Чтобы помнили...(Илларион Дудоров и его парк)

    Перелистываю старые письма. Ловлю себя на желании ответить. Увы … почта туда не ходит. Ни простая, ни электронная.
  Деревня Павловская начинается с  Крутых Гор. Это крутой правый берег реки Кулой, поросший сосняком. Подвесной мост («лава»), тропинка к деревне. Чуть ниже по течению, продолжение Крутых гор – дендропарк  «Чугла». Можно, пожалуй, сказать, что Крутые Горы – своего рода  «визитная карточка»  Павловской.
  Уже больше десятка лет прошло, как нет человека, который сам был своего рода «визитной карточкой» Павловской. А может, и всего Осташева. Со свойственной ему самоиронией он говорил: «Кто был в Осташеве, многое потерял, если не видел три достопримечательности – мой дом, мой сад, мою библиотеку. Четвёртая достопримечательность – это сам я». Позже появилась достопримечательность пятая – Чугла.
   Осташевские деревни стоят по угорам, точнее – по узким вытянутым грядам, только изредка спускаясь поближе к реке, на надпойменные террасы. Осташево – живописная местность в среднем течении Кулоя, правого притока Ваги. Неспешно течёт на север тёмная вода, набирающая органику ещё с тотемских болот и озёр. Стоят по угорам  деревни (точнее, то, что от них осталось). Река богата рыбой (по одной из версий, «Кулой» и значит «рыбная река» — от слова «кул» — рыба на языке древних саамов – лопарей, живших здесь до славян).
  Мне не нравятся выражения  типа «вторая Швейцария», коими положено выражать восторг.  Швейцария есть Швейцария. Карелия есть Карелия. А Осташево  — это Осташево. И природа своя, и люди.
   Илларион Иванович Дудоров родился 3 ноября 1924 г. в дер. Харитоновской (Павловской) Куло – Покровской волости Вельского уезда Вологодской губернии в крестьянской семье и был в семье младшим ребёнком. Отцу уже было за 50, старшие братья и сёстры жили своими семьями. Отец был хорошим кузнецом, со всей округи  ему везли на починку ружья. Хозяйство было зажиточным. Запомнилась коллективизация. Запомнилось, как угоняли отданную в колхоз скотину, даже поросёнка. Кузницу Иван Петрович тоже отдал в колхоз и продолжил в ней работать. Павловяна уже имели опыт «создания коммуны» в начале 20-х и особо не сопротивлялись. «Плетью обуха не перешибёшь!»
  Благодаря тому, что был в семье младшим, смог получить образование. В июне 1941 года Илларион Дудоров  окончил  среднюю школу в Вельске, где жил то у брата, то у сестры. В это время ему ещё не исполнилось и семнадцати (учиться начал на год – два раньше сверстников). Так что на войну ему было пока рановато. Работал мастером в лесхимартели в Осташеве. Позже был направлен на оборонные работы. А в 1942 г. призван в армию. Военно-инженерное училище в Архангельске, позже эвакуированное в  Новосибирск. Они должны были стать офицерами – сапёрами. Но после Сталинградской битвы, по причине большой потребности в сапёрах (наступления же везде!) их, недоучив, направили воевать рядовыми. Попал в воздушно – десантный корпус Резерва Главного Командования. Пока не воевали, готовились.
  В одном из писем (начало 1999 г.):
«Прыжки с парашютом. Каждый из 25 пытался попасть в середину очереди. Ларька нерасторопен, да и стыдно было суетиться. И он прыгал или первым, или последним.
У первого при открытии двери было мгновение видеть бездну. Каждый последующий видел не бездну, а спину только что отделившегося от самолёта.
Последний мог посомневаться – прыгать ли? Пока тебя не выбросит инструктор – вышибала».
   Летом 1944 года накануне наступления на Карельский фронт (командующий К.А. Мерецков) в числе других пополнений  поступил и корпус, в котором служил рядовой Илларион  Дудоров.
   Провоевал он меньше месяца. Сумев, правда, заслужить орден Славы  3-й степени.
Сам он рассказывал об этом примерно так: «Наградили, хотя вроде бы не за что».
   После успешного форсирования Свири наступление в южной Карелии развивалось достаточно трудно. Сама местность не располагала к маневру – лес, многочисленные реки и речки, выходы скальных пород. Наступать можно только вдоль дорог. Отступающие финны минировали дороги, мосты.
