На другом берегу

Они подошли к широкой реке и, уже не отрываясь, смотрели в эту
прозрачную воду. Ее мерное течение струилось между двумя берегами,
разными и такими далекими, а там, напротив, открывалась чужая, но
желанная неизвестность. Она притягивала и манила их своей тайной,
которая открывалась там вдалеке за этой водной преградой. Но пока еще
они стояли здесь и, оглядываясь назад, им казалось, что никогда не
войдут в эту реку и не переступят туда.

А позади лишь облака, уходящие в небо, и, словно, мягкое покрывало
ниспадало оттуда с божественных высот и кончалось оно здесь же, на этом
берегу и на этом песке. Вода струилась между камней и зеленой травы.
Причудливые рыбы с пестрыми спинами и золотыми плавниками там, под
водой, поднимались из самой глубины, огибая эти гладкие валуны,
подплывали прямо к ним и словно играли, приглашая их сделать этот шаг,
на который они пока только решались. И звали и манили их за собой на тот
далекий и совсем не сказочный берег.

- Пойдем? - позвал он.

- Да, - отвечала она.

- Я там уже был. Пойдем, я покажу тебе все...

И они устремились в ту даль, в ту не приснившуюся явь, где их ждали
удивительные картинки настоящей, такой не придуманной жизни.

- 1 -

Они шли, едва касаясь этого заснеженного тротуара, и им было очень
хорошо вдвоем. Снег падал, наметал новогодние сугробы, заносил улицу и
машины на обочине, деревья и провода, свисающие со столбов и крыши
домов, и весь этот город. Снег был белым и чистым. И своей невинной
белизной он укрывал все те остатки вчерашнего мусора, оставленного
людьми на дороге. Город спал, и не было никого на улице, заставленной
высокими домами и заваленной снегом. И только эти двое.

- Тебе хорошо? - Спросил он ее.

- Да, очень. Так спокойно и тихо. Совсем никого нет, - отвечала она.

- Они скоро проснутся и начнут выходить на эти улицы. У них праздник и
пока все лениво досыпают в своих постелях.

- И не знают, как здесь красиво и хорошо... Вон, посмотри, собака. Такая
большая! - она приблизилась к этому милому черному чудовищу. Ему было
холодно, и пес грелся на оттаявшем люке канализации. Ждал, когда же из
этих домов начнут выходить люди. Начнут открываться двери, куда можно
будет ненадолго проникнуть и погреться. А может и перепадет что-то из
еды.

- Бедный! - сказала она, - он совсем замерз. Хочешь, я изменю
направление ветра?

- Зачем? Он все равно будет дуть в ту или другую сторону. Какая разница
куда?

- Да, ты прав. Какая разница... Он замерзнет? - спросила она.

- Может быть не сегодня. Скоро выйдут люди и, наверное, помогут ему.

- Наверное. А может быть нет.

- Может, и нет.

- Но тогда он замерзнет.

- Да. Но пока он греется на этом теплом люке у него все хорошо.

- Хорошо, спокойно и красиво в этом городе, - отвечала она.

- Да, пока они не проснулись - все как в сказке... Хочешь к морю?

- Еще минутку постою на этой белой улице с этой черной собакой и к морю.

Снег падал и укрывал своим пушистым, сказочным покрывалом этот город и
улицу. Превращал черную собаку в большой белый сугроб. Та изредка
крутила своей огромной головой, стряхивая его с себя, лежала на своем
люке и ждала людей. А они стояли, едва касаясь этого заснеженного
тротуара, и им было очень хорошо вот так вдвоем...

- 2 -

- На море! Ты так хотела на море! Вот оно. Это целый океан, и он наш с
тобой.

Солнце только начинало всходить над бесконечной, водной равниной. Синее
небо нависало над этой сонной красотой и отражало первые лучи солнца. И
эти золотые лучи стелились вдалеке по самой кромке горизонта и сливали,
соединяя ослепительным блеском, синее небо с синим океаном. И одна
бесконечность сливалась с другой на это короткое, утреннее мгновение.
Синий рассвет...

- Вон появились первые лодки, - заметила она, - они выходят в океан
навстречу рассвету.

- Они выходят в океан на свою раннюю рыбалку. Вон один проснулся раньше
остальных и уже успел отплыть так далеко.

- Пойдем к нему. Посмотрим, как он ловит свою рыбу, - попросила она.

- Пойдем, - ответил он, и они устремились к лодке этого старика,
которого то ли бессонница, то ли что-то еще забросило сюда так далеко
от берега в эту рань, в эту синюю сверкающую даль.

- Видишь, он уже зацепил свою добычу и теперь водит ее на толстой лесе,
- сказал он, - посмотри, какая сильная рыба у него на крючке.

- И как быстро она уводит его лодку от берега, - отвечала она.- Это не
опасно?

- Наверное, да. Но зато как он красив - этот старик в лучах восходящего
солнца. Он, как бронзовая статуя.

- Как ты думаешь, он справится? - спросила она.

- Посмотрим.

А старик уже подводил его рыбу к борту лодки, и вот она появляется над
водой, показывая свое блестящее, красивое тело. Снова ныряет и снова,
ведомая железной рукой рыбака, подплывает к борту.

- Это голубой марлин! - воскликнул он, - если старик с ним справится -
это будет большая удача.

- Посмотри! Эта рыба больше его самого...

Он подтягивает ее к борту и оглушает своей палицей по голове... И,
наконец, затаскивает на борт.

Лодка качнулась, и горы брызг разлетелись во все стороны от удара этой
гигантской рыбы о дно суденышка. Но старик уверенной рукой справился и с
лодкой и с этой рыбой и уложил ее на самое дно.

