Искусство Врачевания

СЕРГЕЙ МОГИЛЕВЦЕВ



ИСКУССТВО ВРАЧЕВАНИЯ

Комедия в 4-х действиях









УЧАСТВУЮТ:

Г а м а ю н о в Б о н и ф а ц и й П е т р о в и ч, крупный бизнесмен, миллионер, больной со стажем.
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а, его супруга.
В а с и л и с а, его дочь.
О л а б ы ш е в а Л ю д м и л а В а с и л ь е в н а, его сиделка.
С т а р а т е л ь н а й В а л е р и й П р о к л о в и ч, его секретарь. А ф р и к а н о в Д а н и л а Ю р ь е в и ч, его друг детства.
М и х а и л, сокурсник В а с и л и с ы.
В о л ь д е м а р, племянник А ф р и к а н о в а.
В р а ч и - ш а р л а т а н ы:
З а в а л и й М а р ь я н а А н т о н о в н а, она же Г о с п о ж а С о п л и в о г о Н о с а.
Д е л ь ф и й с к и й Г у с т а в А д о л ь ф о в и ч, он же Г о с п о д и н З а д н е г о П р о х о д а.
Ш у л ь ц е н б е р г М а р к А в р е л ь е в и ч, он же П р о ф е с с о р Б е л о й Г о р я ч к и. Н е п а р н о к о п ы т н о в С а т и р К е н т а в р о в и ч, он же А к а д е м и к М у ж с к о г о Д о с т о и н с т в а.
В е з д е с у щ а я Г е н р и е т т а Х р я к о в н а, она же Г о с п о ж а Ё к а ю щ а я С е л е з е н к а.
К у к а р е к о в П е т р Н а с к о к о в и ч, он же Г о с п о д и н М о ч е в о й П у з ы р ь.
К о с т я К р о л и к, модельер со стажем.
П р о с и т е л и.





ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ


Гостиная в особняке Г а м а ю н о в а. По бокам несколько дверей, ведущих в разные помещения. Шкафы и столы уставлены всевозможными лекарствами, а также медицинскими книгами и брошюрами; в глубине комнаты ширма.
Г а м а ю н о в один, одетый в халат и комнатные тапочки, сидит в кресле, говорит сам с собой.


Г а м а ю н о в (словно на исповеди). Я болею уже десять лет. Не помню, с чего все началось, кажется, с булавочного укола, который я лечил более тщательно, чем этого требовали обстоятельства. Возможно, я испугался заражения крови, и меня положили в больницу, выкачав из моего несчастного пальца приличные деньги. Оно и понятно: к тому времени я заработал свои первые миллионы, став владельцем заводов, газет, пароходов, построил этот вот особняк (обводит вокруг руками), и из меня вполне можно было качать. Потом я последовательно лечился от коклюша, геморроя, насморка и чахотки, заплатив врачам такие солидные деньги, что это чуть не подорвало основы моего финансового благополучия. Впрочем, конъюнктура на рынке в то время была довольно благоприятная, и врачи, войдя во вкус, нашли у меня еще с десяток разных болезней, в том числе и таких экзотических, как тропическая лихорадка, ночное недержание мочи и паническую боязнь темноты, отчего с тех пор мне приходится спать при свете и постоянно иметь под рукой ночную вазу. Впрочем, это были еще цветочки, ибо лечиться, обследоваться, посещать лечебные учреждения и принимать врачей на дому стало с этих пор моим главным занятием, и не меньше половины тех средств, которые зарабатывают для меня мои заводы, газеты и пароходы, уходит на оплату врачей, которые роятся вокруг меня, как рой мерзких бесов, ставят градусники под мышку и в задний проход, заглядывают в горло и в нос, стучат по ребрам, просвечивают рентгеном и ультразвуком, и находят каждый день что-нибудь свеженькое, такое аппетитное и дорогостоящее, что скоро, вероятно, мне нечего будет в случае смерти оставить дочери и жене, прямым наследникам моего некогда огромного состояния. Впрочем, дочери, по всему, нет до меня дела, а жена, кажется, изменяет мне с секретарем, который, думаю, надеется в будущем занять мое теплое место (похлопывает рукой по креслу). Интересно, будет ли он болеть так же, как я, или найдет своим деньгам какое-то новое применение? (Улыбается.) Однако меня, кажется, это совершенно не трогает, ибо для того, кто хронически болен, причем сразу всеми болезнями, которые существуют в природе, эти мелочи уже не имеют большого значения. (С хитрецой в глазах.) Кстати, вы не пробовали выгонять солитера, который живет в каждом из нас, хотя не каждый об этом догадывается? Не пробовали? и я до последнего времени тоже не пробовал, но сегодня утром все же решился, и вот сейчас, кажется, пришла пора познакомиться с этим красавцем. Ничего не поделаешь, придется немного отвлечься, и позвать сиделку, которая находится рядом со мной круглые сутки, и так хорошо здесь освоилась, что помыкает мной, словно своей болонкой, или комнатным мопсом. (Кричит.) Людмила Васильевна, Людмила Васильевна, кажется, он уже лезет!


Открывается дверь, и входит О л а б ы ш е в а. В руках у нее ночной горшок.


О л а б ы ш е в а. Кто лезет, Бонифаций Петрович?
Г а м а ю н о в. Как кто? Конечно же, солитер! давайте быстрее ночной горшок, хоть я и не понимаю, почему его так зовут, ведь добрым людям, бывает, приходится пользоваться им и среди белого дня.
О л а б ы ш е в а (всплеснув руками, и подавая Г а м а ю н о в у горшок). Ах, Боже ты мой, неужели лезет? кто бы мог подумать, ведь из вас, Бонифаций Петрович, вылезло уже все, что только возможно, и вы теперь чистенький, словно стеклышко, через которое смотрят на мир невинные дети. (Озабоченно.) Идите быстрее за ширму, и делайте там все, что нужно делать в подобных случаях, а я уж как-нибудь постою здесь в сторонке, зажав нос, и готовая в любой момент прийти к вам на помощь!


Поднимает Г а м а ю н о в а с кресла, и тот, с горшком в руках, кряхтя и охая, уходит за ширму. Слышны звуки горшка, который ставят на пол, все те же оханья и причитания, потом небольшая пауза, и наконец радостный вопль: «Лезет, подлец, лезет!»


О л а б ы ш е в а (посередине комнаты, зажав нос пальцами). Неужели лезет, Бонифаций Петрович?
Г а м а ю н о в (из-за ширмы). Еще как лезет, Людмила Васильевна, еще как знатно лезет! Первое время, подлец, ни за что не хотел вылезать, а теперь, видно, его приперло, как негодяя, к самой стенке, и он уж ни за что не останется незамеченным. Скоро, Людмила Васильевна, мы увидим его во всей непристойной красе, во всей, так сказать, наготе, и насладимся сполна этим красивым зрелищем. Вы за меня пока поболейте и потужьтесь немного, чтобы я смог с ним справиться окончательно, а потом мы его, подлеца, заформалиним в пузатой банке, и выставим на всеобщее обозрение, как военный трофей, добытый на кровавой охоте.
О л а б ы ш е в а (с зажатым носом). Да я и так, Бонифаций Петрович, болею за вас что есть сил, словно за себя саму. Тужьтесь быстрее, и кончайте с этим позорным делом, потому что у вас новые болезни на носу, и скоро сюда придут доктора, которые у вас их открыли. Одним словом, тужьтесь, Бонифаций Петрович, и не тратьте лишние силы на разговоры.


Некоторое время из-за ширмы слышны только неопределенные звуки, иногда удивленные, иногда радостные, перемежаемые скрипом горшка об пол, а потом радостный вопль Г а м а ю н о в а: «Готово, Людмила Васильевна, можете выносить подлеца!»
О л а б ы ш е в а решительно проникает за ширму, выходит с горшком в руках, внимательно изучает его содержимое.


О л а б ы ш е в а (выходящему из-за ширмы Г а м а ю н о в у, который подтягивает штаны). Опять вы, Бонифаций Петрович, попали впросак, нет у вас никакого солитера в горшке! зря только обделались посреди бела дня, да воздух в квартире испортили.
Г а м а ю н о в (ошарашенно). Как так зря панику поднял и все прочее, чего я не хочу повторять? как так нет никакого солитера? а куда же он в таком случае делся?
О л а б ы ш е в а (потрясая горшком). Не знаю, куда он у вас делся, быть может, залез в карман, или прошмыгнул под столом, но только в горшке его нет. Выходит, зря принимали лекарство, да слабительное пили, после которого, думаю, вас еще не один раз за ширму потянет. (Глядя на горшок.) Пойду, вынесу это подальше, пока никто сюда не зашел!


Уходит.


Г а м а ю н о в (садясь в кресло). Действительно чудеса. Выходит, я этого солитера, про которого доктор прожужжал мне все уши, выгнал не до конца, и он у меня внутри до поры до времени еще затаился. Одно из двух: или лекарство, выгоняющее эту заразу, оказалось просроченным, или слабительное подействовало не до конца. Впрочем (с опаской поглядывает на ширму, из-за которой только что вышел), со слабительным, кажется, все было в порядке. (Умильно глядя в пространство.) Вот вам, граждане, чудеса медицины, до которых нормальным умом додуматься невозможно!


Некоторое время сидит, улыбаясь бессмысленно и блаженно.
Входит О л а б ы ш е в а, заносит пустой горшок за ширму, возвращается назад.


О л а б ы ш е в а (деловито). Пусть он постоит пока что за ширмой, неизвестно ведь, что из вас может полезть в ближайшее время: то ли солитер, то ли чистое молоко потечет, как из святого, или великомученика. Большие деньги сможем тогда заработать, ваш ведь собственный бизнес, по слухам, совсем развалился за последнее время, а сами вы скоро останетесь совсем без гроша!
Г а м а ю н о в (успокаивающе). О моих деньгах и о моем бизнесе, Людмила Васильевна, можете нисколько не беспокоиться, ибо в этой стране для управления производством вовсе не требуется непосредственное участие. Здесь можно вообще жить за границей, и быть хозяином футбольного клуба, или горного курорта в Швейцарии, а денежки, тем не менее, все равно будут течь в твой карман. Так что на мой век денег хватит и на докторов, и на то, чтобы после меня не бедствовал никто из наследников, коих, как вы знаете, всего-навсего двое. А вот насчет того, что во мне уже вообще ничего не осталось, тут вы не правы. Доктор говорит, что в каждом человеке живет столько разный гадости и паразитов, что их за всю жизнь можно не вывести, хоть каждое утро принимай прорву слабительного. Кстати, не вы ли сами носили мои анализы в лабораторию, которая нашла у меня две острицы, а доктор потом два месяца лечил меня от этой заразы?
Л ю д м и л а В а с и л ь е в н а. В том-то и дело, что две острицы, одна из которых была дохлой, а вторая, кажется, принадлежала не вам, а кому-то другому. Между прочим, лаборантка, которую вы десять дней заставляли считать эти острицы, уволилась с работы, и сейчас лечится от нервного тика!
Г а м а ю н о в (равнодушно). Ничего, пусть полечится, надо было получше считать, тогда бы и проблем не было никаких!