   И вот однажды… Речка. Мостик. Целый, хотя дорога взорвана через каждые сто метров. И подозрительный люк сбоку. Движение наступающих войск затормозилось. Появляется генерал. Начальство получает разгон. Построили сапёров. «Кто пойдёт?»
   «Мы не могли молчать долго. Минута – две, и командир сказал бы:  «Ты пойдёшь. И ты » … Стою и думаю: «А ведь мы все трусы! И все это видят и знают. И все знают, что Ларька – трус!!!
— Я пойду!»
   Дали напарника. И пошли два сапёра разминировать. Авиабомба, соединённая с миной. Есть ли там ещё какие – то секреты?
  «Почему она не взорвалась – до сих пор не знаю».
   Генерал, уезжая: «Обоих к ордену Славы!»
   На ордене хочу остановиться чуть подробнее. Потому что в имеющихся материалах почему — то фигурирует орден Красной Звезды. Но орден Славы 3-й степени я держал в руках. Может, по статуту «Звёздочка» даже выше. Но люди воевавшие  «Славу»  ценили больше. Потому что награждали ей рядовой, сержантский состав и младших офицеров  «за личные славные подвиги храбрости, мужества и бесстрашия». Своего рода аналог  «солдатского Георгия»! А «Красную Звезду» можно было получить,  в конце концов,  и за выслугу лет. И журналистов иногда награждали. И войсковые части. И организации – та же газета  «Красная Звезда» была награждена орденом Красной Звезды!
   И не зря же кавалеры всех трёх степеней ордена Славы приравнивались по положению к званию Героя Советского Союза!
   Орден же  «нашёл»  Иллариона Ивановича только в конце 70-х, почти через 35 лет после Победы. А ещё через несколько лет … был украден!
   Наступление продолжалось. В ночь с 4 на 5 июля получили приказ – сапёрам идти впереди самоходок, впереди пехоты, снимать мины.
   И пятого его подстрелили. Сквозное пулевое ранение в ногу, перебита кость. Потом ему рассказали, что перебитая нога лежала на плече!  «Ты ногу с плеча снял, положил её на здоровую и пополз назад».
   Один из его несбывшихся планов – попасть в Финляндию и попробовать найти того пулемётчика, который его тогда не добил!  «Ведь видели, что живой! А для того, чтобы снять с плеча ногу и переложить, надо сесть. Видно, решили, что этот не вояка!»
   Был вытащен, отправлен в госпиталь. Госпиталя в Тюмени, в Омске. Многомесячное лечение. Несколько операций. Нога стала короче на 5 сантиметров. Комиссован по инвалидности в 45 – м.
Осколки выходили ещё лет тридцать. Иногда рана вскрывалась, и приходилось ложиться в больницу.
   День 5 июля Илларион Иванович отмечал впоследствии, как второй день рождения, так как считал, что, не будь тогда ранен, то был бы убит!  «Лез вперёд! А то подумают, что Ларька трус!»
   Подлечившись дома, уехал в Ленинград. Работал на Балтийском заводе, в медно -  литейном цеху, мечтал перейти в токарный, но при тогдашнем  «крепостном праве» сделать это удалось  только после очередной операции на ноге. Но, уйдя из медно – литейного, он попал не в токарный цех, а в КБ, где работал чертёжником. Это — то и дало возможность учиться на вечернем отделении в техникуме. Закончив, некоторое время работал в КБ, но узнал, что можно поступить  в политехнический институт и за три года стать инженером!
   Было начало 50-х годов, время  «Великих Сталинских строек», когда строилось  много каналов и ГЭС на Волге и в Сибири, и нужно было  «клепать» инженеров. На гидростроительный факультет политеха принимали закончивших техникумы и через два с половиной года выпускали их инженерами. ( Из тех, кто вместе с ним учился, в конце 80-х один был главным инженером на строительстве Саяно-Шушенской ГЭС, второй – главным  инженером проекта второй очереди Волго-Балта, по счастью, так и не осуществленного).
   После института работал на строительстве Куйбышевской ГЭС, Красноярской ГЭС, в проектном институте. Но в начале 60-х взял да и махнул на родину!
   Рассказывал он об этом решении так. Купил мотоцикл и в отпуске катался по стране. И однажды весной около Полтавы увидел цветущие вишнёвые сады. Захотелось, чтобы у него был свой такой же сад! И он решил – ехать домой, в Павловскую.