- Взгляни! - воскликнула она, - он победил ее! А теперь сел перед ней на
колени и любуется.

- Да, любуется.

- Но почему бы ему не отпустить ее обратно в океан? Ведь эта рыба - она
еще жива. Как она дышит и шевелит своими огромными плавниками!

- Он не может ее отпустить.

- Почему?

- Сегодня он отвезет ее в какой-нибудь ресторан и ему заплатят хорошие
деньги. Потом ее разделят на части, и умелый повар приготовит
удивительные блюда. Разные и очень вкусные.

- Но тогда он убьет ее! А пока еще не поздно! Она еще жива!

- Да он убьет ее. Но это большая удача. Это огромный голубой марлин.
Старик заработает свои деньги. И если он будет это делать изо дня в
день, его дети смогут учиться и жить совсем по-другому. И не садиться в
эту лодку.

- Да я понимаю... Но она пока дышит. И он сидит перед ней и гладит ее
своей старой рукой, как гладят любимую женщину или своего ребенка. Он
так любит ее!

- Да очень! Но он умеет делать только это - ловить таких замечательных
рыб.

- Неужели он сможет убить ее?

- Он давно уже это сделал...

Но пока еще оставалось мгновение жизни и они - эти двое оставались там,
на дне лодки. Как замершая картина - сильный старик и его прекрасная
синяя рыба, которая теперь лишь изредка шевелила гигантскими плавниками
и смотрела на старика почему-то тоже с любовью, и как будто понимала его
- ТАК НАДО. Словно какая-то непонятная тайна объединила там, в лодке
этих двоих.

И только солнечные лучи освещали бедного старика и его прекрасную рыбу
на этом удивительном синем рассвете...

Но вот лодка становится все меньше и меньше. Растворяется в океане и не
видна больше их взору.

Они легко оторвались от этой синей равнины, и только бесконечность гнала
их в свои неизведанные, но полные смысла и света дали. И неслись они
следом за ней…

- 3 -

- Мы давно не были в горах.

- Да, в горах, - эхом отозвалась она. И это эхо стелилось по заснеженным
ущельям, отражалось от ледяных отвесных скал, возвращаясь к ним. И
казалось, что кроме них на такой высоте никого и быть не могло и вообще
никого вокруг, и на целой планете то же. Только эти две точки, две души,
две тени. Две фигурки, такие странные и необычные, которым везде было
так удивительно хорошо, как совсем не бывает в жизни.

- Посмотри вниз. Что это? - спросила она.

- Это люди. Снова люди и их дела.

- А что они делают на такой высоте?

- Они летают.

- Пойдем, посмотрим.

- Пойдем.

- Они построили трамплин и летают с него, - сказал он.

- А зачем людям летать?

- Ну, тебе же нравится летать и им то же.

- Но я могу лететь куда захочу, а они только вниз.

- Но все же могут.

- Вот он поднимается на эту высоту, потом катится на своих лыжах и
падает вниз?

- Нет, летит вниз, - возразил он.

- Но он может разбиться!

- Да может. И он знает об этом.

- Но все равно летит? ... Тогда почему он просто не покончит с собой там
внизу? Зачем строить эту сложную конструкцию, потом подниматься, падать
с нее и наконец сворачивать себе шею?

- Там внизу у него не будет шанса. А здесь есть. Может он и не
разобьется.

- Ему так плохо? – спросила она.

- Нет, но ему хорошо только тогда, когда он летит. И пока он летит - ему
хорошо.

- А если бы он знал, что не рискует ничем и сможет летать, как и мы, он
делал бы это?

- Наверное, нет. Этот нет, но нашел бы себе что-то другое.

- Вот он оторвался и уже не касается своего спуска. Только ветер в лицо
и земля далеко под ногами. Какой бешеный, сумасшедший восторг в его
глазах. Как будто вся его жизнь помещается в этом коротком полете... Ты
видишь порыв ветра из-за той горы? Он скоро настигнет его и швырнет о
землю. Хочешь, я задержу его, и человек не упадет?

- Какой смысл? Значит, он разобьется в другой раз, - заметил он.

- Тогда я не понимаю. Зачем все это? Через час он окажется в больнице. У
него будет переломан позвоночник. У него никогда не будет семьи. Не
родятся дети. Он не сможет никогда и ничего сделать. Зачем он пришел
сюда, явился на этот свет?

- Он будет сидеть до старости в своей инвалидной коляске, и вспоминать,
как он летел.

- Летел! ... И это все???

- Да! Но, наверное, это немало...

Часы превращались в дни. Дни сменяли недели. Где-то на далеком -
далеком востоке сейчас вставало солнце, а на западном побережье было
совсем темно и тогда они летели наперекор этому движению, чтобы
укоротить эту ночь и увидеть все на свете... На этом свете...

- 4 -

- Ты обещал показать мне любовь. Что это? И какая она у людей?

- Это та самая великая сказка, та неуловимая и столь желанная мечта
каждого, кто является сюда в этот мир и живет на этом свете. Это то,
ради чего они сюда приходят.

- Но где она? Покажи мне ее! - она трепетала всем своим существом и
просила его об этом. Трепетала от предчувствия или какого-то смутного
воспоминания. И он как будто поддался ее настроению и волновался тоже.

- Любовь - она везде, она в каждом из них, но ее не так просто увидеть и
найти, - отвечал он.

