отказался, посчитав это за унижение. Вот тогда Санек опять проявил себя, как истинный пацан, он подошел к урке и как можно спокойно произнес:
– Ты не то, что до крытки, ты до утра вряд ли дотянешь, так, что спи в полглаза, если хочешь жить.
Конечно, Сашка брал урку на испуг, но в тоже время понимал, если Джамбульский даст отмашку, то придется серьезно им заняться. По виду азиатов было заметно, что они затаили обиду, но были вынуждены разбежаться по разным углам.
 Волчонку пришелся по нраву крутой норов Сашки, и он поблагодарил его за поддержку, характер у парнишки был, что надо.
Русские на всякий случай спали по переменке, но, в конце концов, видя, что все азиаты успокоились и мирно заснули, тоже дружно засопели.
Сашку, как будто кто — то толкнул в бок, он проснулся и открыл глаза. «Мухлевщик», держа в руках заточку тихо пробирался между спящими на полу арестантами. Еще мгновение и он воткнет ее в горло, крепко спавшему, лежащему на спине Волчонку.
Сработала моментальная реакция, Сашка уже летел на Азиата, беспорядочно наступая на тела спящих арестантов, и когда тот занес руку для удара, Воробей что есть силы, врезал ему кулаком слева, в челюсть. Удар был настолько сильным, что отбросил нападавшего вглубь двухъярусной шконки и тот, ударившись головой об стенку, упал на спящего Волчонка.
Выиграв момент, Сашка вывернул ему руку и заточка упала на постель, но в тот же миг раздался крик Волчонка, Сашка инстинктивно убрал голову в сторону и резко обернулся. На мгновение он заметил, как левая рука с заточкой другого Азиата опускается ему прямо в шею. Воспользовавшись занятостью Воробья, тот решил вогнать ему пику в область шеи. Сашка, как учил его тренер, выбросил правую руку, создал блок, и сделал захват руки противника. Резко вывернул лезвие заточки, которая упала на пол. Мощным ударом с левой руки, отправил Азиата далеко в угол камеры, разбив при этом ему до крови нос.
Драки, «стенка на стенку» не получилось, за — то образовалась, куча мала, но преимущество русских мужиков было в численности и в том, что они различали наличие национальности дерущихся.
Били «чурок», они остервенело, отбивались. Драка прекратилась только тогда, когда открылась дверь и мощная струя воды из пожарного рукава не успокоила противоборствующие стороны.
Дежурный по коридору спросил: «В чем сыр бор, что не поделили?»
– Командир, убирай их на …! Или мы за себя не ручаемся,– сказал Волчонок.
Азиатам приказали построиться и выйти из камеры.
Когда всю Джамбульскую компанию выдернули на коридор, самый борзый из них, что-то процедил на своем языке в адрес Саньки. На что он усмехнулся и шуткой ответил, вслед уходившему:
– И сказала пчела медмедю, я тебя на шашлык насадю. Все в камере засмеялись, дверь захлопнулась.
Минут через пятнадцать пришел ДПНС с командой, и попытался найти крайних в организации драки, но, не добился ничего со стороны азиатов и арестантов данной камеры. Ему правда пришлось выслушать рассказ Волкова.
Переговорив с дубаками, Волчонок попросил дежурного, чтобы не писал рапорт по поводу драки, а не то, кое — кто загремит в карцер, а перед этапом в зону не хотелось бы там «загорать».
– Если со стороны азиатов нет претензий, то с нашей стороны все нормально,– сказал он.
Дежурному не хотелось поднимать лишний шум, и он довольствовался тем, что перевел азиатов в другую камеру.
– Ну, Санек, я перед тобой в неоплаченном долгу,– обратился Волчонок к Воробью,– я думал, они твари успокоятся, ну черти Джамбульские,– ругал их Волоха, – классно ты их уделал, ты, где так научился? Обучался чему? Воробей кивнул головой, улыбнулся и из скромности сказал:
– Ты меня тоже вовремя предупредил, так что мы с тобой квиты.
Сон был нарушен и Сашка с радостью сел напротив Волчонка и засыпал его разными вопросами. Ему действительно было важно мнение такого «росомахи» уголовного мира, как Волкова Владимира.
– Ты мне объясни, Волоха, на суде двоим нашим бунтарям дали особый режим, а разве это возможно с первой ходки.
– Ну, допустим не первой, судили то их уже во второй раз, а дали им полосатый за тяжесть преступления. Я так понимаю, первые пять лет они будут в крытой сидеть?
– Да, так и есть,– подтвердил Сашка.
– Такое происходит в особых случаях, пусть Бога молят, что зеленкой лоб не намазали.
– Как ты думаешь, на какую зону нас отправят,– спросил Сашка Волоху.
– Пока мы в транзитке, нас могут по распределению и на дальняк отправить, все от ментов зависит, они балом правят. В этой области шесть зон — строгачей. Не знаю Санек, хорошо бы в городе оставили, здесь хоть знакомых уйма, да с воли есть, кому греть меня.
– А у тебя родные в N-ке?- спросил Воробей.
Нет. Ты не поверишь, я родом из деревни, с Алтая. В детстве в Рубцовске жил, потом спецшкола, малолетка в Краслаге. Я там и познакомился с Арканом.
– Так ты с ним на малолетке сидел?
– Ну, да, потом Аркан получил срок за бугра, топором ему голову пробил, его отправили в другую область, а я на «мужики»[210] поднялся. И поехало, понеслось, на воле задерживался ненадолго, мотало меня по всей стране, Уральские тюрьмы и зоны обошел. В Усть-Куте был, в наркотзоне, там мы с Арканом опять встретились, правда я раньше его на свободу вышел и встречал его по звонку. Потом опять попал в Краслаговские лагеря, в Решетах парился.
– У меня отец тоже в Решетах сидел.
– А в какой зоне?
Точно не знаю, но я помню, что он потом на двадцатке сидел в Краслаге.
– Я тоже там чалился! Может, мы с ним были знакомы. У него как фамилия?
– Как и у меня, Воробьев.
– Нет, не знаком. Потом меня во Владимирскую тюрьму отправили, за отрицание, позже, попал в крытку «Белый лебедь». В прессхату меня кумовья закинули, да я готов уже был, повскрывал себе вены на руках и живот распорол, – Волчонок показал Сашке шрамы на руках и животе.
– Потом снова Владимировская и свобода.
– А последний раз,– поинтересовался Сашка.
– Червонец особого втерли, двадцать четвертую вменили, и стал я «ООР[211]».
– Волоха, ну как там на особом?
– Да никак, пашем все, у каждого свой путь, кому в крытку, кому на «черную», я поначалу тоже воду мутил, да потом решил с головой быть. Надо Санек мозгами больше упираться, насиделся я по крыткам и карцерам, не поломали меня менты, но здесь идея нужна. Я всякого понимаю и вора в законе, и мужика – работягу. Вон Леха Дрон, молодой был, а нечета многим ворам, у него свой стержень в характере. Аркан, кореш мой, тоже идейный, он даже за меня слово молвил перед ворами, я по своим понятиям и поступкам мог тоже в воровские ряды встать.
Волчонок замолчал.
– Ты отказался?
– Нет, Санек, просто я одну мразь на тот свет отправил, а он был вор в законе, а воров убивать нельзя. Аркан потом на воровской сходке меня отбелил, и меня не тронули, а так бы я с тобой сейчас не разговаривал.
– Волоха, а за что ты его замочил?
– Да по моим понятиям и воровским, кстати, тоже, насиловать малолеток, а потом убивать их, это не делает чести вору в законе.
– Так он насильник, что ли?
– Он, Санек мою сестренку родную насильно взял, а потом побоялся, что она его сдаст, и задушил ее. Мы ведь с ней детдомовские, по малолетству со шпаной связались, а она за мной, как хвостик болталась.
Я сидел в тот момент, а когда узнал что это его рук дело, мне братва на ушко тогда шепнула, я предъяву ему вынес. Этого «лохматого»[212]должны были на сходке опросить и решить все по справедливости, но он гад повернул все иначе, мол, сдала его шлюха, и он ее порешил.
Мне, эта тварь, пользуясь положением вора, в наглую не при свидетелях заявил, что убрал ее, как неблагонадежную, вот тогда у меня с ним драка получилась, размозжил я ему голову обрезком трубы.
– А по мне, ты поступил справедливо, если бы он повинился перед тобой, а то ведь себя еще правым считал. И ты после его убийства больше не блатовал?– Как-то наивно, спросил Сашка.
Волчонок улыбнулся.
– Нет Санек, мужиком жил, но честь свою пацанскую ничем не запятнал, меня по — прежнему уважают и голос мой имеет вес по разным зонам и тюрьмам. Нужно человеком себя вести и таковым оставаться, даже несмотря на обстоятельства и условия, а авторитет, дело наживное.
Сашку Воробья всегда остро мучил вопрос: «Тот ли это Аркан, о котором ему не раз приходилось слышать?»
Аркан, с которым они с дедом встретились на болотах, тоже был вором, но в законе ли, Сашка точно не помнил. Для него в пятнадцать лет слово вор означало, что человек крадет, ворует, а что существовали какие — то еще воры, ему до того не было дела.
Если это один и тот же человек, то Сашке трудно сейчас дать объективную оценку поступка их с дедом.
В душе он, конечно, был на стороне деда и готов отстаивать свою правоту, они защищали свою жизнь. «Почему тогда Аркан с позиции силы хотел лишить их с дедом самого дорогого, что имеет человек, это жизни. Просто сейчас вопрос стоит немного иначе, человек, который мне помогает и поддерживает меня в трудный момент, не догадываясь и не зная обо мне, является чуть ли не кровным врагом. Если Аркан узнает, что это именно я, тот самый Сашка Воробьев, то, как он поведет в отношении меня».
Он хорошо запомнил его взгляд, полный ненависти. А еще крики, которые раздавались сквозь ливень. Но одна мысль всегда успокаивала Сашку: «Аркан считает, что они с дедом, местные жители и ему в голову не придет, что внук, житель города N-ка».
– Волоха,– обратился он снова к Волчонку,– ты говорил, что Аркан сейчас в побеге, сколько же лет он скрывается?
– Я точно не помню, но, кажется года четыре, может пять. А тебе что, интересно, как ему это удается?
– Конечно, ведь его же менты кругом ищут.
– Это для меня и для своих, Аркан, человек легенда, но на самом деле он пропал лет пять назад, когда бежал последний раз из зоны. Поговаривали, будто он утонул в болоте, где — то в тайге. Да, действительно, кто — то переписывается с братвой, гонит малявы, греет зоны, держит город под контролем, а на самом деле Аркан это, или кто-то другой, не знаю.
– Как это, кто — то другой?
– А вот так, нет и все его, никто не видел, говорят, сгинул бродяга.
– Ничего не понимаю, а кто же тогда Дрону, нам помогал?
– Не знаю, Санек, может от его имени все это делается, а может… Волчонок замолчал.
 Сашка догадался, что он не хочет больше говорить на эту тему. Радостная мысль пришла к нему в голову, «А может Аркан не выбрался из болот и его дела решает за него кто-то другой»
 
А между тем Аркан действительно выпал из поля зрения правоохранительных органов, которые считали его погибшим в болотах Сибирской тайги вместе со своими корешами. Он даже исчез для братвы, которая изредка получала малявы и указания. В основном все держалось на тройке: Круте, Гвозде и Лешем.
Аркан уже давно сделал переоценку своей  жизни и спокойно расстался со своей внешностью и прочим багажом. Чтобы жить, руководить братвой и проворачивать дела он теперь сменил фамилию и жил уединенно, больше имел сходство с готовящимся к пенсии человеком. Прошло время, когда он мог «махать шашкой» налево, направо и в открытую заявлять, что он Аркан — вор в законе.
Теперь он Новиков Валерий Павлович, для всех служащий конторы, под скромным названием «Утильсырье» с обыкновенной внешностью, каштановыми волосами и немного раскосыми глазами, следствие перетяжки кожи.
Как не старались местные уркаганы выйти из — под контроля Аркановской братвы, ничего у них не получилось. Блатные крепко держали власть под чутким руководством вора.
Начало восьмидесятых — времена всеобщего застоя, дефицит, очереди. Те, кто курил сигареты, и папиросы помнят, как исчез с прилавков добротный табак, как на витринах и прилавках лежали пачки корейских сигарет, с изображением птички на ветке. Отвратительные и вонючие сигареты, по мнению отдельных граждан: «лучше курить завернутые в газетку сухие листья, чем тешить себя иллюзией, курнув такую сигарету».
Вот здесь Аркану подфартило, ему подвернулся один знаменитый барыга, которому была нужна крупная сумма денег на покупку нелегальной партии зарубежных сигарет «PALL MALL» и «BOND». Аркан вошел в долю и его сделка с барыгой окупилась в несколько крат больше, чем он мог предположить, да и дефицитное курево теперь стало достоянием авторитетных уголовников.
Прошли годы с тех пор, как он бежал с зоны и волей рокового случая оказался в болотах сибирской тайги, но никогда он не забывал, кто был тому виной.
Его становление в уголовном мире и новый статус подпольного заправилы, отодвинули на задний план осуществление мести. Он постоянно думал над тем: «Вот закончу с этим делом и пошлю кого-нибудь в таежную деревеньку, чтобы найти деда с его внуком и наказать их по всей строгости». Но проходило время, и он все отодвигал срок, но прощать им, он не собирался, хорошо помнил последние крики утопающего в трясине своего кореша Костяна и как потом сам выбирался из болота и дебрей вместе с Сеней.
Как-то он снова возобновил свой разговор с Крутом и попросил его обмозговать, кого бы из братвы занарядить в поход для розыска лесничего. Трогать его Аркан сразу не хотел, пусть посмотрит, как мучается его внук, а потом и деда пришьют, но как на отрезке между населенными пунктами найти нужную деревеньку, ведь он не знает ее названия. Единственное, что запомнил Аркан, это фамилию и имя лесника — Коростылев Михаил. Это уже кое — что, можно расспросить местных жителей прибрежных деревень, работа эта трудная и долгая, но пришла пора довести это дело до конца.
– Я думаю, лучше послать Лешего,– сказал Крут,– у него и язык подвязан и сображаловка работает. Откупим маломерный катерок, избороздят всю правую сторону Оби. Дадим ему двоих человек в подручные и под предлогом скупщиков пушнины, пусть опрашивают местных. Найдут, Аркан, не переживай,– успокаивал его Крут.
– Да объясни им, чтобы никого не трогали, если отыщутся, мы сами с тобой решим, как нам с ними поступить,– давал напутствия Аркан.
Таким образом, над дедом и его внуком Сашей нависла угроза новой встречи с вором Арканом, которая ничего хорошего им не сулила.
 
***
Чего греха таить, многие знают такие часто употребляемые поговорки, как: «Ворон ворону глаз не выклюет», или «рука руку моет», а если быть откровенным до конца, то по большому счету никто не собирался сильно наказывать начальника колонии Сереброва и его заместителя по РиОР Кузнецова. Их просто методом рокировки определили в другие колонии. Убийство майора Ефремова еще раз доказало, что начальник оперчасти перегнул палку и своими действиями поспособствовал волнению заключенных, которое переросло в бунт. Виновные в бунте, были наказаны и приговорены к различным срокам.
 Кое — кто из офицеров подал рапорт и уволился из органов. А может быть, им просто подсказали, как лучше сделать, чтобы избежать грома и молний со стороны Московской комиссии. Одним словом «Все шито- крыто», как бывало и есть кругом, когда касается разбирательства среди начальственного состава сотрудников.
Спустя годы, бывший майор, а теперь уже подполковник РиОР Кузнецов продолжает свою деятельность на благо системы ИТУ в одной из колоний строгого режима города N-ка.
 Тайное его предприятие продолжает свою работу и процветает, благодаря старым связям с работником управления Говоровым. Но к этому еще стоит добавить, что отношения Кузнецова с вором в законе Арканом переросли во взаимовыгодное сотрудничество, и дает немалые барыши, что одному, то и другому.
Тем более, теперь нет такого вора Садовникова, а есть деловой человек Новиков Валерий, который помогает решать подполковнику серьезные дела, связанные с производством, уже отлаженным внутри колонии строгого режима.
 
Саша Воробьев, перед тем как уйти на зону, сходил на свидание с мамой и Александром Петровичем, чему был несказанно обрадован. Мама теперь жила у его бывшего тренера. Отца она почти не видит, правда ходила одно время, проведывала, когда тот болел. Недавно она была в гостях у деда, и передает от него Саше горячий привет, дед очень скучает по внуку и ждет, когда же они снова вместе пойдут в тайгу. Уж хочется ему последние разочки с Сашей походить по тайге, а то ведь и ноги стали чаще болеть и здоровье уже не то.
Конечно же, Катя поплакала, шутка ли, десять лет разделяют их с сыном.
 
Но прежде, чем Александру отправиться на оставшиеся десять лет в колонию, необходимо описать случай, произошедший в тюрьме или, иначе говоря, в следственном изоляторе, он надолго запомнится разным фигурантам и крепко засядет в летописи тюремных курьезов, а в конкретном случае о сногсшибательном побеге одного особо опасного преступника.
 
Глава 49
 
РОЖДЕНИЕ ЧЕРНОЙ МОЛНИИ
 
Полковник Шилов, начальник следственного изолятора города N-ка с тех пор, как был назначен на эту должность, имел хорошие, нужные знакомства с офицерами различных ведомств, и в частности госбезопасности.
Изолятор или, как его еще называют – тюрьмой «коренные обитатели» этого мрачного учреждения, впускал в свои стены большое количество разного люда. Здесь ждали своей дальнейшей участи подозреваемые в преступлении, случайно попавшие под уголовную статью и закоренелые, отпетые уголовники.
В Советском Союзе было не принято говорить о политических заключенных. Как утверждали высшие чиновники из госаппарата «У нас в стране нет политических преступников, а есть уголовные элементы». Вот эти элементы и содержались в камерах, в специальных коридорах, а курировали эту область оперативные работники КГБ.
Шилов непосредственно общался с органами и его подчиненные проводили оперативные мероприятия: подсаживая «тихушников» в камеру к политическим, создавали им невыносимые условия, после чего те просили, умоляли администрацию изолятора вызвать оперативника или следователя из управления КГБ.
 
В свое время, силами заключенных, которые работали у начальника СИЗО в хозяйственной обслуге, удалось построить и запустить чудесную сауну. Баню с небольшим бассейном и комнатой отдыха на энное количество человек. Строительные и отделочные материалы выкраивались из общего планирования по ремонту изолятора, кое — чем ему помог его знакомый, хозяйственник из управления подполковник Говоров.
Кое — какая часть дохода, шла из средств, полученных путем зарабатывания денег заключенными, которые трудились на производстве, и были оставлены при тюрьме в качестве хозобслуги, а так же малолетними преступниками, работающими в камерах по договорам с разными предприятиями города, и с выводом их же в рабочую зону, но уже, будучи осужденными.
Очень удобное место для встреч на уровне служебных знакомств, тем более под надежной охраной. Собирались обычно в конце недели, в пятницу.
Прослышав от знакомых о добротной баньке и радушном ее хозяине, офицеры из оперативного отдела госбезопасности напросились в гости.
У Шилова была еще одна изюминка, о которой знали только особо приближенные к нему люди. Срабатывала она в тот момент, когда нужно было умаслить высокое начальство, или применялась на случай принятия важных решений.
Зная исполнительность и сметливость одного из своих сотрудников, Брагина Сергея, он поручил ему весьма деликатное дело. Тот должен был освободить одну из камер и подобрать из числа уже осужденных женщин и организовать, что-то вроде небольшого тюремного гаремчика.
Сергей, тщательно просмотрел дела молодых девушек, отобрал самых красивых и прекрасно сложенных арестанток. С каждой из них он провел индивидуальную беседу, обычно начиная издалека.
 А как мог Сергей разговаривать с девушками, мы уже убедились по его знакомству с Ларисой.
Обрисовав зэчкам дальнейшую перспективу, и предложив альтернативное «отбывание срока наказания», Брагин предлагал шестью красавицам домашние условия, хорошее питание и один рабочий день в неделю, и что удивительно, с оплатой их заработка в форме начисления денег на лимитную карточку девушек.
На вопрос: «Что они должны делать?», он отвечал: «Заниматься женским делом, обслуживать клиентов, а каких, не их ума дело». Со старыми, прожженными зэчками, Сергей даже не пытался связываться, а подбирал девиц с первой судимостью, которые еще не были искушены сложностями тюремной жизни. Девчонкам, нахлебавшимся досыта тюремной романтики, предоставлялся случай, остаться при тюрьме, а не направляться в лагерь и иметь возможность досрочного освобождения. Они с легкостью согласились на такое предложение. В основном, изголодавшиеся по мужским ласкам и вниманию, отбрасывали такие понятия, как «ложиться под мента», тем более они даже и не могли знать, кто их будущие клиенты.
Сначала запустили двух пробных девушек, которые казались Брагину, самыми сговорчивыми и опытными в своем деле. Офицеры КГБ, приглашенные в гости, после того, как погрелись в сауне и ополоснулись в бассейне и разогрелись спиртным, отдыхали в комнате. В этот момент к ним впустили приятных во всех отношениях девушек. Счастью мужчин, не было предела. Хорошо проведя время с красавицами, они поблагодарили начальника СИЗО за чудесный прием и изъявили желание продолжить знакомство, как с начальником, так и с девушками.
В следующую пятницу, прибыло пять офицеров, два майора и три капитана, на этот раз пришлось запустить к ним пять девиц. Все прошло на должном уровне, и всем офицерам пришлась по душе такая веселая компания, они остались довольные.
Приезжали они всегда на черной волге, но когда людей набиралось больше положенного, садились в УАЗ — санитарку, где места хватало всем, встречал их ни кто иной, как сам начальник тюрьмы, и естественно никто и никогда даже не спрашивал у них удостоверения личности.
Связи у Шилова росли. В таких вот встречах зарождалось общее дело компании, дальнейшие знакомства с нужными людьми и соответственно дела и поручения.
Сергей Брагин к тому времени уже определил свой дальнейший путь, и как мы уже знаем, решил со своим братом создать что-то вроде тайной организации.
Он был умный и дальновидный человек, прекрасно разбирался в людях и видел все их слабости, которые присутствовали даже в самых, казалось на первый взгляд, неподкупных чиновниках и лицах, командного состава.
Свою внутреннюю неприязнь к такому роду начальникам он старался подавлять и не выказывать недовольств. После того, как брата перевели в колонию общего режима, он продолжал с ним встречаться и разрабатывать дальнейшие планы их совместной деятельности. Для создания организации нужны были средства и надежные проверенные люди.
И, пожалуй, главное в этом деле, это — информация.
По ходу своей деятельности и по своей натуре, Сергей мог считать себя вполне предприимчивым человеком. Имея такого покровителя, как начальника СИЗО, он мог проворачивать операции с торговлей различных предметов и продуктов питания в тюрьме. Естественно, ему приходилось делиться с начальником частью от своих доходов.
 Чтобы содержать тайную организацию, состоящую пока из двух человек, тоже нужны были деньги. Сергей умел договариваться со следователями, с представителями прокуратуры и даже иметь своих посредников в судебной системе. Также необходимо было завести знакомства в Управлении ИТУ, от которых можно получать данные о тех, или других заключенных, этапируемых в различные уголки нашей Родины. Ему нужна была только информация.
Деньги шли, и неплохие: от продажи чая, водки и других запрещенных предметов первой необходимости.
Брагин категорически отказывался иметь дело с наркотиками, хотя возможности достать эту «дурь» было предостаточно. Стоило только согласиться на встречу с курьером из Средней Азии.
Ему даже предлагал один заключенный, войти в долю. Сам он был арестован с гашишем и ждал приговора суда за распространение наркотиков, у него остались связи на свободе. Сергей принял в разработку этого типа и передал своим знакомым операм ниточку, за которую те дружно потянули и впоследствии раскрыли группу, поставляющую наркотики из различных городов Средней Азии.
Сергей мог свести двух «любящих» сердец в одной тихой, уединенной камере, за ночь такого пребывания влюбленных, ему перепадало двадцать пять рублей.
Нормальная цена, если хочешь любить и быть любимым.
Брагин сам никогда и некому не предлагал своих «услуг», для этого были надежные люди из низшего по званию состава работников. Захотелось, к примеру, подследственному встретиться с родственниками, но до суда свидания не разрешались. Плати, и твое желание превратится в реальность. Если знакомая, не вписанная в личное дело, жаждет увидеть своего арестанта, то цена поднималась.
Иногда Сергею приходилось нанимать водителя, какого — нибудь транспорта и тот привозил ему коробки с плиточным чаем и водкой. Все это мгновенно расходилось по многочисленным камерам. Это с виду, казалось, трудно в тюрьме что — то достать, но старые прожженные зэки имели свой нюх на предприимчивых прапоров и сержантов.
Бывали, правда, случаи, когда завербованные Брагиным тихушники сдавали охранников ему же. Он назидательно проводил беседу с сотрудниками СИЗО и указывал им на то, чтобы они были более разборчивы в «покупателях». Но агентами своими Брагин дорожил, он не любил, когда их раскрывали и впоследствии опускали, за стукачество.
Но желающих поживиться за счет арестантов, было множество. Вот здесь, и отсортировывал Брагин «своих от чужих». Перенаправлял их к вышестоящему руководству СИЗО, и те уже сами принимали меры к продажным охранникам.
Понятное дело, самому Сергею не очень была по душе такая «коммерция» но иной добычи денег для своей организации, он не мог пока придумать, не идти же ему воровать и грабить в конце концов.
Он понимал, что пойдут дела серьезные, вот тогда и будет другое привлечение средств.
И первое дело не замедлило себя долго ждать.
Вполне случайно, в его смену привезли очередных арестованных из КПЗ[213] и он обратил внимание на дело одного «фрукта». Его обвиняли в изнасиловании и убийстве десятилетней девочки. Обычно такие выродки становятся достоянием гласности, и их дальнейшая судьба становится предрешеной, но на этого подонка шла сопроводительная бумага, содержать его в безопасности и держать в секрете его уголовное дело от других заключенных, то есть не раскрывать информацию по его преступлению.
Брагин взял на заметку вновь прибывшего, затем он поделился соображениями со своим братом Анатолием и нашел подход к следователю, ведущему дело этого подонка. Когда материалы дела стали достоянием организации, по выявлению и наказанию данных преступников, два брата приступили к его разработке.
Они сами провели тщательное расследование и опросили десятки людей, которые дали правдивые показания на этого ублюдка. Ведь следователь не может дать каждому свидетелю вознаграждение за правдивую информацию, а народные мстители, таковыми они считали себя, не скупились в этом плане.
Открылось новое обстоятельство. Родственники насильника и убийцы были весьма влиятельными людьми и имели кое — какие рычаги управления. Потому — то он и не был приговорен к смерти, а адвокат на суде добился переквалификации статьи и получил этот негодяй пятнадцать лет строгого режима.
Братья не могли утешить родителей девочки, но им так хотелось сказать им, что скоро этот приговор будет отменен, а в силу вступит другой, новый, вынесенный их организацией — это смертная казнь.
После кассации и дальнейшего пересмотра дела, приговор оставили без изменения.
Братьям нужно было торопиться, чтобы не получилось, как в случае с дочкой Анатолия, тогда насильника отправили на этап.
Каким образом осуществить их план и привести приговор в исполнение? Важен только положительный результат и исход дела.
Анатолий вспомнил одну женщину, которая присутствовала на суде над бунтовщиками. Разбиралось уголовное дело по убийству ее сына в колонии. Анатолия заинтересовал момент, который рассматривали в суде. Дело за недостаточностью улик было отправлено на доследование.
Вор в законе Дрон, привлек опытных заключенных для исполнения приговора, вынесенного блатными по поводу раскрытию ими агента оперчасти. Повторная экспертиза все — таки выявила причину его смерти. Состояние асфиксии, то есть признаки удушения, хотя очевидных следов не было обнаружено. Чтобы выявить новые улики, нужно было эксгумировать труп. В связи с фактом смерти Дронова, следствие зашло в тупик, и разыскать исполнителей после бунта в колонии им не представлялось никакой возможности. Дело продолжало числиться нераскрытым.
Но Анатолий, работая в колонии, краем уха слышал, кто примерно был подручным у вора. Скрупулезно перебрав уйму информации, они с Сергеем вышли на неких осужденных, Каленого и Карзубого. Семченко, он же Каленый, погиб во время бунта, а Ирощенко Сергей находится в СИЗО, в коридоре смертников. Он приговорен к смертной казни и ждет решения Верховного суда.
 