   И уехал. Купил в деревне избушку (свой дом был давно продан). И стал закладывать сад.
   Окончил  курсы трактористов. Потом стал работать связистом.
   Начал строить дом.
   Конечно, он был в деревне  «белой вороной»! Каких только слухов не удосужился.  «Высланный!»  (А кто в здравом уме поедет из Ленинграда в Павловскую?!) Потом привыкли. Рос  сад. Строился дом.
   Из письма:
«Высшее образование пасти колхозных коров не помогало. Но я утверждаю, что без него моя жизнь в деревне была бы менее интересной. Например, мог бы спиться».
   Когда мы познакомились, Илларион Иванович ещё жил в  «избушке», дом не был достроен (велись отделочные работы). Домик примерно  четыре на пять метров. Одна комната. Стол. Книжные полки по стенам. Одно, но довольно большое, окно. Печка. Кровать у стены.
   Сад. Конечно,  «вишнёвого» не получилось. Кусты сирени и акации, смородина, малина, крыжовник – это всё, в общем-то, известно и привычно. Но было и другое – вязы и клёны, дубы, виргинская черёмуха, черноплодная рябина, барбарис, вишня войлочная, китайский лимонник. Был даже привезённый с Дальнего Востока бамбук! Оказалось, в наших условиях он не вырастает выше 1,5 – 2 метров. Но, посаженный на краю сада – растёт! Наверно, это самый северный бамбук в мире.
   Многое не приживалось, вымокало, вымерзало. Из своих поездок Илларион Иванович вёз с разных концов страны семена, саженцы, вновь пытался что-то приживить.
   Свой сад он характеризовал так:  «Это не сад, который приносит выгоду. Не сад учёного, занимающегося селекцией или акклиматизацией растений. Я выращиваю сад по принципу Остапа Бендера -  «Спасение утопающих – дело рук самих  утопающих!»
   (Правда, сказал это не Остап. Но ладно, важен принцип.)
   Человек занимался тем, что ему было интересно. Много это или мало? Как часто в жизни мы делаем не то, к чему  «лежит  душа». Ради того, чтобы прокормить себя и семью. Ради того, что о нас подумают окружающие. Ради выгоды. Просто потому, что мы случайно поступили в тот вуз, а не в этот, и получили профессию, которая не интересна нам, а мы – профессии;  и (в лучшем случае!) наша работа не приносит вреда другим.
   Как относились к  «чудачествам» соседи?  Было и такое – «ЗарОстил всю деревню лесом!» Всё-таки отношение крестьян к садам на юге (на той же Украине) и на севере исторически было различным. На безлесном степном и лесостепном Юге люди видели в посаженных у дома деревьях благо, защиту – от жары, от суховея. На Севере, несмотря на то, что лес был дополнительным источником  пищи (грибы, ягоды, дичь), дров, строительного материала, всё же человек леса побаивался. Он с лесом боролся, отвоёвывая участки под пашню, пастбища, застройку. Может быть, поэтому, кроме вездесущих черёмух, которые росли сами по себе, деревьев в наших деревнях (хотя они и помогали при частых пожарах, иногда спасая целые  «концы») всегда было маловато. Конечно, к 70-м годам прошлого века отношение это во многом поменялось. Но что-то, видимо, оставалось.
   Работал бригадиром, льноводом, кладовщиком, пастухом.
   Достроил дом. В конце 70-х удалось восстановить инвалидность  (в молодости отказался!) и выйти на пенсию.
   Дом тоже для деревни нетипичен (и тут  «чудачество»!). Это коттедж на трёх ярусах: кухня, большая комната (гостиная), спальня.
   Дом для одиночки. С семьёй жить в нём было бы неудобно.
   И книги – везде, начиная с кухни. Основная часть, конечно, в большой комнате.
   Книги покупались в Верховажье, в Вологде, в поездках по стране. Беллетристики практически не было. Немного классической литературы – но главные русские классики: Пушкин, Лермонтов, Толстой, Достоевский, Тургенев, Чехов. Поэзия. Его любимые старые китайцы. Литература по садоводству. Научно-популярная по разным направлениям. По психологии. По истории. Справочники (в т.ч. подписное 3-е издание  «Большой Советской  Энциклопедии»). По искусству. Прекрасные альбомы лучших музеев – они и тогда были дороги и редки!
   И ведь всё это прочитывалось! Причём не просто  «поглощалось», прочитывалось внимательно, осмысливалось. Большинство из нас так читать почему-то не научились.