- Но, вот эти двое. Они сидят в красивом зале, пьют дорогое старое вино
... Им приносят такие замечательные блюда. Они очень красивы - он и она.
Какой неземной аромат у ее духов. Наверное, от этого запаха и вина
голова у этого красивого мужчины идет кругом. На ней восхитительное
платье и прическа. Как это замечательно - быть женщиной! Такой красивой
и необычной. И когда тебя так любят!

- А вот ее мужчина достает из кармана какой-то подарок и дарит ей!
Дорогое, шикарное колье теперь обвивает ее тонкую шею. Она просто в
восторге!

- И они говорят о любви. Может это и есть она - та самая любовь?

- Может быть. Но вечером, придя, домой, этот красивый мужчина из другого
кармана достанет тоже очень дорогое украшение, и подарит его, и будет
говорить такие же слова теперь уже своей жене. А на самом деле, он не
любит ни ту женщину, ни другую, а лишь самого себя. Но это совсем
другое...

- А вот эта девушка, которая так любит в постели своего мужчину. Она не
говорит ничего, но делает это?

- Они просто занимаются любовью. И он потом заплатит ей деньги.

- Как можно “заниматься” любовью и не любить?

- Они это так называют. Но это тоже совсем не то...

- Тогда где же она - эта любовь? И есть ли она вообще?

А может быть эти? У него никого больше нет и у нее нет тоже. Они
вдвоем, и ничто не мешает им быть вместе. Он говорит все те же слова
любви, она отвечает ему, и они делают все, что хотят.

- Он слишком стар для любви и для нее тоже. Она никогда не родит ему
детей и не любит, а лишь уступает. Он богат, а она красива и юна. Это
тоже совсем другое. Брачный договор - как они говорят. Брак, но не
любовь. Уж лучше платить за это деньги, чем называть любовью.

- Значит, мы ее не нашли? - и она вздохнула так, как будто потеряла
что-то очень дорогое.

- А посмотри на этих, - перебил он ее.

- Но они еще совсем дети. И не могут пока знать о НЕЙ ничего.

- Зато как они держат друг дружку за руки. И если они вырастут и смогут
так же идти по этой дорожке вместе, держаться друг за друга и просто
смотреть в глаза. Может это и есть любовь!

- Но почему же взрослые так не умеют? – удивилась она, - это так просто!

- Они про нее слишком много знают ... или не знают ничего, а просто
боятся. Но мы еще найдем ее - эту любовь. Она есть - я знаю это точно...

И снова полет, скорость и приземление! Иногда не хочется спускаться
туда, но порой так интересно заглянуть в этот мир, в чье-то окно.
Подсмотреть что-то еще - новое и удивительное. И поэтому снова падение и
сказка или история, или что-то еще...

- 5 -

- Смотри, как тут весело! Какие они все смешные. Машут руками, кричат.
Они очень напоминают разных зверюшек.

Она удобно устроилась и теперь наблюдала за этим скоплением людей.

- Это потому, что здесь происходит очень взрослая игра.

- Даже взрослее, чем там, на трамплине?

- На трамплине детский лепет по сравнению с этим.

- А что они делают? Вот этот, похожий на фазана, который громко кричит и
машет своими крыльями или этот, напоминающий осла, который кивает все
время головой и раздувает щеки.

- Они играют. Делают ставки. Это биржа. Покупают дешевле и потом продают
дороже. Во всяком случае, так им кажется. Это не всегда получается. Но
они очень стараются. Поэтому так похожи на своих родственных зверят.
Хотя этот ослик, который думает, что ему все сейчас удается - просто
осел, потому что скоро все проиграет и начнет кричать, как тот фазан. И
размахивать руками.

- А что это за рисунки?

- Эти графики, они отражают цену товара или значимость какой-нибудь
фирмы. Но это совсем не так. Стоит какому-нибудь человеку на другом
конце планеты где-то за океаном сказать в новостях что-то плохое, и эта
линия поползет вниз или все наоборот. Только щеки у этого человека
должны быть потолще, чем у того осла. И его все должны знать.

- Как интересно! А если мы этому человеку с толстыми щеками подскажем,
что ему говорить, и он сделает это... Ведь это будет обман?

- Ну конечно! Ты поняла правила игры. Так это и делается.

- Но ведь это не имеет никакого отношения к реальной действительности.

- Ты схватываешь на лету!

- То есть просто обман? – удивилась она.

- Это игра. И если все будет по-честному - пропадает смысл.

- Тогда в чем идея?

- В том, что бы эти фазаны верили во все, что им говорят, как ослы. И
только несколько человек - единицы, знающие истину, смогут выигрывать.

- Ты меня путаешь. Любой обман в результате вскрывается. Не может быть
столько ослов.

- Да. Но это случится не скоро, и тогда мистер толстые щеки извинится
задним числом.

- И все?

- Конечно. Они так играют. А за это время на той неожиданной информации
немного посвященных выигрывают. А миллионы проиграют.

- И поэтому здесь нет ни единого окна и такой искусственный свет?

- Да! Эти декорации должны быть абсолютно правдивы, хотя они далеки от
действительности. А какой-нибудь лучик солнечного света может заставить
кого-то задуматься - не ОСЕЛ ли он?

- И все верят?

- Большинство! И чем больше это стадо - тем легче им управлять. Это
когда человек наедине с собой - он способен задуматься о чем-то, а когда
они все вместе… Они лишь смотрят друг на друга и повторяют движения.

- Но может им так легче защищаться, когда они вместе? Это инстинкт
самосохранения.

- Да, пожалуй, такую толпу не заведешь в газовую камеру, но окружить их
с лозунгами и песнями колючей проволокой очень легко. Не расстраивайся.
Эти, которые толпятся здесь, хотя бы не стреляют друг в друга. Разве что
иногда в самих себя.