Через боковую дверь заходят А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а и С т а р а т е л ь н ы й.


А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (с напускной нежностью обнимая Г а м а ю н о в а и целуя его в щеку). Дорогой, а вот и мы, твоя супруга и твой секретарь! Бегали с утра по городу, искали опытного адвоката, который бы мог уладить твои расстроенные дела. Пока, дорогой, ты болеешь, твои дела расстраиваются все больше и больше, а это, в свою очередь, расстраивает меня и Валерия Прокловича (указывает на секретаря). Валерий Проклович такой внимательный, такой нежный (несколько мгновений с любовью смотрит на Старательного), так глубоко к сердцу принимает твое болезненное состояние, что, кажется, готов вместо тебя пройти через все те процедуры, которые прописывают тебе врачи, и выпить разом все те лекарства, которые пьешь ты вот уже десять лет!
Г а м а ю н о в (сразу же оживляясь). Что, готов пройти через все процедуры и выпить все те лекарства, которые пью я? (Кричит.) Людмила Васильевна, немедленно несите сюда мою ночную вазу, сиречь мой бесценный горшок, сейчас мы у Валерия Прокловича будем выгонять солитера!
О л а б ы ш е в а (из-за двери). Сейчас несу, Бонифаций Петрович! (Заходит в гостиную, выносит из-за ширмы ночной горшок, и торжественно протягивает его Старательному.)
С т а р а т е л ь н ы й (отшатываясь в сторону, закрываясь от горшка рукой). Простите, не понял, какой солитер, какая ночная ваза?
А н ж е л и к а Владимировна (укоризненно, мягко, и очень фальшиво). Прости, Бонифаций, но Валерий Проклович не понимает, о каком солитере и о какой ночной вазе ты говоришь?! Ты, Бонифаций, очевидно, перепутал его с кем-то другим!
Г а м а ю н о в (так же весело). Ничего я не перепутал! Раз он такой самоотверженный и такой преданный мне секретарь, как ты только что говорила, и готов пройти через все, через что прошел я, то пусть примет таблетки, изгоняющие солитера, которые сегодня утром, согласно указанию доктора, принял я, а потом запьет их изрядной долей слабительного. Пусть на деле покажет, какой он верный и преданный мне секретарь! (Вынимает из одного кармана халата коробку с таблетками, а из другого бутылек с надписью: «Слабительное». Протягивает их С т а р а т е л ь н о м у.) Пей, а не то буду сомневаться в твоей преданности и старательности!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а(укоризненно). Бонифаций Петрович, не хочешь ли ты на самом деле ...
Г а м а ю н о в (перебивая ее, С т а р а т е л ь н о м у). Пей то и другое, а не то уволю тебя, и найду себе нового секретаря! (О л а б ы ш е в о й.) Людмила Васильевна, дайте ему стакан воды, а когда подействует, отведите за ширму!
О л а б ы ш е в а (с ночным горшком в руках, ставя его на пол, и беря со стола стакан с водой). Конечно, Бонифаций Петрович, почему бы и нет!? (Подает С т а р а т е л ь н о м у стакан с водой.) Меня вы таким способом уже лечили, угрожая уволить из ваших сиделок, теперь вот дошла очередь и до секретаря. Скоро вы и до Анжелики Владимировны дойдете, а там и до вашей дочери недалеко. Будем мы все чистенькими, как прозрачные стеклышки, и все похожи на вас, нашего болезного благодетеля!
А н ж е л и к а Владимировна (в ужасе всплескивая руками). Нет, нет, только не это! (С т а р а т е л ь н о м у.) Пей, Валерий Проклович, пей за всех нас, а потом беги за ширму, и делай то, что положено в этих случаях. Неси свою долю ответственности, раз уж вызвался работать секретарем у этого ненормального! (С улыбкой, Г а м а ю н о в у.) То есть, дорогой, я хочу сказать, у этого глубоко больного и глубоко любимого мной человека. (Опять С т а р а т е л ь н о м у.) Пей немедленно, а не то останешься на всю жизнь секретарем, и поиски адвоката для улаживания семейных проблем я продолжу с кем-то другим!


С т а р а т е л ь н ы й с трясущимися руками принимает таблетки с изрядной дозой слабительного, и запивает водой, которую подносит ему О л а б ы ш е в а.


О л а б ы ш е в а (Г а м а ю н о в у). Бонифаций Петрович, горшок опять за ширму поставить? (Показывает на стоящий посередине комнаты ночной горшок.)
Г а м а ю н о в. Конечно, поставь за ширмой, будем бегать туда по очереди, чтобы не было обидно ни тому, ни другому.


О л а б ы ш е в а заносит горшок за ширму, возвращается назад.


Г а м а ю н о в (С т а р а т е л ь н о м у). Валерий Проклович, а от остриц таблетки не желаешь принять?
С т а р а т е л ь н ы й (отшатываясь, как от привидения). Нет, нет, спасибо, достаточно и от солитера!
Г а м а ю н о в (с хитрецой). И напрасно, хорошие таблетки, мне их из-за границы сюда привезли, специальный самолет пришлось для этого заказывать!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (меняя тему разговора). Вот об этих-то лекарствах и этих самолетах мы и хотели с тобой, Бонифаций, поговорить. Твое лечение, длящееся уже десять лет, и твои лекарства, выписываемые из-за границы в огромных количествах, а хуже всего твои врачи, счет которым я потеряла уже давно, довели тебя до полного разорения. Или почти до полного, так что еще немного, и тебе нечем будет не то, что прогонять солитера, но даже вылечить обыкновенный насморк!
Г а м а ю н о в (со знанием дела). Обыкновенный насморк, дорогая, лечить гораздо сложнее, чем выгонять солитера. И дороже, поверь уж моему немалому опыту! Обыкновенный насморк, уж если он прицепился к порядочному человеку, невозможно вылечить без опытного врача, желательно гомеопата и гипнотизера, а также знатока народных рецептов. Обыкновенный насморк, Анжелика Владимировна, это, чтобы ты знала, вообще самое сложное в мире заболевание, и если уж он к тебе прицепился, то прицепился, словно проказа, на всю оставшуюся жизнь!
С т а р а т е л ь н ы й (решительно выступая вперед). Бонифаций Петрович, ваше материальное положение достигло своей критической точки! Ваша финансовая империя рушится, и в скором времени погребет под собой всех нас, если немедленно не принять решительных действий!
Г а м а ю н о в (равнодушно). А ты-то чего боишься, Валерий Проклович? Погребет, так погребет, беда невелика, найдешь себе нового хозяина, благо, что миллионеры в России растут, как грибы после дождя!
С л у ч а й н ы й (упрямо наклонив голову). Моя преданность вам, Бонифаций Петрович...
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. Его преданность тебе, Бонифаций, доказана хотя бы тем, что он выпил всю эту гадость (показывает на стол, где лежат таблетки и слабительное), и поисками опытного адвоката, который бы уладил все твои запутанные дела.
Г а м а ю н о в (зевая). Какие запутанные дела? Мои нефтяные вышки работают бесперебойно, с утра и до вечера, качая нефть, которая не кончится в ближайшие двести лет. Мои заводы выплавляют сталь и чугун, которые нужны для танков и памятников, ибо нужда в последних, как известно, не кончится никогда, и находится в прямой зависимости от первых. Мои пароходы бороздят моря нашей прелестной планеты, а газеты каждый день выходят огромными тиражами, и при этом, как ни удивительно, окупаются, ибо в них правильно и с нужных позиций излагается текущий политический момент. (Снисходительно, словно школьнику.) Если, Валерий Проклович, правильно излагать нужный курс и не высовываться, то можно болеть до бесконечности, и не то, что не обеднеть, но даже наварить неплохие проценты!
С т а р а т е л ь н ы й (идя ва-банк, выпаливает). Вам нужно передать дела Анжелике Владимировне, а самому спокойно лечиться, не волнуясь из-за нефтяных вышек, которые стоят на вечной мерзлоте, и могут внезапно потечь вследствии глобального потепления климата, и из-за текущего политического момента, который вы можете неправильно истолковать! (Внезапно хватается за живот.) Ой, ой, что это?
Г а м а ю н о в (радостно). Что, лезет? Неужели, брат, и у тебя тоже лезет? Беги быстрее за ширму, и не забудь сесть на горшок, а то упустишь мерзкого змия, и не будешь знать наверняка, вылез он из тебя, или нет.


С т а р а т е л ь н ы й, держась за живот, убегает за ширму.