   Дневники вёл с 1947-го года! Каждый день. Уже с 70-х основное содержание дневников составляли письма. Письмо писалось сначала в тетрадь, а потом уже переписывалось адресату. Писалось часто несколько дней, объём – до десятка страниц! Темы? Да самые разные. Что делает. Книги. Встречи. Поездки. Телевизор. И мысли по поводу всего этого. Часто парадоксальные выводы. Странные письма, написанные в такой  «рваной» манере. Иногда их трудно читать – не всегда сразу улавливаешь смысл. Но интересно. Нечто похожее я позднее встретил, читая Василия Розанова, книги которого у нас стали издавать в конце 80-х.
    Пожалуй, приведу отрывки из одного письма. Человек встречает Новый, 1999 год.
    «31 декабря.  Уважаемый ………………!
                               С Новым годом!
   Делать мне сейчас нечего. Подготовился к встрече Нового года. Остаётся ждать. И решил писать письмо тебе…
    … Считаю, что сделал себе подарок к Новому году! После нескольких лет жизни в доме с пылью и грязью сделал генеральную уборку. В т.ч. застелил полы коврами и половиками. Которые до этого кормили моль на веранде. Комфорт.
   Был ли до этого счастлив или несчастлив? Удовлетворение испытываю.
   … В этом году решил (как и Бор. Ник.) встретить Новый год в кругу семьи.
   Никуда не ходить. Никого не принимать. Как сказал в магазине:  «Чугун картошки сварен». Собираюсь из двух 25-литровых бутылей отлить по бутылке вина. Чтоб не портилось, долить таким же количеством другого и снова запечатать. А две бутылки выпить в новогоднюю ночь, закусывая чугуном.
   В доме комфорт вместо счастья.
   … С чем приходишь к новому году?
   Ожидать от государства существенных прибавок пенсии для тебя не приходится. А также и выполнения льгот для инвалидов Отечественной войны.
   Того, что будешь получать, на жизнь тебе хватит (при отказе от всего, без чего можно обойтись). Но сберегать (вкладывать в банк) не удастся.
   Прославлять тебя уже не будут. Ты вышел из моды.
   Задуманные стройки – часовню и качулю – сделаешь.
   На Дальний Восток должен съездить.
   Париж при 20 руб. доллар несбыточен.
   В санаторий, скорей всего, не поедешь. Разве в Бабушкино. Без талонов недорого.
   Посадки больше делать не будешь. Саженцы будешь доращивать. Дубов садить не будешь. Продашь.
   Высадишь часть лимонников и вьющуюся малину.
   Привезёшь глины в озеро.
   Начнёшь осваивать ещё один овраг. С огораживанием.
   Ещё мост будешь делать.
   Воздержишься от траты денег на других.
   И от больших покупок.
   Итак, ты наметил довольно скромную жизнь в году 1999.
   … Не так далеко до двенадцати.
   Поставил на стол две бутылки вина. Вымыл и вытер до блеска рюмку. Налил. Принес ещё одну рюмку для другого вина. Налил. Намерен перечитать твоё письмо.
   Посмотрел на свет, понюхал, пригубил – читаю.
   … Уже час, как вошёл в новый год. Ленивенько пью. Закуска плохая? Нет и нет. Не только чугун.
   Потому что один? Нет. Не один пил бы ещё хуже. Потому что вино? Да.
   Но ведь пьют же вино. И очень много. Это я видел на Кавказе. Виноградное? Но ведь пьют же у меня. Хоть того больше. Потому что оно ничейное, не купленное, и для меня, и для них.
   А я не пью, потому, что у меня много? Может быть.
   Задумался – кто ты? Когда, как не в новогоднюю ночь?
   Так кто же ты, Ларька?
   Эту тему отчасти затронул в письме правнуку.
    Ты никогда не был общительным. Ты одиночка.
    Ты никогда не был умным. Для этого ты не мог сообразить вовремя.
    Ты так и не стал взрослым. Для этого у тебя не хватило ума.
    Ты считаешь себя относительно честным. До глупости.
    Ты работящий. И по рождению. И по воспитанию в детстве.
   Шагинян обыгрывает  «Время – деньги». Для неё время – есть время, которое идёт. И его нельзя терять.
   Ты, особенно в последнее время, живёшь с боязнью затратить время впустую.