- А они что-нибудь еще делают?

- Многие из них нет.

- Но если кому-то все же удается выиграть - что тогда?

- Снова приходят сюда, что бы уже проиграть. Эта игра не имеет конца.

- А они не хотят что-нибудь сделать? Посадить пальму, построить дом,
полететь на Луну?

- Нет, это сделают за них другие.

- Теперь я поняла, почему здесь все так похожи на зверушек. Они ими
почти стали... Так смешно...

И много - много часов на этой голой стене показывали, каждые свое
время. Каждые строго свой час. Они разделили весь мир на пояса. Но
почему бы не взять в руку кисточку и не раскрасить эти пояса эти
полоски их круглой планеты в разные веселые цвета - получилось бы очень
красиво...

- 6 -

- А хочешь, я приглашу тебя в театр?

- Театр? А что это?

- Тебе понравится.

- Это тоже игра?

- Это самая высокая игра, на которую только способны люди...

- Вот эти красивые люди в необычных нарядах на сцене?

- Среди бархатных кресел и лож зрительного зала, под удивительными
люстрами, откуда с высоты потолка спускаются водопады хрусталя и света.
Света, который сейчас потушат, и начнется таинство.

- А зачем его тушат? - спросила она.

- Чтобы люди в зрительном зале не стеснялись своих слез.

- Вот в центре высокий статный старик. Он за сценой едва ходил, а теперь
словно скала на каменных ногах ведет остальных за собой, и все смотрят
только на него. И слушают его мощный голос.

- Это великий актер. Но это всего лишь игра, и пьеса эта придумана.

- Почему же люди плачут и верят этому старику?

- Потому что он гений.

- Гений обмана?

- Гений великого обмана. И люди

глядя на него, узнают в этой придуманной истории свою не придуманную
жизнь и самих себя.

- И поэтому смеются и плачут?

- И поэтому их душа очищается, а после этого спектакля они уйдут отсюда
к себе в свой мир – станут немного добрее и лучше.

- Но тогда, может быть, это не обман, а сама правда?

- Это и есть правда и сама жизнь.

- Вот зрители встали и прощаются со своими актерами и аплодируют им. А
этот великий старик словно хочет спрятаться за спины других и поскорее
уйти со сцены. Но почему?

- Он не любит славы и все, что хотел уже сегодня сказал.

- И теперь торопится домой?

- У него нет дома.

- Почему?

- Потому что всю свою жизнь он служил сцене.

- Вот почему уже все разошлись, а он все никак не уйдет отсюда? Но где
же его семья?

- У него нет ни семьи, ни дома.

- Но почему?

- Потому, что всю свою жизнь он служил сцене.

- Он беден?

- Он не может даже позволить себе умереть.

- Почему?

- Потому что за свою долгую жизнь не заработал себе даже на гроб и
клочок земли на погосте.

- Но, подожди. А как же те остальные актеры, которые в дорогих нарядах и
шубах уезжали отсюда на своих красивых машинах. Ехали в свои уютные
дома. Они что лучше его?

- Нет, совсем не лучше. Но пока они зарабатывали свои деньги, он служил
сцене.

- И поэтому он так беден?

- Беден? ... Он богаче их всех! ...

- Ты не устала?

Они снова мчались в своем безумном полете и огоньки большого города
становились все меньше, а звезды светили ярче и были ближе...

- Мы не умеем уставать. Ты забыл?

- Нет, не забыл, просто хотелось сказать или сделать что-то приятное.

- Спасибо. Тебе удалось. Ты очень внимателен, но снова вперед. Хочу без
перерыва, без остановки, только вперед... Вперед! Навстречу рассвету...

- 7 -

Солнце заливало своими знойными полуденными лучами эту зеленую долину -
и склоны и этот мир, на холмах которого трудились люди. Наверное, так
строили когда-то пирамиды - вручную тяжелые глыбы перекатывали на
непомерную высоту.

- Но теперь они летают в космос и создают сложные машины. Так почему же
эти люди так отстали от тех других, которые живут рядом, - не
переставала удивляться она.

- Посмотри, они как муравьи лазают по этим склонам, - сказал он. - И
каждый тащит на спине драгоценную ношу свою.

- Что они делают? – спросила она.

- Я специально привел тебя сюда. Они собирают виноград и делают это, как
когда-то двести, и триста, и пятьсот лет назад. Потом из этого винограда
они приготовят вино.

- Вот они наполняют свои тяжелые корзины этими сочными гроздями. Тащат
их на тележки. Впрягаются в них и везут в какой-то дом, – перебила она.

- Теперь смотри, что будет потом!

- Они раздеваются наполовину и в этом доме, в этой огромной чаше,
начинают его давить своими ногами!

- И дальше... смотри, что они делают дальше!

- Поют! Они поют и топчут эту виноградную кашу своими ногами, и их пение
совсем не хуже, чем на сцене в театре.

- А зачем они делают это своими ногами? Почему нельзя просто поставить
чудо машину и нажать на кнопку?

- Вино не получится! - ответил он. - Я пробовал. Не получится.

- Ну, хорошо. Но зачем петь эти песни. Они уже пьяны от этого вина?

- Нет. Оно будет готово не скоро.

- Тогда зачем эти песни?

- Детям тоже поют колыбельные. И здесь точно так же. Иначе вино не
получится. Оно, как ребенок - очень капризное и даже в разных бутылках
будет разного вкуса. А ребенка не воспитаешь машиной и без колыбельной
песни тоже.

- А когда будет готово это вино?

- Это - и через тридцать лет, и через сорок.