Коридор смертников, то есть приговоренных к высшей мере социальной защиты — смертной казни, располагался в подвале одного их корпусов. Хорошо охраняемый блок, для непосвященных людей, это закрытая информация. Даже для Анатолия, работающего ранее в СИЗО, и то было тайной, какие проводятся там действия.
Одним словом — засекреченный доступ информации.
Но за то, для Сергея, это не было секретом. Он спокойно общался с дежурными по коридору и мог пройти в помещение блока. Даже при поддержке двух охранников он мог вызвать для беседы приговоренного к смерти.
В коридоре смертников располагались десять камер. У дежурного контролера всегда на виду был список приговоренных. В нем обязательно указывались краткие характеристики, к примеру, осужденный Ирощенко Сергей Борисович – «СКС» (склонен к самоубийству), опасен, бывший военный специалист, владеет приемами рукопашного боя.
Камеру номер три, где содержался Карзубый, открывали только в присутствии трех контролеров, при их появлении он должен был повернуться к стене лицом и отойти от нее на метр. Ноги раздвинуть на ширине плеч, руки вытянуты и положены на стену ладонями наружу. При выводе из камеры руки сковывались наручниками за спиной.
В других камерах сидело по двое, трое приговоренных к смерти, которые ожидали дальнейшей своей участи. Если кассация отклонялась, адвокаты направляли ее в Верховный суд, затем, по инстанции прошение о помиловании. Получал приговоренный отказ, то прибывал «спецконвой» и его отправляли в исполнительное учреждение. Содержались такие заключенные годами, пока не оглашался любой результат.
Общение с внешним миром в коридоре было только у контролера, через телефон и кнопкой поднятия тревоги. Когда открывалась центральная дверь в коридор, заключенные, ожидавшие решения последней инстанции, настораживались и притихали.
Страх и предчувствие смерти, всегда витало в воздухе, все понимали, что когда-нибудь наступит конец.
Кормежку производили только люди в форме, простые заключенные, работающие в хозобслуге, в секретный коридор не допускались.
Иногда, в свою смену капитан Брагин был очевидцем этапирования осужденного в исполнительную тюрьму, где тот и заканчивал свою мятежную жизнь. Уводили его со скованными за спиной руками и с резиновой грушей во рту, чтобы он не мог произнести ни звука. Одно мог сказать Сергей, стопроцентно, в их тюрьме, смертные приговоры не приводили в исполнение.
Когда Брагин узнал об Ирощенко от брата, он вызвал его на первую беседу. Карзубого приковали наручниками к железному стулу, на который его посадили. В целях сокрытия секретной информации, Брагин попросил охранников оставить его одного с осужденным.
Разговор получился долгим и обстоятельным. На предложение покурить, Ирощенко ответил:
– Не курю, начальник, поддерживаю форму.
На шутку Карзубого Сергей ответил улыбкой.
– Я уж думал, что ты по мою душу пришел,– сказал Ирощенко.
– Да рановато тебе еще собираться в последний путь.
– Да скорее бы, уже все к одному концу.
– Неужели не хочется жить?
– Ох, начальник, не дай тебе Бог оказаться в моей шкуре, ты бы по — другому посмотрел на жизнь.
– Что, Ирощенко, приходится жалеть о прожитом? Или себя жалко стало?
– А ты знаешь начальник, о прошлом не жалею, единственно о чем сожалею, надо было ту гниду, за которую меня посадили первый раз, добить до конца.
– Ты хочешь об этом поговорить?
– А тебе это нужно?
– Сергей, ты бывший офицер, армейский разведчик и мне бы все-таки лучше узнать из твоего рассказа о твоем случае, чем из сухих строк в твоем деле. Так, что же сделал тот майор, которого ты искалечил?
– Я в то время служил в звании лейтенанта в части и собирался поступить на учебу, на повышение квалификации. У нас в медсанчасти работала сестричка, симпатичная девушка, она мне нравилась, я иногда заглядывал к ней минут на пять, просто пообщаться.
Майор, был моим непосредственным командиром, и подолгу своей службы нам приходилось тесно с ним общаться.
Неприятный человек, скажу я, одним словом — сволочь. Любил над солдатами поиздеваться, не считал зазорным и рапорт написать на своих сослуживцев, у меня с майором и раньше были стычки.
А тут я узнаю, что он нашу сестричку обихаживает. Охмурил, обманул он ее, в общем, воспользовался скот ее доверчивостью и бросил. Да еще цинично выражался при этом: «Такой шлюхе, не место в армии». Солдаты и низшие чины, жалели сестричку, молчали, боялись сказать майору, что поступает он, как мерзавец.
А я не стал молчать, и высказал ему все, что думаю о нем. Он напустился на меня с руганью и угрозами, пообещал, что приложит все силы и связи, чтобы меня уволили с армии, обещал стереть меня в порошок. Конечно для меня устав и субординации это святое дело, но когда он обрисовал мне мою дальнейшую перспективу, я не выдержал. Ну не сдержался я тогда, врезал ему раза три по физиономии, да видно перестарался. Нос ему сломал, челюсть в двух местах и глаз ему повредил. Его комиссовали по состоянию здоровья. Меня лишили офицерского звания судом чести и отдали под трибунал. Может быть, и направили бы в колонию, где отбывают срока бывшие военнослужащие, да видно не судьба. Заступился я за молодого парнишку в тюрьме и вынес скулу одному урке, который издевался над ним, и в довершение ко всему оказал сопротивление сотрудникам СИЗО и избил двоих контролеров. Меня повторно судили, но за мои бывшие заслуги перед Родиной не стали ужесточать режим и отправили в колонию общего режима.
– Где ты и стал бойцом, или как сказать вернее, подручным у блатных.
– Вот здесь ты не совсем прав начальник, никому и никогда я не лизал зад, а если имел свои взгляды, то относился к кому-то из блатных с уважением.
– Я читал твое дело, и кое-какие заметки оперчасти, ты вел тихую и незаметную жизнь в зоне, тебя побаивались и обходили стороной шестерки. Авторитет зоны Колдун нашел все-таки к тебе подход.
– Это тоже в заметках написано?– спросил Карзубый.
– Нет, это мои личные наблюдения и опросы бывших твоих знакомых и участников волнений в колонии.
– Интересно, и что же они вам наговорили обо мне?
– Ну, во первых, ты справедлив, умеешь разбираться в людях и в ситуации, психологически подготовлен и физически развит.
– Начальник, мне кажется ты меня не для того вызвал, чтобы зачитывать мне, мою же характеристику,– прервал Карзубый капитана.
– Может быть, может быть! Но я пытаюсь понять, как ты, в душе, некогда преданный своему делу и служению Родине, мог оказаться в рядах бунтовщиков. Чем они взяли тебя? Ведь Дрон, вор в законе и ты был у него, что-то вроде военного консультанта и одним из организаторов мятежа, я хорошо знаком с материалами твоего дела.
– Ну, раз знаком, зачем же спрашиваешь, там все отражено.
– Все, да не все, например, твое душевное состояние, твои исполнительские способности, факты, о которых ты умалчиваешь.
– Послушай, капитан, к чему ты клонишь? О каких способностях и фактах ты говоришь?
Брагин немного помолчал и снова возобновил разговор:
– А в какой мере ты можешь зайти далеко, если перед тобой будут совершать несправедливые действия, поступки?
– Раньше, я мог просто, долго не думая, поставить человека на его истинное место. Конечно я не привык лезть на рожон и всегда задумывался о последствии, а потому и лояльничал с блатными. Теперь, когда я ожидаю, исполнения приговора и по сути терять — то мне нечего, я могу быть предельно откровенен.
– Вот мне бы и хотелось узнать, до какой степени?
– Дай мне Господь вторую жизнь, я бы использовал ее в борьбе за справедливость. Тюрьма на многие вещи раскрыла мне глаза. Среди заключенных и сотрудников администрации сплошь и рядом творится беззаконие, я бы правильно выразился, беспредельное отношение друг к другу.
Где сила, там и власть, но если власть дана дураку, то жди беды. Никто и никогда не пытался разрешить вопросы по справедливости. У власти одна, правда — позиция силы и диктата. У осужденных семеро одного не боятся, по крайней мере, я сужу об общем режиме.
– Но, тем не менее, ты принял сторону вора в законе.
– Да, это верно, я увидел в поступках Дронова отличительные черты его характера от основной массы людей. Его справедливое отношение к другим зэкам, его понятия, по которым он жил и делился с другими. Его взгляды на отношение власти к заключенным, которые довели последних до точки кипения.
– Значит, ты считаешь, что Дронов справедливо поднял осужденных на восстание?
– Да, в конкретной ситуации, иного выхода он не видел, администрация тупо отказывалась слушать общую массу взбунтовавшихся осужденных. Конфликт не разрешился по вине власти, она не захотела идти на поводу вора в законе.
Что тут непонятного? Все предельно ясно, теперь мы все ожидаем своей участи.
– Ну, а что у тебя было в душе, когда ты чувствовал, что отомстил майору, за поруганную честь медсестры,– резко сменил тему разговора Брагин.
– Чувство облегчения, что такая тварь получила то, что заслуживает. И еще, наверно значимость поступка, высшее начальство не захотело «выметать сор из избы», а я не мог смотреть на то, что эта тварь безнаказанно продолжает задевать честь офицерского мундира.
Сергей внутренне поаплодировал бывшему воину, который, несмотря на невзгоды и беды, свалившиеся на его голову, продолжал оставаться непоколебимым в своих справедливых взглядах. Но пока он не убедится хотя бы на девяносто девять процентов, что Ирощенко, это тот человек, который ему нужен, Брагин не задаст ему свой главный вопрос. «Если тебе Господь Бог, или еще кто-то предоставит возможность совершать в жизни справедливые поступки, готов ли ты отдать свою жизнь во имя этого».
– Меня интересует еще один вопрос,– обратился Брагин к Ирощенко,– допустим, существует насильник, который надругался над малолетним ребенком -девочкой, и, заметая следы преступления, убил ее и сбросил в воду, как бы ты поступил с таким человеком.
– Ну, по определению, это уже не человек, и ему нет места среди людей, его место в могиле, иного исхода я бы не пожелал этому ублюдку.
– Значит ты за то, чтобы его лишили жизни?
– Однозначно! Но почему ты спрашиваешь? Ведь государство от таких подонков само избавляется, путем смертной казни.
– Есть случаи, когда закон бессилен вершить справедливое возмездие.
– Ну, уж нет, только не в нашей стране, по крайней мере, правовая система еще не настолько отупела, чтобы отбеливать таких подонков.
– Тем не менее, в жизни такие случаи встречаются, правда, очень редко и только с теми, у кого есть влиятельные покровители.
– Капитан, ты хочешь сказать, что в твоей практике такой случай был.
– Был, был, он и сейчас имеет место. Так ты мне ответь, чтобы ты сделал с таким выродком?
– Если бы мои руки были сейчас свободны, я бы показал тебе мои ладони, и пальцы, они, как клещи, готовые перекрыть кислород такому гаду.
– То есть задушил бы его собственными руками?
– Капитан, ты что, пишешь диссертацию на эту тему?
Брагин улыбнулся, промолчал на вопрос и только вопросительно поднял брови.
– Так что же ты все пытаешься узнать, чтобы я с ним сделал. Интересно, чтобы ты с ним сделал, если бы этим ребенком оказалась твоя дочь?– спросил Ирощенко
 Вот это и был тот момент, которого ждал Брагин.
– А это есть мой ребенок, моя родная племянница, дочурка моего родного брата.
Брагин не стал говорить, что истинного насильника приговорили всего к шести годам колонии.
– Послушай, капитан, если все это является правдой, а не вымыслом, то почему суд не приговорил этого ублюдка к смерти?
– А я и объяснял тебе о влиятельных людях, которые стоят за спиной насильника и убийцы.
– Теперь понятно, почему ему не дали «вышку». И что же вы собираетесь делать с вашим братом? Проглотить эти ущемленные права человека, каким — то убийцей и продажным судом! Боритесь дальше, ведь есть вышестоящие инстанции.
– Все тщетно, приговор оставлен без изменения, пятнадцать лет строгого режима, скоро этот ублюдок будет отправлен в колонию.
– Так,– произнес Ирощенко, и чего же ты от меня хочешь, капитан?
– Ничего лейтенант, я просто убедился, что в тебе не умерли человеческие нотки, и мне будет, очень жаль, если государство, не разобравшись досконально в твоей истории, поставит жирную точку, в форме зеленого пятна на твоем лбу, ведь так выражаются зэки, «Намазать лоб зеленкой».Ну, ладно, поговорили, тебе пора в камеру. Брагин нажал на кнопку звонка.
– Подожди, капитан, если мне понадобится очистить душу, я могу с тобой поговорить еще раз?– спросил он опера.
– Можешь Сергей, подумай над нашим разговором, я надеюсь, что он не станет гласностью для других людей.
Ирощенко увели в камеру, а капитан решил встретиться со своим братом и поделиться с ним о созревшем у него в голове плане.
Вечером они встретились с братом, и Сергей рассказал ему о беседе с Ирощенко. Анатолий был удивлен, неожиданным поворотом дела.
– Ты хочешь, чтобы Карзубый совершил акт. Как в свое время расправился с Равелинским.
– Но это не факт, что он его задушил, но и исключать такого момента не стоит.
– А ты не боишься, вдруг он тебя сдаст, это я так говорю, например.
– Для него сейчас смерть, это лучшее избавление от всех навалившихся на него бед. Он Советский офицер, честный и справедливый, и таковым остался, но судьба по своему нанесла коррективы в его жизни, его пытались сломать комитетчики, я знаю точно, что к нему применялись пытки, но он выдержал все, но смысл своей жизни для него был утерян.
– Но даже если это так, чем ты можешь ему помочь?
– Пока я не уверен ни в чем. Я не стану помогать ему. Но я хочу попытаться узнать его с другой стороны. Если он покажет себя таким, каким я хочу его видеть, то возможно, я попытаюсь сделать для него что-нибудь.
– Сереж, чем ты ему поможешь? Над ним уже завис меч, дело времени, и все для него закончится.
– Помнишь, как ты настаивал на том, чтобы казнить насильника Женечки, я тогда отговаривал тебя. Похоже, настало время и тебе, переубедить меня.
– Ну, хорошо, даже если тебе удастся его завербовать, то, как ты осуществишь план по уничтожению убийцы?
– Для этого мы с тобой и создаем организацию, думать, разрабатывать, решать, сомневаться и исполнять.
Анатолий достал папку, которую он принес с собой и выложил из нее альбомные листы, на которых красовались какие — то изображения. Сергей взглянул на них и спросил:
– Что это? Какие — то значки, эмблемы, гербы. Зачем тебе это? Он посмотрел на улыбающегося брата.
– Ни одна организация не обходится без своего знака. Ты только не смейся и выслушай меня,– интриговал Анатолий,– я тут на днях читал дочке книжку перед сном Стивенсона «Остров сокровищ» и там упоминается о черной метке, с изображением веселого Роджера. Мне пришла в голову одна мысль, а почему бы и нам не придумать для своей организации какой — нибудь символ.
Когда я уложил Женю спать, достал кое — какие подборки и вот что из этого получилось.
Например, геометрическая фигура, в форме треугольника, на золотом поле, символизирующем — Веру, Справедливость и Постоянство, наносится зигзаг молнии, поражающий удар возмездия по врагу.
Сама молния черного цвета, символизирующая Осторожность, Мудрость, Постоянство в испытаниях.
Сергей заинтересованно слушал своего брата. Анатолий продолжал:
– Вот я и подумал, а почему бы не преподносить такую метку подонку, приговоренному нами к исключительной мере.
 

 
Придет время и тайное все равно станет явным. Люди узнают об организации, либо сохранять в тайне наши стремления, наказывать справедливо убийц и насильников, нам не будет смысла.
– Да, с теоретической точки зрения ты прав, а вот на деле оставлять после себя улики, совсем не стоит.
– Мы с тобой позаботимся о материале, на котором не остаются отпечатки пальцев, и найдем подходящую типографию, которая нам распечатает наши метки.
– Нет, о типографии даже не может быть и речи, этим вопросом мы займемся позже. В целом, идея твоя хорошая, страна должна знать своих героев, хотя бы условно,– пошутил Сергей.
– Так, значит «Черная молния?»,– спросил Анатолий.
Сергей не то вопрошающе, не то от удивления поднял брови и ответил:
– Выходит так!
В следующий раз, когда Брагин захотел посетить Ирощенко, дежурный по коридору заявил ему, что он должен получить разрешение на допрос осужденного у начальника СИЗО.
– Это что еще за новость?– возмутился Брагин.
– Товарищ капитан, это приказ начальника СИЗО, и ослушаться я не могу.
Сергей не стал спорить с контролером, а отправился прямо к Шилову.
– Ааааа! Брагин, заходи, заходи. Знаю, знаю, уже доложили,– встретил его начальник СИЗО,– надеюсь, ты не в обиде на меня и на контролеров спецблока. Брагин сел на стул и как ни в чем не бывало, произнес:
– Какие обиды, Алексей Дмитриевич, мне ли не понимать, какая дисциплина должна быть на секретных объектах. Молодцы ребята, действуют по уставу.
Шилов остался доволен ответом Брагина, да он и не сомневается в своем подчиненном, был бы кто другой, а Брагин у него — на особом счету.
– Так о чем ты с Ирощенко «шептался» в течение двух часов?
– Есть у меня одна тема, товарищ полковник. Сергей достал из папки ворох бумаг,– учась в юридическом, я в свободное время занимаюсь изучением преступности, по своему определению, очень разной, пишу, видите ли, для работы, одну, так сказать диссертацию.
Очень важно мне владеть оперативной информацией о таких типах, как Ирощенко. В колонии он был не самым последним «мужиком». Во время бунта организованно направлял действия осужденных и тем самым создал прямую угрозу нашим спецподразделениям.
Кроме Ирощенко я провожу и с другими смертниками беседы, бывает полезно узнать о них больше. Если честно, то я не хочу останавливаться на достигнутом, меня тянет к более углубленному изучению внутренней системы. В колониях немного другой обзор для оперов, но принцип остается тот же, работа с разными прослойками заключенных.
– Так — то в колонии, а у нас камерная система, поднять такой бунт разом невозможно, или ты в зоне собрался работать?
– Может быть, может быть,– с улыбкой на губах, ответил капитан.
– Брагин, и не мечтай, я тебя никому не отдам, и думать забудь о другой работе. Зайди к начальнику ПВР[214] и согласуй с ним свои профессиональные интересы.
– Да что Вы, Алексей Дмитриевич, я никуда и не собираюсь, чем мне тюрьма не угодила,– засмеялся капитан в голос, и залез рукой глубже в папку. Достав конверт с энным количеством купюр с изображением «Ильича», он пододвинул его рукой до самого края стола. Полковник, улыбаясь, открыл верхний ящик и конверт упал на дно.
– Так, товарищ капитан, своим приказом разрешаю Вам посещение спецблока, и в целях оперативной работы Вам дозволяется вести допросы и опросы, приговоренных к смерти и не забудь согласовать с начальником ПВР. Приказ ясен?– шуткой произнес Шилов.
– Так точно! Товарищ полковник, приказ понятен. Разрешите идти?
– Свободен, Брагин,– и затем мягко,– по домашнему произнес,– не забудь Сережа, послезавтра твоя смена, в пятницу будешь принимать «гостей» из Управления.
– Как можно, Алексей Дмитриевич, все будет на самом высоком уровне,– и, улыбнувшись, вышел из кабинета.
 Полковник достал конверт, прошерстил пачку денег, как колоду карт, заметил про себя: «Хваткий этот капитан, не зря я его приблизил к себе, умеет шельма дело поставить на рельсы, если так будет продолжаться дальше, то скоро куплю себе хорошую дачу на берегу реки. Говоров с Кузнецовым обещали помочь мне в этом приобретении».
 
– Ну, что Сергей, не спалось тебе этой ночью?– просил Брагин Ирощенко, после того, как его привели к нему на допрос. Наручники, капитан приказал снять, контролеры повиновались приказу начальства, тем более телефонный звонок, поступивший в блок от начальника СИЗО, давал право Брагину действовать на свое усмотрение.
– Да, действительно не спалось, это ничего, если я могу тебе задать вопрос.
– Для этого мы и встретились снова. Задавай.
– Капитан, как ты понимаешь, мне уже действительно терять нечего, сколько мне осталось денечков, все они мои, но если я тебя правильно понял, тебе нужен человек, который бы решил вашу с братом проблему. Так?
– Ну, допустим.
– Я могу взяться за это дело, но мне одному не справиться, нужен подстраховщик.
– Ты хочешь, чтобы я тебя подстраховал или помог удавить эту гадюку?– с ухмылкой произнес капитан.
– Не шути так, капитан, я серьезно.
– А если я подам тебе его в коматозном состоянии?
– В смысле?
– Ну, к примеру, напою его какими — нибудь «сонниками»
– Короче, капитан, составь план и посвяти меня в его, и я тебе сразу же скажу, выполнима эта задача, или стоит от нее отказаться.
– Хорошо, это мы тоже обсудим, ты мне скажи, что ты хочешь за эту акцию?
– Мне ничего не нужно. Я еще не знаю точно почему, но я верю тебе, капитан, и готов сделать все во благо справедливости. Буду с тобой откровенен, даже если ты и подставляешь меня, я все равно убью этого подонка, единственное, о чем прошу…
– Ну — ну, говори,– подбодрил его Сергей.
– Чтобы «он» действительно оказался насильником и убийцей девочки.
– Понимаю тебя, Сергей. Слово офицера для тебя имеет значение?
– Еще как! Можешь быть уверенным, для меня этого достаточно.
– С этой минуты мы в деле,– серьезно сказал Брагин,– и чтобы мы могли доверять друг другу, ты должен мне сказать правду. Кстати, мы с тобой тезки.
– Спрашивай Сергей, я хочу, чтобы между нами не было вопросов.
– Равелинский, дело твоих рук?
– Да, моих.
– Ты действовал не один, я правильно тебя понял.
– Да, не один, но я бы хотел оставить имена моих «подельников» в тайне.
– Но ведь тебе нужен подстраховщик, ты сам об этом просил.
– Да, нужен. Но честь и совесть не позволяет мне выдать их.
– Сергей, они в принципе мне не нужны, если ты заметил, то в данной ситуации, я являюсь твоим подельником. Я бы мог заплатить кому — нибудь «со съехавшей крышей» и он сделает это дело.
Но здесь речь идет о другом. Ты доверяешь тем людям, в которых уверен, потому готов совершить акт с ними, но мои возможности ограничены, даже, чтобы вывести тебя отсюда, мне необходимо проделать массу ухищрений, чтобы ты снова оказался на своем месте, живым и невредимым. В крайнем случае, я могу найти тебе, но только одного, о ком ты попросишь, и то если он находится в этом изоляторе.
Ирощенко молчал, мысленно обдумывая сложившуюся ситуацию.
– Тебе нужно время, все обдумать?– спросил Брагин,– ладно, скажи откровенно, что тебя смущает, и я постараюсь привести доводы.
– Если откровенно, то я не могу доверить судьбу другого человека в твои руки, тем более, если ты скажешь ему о совершенном нами преступлении.
– Какие ты хочешь гарантии?
– Это в моем — то положении, требовать гарантии. Губы Ирощенко скривились в иронической ухмылке.
– Ладно, Сергей, давай сделаем так, послезавтра моя смена суточного дежурства, я загляну к тебе. По — моему суток тебе будет достаточно, чтобы принять решение. Да, и вот еще что, ты вправе отказаться от моего предложения, будем считать, что между нами была просто, ни к чему не обязывающая беседа.
Брагин нажал кнопку звонка, и Ирощенко увели в камеру.

 
 
 
Глава 50
 
НАД САШКОЙ СГУЩАЮТСЯ ТУЧИ
 
 А между тем, для одного из наших героев сложилась очень серьезная ситуация. Не будем вдаваться в подробности, как и сколько, времени люди Аркана разыскивали небольшую деревеньку на берегу Оби.
 
В конечном результате им все-таки удалось найти ее, и Леший смог раскопать информацию о лесничем.
Ни о чем не догадывающиеся жители деревеньки весьма радушно отнеслись к скупщикам пушнины, и даже местные мужики продали им выделанные шкурки зверьков. Как бы, между прочим, разговор пошел о тайге, о рыбалке, о заказнике, и в конечном результате привел к лесничему.
«Да, действительно, живет такой дед Михаил в десяти верстах от деревни в своем доме, правда один. Недавно его проведывала его родная дочь, приезжала одна, без сына. Оказывается, внук живет в городе N-ке с матерью». Вот какой попался словоохотливый деревенский житель Ефим, особенно когда на столе, стоявшем во дворе, появилась бутылка водки. Мужик и фамилию нынешнюю сказал Лешему. «Екатерина Воробьева и сын ее — Воробьев Александр», и для общей информации еще много было названо фамилий, но только нужны была уркам всего две, Коростылев и Воробьев.
Аркан оценил труд Лешего и его подручных, и отблагодарил их щедро, сам же уединившись с Крутом решил поручить ему разыскать дочь лесничего и его внука.
Каково было удивление Аркана, когда через неделю Серега Крут выложил ему всю подноготною на Сашку Воробьева. Крут, сам опешил, когда узнал, что это и есть тот парень, которого он же и подставил под удар Кемеровской шайке пацанов, и Дроновским корешком, с которым он встречался на объекте, тоже был Воробей, и за участие в бунте был осужден он, и грели в тюрьме, тоже его — Воробья.
– Ну, и что скажешь, Серега, что нам с этим птенчиком делать?– обратился вор к подручному.
– Аркан, по сути, пацан он неплохой, по тюрьме он себя показал хорошо. Был с Дроном до последнего, пока того менты не ухлопали, на следствии никого не сдал, и вообще за ним никаких косяков нет.
– Ну, да, конечно с такой характеристикой прямо можно ему корону на голову одеть, если бы я не знал, кто он в натуре, как они нас развели на болотах и бросили подыхать, как собак, я бы наверно рекомендовал бы его в зоне, как хорошего знакомого моих лучших корешей.
Крут, был единственным человеком в окружении вора, к которому Аркан относился по-свойски, он мог выслушивать Серегу, даже, когда тот не соглашался с его доводами. Крут снова воспользовался этим правом.
– Аркань,– обратился он к вору, как можно мягче,– ты же понимаешь, что тогда у них с дедом не было выбора, в принципе они спасали свои шкуры.
– Крут! И это говоришь ты, который со мной и в огонь и в воду.
– Аркаш, да я видел и знаю этого пацана, я думаю, он заслуживает снисхождения.
– Ну, ты не был там, с нами, когда Костян захлебывался в болотном дерьме, и просил их о помощи и ты не шел со мной, голодный, холодный и злой по топям и тайге, когда мною руководило только чувство мести. Я выжил только благодаря тому, что чувствовал ненависть к ним, что я их загоню в могилу. Это помогло мне справиться с собственным бессилием и обстоятельствами.
Крут помалкивал, он видел, как Аркан входил в «раж», и потому предпочел не перечить в этот момент вору.
– Сам посуди! Я признанный вор в законе, чудом остался жив, и вдруг мне улыбается фортуна, осуществить свою месть. А какой-то Крут, подсовывает мне слюнтявку, и начинает кидать поддержку моему врагу. Ты что, Серега, хочешь подорвать наши отношения, так давай, перечеркни все, что между нами сложилось за эти годы. Запомни одно, кореш! Все, что касается меня лично, лучше не лезь, и не впрягайся за тех, кого не знаешь на все сто. Ты меня понял? Или мне стоит по — другому тебе, разложить все по полочкам,– уже более грозно закончил вор.
Крут пошел на попятную.
– Не надо, Аркан, я все понял. Как скажешь, так и будет, из-за какого то Воробья, я не хочу портить с тобой отношения. Ты прав, я завязываю этот базар.
– Серега, я всегда знал, что ты на моей стороне, не обижайся братан, проси, о чем хочешь, но не умасливай мое чувство мщения.
Так, говоришь он сейчас на тюрьме?
– Да, у него скоро суд, по делу бунта в зоне.
– Далеко пойдет, останавливать пора,– пошутил Аркан,– Серега, давай через своих ментов, засылай маляву Волчонку, тот сейчас ждет этап на зону, пусть прозондирует почву и нароет мне о Воробье побольше информации.
– Аркан, просьба к тебе одна.
– Ну, говори. Что хочешь?
– Не опускай его, убей лучше, он и вправду не заслужил унижения.
– Серега, ты что думаешь, я совсем отмороженный на всю голову. Конечно, мне его жизнь нужна, а не его честь, и запомни, истинный вор никогда из подтишка дела не делает. Предъява Воробью будет конкретная, единственно, что я могу тебе пообещать, что никто не будет знать, за что его лишат жизни. Потом снаряжай «экспедицию» в тайгу, и вслед за внуком отправим и деда, но прежде чем он сдохнет, он узнает о смерти своего внука.
 Так, что говоришь, Крут, мамаша у него смазливая телка?
– Ага, красивая стерва, в библиотеке работает. Ах, да, чуть не забыл, пахан то у Воробья бывший сиделец, говорят, он по Краслаговским лагерям был ходок.
– А погоняло его какое?
– Не знаю, Воробей старший,– и он прыснул от смеха.
– Так может и этого прицепом, вместе с ними? – осклабился Аркан.
– Они не живут вместе, хотя если хочешь, можно этому алкашу смертельную дозу алкоголя влить.
– Нет, Крут, я привык прямо, а так просто лишать жизни, без предъяв, это не в моих понятиях.
Когда с этими лесниками покончим, можешь телку эту, мамашу его, кинуть «на хор»[215] своим фырганам.
– Как скажешь, Аркань,– согласился с ним Крут.
– Короче, Серега, у меня тут один вариантик нарисовался, помнишь, я тебе рассказывал о своем Азиатском кентухе, Джамале?
– Конечно, помню, он нам еще наводку дал по заведующему базой.
– Ну, так вот, он мне сообщает, что по этапу в Тобольск идет группа зэков все «Чуркестанцы», осужденные на крытую, среди них есть один его должник. Он указал его фамилию, погоняло, и предложил его в качестве «торпеды». Так я вот о чем подумал, может нам ускорить процесс с Воробьем, пусть этот бык ликвидирует его.
– А как мы их сведем в одной хате, или в транзитке, ведь Воробья еще не осудили.
– Так это ж ништяк! Задействуй своего подкупленного мусора — оперативника, пусть бабки отрабатывает.
Буквально на днях будет зачитан бунтарям приговор, и пусть Воробья вместо осужденки кинут в транзитку, а там глядишь, твой кум и сведет их.
– А что, Аркань, мысль верная, я подкачу к этому мусору и передам ему информацию.
– Да, даже если у нас здесь ничего не срастется, я Волчонку отпишу ксиву, может он его надыбает[216] на этапе, придет в зону Воробей, я его и там достану.
Аркан сел писать записку, которую адресовал Волчонку, своему старому корешу.
«Привет братан! Не забыл меня еще? Имен называть не буду, но вспомни малолетку, кто у тебя был лучшим кентом? Дело у меня к тебе. Разыщи в тюрьме Воробьева Александра, погоняло Воробей. Присмотрись к нему и нарой мне о нем побольше информации. Отпиши, куда его погонят на этап. Добавлю только одно, это мой кровный враг, а для остальных пусть все остается ровно.
Удачи тебе брат, придешь в зону, все будет правильно».
Вор сложил маляву вчетверо и подал ее Круту.
– Гони Серега ее Волчонку, а там будет видно. Главное, они у меня здесь,– и Аркан сжал руку в кулак.
 
Прошло время, бунтовщиков уже осудили, и Крут, задействовал план, по которому его подкупленный опер переведет Воробья в транзитную камеру. Конечно, это стоило немалых денег, но Аркан не скупился на осуществление своего замысла.
Крут встретился еще с одним прикормленным ментом из тюремной охраны, с сержантом Звягинцевым, это с тем который в свое время был в неприязненных отношениях с Анатолием Брагиным. На словах сказал ему, кому малява должна попасть в руки, передал денег сержанту за услугу, но прежде чем записка попала в руки адресата, ей по воле непредвиденного случая пришлось побывать в руках тюремного опера Сергея Брагина.
Звягинцев пришел на очередное дежурство и, сняв свой китель в старшинской комнате, повесил его на спинку стула. Зашла Светочка, дежурная по этажу, она тоже дежурила в одну смену с сержантом, тот, сославшись на занятость, вышел из комнаты, при этом не забыл подержать Светлану за ее пухленькие ягодицы. Она, конечно, дернулась ради приличия, но игриво улыбнулась, прошла и села на один из стульев.
Когда она устроилась работать в СИЗО, сержант быстро нашел подход к ней, нагловатый, дерзкий, и бесцеремонный с молоденькими девушками, он сыскал себе славу бабника.
На второй же день, после того, как Светлана переспала со Звягинцевым, он легко перечеркнул их отношения, сказав, что это было мимолетным увлечением. Она не была мстительна, но забыть о таком поступке этого ловеласа, не могла.
Светлану всегда распирало любопытство, какие тайны могут хранятся в одежде сержанта, иногда она просто так осматривала его карманы, чисто из любопытства, хотя на других работников это никак не распространялось.
Вот и сегодня, сгорая от любопытства, она посмотрела, что делается у него в карманах. «Ничего, чтобы могло меня заинтересовать, а хотя вот, записка, может чье- то любовное послание?»
Она пробежалась глазами по тексту и, свернув записку, опять положила ее во внутренний карман кителя.
Потом, пораздумав несколько секунд, подошла к столу и, набрав номер по внутреннему телефону, спросила:
– Здравствуйте! А капитана Брагина можно к телефону? Хорошо, жду,– она подождала секунд десять, и на другом конце в трубки зазвучал мужской голос:
– Алло, Брагин слушает, кто его спрашивает?
– Сережа, это я, Светлана Шамовцева.
– А, Светочка, добрый день, что — нибудь хотела, или тебе чем нибудь помочь, у тебя сегодня дежурство?
«Вот мужчина,– подумала про себя Света,– этот сразу помощь предлагает, не то, что некоторые».
– Да Сереж, дежурю. Я что звоню — то тебе, здесь одна странная записка — малява, я ее «случайно» обнаружила в кармане у сержанта Звягинцева. Не хочешь взглянуть на нее, по — моему, есть интрига.
– Лечу Светочка, лечу!
Через минут десять он был уже в старшинской на втором этаже, правого корпуса.
Света выглянула за дверь и, убедившись, что по близости никого нет, вытащила записку и протянула ее Брагину, тот прочел ее и задумчиво сказал:
– Да, Светочка, большое тебе спасибо, думаю, что эта бумажка представляет для меня ценность, но будет лучше, если мы ее положим на место, он улыбнулся и добавил,– в целях оперативной обстановки, не хотелось бы спугнуть мелкую рыбешку, если над этой информацией поработать получше, то можно поймать рыбу и покрупнее.
– Да всегда, пожалуйста, Сереж, тем более мне эта скотина Звягинцев, совсем не по нутру, я бы была только рада, если бы ты его прищучил.
– Света! Дай срок, и мы эту «гупешку» отправим в уху,– пошутил Сергей, и еще раз поблагодарив Светлану, направился к себе в кабинет.
«Вот так раз, кому это Саша Воробьев встал поперек дороги, подумал он про себя, – так, записка выходит с воли, значит, интерес к персоне Воробьева вызывает у кого — то желание, за что — то спросить с него. Может быть по причине бунта? Кровный враг?! Не знай, я Воробьева, пропустил бы мимо эту маляву, сколько иногда за день мне приходится их читать. Парнишка то хороший, видно по нему, что случайно попал в колонию, не любит несправедливости, ох и тяжко ему придется сидеть свой срок. Вызвать Воробьева и спросить его напрямую, да что толку, он все равно ничего не скажет. Сержанта за руку не поймаешь, скажи ему сейчас о записке, открестится, изъял мол, при обыске, в какой-то камере, и ничего не докажешь. Ладно, отпущу эту ситуацию, может быть и будет полезна мне эта информация».
Но на всякий случай он позвонил нескольким старшим дежурным смены и попросил их о небольшой просьбе:
– Если к Вам обратится с просьбой сержант Звягинцев, или будет разыскивать кого из заключенных, спрашивая, в какой камере тот сидит, то поставьте меня в известность, так, на всякий случай.
Сергей при своей должности и при работе в СИЗО имел репутацию весьма хорошего человека, сослуживцы знали, что он заочно учится в юридическом институте и относились к нему с уважением.
Он не был конфликтным, если у него и имелись неприятели по службе, то и с ними он старался найти компромиссы. Прежняя работа научила его лавировать среди упрямых и твердолобых руководителей, а с простыми людьми он был всегда приветлив и внимателен. Потому многие дежурные по корпусу и этажам частенько выручали по всяким его просьбам, да и он никогда не отказывал, помогал чем мог. Были случаи, когда ему сдавали тюремных надзирателей за связь с заключенными и он всегда довольствовался беседой и предостережением, но попадись тот снова — пощады не жди, либо Брагин вербовал его в свои агенты, либо направлял к руководству СИЗО.
Была пятница, вечером он пошел встречать гостей из «комитета» и проводил пять офицеров в комнату отдыха, что находилась в бане.
Брагин обратил внимание на одного капитана, он имел крупные черты лица, плотное телосложение и рост метр шестьдесят пять, так определил Сергей.
Видел он капитана здесь в первые, видно он был приглашен в первый раз.
Сегодня Сергею пришлось составить им компанию, так захотели сами офицеры. Он посидел с ними, выпил стопочку ради приличия, так сказать поддержал компанию, затем привел пять девушек и отдал их в руки комитетчиков.
– Если я вам понадоблюсь, ищите меня через дежурного в Блоке «В», где содержатся смертники, я сегодня провожу там оперативные мероприятия.
– Ух ты, как интересно,– заинтересовался капитан — крепыш,– хотелось бы мне взглянуть на этих уродов собственными глазами.
– Ишь, ты какой, а мы, значит, не хотим и мы тоже желаем взглянуть на них,– зашумели остальные офицеры, уже захмелевшими голосами.
Сергей знал одного майора Шаронова из этой компании, он иногда посещал в СИЗО подследственных, которые имели статус «политзаключенных», но этот факт глубоко вуалировался, Сергей благодаря своей работе знал многое.
– Если Алексей Дмитриевич рано освободится с совещания, то сам вас проводит, если поручит мне, то почту за честь, послужить вам сегодня «гидом» по нашим труднодоступным местам,– весело отозвался Брагин.
– Хорошо, Сергей, по рукам,– сказал майор Шаронов,– девочки, а ну, в парную быстро,– подбодрил он девиц. Брагин, уже выходя из бани, услышал веселый, девичий визг.
Особенностью в дежурстве по СИЗО у Брагина было: немедленно реагировать на экстренные звонки с внутренних телефонов. Если на пульт поступал сигнал из Блока «В», где сидят смертники, то это означало, что дверь в камеру открылась и дежурный по СИЗО, обязан выяснить причину, по поводу чего, произошел сигнал тревоги и доложить начальнику тюрьмы.
Когда Брагина вызывал к себе начальник изолятора, Сергей оставлял за место себя дежурного офицера.
Находясь в Блоке «В» Брагин звонил дежурному и предупреждал его, что проводит с приговоренным к смерти оперативные мероприятия.
 