Г а м а ю н о в (обращаясь к ж е н е). Вот видишь, дорогая, спокойно лечиться не получается ни у меня, ни у Валерия Прокловича. Если не поспешишь, да не зажмешь поскорее колени, можно такое посреди комнаты учинить, что поставишь и себя, и других в неловкое положение. (Старательному, за ширму.) Ну что, Валерий Проклович, вылез?
С т а р а т е л ь н ы й (из-за ширмы, жалобно). Нет, пока что не вылез, но скоро, думаю, вылезет.
Г а м а ю н о в (одобрительно, ж е н е). Учись, Анжелика Владимировна, моя школа, я воспитал!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. И все же, Бонифаций, я бы хотела вернуться к начатому разговору. Твои непрерывные болезни ставят всех нас в очень щекотливое положение. Мы с Валерием Прокловичем нашли адвоката, который очень толково подготовил нужные документы. (Подает Гамаюнову папочку с документами.) Подписав их, ты развяжешь руки и себе, и всем нам, болеющих за тебя всей душой, и сможешь спокойно лечиться, не думая больше ни о своих нефтяных вышках, которые могут внезапно поплыть, ни о газетах, которые могут напечатать что-то не то.
Г а м а ю н о в (весело). А я о них и так не думаю, и ничего, лечуть себе уже десять лет, на радость вам и докторам – кровопийцам. (Снисходительно.) Ну ладно, давай сюда свои документы, посмотрю на досуге, что это такое, и, может быть подпишу. (Кричит через ширму С т а р а т е л ь н о м у.) Ну что, друг Старательный, вылез твой змий, или не вылез?
С т а р а т е л ь н ы й (выходя из-за ширмы, и застегивая по дороге штаны). Нет, Бонифаций Петрович, не вылез, хоть я и очень старался.
Г а м а ю н о в. Это оттого, что, как утверждает доктор, он прочно в тебе укоренился, и его не прошибешь обычными способами. Но скоро мне достанут такое лекарство, после которого любой солитер, даже самый закоренелый, вылезет обязательно. Ты отдыхай пока, а я пойду сосну часок-другой, скоро начнутся визиты врачей, и мне необходимо к этому времени быть свеженьким, словно огурчик!


Уходит с папочкой под мышкой.
О л а б ы ш е в а, которая до этого скромно стояла в сторонке, забирает за ширмой горшок С т а р а т е л ь н о г о, время от времени заглядывая в него, и укоризненно покачивая головой.


А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (кидаясь с разбегу в опустевшее кресло). Крепись, Валерий Проклович, крепись, и молча сноси все издевательства. Уверяю тебя, что осталось немного, и скоро эти солитеры, вкупе с острицами, слабительным, гипнозом, гомеопатией и докторами его совсем доконают. Главное, что он взял документы, то есть заглотнул наживку, а там уж дело времени и терпения. Думаю, что этот идиот все же подпишет бумаги, и тогда вся империя будет наша. А после и на принудительное лечение мерзавца не грех будет сослать! Пусть покормят его в санатории со слюнявчиками и чайными ложечками, пусть попотчуют манной кашкой за все мое десятилетнее унижение и терпение!
С т а р а т е л ь н ы й (испуганно, озираясь по сторонам). Не так громко, Анжелика Владимировна, ведь у стен есть уши!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (нетерпеливо отмахиваясь). Да кто здесь может нас услышать!? У этого идиота давно уже заложены уши, вместе с носом, горлом, и задним проходом, которые он лечит одновременно, и, кажется, одними и теми же средствами. А что касается этой сиделки, Олабышевой, то она получает за труд свой такие хорошие деньги, что готова с утра до вечера выносить горшки хоть с солитерами, хоть со святой водой, которая, по ее уверению, время от времени из него изливается, словно из артезианской скважины. Нет, она нам не помеха, нам главное не дать обойти себя моей падчерице, его дочери от первого брака, которую он любит без памяти, и, кажется, готов сделать своей главной наследницей.
С т а р а т е л ь н ы й (хищно подавшись вперед). Опоить идиота чем-нибудь, и дать подписать все бумаги, а потом задушить подушкой в углу! Думаю, что иного выхода, Анжелика Владимировна, у нас скоро не будет!
Г а м а ю н о в а (угрюмо). Надо будет, так и придушим, если остальные средства не смогут подействовать! Мы в своем праве, мы своего не упустим, благо, что десять лет ждали необходимого случая!
С т а р а т е л ь н ы й (бросается к Гамаюновой, обнимает ее колени, покрывает руки поцелуями). Анжелика Владимировна, дорогая, пойдемте отсюда, забудем на миг обо всем, не станем скрывать своих чувств!
Г а м а ю н о в а (подчиняясь ему, поднимаясь с кресла). Ах, Валерий Проклович, что ты со мной делаешь?!


Скрываются в соседней двери.
В комнату на цыпочках заходит О л а б ы ш е в а.


О л а б ы ш е в а. Ах, мерзавцы, ах, подлецы, издеваются над больным человеком, и плетут заговор против его единственной дочери! Ну ничего, я этого не допущу, я этому помешаю, я невинного ребенка ни за что в обиду не дам!


Решительно притопывает ногой, уходит в соседнюю комнату.
Заходит В а с и л и с а, оглядывается по сторонам, и вытаскивает за руку М и х а и л а. Садится в кресло отца.


В а с и л и са (радостно). Вот это кресло моего папы, он тут болеет большую часть дня, и общается с докторами, которые бессовестно его обирают. Впрочем, зарабатывает он еще быстрее, чем тратит на лечение и докторов, и поэтому положительное сальдо в нашей семье сохраняется без изменения.
М и х а и л (удивленно). Как болеет большую половину дня, объясни, если не трудно?
В а с и л и с а. Видишь-ли, раньше мой папа был удачливым бизнесменом, и построил этот особняк (обводит по сторонам руками), как символ своего могущества и удачливости. Но однажды он заболел, – кажется, это был какой-то пустяк, вроде банального насморка, – и его стали лечить по новой методе, то есть бессовестно обирать, и выписывать кучу абсолютно ненужных рецептов. Насморк у него через какое-то время прошел сам собой, но вслед за насморком доктора, которые прицепились к нему, словно пиявки, обнаружили у моего папы кучу разных болезней, и обнаруживают их непрерывно уже в течение десяти лет. Мне кажется, что они просто листают медицинские справочники, и тычут наугад пальцем в первые попавшиеся страницы, а потом выписывают папе новый рецепт и новый счет за услуги, польза которых очень сомнительна. Самое же грустное, а может быть и смешное, что папа вошел во вкус такого лечения, он стал добровольным больным, и такое состояние, судя по всему, его вполне устраивает. Его, а также всех шарлатанов – врачей, которые его ежедневно пользуют и используют. Одним словом, он поменял профессию, превратившись из бизнесмена в больного, и, кажется, даже не заметил этого.
М и х а и л. И что же, никто не пытался этому помешать?
В а с и л и с а. А кто мог этому помешать? Мама к тому времени уже умерла, я была еще маленькой, и папа женился во второй раз на женщине, которая обманывает его самым бессовестным образом. Представь себе: она крутит роман с его личным секретарем, и даже не особенно скрывает это от окружающих. Мне кажется, они замышляют против папы что-то нехорошее и некрасивое, и я не в силах этому помешать.
М и х а и л. У тебя что, нет союзников в этом доме?
В а с и л и с а (безнадежно). В этом доме одни лишь медицинские пиявки, которые маскируются под докторов, любящих жен и преданных секретарей. Есть еще змеи, которых вытаскивают из папы с помощью слабительного и мышьяка, или чего-то, похожего на него, и оба эти рода змей мало чем отличаются один от другого. Одним словом, это не дом, а некий филиал серпентария нашего зоопарка, и здесь надо быть очень расчетливым и осторожным, чтобы невпопад не наступить на какую-нибудь невидимую гадину. Мне кажется, что ты совершенно напрасно сделал мне предложение руки и сердца: я, скорее всего, совершенная бесприданница, и все огромное состояние папы достанется в итоге его докторам и моей мачехе, которая упечет его после этого в какую-нибудь богадельню.
М и х а и л (оглядываясь по сторонам на шкафы и столы, заставленные лекарствами). Здесь и так все очень похоже на богадельню, или на витрину захудалой аптеки. Впрочем, не надо отчаиваться, и следует срочно придумать что-нибудь оригинальное. Такое, чтобы обмануть всех этих пиявок и змей, а заодно понравиться твоему отцу, и получить разрешение на нашу женитьбу.
В а с и л и с а (заинтригованно). А что ты предлагаешь?
М и х а и л. Давай, я прикинусь молодым, но подающим надежды врачом, практикующим совершенно новые методы лечения, избавляющие сразу от всех болезней. Быть может, мы действительно вылечим твоего отца от этой привычки бесконечно лечиться, и спасем твое исчезающее состояние, а заодно обведем вокруг пальца мачеху и секретаря, оставив их в дураках.
В а с и л и с а (с сомнением). Как бы нам самим не остаться в дураках, ведь дело зашло уже далеко, и наверняка моя мачеха планирует что-нибудь страшное и ужасное, да и доктора тоже не дремлют. Но чем черт не шутит, давай рискнем, тем более, что другого выхода у нас нет!


Встает, обнимает М и х а и л а, и целует его.
Появляется О л а б ы ш е в а.


О л а б ы ш е в а (успокаивающе). Не бойтесь, дети мои, это я, ваша союзница и самый преданный друг. Я все слышала, и готова помогать вам любыми возможными способами. Впрочем, времени у нас очень мало, потому что вашему папеньке, Василиса, отдана некая папочка, подписав бумаги в которой, он навсегда лишит вас наследства. Вы останетесь на бобах, а он в итоге попадет или в психушку, или очутится на улице, без гроша в кармане, словно бомж, и будет вынужден зарабатывать деньги тем, что рассказывать прохожим в метро о своей карьере больного миллионера. Не думаю, что на этой истории можно особенно заработать.


Рядом слышны голоса и чьи-то шаги. В а с и л и с а прячет М и х а и л а и О л а б ы ш е в у за ширму.
Входит А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а.

А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (очень притворно, фальшиво). А, это ты, моя дорогая?!
В а с и л и с а. Я не ваша дорогая. Ваш дорогой разносит у папы бумаги!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (мгновенно меняя тон). Не очень-то заносись, милочка, не долго осталось тебе портить мне нервы!
В а с и л и с а. Не долго вам осталось помыкать мной и папой!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. Ты вертлявая особа, тебе девятнадцать лет, и ты ничего из себя не представляешь!
В а с и л и с а. Я представляю дочь своего отца!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. Твой отец перманентно болен, у него нет ни дочери, ни жены, он нуждается в специальном лечении!
В а с и л и с а. Он оплачивает лечение из собственного кармана, и не нуждается в ваших подсказках!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. Уж очень мы гордые сегодня, посмотрим, что ты запоешь через неделю!
В а с и л и с а. Я могу запеть и сейчас, не знаю только, выдержат ли ваши уши такое пение!?


Начинает пронзительно кричать.
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а в испуге закрывает уши руками.
На шум из своего кабинета появляется Г а м а ю н о в.