Ue

$

I

Oe

U

Ue

h

l

v

x

h…

) h…

h…

h…

h…

=- Но многие из этих людей не доживут до того дня. Зачем тогда столько
стараний и сил?

- Это вино выпьют их дети и внуки. Будут на свадьбах и праздниках
вспоминать о своих отцах.

- Как это хорошо... Жалко только, что им сегодня его не достанется.

- А эти выпьют вино, которое сделали их отцы.

- И так будет всегда?

- Всегда! Пока эти люди будут петь песни свои. Да! Так будет всегда!

- 8 -

Самолет ревел своими мощными моторами, разрывал крыльями облака,
которые были на его пути и смели закрывать его посадочную полосу. И вот
он красиво, безукоризненно остановился перед зданием маленького
аэропорта. Он доставил свой драгоценный груз по назначению.

Не успела открыться дверь, а уже группа людей в черных костюмах
встречала своего хозяина, своего властелина и бога. И каждый из них был
готов отдать свою жизнь за него. Потому что он и был богом для них на
этой земле. Они словно черным ковром расстилались перед ним.

Эскорт дорогих лимузинов несся по дорогам, расталкивая по сторонам
какие-то машины, мешавшиеся под ногами, черной молнией промелькнул по
серпантину в горах, у моря, и казалось, даже над морем. И над этим миром
пролетел караван этих черных машин, доставив своего господина в его
владения.

Женщина неземной красоты встречала в дверях его просторного дома.
Блестящее черное платье сверкало в свете огней и она, как черный
бриллиант, переливалась всеми гранями. Это был самый дорогой его
бриллиант. Она, как всегда, была прекрасна, улыбалась, огромный дом его
тоже был рад ему и его гостям, которые начинали съезжаться на званный
вечер. Люди шли парами и поодиночке. Раскланивались с ним и восторгались
ею. В общем, все как всегда. Как всегда он был в центре, и остальные
где-то рядом, но намного ниже его самого.

И вот уже брызги дорогого шампанского, хвалебные речи и слова, взгляды
заискивающих и почитающих... И вечерняя прохлада...

Вечерняя прохлада… Человек стоял на балконе - там внизу шум гостей,
оркестра, плеск воды в фонтанах, грохот петард. А в руке его был
пистолет и он думал - что мешает ему сделать это? И какое расстояние до
собственного виска?

- Чем ему можно помочь? - спросила она.

- Наверное, ничем.

- Это все, что у него есть? - И она показала на все это внизу. На
каменные дорожки и фонари, сотни людей в их свете, на красивую женщину и
красивую яхту на пирсе.

- Но где же его друзья? - спросила она.

- У него их нет.

- Почему?

- Он слишком богат.

- А любовь?

- И ее он найти не сумел.

- Потому что слишком богат? - спросила она. - А дети его?

- Он сделал их такими же, как он сам.

- И теперь он совсем один и у него нет ничего.

- Кроме всего этого, - он показал туда вниз, - нет ничего и никого. Он
умеет только зарабатывать деньги и все.

Человек донес пистолет до своего виска... Замер на секунду, закрыл
глаза… Потом одернул руку и вытер пот. – Нет, не здесь. Пусть не
радуются. – Пробормотал тоскливо.

Он шел по освещенной набережной, и море шелестело вечерними ласковыми
волнами за парапетом. Он поднял свои глаза к небу. Там наверху мигал
проблесковыми огоньками какой-то самолет. Он вежливо раздвигал своими
белыми крыльями вечерние облака, и заходящее солнце играло красными
лучами по его бортам. Самолет был высоко, там летели люди, они читали
газеты, смотрели кино, беседовали друг с другом, а он один стоял на
берегу и смотрел им вслед.

По дороге позади него, не спеша, двигались машины. Они мелькали своими
фарами, освещали веселыми огоньками тротуары и дома. И в них тоже ехали
люди. Они выходили из своих авто, садились в ресторанчиках на
набережной, пили вино, разговаривали и тоже были все вместе.

- ... Интересно, какое расстояние до собственного виска? - снова
подумал человек. - И теперь уже ничто не помешает ему сделать это...

- На, выпей. - Его мысли перебил хриплый голос какого-то бродяги. Тот
протягивал ему бутылку...

- Выпей. Что ты стоишь тут один?

- Ты меня знаешь? - спросил человек.

- Нет, но мне не нравится этот пистолет в твоей руке. Тебе просто нужно
выпить.

- Почему бы и нет. - Он отхлебнул глоток. Потом посмотрел на бродягу и
сказал.

- А хочешь, я подарю тебе вон ту яхту? - и он махнул рукой в сторону
моря.

Бродяга оценил яхту, стоявшую у пирса, как огромный айсберг, и шутку, и
в ответ тоже пошутил.

- А хочешь, я подарю тебе эту набережную. Да ладно, что уж там ... бери
весь этот городок.

Человек ответил, - я не шучу.

Бродяга подумал мгновение, улыбнулся и пошутил снова.

- Нет, в придачу к яхте ты мне подаришь и этот пистолет. Я лучше еще
поживу.

Он смотрел на этого пьяницу и что-то приятное разливалось в его груди –
то ли дешевое вино, то ли ощущение, что роднее этого бродяги у него нет
никого.

Человек бросил пистолет подальше в воду, сел на парапет рядом со своим
новым другом и больше уже никуда не хотел уходить...

- Как хорошо, что мы вместе! - воскликнула она.

- Да. Но мы можем быть где-то рядом, а вместе могут быть только они, -
возразил он.

- А могут и не быть...