– Здравствуй Сергей Михайлович,– поприветствовал Ирощенко, Брагина, когда захлопнулась дверь камеры, в которую его привели контролеры.
– Привет! Ну, как твои дела, что надумал?
– Да я вот по поводу интересующих тебя лиц.
– Сереж, ты не тушуйся, и говори, как оно есть, никому плохого я не сделаю, если посчитаю нужным, я найду твоих подельников и с каждым, лично, переговорю, естественно на раскрывая все карты.
– Один был Сибирский Алексей, ему дали пятнадцать лет особого режима, а другой, он пацан еще молодой, просто он не знал, на что идет, он думал, что мы Равелинского за стукачество опустим. Оно так и было, но Дрон в последний момент переиграл и отдал приказ убрать совсем тихушника, тот слишком много информации оперу Ефремову выложил. Когда я Равиля успокоил на веки вечные, пацану ничего больше не оставалось, как помалкивать, он ненавидел Равиля, но смерти его не хотел, и стал невольным соучастником преступления
– Ну, так кто же этот третий?
– Саня Воробьев.
– Воробьев?!– невольно вырвалось у Брагина. Про себя он подумал: «Однако, что за дела вокруг этого парня творятся, то он всплывает, как соучастник убийства, то его разыскивает какой-то таинственный кровник».
– Знаю я его, он за моего брата во время бунта перед вами словечко замолвил.
– А кто у тебя брат?
– Лейтенант Брагин из режимной части, помнишь такого?
– Конечно, помню, нормальный человек. Да, да припоминаю, тогда во время бунта мы его передали начальникам, он еще тяжело ранен был.
– Правильно, это был он, мой родной брат.
Ирощенко как-то смутился после обнародования таких фактов. Брагин увидел его смущение и сказал:
– Мы с братом больше не в претензии к бунтовщикам, так что давай эту историю больше не будем упоминать, а приступим к обсуждению моего плана.
Брагин четко выразил свою позицию в этом деле и на всякий случай еще раз попытался успокоить Ирощенко.
– Сергей, если ты не доверяешь мне, то поверь, нет смысла продолжать, я понимаю твое опасение, ведь ты практически подставляешь своих подельников и еще неизвестно, как один из них воспримет твое «откровение» перед кумом.
По Сибирскому я тебе сразу скажу, этот вариант отпадает. Воробьев, да. По — моему шанс есть, чтобы ввести его в курс дела.
Вот когда я с ним проведу беседу и по-настоящему буду уверен, что вы нам с братом оба подходите,– Брагин сделал паузу.
– Я так понимаю, что вы хотите нас постоянно привлекать к делу. Увы, Воробей, может быть, и согласится, но мой вопрос будет скоро закрыт,– не скрывая печали, произнес Ирощенко.
– Как сказать, как сказать,– Брагин всегда любил повторять таинственные, интригующие слова.
Он не спеша выложил Ирощенко свой план, и как они условились заранее, тот должен обдумать детали и с точки зрения специалиста подкорректировать кое-какие моменты. А Брагин в свою очередь поговорит с Воробьевым, и к следующей встрече скажет Сергею результат.
Карзубого снова увели в камеру.
Оставшись один на один со своими мыслями Сергей, почему — то опять вспомнил капитана комитетчика. Глаз у Брагина был наметанный и он сразу же увидел поразительное сходство между капитаном и Ирощенко. Их похожее: телосложение, такие же крупные черты лица, лоб, нависший над бровями, сильная мускулистая шея, походка в вразвалочку. Что — то еще не хватало Ирощенко до полного сходства с капитаном, и Брагин улыбнулся сам себе, он догадался, какими деталями можно дополнить Ирощенко, чтобы ему можно было очень походить на КГБэшника.
Вечером, когда отдых в бане был в полном разгаре, прибыл из управления Шилов, и под нажимом и просьбами друзей — комитетчиков, он согласился провести экскурсию в Блок «В».
Начальник СИЗО вызвал к себе дежурившего Брагина и попросил увести девушек в камеру, затем они в полном составе отправились в коридор смертников.
Дежурный контролер заглянул в смотровой глазок двери, расположенной в центральном входе в Блок «В» и увидел целую делегацию. Он рванулся было доложить по телефону, но увидел среди офицеров Шилова и Брагина, открыл дверь.
Контролер подумал, что производится проверка и вытянулся по струнке. Отдал честь и отрапортовал, что в Блоке все спокойно и приговоренные ждут команды «отбой», чтобы лечь спать.
– Отставить спать! Громко скомандовал Шилов,– прапорщик, открывай нам третью, шестую и десятую, наши гости из Комитета Государственной Безопасности,– он специально расшифровал аббревиатуру КГБ, чтобы дежурный видел, какие люди посетили Блок,– желают лично взглянуть на особо опасных преступников.
Первой, открыли камеру за номером три, где сидел Ирощенко, решетку открывать не стали, в целях безопасности.
– Осужденный Ирощенко, статья 206 часть вторая, статья 77 часть два, 102 часть первая, приговорен к высшей мере наказания, жду решения Верховного суда,– проговорил он скороговоркой.
– Однако, и букет у тебя из статей, да такой яркий, и кровью попахивает,– выразил свое мнение майор КГБ Шаронов.
– Это у нас знаменитый бунтовщик Ирощенко,– отрекомендовал Шилов.
– А, это он с зоны, где эти б…. бунт разожгли,– решил подыграть майору, коренастый капитан.
– Что, мразь, не вышло по вашему, и никогда вам бандюгам не будет от нас покоя, не ждите «скащухи» от государства, все равно мы вас изведем начисто,– добавил другой майор.
Брагин стоял чуть позади всех, и ему было неприятно, как пьяные офицеры костерят Ирощенко. Он уже и так получил свое, то, что ему отмерил Советский суд, к чему же еще лишние ярлыки на него навешивать.
Сергей Ирощенко стоял, широко расставив ноги и держа руки за спиной, как обязывал его внутренний распорядок тюрьмы. Внутри у него все закипало при виде сытых и пьяных физиономий офицеров, он не стал им говорить, что они только позорят свою форму, оскорбляя его и обливая помоями нецензурной брани.
По его мнению, настоящий офицер или просто нормальный человек, никогда не опустится до личных оскорблений и не станет пачкать свой мундир, опускаясь до низменных страстей в нетрезвом состоянии.
И так, по порядку офицеры осматривали последующие камеры.
 Когда выходили из Блока, капитан сказал: «Ничего не имею против того, чтобы еще раз встретиться с осужденным Ирощенко»,– который, как показалось капитану, очень открыто и смело смотрел на него.
«Слава Богу,– подумал Брагин, когда дверь УАЗика захлопнулась за охмелевшей командой,– сегодня они, как никогда перебрали».

 
 
 
Глава 51
 
МСТИТЕЛЬНЫЙ ВОР
 
Проводив до выхода начальника СИЗО и усадив его в «Волгу», Сергей направился в крыло, где располагались транзитные камеры. Сегодня днем ему пришлось оказать должное внимание Аллочке из Спецчасти, попросив ее разыскать одного осужденного, Воробьева Александра, и был удивлен, когда Алла сообщила ему, что тот содержится в транзитной, а не в осужденной камере. По секрету девушка еще добавила, что инициатором перевода был капитан Ермолов, якобы осужденный Воробьев находится в оперативной разработке. Сергей поблагодарил Аллочку за информацию, и одарил ее шоколадкой «Рот-Фронт».
Когда дежурный по этажу ввел в кабинет Брагина Воробьева, последний был весьма удивлен.
– Садись, разговор у нас будет длинный и очень интересный,– предупредил он Сашку.
– Признаться, капитан, я в недоумении, что я такого натворил, чтобы ты мною так заинтересовался?
– Ну, начнем с того момента, когда тебя посадили в камеру для транзитных заключенных. Это тебя нисколько не удивило?
– Конечно, я ведь в осужденке должен сидеть и тем более приговор мне не утвердили, за каким рожном меня сюда — то кинули?
– Кому — то стало нужно, чтобы ты оказался в камере, где контингент меняется, как перчатки.
– Кому, кому, вам и нужно, вы же нас раскидываете по хатам.
– Не мы, конкретно, а спецчасть, попрошу учесть этот момент. Так, Александр, я не буду тебя водить вокруг да около, а перейду сразу к делу, ко мне поступила информация, что тебя в скором времени ожидают крупные неприятности.
– Не понял, капитан. А что, мой новый срок, это манна с неба, мне, что ему радоваться нужно? А в остальном у меня пока что все было хорошо.
– Ты знаешь, что такое кровная месть?
– Если судить по тюремному, это человек, который очень крупно занозил другому и обрек себя на кровную месть.
– А по человеческим соображениям, это средневековье, когда людей резали, как баранов, и уничтожали всех под корень, заметь, все семейство, а не только одного, которого объявили «кровником»,– добавил Брагин.
– У Итальянцев, это называется вендеттой,– поправил Сашка.
– Совершенно верно, вот я и напоминаю тебе, что бывает с человеком, у которого появляется кровный враг.
– Слушай, начальник, не томи, сам сказал, что не будешь тянуть кота за хвост, скажи, о чем идет речь.
Сергей достал из кармана сложенный вчетверо лист, вырванный из школьной тетрадки, и протянул Воробью.
– На, прочти, это копия, кому она адресована, я еще пока не знаю, но твоя фамилия красочно там нарисована.
Сашка прочел записку, и, разведя руки в стороны, сказал:
– Ну да, это моя фамилия, да мало ли Воробьевых сидит.
– На данный момент и в нашем СИЗО, ты один Воробьев, если бы эта малява была написана давно, то интереса к ней у меня никакого бы не было.
– Командир, но я, правда, не пойму о чем идет речь.
– А на свободе у тебя были враги?
– Да особо нет, вот только если из моего прошлого, уголовного дела.
– А что там у тебя примечательного было.
– Меня спровоцировали в драке с одними Кемеровскими пацанами, и я одного избил, можно было на обоюдную драку переквалифицировать статью, да за потерпевшим какой-то влиятельный «чек» стоял.
– Да, да, я читал твое дело.
– А тебе то, зачем, начальник?
– Интерес у меня к тебе имеется, и не к тебе одному. Сергей Ирощенко, твой хороший знакомый?
– Да, я его хорошо знаю, а в чем интерес?
– В событии, почти двухлетней давности, вот слушай:
 Жил да был в одной зоне блатной, нормально жил, всего ему хватало, да вот решил он с судьбой поиграть в орлянку. Попал он на крючок к одному оперу, да так сильно, что сорваться не смог, и стал работать на него, а блатные раскусили его, и однажды он был найден бездыханным в уличном туалете.
Брагин заметил, как изменился в лице Воробьев, потом видно совладав с собой, проговорил:
– Знаю я этот случай. Так к нам — то с Ирощенко какой у тебя интерес?
– А там говорят, трое исполнителей было, если я не ошибаюсь… Капитан дальше не стал называть имен, а решил увидеть реакцию Сашки.
– Капитан, что за ребус ты загадываешь? Я не знаю о чем ты.
– Да ладно, Саш, мне все известно, но спешу тебя успокоить, я не следователь и не дознаватель, и вашу с Ирощенко тайну, я не собираюсь разглашать. Это ваши прошлые дела, и меня они не касаются, меня сейчас волнует другое обстоятельство.
Воробьев чувствовал себя не очень комфортно от такой раскладки фактов, со стороны оперативника, но решил узнать до конца, чем закончится эта «ломка»
А Брагин и не собирался его ломать, ему было необходимо вывести на чистый разговор Александра.
– Саша, я понимаю, что все это звучит достаточно глупо с моей стороны, чтобы ты поверил мне в чем — то, необходима одна встреча с твоим знакомым. Пусть пока все остается тайной, ты сам обо всем узнаешь на днях, единственное, о чем я тебя прошу пока, это вспомнить о каком — нибудь случае в своей жизни, который наведет тебя на мысль, кто же все-таки желает твоей смерти, и заметь, твоих родных тоже.
– Капитан, я действительно не могу сейчас что — то вспомнить, может быть потом.
– Ладно, хорошо, на первый раз достаточно, я прошу тебя, пока ни с кем не делиться тем, что ты сейчас здесь услышал.
Пока Сашка сидел в боксе, перед тем, как его снова не увели в камеру, ему в голову пришла одна мысль: «Кто мог написать такую маляву? Кому захотелось свести со мной счеты? Неужели это козни вора, а что если правда Аркан уже пытается осуществить свою месть. Странная стычка у нас произошла с Азиатами. Ну, Волчонок понятно, что на него бросился один с заточкой, а на меня? Хотя может быть второй и бросился защищать своего кореша. Интересно, драка с чурками и эта малява, могут иметь одну предысторию? Может все — таки драка с Азиатами, это не случайность, может "чуркам" нужна была причина для заварушки, а после они и хотели меня завалить, да Волчонок не вовремя подвернулся им»,– гадал Сашка.
В камере, никто не поинтересовался, куда вызывали его, только Волчонок, как-то по особому посмотрел на Воробья.
Вечером, когда людской гомон затих, и добрая половина камеры устроились спать, Волчонок подсел к Сашке и, начал разговор:
– Санек, волей, какого — то случая мы встретились с тобой в этой хате, я уже думал над этим. Драка с азиатами не в счет, такое может случиться с каждым и в любое время, а вот почему тебя в транзитку кинули, а не посадили в хату к осужденным?
– Сдается мне, что это Спецчасть мутит воду со мной,– предположил Воробей.
– Да нет, все сложнее, этой перетасовкой только может заняться другая служба, к примеру, кумчасть.
– Волоха, что ты имеешь в виду?– чуть ли не возмутился Сашка от такого намека.
– Так, Воробей, давай буду с тобой предельно ясен, ты спас мне жизнь, и я должен как-то тебя за это отблагодарить. Волчонок достал из кармана куртки записку и дал ее прочесть Сашке.
Если бы гром разразился среди ясного неба, он бы не так поразил Сашку, как вот эта записка, текст, которой был точь в точь схож с предыдущей, что он читал у капитана.
– Откуда она у тебя?– спросил Сашка Волчонка.
– Мне ее с воли подогнали, и как видишь, речь идет о тебе, о твоей безопасности и жизни. Санек, у меня нюх на хороших людей особый, ты входишь в их число, и потому мне необходимо знать, каким образом твоя дорога пересеклась с дорогой одного влиятельного и авторитетного человека. Давай, колись, и я тебе твердо говорю, что помогу в этом вопросе.
– Волоха, для начала давай все-таки выясним, о ком идет речь, а потом я буду вспоминать, кому же я пересек дорогу.
– Я могу тебе доверять?– спросил Волчонок Сашку.
– Хорошо, вопрос правильный, если дело касается моей жизни, как ты говоришь, то и я буду с тобой откровенен, ты можешь мне доверять, этот разговор, останется между нами.
– Когда, и сколько перцу ты насыпал на рану одному моему корешу, что он просит меня прощупать тебя как следует? Сашка догадался о ком идет речь.
– Если разговор пойдет об Аркане, то это дело давнее, но если судить по мере того, как он не забывает обо мне, то я могу рассказать тебе эту историю.
– Опа,– произнес Волчонок,– обалдеть! Как вам удалось пересечься в этой жизни, он практически из зон не выходит?
         Тогда Сашка рассказал Волчонку в подробностях о том, как им с дедом пришлось встретиться с Арканом и его подручными в Сибирской тайге, и как они их бросили на болотах, спасая свою жизнь.
– Так вот в чем дело,– произнес Волчонок, прищурив глаза,– да, жизнь штука сложная, не знаешь за каким углом, тебя подстерегают неприятности. Санек, ты должен дать мне слово, что нигде и ни при каких обстоятельствах не упомянешь больше Аркана.
Я постараюсь что-нибудь придумать, но сам ты ничего не предпринимай, только сделаешь хуже себе. Аркан слов на ветер не бросает, если он взялся за тебя, то поверь, он тебя и в тюрьме достанет.
Другой вопрос, окажусь ли я вовремя и рядом с тобой, чтобы помочь тебе.
– Волоха, меня не страшит его месть, я готов выйти к нему на разговор, и мы можем поговорить о том деле.
– Санек, ты не понимаешь, фактически тебе уже выдвинута предъява, в том, что ты покусился на жизнь вора в законе. Единственным аргументом в твою пользу является обстоятельство, что вы со своим дедом не сдали их ментам.
Сашка предпочел промолчать об этом факте.
– Я слишком хорошо знаю Аркана, и потому говорю тебе, что твоей смертью он не ограничится, твоих родных тоже ждет беда.
Сашку передернуло от этих слов.
– Он что, такой кровожадный?
– Да, он мстительный, и можно сказать безжалостный.
– Волоха, а почему ты решил, что меня оперчасть перевела в эту хату,– внезапно спросил его Сашка. Волчонок оглянулся по сторонам, как бы убеждаясь, что их никто не подслушивает, и негромко произнес:
– А ты до сих пор еще не понял? В такой камере легче свести с тобой счеты, у Аркана найдутся торпеды, чтобы они осуществили его замысел.
– А ты не подумал об Азиатах?– настороженно спросил его Саша.
– А что, Санек, вполне возможно, если это так, то эта попытка не увенчалась успехом, и тебе нужно быть начеку.
– Волоха, так ты думаешь, что Аркан через оперчасть меня сюда загнал?
– А почему бы и нет, может и не он сам, но у него большие связи, даже здесь в тюрьме.
– Волоха, ведь он твой кореш, почему тогда ты хочешь мне помочь?
– Санек, жизнь течет, люди меняются, иногда обстоятельства оказываются сильнее нас, и спустя годы можно не узнать своего близкого друга. Я беру примеры из своего жизненного опыта, у меня столько было корешей и знакомых, но за прожитые годы все, в буквальном смысле слова, изменились.
Мы с Арканом, когда были пацанами, друзья не разлей вода, но жизнь потаскала нас по тюрьмам и лагерям, у него теперь своя жизнь, у меня своя, но то, что он не забывает меня, это дает ему право называть меня своим другом. Другое дело, как он отнесется к моей просьбе, чтобы простить тебя.
– Волоха, я хорошо знал Леху Дрона, мы с ним о многом разговаривали, и я ему благодарен за уроки, которые он мне преподносил, мне кажется Дрон и Аркан, совершенно разные люди, я сужу по их поступкам. Дрон был справедливым, ждать подвоха с его стороны не приходилось, он всегда говорил открыто и не боялся ни ментов, ни беспредельщиков.
– Ну, по сути, и Аркан такой же,– сказал Волчонок,– вора обязывает сама жизнь, быть справедливым, он практически решает конфликты и разводит ситуации между спорящими сторонами. Если он начнет перегибать, ему обязательно об этом укажут, у воров право голоса всегда было на сходках, и каждый может высказать то, что думает. Вот этим и отличается воровской закон от закона, по которому живут люди на воле. Если в партийных кругах существует строгая субординация, то низы не могут критиковать верха, по — простому их просто скинут со своих мест, а у воров все идет открыто, откусил кусок от «общака», получи по — полной. Кто — то накосячил из воровского круга, выставят его на обозрение и спросят, так что Санек, это общее сходство в воровских взглядах, а люди, и их характеры, в том числе и поступки, могут быть разными.
Дрон, хоть и молодой, но он был мягче Аркана, хотя судя по бунту, он человек решительный, у Аркана школа совсем другая, его менты столько раз пытались сломать, и общаки он держал в разных местах.
Одним словом, Санек, сравнивать их нельзя.
– Спасибо, ты меня успокоил, значит, мне остается только ждать, когда какой — нибудь «торпедоносец» по сонникам перекроет мне кислород,– с иронией заметил Сашка,– ты знаешь, Волоха, я не привык отступать перед трудностями, и хочу, чтобы все было по справедливости. Не нужно было Аркану и его корешам нас с дедом выставлять, как быдло, которыми можно управлять, как захочется. Мы же поверили им и приютили, и накормили, и дорогу бы показали, зачем было нас скручивать. Да и вообще, они не оставляли нам шансов выжить, выведи мы их из болота, они сразу бы порешили нас.
А ты, Волоха, как бы ты нас рассудил?
– Если бы Костян не погиб, по-моему, можно было оставить, все как есть, а в целом, я считаю, что вы с дедом поступили правильно, не спровоцируй они вас на крутые меры, все обошлось бы «тип-топ».
Там встретились две стороны, в корне отличающиеся друг от друга, и обоим нужно было только одно — это жизнь. Аркан со своими был в побеге, а загнанные волки не знают себе отказа, они будут действовать любыми методами, лишь бы выжить, ведь они гуляли под «вышаком».
– Ну что посоветуешь, Волоха, как мне быть?
– Я попытаюсь свести концы с концами, но мы с Арканом давно не виделись, я тебе говорил, он уже раз мне помог, когда спас мне жизнь от воровского ножа.
Подождем, если Аркан что — то предпримет, то тебе нужно держать ухо востро. Знать бы еще, какая падла с кумчасти тебя пытается подставить. По крайней мере, можно было бы догадаться, откуда ветер дует.
– Волоха, а ты скажи мне одну вещь, если мы с тобой вправе подозревать, что оперчасть перекинула меня в эту камеру и в этой истории задействован вор в законе?
Волчонок улыбнулся и сказал:
– Молодец, улавливаешь. Ты хотел сказать, по понятиям ли поступают с тобой? Скажу прямо — нет! Но это трудно доказать, вот если бы узнать конкретно о твоем переводе, тогда…– он прищурился.
– Я сам попробую узнать об этом,– сказал Воробей.
– У тебя, что подвязки[217] есть среди ментов?
– Кое — что имеем,– улыбнулся Сашка.

 
 
 
Глава 52
 
ВСТУПЛЕНИЕ В ТАЙНУЮ ОРГАНИЗАЦИЮ
 
На следующий день ближе к вечеру Воробья снова вызвали из камеры, и повели в неизвестном направлении. Петляя по этажам и коридорам и открывая массу дверей его, привели в комнату для допросов, там Воробья уже ожидал капитан Брагин.
– Приветствую тебя Александр,– обратился он дружелюбно к Сашке,– сейчас сюда приведут человека, ты с ним пообщаешься недолго, и он тебе все объяснит. Все, жди.
 Капитан вышел в коридор.
Прошло минут десять, дверь тихонько приоткрылась, и в комнату вошел Сергей Ирощенко.
Сашка на миг потерял речь, потом соскочил со стула и бросился к Сергею, они крепко обняли друг друга.
– Серега, каким ветром, да неужели это ты?
– Я, я Санек,– трепал он Сашку за плечи,– садись, время у нас в обрез, мне нужно сказать тебе о самом главном.
– Так это капитан тебя сюда привел?
– Да, Санек, это он. Короче слушай внимательно, мне предложили вступить в одну организацию. Карзубый успокоил Сашку, потому, как тот поднял от удивления брови.
– Ничего общего эта организация не имеет, ни с оперчастью, ни с ментами на свободе, и вообще, она глубоко законспирирована.
– И чем же она занимается?
– Устранением насильников и убийц малолетних детей и несправедливо убиенных людей, то есть, где суд не приговорил гада к вышаку, эта организация берет на себя ответственность решать по справедливости, по совести и выносить приговор убийце.
– Только убийце или пока это начало? А тебе Серега, зачем все это? Ведь у тебя помиловка гуляет, может все будет хорошо.
– Саш, по сути, мне терять нечего, я понимаю, что ты мне желаешь только всего хорошего, но отбросим наивность. Те ребята, что погибли там, во время бунта, они оградили себя от длительного пути на небо и избрали путь короче. Мне предоставляется возможность получить другое помилование, организация поможет мне устроить побег из тюрьмы, но я должен вступить в нее и совершить первый акт возмездия.
– Иначе говоря, тебе предлагают завалить какого — то скота?
– Правильно понимаешь, — и Сергей рассказал Воробью о насильнике и убийце десятилетней девочки.
Сашка дослушал рассказ Ирощенко, и в сердцах выругался:
– Ну, мразь конченная, такой гадине и жить не положено, жаль девчушку, могу понять горе родителей. Так что тебе предлагает капитан? Я уже догадался, что он тебя хочет пригреть под своим крылом. Сереж, а это не подстава?
– Исключено! У меня есть основания довериться ему и его брату.
Сашка вспомнил лейтенанта, и воспоминания эти, пожалуй, были теплыми.
– И ты бы хотел, чтобы я принял в этом участие? Как тогда, при казни Равиля. Я правильно тебя понимаю?
– Для этого нас с тобой и свели. Санек, я иду на это дело не ради дальнейшего куска хлеба с повидлом, или еще каких — то благ, мне важен результат моей работы, уничтожение таких тварей. Я об этом долго думал, на иное преступление я не соглашусь, но встать на сторону справедливости, я всегда готов.
Просто, Санек, я вижу в тебе человека, способного помочь мне в этом деле и еще одна важная деталь, у Анатолия Брагина, брата Сергея, девятилетнюю дочь тоже изнасиловали, она чудом осталась жива.
– Сереж, я не против, чтобы этих мразей не было на земле, но ты предлагаешь встать мне на место убийцы. Может, объяснишь мне, как мне принять это предложение. Ведь это не в морду заехать, а жизни лишить, пусть даже мразь.
– Саш, помнишь, я тебе рассказывал, за что сел в тюрьму.
– Помню, конечно, майор в вашей части сестричку обманом взял.
– Ну так вот, на того майора управы не дождешься, его всегда покроют и он будет чист, а дальше он совершит еще что — то, но уже более тяжкое, и снова его отмажут.
А насильник и убийца девочки имеет родственников, которые правдами и неправдами выпутали его из истории об убийстве, якобы девочка сама утонула. Так скажи мне, Санек, если ты, я и еще сотни и тысячи пройдут мимо таких мразей, что можно нам, простым смертным ждать в дальнейшем?
Нами будут править потенциальные убийцы, и глубоко завуалированные сволочи и это время скоро придет.
Но я, пока дышу и живу, буду уничтожать их, независимо от их положения и рангов, пусть вся власть на земле будет забита до предела этими кровососами, я все равно встану на сторону справедливости.
Я не вижу ничего плохого в том, что два офицера решили создать организацию по очистке общества от подонков и ублюдков, и я, как бывший офицер примкну к ним. Пусть даже меня после первого дела обнаружат, осудят, и расстреляют, но дух мой им не сломить. Я увидел для себя свет в конце тоннеля, мне теперь есть для чего жить, бороться.
Меня довели комитетчики до последней черты, я стоял между жизнью и смертью.
В данный момент, я ни за что не наложу на себя руки. Меня слишком многому научили КГБэшники и прочие сатрапы, которые только и могут, что выжимать и вышибать показания.
Сашка внимательно слушал своего друга, и все больше видел в нем крепкого, надежного товарища.
– Я посвящу остатки своей жизни в борьбе против таких сволочей, против убийц незащищенных людей, против тех, кто, пользуясь данной ему властью, отправляет на смерть неповинных людей. Это: судьи, прокуроры, начальники МВД и прочая нечисть, какой немало среди людей.
Саш, это дело сугубо добровольное, оно очень рискованное и не сулит никаких благ и почестей. Прежде чем дать согласие, тебе необходимо подумать. Помнишь, во время бунта, как Леха Дрон говорил: «Пусть сейчас каждый сделает свой выбор. То, что я решил стоять до конца, это мой выбор и мне не стремно заканчивать свой путь на этих баррикадах».
Да, Сашка помнил эти слова, когда разделилось надвое общее количество заключенных, одни продолжали бунт, а другие спрятались в здании отряда.
Сашка в принципе уже был согласен, просто он был таким человеком, который верил в друзей, знал, что они не подведут его, и всегда был им благодарен.
– Что конкретно тебе обещал капитан, после того, как будет устранен насильник? – спросил он Сергея.
Ничего конкретного, но прежде чем с Верховного суда придет отказ, либо помиловка, он займется дальнейшей моей судьбой.
– Сереж, у меня в голове не укладывается, как ему вообще удается вытаскивать тебя с коридора смертников, а если речь идет о побеге, тут я совсем ничего не смыслю.
– Мне кажется парни с головой, раз взялись за такие серьезные дела,– уверовал его Сергей
– Мне они тоже кое — чем помогли,– сказал Сашка,– еще неизвестно, чем бы обернулись для меня карцера и прессхаты, если бы не капитан.
– Это они тебя отблагодарили за спасение Анатолия.
– Так или иначе, я тоже благодарен им за помощь.
– Ну, что Санек, беремся, убрать эту мразь?
– Я согласен, Серега, одно меня волнует, это моя мать, я ведь о ней часто думаю. В чем же она виновата, то, что я встал не на тот путь?
– Саш, я понимаю тебя, у меня нет родителей, выходит мне проще принимать такие решения.
– Сереж, а ты точно уверен, что они помогут тебе бежать? А то дело сделаем, а они открестятся, и мы с носом останемся. У меня самого незавидное положение, чувствую себя между молотом и наковальней.
– Что у тебя стряслось? Давай побыстрей выкладывай, а то меня скоро уведут. Сашка вкратце рассказал Карзубому создавшуюся ситуацию, и замолчал, ожидая совета друга.
– Что я тебе могу сказать, Санек, окажись я на свободе, я бы из-под земли достал этого вора, и по своему, по мужицки разобрался бы с ним. Будем надеяться на удачу, если все произойдет, как я думаю, ты раньше своего звонка, окажешься на воле.
– Не будем загадывать Серега, пусть тебе фортуна улыбнется, я могу ждать столько, сколько понадобится.
– Ну, все Сашок, по рукам, будем готовиться и ждать.
Вскоре, Ирощенко увели, спустя полчаса в комнату снова вошел капитан Брагин.
– Саша, у меня, к сожалению, мало времени. Надеюсь, Сергей объяснил тебе всю ситуацию, а от себя хочу добавить, дав согласие на принятие участия в акции возмездия, ты автоматически вступаешь в нашу организацию. Можешь называть меня Сергеем.
– Хорошо, Сергей, а почему именно я? А не кто — то другой, или здесь играет большую роль Ирощенко?
– В основном да, это его прерогатива, но твоя линия и позиция нам подходит, мы с братом не зря к тебе присматривались, и собрали массу информации о тебе.
Так, теперь о том, что касается записки, которую я тебе давал читать. Я в принципе узнал, кому выгодно было перевести тебя в транзитную камеру, над этим я сейчас работаю, а ты вспомнил, кто может так тебе угрожать?
– Да, Сергей, я вспомнил, но хочу сказать, что это не только моя тайна, я дал слово человеку, что упоминать фамилию угрожавшего мне человека, я никогда не буду.
– Саш, а ты не боишься, что «этот кто — то» тебя может достать здесь, в тюрьме, или на зоне?
– А мне сдается, что этот кто — то уже попытался меня убрать.
– Не понял! Что значит убрать? – изумился Сергей.
– Недавно у нас в транзитке была драка с этапниками из Азии, так мне и Волкову удалось отбиться от двоих нерусей, они были вооружены заточками, потом их перевели в другую камеру и отправили на этап.
– Так что ж ты мне сразу об этом не сказал, это важная информация.
– Я не был настолько уверен, что это дело рук моего «неприятеля».
Сергей задумался, стал еще более серьезным, понятно было, что он переваривает данную ему информацию, и пытается найти решение.
– Ладно, Саш, давай поступим так, сначала мы проведем акцию, а потом разберемся и с твоим делом. Хорошо?!
Сашка кивнул головой, в знак согласия.
– Я, к сожалению сегодня, не могу больше уделить тебе времени, скоро ты получишь все инструкции и подготовишься к акции. Возьми вот этот мешок,– и Сергей указал Сашке на «сидор» стоявший возле стены,– там кое — что из еды, нижнего белья, одежды. Я знаю, что ты не куришь, но все равно поделишься в камере, ну, пока, до следующей встречи. Брагин протянул руку, которую Воробей пожал.
– Вот и познакомились,– произнес Сашка.