   В молодости было, что ты не знал, что делать. Не умел, или не было возможности занять себя чем-то интересным.
   В молодости (и в детстве) тебя считали очень смазливым. И ты влюбился в себя. И не смог полюбить никого другого. Ты не любил дочь, внучку. И в правнуке любил себя. За то, что он у тебя есть. Это тоже ты.
   Что же сказать о себе хорошего, кроме сказанного?  В детстве ты ………… под себя. Теперь почти нет.
   Заставляешь себя пить. Для чего, не знаешь. И главное, менее вкусное – чернорябиновое, черносмородиновое с яблоками. Оставил на потом малиново-яблочное. Это тоже ты.
   Ты не воздержан на язык. Забывая, что  «Язык мой – враг мой» и  «Сказанное – серебро, не сказанное – золото».
   Сейчас модно жаловаться на то, сколько потеряли и теряют денег. Ты хвалишься, сколько находишь денег.
   Может, и верно – потому ты и находишь, что другие теряют? Как и то, что ты теряешь вино, потому что его находят другие.
   Ты способен сказать худое о человеке. Может, лучше, если и думать, то не говорить.
   Что ты взял от людей? Что ты дал людям? Ты схож с дырявым ведром. Сколько бы в тебя не вливали, всё куда-то выливалось. Иногда большой струёй, иногда по капле.
   С этим уходишь спать. Времени четыре. В бутылках вино»

Вот такое письмо. Верней, отрывок из письма. Выводы, конечно, каждый волен делать свои. На мой взгляд, в чём-то этот отрывок автора характеризует.
   Письмо заканчивается назавтра цитатой из Александра Яшина, строками, которые он вспоминал неоднократно и в письмах, и в разговорах.


               Мечтал один остаться
                     и остался.
               Живу один.
               Чего желать теперь? -
               Справляй победу,
               Не считай потерь…
               Но где же всё,
                     чего я добивался?
               Опять никто ко мне не постучался!
               За целый день никто не постучался!
               Никто!
              Никак!
              Хотя б не в душу -
              В дверь…


   Одиночка. Да, вероятно, бывают люди, которым суждено жить одним. Семьи никогда не было. Была дочь – результат случайного  «романа» в молодости. Насколько мне известно, всегда, без всякого участия государства, помогал материально её матери. Но говорил, что жить с ней вместе не смог бы.
   «Каждый выбирает для себя
     женщину, религию, дорогу…» — Ю. Левитанский.
  
   Разговоры при встречах. С выпивкой и без. На какие темы? Да разве упомнишь всё за более чем четвертьвековое знакомство? На разные темы, и всё  «за жизнь».
   О Советской власти. О коллективизации и репрессиях 30-х. О нашей несуразной экономике. О нежизнеспособности колхозного строя  (это всё ещё в 70-е говорилось).
   О школе. О воспитании. О психологии. О Фрейде и Юнге.
   Помнится, как-то даже пытались разобраться в экзистенциализме Сартра и др. По-моему, так и не разобрались.
   О книгах. Чаще о тех, что читал он. Иногда – о тех, что читал я.
   О войне почти не говорили. Как и многие ветераны, вспоминать о ней Илларион Иванович не любил. Не читал книг о войне, фильмов не смотрел.
   Только к 40-летию Победы предложил районной газете  «Путь к коммунизму» небольшой рассказ  «Как меня не наказали, хотя заслужил, и как наградили, хотя вроде бы не за что». Не напечатали.
   В разговорах привык выкладывать всё и о себе, и о собеседнике (то, что он называет  «правдив до глупости» и  «не воздержан на язык»). Уж кем — кем, а дипломатом Илларион Иванович не был! Но говорить человеку «в лицо» одно, а за спиной совсем другое – на это тем более не был способен!
   Подобные разговоры несколько раз заканчивались тем, что я уходил, решив: «Больше ни ногой!» Но потом отходило. Да и прав чаще всего был он.
   Пожалуй, нужно сказать несколько слов и о  «практицизме» Иллариона Ивановича. Слово  «практицизм» ставлю в кавычки, так как считаю, что был он всё же во многом показным.