Г а м а ю н о в (озабоченно). Ты так кричишь, Василиса, что слышно, наверное, в центре города! Таких децибелов не выдерживают даже мои глухие и нуждающиеся в специальной терапии уши!
В а с и л и с а. Это говорит о том, что уши у тебя совершенно здоровые, и ни в какой терапии ты не нуждаешься!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. Твоему отцу лучше знать, в чем он нуждается, а в чем не нуждается!
В а с и л и с а (с вызовом). Единственно, в чем он не нуждается, так это в неверной жене!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (с не меньшим вызовом). Это на что ты намекаешь?
В а с и л и с а. На то, что давно всем известно!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (уперев руки в бока). И что же такое давно всем известно?
В а с и л и с а. То, что вы обманываете папу, и строите против него разные козни!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. Да кто ты такая, чтобы меня попрекать? Я ходила за твоим отцом, когда он только что начал болеть, и выносила за ним горшки с острицами и солитерами, потому что сиделки у нас еще не было!
В а с и л и с а. Вы и есть сиделка, и эта роль подходит вам больше всего!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. А ты вертихвостка, и по свовместительству плутишка! Думаешь, я не знаю, что к тебе сюда ходит молодой человек, с которым вы обнимаетесь, и целуетесь взасос,как подростки в подъезде!
Г а м а ю н о в (с интересом наблюдавший перепалку дочери и жены, сразу же оживившись). Какой еще молодой человек, и почему я об этом не знаю?
А н ж е л и к а Владимировна. Потому, что она это скрывает, а на самом деле влюблена в него, словно кошка!
В а с и л и с а (с вызовом). Да, я влюблена, и не хочу это скрывать! Возможно, мы вообще распишемся через какое-то время, и я наконец-то избавлюсь от постылой обязанности видеть ежедневно эту размалеванную физиономию! (Кивок в сторону Г а м а ю н о в о й.)
Г а м а ю н о в а (возмущенно). Это у кого размалеванная физиономия? Я, милочка моя, старше тебя всего на несколько лет, и косметикой не пользуясь вообще, в отличие от тебя, которой приходится скрывать под гримом банальные юношеские прыщи!
В а с и л и с а. Это и видно, что вы не пользуетесь косметикой, особенно по той пудре, которая сыпется с вас, как с плохо оштукатуренной подворотни. Впрочем, именно оттуда, кажется, вас папа и взял по ошибке!
Г а м а ю н о в а (зловеще). Смотри, как бы ты сама не ошибилась по-крупному!
Г а м а ю н о в (протестующе кричит, машет руками, затем садится в кресло). Стоп, стоп, достаточно, не могу вас больше ни видеть, ни слышать. Кажется, от вашей дуэли сдох внутри мой укоренившийся солитер, а заодно прошли вековые насморк, глухота и круппозная обложенность горла, которые уже ничем нельзя было излечить. (Василисе.) Отвечай мне немедленно, что это за молодой человек, за которого ты собираешься выйти, но только помни, что мое благословение, а вместе с ним и приданое ты получишь в единственном случае: твой избранник должен мне лично понравиться! Я должен его одобрить, и благословить ваш брак, как говаривалось в прежние времена.
А н ж е л и к а Владимировна (с вызовом). Да, мы должны знать, кто такой этот твой прощелыга, пробирающийся в наш дом, словно преступник, словно тать в ночи, оглядываясь попеременно по сторонам, и срывающий бутоны с твоего недозрелого и нераспустившегося розового куста. А без этого, без положительного отзыва с нашей стороны, не думай даже рассчитывать на наше отеческое благословение!
В а с и л и с а (мгновенно показывая когти, словно взбешенная кошка, а потом смиренно потупив глаза, елейным голосом). Я не розовый куст, я шиповник, который может постоять за себя! Но, впрочем, папа, этот молодой человек, мой избранник, которого, кстати, зовут Михаил, учится со мной на одном курсе, и сделал мне самое настоящее предложение. Мне кажется, что я не вправе от него отказаться.
Г а м а ю н о в. Это оставь решать мне, вправе ты от него отказаться, или нет. А чем занимается этот твой Михаил, он что, изучает древнюю философию, как и ты, и так же пропитался книжной пылью и древними ненужными знаниями? Он такой же книжный червь, как и ты?
В а с и л и с а (потупив глаза, смиренным голосом). Да, папа, он такой же книжный червь, как и я, и тоже учится на философском факультете. Но одновременно он изучает древние, забытые со временем способы врачевания, которые практиковались в тиши египетских храмов, и даже успел вылечить нашего декана от слабоумия и рассеянного склероза.
Г а м а ю н о в (сразу же встрепенувшись). Как так изучает древние, и забытые уже со временем способы врачевания? Как так вылечил от слабоумия и склероза декана? А почему же ты до сих пор не привела его сюда, и не познакомила со мной, эдакая плутовка?
В а с и л и с а (потупив глаза). Я боялась, папа, что ты не одобришь его занятия древними, и забытыми уже способами исцеления!
Г а м а ю н о в (кричит). Одобрю, еще как одобрю! Современные способы не могут помочь современному, уставшему от таблеток и слабительного человеку! Они не могут помочь насквозь просвеченному рентгеном несчастному узнику медицинских клиник и шикарных больниц! Они, эти современные способы, не в состоянии вылечить от запора, насморка, кашля и глухоты всех тех, как так жаждет от них излечиться! Современные методы под стать современным лекарям, этим дипломированным шарлатанам, этим современным медицинским пиявкам, которые тянут из вас кровь и денежки, словно те нефтяные вышки, которые работают среди вечной мерзлоты и тайги, поражая воображение северных оленей и местных аборигенов, и набивая карманы тех, кто устал просто жить, и мечтает излечиться от всех болезней на свете! Да здравствуют тайные медицинские знания, хранившиеся до поры в тиши египетских и прочих храмов, и вытащенные на свет Божий усердными и дотошными школярами! Да здравствует книжная пыль и любовь к философии! Да здравствуют древние методы излечения, которым уже тысячи лет! Да здравствует древнее знание, которое спасет нас от современных болезней!


Кричит, забравшись с ногами на кресло, размахивая в воздухе халатом, и подбрасывая кверху тапочки. В а с и л и с а и А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а зачарованно его слушают.
Из-за двери выглядывает голова С т а р а т е л ь н о г о, а из-за ширмы: головы М и х а и л а с О л а б ы ш е в о й, которые делают то же самое.

З а н а в е с.






ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ


Гостиная в особняке Г а м а ю н ов а.
Г а м а ю н о в в кресле, в халате и комнатных тапочках.
Из двери появляется голова О л а б ы ш е в о й.


О л а б ы ш е в а. К вам доктор, Дельфийский Густав Адольфович. Пришел, как всегда с утра, самый первый, моет руки на кухне, и сейчас вас примет.
Г а м а ю н о в. Или я его приму. Впрочем, это не важно. Спроси его, нельзя ли обойтись без мытья рук, и зайти ко мне прямо сейчас, у меня накопилось к нему много вопросов.
О л а б ы ш е в а. Я бы на вашем месте, Бонифации Петрович, вообще обошлась без этого шарлатана. Сколько он денег из вас вытянул – просто уму непостижимо! На эти бы деньги сто человек могли до конца дней лечиться, и горя не знать, и еще своим бы детям на жизнь оставили.
Г а м а ю н о в. Не твое дело, старая карга, занимайся тем, чем положено, выноси горшки, ставь компрессы, делай уколы, а не в свои дела нос лучше не суй, не то уволю без рекомендации и выходного пособия. И прости уж на всякий случай, что не называю больше по имени и по отчеству, чего уж церемониться между своими, чего уж огород городить там, где не надо?!
О л а б ы ш е в а. Ну да, так я вам и поверила, что уволите! Да на мое место к вам больше никто не пойдет, нет больше в городе таких дураков, чтобы пойти к такому доходяге, как вы. Одна только ваша супруга, Анжелика Владимировна, позарилась на вас, и устроилась не то сиделкой, не то женой, а теперь, наверное, локти кусает с досады. Такие хроники, как вы, Бонифаций Петрович, болеют всю жизнь, и доживают лет до ста двадцати, оставив в дураках всех своих домочадцев. Думаю, что вы тоже Анжелику Владимировну оставите в дураках!
Г а м а ю н о в (строго). Но-но, смотри, как бы я тебя не оставил в дурах, старая подтиральщица, кто тебя возьмет после меня!?
О л а б ы ш е в а. Это уж точно, после вас меня никто не возьмет, а насчет старой карги, то я одних годов с вашей новой супругой!
Г а м а ю н о в (с интересом глядя на нее). Нет, ты это правда?


Дверь открывается, и заходит сияющий от счастья Д е л ь ф и й с к и й.
О л а б ы ш е в а исчезает.