 
 
 
Глава 53
 
ПЕРВЫЙ ШАГ ЧЕРНОЙ МОЛНИИ
 
Прошло две недели. Ирощенко и Воробьев, получили инструкции и план по устранению насильника, и досконально изучили информацию. Брагин снова ухитрился собрать их в комнате для допросов, и предварительно обсудив с ними дальнейшие действия, пояснил:
– Прежде чем, попасть в камеру к этому ублюдку, вы будете находиться в одной из комнат на этаже, куда я вас заранее препровожу. Я сделаю так, чтобы он остался один в камере, а остальные заключенные будут находиться на прогулке. За день до акции, я устрою ему небольшую встречу в отдельном боксе со своим агентом и подмешаю в чай одно «великолепное снадобье», которое на следующий день поможет поднять температуру его тела и тем самым создаст предпосылки асфиксии при последующей экспертизе и, естественно свалит его в постель.
На все про все у вас будет минут десять, от силы пятнадцать. Перед тем, как напасть на него, наденьте повязки на лицо. Одежду, черную робу, оденете здесь, в этой комнате, будем надеяться на то, что непредвиденные обстоятельства обойдут нас стороной.
– А если нас все-таки кто — то заметит?
– Выходя из камеры повязки, снимите, наденете зэковские кепки, и прикрепите нагрудные знаки, делая вид, что вы из хозобслуги, если что, я вас подстрахую.
– Рисковый ты парень, капитан,– произнес Ирощенко,– сам — то не боишься, если нас увидят и задержат?
– Неужели вы меня заложите?– улыбнулся Брагин.
– А здесь и закладывать не нужно, обнаружат меня, возникнет вопрос «Кто вывел меня из блока смертников»,– резонно заметил Ирощенко.
– По поводу твоего получасового отсутствия в камере, я подготовил алиби, так что в этом отношении можешь быть спокойным, ладно парни, все должно пройти хорошо, по крайней мере, вы к этому подготовлены. В случае благополучного исхода дела, мои заботы, это отвести подозрения от ваших персон, в этом и заключается вся неожиданность и внезапность акции.
Усыпите его, как это умеет делать Сергей, никому и в голову не придет мысль, что этого подонка, кто — то лишил жизни и вот еще что,– Брагин показал им плотную резиновую грушу, которой затыкают рот во время транспортировки особо-опасных преступников, чтобы они не могли произнести ни звука.
– Засуньте ему в рот.
– Это еще зачем?– спросил Ирощенко,– я заткну ему рот рукой в перчатке.
– Это парни делается для того, чтобы он вовремя сопротивления не повредил себе язык, губы с внутренней стороны, не забывайте об экспертизе.
Почему дело об убийстве Равелинского было направлено на доследование, потому — что он искусал себе при сопротивлении всю внутреннюю полость рта.
Итак, неделю назад, когда в камере, где сидит убийца, производился обыск, я под подушку ему подсунул метку, вот такую,– и Брагин показал Сашке и Сергею треугольный знак, напоминающий предостережение «Стой! Высокое напряжение!», и Сергей объяснил им значение этого знака.
– Как в детективе,– улыбнулся Сашка.
– А у нас все в реальности,– продолжил Брагин,– перед тем, как придавить его, напомните о метке, и за что этот подонок приговаривается к смерти, для него это и будет концом.
Акцию планировалось провести через два дня.
 
Как помнит читатель, из написанного ранее, все прошло успешно и строго по плану. Преступник был наказан, акция возмездия была осуществлена великолепно, это было их первое, совместное дело.
 
Когда следователи опрашивали сокамерников умершего, все в один голос утверждали. У Пушакова в тот момент была высокая температура и, наблюдалась отдышка.
Медицинская экспертиза не выявила признаков насильственной смерти и в заключении стояла формулировка: по причине высокой температуры, которая содействовала сильному кашлю, это и вызвало раздражение окончаний нижнегортанного нерва и нервов трахеи, а также нервов, иннервирующих бронхи, что привело к возникновению спазма голосовой щели с последующим развитием острой гипоксии. В результате обследуемый, уткнувшись в подушку, потерял сознание и задохнулся.
Теперь организация насчитывала уже четыре человека, но пока двое из них являлись узниками, и только это разделяло всех четверых от полномасштабных действий.
Брагин, убедился, что на данный момент жизни Саши Воробьева пока ничего не угрожает, решил подготовить другую операцию — подготовка побега из СИЗО, Ирощенко Сергея. Здесь полная ответственность ложилась только на него, и в случае провала, ему придется ответить неминуемой потерей свободы.
Сергей принялся за тщательную подготовку к побегу.
Когда страсти утихли, создавшиеся по причине скоропостижной смерти одного их осужденных, Брагин, как оперуполномоченный, тоже давал объяснения.
Прокуратура настаивала наказать за халатность лиц, не предоставившим своевременно медицинскую помощь заболевшему заключенному.
Но открылись новые обстоятельства, один из сокамерников умершего дал показания:
 «Пушаков в последнее время сильно переживал и чего — то опасался. Однажды он даже высказался, что не хочет жить, и смерть для него, как спасение. У него впереди пятнадцать лет, скорее всего он, сильно подгонял[218], и в результате, на нервной почве, у него и произошел криз, а может быть, в тот момент он сильно простыл».
Когда следователь изучил материалы дела Пушакова, то с нескрываемой радостью поставил рядом и свою резолюцию, под медицинским заключением «Умер от асфиксии», на лице следователя было написано, что таким «подонкам» не место среди людей.
         Братья Брагины, часто встречались, и после того, как прокуратура закрыла дело, они втайне возрадовались. Шутка ли, провернуть такую акцию!
Кстати, когда родители узнали о смерти убийцы их ребенка, мать с радостью на лице воскликнула:
– Есть Бог на свете, все — таки мерзавец нашел свое, теперь мы с отцом будем спокойны, по крайней мере, зная, что этот подонок не живой.
– Толя,– обратился Сергей к брату,– ты же знаешь капитана Ермолова?
– Еще бы не знать эту гниду, а что такое? Что ты о нем вспомнил?
– А ты знаешь, это его рук дело — перевод Саши Воробьева в транзитную камеру вместо осужденной и думается мне, что его подкупили блатные, или местные уркачи.
– Да ты что! И как ты об этом узнал?
– Мне Аллочка из Спецчасти на ушко шепнула, что это он запросил дело Воробьева и добился разрешения перевода его в транзитку в оперативных целях.
– Когда вы с ней на одной подушке спали,– пошутил Анатолий.
– Нет, намного позже,– отшутился Сергей,– так вот, я тут прошелся по своим старым кадрам — агентам, сдается мне, что в городе работает Аркан, вор в законе.
– Так говорили, что он утоп в болоте.
– Нет, Толя, он, или кто иной, они начали охоту за Сашкой Воробьевым, хотя сам Сашка не называет его имени, но мне кажется, что здесь пахнет жаренным. Я попытаюсь узнать у Воробьева в следующую встречу, и если он подтвердит мои догадки, то я на правильном пути.
– А как с этой гадиной быть, с Ермоловым?
– Тебе будет, его очень жаль, если его посадят?
– Мне, его жаль?!– воскликнул Анатолий,– да я пойду тогда в церковь и поставлю свечку, если это случится.
– Если отложить шутки в сторону, я хочу его подставить,– серьезно сказал Сергей.
– Ты имеешь в виду его связь с уголовниками.
– И это тоже будет фигурировать в деле, но главное мне он нужен, как подставное лицо, которое уведет от меня следствие по ложному пути, когда Ирощенко будет на свободе.
– Как ты это сделаешь?
– Я постараюсь вывести Сергея из тюрьмы руками Ермолова, а потом предоставлю розыскникам информацию, что он связан с бандитами, и побег Ирощенко, это хорошо спланированная и подготовленная акция воровского клана.
– Что он дурак что ли, брать на себя этот груз, он откажется,– усомнился Анатолий.
– Факты — упрямая вещь, а я постараюсь подбросить следствию их достаточно.
– Ты знаешь, Сереж, сколько гадости этот изверг сделал за свою жизнь, по-моему, это будет справедливая кара за его поступки. Я тебя в этом поддерживаю, но прошу, будь осмотрителен и осторожен, игра со следственными органами может плохо кончиться для нас с тобой. Чтобы мы не попали впросак, нужно все тщательно обдумать, в основном я полагаюсь на тебя, на твое умение выискивать лазейки в делах такого рода.
Следующим, очень важным вопросом для Брагиных было «Где будет скрываться Сергей Ирощенко, и сколько времени понадобится ему для адаптации?»
– Может ему снять дом или квартиру,– предложил Анатолий.
– Исключено, город перевернут верх дном, ему придется долго отсиживаться, он просто закиснет от безделья,– подытожил Сергей.
 
Выйти из ситуации, помогла встреча с Сашей. Сергей предупредил Воробьева, что скоро его отправят на этап, и предположительно назвал номер зоны строгого режима N-ской колонии.
         В эту же колонию с его камеры отправят и еще двух человек, в числе которых оказались Владимир Волков и Шестаков Василий — Шестак.
Сергей рассказал Сашке о своих проблемах, в связи с готовящимся побегом Ирощенко, оказывается, в городе ему оставаться не следует.
Сашка, немного поразмыслив, сказал:
– А что если нам его переправить в тайгу, представляешь, кругом глухомань, духом и телом окрепнет, да в тайге и не заскучает.
– Как, в тайгу? И где он там жить будет, в шалаше, что ли?– спросил Брагин. Вот здесь он был далек от мысли, что в тайге можно жить.
– У меня дед лесничий в тех краях, и имеется дальняя заимка, куда путь известен, только моему деду. А что, Сереж, может отправить деду письмо от меня, пусть приютит Серегу на время, а там будет видно.
– Ну, Сашка, мать честная, так это выход, конечно надежнее места и не придумаешь, но вот только, как дед отнесется к Сергею, я так понимаю, его — то не стоит посвящать в наши дела.
– Конечно, нет, по крайней мере, сейчас напишу деду, что у Сергея в армии приключились неприятности с его командиром, и теперь мой друг, с которым я служу, вынужден какое-то время скрываться от правосудия.
Я не хочу расстраивать деда, мама сказала ему, что я служу в армии. Сашка на какое — то время замолчал, о чем-то подумал, и снова продолжил:
– Мне бы еще разобраться с теми тварями, которые подкупили прокурора с судьей, наверняка я бы сейчас не сидел.
– Саш, дай срок, и в твоем деле разберемся, ни одна гадина не уйдет от ответственности.
– Сергей, мы поклялись, что не одна человеческая жизнь без прямого доказательства его участия в опасном преступлении, не будет загублена.
– Так и есть, я тоже на этом стою и буду стоять. Какой тогда смысл во всей нашей организации. Бандитами могут стать любые шайки и кодлы, но встать на сторону справедливости, не каждые. Нужно еще знать гражданский и уголовный кодекс, и находить в массе людей тех, кто занимается взятничеством и попустительством, или прикрывает серьезные уголовные дела. Ты думаешь, мне приятно, каждый месяц вручать своему начальнику, конверт с «левой» зарплатой. Мне самому омерзительны мои «коммерческие» операции в СИЗО, но нужно переждать какое — то время. Ну, ничего, скоро этому придет конец. Не далек тот день, когда мы все вместе соберемся и будем обсуждать дальнейшие наши планы.
– Сереж, ты сможешь организовать мне свидание с мамой, я передам ей письмо к деду.
– Ни в коем случае! Ты что?! Напишешь письмо и отдашь его мне, а я уж сам найду способ, как передать его твоей матери, привыкай Саш к конспирации, здесь каждая мелочь важна. Не забывай, что мы должны опережать своих потенциальных преследователей на один шаг, не давая им ни малейшей зацепки, по раскрытию нашей организации.
– Прости, я не подумал, мне все еще кажется, что можно делать дела через знакомых.
– Теперь нужно быть начеку, не старайся увлекаться знакомствами, два шага, и не больше, вот на такое расстояние ты не должен никого подпускать к себе ближе. И, помни Сашок, организация, это часть тебя, отрубят тебе руку, терпи, и без нее можно жить, отрубят ногу, тоже стисни зубы, проживешь, а если под пытками ты сдашь своего товарища, то не будет никому из нас прощения и милости.
Мы не бандиты, и нам «мокрух» и «гопстопов» на дух не нужно, помни всегда об этом, и когда придешь в колонию, ничего не предпринимай без нашего участия, хоть мы будем за забором, но мы всегда будем рядом с тобой. Помни, мы единое целое, не станет тебя, значит, механизм нашей организации потеряет одну из главных частей.
Ты молодец, что рассказал об Аркане, чтобы называть его мразью, мне нужны основания для этого, но когда я добуду о нем сведения, мы не станем его отдавать властям, я сам бы хотел посмотреть ему в глаза. Есть у меня одна задумка, ведь не святым же духом питаются воровские и уголовные авторитеты. У них наверняка есть пути — дорожки, которые приведут нас к материальным ценностям. Когда я оставлю эту работу, нам придется заниматься такими вопросами, как материальное обеспечение жизнедеятельности нашей организации и налаживание агентурной сети, представляющей нам информацию. За это нужно платить, и немалые деньги, за сведения и за то, чтобы агенты молчали, такова жизнь, не подмажешь — не поедешь.
Присмотрись лучше к Волкову, в его личном деле нет ничего такого, чтобы компрометировало его, как «мужика, с нормальными принципами». Крепкий, умный, прямой мужик, во всяком случае, вы друг за друга в зоне можете постоять. И еще хочу тебе сказать, придешь на зону, к тебе обязательно подойдут два человека, это Отец Сибирского Алексея и отец погибшего во время бунта, Симутина Василия.
– Васи Симуты?!– невольно вырвалось из груди у Сашки,– как и у него, отец там?
– Да, они оба там, и в зоне имеют хорошую репутацию, так что встретят тебя в колонии, можно сказать с почестями. Запомни еще одну вещь, они противоборствуют друг с другом, что — то не дает им жить дружно и спокойно, наверно дело во внутризоновских раскладах, но, повторяю, Саш, будь бдителен, то, что не известно оперчасти, может быть известно другим ведомствам и структурам.
– Что ты имеешь в виду?
– До моих ушей дошла одна очень важная и конфиденциальная информация.
После последнего съезда, в партийных кулуарах и на высоком уровне, разрабатывается директива, повернуть вспять «воровское движение» среди заключенных и душить в зародыше создаваемые в зонах блатные сообщества. Исходя из оперативных соображений, в колонии разных режимов, будут внедряться тайные сотрудники КГБ, чекисты. Так, что оставаться без внимания, все сходки и прочие уголовные деяния осужденных, не будут. Ты понимаешь, о чем я?
– Теперь да, надо ложиться спать и рот зашивать, чтобы чего не выскочило.
– Аркан, зверь матерый, так просто его не возьмешь, у него наверняка есть связи и в зоне,– продолжал Сергей,– если у тебя возникнет экстренная ситуация, прошу, не пытайся сам решить все, сообщи через моего хорошего приятеля, он работает в зоне, в пожарной охране, его зовут Михаил Мурашов. Запомни, только в экстренных случаях, просто так не подходи к нему. Договорились?
Сашка кивнул головой.
– И еще Саш, чуть не забыл, заместителем начальника по РиОР в колонии теперь Кузнецов, это вместо того, чтобы его судить, ему дали подполковника и перевели в другую колонию.
– Сашка кивнул головой и сказал:
– Помню эту хитрую бестию, о нем Дрон кое — что рассказывал.
– Если он попытается тебя прессовать в зоне, на рожон не лезь, у меня кое — что есть на него, я придавлю ему хвост, но только в том случае опять же, если он не отстанет от тебя.
– Сергей, ты так мне все обсказываешь, как будто мы скоро расстанемся с тобой, я вижу, что тебя что — то тревожит.
– Это я при тебе такой, потому, как скрывать мне от тебя нечего, через неделю, возможно, тебя уже здесь не будет, а на мне Сергей Ирощенко, хорошо хоть решается вопрос, куда его спрятать после побега.
– Сереж, по секрету, как ты его вытянешь отсюда? Я не представляю себе, как можно с коридора смертников выйти и оказаться на свободе.
– Это Санек, будет одна из величайших тайн и загадок, если все пройдет, как я задумал, значит, мы стоим чего — то большего в этой жизни.
Со свиданием тебе придется потерпеть, прибудешь в колонию, обязательно увидишься с матерью, а пока Сашок, будем прощаться. Если какие слухи дойдут до тебя, в отношении меня или Ирощенко, без проверки фактов, не доверяй слухам, если что, Анатолий будет помогать тебе и дальше. Но будем надеяться на хороший исход, а там пусть нас сам Бог рассудит, кто из нас бандиты, а кто и «Робин Гуды».
Они крепко пожали друг другу руки, и Сергей покинул комнату.

 
 
 
Глава 54
 
ПОБЕГ
 
Снова, в назначенную пятницу планировалась «коллективная помойка» в бане. Так, за глаза Брагин называл сбор оперов из КГБ в сауне тюрьмы.
Девочки из камеры уже освоились со своей ролью, и в принципе не горевали, а в какой-то мере наслаждались своим новым положением.
Сергей не менял контингент используемых жриц любви, во избежание конфликта, никто из девчонок не открывал рта, по поводу пятничных прогулок в баню.
Не менялся и состав комитетчиков, пять человек, бессменная команда оперов из управления.
Самым мерзким и нахальным, по мнению Брагина был капитан и было отчего. С виду он напоминал накаченного мышцами бугая, маленькие с прищуром глаза, глубоко посаженные в глазницах, так и рыскали вокруг, как бы пытаясь разнюхать ситуацию. Тоненькие усики над верхней губой придавали ему схожесть с героями фильмов о белогвардейской контрразведке, этакого, штабс-капитана, костолома.
Сегодня опять смена Брагина, он сидит за пультом управления и отвечает на все звонки, помощником у него капитан Ермолов, этот мерзопакостный тип, который не пришелся по нраву его брату Анатолию, да и не только ему одному.
Как обычно, к часам семи вечера, к воротам СИЗО подъехала черная «Волга» с номерами 00-05, и посигналила. Вышел дежурный и, осмотрев удостоверения пятерых человек, зашел в дежурку, позвонил Брагину, и только после того, как Сергей получил разрешение у начальника тюрьмы, «Волгу»запустили во внутренний двор.
Встречать и сопровождать команду оперов направили Ермолова. Все дальнейшие действия проводил Брагин.
Он доставил девочек в комнату отдыха и пошел к Шилову. Тот ждал его в служебном кабинете.
– А, Сергей, проходи, садись. Ну, как там парни с управления, с боевым настроением?– улыбнулся полковник.
– А что им грустить, стол накрыт, девочки поданы, все по высшему разряду. Да, вот что, Алексей Дмитриевич, Миша, капитан из их команды, просил напомнить Вам об одной просьбе.
– Да, да, я помню об этом, накажи Ермолову, пусть зайдет ко мне, я отдам ему устные распоряжения, не хочу тебя отвлекать от работы, а ты сам занимайся своими непосредственными делами.
В этот момент раздался звонок внутреннего телефона, Шилов поднял трубку, звонили из сауны.
– Дмитрич,– раздался голос Миши — капитана,– помнишь, что ты мне обещал в прошлый раз?
– Г — м,– произнес подполковник,– напомни мне, а то я закрутился совсем с этой работой.
– Ну, ты обещал мне встречу с глазу на глаз с одним из твоих подопечных, помнишь?!
– Ах, да, конечно помню, с Ирощенко, Миша, ты смотри аккуратно с ним, мне расквашенная физиономия не нужна в камере, да что я тебя учу, сам знаешь, как проводить такие беседы. Ага, давай, чуть позже, к тебе в комнату для допросов его доставят.
         Сергей внутренне напрягся. Он знал, что сегодня капитан Миша хочет побеседовать с Сергеем Ирощенко. Что это будет за беседа, Брагин догадывался, капитан возненавидел Карзубого, и хотел укротить его характер, ему показалось, что Ирощенко слишком вызывающе себя держал при встрече. Да и вообще, снять стружку с этого бунтовщика, было его сокровенным желанием.
– Сергей, накажи Ермолову, пусть выведет из блока «В» осужденного Ирощенко в восемь вечера и отведет в комнату для допросов, и после того проводит капитана до машины, ему нужно родственников встретить. Да под усиленным сопровождением, чтобы вели Ирощенко, мне неприятностей не нужно.
– Хорошо Алексей Дмитриевич, все исполню, как Вы приказываете. Сергей посмотрел на Шилова, тот сощурил глаза, и по всей вероятности чего-то ждал еще от Брагина.
– Ах, да, чуть не забыл,– и Сергей достал из своей папки заветный конвертик, который, как всегда знакомым путем, упал на дно ящика письменного стола Шилова.
В двадцать ноль — ноль, на пульт управления поступил телефонный звонок.
– Сергей, я уже завел капитана в «комнату смеха»,– говорил Ермолов,– он тут «датенький», и еще с бутылкой водки, заперся. Ну, что, выводить Ирощенко?
– Да, выводи, возьми с собой двоих контролеров, и без наручников его не сопровождайте, смотри Ермолов, головой ответишь перед Шиловым, если что.
– Да, что ты, Серег, впервой что ли, все будет хорошо,– успокоил он Брагина.
Ирощенко вывели из блока смертников и доставили в комнату для допросов, обитую из нутри поролоном и дерматином. Двери закрыли, и с обратной стороны остался стоять один контролер.
Комната была настолько глухая, что даже голоса не прослушивались сквозь обитую дверь.
Через полчаса контролер услышал сигнал звонка и увидел свет вспыхнувшей лампочки над дверью, это капитан предупреждал контролеров об окончании посещения.
Капитан Ермолов в сопровождении двух контролеров, открыли дверь камеры, и их взору открылась следующая картина: за столом сидел чекист — Миша, натянув фуражку глубоко на лоб, на столе стояла пустая бутылка водки. Ирощенко лежал на полу, скорчившись от боли, похоже он был без сознания, весь пол вокруг его был забрызган кровью, руки скованы за спиной наручниками. Лицо бывшего мятежника было разбито до неузнаваемости. Миша встал, и, пошатываясь, каким-то хриплым голосом произнес:
– Ермолов, я тут слегка перебрал и не рассчитал своих сил. Миль — пардон, прошу извинения за причиненные неудобства. Ты проводи меня к машине, мне еще родственников встречать на вокзале, будь они неладны,– выругался опьяневший капитан.
Ермолов ничего не сказал, вышел из комнаты и позвонил ДПНС Брагину, и разъяснил ситуацию.
 Сергей выслушал его и отдал распоряжения:
– Так, выводи капитана, пусть он «мотает» за своими родственниками, контролерам накажи, пусть перенесут Ирощенко в камеру, и закроют его до нашего прихода.
Подвыпившего капитана Ермолов подвел к «Волге» и спросил:
– Товарищ капитан, как вы в таком виде сядете за руль? Тот, обтерев усы тыльной стороной ладони в обе стороны, слегка заплетаясь языком, ответил:
– Мне до полной ясности, нужно принять на грудь, еще литр, вот тогда я могу преподать высочайший класс вождения,– и громко засмеявшись, повернул ключ зажигания.
Машину выпустили из главных ворот, и она медленно и уверенно направилась по дороге.
 
Прошло минут тридцать, после того, как пьяного капитана проводили до ворот.
Брагин протянул руку и поднял трубку телефона, звонили из блока «В».
Ему докладывал дежурный контролер, что в камере номер три, приговоренный к смерти Ирощенко, находится в весьма буйном состоянии, и постоянно кричит, и отпускает всяческие нелепые высказывания: «То он мнит из себя капитана КГБ, то обещает всем оторвать головы, то рычит словно зверь, и требует срочно вызвать начальника СИЗО «.
– Ладно, ладно, сейчас доложу Шилову, и мы решим, что с ним делать дальше, если будет и дальше буянить и хамить, поместите его в карцер, там быстро успокоится.
Сергей не стал звонить Шилову, а направился сам к нему в кабинет.
– Ну что там, все нормально,– спросил его начальник тюрьмы,– Миша уже уехал?
– Да, Ермолов его проводил, а Ирощенко мы отправили назад в камеру. Правда…,– замялся Сергей.
– Ну, что там еще?
– Капитан избил его очень сильно, пришлось в комнате для допросов мыть полы и стены, все забрызгано кровью.
– Вот дуралей, я же просил его, по лицу не бить.
– Похоже, капитан его напоил, перед тем, как избить, контролеры говорят, что от Ирощенко разит спиртным за версту, и еще они докладывают, что он буянит и сильно ругается. И еще он возомнил себя капитаном КГБ и обещал всем головы открутить.
– Ну, Миша, ну артист, накачал же он его.
 После его слов, зазвонил телефон, звонок шел из блока «В».
– Товарищ полковник, Вам нужно срочно прийти в блок, здесь такое творится!
– Что там у вас стряслось?
– Товарищ полковник, мне кажется это не заключенный Ирощенко.
– Что?! Прапорщик, ты в своем уме, что ты там мелешь, ты сам — то трезв?
– Товарищ полковник, идите скорее, иначе он выворотит двери из карцера.
– Вы что его в карцер посадили?– обратился Шилов к Брагину.
– Алексей Дмитриевич, это я им сказал, если заключенный будет сильно буянить, то посадите его в карцер.
– Ладно, пошли разбираться, ну, ничего вам нельзя доверить, все приходится самому контролировать.
– Товарищ полковник, я действовал строго по инструкции и Вашему указанию, ничего лишнего в своих действиях я не допускал.
– Да я не тебя виню, а разгильдяйство некоторых, не могут все нормально сделать, обязательно было его избивать?
Дежурный контролер открыл дверь блока «В»и запустил Шилова и Брагина. В глубине коридора, там где находился карцер, раздавались тяжелые удары по внутренней решетке и крики. Дверь открыли, решетку пока не трогали.
Все присутствовавшие ужаснулись от увиденной картины: к дверной решетке подскочил разъяренный человек, все лицо и одежда его были перепачканы кровью. Под левым глазом большой кровоподтек, правый глаз заплыл, нос тоже был, похоже, свернут на бок.
– Дмитрич, вы, что здесь охренели,– выругался заключенный,– какую проверку вы решили мне тут устроить. Да вы у меня все здесь полетите к черту, со своих насиженных мест. Что смотрите?! Да, я это, я — капитан КГБ Брылов Михаил Юрьевич. Что, не узнали? Гады ползучие,– выругался человек.
У Шилова кровь сошла с лица, он стоял онемевший, не в состоянии вымолвить слово, потом сознание медленно привело его к действительности.
– Миша?!– только и произнес он.
– Да я! Я это, Алексей Дмитриевич, открывай живей, эти чертовы решетки.
Еще с секунд тридцать полковник переваривал что — то в своей голове, и потом дико закричал:
– Где Ирощенко? Где капитан Ермолов? Быстро их мне сюда, обоих.
Сергей стоял в стороне, и ждал, когда шквал обвинений посыплется и на его голову, но полковник посмотрел на него, как — то тоскливо сказал:
– Сережа, милый, быстро разберись мне тут во всем, я ничего не соображаю, давай, давай быстрее, не стой здесь, делай же что — нибудь. Через пол — часа, чтобы со всей сменой были у меня в кабинете с полным отчетом.
 Шилов направился в баню.
Девушек в срочном порядке увели в камеру, а Шилов рассказал четверым, слегка захмелевшим товарищам Михаила, что произошло.
Через полчаса все они сидели в кабинете у начальника СИЗО, куда привели и капитана Брылова. Лицо его было перевязано, и ссадины обработаны спиртом и кое — какие заклеены лейкопластырем.
– Так, Михаил рассказывай все по порядку, и подробно, не упуская никаких деталей,– потребовал майор Шаронов.
– Завели ко мне в комнату этого заключенного, руки были скованы за его спиной. Я отпустил контролеров, и начал с ним говорить. Сначала было все тихо и мирно, затем он начал повышать голос, я хотел его немного «успокоить», но вдруг он оказался со свободными руками, наручники болтались у него на левом запястье руки. Он, как — то быстро подскочил ко мне и, схватив меня обеими руками за голову, нанес мне удар головой в нос. Потом я смутно припоминаю, как он бил меня по лицу, я уже не чувствовал боли. Очнулся я, оттого что он заливал мне в рот водку, всю бутылку опорожнил в меня. Все, потом я очнулся только в камере, куда меня видно принесли, переодетого в его зэковскую светлую робу. Всю мою форму и служебное удостоверение он забрал с собой.
 Шаронов, сослуживец Брылова, выслушав рассказ друга, сразу же определил:
– Это подготовленный побег, все говорит о том, что в тюрьме действует сообщник преступника, иначе это никак не назовешь. Кто провожал подмененного капитана до машины?
– Капитан Ермолов.
Тот стоял, ни жив, ни мертв, даже не зная, что и сказать.
Потом видимо сообразил, что ему инкриминируют пособничество в преступлении, залепетал:
– Я выполнял указания дежурного по СИЗО, капитана Брагина.
– Капитан Брагин, а Вы что скажете, на это,– продолжил майор, уже в официальном тоне.
– А я выполнял распоряжения начальника СИЗО,– произнес Сергей.
– Так, получается замкнутый круг,– подытожил майор.
– Алексей Дмитриевич, что будем делать?– обратился он к Шилову.
– В первую очередь нужно прошерстить[219] все СИЗО и окрестности вокруг его, может быть, нам удастся обнаружить хоть кое — какие следы побега,– ответил растерянно начальник тюрьмы.
– Да о чем Вы говорите, товарищ полковник, неужели вы не понимаете, что нам всем грозит служебное расследование. Как мы, офицеры КГБ здесь оказались? Ну, хорошо, мылись в бане! Отдыхали после трудовой недели в близком кругу друзей. Да Вы представить себе не можете, как оперативно — следственная группа выведет наружу этот «притончик». Наверняка в изоляторе есть уши и глаза завистников, и в скором времени вся нужная информация станет достоянием следователей.
Нужно немедленно принимать меры и поднимать розыскные службы, пока этим делом не занялись в главном управлении, может нам удастся по горячим следам выйти на след преступников.
 