   Да, расчётлив был. Довольствовался малым (для себя). Но скупым не был. Подарками не разбрасывался, но  «по мелочи» на гостей в этом доме тратилось много. Были, конечно, и заплатанные штаны и рубахи, в том числе и при приёме  «высоких гостей»  (типа депутата Лопатина). Были (раздражавшие порой) расчёты в разговорах и письмах. Дело в том, что при восстановлении банковской системы в 90-х ради привлечения перепуганных клиентов некоторые серьёзные банки давали за срочный вклад  серьёзные проценты. И Илларион Иванович решил на этом сыграть. В затею, конечно, не верил никто. Но ведь получилось! И всё-таки смог он купить себе  «Ниву» вместо положенной по закону, но так и не полученной от государства бесплатной автомашины. И года два катался на ней, потешая земляков своими ДТП (главные: задумался, не успел затормозить, повернуть – съехал в канаву).
    И в этом тоже Илларион Иванович! Как говорится, что выросло – то выросло!
  
   Много ездил по стране. Особенно когда появилось больше свободного времени и ветеранские льготы на проезд. Но и до этого он много, как говорил,  «катался». Кавказ, Средняя Азия, Прибалтика, Дальний Восток, Алтай, Украина, Белоруссия, Сибирь – Западная и Восточная. Вполне серьёзно были в планах Финляндия и Париж. Думаю, что съездил бы, если б не  «дефолт» 98-го года. Или ещё пятилетка жизни.
   Именно из поездок и привозились новые обитатели сада, которым предстояло  «по методу Остапа Бендера» попробовать прижиться на севере Вологодской области.
   И всё же главная черта этого человека – поразительная трудоспособность. Она, впрочем, вообще характерна для людей его поколения и более старших. Мы уже были другими, к сожалению.
   «Как это – нечего делать? В деревне мужики говорили: один раз дом кругом обошёл – три работы нашёл!»
   И он находил – и три, и трижды три. И успевал их делать.
   Не подвержен был главной российской  «болезни». Наутро после любого застолья (а выпить любил!) был, что называется,  «как огурчик». И шёл работать.
  
   Чугла началась в середине 80-х. Началась с того, что привезённые когда-то из-под Пскова дубы дали богатый урожай  жёлудей.  Места для посадки возле дома уже не было. И тогда Илларион Иванович попросил в колхозе небольшой – около гектара – участок земли. Чуглу, что была за деревней, над  рекой.
   Чугла – это песчано-гравийный бугор, поросший соснами. За ним начинался склон речной долины, тоже заросший, но уже в основном ольшаником. Термин  «чугла», видимо,  пришёл из языка дославянского населения наших мест. Во  всяком случае, мне известны ещё две  «чуглы», километрах в четырёх от этой. Два таких же песчано-гравийных бугра, один напротив другого на разных берегах речки Самылихи: за дер. Матвеевской возле Горного поля (в моём детстве он тоже был заросшим  соснами) и за дер. Мухинской (Конец), где был небольшой карьер.
   Сосны на вершине Чуглы Илларион Иванович оставил, а вот ольшаник стал вырубать, выкорчёвывать пни. Огородил вновь обретённый участок. Всё это делалось в одиночку. Человеку пошёл седьмой десяток!
   На освобождённом от кустов угоре начала буйно расти трава, иван-чай. Всё это выкашивалось и укладывалось в компост. Привозился (за бутылку) навоз. Растаскивался на тачке. Готовились ямы под  деревья, в них укладывался компост, навоз, почва. Начались посадки.
   На следующий год уже окашивались междурядья.
   Был выписан лес. Заготовлен (топором и ручной пилой). Вывезен. Окорён. На вершине бугра начал строиться  «дворец».  «Какой парк без дворца?!»  «Дворец» — метра три на три,  с одним окном и галереей – балконом, с прекрасным видом на парк и Осташево.
   И это тоже всё в одиночку.
   Немного пониже  «дворца», где пробивался небольшой ключик, был выкопан  «пруд» — тоже примерно три на три, через него перекинут мостик. В  «пруд» запущены несколько пойманных на реке подъязков. И ведь выжили! Ходил, подкармливал.
   Осенью привозилась солома (за бутылку!). Саженцы прикрывались к зиме от мороза. Навоз. Компост. Ямы. Посадки.
   Привозились новые саженцы. Вскоре места хватать не стало. Попросил ещё земли. Дали. Начал разрабатывать угор  дальше – вырубка ольхи, кустов, корчевание.
   Затеял ещё один пруд – в овраге протекал небольшой ручеёк. Мост через овраг. Плотина. Привозилась глина. На тачке к месту работ. Утрамбовывалась.
   Вода уходила. Всё начиналось сначала.