Д е л ь ф и й с к и й (в припадке любви к п а ц и е н т у). Ну, как живете, дорогой Бонифаций Петрович, как животик, то есть, я имею в виду, как задний проход? не очень мучил вас за истекшие сутки? как ваш солитер, вышел уже, или все еще сидит, и скрывается внутри толстых и тонких кишок?
Г а м а ю н о в (угрюмо). Все еще сидит, подлец, и скрывается в изгибах тонких и толстых кишок. Никак, Густав Адольфович, не выходит наружу, хоть я и травил его всем, что вы мне прописали, и даже на собственном секретаре отраву использовал.
Д е л ь ф и й с к и й (глубокомысленно, со знанием дела). Это потому, дорогой Бонифаций Петрович, что он, как я вам уже говорил, укоренился, то есть пустил корни в разных изгибах и завитках ваших тонких и толстых кишок, и обычной дозой лекарства, а также слабительного, его оттуда не выгнать. Требуется новое, совершенно особое лекарство, и новое слабительное, способное прослабить даже слона!
Г а м а ю н о в (угрюмо). Касторка, что ли?
Д е л ь ф и й с к и й. Фи, Бонифаций Петрович, о каких дремучих лекарствах вы говорите! Касторка, дорогой мой, применялась разве что на заре прошлого века для лечения припадочных барышень, страдающих мигренями и внезапными обмороками, а с тех пор медицинская мысль выдумала множество новых, и гораздо более эффективных способов очистки кишечника. Есть такие виды слабительного, дорогой вы мой пациент, дорогой вы мой солитероноситель, кои способны, как я уже говорил, прослабить даже слона. Но, разумеется, они и стоят гораздо дороже!
Г а м а ю н о в (напрямую). Сколько?
Д е л ь ф и й с к и й (сразу же оживляясь). Ну зачем же сразу сколько, дорогой Бонифаций Петрович, не будем омрачать процесс излечения оглашением сухих и ненужных сумм, вынесем все это за скобки, прибавим, так сказать, лишний нолик к итоговой общей сумме, и оплатим потом спокойненько в ближайшем надежном банке. (Тут же поправляется.) Впрочем, я, как вы знаете, не отказываюсь и от наличных!
Г а м а ю н о в (угрюмо). Да, я это знаю. (Помолчав, что-то подсчитывая в уме и шевеля при этом пальцами, то загибая, то разгибая их.) Сто тысяч, Густав Адольфович!
Г у с т а в А д о л ь ф о в и ч(с преувеличенным интересом). Что вы сказали?
Г а м а ю н о в. Сто тысяч. Столько я заработал за несколько минут нашей с вами беседы. Нефтяные вышки, видите-ли, продолжают качать нефть бесперебойно, невзирая на трудности с изгнанием солитера, и поэтому я способен оплачивать любые рецепты и выдержи¬вать любое лечение, сколь бы дорогостоящим оно ни казалось!
Г у с т а в А д о л ь ф о в и ч (суетясь, елейным голосом, бегая вокруг Г а м а ю н о в а на цыпочках). Ах, какие хорошие нефтяные вышки, и, очевидно, какие хорошие люди, которые на них работают! Сейчас я вам, Бонифаций Петрович, выпишу два новых рецепта, и вы будете принимать все точно так же: сначала отраву, то есть, прошу прощения, лекарство, а потом слабительное, которое свалит даже слона. Думаю, что против этих рецептов не устоит даже самый укоренившийся солитер!
Г а м а ю н о в. А можно оба эти рецепта опять на ком-нибудь испытать?
Г у с т а в А д о л ь ф о в и ч. Можно, но лучше на том, кем вы не очень дорожите в данный момент. Всегда, знаете-ли, есть доля известного риска. (Внезапно оживляется, весело.) Не догадываетесь, Бонифаций Петрович, почему меня за глаза называют Господином Заднего Прохода?
Г а м а ю н о в(с интересом). А вас действительно так называют?
Д е л ь ф и й с к и й. Да, и вот почему: я готов пролезть в любое отверстие, в том числе и в любой проход, словно штопор, и вытащить из него даже самую неудобную пробку. Ну да это я так, для красного словца, а на самом деле я всего лишь скромный и добрый доктор, делающий свое маленькое, но необходимое дело! Вот вам, Бонифаций Петрович, два новых рецепта, и до встречи завтра в это же время!


Выписывает рецепты, отдает их Г а м а ю н о в у, и с улыбкой, пятясь, на цыпочках, покидает гостиную.


Г а м а ю н о в (задумчиво). Это же надо, — Господин Заднего Прохода! Нет, кто бы мог подумать, прямо как ученая степень!


Сидит, задумавшись, загадочно улыбается.
Входит О л а б ы ш е в а.


О л а б ы ш е в а. К вам новый доктор, Завалий Марьяна Антоновна. Сейчас зайдет, только руки помоет на кухне.
Г а м а ю н о в. А, Завалиха, прилетела, старая ведьма, прилетела, валькирия, и сейчас будет терзать меня пуще прежнего! Впрочем, делать нечего, раз уж начал лечиться у классных специалистов, то лечись до конца, коли выпала тебе такая судьбина! Кстати, надо будет поинтересоваться, госпожой какого прохода является эта старая сводница?


Заходит З а в а л и й со стетоскопом на шее и с зеркальцем на голове, необычайно энергичная, и готовая сражаться с любым недугом.


З а в а л и й (энергично и профессионально). Ну, как поживаете, дорогой Бонифаций Петрович, как поживаете, молодой вы наш человек, как ваш животик, то есть, я хочу сказать, как ваши уши, горло и нос? Что-нибудь сдвинулось с мертвой точки, или по-прежнему ничего не слышите, не обоняете, и не можете глотать даже манную кашу?
Г а м а ю н о в (жалобно, как малый ребенок). Ой, Марьяна Антоновна, до того все плохо, что не обоняю, не слышу, и не могу глотать ничего, даже манную кашу. Думаю, что долго в таком состоянии не протяну, и если вы мне не поможете, то есть, я хочу сказать, не выпишите новых рецептов, то вряд-ли протяну до завтрашнего утра!
З а в а л и й (строго, со знанием дела, профессионально заглядывая Гамаюнову в уши, горло и нос). Новые рецепты вам, Бонифаций Петрович, уже не помогут, необходимо хирургическое вмешательство, и чем скорее, тем лучше!
Г а м а ю н о в (с испугом). Как так хирургическое вмешательство, зачем хирургическое вмешательство, где хирургическое вмешательство?
З а в а л и й (кончив обследование). В новой клинике, строительство которой вы оплатили, Бонифаций Петрович, и главным врачом, а также владельцем которой я с вашего благословения являюсь. Осталось только лишь оплатить новое оборудование, которое на днях прибыло из-за границы, и закупить побольше лекарств, чтобы не испытывать в них недостаток, и не бежать во время операции к ближайшей аптеке за банальными, извините, пластырем и аспирином!
Г а м а ю н о в. Да, да, конечно, все эти вопросы с аспирином и пластырем, то есть, я хочу сказать, с закупкой оборудования и лекарств, обсудите, как прежде, с моим секретарем, Старательным Валерием Прокловичем, а я уж потом все подпишу, что полагается. Скажите, а что конкретно хотите вы оперировать?
3 а в а л и й (отступив на шаг, и, сощурившись, профессионально и хищно разглядывая Г а м а ю н ов а). Во-первых, надо пробить два ваших уха, которые заросли ушной костью в результате особенностей вашей недоношенной конституции. То есть, я хочу сказать, что физически вы очень недоношены и костисты, словно доисторическая рыба, с которой у нас, современных людей, вообще много общего, и вам необходимо избавиться от парочки лишних косточек. То есть, прошу прощения, необходимо постучать по ним стамеской и молотком, словно скульптору, ваяющему из глыбы мрамора прекрасного античного юношу. И то же самое, к сожалению, относится к вашему носу. Никогда вам не избавиться от насморка, Бонифаций Петрович, если не расширить ваш нос все тем же старым дедовским способом.
Г а м а ю н о в (жалобно). С помощью стамески и молотка?
З а в а л и й (непреклонно). Да, с помощью стамески и молотка!
Гамаюнов (с надеждой). А с горлом моим вы как думаете рассчитаться?
З а в а л и й. Рассчитываться после всего будете вы, а я же со своей стороны вставлю вам вместо вашего горла искусственную трубу из специального сплава, которая будет служить практически вечно, и не то, что воспаляться и закладываться время от времени, но даже напоминать о себе не будет ничем! Будете вы, Бонифаций Петрович, потихоньку стареть, а ваше горлышко будет вечно юным и неизменным, как румянец на лице молоденькой девушки!
Г а м а ю н о в (он поражен). Как так вставить вместо горла искусственную трубу из специального сплава? как так румянец на щеке молоденькой девушки? Скажите, а нельзя ли обойтись без этой трубы?
3 а в а л и й. Можно, но это будет дорого стоить!
Г а м а ю н о в (поспешно). Конечно, конечно, сколько угодно, и, как обычно, в ближайшем банке! (В сторону.) Чуть было не сказал — в ближайшей аптеке! (З а в а л и й.) Выпишите только рецепты, и, если можно, без этой проклятой трубы!
З а в а л и й (садясь к столу, и выписывая рецепты). Хорошо, можно и без трубы, но это, как я уже говорила, будет немного дороже!
Г а м а ю н о в (внезапно хитро посмотрев на нее). Скажите, Марьяна Антоновна, а нет ли у вас какого-нибудь прозвища? Не называют ли вас пациенты госпожою какого-нибудь прохода: носового, к примеру, или ушного?
З а в а л и й (мельком взглянув на него). Нет, я не являюсь госпожой каких-либо проходов, меня обычно зовут Госпожой Сопливого Носа. А зачем это вам, Бонифаций Петрович?
Г а м а ю н о в (поспешно). Да так, ни за чем, просто к слову пришлось.
З а в а л и й. А, ну тогда я пошла. Вот вам два новых рецепта, а насчет оборудования и лекарств для моей клиники, я, как обычно, переговорю с вашим секретарем!
Г а м а ю н о в (так же поспешно). Да, да, именно с ним. Говорите о чем угодно, только об искусственном горле не напоминайте мне никогда!
З а в а л и й. Бывают еще искусственные мозги, но, впрочем, это не ко мне, я всего лишь скромный отоларинголог, и на этом стою. До свидания, Бонифаций Петрович, до завтра!
Г а м а ю н о в (поспешно, с облегчением). До завтра, Марьяна Антоновна!


З а в а л и й уходит.


Г а м а ю н о в (про себя, в раздумье). Надо же, - искусственные мозги! Интересно, а что этол такое?


Некоторое время сидит один, загадочно смотрит в пространство, шевелит губами, и считает что-то на пальцах.
Входит О л а б ы ш е в а.


О л а б ы ш е в а. К вам новый доктор, не разобрала точно фамилии: то ли Шульценберг, то ли Шварценеггер.
Г а м а ю н о в. Шульценберг, Шульценберг. Шварценеггер - это из другой оперы. Проси немедленно, это очень важный профессор, я его уже несколько дней дожидаюсь!
О л а б ы ш е в а.Сейчас вымоет руки, и забежит на пару минут. Больше,говорит не может, потому что у него лекция в институте не то о белой горячке, не то о красном терроре.
Г а м а ю н о в. О белой горячке, о белой горячке, красный террор это другое, опять ты, Людмила Васильевна, спутала яичницу со святым причастием!
О л а б ы ш е в а. Вам бы тоже, Бонифаций Петрович, не помешало причаститься, пока все эти профессора с докторами не уморили вас до смерти. Да и яичницу после манной кашки одно удовольствие покушать с лучком. Будь я вашей женой, я бы вам не только яичницу, но и рюмочку к ней обязательно поднесла!
Г а м а ю н о в (в испуге). Какая рюмочка, совсем захотела меня уморить!? Я уж и забыл, как все это пахнет!


Входит Ш у л ь ц е н б е р г.
О л а б ы ш е в а исчезает.