- Могут не быть, - вторил он. - Но все в их руках.

- Да, но не каждому это дано.

- А может быть дано это каждому, просто не всем это удается.

- А может просто не каждый этого хочет.

- Ты не замерзла? - неожиданно спросил он.

- Ты забыл - мы не можем замерзнуть, - отвечала она.

- Жаль.

- 9 -

Старая, очень старая женщина сидела на крыльце своего небольшого
деревенского домика.

Стены его покосились и поросли мхом. Крылечко совсем прохудилось.

Редкие капли дождя падали на ее седые волосы на непокрытой голове.

Напротив нее, носимые осенним ветром, кружились поздним последним своим
хороводом желтые листья.

Еще не пришла зима, но уже попрощалась осень.

Там, немного вдали, шумел лес и клонился от мокрого осеннего ветра.

И дорога... Извивалась эта дорога между полем и лесом.

Она уходила далеко-далеко в какие-то города к людям, к их жизням.

И, наверное, эту осень сейчас замечала только она, сидя на своем
крыльце.

А глаза были устремлены на эту дорогу - туда, откуда должны были
приехать ее внуки и ее родня.

В этих глазах было ожидание и мудрость старой женщины. Она понимала - не
всегда они могут вот так все бросить и приехать навестить старуху.

Но они помнят ее день рождение и теперь будут точно.

Поэтому ждала смиренно, но с каким-то чувством радости и любви. Какие
они стали?

Сейчас вдалеке на дороге появится их машина.

Ребятня с шумом выскочит из нее, разбежится по дому.

А она, как всегда напекла пироги, и они опять ненадолго будут вместе и
снова, как раньше будет праздник.

- Жалко, что они приезжают всего один раз в году, - сказала она.

- Они не были здесь много лет, - отвечал он.

- Много лет?... Но почему она ждет и почему снова надеется?

- Просто, напоследок она хотела попрощаться с ними со всеми.

- И она так же ждала их и год назад?

- И два года назад, и три года тоже...

- Но они и сейчас не приедут.

- Да, не приедут… Но это значит... и значит это...

что она проживет еще один год.

А дождь и ветер, словно повторяли эти слова и не торопили ее время и
эту осень, и ждали, и надеялись тоже...

И снова небесная колесница увлекала их куда-то ввысь. Только скорость и
ветер. То ли день, то ли ночь. Полюс был это или жаркий экватор. Весна
или лето. Да все что угодно. Все мелькало в одном коротком мгновении.
Все было им подвластно на этой планете. Но жизнь была только там...
Внизу...

- 10 -

Большие белые чайки сидели на камнях у самого берега. Иногда взлетали и
приближались к нему. Совсем близко. А мальчик отрывал от буханки кусочки
хлеба и бросал им. Птицы вежливо, без суеты, подходили, с благодарностью
брали это человеческое лакомство, потом взмахивали своими сильными
крыльями и возвращались на камни и скалы. Он наблюдал за ними, а они за
мальчиком. Потом птицы на какое-то время забывали о нем и снова летали
над своим морем, а мальчик любовался их полетом, этими свободными
птицами. И очень хотелось пусть на короткое мгновение вот так взмахнуть
руками и оказаться там, рядом с ними в их небе...

- Малыш. Я уезжаю, - к нему подошел отец и положил руку ему на плечо.

Мальчик обернулся и спросил. - На службу?

- Да, на службу. Вечером буду. Пока.

- Пока... а зачем тебе ездить на службу? - вдруг спросил мальчик.

Отец остановился, подумал и ответил.

- Ну… что бы работать... зарабатывать деньги....

- А зачем эти деньги?

Он присел рядом с сыном на камень и ответил. - Что бы нам было на что
жить.

Чайки снова подошли совсем близко и искали новые кусочки хлеба,
брошенные мальчиком.

Отец посмотрел на часы и сказал. - Скоро ты пойдешь в школу, будешь
учиться. Научишься все понимать. Взрослые будут работать, а ты ходить в
школу...

- А зачем учиться? - спросил его мальчик.

- Чтобы стать умным, успешным, богатым. Может быть знаменитым.

- А чайки бывают успешными?

- Успешными? Ну, вот посмотри. - Отец взял кусочек хлеба и бросил птицам
на берег. - Вот эта чайка, которая нашла и съела этот хлеб, она и есть
самая успешная. Ей он достался, а остальным нет. Теперь ты понял, малыш?
Тот, кто сильнее и умнее - тот побеждает.

- Да, понял.

Отец снова посмотрел на часы и встал.

- А бывают чайки богатыми? – снова спросил мальчик. Отец задумался на
мгновение.

- Нет, богатыми нет. Им нужно ровно столько, чтобы себя прокормить.

- А зачем тогда человеку быть богатым?

- Ну, чтобы покупать себе все, что захочешь. И еду, и игрушки. Одежду и
путешествия. Машины и корабли. Представляешь! Свой корабль! Ты сможет
плыть на нем, куда захочешь?

- А чайки разве не могут лететь, куда они захотят?

Отец снова сел на камень рядом с сыном. Море плескалось совсем близко,
едва не касалось его лакированных ботинок. Птицы ходили кругом,
поглядывая на них. И будто ждали ответа от этого взрослого человека.

- Понимаешь, малыш, они могут только есть и летать. Им не нужно больше
ничего. Они ничего не умеют. А человек может все!

Он сказал это громко. Так, чтобы все эти птицы на берегу слышали и знали
об этом. И, наверное, остался доволен собой.

- А чайки бывают знаменитыми? – спросил мальчик.