На улице была уже ночь, но это не помешало всем службам города развернуть полномасштабные поиски бежавшего преступника. Был объявлен план -перехват.
         Перекрыты все главные магистрали, ведущие из города. Главный железнодорожный вокзал, речной, автобусный, железнодорожные станции, были взяты под строгий контроль милиции. Проскочить преступнику сквозь кордоны сотрудников не представляло никакой возможности.
Оперативники, среди ночи, наведывались к своим засекреченным агентам и распространяли фотографии беглеца. Ориентировки поступили во все отделы и службы.
Было назначено служебное расследование. На время следствия начальник СИЗО и полностью смена, дежурившая в эту ночь, были отстранены от занимаемой работы, следователи не обошли своим вниманием и офицеров — оперативников Управления КГБ.
Казалось, беспрецедентные меры, направленные на поимку опасного преступника, не оставят ему шансов, задержаться на свободе. Но прошли сутки, и стало понятно, что по горячим следам не удалось его обнаружить. Тогда опера и следователи переключились на дежурную смену ШИЗО. Полковника Шилова, капитана Брагина и капитана Ермолова поместили в камеры КПЗ. Начались нескончаемые допросы.
Шилова в тот же день выпустили под подписку о невыезде.
Сергею тоже досталось, ему пришлось дать полный отчет в своих действиях. Он предоставил всю документацию, составленную им по допросам Ирощенко, указывая цель его визитов к приговоренному к смерти преступнику. Ссылаясь на разрешение Политотдела и самого начальника тюрьмы, Брагин пытался доказать следователям, что действовал в рамках законодательства и внутреннего распорядка изолятора. В целях оперативной информации и работы, Брагину пришлось выложить на стол следователей все свои документы, освещающие оперативную работу капитана. Там были и опросы, и допросы завербованных им заключенных, но в целях сохранения тайны, фамилии их отсутствовали. Подробные, психологические портреты преступников и главарей разных сословий. На столе у следователя образовалась целая стопа документов и кое — какой секретной информации о работе опера Брагина. Все это доказывало его подготовку в учебе в юридическом институте. Рефераты, наблюдения, выдержки и факты. У непосвященного человека сразу же возникало чувство, что это была научная диссертация. У следователя голова шла кругом от количества предоставленной информации.
Наложив временный арест на документацию, следователи выпустили Брагина, после его пребывания в камере двух суток. От работы он был временно отстранен, и не имел право покидать город, до полного выяснения обстоятельств.
Анатолий приехал встречать брата к зданию временного изолятора, и они сразу же поехали на квартиру к Сергею. Всю дорогу они молчали, Сергей мог только уловить некий проблеск радости в глазах брата и его твердое выражение лица, показывающего, что акция прошла успешно, и Сергей Ирощенко уже находится очень далеко от города.
Это успокоило Сергея, и сняло напряжение в его душе и теле, державшего его в крепких клещах почти пять суток.
На следующий день, после его выхода из КПЗ, он разыскал по телефону майора Шаронова — оперативника из управления КГБ, и сказал, что для него есть очень интересная информация, о разыскиваемых преступниках.
Они незамедлительно встретились.
Хотя Сергей видел майора всего пять раз во время их помывок с девочками, но отношения между ними сложились вполне нормальные.
– Итак, Сергей, слушаю тебя внимательно, и заранее говорю, если твоя информация настолько ценная, я непременно обнародую ее в целях поимки преступников.
– Александр,– обратился Брагин к майору,– я тоже заинтересован в их поимке, тем более моя персона вошла в список подозреваемых лиц в подготовке к побегу. Начну по порядку: Не так давно, ко мне потупила информация, что один работник оперчасти нашего следственного изолятора имеет прямую связь с уголовными типами за стенами тюрьмы. Я перепроверил сведения и убедился, что капитан Ермолов действительно по указу со стороны уркаганов перевел одного осужденного в другую камеру, где того должны были убить, а цепочка ведет к местному уголовному авторитету по кличке «Леший».
– Откуда у тебя эта информация?
– От моего осведомителя.
– Ну, ты прекрасно понимаешь, что для следствия важны фамилия и показания твоего агента, а не косвенные улики причастности Ермолова к воровскому сообществу.
– Я готов предоставить его следствию, но с одним условием, все должно содержаться в тайне, в противном случае мой агент откажется давать показания.
– Разумеется, тайна будет соблюдена.
– Есть еще один свидетель, который покажет, что Ермолов, якобы в целях оперативных мероприятий, поместил осужденного в транзитную камеру, это девушка, работающая в Спецчасти СИЗО.
– Вот это уже горячее, потянулась цепочка. Что еще?
– А еще мой агент говорил, что до него дошел слух, о беглом арестанте, которого сейчас укрывает тот самый Леший.
– Так — так, это тоже неплохо, если мы возьмем в оборот Ермолова, я думаю, он долго не будет запираться,– заинтересованно проговорил майор,– задета честь нашего товарища, и на нас тоже упала тень неприятности. Нашим первостепенным делом является раскрытие сети этой организованной уголовной группы. Почему я говорю организованной, да потому — что просматривается явный соучастник преступления, который находится в рядах органов МВД. Если судить по его действиям в тот вечер, он постоянно был в гуще событий, но этого мало для полного обвинения, нужно доказать его причастность к побегу заключенного.
– Вот Александр, это записка — копия, она была мною временно изъята у сержанта Звягинцева, и показывает на то, готовилось убийство все того же осужденного, которого перевел в камеру Ермолов.
– Интересно, они что, этот сержант и капитан в одной упряжи с уголовниками.
– Выходит так, они оба были подкуплены для обстряпывания дел в тюрьме урками с воли, сказал Брагин.
– Если бы не Миша, я бы посоветовал тебе передать всю эту информацию в органы МВД, они бы точно зацепились за эти немаловажные детали. Но в наших интересах иметь всякую информацию, дающую хоть какую — то зацепку, потому благодарю тебя, мы сами отработаем эту версию. У тебя еще что — то есть, или все?
– Александр, если вы выйдете на след Лешего, отломите и мне кусочек от этого пирога, я в долгу не останусь, у меня есть свой интерес к этому типу.
– Какой, если не секрет?
– Мне кажется, уголовники не отстанут от заключенного, и все равно его настигнут, я просто хочу предотвратить готовящееся убийство.
– А с чего ты взял, что его хотят убить?
– Он сам мне рассказывал как на него напали с заточенными штырями двое в камере, но парень не промах, бывший спортсмен и смог от них отбиться.
– Надо было сразу их задержать.
– Ты же знаешь Александр, что бывает у зэков за доносительство, конечно, он промолчал, а те двое уже в тюрьме закрытого типа, и тем более далеко в Восточной Сибири.
– Ладно, Сергей, если что, я дам тебе знать. Они разошлись, пожав друг другу руки.

 
 
 
Глава 55
 
СПЛАНИРОВАННОЕ ЗНАКОМСТВО
 
…За неделю, до того, как был совершен побег, в один из рабочих дней недели, когда до конца смены оставалось каких- нибудь пять минут, в двери районной библиотеки имени «А.С.Пушкина» постучали.
 Катя отвлеклась на миг от работы и громко сказала:
– Товарищи, на сегодня все, библиотека закрыта, приходите, пожалуйста, завтра. Но дверь открылась, и в помещение вошел мужчина лет тридцати пяти на вид. Он осмотрелся, и, убедившись, что в помещении никого больше нет, обратился к Екатерине:
– Простите, пожалуйста, за несвоевременное вторжение, мне необходимо увидеть Екатерину Михайловну.
– Да, это я. Чем могу Вам помочь?
– Екатерина Михайловна, мы одни?
– Ну, конечно. А что же все — таки Вас интересует?
– Дело в том, что я близкий знакомый Вашего сына.
– Саши!– невольно вырвалось у Кати,– ой, простите, я так жду от него весточки. Простите еще раз за мое бурное восклицание. Кто Вы? Я раньше Вас не видела, Вы что — то хотели узнать о моем сыне?
– Нет — нет, Екатерина Михайловна, я уполномочен передать вам письмо и вручить его из рук в руки.
– Мне письмо! От Саши!– опять обрадовалась Катя.
– Меня зовут Сергей, можно просто, без фамильярности. Екатерина Михайловна, прежде чем я передам Вам письмо, я хотел бы Вас предупредить, что оно очень конфидициально, и не должно стать достоянием чтения других лиц. Вы меня понимаете?
– Более чем,– произнесла серьезно Екатерина.
Брагин достал конверт и протянул его Екатерине. Та прочитала его про себя и заглянула внутрь, там еще располагался один конверт, который был адресован Коростылеву Михаилу, то есть ее отцу.
– Какая таинственность,– произнесла Катя,– сын пишет, что я могу Вам доверять. Вы хотите, чтобы я, каким — то образом переправила это письмо моему отцу.
– Да, Екатерина…– жест руки и слова Кати прервали его слова,– можете тоже называть меня просто по имени.
– Да, Екатерина, это необходимо сделать с самый кратчайший срок, это очень важно. Просто, друг, о котором пишет Вам сын, попал в очень скверную историю, и чтобы ему помочь, его нужно срочно на днях переправить к вашему отцу в тайгу.
– Да, я прочитала это в письме. Что натворил, этот Ваш друг, и почему он вынужден скрываться, я так понимаю, от милиции?
– Это хороший человек, ставший жертвой стечений обстоятельств, а разыскивают его за самовольное оставление воинской части, так как ему стало опасно оставаться там, но это на время, Екатерина
– Вы знаете Сергей, я всегда верила своему сыну, он никогда не лгал мне, я не буду сильно допытываться, кто тот человек, я доверяю Саше и потому берусь Вам помочь, но как я оставлю работу? Ведь туда и обратно нужно суток шесть, теплоход ходит только через три дня.
– Когда отплывает первый теплоход?
– Это не трудно узнать, я сейчас могу позвонить в справочную речного вокзала и спросить, у меня работает городской телефон.
– Это было бы замечательно.
Катя поискала в справочнике номер нужного телефона и, найдя его, набрала.
– Здравствуйте, я могу узнать информацию о ближайшем рейсе на теплоходе в город Томск. Сегодня, в девять сорок пять! Спасибо Вам большое, Вы очень помогли мне,– она положила трубку.
– Катя, вы могли бы прямо сегодня отправиться в путь?
– Я бы могла, но обратно теплоход заберет меня только через три дня, и то, если меня на лодке доставят на противоположный берег в село Топильники, там причал расположен по обеим сторонах реки.
– Да, задача, а еще как-то можно вернуться назад в город?
– Были экстренные случаи, тогда мы переплывали на другой берег и знакомый бакенщик, просил какое — нибудь судно пристать к берегу, он передавал сигналы капитану судна. Конечно, это стоит денег, но капитаны суден, всегда помогали старому бакенщику.
Вот, только таким способом, можно оттуда выбраться, а в противном случае нужно ждать теплохода три дня и плыть на нем до окончательного пункта назначения, и потом возвращаться назад.
Сергей достал из кармана деньги и, отчитав сотню рублей, протянул их Кате.
– Этого хватит?
– Ой, да что Вы, здесь слишком много.
– Берите, берите, Екатерина, все что останется, используйте на свое усмотрение.
– Хорошо, я постараюсь отпроситься на один день, начальник у нас хороший, я думаю, он что-нибудь придумает. Сергей, скажите мне правду, только не обманывайте меня. Саша попал в еще какую — нибудь историю?
– Нет, Катя, мы просто хотим помочь своему другу. У Саши хорошие друзья, никто из его близких друзей никогда его не подведет. Вы можете гордиться своим сыном, он у Вас действительно замечательный парень.
– Спасибо, я уже слышала от людей, о его благородных поступках, только до сих пор не могу понять, как он был втянут в бунт. Вы слышали об этом?
– Да, Катя, я слышал об этих событиях, и Ваш сын, можно так выразиться спас моего родного брата от смерти.
– А кто Ваш брат?– удивилась Катя.
– Он служит в колонии лейтенантом, и во время бунта содержался у заключенных, как заложник, он чудом остался жив, и все благодаря Саше и одному доктору.
– Сергей, если б Вы знали, как мне приятно слышать от Вас хорошие слова о моем сыне, я ведь помню этого офицера, он выступал на суде в качестве свидетеля. Как пояснила наш адвокат, его показания повлияли на решение судей, в вынесении приговора.
– Да, Екатерина, я тоже помню этот момент и Вас хорошо запомнил, я тоже присутствовал на заседании суда, правда, только один день, когда мой брат давал показания.
– А я, к сожалению, не могу Вас вспомнить, там было много народу, да и я была в таком состоянии…– Катя замолчала, давая понять Сергею, что ей тяжело вспоминать о тех событиях.
– Катя, запомните, пожалуйста, это письмо ни в коем случае не должно попасть в чужие руки, еще прошу, никому не говорить о своей командировке. Если кто — то поинтересуется, солгите, в пользу дела, скажите, что Вы поехали проведывать больного отца. Хорошо?!
– Да, Сергей, можете на меня положиться, я все сделаю, как Вы просили. Мне пришлось солгать моему папе, что Саша служит в армии. Я не хочу его расстраивать, даже не знаю, как он отреагирует, если узнает правду о Саше. А когда Вы планируете отправить своего друга в деревню?
– Когда вы приедете, мы обязательно с Вами обсудим этот момент. Досвидания, Катя, я был очень рад познакомиться с Вами. Сергей одел форменную фуражку, поправив ее на голове и на прощание сказал:
– А знаете, Катя, я, почему — то Вас такой и представлял.
– Какой?– Катя была заинтригована словами Сергея.
– Умной, красивой, и горячо любящей своего сына,– сказал он, и вышел из помещения библиотеки.
 
Вечером, встретив с работы Александра Петровича, Катя предупредила, что уезжает на один день к отцу, она ничего не сказала, не стала выдумывать про болезнь папы. Да Александр и не спрашивал лишнего, ему было достаточно, что любимая женщина посвящает его в свои дела, он даже вызвался проводить ее до пристани. И снова Катюша была благодарна ему. Она тихо прильнула к его плечу и произнесла:
– Я так счастлива, что мы вместе, мне очень хорошо с тобой, ты даже не представляешь, какой ты хороший.
– А я догадываюсь, любовь моя, твои глаза, это отражение твоей души, загляну в них и все вижу.
– И что ты сейчас видишь?– спросила она лукаво.
– Я вижу, что мы должны уединиться с тобой вон в той спаленке,– он подхватил ее на руки и бережно понес в другую комнату.
Они приехали на пристань и купили билет на теплоход, прошли по досчатому длинному настилу до места, где было пришвартовано судно.
Под настилом плескалась вода. Александр попрощался с Екатериной и обещал, что завтра не ляжет спать, пока не дождется ее. Точного времени Катя не могла указать. Когда вернется, сама не знала, на чем будет добираться домой, неизвестно.
Утром теплоход уже подходил к Михеевке.
Катя была налегке, небольшая сумка, гостинец отцу, и все, больше никаких вещей.
Прошла до конца деревни, приостановилась, вспомнила что — то из своего детства, юности и решила заглянуть к Наташе, но ее не оказалось дома. Кто — то из соседних домов уже заприметил ее и, поздоровавшись, уже вслед спешившей Кате крикнул, что ее отец болеет.
«Вот так, как будто в воду смотрели они с Сергеем, и выдумывать не надо. Что же с ним случилось?» Катя поспешила к дому, где жил ее отец в лесу.
За полтора часа она добралась до места.
Корт, учуяв ее, издали с веселым лаем понесся встречать Катю.
Отца не было, и когда она уже взошла на крыльцо, послышался его голос:
– Кто там? Заходите, заходите, не стойте на крыльце.
Отец сидел на постели, рядом с ним Катя заметила костыли. Она бросилась к отцу.
– Папа, папа, что с тобой? Здравствуй мой родной!
Михаил попытался встать, но дочь остановила его.
– Катюша, доченька, ты как здесь оказалась, что — нибудь случилось? Потом немного отстранил дочь и произнес:
– Здравствуй доченька!
– Что у тебя с ногами?
– Да остудил наверно шибко, поясницу вот прихватило, да правая нога отнимается, Наташка, вот костыли принесла, а зачем они мне, я ведь не калека, потихоньку отпустит.
– Папа, я попроведовать тебя приехала, ненадолго, и от Саши письмо привезла.
– От внука?– обрадовался Михаил,– я давно от него не получал писем. Ну как вы там живете?
Катя больше всего переживала: «А что если Саша в письме деду написал, что он в тюрьме. Да нет, не должен, он ведь на свидании говорил, что упоминал в письме к деду, что служит в армии».
Катя протянула письмо отцу, тот прочитал его без очков, зрение у отца было хорошее.
– Саша пишет, что друг у него попал в беду, тебе он не говорил, что там произошло?– спросил ее отец.
– В общих словах, писал, что будто командир части пытается посадить в тюрьму Сашиного друга. Нужно время чтобы во всем разобраться.
– А родители у друга есть?
– Не знаю, пап, мне Саша ничего не говорил, просто просил помочь.
– Ну, ты сама то, что думаешь, дочка?
– Я думаю, что человеку нужно помочь, я сыну верю, потому и прошу тебя, пусть Сашин друг поживет у тебя.
– Катюш, мне то что, жалко, что ли, пусть поживет, вот только сдается мне, что дело там серьезнее, чем кажется на первых порах. Ну, да ладно, что там, пусть приезжает, я внуку рад, и друзьям его тоже рад буду.
Внук тут пишет, чтобы я его скрытно от чужих глаз к себе привел. Ну, может к тому времени я сам встречу его, а если что, Наталку попрошу, чтобы привела его.
Чуден Сашок, да разве у нас в деревне укроется кто — то от глаз, да и никто никому, и никогда не скажет, кто здесь бывает, все ведь свои.
Катя помогла отцу, натерла ему спину каким — то составом из трав на спирту. Уложила его в постель, приготовила поесть, и прибрала в доме, тут и Наташа подоспела.
– Ой, сестренка Катенька приехала,– обняла она сестру,– а я- то из района вернулась, а мне говорят, Катюша к отцу пошла, ну я все бросила и сюда быстро. Отец — то видишь, как расхворался, тут с его работы уже наведывались, нужен он им шибко.
– Скоро поднимусь. Подождут, человеку отдохнуть — то нужно? Слово говорю, нужно! Давайте, девчонки, накрывайте на стол, и я к вам присоседюсь.
Вот так за разговорами и прошло время. Катя попрощалась с отцом, обняв и поцеловав его на прощание. Она наказала ему, чтобы берег себя, пообещала, что приедут с Сашей скоро в гости.
Сама украдкой вздохнула и подумала «Скоро, это через десять лет».
Уже у порога Михаил окликнул дочь:
– Катюша, твой — то, новый, тебя не обижает?
– Пап, у нас все хорошо,– успокоила она отца.
– Ну, и ладно, доченька, айдате,– и он махнул женщинам рукой на прощанье.
Наталка проводила сестренку до хаты Ефима, там распрощалась с ней. Родственник переправил Катю на лодке на другой берег к Кузьмичу — бакенщику, и они в течении двух часов ждали какое-нибудь судно, проходящее вверх по реке. Наконец показался порожний буксир, который обычно толкает впереди себя баржу. Заприметив сигнал бакенщика, суденышко подошло ближе к берегу, и после минутной договоренности, Кузьмич на своей лодке доставил Катю на борт буксира.
Только ночью она вернулась домой, Александр встретил ее заспанный, сон сморил его после полуночи.

 
 
 
Глава 56
 
ПОД КРЫШЕЙ ЛЕСНИЧЕГО
 
Теплоход «Михаил Ульянов» шел медленно по течению в сторону Томска.
Наступила ночь, пассажиры судна уже крепко спали, приютившись на деревянных, отполированных до блеска скамьях. В дальнем углу трюмового помещения, где расположились пассажиры, сидел мужчина, лет тридцати. Он надвинул глубоко на глаза шляпу и периодически поглядывал на входную дверь. Вид у него был спокойный, он откинулся на спинку скамьи, и казалось, дремал. Правая рука, у него скрывалась в полах пиджака, и лежала на рукоятке пистолета системы «Макаров», засунутого за ремень брюк.
Сергей Ирощенко отдыхал. Отдыхал от бурно прожитых последних лет, от событий, которые запечатлелись в его памяти, и, конечно же, от побега.
Он мысленно проворачивал всю картину, обдумывая каждую мелочь, и естественно острые моменты минувшего дня.
Когда он нашел общий язык и впоследствии сдружился с Сергеем Брагиным, последний намекнул ему о его последующем статусе. Да разве же Сергею Ирощенко хотелось умирать в свои тридцать два года.
Жить всегда хочется, даже когда его ломали комитетчики, пытаясь втоптать его гордость в пыль, когда тюремщики с ненавистью смотрели на него и при удобном случае вымещали на нем свою злость. Он терпел все эти унижения и оскорбления, единственным светилом в его жизни оставалась свобода, которая рано или поздно вернется к нему, но когда на суде прозвучал приговор, и его лишили последнего глотка воли, он смирился. Нет, он не упал духом, он просто начал свыкаться со своей участью.
«За что? – сверлила голову мысль,– ведь я никого не убил, я только ранил Ефремова, и за те два дня волнений я точно помню, что никого не лишал жизни. А в прочем, какое теперь это имеет значение, суд вынес свой вердикт и приговорил к смерти, лишив меня всякого права на жизнь. Сергей Брагин снова вернул мне это право, пусть даже незаконно, но вернул».
Почему он никогда не проходил мимо несправедливости, почему его с детства, еще в детском доме учили быть хорошим и правильным человеком? С раннего возраста его постигли все тяготы сиротства, он и теперь не знает, где его родители, все померкло во времени, даже разыскивать некого.
Рос он крепким, сильным парнишкой, никогда не чурался физического труда, сверстники старались не вставать на его пути. Будучи не сильно общительным, Сергей всегда находил себе единственного друга, которому доверял во всем, и всегда его защищал от нападков ребят.
Окончил училище, пришло время, идти в армию. Призвали его в 1968 году. Еще год назад, получая приписное свидетельство его, приметили и, судя по его характеру и стремлению записаться в войска особого назначения наметили его военный путь. После дембеля, пошел служить дальше. Он попал в мотострелковую часть и служил в разведывательной роте.
Смекалистый, физически крепкий, морально устойчивый, Сергей всегда был на высоте по боевой и политической подготовке. Он один из первых кинул вызов «старичкам» и стал бороться с «дедовщиной» в отделении. В «особых» войсках никогда не поощрялась «дедовщина», но случаи всплеска ее происходили повсеместно.
В армии он сдружился с одним чеченцем, которого звали Иса. Не весть, откуда Иса был обучен приемам рукопашного боя, владел самбо и мог кое — что преподать в редчайшем по тем временам, искусстве Каратэ. Сергей стал его неизменным учеником и партнером по тренировкам. Затем начались профессиональные тренировки, которые проводил инструктор по каратэ в стиле «Соне». Этот вид рукопашного боя был строго засекречен, и в то время обучались только бойцы, имевшие звание КМС[220]. Сергей помнил, когда он по истечению срока службы увольняясь в «запас», давал расписку о неразглашении и неприменении техники рукопашного боя.
Прошел год службы, они сами стали «старыми» военнослужащими, их с Исой побаивались и уважали, стараясь не вступать с ними в конфликт.
Сергей вспомнил случай, когда к ним в часть прибыл один, весь из себя, так сказать готовый спортсмен, и начал устанавливать свой статус. Сергей предупредил его, во избежание дальнейших конфликтов, чтобы он не измывался над солдатами. На что, тот ответил ему дерзостью. Когда Сергей узнал, что спортсмен избил одного служащего, они с Исой подкараулили его в укромном месте и так преподали ему урок «вежливости», что с того слетела вся спесь и желание «верховодить».
Затем была сверхсрочная. Получил звание старшины и горел желанием продолжать обучаться военному делу, и решил посвятить свою жизнь армейской разведке. Окончил учебные курсы и получил звание младшего лейтенанта. Служба проходила в особой разведроте, где он набирался опыта в военном деле. Дослужился до лейтенанта и все бы шло своим чередом, но судьба иначе отнеслась к его чаяниям, столкнув его с майором — негодяем, за избиение которого его судили. Не помогли его армейские заслуги и награды, майор оказался куда, более пронырливей Сергея и, заручившись поддержкой высших чинов, отправил его под трибунал.
Остался позади бунт в зоне, следствие, измывательства следователей и комитетчиков, суд.
Когда Сергей Брагин пообещал направить его жизнь по другому руслу, он согласился, тем более он нашел себе верных и боевых друзей, в лице двух офицеров и Саши Воробьева, этого хорошего во всех отношениях парня.
После того, как он и Саша вступили в тайную организацию «Черная молния» и убрали первого насильника и убийцу маленькой девочки, начался другой отчет времени его новой жизни.
Предложение, произвести обмен, и стать на время капитаном КГБ, его заинтересовало. Как утверждал Брагин, Сергею не хватает усиков и формы капитана, а в остальном они даже были многим схожи.
Выкраивали удобный для них момент, в какой день совместить пятничную баню и день «встречи» с КГБэшником, чтобы «помочь» тому разоблачиться.
Почти в самый последний момент им улыбнулась удача, капитану нужно было в тот вечер ехать встречать родственников на вокзал, сразу же отпала нужда выстраивать ситуацию с выводом Сергея из изолятора. Все было продумано до мелочей. Основные, организационные вопросы легли на плечи Брагина.
В предполагаемый вечер, в двух кварталах от тюрьмы, Сергея Ирощенко должен ждать в «жигуленке», взятого у друга напрокат Анатолий Брагин. В новой одежде и с заданным маршрутом Ирощенко должен сесть на рейс теплохода и отплыть в пункт назначения.
По счастливой случайности совпала дата отплытия теплохода «Михаил Ульянов», а иначе Ирощенко нужно было прятать в городе, и определенно долго, пока не утихнет ажиотаж по розыску беглеца.
         Сергей Брагин все рассчитал и тщательно продумал каждый нюанс, который может выплыть в последствии, ведь ему оставаться в СИЗО и принимать на себя первый удар опративно-следственных мероприятий по розыску Ирощенко. Даже время отплытия теплохода и побега, расходились на минуты.
И вот Ирощенко сидит перед капитаном, который с наглым выражением лица и в полной уверенности своей безнаказанности сначала оскорбил его, затем обрисовал ему незавидную участь. У Сергея не было время долго терпеть нападки капитана, он канцелярской скрепкой расстегнул наручник и снял его с правой руки. Сергею пришлось неделю тренироваться в камере по ночам, чтобы расстегивать наручники. Сергей Брагин тайно снабдил ими Ирощенко.
 Пока КГБэшник распалялся не на шутку, он подскочил к нему и ударил «бычком» в нос. Затем бил по лицу так, чтобы его не распознали, но бил, чтобы кровь не запачкала мундир, пока капитан не потерял сознание. Он раздел его и сняв себя робу, натянул ее на офицера, сковал наручниками ему руки за спиной. Приготовленной заранее самодельной бритвой сбрил усы на губе офицера. Достал накладные усики, переданные ему Брагиным, и аккуратно наклеил их себе на верхнюю губу. Взял бутылку водки, принесенную капитаном, и влил ему в горло, потом еще раз ударил его по носу, да так, что брызнула кровь во все стороны.
Сергей нажал кнопку звонка, расположенную под столешницей и натянул глубже фуражку на лоб.
Он помнил, как разыграл из себя подвыпившего скандального капитана и его без несчастья провел дежурный офицер в главный двор тюрьмы. Видно сходство его с капитаном КГБ было действительно большим.
«Какой молодец, все — таки Брагин, он постарался сделать все так грамотно, и умело, у меня даже не проверили удостоверение личности, и выпустили из ворот тюрьмы»,– вспоминал Сергей.
Искать Анатолия не пришлось, он припарковал машину у обочины дороги в двух кварталах от СИЗО, и ждал Сергея. Наскоро скинув с себя форму капитана, он надел костюм, ботинки и шляпу, и вот они уже неслись в направлении пристани. В последний момент Анатолий передал ему билет, сумку с одеждой, едой и пистолет «Макаров».
– Это на непредвиденный случай, дай Бог, чтобы он не понадобился,– напутствовал его Анатолий,– пистолет темный, куплен на «барахолке». Они крепко пожали друг другу руки, и Сергей направился по деревянным мосткам к теплоходу.
За иллюминаторами светало, Сергей решил выйти на носовую палубу и глотнуть свежего воздуха.
За бортом плескалась вода, он поежился от утренней прохлады и поднял воротник пиджака. Шли фарватером, ближе к правому берегу.
Он всматривался в берега реки, поросшие ивами и густой травой. С левой стороны берег казался пологим, а с правой стороны берега были крутыми. Леса, леса, простирались на пути следования теплохода.
«Какая же все — таки огромная наша страна. Вот сидел в камере, и весь мир умещался на восьми квадратных метрах, а здесь такие просторы, вот она, долгожданная свобода!».
Он не вступал ни с кем в разговоры, и одиноко продолжал стоять до тех пор, пока не объявили по рупору о подходе к деревне Михеевка. Теплоход взял курс на правый борт, и тихо подплыл к берегу, уткнувшись носом в мель. Матрос теплохода снял трап с крыши рубки и, развернув его на сто восемьдесят градусов, аккуратно уложил на берег.
Сначала сошли с теплохода, Сергей и мужчина с женщиной, затем по трапу поднялись на борт несколько местных жителей.
К Сергею подошла молодая женщина, хорошо сложенная, слегка полноватая, но вполне симпатичная, и как показалось Сергею, говорила она очень быстро, скороговоркой.
– Вы Сергей?
Он кивнул головой и поздоровался, но украдкой посмотрел в сторону мужчины и женщины, а те в свою очередь взглянули на него.
– Здрасте, Сережа, не обращайте внимания, здесь все свои, это наши родственники, так что идемте, нас уже ждет дед Михаил.
И они пошли в направлении леса. По мере того, как проходили первые километры пути, Сергея заворожила красота этих мест. Он никогда еще не был в тайге, видел ее только в фильмах и читал в книжках.
Всю дорогу он любовался природой, и величием деревьев.
 