Ш у л ь ц е н б е р г (деловито, прямо с порога подходя к Гамаюнову, и приподнимая у него сначала одно, потом другое веко). Так, так, как я и думал, налицо все признаки белой горячки. Будем вас, батенька, лечить самыми новейшими методами. Пьете горькую, насколько я понимаю, и не просыхаете уже несколько дней?
Г а м а ю н о в. Да что вы, профессор, совсем не пью, вот уже десять лет, с тех пор, как начал болеть!
Ш у л ь ц е н б е р г. А это, батенька мой, совершенно не важно, белая горячка от этого не зависит. Вы можете не пить десять лет, а ваш дедушка, к примеру, пил подряд десять лет с утра и до вечера, и заработал белую горячку на несколько поколений вперед. Лечиться надо в любом случае, и обязательно новейшими средствами, о которых я сегодня, как, впрочем, и вчера, и третьего дня, рассказывал студентам на своей лекции. Кстати, можете прийти туда, если хотите.
Г а м а ю н о в. Что вы, профессор, не знаю, кстати, вашего имени-отчества, я не выходной с тех пор, как десять лет назад заболел. Не выхожу, и не пью ничего, хотя временами хочется просто зверски.
Ш у л ь ц е н б е р г(ласково). Ну так выпейте, дорогой, зачем же себя насиловать? поверьте, на белую горячку это совершенно не влияет: пьете вы, или нет, она у вас есть в любом случае, как микробы в вашем кишечнике.
Г а м а ю н о в. В моем кишечнике уже ничего нет, один лишь укоренившийся солитер!
Ш у л ь ц е н б е р г. А вот это вы напрасно, никакого солитера у вас нет, и быть не может, у больных белой горячкой он тоже сходит с ума, и переселяется к тем, кто не пьет. Кстати, меня зовут Марком Аврельевичем, но студенты, как вы, очевидно, уже догадались, за глаза величают Профессором Белой Горячки. Можете и вы меня так величать, я на больных не привык обижаться!
Г а м а ю н о в. Да, да, профессор, я очень болен, и вы на меня, пожалуйста, не обижайтесь.
Ш у л ь ц е н б е р г(выписывая рецепты). Вот вам два рецепта: один простой, и, кстати, дешевый, называемый медицинским спиртом, вы будете употреблять его, разведя немного водой; а второй гораздо сложнее и немного дороже, он будет подавлять алкогольное опьянение; посмотрим на взаимодействие этих двух компонентов, и на их основе составим общий диагноз!
Г а м а ю н о в (шевеля губами и считая на пальцах). Двести тысяч, профессор!
Шульценберг(отрываясь от рецептов). Простите, не понял?!
Г а м а ю н о в (с блаженной улыбкой). Двести тысяч, профессор, и, представьте себе, в вечной мерзлоте, и без моего прямого участия! Кстати, не хотите-ли приобрести себе новую клинику?
Ш у л ь ц е н б е р г(с интересом поглядывая на него). Я же говорил, что налицо все признаки белой горячки, а насчет клиники большое спасибо, я обязательно провентилирую этот вопрос. Провентилирую и пропедалирую. А засим прощайте, дорогой пациент!


Уходит, все так же с интересом поглядывая на Г а м а ю н о в а.


Г а м а ю н о в (вслед ему). Прощайте, профессор! привет студентам и всем вашим родственникам! (Про себя.) Надо же, не пил десять лет, и заболел белой горячкой!


Некоторое время сидит один.
Заходит О л а б ы ш е в а.


О л а б ы ш е в а. Вам что-нибудь нужно, Бонифаций Петрович?
Г а м а ю н о в. Яичницу, как и обещала, и спирту согласно рецепту (показывает на рецепты).
О л а б ы ш е в а (беря в руки рецепт, удивленно). Не могу поверить, действительно спирт, и в таких дозах, что впору упиться даже здоровому! Наконец-то хоть один доктор нормальный нашелся! Сейчас сварганю яичницу, и разведу все, как здесь написано.


Исчезает.
Дверь открывается, и входит Н е п а р н о к о п ы т н о в.


Н е п а р н о к о п ы т н о в. Разрешите представиться: Непарнокопытнов, Сатир Кентаврович, действительный член Академии Мужского Достоинства. Послан к вам членами оной, поскольку прослышан про ваши страдания и хворобы. Ума не приложу, как наша Академия прошла мимо вас, ведь все проблемы, извините, и в жизни, и в медицине происходят от мужского достоинства, которого или недостает, или, наоборот, присутствует слишком много. Об этом еще Фрейд талантливо говорил. Впрочем, мы пошли гораздо дальше этого устаревшего господина, и предлагаем свои методы излечения, которые кардинально изменят историю вашей болезни. Скажите, на что вы жалуетесь?
Г а м а ю н о в. На все, доктор.
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Я не доктор, я Академик Мужского Достоинства. Впрочем, это не важно. Если вы жалуетесь на все, то вам следует снизить свою мужскую активность, и какое-то время не общаться с женой.
Г а м а ю н о в. Я и так не общаюсь с ней уже десять лет, с тех пор, как мы поженились. С ней общается мой секретарь.
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Тогда вам необходима немедленная трансплантация фаллоса. Скажите, какой длины и формы фаллос вам предпочтительней, и, главное, из какого материала? Некоторые, знаете, предпочитают современные и закидистые, шокирующие их сексуальных партнеров, но это все для молодежи, и несерьезно, а я бы лично предложил вам что-нибудь традиционное, вроде фаллоса дикого вепря, или северного оленя; это беспроигрышный вариант, и к тому же ближе к природе.
Г а м а ю н о в (обалдело). Да, да, чем ближе к природе, тем, разумеется, лучше!
Непарнокопытнов (сразу повеселев). Вот и чудненько, сделаем вам пересадку в ближайшую среду, но только не обессудьте: заранее неизвестно, какие фаллосы будут у нас в наличности: то ли дикого вепря, то ли северного оленя? этого, батенька мой, никогда заранее предугадать невозможно; что доставят, то и будем вам пересаживать.
Г а м а ю н о в (жалобно). А нельзя ли вовсе обойтись без пересадки?
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Ну я же вам говорил — все проблемы проистекают от фаллоса! вы что, хотите и дальше болеть?
Г а м а ю н о в (испуганно). Нет, нет, я бы хотел вылечиться как можно быстрее!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Тогда до среды, только, предупреждаю вас, операция влетит в копеечку!
Г а м а ю н о в (считая про себя, шевеля пальцами и губами). Триста тысяч, господин академик, и все в тундре, без какого-либо участия с моей стороны.
Н е п а р н о к о п ы т н о в(с удивлением на него посмотрев). Да, фаллосопатия налицо, и ничего, кроме операции, вас не спасет. А раз вы интересуетесь тундрой, то фаллос от северного оленя будем вам как раз впору. Забудете про болезни, и будете под снегом ягель выискивать, а после накидываться на все, что шевелится!
Г а м а ю н о в. А на сиделок мне нельзя будет накидываться? очень давно, знаете-ли, не накидывался ни на кого!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. После операции вы будете кидаться на всех без разбора, и от вашего ястребиного глаза не укроются даже мыши, живущие в подвале этого дома (обводит рукою по сторонам). Всех на путь истинный наставите, а не то, что сиделок!
Г а м а ю н о в. Вашими устами, да мед бы пить!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Попьете достаточно, и погуляете от души. Прощайте, и не передумайте, а не то так и останетесь рохлей!
Г а м а ю н о в. Прощайте, благодетель вы мой, и все, что нужно, обговорите с секретарем, он малый толковый, он сам кидается на все, что шевелится.


Откидывается на спинку кресла, мечтательно смотрит в пространство.
Непарнокопытнов исчезает.
Заходят К у к а р е к о в и В е з д е с у щ а я.


К у к а р е к о в. Я Кукареков, Петр Наскокович, коллеги называют меня Господин Мочевой Пузырь.
Г а м а ю н о в (с интересом). Коллеги, простите, по какому цеху?
К у к а р е к о в. По цеху работающих локтями, кусающих зубами, и отрывающих ломти негнущимися ногтями (с любовью смотрит на свои ногти). Одним словом, по цеху врачей, могущих вылечить все и вся, несмотря на трудности и на затраты. Но, впрочем, это не важно, главное, что мы на месте, и можем помочь в вашем горе.
Г а м а ю н о в (наклоняя голову). Спасибо на добром слове, от помощи не откажусь.
В е з д е с у щ а я (выходя вперед). А я Вездесущая, Генриетта Хряковна, хотя коллеги знают меня под именем Госпожа Екающая Селезенка. Я тоже буду лечить вас, товарищ!
Г а м а ю н о в. Лечить, простите, от чего?
В е з д е с у щ а я. Был бы человек, а лечить его можно всегда. Нет такого человека, которого нельзя от чего-нибудь излечить. Только, товарищ, ваш случай запущенный, и тут без консилиума обойтись невозможно!
Г а м а ю н о в. Без консилиума?
В е з д е с у щ а я. Да, без консилиума. Я, например, сразу вижу, что селезенка ваша екает и трясется, словно у старого мерина, а мой коллега (показывает на К у к а р е к о в а) насквозь видит ваш гнилой мочевой пузырь. Запустили вы, товарищ, свой пузырь и свою селезенку, надо бы подкорректировать их немного, надо бы поставить на место согласно достижениям современной науки!
Г а м а ю н о в (считая про себя, радостно). Четыреста тысяч!
К у к а р е к о в. Что четыреста тысяч?
Г а м а ю н о в. Это я так, к слову, и вы не обращайте на меня большого внимания. Очень рад буду подкорректировать свой пузырь и свою селезенку, но только после того, как обновлю обветшалый фаллос, вылечусь от белой горячки, пробью нос и уши, а также заменю горло на искусственную трубу, сделанную не то из меди, не то из железа. Извините, но такая уж очередность, и перепрыгнуть через нее я не могу!
В е з д е с у щ а я (строго). Сможете перепрыгнуть, или не сможете, это решать не вам, а консилиуму! Будьте послезавтра готовы с утра, и прочистите на всякий случай кишечник, а то обделаетесь с перепугу, и испортите хорошим людям погоду!
Г а м а ю н о в. Нет, я отделываюсь только после слабительного, но раз так, я послезавтра буду, как стеклышко!
В е з д е с у щ а я. Вот и чудненько, прощайте, товарищ, и помните, что без консилиума вы свои проблемы никогда не решите!
К у к а р е к о в. Прощайте, и мой вам совет: оставьте на всякий случай необходимое завещание. Не все выдерживают процедуру консилиума, очень, знаете-ли, развелось много слабонервных людей!
Г а м а ю н о в. Вы считаете, что пора оставлять? Вот оно что, и до завещания, значит, дело дошло! болей после этого десять лет в свое удовольствие!