- Нет, но они всего лишь чайки, а мы люди! - Он положил руку ему на
плечо. - Я пойду. До вечера. До свидания малыш...

Он смахнул песок со своих ботинок и ушел.

- Да, мы люди, - вздохнул мальчик. - Но зато они летают, а мы сидим на
берегу и смотрим на них... Почему? ...

Но уже некому было ответить на этот вопрос, а эти птицы, к сожалению,
говорить не умели... Только взмахивали своими крыльями, легко отрываясь
от берега, взмывали вверх, к облакам. К этому небу и солнцу. И летели
только туда, куда хотели... А зачем? Знали только они одни...

- 11 -

Человек лежал на горячем песке, а его взгляд был устремлен куда-то
далеко-далеко наверх. А вокруг были только эти горячие пески и редкие
кустарники пустыни. Человек все лежал и смотрел. Ни один мускул на его
лице не шевельнулся и ни единого движения. Только эти глаза, следящие за
облаками и взгляд, уносящий его сознание туда, на бесконечную высоту.
Они были широко раскрыты и жадно пытались охватить своим взором все это
огромное небо над бесконечной пустыней.

- Так смотрят, наверное, только дети, - прошептала она.

- Наверное, так смотрят взрослые, которые иногда становятся похожими на
детей, - ответил он.

- А что потом становится с этими детьми? ...

- Они вот так лежат на этом песке и думают, что когда-нибудь станут
взрослыми...

- Или не думают ни о чем и просто смотрят на небо и на это солнце.

- ... Станут взрослыми, сильными, уйдут на войну. И будут всегда
побеждать...

- Нет. Они не хотят воевать. Иначе они не смогут так смотреть на это
небо.

- Но все равно они вырастают.

- А что становится с этими взрослыми? - спросила она.

- Они... - и он замолчал.

- Он смотрит на небо, как и мы! Но почему в его глазах слезы? - заметила
она.

- Он не знает, сколько ему осталось.

- А те люди, которые стреляли в него, они тоже забыли, что над ними есть
это голубое небо и солнце, и звезды.

- Иногда очень тяжело поднять голову и просто посмотреть наверх.

- Зачем он здесь?

- Просто им заплатили и отправили в эту пустыню стрелять друг в друга.

- И сколько ему осталось? - спросила она.

- Наверное, минуты две или три.

- И он плачет, потому что у него так мало этого неба?

- Нет, потому что за свою короткую молодую жизнь он никогда не смотрел
туда и ничего об этом не знал.

- Неужели нужно умереть, чтобы просто взглянуть наверх? - воскликнула
она.

- Зато теперь он счастлив.

- И плачет от счастья?

- Да.

- Тогда не будем ему мешать, - прошептала она...

- 12 -

Люди заполняли это пространство, это просторное помещение. Они медленно
заходили и занимали свои места. И места эти строго соответствовали их
положению в той жизни в их обществе. Впереди сидели на длинных высоких
сидениях граждане вполне уважаемые. В строгих, но дорогих костюмах и
платьях. Дети их тоже были рядом и совсем не присмирели перед этими
стенами, но их одергивали и усмиряли эти няньки, которые находились
рядом и не давали устроить здесь площадку для игр.

Дальше все было проще. И женщины в этих скромных платках, их мужья и их
дети. Они ждали тоже чего-то, но были скромнее. А за ними совсем уже
простая публика. Хотя это понятие было не уместно здесь - не публика, но
тоже действующие лица этого общества и этой жизни. В совсем убогих
одеждах, с такими же лицами (насколько лица могли быть убогими)...
Просто они не были отягощены ни почетными званиями, ни степенями или
печатью богатства и знатности. А поэтому были просто убогими.

Все эти люди сидели здесь и ждали чего-то. Глаза многих были устремлены
туда вперед, где и должно было произойти это действо, которое они
ожидали и ради которого здесь собрались. Как это волнительно ждать этого
и как достойно занимать свое место.

У дверей поближе к первым рядам возникло небольшое движение. Какие-то
в черном, большие и сильные, внезапно возникнув из ниоткуда, подвинули
прочих, бывших здесь рядом, и не готовых к такому. Но их потеснили
вежливо, но сразу же дали понять, что им здесь не место на этих рядах.
И, наконец, вошли еще несколько - видимо самых сильных мира сего. Тех,
которых и ждали в последнюю очередь, но в первых рядах. Вот теперь все
были в сборе.

И начинается действие - музыка, этот голос, который ведет и уносит
туда за собой, за этими мыслями и словами, которые значат что-то. И
видимо значат многое для этих людей и в первых рядах и последних тоже...
А сверху из небольших окошек пробивались лучи яркого света и там еще
дальше, в какой-то немыслимой дали, почти невидимая, но такая нереальная
высота и невозможная реальность и предел этого здания, если оно вообще
имело предел. А еще выше за ним то самое бесконечное небо и космос и
что-то еще - ради чего все они собрались здесь сейчас и были рядом друг
с другом. И эти колокола, и орган своим средневековым звучанием,
уносящий куда-то в небытие, или, наоборот, в бытие, которое
возвращалось, и было теперь со всеми или с немногими…

И эти убогие, нищие и такие известные знаменитые и богатые. Все теперь
были здесь, все были не вместе, но рядом.