Особенно его впечатлила картина поваленных старых деревьев, которые обросли мхом. Завораживающее глаз зрелище, сказочное состояние леса. Солнце, пробиваясь сквозь разлапистые ели, насыщало лес красками, и придавало вид праздности.
Настроение у Сергея поднялось.
Наталья весь путь тараторила что — то, все рассказывала, сама себе удивлялась, такая скромная в общении, и вдруг ее словно прорвало. Сергей, учтиво слушал ее, не перебивая, и наблюдал за словоохотливой проводницей, которая, как он понял, доводилась деду Михаилу племянницей.
«Неужели я в безопасности? И весь этот кошмар остался позади. Не будет утренних побудок и грохота открываемых кормушек, и звона посуды о железо. Не услышу больше ругани охранников и их бесконечные придирки. Все позади. Мне верится и не верится, что вот эта благодать спустилась ко мне, и теперь я в безопасности. Как там Сергей?»– подумал он о Брагине,– только бы все прошло благополучно»,– и он мысленно поблагодарил Бога за все. Потому как, это было немыслимо, невероятно, неужели такое может произойти в жизни с простым человеком, а не с героем фильма, или опытным разведчиком.
– Сережа, вы меня не слышите,– его вывели из раздумий слова Натальи.
– Да, да Наташа, извините, я слегка задумался. Что Вы спросили?
– Я говорю, мы уже подходим, побудьте пока здесь, я закрою собаку в сарае, а то не ровен час, испортит ваш костюмчик,– засмеявшись, она ускорила шаг и зашла за плетень в дедовские владения.
Она позвала его, и сказала, чтобы он проходил в дом.
Михаил сидел за столом возле окна и наблюдал за гостем, пока тот шел от калитки до крыльца, дед уже успел определить физические данные Сергея, его походку, его внешний вид. Действительно просматривалась, годами выработанная в армии его осанка, и манера держаться.
         Еще во время войны, когда Михаил находился в «учебке» им преподавали сам факт отличия военного человека от гражданского.
Да и свои наблюдения деда стоили многого. Это он с виду казался пожилым, обросшим бородой и усами, да еще спокойным и податливым стариком. Но взглянув на человека и поговорив с ним о том, о сем, он уже точно мог сказать, что собой представляет собеседник. Правда в его жизни были ошибки, или вернее сказать его доверительное отношение к людям, которые пользуясь слабостью Михаила, могли обмануть его. Например, его родная дочь Катя. Разве он не понимал, как ей было тяжело скрывать правду о своем муже, о внуке Саше, наконец. Дед все видел и молчал, потому, как умел понимать людей, особенно, когда они были близки ему. Вот и сейчас, он чувствовал состояние приближающейся беды, такое с ним бывало и раньше, скорее интуиция указывала ему, о грядущих обстоятельствах и событиях.
Сергей зашел в избу. Первым делом поздоровался, вытер ноги и прошел к столу. Михаил встал, хотя это ему далось с трудом, и протянул руку для знакомства:
– Ну, здравствуй, меня можешь звать дедой Мишей, я уже привычен к такому обращению. А тебя как звать, величать?
– Сергей, по отцу Борисович, а для Вас я просто Сережа,– как-то смущаясь, произнес он.
– Наташа, а ты что стоишь у порога, давай проходи, и помоги на стол собрать, что гостя держать голодным.
– Дед, Миш, я не голоден, на теплоходе перекусил. У меня вот тут, кое — что. Он полез в сумку, доставая городские продукты, колбасу, сыр, и прочую снедь, что приготовил ему Анатолий.
– Вот и давайте все на стол, сейчас мы с вами закатим пир, я право уже давно ни с кем не сиживал за стопочкой.
– Ой, дядь Миша, хоть бы молчал, недели две назад со сродным братом засиделись допоздна, пришлось тебе у него заночевать.
– Это у родни своей, а то гости, чуешь разницу, Наталка.
– Чую, чую дядь Миш, сейчас накрою,– весело щебетала молодая женщина.
Сергей тоже взялся помочь, ему было очень приятно подключиться к общей суете и принять участие в накрытии стола.
– Ну, ребята, о делах потом, а сейчас, за знакомство. Михаил протянул наполненную водкой стопку. Со звоном встретились три рюмки и за едой и последующими наполнениями, повелась беседа, задушевная, дружеская.
Отобедав, Михаил тяжело поднялся со стула и, взяв один костыль, заковылял к входной двери.
– Пойдем Сереж на воздух, пусть Наталка приберет со стола, а мы пока с тобой поговорим. Ты иди и открой сарай, да резких движений не делай, пусть собака тебя обнюхает, она у меня не глупая, попусту на человека не бросится.
Сергей повернул вертушку и в отворившуюся дверь выскочила лайка, она обошла почти кругом незнакомца, обнюхала его обувь и посмотрела на хозяина, «Что, мол, с ним делать?»
– Ну, знакомься Корт, это наш новый знакомый, пока он поживет с нами, привыкайте друг к другу.
 Тот, поняв по интонации Михаила, что все хорошо, вильнул хвостом и побежал по двору.
– Дед Миш, что у Вас с ногами?– спросил его Сергей.
– Да ревматизм замучил, вступило вот в спину, ногу не могу поднять, отнимается.
– Ну, если только в этом дело, то все можно поправить.
– Так ты, что ж Сереж, лечить умеешь?
– Приходилось и такое делать.
– И что, помогает, ну, я в смысле, проходит что ли?
– Конечно, вот перед сном я Вам сделаю массаж, и так каждый день, а через неделю Вы по тайге, как двадцатилетний будете бегать.
– Ой, Сергей, твои б слова до Бога, мне уже давно пора свои владения обходить, а то браконьеры уже видно прознали, что дед Михаил хворый, и всю дичь мне здесь изведут.
– Что, часто нарушают?
– Здесь — то, нет, это за болотами они хозяйничают, а в моем заказнике им делать нечего.
– А за болотами, там другой лесничий?– спросил Сергей.
– И там моя территория, только очень большая, за всем не усмотришь, мне вот уже который год все лошадь дать не могут, я хоть бы до топей объезжал бы территорию.
Они прошли к столу, смонтированному посреди двора, и сели на лавочки напротив друг друга.
– Знаю о твоих неприятностях, мне Саша из армии писал, чтобы укрыл тебя. Что Сергей, все так плохо?
– Не скрою, дед Миш, тюремный срок грозит.
– Расскажи, хоть что у тебя с командиром приключилось? И Сергей рассказал деду свою давнюю историю, что вышла с майором.
– Правильно ты ему врезал, я бы точно так же поступил, неужели не нашлось путних людей, кто б помог тебе эту заразу призвать к ответу.
– Нет, дед, есть уголовная статья, и от нее никуда не денешься, тем более он на меня уже давно зуб имел.
– Ну, а с внуком моим, вам вместе довелось служить? Вроде как по званию, да по возрасту, вы не особо подходите друг другу.
– Хороший он парень, я его сразу заприметил, а дальше, разве возраст помеха, если нашли общий язык.
– И то верно, Сашка, парень что надо, хоть он и редко ко мне приезжал, но поступки у него хорошие, и порода в нем нашенская — Коростылевская.
Михаил помолчал немного, и что — то обдумав, снова заговорил:
– Мне кажется, Катя, дочь моя скрывает от меня что-то. Я понимаю, что она бережет меня, не хочет волновать, но потом — то мне горше будет всю правду принять.
– Дед Миш, а что она от Вас скрывает?
– Мне кажется, Саша в беду попал. Уж мне ли не знать свою дочку, вот и в последний раз приезжала, все наскоком, толком — то и не объяснила, что там происходит. Я, Сергей, человек открытый, и не привык, когда меня за нос водят. За свою жизнь мне многого пришлось повидать, и во время войны, и пока в разведке служил…,– восклицание Сергея прервало речь Михаила.
– Так Вы в разведке служили? Вот так здорово! Дед Миш, так мы с Вами одного поля ягоды.
– Это, как так?
– Я ж тоже служил в армейской полковой разведке.
– А я в дивизионной, войсковой, в звании старшины, войну закончил.
– И я тоже имел старшинское звание в свое время,– не переставал удивляться Сергей, но называть последнего своего звания не стал.
– А в каком подразделении служил?– спросил Михаил.
– В разведывательном, мотострелковом.
– А я, Сережа, был снайпером — винтовочником.
– Ну, дед Миш, ты даешь, почетная профессия во время войны.
– Да они все в чести, когда врага бьешь.
– Так — то оно, так, но снайпером не всякий может стать, здесь призвание нужно, вот как у Вас наверно. Вы же охотник?
– И то верно. Как подметил?
– Ну, во первых: в тайге живете,– он улыбнулся,– щуритесь часто, как бы прицеливаетесь, и взгляд у Вас цепкий.
– Ты смотри, наблюдательный, а что ты еще приметил?
– Пока трудно сказать, жизненного опыта у меня маловато, но одно скажу точно, смелости и отваги в Вас хоть отбавляй, да и молодым Вы еще фору дадите.
– И это ты подметил,– улыбнулся дед Михаил.
– Нет, мне просто Сашка рассказывал, как вы в районе пятерых мужиков скрутили, да в штабеля сложили.
– Точно Сереж, было дело. А ты и в правду моему внуку другом приходишься, кому попало, он не расскажет о той истории. А теперь, Сергей, давай побеседуем серьезно, у нас с тобой времени много, мы еще и не то вспомним, но давай условимся так, хочешь, чтобы я тебе доверял?
– Да дед Миша, хочу.
– Тогда выкладывай все по порядку, и как на духу.
– Не понимаю.
– Так, Сергей, последний раз тебя спрашиваю, ты хочешь, чтобы я помог тебе?
– Да.
– Тогда давай начистоту, научись доверять людям, что у Вас с Сашей случилось?
– Дед Миш, это не только моя тайна, я ведь подведу и Сашу, и его мать.
– А я для вас выходит Божий одуванчик, и со мной можно играть в прятки, в конце концов, вы ведь у меня попросили защиты и помощи, так почему же вы оставляете меня в неведении. По твоему так поступать — честно? А если сюда милиция придет? Вы не подумали, что я должен буду им говорить. Или что думаете, тайга большая, она всех укроет. Милиция — то, если что случается, идет куда? Ко мне, конечно, кто тайгу, как свои пять пальцев знает.
Нет, Сергей, коль я взялся укрывать тебя, ты бы хоть меня в известность поставил, серьезная ли беда за тобой бродит, или как?
Наташа не стала мешать их разговору и уже у плетня попрощалась с обоими, пообещав прийти на следующий день.
– Мне неудобно перед Вами дед Миш, я наверно заночую у Вас, и завтра поеду дальше, не обижайтесь на меня, но я и вправду не могу вам сказать большего.
Дед Михаил почувствовал, что перегнул палку и смягчил разговор:
– Сережа, не обижай старика. Зачем ты так круто берешь, ты же понимаешь, что для меня значат моя дочь и внук. Кто, если не я, поможет им. Ну, что ты, как мальчонка обиделся, я вам всем добра желаю, и какой бы не была твоя правда, я все равно приму все, как есть. Так что случилось с Сашей?
– Посадили его дед Миша, срок он отбывает.
– И за что?
– За драку, но то, что его подставили, это сто процентов.
– Это как так?
– Драка была обоюдная, так сказать до первой крови, но Сашка оказался ловчее. В конечном счете, у потерпевшего был блат среди прокурорских и судебных органов, вот таким образом он и пошел главным виновником, то есть его оставили крайним.
– Ой, беда — беда,– проговорил Михаил,– крутой больно норов то у Саши, говорил я ему, сдерживай гнев, обуздывай его. Парень то он хороший, да вот одна у нас Коростылевых беда, не можем мы все пройти мимо чужих несчастий, или все ищем какой — то справедливости на свете. Сидели бы тихо, как мыши, ан нет, лезем в самую гущу,– причитал дед Михаил.– Ладно, Сереж, понимаю, что «кудахтаньем» делу не поможешь. Может Сашу раньше отпустят. Сколько ж дали ему?
– Пять лет.
– Пять лет за драку, что — то многовато!
– За нанесение тяжких телесных повреждений.
– А я его, на что, приемам обучал, отмахнулся бы как-нибудь.
– Ситуация там была дед Миш, не подходящая, некогда было размышлять, сам бы пострадал.
– Не доучил видно я его,– вздохнул Михаил.
Так за разговорами просидели до сумерек.
– Сереж, может баньку, организуем, ты с дороги попаришься, и я бы присоединился, со своей спиной.
– Вам сейчас нельзя дед Миш в баню, у Вас обострение, завтра совсем не встанете, я сейчас баню затоплю и полечу Вас своим методом.
После того, как Сергей натаскал воду и затопил баню, он стал колдовать над дедовской спиной. Сначала Сергей зашел за спину к Михаилу и обхватил его руками под мышки, попросил деда расслабиться и обвиснуть у него на руках. Затем Сергей, чтобы не делать резких движений, начал потихоньку трясти тело деда. На что тот разохался, но, после нескольких встряхиваний, боль немного отпустила.
Сергей положил деда на ровную поверхность и стал массажировать позвоночник, он разминал его пальцами, прокатывал кулачками вдоль хребта, и найдя самое чувствительно к боли место, стал умело руками вправлять суставы позвонков.
Дед Михаил по началу стонал, рычал, но терпел, потом боль постепенно стала уходить, и к концу массажа он почувствовал себя легче.
Прошла неделя, благодаря умелому массажу, правую ногу отпустило, спина перестала болеть, и Михаил уже важно расхаживал по двору и выходил за пределы своих владений.
Когда ему стало лучше, он предупредил Сергея, что они скоро отправятся в тайгу.
Тот несказанно обрадовался такой новости, ведь в свое время Сашка рассказывал ему, как они с дедом ходили по болотам и бродили по тайге.
Наташа чаще заглядывала к леснику в гости. Сергей заметил, что она стала надевать более нарядную одежду, прибрала волосы, и как — то преобразилась по-женски. Опытный глаз деда тоже заметил перемены в Наталье, и улыбался, понимая причину ее частых посещений.
Теперь в доме лесничего не одиноко, ушли в прошлое тоска и съедавшая его по вечерам скука.

 
 
 
Глава 57
 
ЖЕСТОКИЙ ПОЕДИНОК
 
Спецмашина с заключенными в нее арестантами медленно подъехала к учреждению, где содержатся осужденные преступники.
Заскрежетали по роликам железные ворота, и автозак[221] въехал в превратную зону.
Администрация и охрана лагеря строгого режима встречала вновь прибывших зэков.
Среди них были: Александр Воробьев, Владимир Волков и знаменитый по воле карманник и катала Вася Шестак, всех вместе насчитывалось семь человек.
Разместили их в карантине, небольшом помещении, огороженном с улицы сваренным из железных прутьев забором.
Сашка почему-то вспомнил общаковую зону, где к нему сразу же подкатили шестерки из отряда.
Здесь все было иначе. Этапка, или иначе карантинка, находилась в промзоне, куда изредка подходили разные люди. Спрашивали: «Откуда? Где жили на воле, не встречали ли в тюрьме такого-то?».
К Волчонку подошли двое, поприветствовали его и отошли в сторонку, переговариваясь сквозь решетку.
Тут Сашку кто — то окликнул:
– Землячок, кто из вас будет Санька Воробей? Это были трое заключенных, средних лет, взгляды оценивающие, лица серьезные. Разговор их был степенный не развязанный.
– Я Воробей.
– Вот ты — то нам и нужен. Сашка примерно догадался, кто эти люди.
– Среди вас случаем нет Сибирского Коли,– спросил он.
– Есть, конечно, это я,– ответил ему уже в годах мужик.
– Ты значит Санек Воробей, а меня Захаром зовут, я отец Васи Симуты,– представился другой.
 Сашку, как жаром обдало, защипало в глазах, от просившихся наружу слез, ему казалось он готов обнять этого чужого человека, когда тот представился отцом погибшего Васи.
– Захар,– обратился к нему Сашка,– соболезную тебе,– и немного помолчав, добавил,– он погиб защищая своего друга Леху Сибирского. Сашка взглянул в глаза Николая.
– Тебе Коля, привет большой от сына Лешки, мы с ним последний раз виделись после суда, он как чувствовал, что ему дадут особый режим, просил меня об этой просьбе.
– Благодарю Санек. Поговорить бы нам, пойдем с нами, там побеседуем, чаю попьем,– пригласил он Воробья.
– А кто замок откроет?– спросил Сашка.
Коля Сибирский улыбнулся и громким окликом подозвал к себе завхоза карантинки.
– Пацана отпусти с нами до отбоя, потом приведем его сами.
– Мужики,– обратился Воробей к Сибирскому и Симуте, может, Волоху с собой возьмем, что он будет здесь делать.
Сибирский кивнул головой на Волчонка, дав понять завхозу, что и его забирают.
– Это, мужики,– обратился Волчонок к ним, может быть, есть какой путь, мне в жилую зону надо, я там по отрядам своих знакомых поищу.
– А кого тебе нужно?
– Ашота знаете?
– Конечно, это тебе в пятый отряд, но он может быть сейчас на работе. Валер,– обратился Симута к третьему из них,– сходите до второго цеха, может, там его найдете, если что подходите в кильдым к нам.
 
 
Шли по главной дороге до трехэтажного, белого кирпичного здания и повернули налево, по обеим сторонам дороги располагались одноэтажные цеха и участки. Прошли метров сто пятьдесят и зашли в какой-то, не то склад, не то небольшой производственный участок.
Там в углу помещения находилась небольшая комната для переодевания. Поставили варить чай.
– Водку не предлагаем, потом выпьем, хотя помянуть сына необходимо. Как ты на это смотришь?–  обратился Симута к Сибирскому.
– А кто у нас сегодня ДПНК?
– Сегодня, майор Губенко — Губошлеп.
– Тогда давай по маленькой, смена у него ништяк, если что, отмажемся.
Захар вышел куда — то на пять минут и пришел с железной, самодельной фляжкой, наполненной водкой.
– Санек, ты давай режь сало, бери там в тумбочке, колбаски доставай, лук, в общем, будь, как дома.
Когда накрыли импровизированный стол, разлили в прочифиренные кружки по сто грамм водки, Захар Симута сказал:
– Давайте мужики, помянем моего сына Василия, хороший был пацан, да вот не углядел я за ним, сам вот с тюрьмы не вылезаю, пусть ему земля будет пухом. Они выпили и закусили. Захар продолжил:
– Санек, тут у нас с Коляном Сибирским свои дела, кое — что не поделили мы, одним словом рамсы вышли. Просто вчера он пришел ко мне и говорит:
«Кентуха, ну хорош, грузиться, давай не будем обиды детские выставлять напоказ, завтра кореш наших сыновей в зону приходит, так нам бы вместе быть».
И они рассказали Сашке короткую историю, из — за чего между ними пробежала черная кошка.
Был у них общий кент — приятель, и полгода назад освободился с этой зоны, и как полагается, он должен был подогреть обоих дружков, перекинуть им через забор чай, водку. Получилась путаница, неразбериха. Первый грев предназначался Захару Симуте, но принял его по ошибке Коля Сибирский. Ясно дело, Захар сразу в стопор: «Как так, тебе значит, есть подогрев, а мне – балду». В сердцах развернулся и ушел от Сибирского, хотя до этого они вместе решали все дела в зоне. Но через несколько дней пришел грев с воли уже Сибирскому, и тот принес долю Симуте, но Захар наотрез отказался принять его, уж слишком он гордый.
         Вот так и ходили полгода, отводили друг от друга глаза, хотя, если касалось общака, здесь они откладывали свои личные обиды и принимались дружно за общее дело, но потом снова «раздвигали лыжи» в разные стороны.
Сашка выслушал их историю и, улыбнувшись, подумал: «Вроде мужики взрослые, а обижаются, как дети».
Налили по второй сотке, и на этом решили завязать, лучше потом при удобном случае продолжить.
Пили за Леху Сибирского, чтобы ему на «полосатом» режиме сиделось боле менее. Пришла очередь рассказывать Сашке всю историю о бунте, с чего пошло все, и чем закончилось, а то ведь случайные слухи не делали погоды, хотелось знать все из первых уст.
После Сашкиного рассказа, закаленный в прошлых отсидках Захар, смахнул украдкой накатившуюся слезу и выругался вслух:
– Вот твари, менты позорные, а нам тут лапшу на уши вешали, типа беспредельщики зону на бунт подняли, из — за них мужики ни в чем неповинные пострадали.
Меня когда в Спецчасть вызвали, там вся зоновская оперчасть собралась, и давай мне мозги промывать, мол, сын твой попал под дурное влияние какого — то блатного, свою голову подставил под удар, и погиб.
Захар, братуха, так вот кому мой сын жизнью своей обязан, это твоему сыну Ваське. Нет, мужики, за это нужно еще выпить. Захар!– и Коля обнял своего кореша за шею и, подтянув его к себе, произнес,– теперь мы с тобой повязаны жизнью и смертью наших сыновей. Санек!– обратился Сибирский к Воробью, ты молодец, что все нам рассказал, теперь мы знаем всю подноготною.
 
После распределения Сашка и Волоха попали в один отряд и в одну бригаду, Васю Шестакова определили в пятый отряд.
Выходили на работу в деревообрабатывающий цех, где располагалась пилорама. Сашку с первых дней закрутила новая лагерная жизнь. Он уже делал основные различия между зонами общего режима и строгого.
Здесь в основной массе сидели арестанты не с одной ходкой за плечами, люди с порядочным жизненным опытом, и с профессиональными навыками: карманники, домушники, шулера, аферисты. Сидели хозяйственники и подпольные цеховики, одним словом это были люди с прошлым, а не зеленые юнцы, с общего режима. Такие зэки, как Волчонок, пришедшие сюда с особого режима, входили в привилегированную касту. Они находили общий язык с основными положенцами в зоне. Занимались налаживанием «дорог» с волей, посредством вольнонаемных сотрудников, получали грев. Перегоняли со своих лимитных карточек деньги на свободу, а затем «гонцы» из числа вольных людей, или подкупных работников администрации, ходили по адресам и заносили деньги в зону. Покупались и продавались наряды, мастера и бригадиры по предварительному сговору с положняками списывали с кого — нибудь изготовленную продукцию и затем деньги падали на лимитную карточку другого осужденного.
Завхозы, поставленные администрацией, мутили воду с начальниками отрядов и совершали с ними сделки в виде разрешения дополнительных посылок или передач, и свиданий с родственниками.
На первый взгляд казалось, что в зоне тишь, да гладь: мужики работают, блатные в зоне отсутствуют, актив не так свирепствует, как на общем режиме, хотя и «баллонов», так назвали активистов, и здесь было, хоть пруд пруди.
Бывали случаи, когда кто — нибудь из заключенных перебирал в приеме водки и затевал бузу, так собиралось большое количество баллонов с дежурившей сменой ментов, и шли арестовывать бузотера. Все были вооружены ломиками, железными прутками или просто увесистыми дубинками из дерева. Конечно, они побаивались, что кто — нибудь встанет на защиту пьяного сотоварища и потому ходили на такие мероприятия только толпой.
ПВР — Политико — воспитательная работа, режимная часть и оперативники, здесь, на строгом режиме, свою работу знали четко. У оперов, так же, как и на общем режиме, имелись свои осведомители в отрядах, бригадах.
Разобщенность заключенных, это была одно из направлений оперативной части. В последнее время в зоне участились случаи разборок с завхозами и активистами. Подтверждение тому был случай, когда баллоны слишком много на себя взяли, и попытались навязать свою волю одному серьезному, авторитетному в зоне человеку и поплатились за это жизнью. Сергей Чиликин, так его звали, обоих проткнул самодельной заточкой и отправил к праотцам, впоследствии все заключенные прочитали на информационном щите о приговоре суда и расстреле С.Чиликина.
Именно это и приключилось с завхозом седьмого отряда Голдобиным, который оказался хитромудрым пескарем и обманывал осужденных, выуживая у них деньги, обещая тем внеочередное личное свидание. Его резали два раза, в первый раз он выжил, а во второй раз штырь проткнул ему два раза печень, и когда его выносили из отряда на одеяле, он был желтый как «китаец», в больнице он скончался.
И все — таки, как бы здесь не было порою тревожно, а Сашке эта зона пришлась по душе, скорее всего, сам контингент заключенных. Он быстро освоился и принял предложение Волчонка, «есть совместно с ним пайку», то есть жить одной семьей.
         Проблема назревала в другом. За Сашкой был установлен негласный оперативно — режимный контроль. Заместитель начальника колонии подполковник Кузнецов уже имел с ним беседу, он вызвал его сразу же после распределения этапированных заключенных по отрядам.
Дело было еще в том, что Сашке, как одному из главных бунтарей, комитетчики пообещали устроить «спокойную» жизнь в зоне. Ему вменили красную полосу, СКП – склонен к побегу. Где бы он ни находился, куда бы он не попал, везде его преследовал надзор. Ночью, менты могли проверить его на спальном месте, выходить на работу в третью смену, ему было строго запрещено. Если его задерживали поблизости у «первой запретки» – разделительного забора из прутьев, то изолятор ему был обеспечен. Постоянно он должен был ходить на вахту и отмечаться.
Кузнецов, не прозрачно дал Воробьеву понять, что за тот бунт в колонии, он с него с живого не слезет.
Заметят Сашку на территории отряда в тапочках, лишен магазина, не застегнул последнюю пуговицу на куртке, лишен месячных премиальных.
Хотя Сашка не курил, его все равно умудрялись наказывать за то, что он стоял рядом с курильщиками в неположенном месте — лишен очередного свидания.
В отношении работы, ему помогали, хоть бригадир и боялся, что за покрытие Воробьева, менты могут его отстранить от работы, но наряды, составленные грамотно, давали Сашке право не сидеть в изоляторе за отказ от работы.
Теперь Сашка чувствовал, что значит быть «У кума под колпаком», сто солдатских причин сваливались на его голову и отражались в виде наказаний за тот или иной проступок.
И, тем не менее, он продолжал жить. Внемля советам Сергея Брагина, он никогда не лез на рожон, с ментами не грубил, и всегда отвечал внятно, и прямо, не заискивая. С мужиками и братвой он всегда был компанейским человеком, мог поддержать разговор и даже повести беседу в нужном для него направлении.
Однажды к нему подошел пожилой мужчина, лет шестидесяти и, пожаловался Сашке на одного двадцатилетнего парня, который грубо отнесся к пожилому человеку.
Воробей, недолго думая, свел их и принял роль улаживателя конфликта.
Оказалось, молодой парень иногда подначивал пожилого зэка, подтрунивал над ним, а в тот день произошла ссора, которая чуть не закончилась дракой. Пожилой хоть и не напрямую, но высказался: «Что, волк поганый, совсем оборзел», за что молодой взял его за грудки и протащил щекой по штукатурке.
Сашка выслушал обе стороны и сказал:
– Вот ты, взрослый мужик, можно сказать, прожил жизнь, а разговаривать без оскорблений не научился. Как ты думаешь, почему он тебя за грудки схватил? Ты же знаешь, что в лагере нужно следить за чистотой речи, он тебе не шваль там всякая, и не просто мелюзга, а уважающий себя человек. Пусть даже очень молод в сравнении с тобой.
– Вот в том то и дело!– возмутился дед,– нашел ровню.
– А ты за базаром следи,– взбеленился молодой парень.
– А вы оба, от меня что ждете? – спросил Сашка,– чтобы я одного пожалел, а к другому вошел в положение. Если вы сами не в состоянии договориться между собой, то зачем вам «разводящий», вы же все равно не хотите вникнуть в суть. Ты Санек,– обратился Воробей к парню,– молодой и намного сильнее его, значит, ты прешь не различая, кто перед тобой, старый или просто напросто — человек. Где вообще твое уважение к пожилым людям? Это еще скажи спасибо, что он не взял в руки нож, а то бы твоя самоуверенность слетела бы с тебя одним махом.
И вообще,– Сашка улыбнулся и в шутку произнес:
– Воры, не деритесь, вас и так мало, пойдемте лучше чифирнем, и разотрем вашу ситуацию в пыль. На что оба конфликтующих согласились и, хлопнув по рукам, пошли за Сашкой пить чай.
Жить бы спокойно Сашке, отсиживать свой срок, да видно не давал он ментам покоя. Не могли эти деспоты в мундирах спокойно себя чувствовать, когда у них под носом находится один из бывших бунтарей, который может быть на баррикадах, убивал и калечил их сослуживцев.
Как — то ночью, смена контролеров пришла проверить Воробьева. Сашка спал, натянув на голову одеяло. Прапорщик бесцеремонно сорвал с него одеяло и посветил фонарем прямо в глаза. Сашкиному терпению пришел конец. Мало того они ночью, как стадо быков грохочут сапогами, да еще в добавок будят по-хамски. Он соскочил с постели и обложил контролеров матом, за что они увели его к ДПНК, который без разбирательства приказал увести Воробьева в ШИЗО и закрыть до утра в нулевой камере.
Наутро, пришел Кузнецов и с издевкой произнес:
– Ну, что супчик, за оскорбление контролеров посиди пятнадцать суток, а если еще раз такое повторится, я заставлю их написать на тебя заявление, и ты за мелкое хулиганство будешь привлечен к уголовной ответственности.
 Сашка весь внутренне собрался и попытался успокоиться, как его учил в свое время Леха Дрон: «Никогда не давай ментам повод утащить себя в глубину провокаций, пусть они выходят из себя, а ты смейся им в рожу, убивай их своим спокойствием».
– Я согласен, гражданин подполковник, сила на вашей стороне, а на моей, правда, если бы я Вас совсем не знал, и на что Вы способны, я наверно бы Вас тоже обложил неласковыми словами.
– Ах, ты,– еле сдержался Кузнецов, чтобы не перейти на оскорбление, но затем спросил:
– А откуда ты меня знаешь? Вот я тебя что — то не припоминаю, вас бунтовщиков там было много. С какого ты отряда?
– Это не важно, а важно то, что Вы свое офицерское слово смешали с грязью, надеюсь, Вы не забыли, как его давали Дронову и остальным присутствовавшим при этом.
При упоминании о Дронове, Кузнецов весь напрягся, глаза его хищно уставились на Сашку.
– Ты мне еще об этой мрази упоминать будешь, ну ты у меня станешь самым «бедным» в зоне, затрюмую тебя, понял меня?– злобно прошипел он.
– А вы меня «на понял не берите» и не боюсь я ваших угроз, эту грозу, да на ночь,– и Сашка улыбнулся.
– Дежурный,– заорал подполковник,– в карцер его, на десять суток. Увести!
– Пену с губ сотрите, гражданин подполковник, а то не ровен час, можно подумать, что Вы не с того трамвая сошли[222],– произнес Сашка со смехом, выходя из кабинета.
Вечером, когда в изоляторе прозвучал отбой, дверь в карцер, где сидел Сашка, открылась.
На пороге стоял амбал, в форме капитана.
– А ну — ка, малец, пойдем, поговорим,– он повел Сашку в прогулочный дворик, расположенный на улице.
– Ты что же, администрацию не уважаешь, придется тебя поучить хорошим манерам.
– Это ты, что ли учитель? Ну-ну, поучи, может, что и получится. Сашка отступил на два шага назад и спокойно ждал, не упуская из вида каждое движение офицера. Тот метнулся к Воробью и выкинул правую ногу вперед, пытаясь ударить его в пах, но Сашка ударом ребра ладони, отбил летевшую в него ногу в сапоге. При этом капитана развернуло вправо. Сашка ударом каблука левой ноги, со всей силы ударил капитана под колено.
– Ах, ты сученок!– взвыл от боли тот и попытался достать Воробья кулаком слева. Но Сашка поднырнул под руку и смачно припечатал амбалу кулаком в левый бок. Капитан ойкнул и, схватившись за бок, отступил назад.
– Что, спортсмен, да! Ну ладно, посмотрим, что ты скажешь после этого. Амбал подбежал к двери. Поднял с пола, лежащую дубинку и ринулся на Сашку.
Вот здесь Воробей мгновенно вспомнил прием, который ему показал дед, и впоследствии Сашка отрабатывал его со своими друзьями.
Левым предплечьем он отбил удар дубинкой и захватил руку. Ударил с силой ногой капитану в пах. Не давая ему опомниться, Сашка ударил в подбородок противника и сделал ему заднюю подножку. После того, как амбал грохнулся на землю, Воробей ударом руки обезоружил поверженного.
Сашка взял дубинку в руку и поднес ее к лицу ошеломленного капитана.
– Ну, что, учитель, дать тебе парочку горячих?
Он бросил дубинку в угол дворика, подошел к двери, и крикнул вглубь изолятора:
– Старшой, веди меня назад в камеру.
Прапорщик открыл дверь в карцер и запустил в нее Воробьева.
Сашка торжествовал, у него все вышло, он сдержался во время разговора с Кузнецовым, а теперь вот не дал себя избить этому бугаю. Только потом он узнал, что капитаном был, заместитель комроты охранного гарнизона подразделения ВВ.
Но недолго радовался он, через пятнадцать минут послышался шум открываемой двери и в Воробьева был направлен пожарный рукав, который под напором выбросил струю воды. Воспользовавшись замешательством заключенного, менты скопом навалились на него, били в основном по корпусу, по почкам, по спине, где дубинками, а где и кулаками.
Заслышав возню в соседнем карцере, арестанты других камер подняли шум, дружно поддерживая Воробья. Менты захлопнули двери, оставив лежать Сашку на мокром полу.
По изолятору разносились матерные возгласы.
– Козлы вонючие!
Пожилой старшина, дежурный по ШИЗО отвечал спокойно на оскорбление:
– Козел не козел, а сто пятьдесят получаю и тебя охраняю.
На следующий день снова пришел Кузнецов, только был он в сопровождении двух прапоров, видимо вчерашний «урок» Воробьева кое — чему научил их. Теперь они решили поодиночке не встречаться с ним.
– Ну, что Воробьев, допрыгался, капитан сейчас пишет на тебя заявление, и администрация колонии даст ход бумаге, и опять новый срок, за избиение служебного лица при исполнении.
– Не смеши, начальник, такого дуболома пожалуй изобьешь, я только оборонялся от его дубинки, а вот он неправомерно применил техническое средство, я ведь могу обжаловать ваше заявление у прокурора по надзору, или на крайний случай написать встречное заявление за мое избиение.
Подполковник внимательно взглянул на Воробьева и спокойно произнес:
– Какой грамотный, ну ладно, будем считать, что свое ты получил. Будешь применять недозволенные приемы, закуем в наручники, так и будешь в них сидеть.
– Да ладно начальник пугать, говори, чего хотел, да веди назад в камеру.
Подполковник кивком головы приказал прапорщикам выйти из кабинета, и обратился к Воробьеву:
– Парень ты молодой, да вижу ранний, ты бы не борзел сильно, а то ведь я и другие меры приму. Со мной надо дружно жить, я на своем веку разных уркачей повидал, еще поскуше тебя бывали, да и тех обламывал.
– Да, я видел, как ты на общаке нас обламывал, потом за спины вояк прятался. Ломай, это твое право, только покорности ты от меня не дождешься, не на того нарвался,– как можно спокойно ответил Сашка.
– Воробьев, это тебе не общак, а строгая зона, здесь за тобой никто не пойдет. Здесь «сами себе головы» и твоя бравада и зазнайство, что ты бунтовал, никого не тронет, а если я хоть малейшее услышу, что ты подбиваешь мужиков на неповиновение администрации колонии — жди неприятностей. Запомни, у меня есть все полномочия, тебя, как опасного для остальных заключенных, держать в строгой изоляции, а теперь иди и думай, надеюсь, четырех месяцев ПКТ тебе будет достаточно, чтобы ты поумнел.
– Начальник, ты не дождешься от меня, что я буду возмущаться и оскорблять тебя, я считаю это ниже своего достоинства, время нас рассудит. Был один такой, майор Ефремов, надеюсь, ты помнишь, как он закончил свою жизнь.
– Угрожаешь?
– Нет, констатирую факты.
– Ну, Воробьев, ты меня достал, заруби у себя на носу, я найду способ, как обломать тебя, ползать будешь у меня в ногах, просить пощады.
– Не тешь себя несбыточными надеждами начальник, дальше слов у тебя ничего не выйдет, а будешь прессовать меня, я тоже кое — какой камень в запазухе имею.
– Пошел вон, щенок, пугать еще он будет меня. Дежурный, запри его в карцер, а после переводи в ПКТ.
– Да, слабоват ты душонкой для подполковника, рано тебя возвели в такое звание, ну ничего, и генералы в рядовые скатывались,– съязвил Сашка на хамство Кузнецова.
 
Глава 58
 
СМЕРТЬ ЗА СМЕРТЬ
 
Спустя время, после того, как Воробьева Александра посадили в ПКТ, Сергею Брагину пришло обстоятельное письмо от своего агента в строгой колонии. Он сообщал, что Кузнецов предпринимает против Воробьева шаги репрессии.
«Значит, пора действовать»– решил Сергей. Он достал кое — какие документы, и внимательно просмотрел их. Отложил лист, который должен произвести взрыв, после того, как его прочтет Кузнецов.
Сережа Ирощенко кое — что знал о его нелегальном предприятии, и потому изложил все письменно. В принципе это был настоящий компромат на подполковника, его можно было хоть сегодня пустить под сплав в органы ОБХСС, но Брагин был дальновидным человеком, Зачем убивать курицу, несущую золотые яйца. Они еще возьмут свое с Кузнецова. Завтра же тот получит данный документ «инкогнито», и после этого Кузнецов будет вынужден выпустить Воробьева из ШИЗО, пусть даже постановление будет подписано самим начальником колонии.
Сергей на днях встретился с Катей и передал ей привет от сына в форме небольшого письма. По ряду причин, свидания с сыном пока придется отложить, но буквально на днях все решится в положительную сторону.
Анатолий вчера приехал от Сергея Ирощенко, и привез много новостей. Они с дедом Михаилом нашли общий язык и теперь почти не вылезают из таежных владений. Сергей рассказывал Толе, как он посетил дальнюю заимку, от которой был в полном восторге. Вся милиция страны не в состоянии найти туда дорогу, до того был замысловатым путь, когда они с дедом возвращались назад, Сергей оставил на едва заметной тропе, неподалеку от избушки пару «сюрпризов» от которых, у непрошенного гостя пропадет желание снова совать туда свой нос.
Анатолий сказал Ирощенко, что назревает вопрос о скорейшем освобождении Сашки Воробьева из-под стражи, иначе промедлив какой-то момент можно получить крупную неприятность от блатных урок.
Сергей просил у Брагиных разрешения нелегально посетить N-ск, но получил категорический отказ, как уведомлял Сергей Брагин, следствие по делу о побеге из тюрьмы продолжается, и пока оно не закончено, появляться в городе опасно. Ирощенко согласился с такими доводами.
Конечно, всем четверым членам организации «Черная молния» хотелось собраться в полном составе и обсудить дальнейшие планы и дела, но, как видно, без освобождения Воробьева Александра вместе еще не суждено было встретиться.
 