К у к а р е к о в и Ве з д е с у щ а я уходят.
Заходит О л а б ы ш е в а с яичницей и спиртом, ставит на стол, пододвигает все к Г а м а ю н о в у.


О л а б ы ш е в а (гладя Г а м а ю н о в а по голове). Совсем ты дошел до ручки, Бонифаций Петрович! Тебя теперь или залечат до смерти, или ты встанешь, и убежишь в свою тундру, без всяких консилиумов, как тот олень, которым они тебя недавно прельщали. Впрочем, оленьи рога ты и так уже порядочные отрастил, за десять лет они во-о-от какие успели подняться! (Продолжает гладить его по голове, подает стакан со спиртом, засовывает в рот куски яичницы.)


Заходят А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а и С т а р а т е л ь н ы й.


А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а(бросаясь к Г а м а ю н о в у). Бонифаций Петрович, что это такое, а где же твоя манная каша?!
Г а м а ю н о в (философски). Манная каша, Анжелика Владимировна, приказала долго жить. И я тоже, очевидно, прикажу вам всем жить подольше. Одним словом, дорогая супруга, послезавтра с утра соберется консилиум, который и решит, жить мне дальше, или не жить. Хватит, дорогая супруга, вечно болеть, пора и честь знать, пора остепеняться и решать, за кого ты стоишь: за вечную молодость, или за всеобщее счастье?
Г а м а ю н о в а (С т а р а т е л ь н о м у). Совсем свихнулся, и не понимает, о чем говорит! (Принюхивается к стакану со спиртом.) А это еще что, это кто разрешил?
Г а м а ю н о в (он охмелел). Это, родная моя, согласно рецепта!
О л а б ы ш е в а(гладя его по голове). Да, Анжелика Владимировна, это от доктора, это согласно рецепта!
Г а м а ю н о в а(гневно). Да что ты себе позволяешь, ты ведь простая сиделка, а он еще не подписал все бумаги! Ему еще рано на тот свет отправляться!
О л а б ы ш е в а. Да, я простая сиделка, но отношусь к Бонифацию Петровичу гораздо лучше, чем вы! Вам нужны его деньги, а я вижу его душу, и никому не собираюсь ее отдавать!
Г а м а ю н о в а. Его душа принадлежит мне!
О л а б ы ш е в а. Его душа принадлежит Богу!
Г а м а ю н о в а. Да что ты о себе возомнила!?
О л а б ы ш е в а. Не больше, чем вы о себе!
Г а м а ю н о в а. Провинциалка!
О л а б ы ш е в а. Столичная шлюха!
Г а м а ю н о в а. Бездомная приживалка!
О л а б ы ш е в а. Дамочка из подворотни!
Г а м а ю н о в а. Выносильщица ночных ваз!
О л а б ы ш е в а. Неизвестно еще, что ты за свою жизнь выносила!
Г а м а ю н о в а. Не смей говорить мне «ты»!
О л а б ы ш е в а. Не смейте упрекать меня за любовь к вашему мужу!
Г а м а ю н о в а. Пусть подпишет бумаги, и бери его после этого даром!
Г а м а ю н о в(кричит). Все, хватит, баста, не подпишу ничего, пока не пройду через консилиум! Я, между прочим, еще жив, и пока что не собираюсь покидать этот свет. Захочу, еще раз женюсь, а захочу, все отдам своей дочери, или отпишу деньги врачам. Дайте дожить до послезавтрашнего дня, а пока что молчите, и не терзайте мои заросшие, как у доисторической рыбы, уши, заложенный нос и воспаленное горло; оставьте в покое мои мозги, мой мочевой пузырь и мою екающую, как у мерина, селезенку; не хватайте руками мой деликатный фаллос северного оленя, который тянет меня посетить мои осиротевшие нефтяные поля, разрыть копытами снег, и насладиться забытым вкусом свежего ягеля, слаще которого, кажется, нет ничего в мире! Консилиум, консилиум, консилиум! Сиделка, плесни мне еще спирта!


О л а б ы ш е в а наливает ему в стакан, подает вилку с яичницей.
Г а м а ю н о в с аппетитом ест.
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а и С т а р а т е л ь н ы й испуганно жмутся в углу.


З а н а в е с.






ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ


Особняк Г а м а ю н о в а.
Г а м а ю н о в в кресле в своей привычной позе, в халате и тапочках, рядом с ним С т а р а т е л ь н ы й с бумагами в руках.



С т а р а т е л ь н ы й (продолжает доклад). Так что, Бонифаций Петрович, хоть я и говорил недавно обратное, но нет никаких оснований для беспокойства; ваша финансовая империя прочна, как никогда, несмотря на тот урон, который ежедневно наносят ей врачи и лекарства. Вы зарабатываете больше, чем тратите на докторов и на болезни, ваши пароходы по-прежнему перевозят лес и руду, газеты выходят огромными тиражами, а фабрики все так же отравляют воздух своими отходами, за что вы платите все ту же ничтожную и привычную пеню. Распишитесь, пожалуйста, вот здесь, и вот здесь (показывает, где надо расписаться в бумагах), и все продолжится так же, как продолжалось до сих пор, если, конечно, вы не решитесь пойти ва-банк, то есть слечь в постель око¬нчательно, в том смысле, чтобы уже не вставать, и передать все свои дела любящей супруге.
Г а м а ю н о в(с сомнением). А ты считаешь, что пришло время слечь уже окончательно, и заболеть так сильно, чтобы уже не вставать?
С т а р а т е л ь н ы й. Да пора уже вроде, Бонифаций Петрович: десять лет довольно приличный срок, раз уж вы не вылечились за десять лет, то навряд-ли вылечитесь в дальнейшем. Чего уж ходить вокруг да около, чего уж смешить добрых людей, пора уж на что-то решиться! Слегли бы вы, Бонифаций Петрович, в постельку раз и навсегда, а дела передали жене, тем более, что и бумаги на сей счет все подготовлены.
Г а м а ю н о в. Подожди, Валерий Проклович, не торопи меня, окончательно слечь я сумею всегда. Вот только пройду через консилиум, и тогда уж слягу всерьез и надолго, так, чтобы уж всем нос утереть, а пока пусть все идет, как шло до сих пор. Что у нас там запланировано на сегодняшний день, помимо приема врачей?
С т а р а т е л ь н ы й. Помимо приема врачей, которые придут после обеда, у вас встреча с просителями и посетителями, а у Анжелики Владимировны примерка нового платья, которую она хотела бы осуществить в этой гостиной.
Г а м а ю н о в. Ну, раз примерка, тогда давай быстрей посетителей и просителей, не хочу мешать ее общению с модными модельерами. Кстати, не слишком ли много берут они за свое умение нашивать на старые платья новые рюшки и причиндалы?
С т а р а т е л ь н ы й. Не больше, чем берут доктора за свое умение навешивать на уши лапшу и выписывать аспирин ценой в тысячу долларов!
Г а м а ю н о в (с удивлением смотрит на него). Да, они так делают? Впрочем, не будем сейчас об этих вещих, давай быстрее просителей и посетителей. Кто там у тебя первый в списке?
С т а р а т е л ь н ы й (смотрит в бумаги). Первый в списке ваш друг детства.
Г а м а ю н о в (удивленно). Как так друг детства, неужели у меня еще остались друзья детства?
С т а р а т е л ь н ы й. Остались, остались, у каждого миллионера остались друзья, с которыми он когда-то учился, играл в детстве в чехарду и лапту, ухаживал за девушками, ходил в походы, стрелял на войне, или воровал в саду груши и яблоки. Чем человек богаче, тем больше у него друзей, и вы в этом смысле исключением не являетесь. Что же касается вашего случая, то к вам просится друг детства вместе с племянником, который, судя по тому, что здесь написано (смотрит в бумаги), готовится преподнести вам некий сюрприз.
Г а м а ю н о в. Ну что же, сюрприз, так сюрприз, проси друга детства вместе с племянником!
С т а р а т е л ь н ы й. Сейчас, Бонифаций Петрович, попрошу их обоих!


Скрывается за дверью, и возвращается вместе с А ф р и к а н о в ы м и В о л ь д е м а р о м.