   Потом снова потребовались площади. Попросил – дали. Земля же бросовая. Только  небольшой – метров  50 на 50 – кусочек поля вдавался во вновь осваиваемый парк. Позже отдали и этот кусок.  
   В конце концов площадь парка достигла почти четырёх гектаров.
   Была построена ещё  «избушка на курьих ножках» — она же  «избушка Бабы Яги», в конце 90-х – часовенка.
   Продолжалось это всего лишь лет пятнадцать. С ранней весны до поздней осени. Изо дня в день. Конечно, с перерывами на поездки, главным образом за саженцами. Ну, и чтоб мир посмотреть. Иногда в санаторий (впрочем, он и лечился, по-моему, главным образом работой!). При этом продолжались, хотя и в меньшем объёме, работы в саду у дома. Что-то погибшее – убиралось. Осенью собирался урожай: яблоки, малина, смородина, крыжовник, клубника, вишня, черёмуха, черноплодная рябина. Варилось варенье. Ставилось на брожение две двадцатипятилитровых бутыли вина (оно разным получалось, но часто – весьма неплохим). Яблоки частью продавались, частью раздавались местной ребятне. Кроме того, осенью также заготавливались клюква и брусника – в основном на продажу.
   Помощь? От колхоза, конечно, была. Давали технику – привезти навоз, глину, лес; предоставляли пилораму – напилить  досок. От руководства районного -  никакой. Помню, моя попытка заинтересовать председателя райисполкома в 1990-м году рассказом о том, что вот, мол, пенсионер, инвалид войны выращивает парк и т.д.,  была  встречена без всякого интереса. Были в полукилометре. Не заехали.  Не заинтересовались и два журналиста газеты  «Путь к коммунизму», с которыми я как-то беседовал в колхозной конторе и возле Осташевского клуба.
   Из соседей кое-кто помогал (по просьбе Иллариона Ивановича). Большинство относилось так:  ну делает –  и делай!
   Любопытный эпизод вспоминается. В июне 1990 г. проводим в Осташеве сход по вопросам закупки молока у населения и торговле хлебом и комбикормами. Из района присутствовали:  зам.   председателя  райисполкома, председатель райплана, директор заготконторы, зам. председателя райпотребсоюза. После долгих дебатов, когда уже вроде бы поутрясли  основные вопросы, Илларион Иванович  задал свой – где можно купить вагонку? Тут поднимается возмущённый житель  дер. Харитоновской  NN.
   NN: «А вот чего это у нас Ларя, живёт один, третий дом строит, землю захватил (и т.д.)?!»
   Трапезникова (райплан): «Этот вопрос, пожалуйста, к сельсовету и колхозу!»
   Жительница  той же деревни ZZ: «А  они друзья дак, тут ничего не добиться!»
   Я: «Насколько мне известно, большая часть этой земли заросла ольхой и никак не 
        использовалась».
   NN и ZZ (почти хором): «Да там поле было! В серёдке поля! Да чтоб лесом заросло! Да всю
        деревню лесом заростил!»  
          
   Я: «И всё-таки большая часть никак не использовалась. А поля там совсем небольшой кусок.          
         Да уж если колхоз ему отдал… А скажите, что, по-вашему, надо там сделать?
   NN: «А сравнять всё с землёй!»
   Я: «Чтобы снова всё ольхой заросло?»
   Тут уже зашумели руководители колхоза, особенно Валерий Владимирович Антуфьев и главный агроном  Мария Александровна Макаровская. Смысл их реплик был в том, что человек делает бесплатно, мало того – за свой счёт, хорошее и важное дело. На этом инцидент заглох, хотя, конечно, ни  NN, ни  ZZ  всё это не удовлетворило.


   И уже только в середине 90-х годов появляется учитель биологии Нижнекулойской средней школы Надежда Николаевна Жукова с учениками. Они приезжали за 25 километров. Проводили обследование видового состава парка, ребята писали творческие работы. Было составлено научное описание  «Чуглы». И одновременно школьники оказывали вполне реальную помощь.
   Насколько я понимаю, именно Надежда Николаевна и подняла в районе  «шум», сумев убедить руководство в важности и нужности дела И.И. Дудорова. А может, и в полезности этого дела для самого руководства! И на  «Чуглу» зачастили гости. Корреспонденты областных и центральных газет. Телевидение и радио. Депутат Госдумы Лопатин. Дважды приезжал  губернатор  В.Е.Позгалёв.