Подполковник Кузнецов после работы зашел к себе в подъезд, и по привычке проверил почтовый ящик, в нем лежал запечатанный конверт. Не откладывая, он вскрыл его и прочитал содержимое письма. Руки его слегка задрожали, если смотреть со стороны, то можно было заметить, как его лицо обескровилось.
Кузнецов прижался плечом к стене и растянул ворот рубашки с галстуком, ему казалось, что не хватает воздуха. Это был список, подтверждающий его нелегальную деятельность, а точнее поэтапные шаги его подпольного производства, начиная почти с самого зарождения и заканчивая сегодняшним днем. Кому — то стало известно, что он кроме строительства еще занимается подпольным производством мебели для кафе и ресторанов. Это производство он наладил с вольнонаемным директором предприятия Лисовым Михаилом Петровичем в колонии, где сейчас работает Кузнецов. В конце этого «взрывоопасного» документа было написано несколько строк:
«Некоторым компетентным органам было бы интересно узнать, с какими преступными элементами Вы связаны своим производством. Всего этого Вы можете избежать, только в том случае, если Воробьев Александр будет выпущен из ШИЗО, и в дальнейшем будет огражден от Вашего чрезмерного внимания. Надеемся на Ваше благоразумие. Сроку Вам два дня. В противном случае Вас ждут очень крупные неприятности».
На следующий день, Кузнецов сидел у начальника колонии и объяснял ему, что целесообразно выпустить из ПКТ Воробьева, так, как он был частью плана по оперативным мероприятиям. Полковник Матросов доверял своему заместителю, и спорить не стал, подписал приказ об освобождении Воробьева из ШИЗО.
Сашка был освобожден, бой за его честь, спокойствие и свободу, был пока выигран, но впереди его ждали более суровые испытания.
В один прекрасный день, Волчонок предупредил Сашку, что сегодня в промзоне будет осуществляться грев.
После обеда все рассредоточились по своим местам. К забору, находящемуся со стороны свободы, подошла девушка, она руками показала, что все готово. С часовым угловой вышки была договоренность, что во время перекида чая и водки, он будет находиться, как можно дальше от вышки Естественно, он в накладе не остался. И полетели заветные пакеты, кидали с воли четверо, да так далеко, что собирать приходилось даже на территории пилорамы. Когда все закончилось, Сашка крикнул девушке:
         – Красавица, подожди пять минут, я пару строчек напишу и кину тебе.
 Вот так он познакомился с чудесной девушкой по имени Алена.
         Если кто-то сомневается, что заочное знакомство не долговечно, тот и никогда не узнает настоящей, романтической любви. Любовь приходит в сердце посредством нежных и ласковых слов, в строках видишь, как человек переживает, делится самым сокровенным, тоскует, скучает и наконец, радуется и чувствует себя счастливым.
Вот и Сашка не находил себе места от навалившего на него счастья, он радовался каждому ее письму, отвечал, ждал и незаметно эта заочная дружба переросла во что — то более серьезное. Алена писала много, писала красиво, легко подбирая нужные слова, по всему было видно, что девушка соскучилась по общению. Да и Александр был рад ее письмам. После того, как они расстались с Наташей, много воды утекло, боль разлуки утихла, остался витать в воздухе один вопрос: «Была ли любовь?».С его стороны, непременно, он и сейчас не мог ее забыть, потому его так сжигало желание познакомиться с девушкой и уйти с головой в общение с ней. Случай с Аленой был тому подтверждением.
 
Прошел месяц, как выпустили его с ШИЗО, Сашка сразу догадался, что сподвигло Кузнецова на нежелательный для него шаг. Находясь на расстоянии от братьев Брагиных, он действительно чувствовал их присутствие, они помогали ему, чем только могли. Шли передачки с воли, в том числе от мамы. Все передавалось через общих знакомых.
На строгом режиме была положена одна передача в год и еще одна посылка, да и тех Александра уже давно лишили, в том числе и свидания. Две килограммовые бандероли погоды не делали, носки, нижнее белье, вот, пожалуй, и все, что могло в них войти. Сашка был весьма удивлен, когда к нему приехала мама на общее свидание, его пустили без проволочек.
Катя обрадовалась встрече с сыном, пусть даже это было по телефону и полчаса. Она объяснила сыну, что первый раз ее не пустили, сказали, что сын лишен свидания. Неделю назад она встретилась с Сергеем Брагиным и поделилась с ним своей печалью, но тот успокоил ее и сказал, что в следующий выходной можно будет навестить Сашу. Насчет личного свидания нужно немного подождать. На вопрос мамы: «Ты с кем-нибудь из девушек общаешься?» Саша утвердительно кивнул головой и рассказал матери, что познакомился, и зовут ее Алена. Едва рассказав друг другу о новостях, как дежурный офицер объявил, что свидание закончено, и опять мать и сын расстались, но теперь уже, судя по складывающимся обстоятельствам, ненадолго.
 
Как- то внимание Сашки привлекло поведение одного человека. С виду это был неухоженный, суховатый и постоянно грязный мужичок. Он славился тем, что систематически пил «гомыру». Доставал в зоновских условиях нитрорастворитель и методом перегона изготавливал своеобразный крепленый напиток.
За такое нарушение не один раз попадал в ШИЗО. Поговаривали, что сидит он за изнасилование не то своей дочери, не то малолетней девочки, но когда его спрашивали об его уголовном деле, он постоянно отмалчивался. Казалось бы, да зачем этому «гомырщику» на свободе женщина, для него бутылка дороже любой постельной сцены.
Сашка собрал на него данные и переправил их братьям Брагиным и вскорости был удивлен, что за личиной тщедушного мужичка скрывался не только насильник, но и убийца.
А история его дела была такова, освободившись в очередной раз из колонии, он познакомился с женщиной, которая приняла его и пустила к себе жить.
У женщины была восьмилетняя дочь, которой почему-то сразу не понравился новоиспеченный «папа», но спустя некоторое время девочка перестала относиться к нему настороженно и даже очень привыкла к отчиму. Она всегда его слушалась и никогда ему не перечила. Мать, видя, как они нашли общий язык, была довольна судьбой, что ей встретился такой внимательный мужчина и положительный отец ее ребенку.
Пять лет он прожил у этой женщины, и еще бы жил, но пока та не обнаружила страшную тайну. Отчим, с восьми до двенадцати лет втайне сожительствовал с девочкой.
В первый раз получилось, казалось бы, случайно, когда девочка болела, он за ней ухаживал и позволил себе прикасаться к девочке. Его возбудило это прикосновение, а дальше он принялся покрывать тело девочки поцелуями. Поначалу она противилась и боялась интимных проявлений отчима, и по своей детской натуре боялась признаться матери в домогательствах отчима. Затем он принудил ее удовлетворять свою похоть, заставив падчерицу лечь с ним в постель. Конечно, связь с девочкой была у него периодической и довольно редкой, а не то бы его сожительница догадалась по поведению дочери, что здесь что-то не так. В конечном счете, мать застукала его с дочерью в одной постели. Вот тогда девочка и призналась маме, что отчим уже несколько лет заставляет ее заниматься с ним «этим», держа девочку в постоянном страхе.
Глупая женщина поверила словам своего сожителя, который клялся и божился, что он просто лежал с девочкой и ничего ей не делал. Что, мол, девочка, испугавшись наказания мамы, выдумала все и наговорила на него. Женщина не пошла, заявлять в милицию, а решила сначала отвести дочь к гинекологу. Но через неделю дочь заболела, и ей стало все хуже и хуже, скорая помощь увезла девочку в больницу, где она через два дня скончалась.
После вскрытия появилась первая версия, отравление девочки. Отчима взяли под стражу. После недолгих оперативных мероприятий он сознался, что подсыпал яд девочке в пищу, а потом хотел таким же способом расправиться с ее матерью.
Двенадцать лет строгого режима определил ему суд за его злодеяния.
В зоне и в отряде знали, что он отбывал срок за изнасилование малолетней девочки. Относились к нему, как к опущенному и не обращали внимания на его униженную персону. О таких гнидах в зоне говорили «неотделанный петух».
Через надежного человека Сашка получил с воли от Брагиных четкие инструкции и небольшой пакетик с серо — коричневым порошком.
Суть акции состояла в следующем: разрабатывая план по наказанию этого убийцы и насильника, братья решили, что устранять «громко» его не следует. Пусть лучше он повторит участь убиенной им девочки.
Порошком оказалась смесь галлюциногенных препаратов, растолченных частиц «священного кактуса Пейотля», и красного мухомора. Сашке надлежало растворить этот препарат в «пойле» – гомыре которую употреблял насильник.
Заключенные, работающие в одной бригаде с этим отбросом, не обращали внимания на его попойки, даже администрация смотрела на его концерты сквозь пальцы. Иногда он просто сходил с ума, налакавшись гомыры, а работал он на проклейке поролона к сидениям стульев, работал безвылазно из производства по три смены, там ел и спал.
В тот день бригада работала во вторую смену, на улице уже было темно.
В очередной раз, насильник изрядно нахлебался своего пойла и примерно через полчаса с ним стали происходить непонятные вещи: то он ржал, как конь, то матерился, и орал во всю глотку, потом его стошнило и вырвало.
Он сидел в своем закутке и делал руками кругообразные движения. На подошедшего Сашку он не обращал никакого внимания. Воробей подошел к нему вплотную и тихо произнес:
– Там, где стоит вышка с часовым, сейчас открыт проход. Торопись! Ты должен пройти в него за пять минут, если ты опоздаешь, не видать тебе свободы.
Его слова сработали как приказ, чудак выскочил из цеха и побежал в сторону запретной зоны. Он подошел к первому металлическому забору, но прохода не обнаружил, тогда он полез наверх, и спрыгнув с забора, вступил на запретную полосу. Часовой на вышке схватился за телефонную трубку и закричал в нее:
– Здесь заключенный пытается перелезть через забор колючей проволоки, что мне делать?
Видно солдат получил однозначный ответ из КПП, и, вскинув автомат, выкрикнул:
– Стой! Стрелять буду! Но зэк не слушал его и продолжал перелазить через колючку. Заголосила сирена. Со стороны вахты уже бежали вооруженные охранники.
Часовой дал предупредительную очередь вверх и нацелил дуло автомата в беглеца, как раз в тот момент, когда он спрыгнул с забора и уже бежал к последнему препятствию. Солдат с пятнадцати метров прошил очередью метнувшуюся во тьме фигуру зэка.
Все было кончено. Когда подбежал начальник караула и остальные сопровождавшие его, они увидели ужасную картину, труп лежал на земле возле забора.
Голова его покоилась рядом, и связывала ее с телом только окровавленная жила. Тело между лопаток было разворочено и напоминало, скорее всего, бесформенное кровавое месиво. Не один из присутствовавших при этой сцене не остался равнодушным, буквально всех выворачивало наружу.
Когда собрались командиры и вызванное высокое начальство, возник вопрос, как его транспортировать до «труповозки». Один только начальник караула, как ни в чем не бывало, взял два мешка, и собрал в них части человеческого тела, разметанного пулями со смещенным центром тяжести.
Впоследствии, эксперты и следователи так и составляли свое заключение: «На почве чрезмерного употребления сомнительного в происхождении алкогольного напитка, осужденный такой — то получил слуховые и зрительные галлюцинации. Что и привело к неотвратимому роковому последствию, при попытке пересечь запретную зону, он был застрелен часовым».
При осмотре его одежды, в нагрудном кармане была обнаружена бирка, которой отмечают участки с высоким напряжением на электролинии. Тогда никто не обратил внимания на бирочку.
Этот случай уже был вторым на счету тайной организации «Черная молния».
                                               Конец 1 книги.
Продолжение следует
1975-1980 гг.

 
 
От автора
Собирая материалы для романа, я однажды встретился с бывшим заключенным. Он согласился дать мне интервью, но с условием: не называть фамилий и кличек.
– Что за шрам у тебя между лопаток? – спросил я его. На что он ответил:
– Это последствие бунта заключенных, подавленного властями в одной из колоний общего режима в городе Новосибирске в 1977 году. Меня ударил остро заточенной саперной лопаткой солдат спецподразделения.
– А причина бунта? Почему заключенные вышли из повиновения?
– Основания конечно были, но, блатные неумело повели себя в конкретной ситуации, замутили воду и, разыграв из себя героев, повели мужиков громить все вокруг.
– А конкретно, что они хотели от администрации колонии?
– Позже на следствии никто из заключенных не мог сказать ничего вразумительного, один даже выразился так: «Не было спичек в зоновском ларьке, вот и подняли бузу[223]»,– ответил бывший заключенный.
Я попытался провести собственное расследование, разыскал и опросил некоторых очевидцев, пострадавших во время бунта и впоследствии решил описать весь этот кошмар жанре криминального детектива. Но конкретные требования осужденных в книге приводятся объективно и правдиво. Чтобы описать весь бунт от начала до конца, мне пришлось «перелопатить» уйму информации и преподнести читателю события прошлых лет. Так или иначе, разрозненные сведения влились в единую часть книги и воссоздали острый сюжет.
Кое — что в моем романе придумано, например: ввести вора в законе в зону общего режима весьма сложно, но чтобы справедливость восторжествовала, понадобилось сделать его одним из главных героем. Или еще один сюжет: побег бывшего армейского разведчика из камеры смертников. Казалось бы, невероятно, но когда на помощь приходят друзья, ничего невозможного нет.
Множество событий происходили на самом деле и персонажи в этой книге тоже имели свое место в реальной жизни.
Фамилии пришлось изменить, город, где происходили события, тоже не имеет своего истинного названия — все это вымышлено, но можно ассоциировать с г. Новосибирском. Если кто-нибудь из читателей найдет какие-то сходства с фактами и событиями, то пусть считает, что это всего — навсего совпадения.
Воры, грабители, убийцы — кто эти люди?
Правоохранительная система, судебная власть, пенитенциарные[224] учреждения. Что они представляют собой, по мнению простых людей. Какие шаги предпринимают, чтобы оступившийся человек мог вернуться в нормальное общество.
Какими методами воспитания владеет власть, чтобы преступник попытался встать на путь исправления.
На страницах своего романа я пытаюсь разобраться в этих сложных перипетиях.
          Восьмидесятые годы двадцатого столетия, были последними в существовании Советского Союза, времена «застоя», перестройки и наконец, развала СССР. Взяв за основу не придуманные истории из жизни многих людей, я решил описать события прошлых лет.
О жизни воров в законе, которые находились на грани исчезновения, восхождение их на вершину воровской власти. О внутренней борьбе воров старой и новой формации. О тех, кто пытался разобраться в сложностях жизни людей, живущих по законам воровского мира.
Я много слышу вокруг из уст недовольных людей презрительные слова в адрес оперативников из УГРО, работников Исправительно — трудовых учреждений и наконец, офицеров Советской армии. Наверное, имеются в виду конкретные отрицательные случаи, порочащие ту или иную систему. Но хочется сказать бывшим и ныне пребывающим в местах не столь отдаленных людям: «Человек зарабатывает себе на жизнь не только воровством и грабежами, он еще и служит Родине, защищая нас от посягательств из вне».
Нужно быть снисходительным и к людям, преступившим закон, ведь их недовольства вызваны неправомерными действиями некомпетентных работников.
 А если попробовать влезть в их шкуру и попытаться понять, что же все-таки там внутри, у людей стоящих по другую сторону закона, взглянуть их глазами на те или иные события. Найдутся ли среди нас, здравомыслящие люди, пытающиеся заглянуть в душу оступившихся людей, или может все-таки государственной внутренней системе удобно «грести» всех под одну гребенку, — считая их не исправимыми.
Как система ломает крепких людей, превращая их в серое, безликое общество, не способное более трезво рассуждать и давать объективные оценки за свои действия и поступки.
Среди всей массы преступников всегда найдутся люди, способные отстаивать свои взгляды, защищать себя и окружающих от несправедливости. Это люди крепкие духом. Неподвластные несовершенным законам общества, стальным решеткам и жесточайшим режимам, видящим за темным горизонтом светлые дали и готовые встать на сторону справедливости.
Людские взгляды на жизнь. Авторитетный лидер смотрит через призму совершаемых им дел и, овладев сознанием масс, может повести за собой определенных людей в мир, созданный маргиналами.
Другие люди, не вполне понимающие сложные переплетения внутренней жизни определенного контингента и оступившиеся в жизни, осознают свои проступки и стремятся к нормальной жизни, но иногда попадают в прямую зависимость в среду индивидуумов, взявших на себя роль «псевдоблатных». Как им выбраться из этой трясины?
А с другой стороны государство со своими жесткими принципами и законами, не желающее придерживаться правовых норм и взять на себя заботу о перевоспитании людей. Вот и получается беспредел со всех сторон и человек зажатый клещами между двух, давящих на него сил, либо ломается, либо борется.
Как иначе поступать честным, бескомпромиссным и свободомыслящим людям, не желающим попасть в жернова тоталитарного государства и стать заложником беспредельно настроенных людей в тюрьме? Только сражаться и смотреть с надеждой вперед, что там, за крутыми и неожиданными поворотами судеб их ждет спокойная, выстраданная, безоблачная жизнь.
Этот роман о тех людях, которые умели видеть сквозь призму времени беззаконие и беспредел власти, они не покорились системе, чей дух остался непокоренным.
 
 
О чем роман ПУТЬ «ЧЕРНОЙ МОЛНИИ»?
 
Итак, прочитав первую книгу трилогии «Путь Черной молнии» скажу прямо: зацепило! Иными словами произведение пропустил через себя и вынес массу полезных для себя вещей. До прочтения этой книги читал много криминальных повестей и романов, и еще раз повторюсь, материал подобран весьма внушительный.
Автор предупреждает, что это его первое, объемное произведение и надо заметить, не знай я об этом, то никогда бы не подумал. Труд действительно стоит того, чтобы с ним ознакомиться, особенно любителям криминального детектива.
         На страницах произведения затрагиваются разные темы: простые и сложные человеческие взаимоотношения между людьми, оказавшимися по разным сторонам закона.
Нам — читателям предлагается сделать шаг за колючую проволоку. Увидеть и ощутить моменты жизни уголовного мира прошлого столетия в 70-80 годы.
Там и упущения, некомпетентность и нежелание системы МВД и ГУИТУ в вопросах перевоспитания определенного контингента, т.е. осужденных людей за различные виды преступлений.
Внутренняя борьба отдельных лиц, из воровской среды старой формации, так и новой, нарождающейся в процессе развития подпольных, теневых производств.
Непростые взаимоотношения оступившихся людей с пенитенциарной системой, отстаивание своей правоты в вопросах человеческого обращения к заключенным.
         Со страниц книги герои обращают свой взор к людям стоящим у власти в семидесятые годы минувшего столетия, которые поражены старой, загнивающей болезнью — тоталитарностью системы управления государством, чтобы их голос услышали в «высоких кабинетах» различных властных ведомств. Приводится масса примеров, где власть показывает несостоятельность в вопросах перевоспитания молодежи и сама встала на путь коррупции, умело скрывая свои преступления, запуская щупальца в структуру теневой экономики. Уже в начале восьмидесятых годов происходит сращивание системы с криминальными сообществами, где и зарождается такое понятие, как крышевание отдельными государственными органами бандитских группировок. Со всем этим мы сталкиваемся на страницах книги.
         Чтобы стиль произведения не носил документальный и хронологический характер и, придерживаясь литературного жанра, автору пришлось запустить на страницы романа разных героев, наделив их характерами и своими жизненными принципами.
Подробно описывается жизненный уклад осужденных за тюремными стенами и исправительными лагерями-зонами, характеры и поступки заключенных, их нелегкое существование и сложные отношения с начальством.
Правдивые и конкретные случаи из жизни работников следственного изолятора порой шокируют своей откровенностью и бесчеловечными поступками, совершаемыми тюремными надзирателями.
 Множество сюжетов почерпнуто из жизни работников оперативного отдела уголовного розыска, заключенных, отбывающих наказание, работников пенитенциарной системы и людей, открыто высказывающих свое недовольство Советской власти.
В основу произведения автор вложил конкретные случаи из жизни многих людей, правдиво отразив их сложные взаимоотношения с людьми из власти и «властьпридержащими» в пору социального застоя.
         Честный, бесстрашный, справедливый и неравнодушный к разного рода проступкам и преступлениям, главный герой романа Саша Воробьев воспитанный своей матерью в духе справедливого отношения к жизни и к людям сталкивается с ошибкой, допущенной судебной системой и волей рокового случая оказывается в тюрьме. Несогласный со многими взглядами и укладами лагерной жизни он ищет справедливые подходы к решению проблем.
         В первой части книги «Бунт отверженных» автор глубоко затрагивает тему взаимоотношений заключенных с лагерным начальством, упорно не желающих выполнять справедливые требования осужденных.
Предательство, наушничество, корыстолюбие — вот основные признаки, по которым оперативная часть колонии формирует часть осужденных, входящих в состав завербованных агентов.
Беспредел со стороны так называемых псевдоблатных  и продажных лиц из числа сотрудников Исправительно-трудового учреждения далее ИТК  приводят обе стороны к конфликту. Администрация с позиции силы и закона пытается разными, вседоступными способами «ломать» убеждения неугодных ей заключенных.
         Дальше мы видим, как за дело берется «Вор в законе» Дронов, который своим железным и справедливым характером пытается навести порядок среди блатных и при поддержке некоторых, на его взгляд «нормальных пацанов» ему удается поднять зону на восстание. Дронов и сам стоит на перепутье, выбирая между ворами старой и новой формации. Какой изберет он путь?
         У Дронова, уже в те годы, сформирована своя точка зрения на политику власти, и он пытается «разъяснить» некоторым молодым парням о своей справедливой линии в жизни и ему это удается.
Но властью, данной государством, администрация зоны не хочет и не может сделать уступки, тем самым прослабить режим содержания осужденных и при помощи спецподразделений внутренних войск жестоко подавляет бунт, превращая его в кровавую, смертоносную бойню.
         Автор всеми силами пытается привлечь внимание к ужасным событиям и его можно понять. Если кому-то в жизни приходилось наблюдать такие события, тот ни в коем случае не останется равнодушным по поводу бесчеловечного подавления таких волнений, десятки убитых и изуродованных людей — вот результат несогласия властей выслушать справедливые требования заключенных.
Осужденные, казалось бы, подавленные и униженные, но в сложный момент проявили железную волю, самоотверженность и встали на защиту своих прав. В неравной схватке с военными погибает главный «костяк» восстания.
         Суд над бунтовщиками скор и безжалостен, государство снова показало свою железную волю и не проявило ни капли сострадания к матерям погибших и покалеченных людей.
 
         Во второй части книги «Черная молния» объединяются в одну группу четыре человека, совершенно разных по своим принципам и убеждениям.
Один — бывший офицер войсковой разведки, волей рокового случая оказавшийся в колонии для заключенных общего режима. Другой — режимный работник ИТК лейтенант внутренней службы, имеющий прямо противоположные взгляды, касаемые внутренней системы. Третий — Саша Воробьев, бывший молодой спортсмен, который по молодости не смог разобраться в премудростях жизни и по воле случая оказался за решеткой. И наконец, четвертый — голова и организатор тайной организации «Черная молния», бывший оперативник из УГРО, работающий старшим инспектором оперчасти Сизо, имеющий свои независимые и свободолюбивые взгляды на политику государства. Всех четверых объединило одно желание бороться с насильниками и убийцами малолетних детей. Разными правдами и неправдами удавалось преступникам уходить от справедливого возмездия государства — смертной казни за совершенные убийства, но им не удавалось скрыться от приговора «Черной молнии». Справедливая кара настигает преступников, где бы они ни находились, в камере тюрьмы или в лагере для заключенных.
         Тяжкие и суровые испытания выпали на долю четверых членов организации, втянутых в опасную борьбу с  бандитской группой, возглавляемую вором в законе Арканом, принадлежавшего к категории лидеров новой формации, разыскиваемого органами КГБ и МВД как особо-опасный преступник. Вор, нарушая воровские традиции и владея жесткими и беспощадными принципами, в течение нескольких лет создал мощную подпольную организацию, в которую вовлек множество уголовных элементов, установив в городе среди них жесткую иерархию, вербуя и подкупая при этом сотрудников внутренней исправительной системы и правоохранительных органов.
         Не веря органам милиции, но имея в их лице одного порядочного и честного оперативника, и действуя на свой страх и риск членам «Черной молнии» удается одержать верх в трудной борьбе. Молодой оперативник из УГРО Валерий Морозов, бескомпромиссный, неподкупный и умеющий ценить настоящую дружбу, не боясь попасть под гнев начальства стал помогать таинственной организации разыскивать бандитов. Постоянно защищая жизнь близких людей и, лавируя между органами МВД, Комитетом ГБ и бандой авторитетных уголовников, группе еще удается наказывать преступников, не желающих понести наказание за свои преступления. Это касается лиц, которые под прикрытием высокой партийной верхушки считали себя недоступными и недосягаемыми, но справедливая рука «Черной молнии» дотягивалась и до них.
Материальная и духовная помощь родителям убитых детей не оставляла людей равнодушными, постепенно слухи о грозной организации стали проникать в разные слои общества.
Люди, отчаявшиеся найти справедливость у власти, любыми путями искали соприкосновения с «Черной молнией», но не слава нужна была восставшим против системы людям, а понимание и благодарность обиженных людей.
 Далее раскрываются теневые стороны так называемых «подпольных цеховиков», которые служа в пенитенциарной системе пошли по дороге легкой наживы и проявляли чудеса ловкости и умения уходить от органов ОБХСС .
«Черной молнии» удается раскрыть тайный строительный «трест» и в конечном результате столкнуть интересы отдельных лиц органов правоохранения и бандитской группировки, а так же органов КГБ.
Острые сюжеты романа, правдоподобность и реалистичность событий затягивают и не оставляет равнодушным к разным людским судьбам. Не остаются без должного внимания и острые моменты слежек, воровских сходок  и даже «коронования воров в законе».
Не меркантильность, не алчность, не чувство наживы овладевают сознанием главных героев книги.
Справедливость, сплоченность, бескорыстная дружба и сострадание к нуждающимся в помощи людям — вот основные качества персонажей книги «Путь Черной молнии».
Еще раз вынужден повториться, пусть читатели будут снисходительны к автору, ведь это первое произведение в его творческой работе. И еще одна просьба к людям, не отличающим литературы от реальных событий, не взваливать на автора тяжкие обвинения в его разносторонних взглядах.
Надеюсь, каждый найдет в романе своих друзей или близких по духу и если у кого-то из читателей дрогнет сердце или выступят слезы радости или сострадания к героям, значит можно смело сказать, что книга удалась.
Виктор Худяков

 
 
Авторские заметки
 
 
К главе 6 (стр. 56)
        
Почему общие режимы семидесятых, восьмидесятых годов называли «Спецлютыми»? Да потому, что среди осужденных творился сущий беспредел. В целом, казалось зона рабочая, со своей промышленной территорией, с выездными объектами, локальными[225] зонами, перенимавшими  в те годы опыт Вологодского метода содержания осужденных. Но до грядущих событий, локалки отсутствовали и были еще только на бумаге режимных разработок управления и колонии.
 
К главе 21 (стр. 170)
        
«Вот так, был человек, и нет его. Опер Ефремов, в угоду собственных амбиций и шкурнических интересов, направил своего агента в кратчайший путь на небеса. Конечно же, не подозревая, что очередной завербованный им осужденный, может оказаться в такой же ситуации, как и первый. А другой, возымев роль палача, имеется в виду, вора в законе отправил себе подобного, на эшафот. Ни кум и ни авторитет, ни в коей мере, не имеют права вершить судьбы людские.
Вот и столкнулись в этой драме две системы, а винтиками вращающего механизма и являются двое исполнителей. Что касается первого, опера Ефремова, так государство поощряет его методы. В институтах, да в высоких кабинетах идет неустанная работа по разделению на классы. Есть воры, блатные, мужики, актив и последняя — опущенные. Обиженная каста осужденных. Это система превратила последних по определению в «петушатник», годами и десятилетиями сталкивая интересы людей в лагерях. Ломая одних «воров в законе» она методично насаждала предвоенный ГУЛАГ «суками», пришедшими из Польши ворами, которые шли в услужение лагерному начальству. Они и принесли с собой слово «мент», которое брало свое начало с Австро — Венгрии, где полицейские носили короткие плащи — накидки, и назывались людьми «ментами» «плащами».
Война между авторитетами и пресмыкающимися длится долго и, похоже, конца ей не видно. Методы воздействия на воров в законе с течением лет все ухищреннее и коварнее. Не их вина, что они отвергают Совдеповские законы и не желают жить по коммунистическим  понятиям.У Советского общества, в Кремле свой «пахан», со своими блатными, властьпридержащими. В силу своих полномочий и созданных законов, превращают людей в «быдло» и «чернь». Именно так, зоновское начальство обобщает весь контингент осужденных. Но для системы мало унизить человека, надо его растоптать, сломить волю, подавить личность.
Понятно, государство не может дать волю ворам в законе, иначе начнется воровской диктат, жить станут по понятиям, а не по законам общества.
Только приближенный к ворам может понять, у них своя идея, не работать на государство, которое гнобит, резать под корень предателей, стукачей и сук, поправших воровской закон. У всех свои законы. Почему одни «верховоды» прикрываясь законодательством, могут убивать миллионами своих сограждан, таким способом, очищая свои ряды от неугодных им людей.
Что остается другой прослойке общества, так называемым «отребьем», отвергается людьми и загоняется в тюрьмы и зоны.
Умирать во имя «скучковавшихся, кремлевских сумасбродов», нет никакого желания, остается одно — выживать. Любыми способами, кому как придется. Сильные, волевые, люди, сплотились в воровские сообщества, и несут свой крест, до конца. Но на своем пути то и дело встречая непреодолимые препятствия, ломку убеждений, ментовский беспредел, аморальное отношение властей к основному контингенту осужденных.
         Разве не кум Ефремов, применяя нечеловеческие, недозволенные методы, обрек Равиля на смерть. Или он не понимает, что грозит предателю в местах лишения свободы. Ведь государство карает изменников смертью, так что же остается воровскому сообществу. Пожать руку тихушнику и разойтись красиво?!
А где же человеческие, общинные, в конце концов законы, которые с измальства воспитывают в людях неприятие наушничества, ябедничания, предательства?
 Во что превратили эти законы «идейные, кремлевские борцы за свободу?».
Вождь, лидер, вожак — это человек всесторонне развитый. Стальной стержень в душе, мудрость, закалка. Но не найдя подход к душе любого человека, пусть даже опустившейся мрази, он никогда не разберется в людях.Получится все тот же диктат. Придет человек мудрее и сильнее и, сместит его. Почему говорят, что власти глубоко прячут авторитетов, потому — что они опасны для молодых и ранимых.
 Зона разделена на два блока: блатные и их предержащие, за другой чертой, мужики, актив и обиженные. Чтобы ими управлять, одной жесткости мало. Каким окажется на деле лидер — такова и будет политика внутризоновских группировок.
 Самоедство, самобичевание. Если вор не спросит сам с себя, другие ему жестко укажут на его поступки. Обычно воры, люди мыслящие, а значит и способны к самокритике. Уважающие себя воры сами подметают полы в камере и не гнушаются этого, а коснись серьезного, могут отправить ссученных зеков к праотцам.
 Нужно, чтобы авторитета больше уважали, чем боялись.
А что касается смерти Равиля! Да, нарушен основной завет, который завещал сам Господь Бог. — Не убий! А ведь и воровские методы не слаще.
Здесь палка о двух концах. Перешел один на другую «сторону» – отвечай по полной. Либо к опущенным, либо на ножи. Что в одном, что в другом случае — не жизнь. Наверно не скоро еще воровские законы смягчат свои методы, ведения борьбы с предателями.
         Конечно, все это философские рассуждения, как говорится если бы, да кабы. Но человека не вернешь, будь он хоть трижды «сука», но убивать друг друга, людям не гоже. Но что поделать вору? Раз поднял знамя, нужно нести его до конца.
         Только не одна из двух сторон, этого пока не понимает. Значит, не научились еще люди договариваться. Видно пройдет не один десяток лет, пока начальники и заключенные, начнут понимать, что они, просто смертные люди, граждане одной страны и сыновья своей Родины. Но каждый видит в своем свете и трактует законы так, как они ему лучше смотрятся.
А в результате, осталась одна, одинешенька, мать — старушка, которая видела в своем сыне, родное дитя, пусть и повзрослевшее. Для нее была одна радость — возвращение сына, живого и невредимого. Что ей до «междоусобных разборок» лагерного начальства и группой воровских авторитетов. Она и слухом то, не слышала о каких — либо понятиях.
Мать есть у каждого человека, будь хоть он вор или госслужащий. У каждой матери болит сердце за собственное дитя.
Так почему же те, кто так вероломно вершит людские судьбы, не чувствуют эту боль в материнских сердцах».
 