И мать, потерявшая сына. И тот, кто забрал его жизнь. И нищие и убогие.
И те, кто отобрал у них все. И эти сенаторы, и чиновники, так умело
построившие ту жизнь за пределами этих стен, где остальным из задних,
далеких рядов уже просто нечем было дышать и платить за все - и за них,
за себя, и за всех остальных тоже. И сколько же было тех остальных…

А свету, ниспадавшему сверху, было все равно - первые эти ряды или
последние. И космосу тоже все равно было, и еще кому-то тем более… и
освящал этот свет всех - весь этот зал, всех этих людей своими
немыслимыми яркими лучами, да так, что уже не оставалось места для тени.
И внезапно становилось понятно, что свет исходит не из этих первых
рядов, и сцены здесь нет вовсе. А идет он оттуда сверху. И уже не имеет
значения, в каких рядах ты сидишь и в чем ты одет, убогий ты или
праведник. Потому что небо и космос и еще что-то, оно едино для всех.

И теперь они думают. Ну, может быть на самое короткое мгновение, но
задумываются. Что же будет дальше и вообще что будет... с ними… со
всеми… и с каждым в отдельности.

- Как странно эти стены их здесь объединили, - сказала она.

- Они вспоминают, что рано или поздно они предстанут перед НИМ, -
отвечал он.

- Как это прекрасно будет оказаться наедине с ним и с самим собою. И с
тем, что сможешь взять туда то, что имело смысл. Достать из-за пазухи
дела свои и мысли. А остальное оставить здесь навсегда. И предстать,
наконец, перед НИМ...

- И что тогда будет?

- Вот каждый из них и думает - что же будет тогда? ... И что тогда
будет? …

ПОСЛЕСЛОВИЕ

- Я устала.

- Неправда.

- Я очень устала.

- Потерпи еще немного.

- Я не умею терпеть. Я устала быть никем. Ты же знаешь - мы ничего не
умеем.

- Зато можем все. Здесь совсем недалеко до того места, того самого
города, той зимы. Не волнуйся - ведь все возвращается, и мы возвращаемся
тоже… Пойдем туда...

Они стояли, едва касаясь этого заснеженного тротуара, и им было очень
хорошо вот так, вдвоем. Снег, как когда-то, падал и вновь наметал
новогодние сугробы. Заносил эту улицу и машины на обочине, деревья и
провода, свисающие со столбов, крыши домов и весь этот город. И весь
этот мир.

- У них прошел целый год, - сказал он.

- Как будто ничего не изменилось в этом городе. Снова этот снег и
тротуары, заметенные сугробами.

- Да, я хотел напоследок снова прийти сюда, - сказал он, - попрощаться с
этим городом и людьми, которые спят в своих теплых постелях.

- И не знают, как здесь красиво и хорошо, - отвечала она.

- Да хорошо, пока эти улицы пусты.

- А помнишь ту огромную, черную собаку, - воскликнула она. - Ее больше
нет на этой улице. Наверное, она теперь совсем в другом мире - далеком
и теплом.

- Где никогда ничего не случается и не надо искать свой люк, который
согреет тебя. И искать еду тоже не надо. Ничего не надо. Только ждать,
когда ты снова вернешься в этот мир. И станешь кем-то. И снова будешь
бороться.

- И побеждать? - спросила она. – А если повезет - ты будешь любить! ...

Их разговор перебило какое-то движение. Огромная черная собака на
длинном поводке бежала впереди девочки. Та самая черная собака! Они
первыми выскочили из своего дома и бросились в этот снег. И играли, и
падали в эти белые сугробы. Потом вскакивали и бежали дальше. И им было
хорошо, вот так вдвоем.

- Они нашли друг друга, - радовалась она.

- Да, и теперь они вдвоем, и они вместе. И пока они вместе им ничего не
страшно.

- А может это и есть любовь? - спросила она.

- Может быть, но пока не станешь человеком, этого не поймешь.

Они оглянулись на прощанье на этот счастливый белый город, в котором
кто-то смог найти себе кого-то, и больше не оставался один. И значит, на
одну капельку в этом мире стало больше счастья и любви. Той самой любви,
которую так трудно найти и увидеть...

*****************

Вода текла по своему руслу. Она спокойно журчала и успокаивала. Они
снова были на том своем берегу, откуда пришли, и где уже ничего не могло
случиться. И только это мерное движение прозрачной реки и облака,
которые стелились от этого берега и до самого горизонта куда-то вдаль и
ввысь. И это спокойствие не мог изменить и нарушить уже никто. Ни один
человек. И никто вообще...

- Какой замечательный этот мир! Люди - как они красивы! Я люблю их! -
оглянулась назад она.

- А остальное? – спросил он.

- А что остальное? Оно есть везде. Это просто их жизнь, их среда
обитания. Их декорации, как в театре - помнишь? Я хочу снова войти в
этот мир, но уже стать человеком.

- Ты думаешь, что сможешь что-то изменить?

- Не знаю, но я хочу попробовать!

- Нельзя попробовать. Можно только броситься в эту реку – и будь что
будет. Но пока ты живешь - назад дороги не будет.

- И все равно я хочу быть там и хочу быть с ними.

- Чтобы войти в этот мир тебе придется закрыть глаза, забыть обо всем и
потом снова открыть их, но уже на том берегу. И неизвестно что будет
потом. И откуда продолжишь ты путь свой. И что у тебя получится?

Она стояла, и какая-то решимость рождалась в глубине ее сознания. И
сердца, которое могло появиться в ее груди только там - за этой
спокойной чистой рекой. На том берегу.

- Да. Но все равно я постараюсь быть ЧЕЛОВЕКОМ! - Тихо, но уже твердо
сказала она.

Он посмотрел на нее, посмотрел туда вдаль. Вспомнил все, и теперь
понимал, что ее не удержишь. Да и нужно ли...

- Прощай, - произнес напоследок он. - Я не желаю тебе счастья, потому
что желаю любви…

Февраль 2010г.