   Так пришла слава!
   Приезжали учителя района с учениками. Приезжали люди, увидевшие парк и его создателя по  ТВ. Через  «Известия» нашёл его сослуживец  по военным годам полковник в отставке Титов. Илларион Иванович получал массу писем от людей из разных концов страны. В 1998 году Общественное объединение женщин  «За мир и гармонию» наградило его медалью  «Золотое сердце».
   Я уже в это время жил достаточно далеко и бывал редко, о событиях  «пика славы» знаю в основном по письмам. Могу только сказать, что он не изменился. Разве что бороду свою Илларион Иванович отрастил именно в эти годы! Конечно, всё это было приятно. Но во многом отвлекало от работы. Иронизировал над патетическими  «загибонами» пишущих о нём журналистов. Иронизировал над собой, описывая полученные фотографии встречи с депутатом Лопатиным: « …Лопатин выглядит вальяжно… На Ларьке страшно грязные штаны…».
   И по-прежнему крепко вкалывал.
   «5.01 (1999) Окорил три дерева. (Он начинает строить часовню – А.С.) .
     11.01. При окорке заснеженных брёвен  при  — 30 расщелялись пальцы рук. А корить нужно.
      Это единственная сейчас работа.
     13.01.  … до потёмок успел окорить пятое на сегодня бревно.
     14.01.  Три бревна окорил. Обед. Сегодня потеплело.
                «Шаддад – в мусульманских легендах нечестивый царь, осмелившийся создать
                сад по типу рая. Разгневанный  такой дерзостью аллах уничтожил и Шаддада, и
                всё его племя».
                           «Восточный альманах»
         Ты уже пожил. Жаль твоего немногочисленного племени.
     15.01.  Окорил семь брёвен. И ещё кряжевал. Но работал долго. И крепко устал.
     22.01.  Начал рубить часовню.
     29.01.  Сегодня потеплело. Уже не за – 40, а -25. Работал на Чугле.  По дороге домой заметил,
      что поясница не даёт разогнуться. Дома перетянул её шарфом, полежал на печи. И ещё
      сходил на Чуглу. Приделал третье бревно седьмого ряда.
     30.01.  С Чуглы меня увели три начальника…  После их отъезда сбегал и дорубил седьмой ряд.
      И накатил два бревна восьмого».

   В июле 2000 года Иллариона Ивановича не стало.


   Человек прожил на Земле отмеренный ему срок. Что он оставил после себя? Остался парк.
Чугла – «моя новая игрушка» — стала главным делом жизни Иллариона Ивановича Дудорова. Это след, оставленный им на Земле. Если хотите, памятник. Памятник не только его создателю, памятник  всему его поколению, людям, отстоявшим в тяжелейших боях независимость Родины, поднимавших послевоенную страну из разрухи. Людям, ещё хотевшим и умевшим работать на земле.
   И если мы хотим, чтобы Россия продолжалась, мы обязаны сохранить этот маленький её уголок.
   29 декабря 2001 года «Парк Дудорова» объявлен охраняемой территорией Вологодской области. По данным Н.Н.Жуковой, в парке произрастают 181 вид дикорастущих и 110 видов интродуцированных   (т.е. привезённых сюда из других районов страны) растений. Дуб черешчатый, клён остролистный, сибирская (кедровая) сосна, айва японская. И много других. Более 2000 экземпляров деревьев и кустарников.
   К сожалению, без ухода всё это великолепие существовать не может. А уход за парком, насколько  я понимаю, осуществляет только Надежда Николаевна Жукова с учениками, приезжая сюда из Нижне-Кулоя. Честь им, как говорится, и хвала! Только где же другие энтузиасты?
   Но энтузиасты могут только иногда прийти и навести порядок. Чтобы парк жил, нужно его, во-первых, охранять, во-вторых, осуществлять уход  регулярный, убирая погибшие деревья, высаживая новые. Уход  нужен  и за строениями – они, к сожалению, разрушаются намного быстрее, чем посадки. А тогда вопрос должен ставиться несколько по иному:  а где же муниципальные и государственные органы, одной из обязанностей которых и является забота об  «особо охраняемых территориях»?
   Может, руководству района стоит попробовать привезти на Чуглу нового губернатора – он вроде бы человек, достаточно лёгкий на подъём? А если начальству визит понравится – ведь и кое-какие «дивиденды» получить можно?