К главе 24 (стр. 187)
 
         «Да, чуден тюремный мир, вот так, резко у человека меняется мнение и отношение к другим людям. Стоит только занести небольшие коррективы и жизнь круто меняется. Один понес свою голову на заклание к оперу, (это о Равиле), другой, боясь, что его самого опустят за беспредел — прячется в изоляторе (это о Пархатом). Третий, чувствуя за собой грех, притухает и делается овца — овцой (это о Вороне). А сколько таких судеб по тюрьмам, лагерям? Множество! Потеряли люди собственное «Я», растратили его в борьбе за лакомный кусок, за теплое место под «зоновским солнцем», как однажды выразился осужденный Рыжков — Пархатый.
Ну что это? Разве это здоровые амбиции, видеть себя во главе зоны. В качестве кого? Магерама и беспредельщика, насильника и поработителя.
 
К главе 25 (стр. 193)
                                          
…В изоляторе запрещено писать письма, как будто письма могут что-то изменить и оказать дурное влияние на заключенных, а может все-таки в большей степени подходит следующее определение — «Трюмовать, так трюмовать!» и никаких поблажек. Прием пищи урезать, всяческое сношение с внешним миром, прекратить. Прогулку сократить до минимума.
Администрация, видимо такими запретами хочет дать понять заключенным, что существуют свои, вполне нечеловеческие правила. Не зря же грамотные заключенные требуют прокурора по надзору, чтобы хоть как-то, укоротить зверские аппетиты зоновского начальства. Благо, что в данной колонии «кулак» надсмотрщиков не гулял беспредельно. Но не все заключенные, видели и  могли доказать, что творят на самом деле менты, получившие от власти «властные» полномочия.
Как, к примеру, наводя «шмон» в камере ПКТ смена контролеров прямо сапогами топчет постельное белье заключенных, предварительно выведенных на коридор. Разрывают матрацы и подушки, ища запрещенные предметы. Забирают самописные рукописи, заставляя тем самым подчиняться требованиям внутреннего распорядка. Ведение дневников — запрещено.
Ведь гораздо проще, заключенного убедить и перенаправить его мысли в нужное русло, чем репрессировать и постоянно закручивать «гайки». Когда-нибудь, как не затягивай, а резьба сорвется. Так и в жизни людей, всякому терпению, приходит предел. Что же мог сделать он, молодой парень, окунувшийся в эту всепожирающую клоаку, где все зиждется на коварстве, зле, подавлении у человека свободомыслия. Как можно выжить в таких нечеловеческих условиях и сохранить в себе любовь ко всему, что некогда его вскармливало и растило, годами закаляло его дух, неподдающийся унижению и оскорблениям.
Нет, не пришло еще общество к взаимному пониманию и согласию, где одни люди делятся на других. Незримый барьер выстроило государство, чтобы оградить основную массу народа от оступившихся.
Зачастую, отодвигая общественные интересы людей, государство выдумало сотни, тысячи законов, чтобы особо не обременять себя заботой о споткнувшемся, об уголовный кодекс человеке. Проще найти ему подходящее место, а вернее — «стойло», где бы содержать его в покорности и бесправии.
А найти это место несложно, да за одно и тех, кто посетит эти места. Народная поговорка гласит — «Была бы шея, а хомут найдется».
Сколько бы нам не говорили, что наш, Советский суд -  самый гуманный в мире, но на практике дело обстоит совсем иначе. Система владеет методами перевоспитания, нарушил, она поправит твои сдвиги, определив тебя в «отстойник». Не хочешь подчиниться общим требованиям, есть и негласные методы переубеждения — жесткие меры воздействия на твою непокорность. Суд определил и постановил, а остальное доделает репрессивная методика нашей внутренней системы.
Вот и пытаются бороться за свое существование в «государственных отстойниках» такие, как Сашка Воробьев, Алексей Дронов и в том числе Рыжков Евгений по кличке Пархатый и многие другие. И каждый по- своему выплывает. Но кто разберется в их характерах, кто даст объективную оценку их убеждениям? Кто индивидуально найдет подход к внутреннему миру, каждого из них? Один видит мир в справедливом подходе, решения всех вопросов и задач. Другой, убежден, что вся масса заключенных должна перевернуть свое сознание и жить по понятиям, то есть, по воровским законам. А третий… Ему вообще до лампочки, было бы самому хорошо, по каким законам и понятиям ему жить, это куда кривая выведет.
Каким выйдет человек с такого «отстойника», многим честно говоря — наплевать. Родственникам он нужен, как свой, родной человек. А чужим?! Общество от таких отворачивается, никто не хочет влезть в шкуру бывшего уголовника и понять, почему ему не хочется жить, как всем, нормальным людям. Вот потому и выходят из мест заключения — колючие, недоверчивые, обманутые, своей Родиной, которая делала попытку исправить их мышление, а на порядок сломало и растоптало все хорошее, что было заложено в человеке до того, как он оказался в этом «отстойнике».
Поговорка — «Моя хата скраю», касается очень многих людей. Зачем конфликтовать с государством, заранее зная, что «плетью обуха не перешибешь» и определяет основную массу населения нашей необъятной Родины. Но какая по счету, окажется ваша хата, когда придет беда? Понятное дело, самая первая, с этого края… Теперь вы в разработке у государства и сосед живущий рядом с вами окажется «скраю». И так до бесконечности. Вот и выходит, что не нужно забывать и такую народную мудрость «От тюрьмы и от суммы — не зарекайся».
 
К главе 28 (стр.222)
 
Почему власти не признают честных и справедливых отрицал? Вероятно потому что десятилетиями на костях заключенных строилась режимная обстановка в лагерях.
Системе легче разделять и властвовать, навязывать основной массе свои порядки, обоснованные железной логикой «Плетью, обуха не перешибешь». А гнобить и без того униженного заключенного, заставлять его «плясать под дудку администрации» проще простого, когда нет во главе массы, лидеров.
Зачем внутренней системе ИТУ ломать голову над тем, как разобщить зэков, они сами себя «съедят» в этом отношении. Есть «козел», надевший повязку на рукав и помогающий администрации. И пока он носит ее на рукаве, лагерному начальству не нужно сильно напрягаться, чтобы поддерживать надлежащий режим. Случись, какое неповиновение, переросшее в волнение или бунт. «Кто первым пострадает? Конечно же, активист, ему первому проломят голову сами же зэки. Вот они и кучкуются рядом с администрацией, а пойдет такой продажный зэк против начальства, они быстро покажут ему «Кузькину мать», бросив в общую камеру, из которой он вылетит «петухом».
Куда деться тому, кто, предав свое тюремное братство, пошел на поклон тем, кто уже его закрыл в тюрьму, то есть власти.
Живи и работай, если не хочешь блатовать, никто тебя насильно не тащит в братство. Здесь отбор идет жесткий, тюремный закон должны все поддерживать и выполнять.
 Государство вырастило целую плеяду предателей и изменников, которые, как пиявки присосались к телу общества. Трусость, малодушие порождают подонков. Как могут такие люди защищать честь и безопасность своей Родины. Это и есть — первые предатели и изменники.
Нужно называть вещи своими именами: смена взглядов и убеждений, переход в другой лагерь, это и есть измена! Воры тоже дают клятву, вступая в воровское сообщество. Дают клятву и воины и партийцы. Однако общество карает тех, кто отступил от общего дела.
Так почему же система поставила во главу угла предательство и наушничество. Почему не воспитывает оступившихся людей в духе уважения и приобщения к чему то светлому. Не может система противопоставить осужденным, хорошее отношение к нынешнему, карательному и репрессивному методу воспитания.
А ведь в душе у каждого человека теплится надежда, на лучший завтрашний день, который принесет ему хоть чуточку тепла и участия.
Но, как видно не здесь. В такой обстановке, достаточно высечь искру, чтобы возник пожар неповиновения. А что будет дальше, предсказать невозможно.
 
К главе 34 (стр. 260)
 
Если среди осужденных будет много жертв, за это должен будет, кто- то ответить, а именно тот, кто отдал приказ стрелять.
Потому тяжело и долго принимались такие решения. Не мудрено, что уже на следующий день «Голос Америки» вещает по всему миру о сатраповских действиях Советских властей в той или иной колонии. Система перестраховщиков, равнение на главного, что он прикажет, то и будет исполнено.
Существует и другая сторона медали — это безопасность мирных граждан, если бунт выплеснется за пределы колонии, то простые, беззащитные люди обязательно подвергнутся нападению на них со стороны заключенных. Так уж устроен уголовный мир. Если определенная категория лиц будет зажата в жестких рамках и находится под контролем своих предводителей, то возможен порядок, но стоит ситуации выйти из-под контроля, начинается хаос, опьяненные от свободы заключенные творят бесчинства, становятся вероломными и опасными.
 
К главе 36 (стр.278)
 
Сколько же смертей обрушилось на молодых ребят? Одно дело, когда только слышишь о ней, а другое, когда смерть смотрит в лицо или дышит в затылок. Игры в войну закончились. Все иллюзии и мечты о победном конце стали мгновенно улетучиваться, когда рядом, на глазах стали погибать близкие по духу товарищи. Кто сможет сделать необдуманный шаг из настоящего в неизведанное будущее, которое не сулит ничего хорошего? Наверно человек, не умеющий смотреть в завтрашний день, может позволить себе такую беспечность.
 Неустойчивые умы, молодые души, еще не окрепшие и полностью не огрубевшие от каждодневного, порой жестокого обращения к себе. Разве что в прошлом, дорогая мама могла успокоить и понять кого- то из этих парней, когда они были еще детьми.
Суровые лагерные будни, как сильные ветра обдувают эти зеленые поросли, одни крепнут и защищаются от ветров и не сгибаются, какой бы он не был силы, другие наоборот, гнутся и ломаются. Закон природы — выживает сильнейший.

 
 
К главе 36 (Стр. 281)
 
…Прав был Алексей Дронов, ни один из нормальных мужиков не высказал дурного мнения насчет организаторов бунта, как это бывает частенько, после волнений и бунтов.
Не разобравшись досконально и заключенные, и обыватели начинают полоскать и перемывать кости блатным, которые организовали бунт.
 «Вот, мол, гады замутили воду, а нас теперь из-за них, всех прессовать будут».
Если забежать чуточку вперед, то со всей уверенностью можно сказать то, что сейчас является достоянием каждого заключенного — это права осужденных, свободомыслие и не боязнь выразить недовольства вслух. Все это и было их всеобщим требованием, объявленным на плацу августовским днем в форме манифеста.
Те люди, которые знали о ворах в законе только понаслышке, теперь явственно представляли, каким должен быть вор на самом деле.
Алексей не пошел на попятную, когда оперчасть пыталась сломать его убеждения, а вооружившись здравым рассудком и сплотив вокруг себя понимающих молодых ребят, открыл им глаза на общую обстановку в зоне.
Разве не он покончил с беспределом в этой лагере, справедливо осудив Пархатого, Ворона и подобных им «отморозков», или кто-то другой вселил в умы мужиков надежду о их лучшей участи и спокойствии в завтрашнем дне?
 Наказывая предателей, продажных бугров и отъявленных негодяев — активистов, тем самым очищал среду заключенных от парадоксального мышления администрации о перевоспитании зэков путем ломки убеждений человека.
Кто до него смог пойти на такой отчаянный шаг? Он открыто выступил против власти, показывая ее несостоятельность по наведению порядка в колонии и взаимопонимания между заключенными и охраной лагеря.
 Сколько еще можно было терпеть беспредел со стороны тюремного начальства?
Все прекрасно знают, чем заканчиваются бунты в зонах, оставляя после себя голые обгоревшие здания, разграбленные магазины, больницы и пустоту… Пустоту в душе! Там человеку нечего почерпнуть, нечем гордиться и нечего вспомнить кроме первого возбужденного состояния и последнего — горечи претерпевшего позора.
Ведь по сути, зона осталась нетронутой, еще раз доказывая благородство мятежных лидеров, вовремя разъяснивших мужикам простоту мышления — не вещи управляют человеком, а человек вещами. Завтра мужикам жить в этой колонии и поддерживать свой порядок, за который они боролись, сомкнув плотно ряды.
И потому все встали с земли перед памятью об Алексее Дронове и остальных погибших друзьях и соратниках.
Чем- то зловещим и мерзким попахивало со стороны тюремных и административных властей. Все, кто хоть немного знал об отечественной войне, отложили у себя в памяти лицо смерти, которая расправлялась с военнопленными в концлагерях. Злобные взгляды солдат и офицеров, высокомерное выражение лиц управленческого персонала, все это напоминало о тех далеких, страшных годах. Охранники с овчарками в тот момент напоминали о беспощадном отношении к униженным и подавленным заключенным.
Даже те, кто в последний момент отказался участвовать в бунте, были благодарны погибшему Алексею, который дал им возможность остаться там, где они предпочли быть — в стороне от боевых действий.
         Пройдет время, зона заживет своей жизнью, зарубцуются раны на изуродованных телах людей. Придет новый начальник колонии, назначенный вместо прежнего, который поставит своего заместителя по Режимно — оперативной работе.
 Но что-то изменится в самой жизни и в отношениях лагерного начальства к осужденным.
Некоторые офицеры подадут рапорт об увольнении из органов и оставят эту опасную работу, на их место придут другие, не хлебнувшие ужасов зоновского бунта.
И все — таки, учитывая ошибки прежнего руководства, новая команда откажется от услуг «зэковского раболепства». Ведь, по сути, не один предатель и изменник не встанет на путь исправления, потому как останется малодушным негодяем. Только перевернув свое сознание можно доказать себе и людям, что ты способен на человеческое понимание и нормальное отношение.
Человек, должен оставаться человеком в любых условиях. А благородный человек никогда не будет в первую очередь думать только о собственной шкуре.
Может быть Алексей Дронов по воровским убеждениям не подходил многим людям, но след в памяти людей от своих поступков он оставил.
Мужики будут жить своей жизнью, работая и считая года, месяцы, дни, до своего звонка. Пацаны будут контролировать в зоне порядок, бдительно и строго соблюдая тюремные законы, в которые вписываются и человеческие понятия, такие, как: «Уважай арестантский быт и чти законы, уважай мужиков и не давай их в обиду, помоги ближнему своему, либо завтра он поможет тебе».
 А старожилы будут передавать из уст в уста рассказы о воре в законе, который сложил свою голову за свободу слова и за права таких же, как и он. И еще будут помнить о тех, кто помогал Алексею Дронову, кто в самый тяжелый момент не запросил пощады у власти, а открыто выступил против ее и отдал свою жизнь за то, чтобы завтра заключенные могли жить в нормальных условиях и иметь все права, которые прописаны в законах.
Это будет впереди… Не опущены еще стволы автоматов и не закрылись ворота за последними заключенными, которых увозили власти навстречу унижениям, следствиям и судам над ними.
 
К главе 37 (стр.286)
 Если трезво оценивать данную ситуацию, становится действительно страшно за судьбу молодых парней, которые волей неволей были втянуты в гущу событий. Ведь никто из них на первых порах даже и не догадывается, что покалечена вся жизнь, а кто-то даже распрощается с ней. Как уже говорилось ранее, государство жестоко подавляет такого рода волнения.
Смерть человека — что может быть жесточайше? Данная богом и природой жизнь забирается против воли человека.
Опять же, послышатся в противовес голоса: «А когда они жестоко убивали солдат или просто людей, они думали в тот момент о последствиях? Разве они пожалели людей, когда вершили свои черные дела?»
  По всей вероятности нет! Невозможно в двух словах оправдать их действия, но что подвело их к этой черте, мы уже знаем. Здесь мнения людей могут разделиться. Но вдумайтесь люди, это ваши сыновья. Почему они оказались здесь?
Как попали под роковое стечение обстоятельств. Разве сам Господь Бог направил свою кару на тех или иных людей? Не убий!
Мы, люди забыли эти законы и заветы и теперь платим сполна.
Но вся правда состоит в том, что несовершенны сами системы: законодательства, правосудия, исполнения наказаний. В те года, для тоталитарного государства фраза «Была бы шея, а хомут найдется, была вполне приемлема».
Разве многие люди нашей страны знали, в каком государстве они живут, ни рядовые, ни средние классы людей не догадывались, что творится в соседних городах нашей Родины, а что взять с маленькой зоны, где содержится две тысячи заключенных, это разве цифра, по сравнению с миллионами осужденных.
Бунт в зоне подавляется раз и навсегда, система хорошо помнит и пресекает дальнейшие волнения и не повторяет своих ошибок, уж слишком они дорого обходятся системе и государству. Но разве они думают о людях, о матерях, близких, что с одной или с другой стороны баррикад.
 
1962 год, город Новочеркасск. Июньские события. Свободные труженики Советского города в один миг оказались бунтовщиками и погромщиками, по которым власть открыла огонь на поражение, погибли люди, молодые парни, мужчины и женщины. Государство не захотело выслушать справедливые требования трудящихся масс. В результате десятки приговорены к расстрелу и  множество к разным срокам тюрьмы. Это произошло в свободном городе, в Советской стране!
А это колония общего режима, тоже Советская.

Сколько прошло лет после тех событий? Пятнадцать! Для истории этот срок, как один миг, а законы и порядки остались прежними.
Вспомните о справедливых требованиях осужденных, которых десятками лет унижали и смешивали с грязью, но ведь они тоже Советские люди, они завтра выйдут из мест заключения и вольются в ваше общество. Так выходит и на свободе люди бесправные, если государство расстреливает их за  справедливые требования.
Потому и страшно за подследственных парней, которые пусть, даже в мимолетном порыве запротестовали против произвола власти и порабощения свободомыслия.
Пусть люди помнят: Краснодарские события, Грозненские, Алтайские, когда властьпридержащие, обуревшие от беспредела милицейские чиновники без зазрения совести отдавали приказы об открытии огня по мирным гражданам.
Может кто-то слышал или присутствовал при событиях, которые произошли в середине семидесятых в столице Татарстана.
Казанская группировка «Тяп-ляп» созданная в отдаленных районах города, триста молодых парней подняли бунт «отверженных», которые громили, грабили и убивали мирных граждан. Но речь здесь о другом! Там где нет справедливости и элементарного отношения к людям со стороны государства, там люди сами заявят о себе, выбирая разные формы протеста.
И везде и во все времена, Москва отдавала приказы на подавление инакомыслия, и не один не мог воспротивиться им, а найдется такой смельчак, так его сразу ставят в ранг бунтовщиков и заговорщиков. Предателем системы, или как еще называли бунтовщиков при царствовании коронованных особ – ВОРЫ, ТАТИ. Такие как: Емельян Пугачев или Степан Разин. Вольнодумцы! Вожаки!
От мала до велика, в нашей стране призваны соблюдать и уважать законы общества, но факты говорят сами за себя.
Те, кто пишут законы и претворяют их в жизнь — сами игнорируют их, человеческие нормы и морали не для них, это говорится о тех, кто заседает в высшем руководстве страны.
Смогут ли они там, объективно разобраться в этих кровавых событиях, нам и суждено узнать, прочитав дальше наше повествование.
 
К главе 38 (стр.291)
Да, что брать с правовой системы в советское время! С заказных судов, да пересудов, когда следствие, прокуратура и судебные инстанции были повязаны одним окончательным решением — строго карать, в назидание другим, чтобы боялись, потому и давались огромные срока «под самый потолок» и расстрелы.
Не все обвиняемые дошли до суда непоколебимыми духом, непокорившимися. Многие сломались под тяжестью улик и обвинений, под пытками и унижениями, обманами или просто испугавшись, после всего пережитого. Но оставшийся в живых костяк восстания продолжал жить и бороться за свою дальнейшую жизнь и судьбу.

 
 
ОГЛАВЛЕНИЕ
 
 
 
 
Часть 1. БУНТ ОТВЕРЖЕННЫХ
Пролог                                                                                                4
Глава 1  Через тайгу и топи                                                               8
Глава 2  Встреча с беглыми                                                               25
Глава 3  В плену у бандитов                                                              31
Глава 4  Розыск беглецов                                                                            40
Глава 5  Агент оперчасти                                                                            50
Глава 6  Один против блатных                                                          55
Глава 7  Первое знакомство с блатными                                           61
Глава 8  Вор в законе                                                                         68
Глава 9  Ночное происшествие                                                          72
Глава 10  Опер Ефремов действует                                                   80
Глава 11  Стычка блатных                                                                           87
Глава 12  Компромат на начальника                                                96
Глава 13  Драка с Равилем                                                                          106
Глава 14  Агент под угрозой раскрытия                                           111
Глава 15  Схватка с Пархатым                                                          114
Глава 16  Вор выходит в зону                                                           122
Глава 17  Вторая схватка с Пархатым                                                        128
Глава 18  План вора в действии                                                                  134
Глава 19  Казнь Равиля                                                                      145
Глава 20  Сходка в изоляторе                                                           154
Глава 21  Кто виноват в смерти агента?                                            167
Глава 22  В изоляторе                                                                        171
Глава 23  Тайна семьи Воробьевых                                                   178
Глава 24  Встреча двух компаньонов                                                         187
Глава 25  Авторитеты действуют                                                                193
Глава 26  Кто такой Дрон?                                                                          199
Глава 27  Вот так сюрприз!                                                                207
Глава 28  Подготовка к восстанию                                                    217
Глава 29  Кто избил активистов?                                                                224
Глава 30  Узники  ШИЗО освобождены                                           231
Глава 31  Восстание или бунт                                                            238
Глава 32  Перед началом штурма                                                     242
Глава 33  Баррикады в огне                                                               248
Глава 34  Решающая схватка                                                             259
Глава 35  Последний бой                                                                   267
Глава 36  Бунт жестоко подавлен                                                      274
 
Часть 2. «ЧЕРНАЯ МОЛНИЯ»
Глава 37  Контора Городского Бургомистра                                            282
Глава 38  В тюрьме. Следствие                                                                   287
Глава 39  Страшная новость                                                              292
Глава 40  Заново рожденный                                                            299
Глава 41  В глубоком подполье                                                                  308
Глава 42  Тюремные приключения Сашки                                       318
Глава 43  Суд над бунтовщиками. Приговор                                            332
 
Глава 44  Алексей Дронов отомщен                                                  342
Глава 45  Возмездие убийце                                                              349
Глава 46  Уничтожить, значит убить                                                353
Глава 47  Лживое правосудие                                                            365
Глава 48  Рецидивист Волков                                                            377
Глава 49  Рождение «Черной молнии»                                                       391
Глава 50  Над Сашкой сгущаются тучи                                                      407
Глава 51  Мстительный вор                                                               417
Глава 52  Вступление в тайную организацию                                            424
Глава 53  Первый шаг «Черной молнии»                                         429
Глава 54  Побег                                                                                  437
Глава 55  Спланированное знакомство                                                       446
Глава 56  Под крышей лесничего                                                      452
Глава 57  Жестокий поединок                                                            463
Глава 58  Смерть за смерть                                                                473
От автора                                                                                            479
О чем роман «Путь Черной молнии?»                                                        481
Авторские заметки                                                                              486
 

/>
[1] Статья 58-2 КРА — Антисоветская агитация.
[2] Статья 58-2 КРД — Контрреволюционная деятельность.
[3] Лабаз – лавка, киоск.
[4] Заказник — род заповедника, где содержат под охраной зверей и птиц.
[5] Корчажка – плетеная из прутьев ивы корзинка для ловли рыбы
[6] Сторожка — Небольшое жилище
[7] Кочкарник — Бугристая поверхность на болоте
[8] НКВД – Народный Комиссариат Внутренних дел
[9] Берданка — винтовка образца 1870 года, а также карабин с продольно-скользящим затвором.
[10] Болонь – прочная непромокаемая ткань
[11] Бивак – Стоянка, привал.
[12] Распадок – узкая ложбина
[13] Штрибан – на тюремном жаргоне пожилой человек
[14] Драбадан – полное отключение
[15] Шестерка — прислужник
[16] Пахан — Авторитет, главный в банде или на зоне.
[17] Подлянку замутить – сделать подлость
[18]Архаровец — Буян, головорез
[19] ЧП – Чрезвычайное происшествие
[20] СМЕРШ – смерть шпионам
[21]Воздушка — пневматическое ружье
[22] Стукач – осведомитель оперчасти
[23] ПКТ — помещение камерного типа.
[24] Блатной — человек поддерживающий воровские традиции
[25] УИТУ — Управление Исправительно-Трудовых Учреждений
[26] Мохнатая рука –  свой человек в управлении, продажный
[27] ШИЗО – штрафной изолятор
[28] ДПНК – Дежурный Помощник Начальника Колонии
[29] Кича — изолятор
[30] Туфта — обман
[31] Финтиперстовых – экстра классных
[32] Общак – казна, хранилище, касса
[33] РОВД – Районный Отдел Внутренних Дел
[34] Старлей – старший лейтенант
[35] РиОР – Режимная и- Оперативная работа
[36] Сексот – секретный сотрудник
[37] Положняк — человек с привилегированным  положением
[38] Покурить — употребить табак, с наркотической примесью.
[39] Разборка — разбирательство
[40] Опускать — унизить
[41]Ленинская комната — комната для проведения политзанятий.
[42] Петух — опущенный, лишенный чести.
[43] Магерам — вымогатель, грабитель
[44] Чевильботы – старая, растоптанная обувь
[45] Этапник – прибывший из другого учреждения
[46] По бырому- значит быстро
[47] Бычком — удар лбом
[48] Завхоз – заведующий хозяйством
[49] Западло – недозволительно, табу
[50] Шконка — кровать
[51] Стучать куму – докладывать в оперчасть
[52] Активист — заключенный, помогающий администрации
[53] Десятка — десять литров
[54] Кварты – много раз заваренный чай
[55] БУР – барак усиленного режима
[56] Босота – авторитетный человек
[57] Червонец – десять рублей.
[58] Ловэшки — деньги
[59] Чифирнуть – попить крепко заваренного чая
[60] Бугор — бригадир
[61] Нефеля – остатки чайной заварки
[62] Салазки – скулы на лице
[63] Запретка – запретная зона, где часовой имеет право стрелять
[64] Намазать лоб зеленкой — расстрелять
[65] Хавка — еда
[66] Баул — вещевой мешок
[67] Филки — деньги
[68] Путевка – заказное направление в какую — либо зону
[69] Малява – тайная записка
[70] Малолетка — колония для малолетних преступников
[71] Шнифтари — кассиры
[72] Тоскалово – привод в оперчасть
[73] Жлоба давит – зависть душит
[74] Хата — камера
[75]Режимники – работники режимной части
[76] Цинканул – дал знать, предупредил
[77] ЦЭУ – ценное указание
[78] Кипишь — шум
[79] Групповуха – преступление совершенное группой лиц
[80] На цирлах – на цыпочках
[81] Закурковать — спрятать
[82] Шнырь – уборщик, дневальный
[83] Вышак – чай высшего сорта. Во втором случае – смертная казнь
[84] В фаворе – получать выгоды
[85] Бык – человек исполняющий волю лидера
[86] Черная метка — предупреждение
[87] Гоним – едем на транспорте
[88] Корефан — друг
[89] Бикса — близкая подруга, любовница
[90] Клевая — хорошая
[91] Дурка разбитая – сумка открыта
[92] Подсад на резину — посадка в автобус.
[93] Тащусь — блаженствую
[94] Шмель — кошелек
[95] Слинял — скрылся
[96] Нырнуть в ширму – залезть в карман
[97] Сбагрил — передал
[98] Мина – скривленная физиономия
[99] Грев — помощь
[100] Гонец — почтальон.
[101] Ломка – ломать убеждения, во втором случае – Отход от наркотиков.
[102] Строгач – колония строгого режима
[103] Пятнашка- пятнадцать суток.
[104] Не лакшу – не разбираюсь
[105] Кумовья — оперативники
[106] Перетереть — переговорить
[107] Баклан — в данном случае — хулиган.
[108] Репа — голова
[109] Трюм – изолятор, карцер
[110] Шнопак — нос
[111] Делюга — дело
[112] По чесноку — по честному
[113] Накатить бочку – обвинить в чем — либо
[114] Прошлячок – бывший вор
[115] Ложить на лампочку бумагу – когда нет спичек так и поступают.
[116] Компра — компромат
[117] БУР – барак усиленного режима
[118] Гопстопник — грабитель
[119] ЖБИ – железобетонные изделия
[120] Шохи – шестерки-прислуги
[121] Зеленка — дать добро на что — нибудь, разрешить
[122] Упали на хвост — вели слежку
[123] ФЭД — фотоаппарат ФЭД
[124] Партер – прием в классической борьбе
[125] Баллон — активист
[126] Отрицала — человек отрицающий законные порядки и условия содержания в тюрьме.
[127] Цинк — вовремя сообщить
[128] Дурадоловые колеса – психотропные таблетки
[129] Шалман — воровской притон
[130] Нарядчик — человек составляющий списки осужденных  выходящих на работу.
[131] Промка – промышленная зона
[132] Перья — ножи
[133] Лохмадей — длинноволосый
[134] Фан-Фаныч – подпольный богач
[135] Кильдым — раздевалка
[136] Сделал лыжи — убежал
[137] Грабки — руки
[138] Феня – блатной жаргон
[139] Атас — стоять на страже
[140] Дурь – наркотическая табачная смесь
[141] Хайло — рот
[142] Несознанка – не сознаваться
[143] Глиномес – активный гомосексуалист
[144] Заточки — блат
[145] Актировали – Освободили из мест заключения по болезни
[146] Синий укол — раствор выявлял присутствие туберкулезных палочек в крови
[147] Туфта — неверная информация
[148] Раскрутка – уголовное дело
[149] Стиры — карты
[150] Понт – вымысел, уловка
[151] Предвариловка – камера предварительного заключения -КПЗ
[152] Параша – Бак под испражнения
[153] ПКТ – Помещение камерного типа
[154] Острог – Старое название тюрьмы
[155] Комсюцкие — комсомольские
[156] Ходоки — заключенные
[157] Филки — Деньги
[158] Командировка- зона, лагерь
[159] Режимники- Работники режимной части колонии
[160] Погоняло — Кличка
[161] Трюмонуть — Посадить
[162] Дырявый — Опущенный
[163] Решка – Зарешеченное окно
[164] Маза — Главенство
[165] Шмон — Обыск
[166] Фуфломет — Что и фуфлыжник. Фуфлыжник — Человек проигравший, пообещавший, но не вернувший долг. Иными словами — толкать фуфло.
[167] Колонется — Сознается
[168] Фикса – Коронка на зуб
[169] Мастырка -  Членовредительство
[170] Бич – Бывший интеллигентный человек
[171] Шнифтари – Зоновские или отрядные кассиры общака
[172] Очко — В данном случае анальный проход.
[173] Заряжены — Оплачены
[174] Сороковка – Бачек с супом сорок литров
[175] Отаварили — Побили
[176] Гребни – Тоже, что и опущенный
[177] Прожарка – Нагревание одежды под высокой температурой
[178] Мойка – Лезвие для бритья
[179] Амбразура – смотровая щель
[180] Сеанс – увидеть проходящую мимо женщину
[181] Пойло — Спиртное
[182] СВП- сектор внутреннего порядка
[183] Вышка — смертный приговор
[184] БТР КМШ – Бронетранспортер Командно-штабная машина
[185] Кирдык — Конец
[186] Разбивал десятку – Метко стрелял по цели
[187] Автозак — спецмашина задействованная в перевозке заключенных
[188] МОБ – Межобластная больница для заключенных
[189] Душегрейка — Жилетка
[190] Контора городского бургомистра — КГБ — Комитет Государственной безопасности
[191] Дубак — надзиратель
[192] Крутить динамо — Обманывать
[193] Восьмиконечные звезды – Воровские звезды
[194] Бобик — автомашина «УАЗ»
[195] Разводили — обманывали
[196] Завербованный агент
[197] Курок — потайное место
[198] Начка — потайное место
[199] Мокрая статья — Расстрельная статья
[200] ДПНС — дежурный помощник начальника Сизо
[201] Транзитка – транзитная камера
[202] Марочка — носовой платок
[203] Пастик — цветной стержень от авторучки
[204] Стиры — игральные карты
[205] Уфаловать — уговорить
[206] Пересылка — тюрьма
[207] Рубашка — тыльная сторона карты
[208] Стос — колода карт
[209] Супинатор – Металлическая упругая пластина извлеченная из подошвы ботинка.
[210] Мужики — лагерь для взрослых
[211] ООР — Особо — опасны рецидивист
[212] Лохматый — Насильник.
[213] КПЗ – Камера предварительного заключения
[214] ПВР – Политико –воспитательная работа
[215] Кинуть на хор — Групповое изнасилование
[216] Надыбает — найдет
[217] Подвязки — Связи
[218] Подгонял — думал
[219] Прошерстить – Тщательно проверить
[220] КМС — -Кандидат в мастера спорта
[221] Автозак – Автофургон для перевозки заключенных
[222] Сойти не с того трамвая — сойти с ума
[223] Буза – шум, скандал, беспорядок
[224] Пенитенциарный — Тюремный, исправительный
[225] Локальная зона — огороженный решетчатым забором участок вокруг барака