А ф р и к а н о в (решительно направляется к Г а м а ю н о в у, вытаскивает его из кресла, и обнимает, словно медведь, стуча руками по бокам и по спине). Ну здравствуй, здравствуй, друг Бонифаций, здравствуй старый ты пень, а заодно уж и старый враль, и старый сапог, и вообще старая образина, если уж называть вещи своим именем. Что, не признал Данилу Африканова, своего закадычного друга, с которым сидел десять лет за одной партой? А ведь это я, собственной персоной, прямиком из Сибири, и сразу же к тебе, вспомнить былые дела и делишки. Ну здравствуй, здравствуй, и можешь, если хочешь, снова садиться в свое позорное кресло, потому что, если честно, от тебя, друг Гамаюнов, так воняет старым козлом и разного рода лекарствами, что стоять с тобой рядом, а тем более держать в объятиях, нет никакой мочи!
Г а м а ю н о в (резонно). Это от того, что я очень болею. (Пристально вглядываясь в А ф р и к а н о в а.) Африкаша, никак это ты?
А ф р и к а н о в (радостно, но на расстоянии). Я, я, твой друг Африкаша, с которым ты воровал в садах яблоки и щупал, прошу прощения, за разные места разных стыдливых девиц, что, между нами, доставляло им немалое удовольствие. Я это, друг Гамаюнов, а вот кто ты, никак не могу взять в толк: не то человек, не то горшок для справления большой и малой нужды. Да как же, друг Гамаюнов, дошел ты до такой странной жизни?
Г а м а ю н о в (резонно, из кресла). Болею я, друг Африкаша, болею вот уже десять лет, потому и кажусь тебе не тем, чем должен казаться.
А ф р и к а н о в (весело). Да чем же ты болеешь, друг Гамаюнов?
Г а м а ю н о в(загибая пальцы). Во-первых, я болею хроническим насморком, во-вторых, перемежающейся глухотой, в-третьих бронхитом, в-четвертых колитом, в пятых язвой двенадцатиперстной кишки, в шестых дальнозоркостью и близорукостью одновременно, и, кроме того, у меня проблемы со знакомыми женщинами.
А ф р и к а н о в (весело). Эка невидаль, да у кого же их нет? с женщинами вообще сплошные проблемы; прости меня, но это все твои болезни?
Г а м а ю н о в. Нет, не все! Кроме того, я страдаю белой горячкой в латентной форме, у меня время от времени екает селезенка, протекает мочевой пузырь, мне необходимо изгнать поселившегося внутри солитера и поменять хронически воспаленное горло на новое, сделанное не то из меди, не то из космического железа, – конкретно я еще этого не решил, надо будет посоветоваться с доктором.
А ф р и к а н о в. Луженым, значит, хотят сделать горло тебе, Гамаюнов? Ну что ж, это правильно, это очень даже практично, у нас у многих в Сибири луженое горло, и ты в этом смысле не будешь очень-то оригинальным. Да и насчет скрытой белой горячки ты тоже не очень-то зазнавайся, такой болезнью страдают многие, только умело это скрывают!
Г а м а ю н о в. А что ты скажешь про солитер, друг Африканов? Кстати, не хочешь ли пару таблеток для изгнания этого зловредного гада? (Начинает рыться в карманах, ища таблетки.)
А ф р и к а н о в (поспешно). Нет, нет, не надо, от солитера прошу покорно уволить. В этом вопросе ты, бесспорно, переплюнул всех остальных! С таким великолепным букетом болезней, – а я подозреваю, что назвал ты не все, и многие еще отложил про запас, – с таким великолепным букетом болезней ты, друг Гамаюнов, по праву можешь считаться главным хроником нашей страны. Скажи, а где берешь ты деньги на докторов? Вылечить такую бездну болезней не просто, и все это требует серьезных затрат!
Г а м а ю н о в. Ты не поверишь, друг Африканов, но самое смешное состоит в том, что деньги на докторов у меня есть. То есть, я хочу сказать, доктора просто так человека лечить не будут, и если у него нет денежек, то прости-прощай и все те болезни, о которых я тебе только что говорил. Ежели, друг Африканов, за душой у тебя ни гроша, то рассчитывать ты можешь разве что на скромный насморк, но никак не на протезы обоих рук, а также и ног, пересадку мочевого пузыря и селезенки, а также замену обычного горла на искусственное, сделанное, как я уже говорил, из особо прочного материала. Все, друг Африкаша, зависит от докторов, а доктора зависят от твоих личных доходов. Это замкнутый круг, и ты должен его постоянно подкармливать и обновлять, если хочешь оставаться больным!
А ф р и к а н о в. И чем же ты его подкармливаешь?
Г а м а ю н о в(загибает пальцы). Своими самолетами и пароходами, друг Африканов, которые снуют туда и сюда, и перевозят товары, о названии которых я понятия не имею. Своими заводами, которые ежедневно дымят, и тоже что-то производят и выпускают, и своими нефтяными скважинами, которые работают круглосуточно, и качают нефть независимо от того, вёдро на дворе, или пурга и метель. Я, видишь-ли, неплохо зарабатываю, и поэтому могу себе позволить слег¬ка прихворнуть. Но, думаю, долго это продолжаться не сможет, и проклятые болезни, а также проклятые доктора все же меня доконают, и я в итоге останусь ни с чем. (Жалобно.) Очень, друг Африкаша, подорожали нынче лекарства, не по карману они честному человеку!
А ф р и к а н о в(заманчиво). А не хотел бы ты, Гамаюнов, породниться со мной, и одним махом решить всю эту проблему?
Г а м а ю н о в(заинтригованно). Это как?
А ф р и к а н о в(откидываясь на диване, закидывая ногу на ногу). Видишь-ли, друг Гамаюнов, пока ты болел, качал нефть и гонял туда и сюда свои самолеты и пароходы, я тоже не терял времени зря, и сделался фабрикантом лекарств.
Г а м а ю н о в. Да ну? ты не шутишь?
А ф р и к а н о в. Нисколько. Я произвожу любые лекарства и на любой вкус, причем в таком количестве, что могу обеспечить ими население небольшой европейской страны. Или африканской, это уж зависит от вкуса. Во всяком случае, породнившись со мной, – а я предлагаю женить моего племянника (кивок в сторону В о л ь д е м а р а, который как стоял в сторонке, так и продолжает робко стоять), которого зовут Вольдемар, на твоей единственной дочери, о достоинствах которой я уже навел справки.
Г а м а ю н о в. Ты не терял времени зря.
А ф р и к а н о в(откровенно). Бизнес есть бизнес, и никогда не мешает прощупать заранее слабые места своего конкурента. Или партнера, это опять уж как тебе нравится. Проверить его на вшивость, говоря языком грубых и откровенных людей, устами которых, как известно, глаголет истина. Одним словом, друг Гамаюнов, давай породнимся, и объединим твои нефтяные скважины, а заодно уж заводы, газеты и пароходы с моими заводами, выпускающими лекарства, и против нашей империи после этого не сможет устоять никто. Нефть и лекарства, душа моя Гамаюнов, это то, что правит современным миром!
Г а м а ю н о в(хитро). Да, да, это правильно, а скажи мне, друг Африканов, из чего ты производишь свои лекарства?
А ф р и к а н о в(добродушно). А из дерьма, друг Гамаюнов, из самого обыкновенного дерьма, которого, как известно, всегда навалом. Разумеется, я говорю это тебе по-родственному и по большому секрету, чтобы ты не думал, что родство со мной потребует каких-то больших и необыкновенных затрат. Не потребует, друг Гамаюнов, в том то и дело, что не потребует, ибо дерьма, как известно, везде навалом.
Г а м а ю н о в(чуть не поперхнувшись от неожиданности). Из чего, из чего, из де...?
А ф р и к а н о в(весело). Что, слово это не можешь выговорить по-человечески? Да, друг мой любезный, из того самого, что, как известно, входит в нас чистым, а выходит совсем нечистым. Подобное, одним словом, к чему и призывали нас древние, лечу подобным. Нет, то есть, конечно, всем я говорю совершенно противоположное, и в моих лекарственных проспектах сообщается, что товар я произвожу из чистейшего экологического сырья, выращиваемого на специальных загородных фермах. Но все это так, для простаков, дураков и недоносков разного рода, а от тебя же, как от будущего своего родственника, я ничего скрывать не хочу, и говорю то, что есть, самую правду. Правда, она, друг любезный, не всегда выглядит приятно и чисто.
Г а м а ю н о в. Да уж, огорошил ты меня, нечего сказать, и сырьем, из которого производишь лекарства, и сватовством к моей дочери. Но, впрочем, я не тиран, и не собираюсь ее ни к чему принуждать. Как решит, так и будет, она девушка взрослая, на фортепиано играет, и в древней философии съела уже не одну собаку. (Кричит.) Василиса, Василиса, иди сюда, Василиса!


Входит В а с и л и с а.
С т а р а т е л ь н ы й скромно сидит в сторонке, перебирая бумаги. В о л ь д е м а р же как стоял, так молча и стоит посреди залы, бессмысленно всем улыбаясь.


Г а м а ю н о в(представляя гостей). Вот, Василиса, это мой старинный школьный приятель, Африканов Данила Юрьевич. Он фабрикант лекарств, и производит их из экологически чистого сырья, по рецептам, хранящимся в глубокой тайне. А это Вольдемар, его племянник, и он просит твоей руки!
В а с и л и с а (весело, поглядывая на Вольдемара). Как, прямо так, папа, и просит, а чего же он сам об этом не скажет?
Г а м а ю н о в(А ф р и к а н о в у). Да уж, Данила Юрьевич, попроси, пожалуйста, своего Вольдемара сказать нам парочку слов. А то ведь мы кроме того, что он твой племянник, и прибыл, судя по всему, как и ты, из Сибири, ничего толком не знаем.
А ф р и к а н о в. Да, да, разумеется, разговоры между молодыми – это первейшее дело, без этого и никакое чувство вспыхнуть не может! (В о л ь д е м а р у.) Будь добр, Вольдемар, расскажи Василисе, да заодно уж и нам, о своих тайных чувствах, а также и о своих достоинствах не забудь. Ну же, друг мой, смелее, бери быка за рога, куй железо, пока другие за тебя его не перековали!
В о л ь д е м а р (бросаясь на одно колено, и протягивая руки к Василисе). Вольдемар, и, как сказал мой дядя и опекун, только что из Сибири!
В а с и л и с а(смеется). Да ну, а я думала, что из Средней Азии!
В о л ь д е м а р. Почему вы так думали?
В а с и л и с а. Потому, что вы молчите, как азиатский сатрап, и повинуетесь словам вашего господина! (Кивок в сторону А ф р и к а н о в а.) Скажите, вы умеете что-то делать самостоятельно, в том числе и бросаться под ноги первой попавшейся девушке?
В о л ь д е м а р (он сбит с толку). Я? то есть да... то есть нет... о, не сводите меня с ума, несравненная Василиса, и знайте, что я слежу за вами давно, пусть даже и из Сибири, и давно влюбился в вас, как последний мальчишка! Выходите за меня замуж, и мы объединим бизнес моего дяди и вашего папы, и будем производить такие чудесные вещи, которые свалят с ног, то есть, я хотел сказать, поставят на ноги кого угодно.
Г а м а ю н о в (весело). Говоря проще, Вольдемар предлагает тебе гнать продукт из дерьма, и добровольно отдать ему те нефтяные скважины, которые по праву принадлежат только тебе. А заодно уж и все семейные заводы, газеты и пароходы.
В а с и л и с а(весело). Нет, это меня не очень-то устраивает, я не хочу работать с эстетически непривлекательным сырьем, и хотела бы сохранить контроль за тем, что принадлежит мне по праву. Извините, Вольдемар, но ваше предложение меня совсем не устраивает!
В о л ь д е м а р(сразу же поднимаясь с колен, отряхиваясь, Африканову). Ну я же говорил, дядя, что сразу падать на колени не надо, и лучше всего почитать стих собственного сочинения. Девушкам всегда нравятся молодые поэты. (Василисе.) Хотите, я вам стихи собственного сочинения почитаю?
В а с и л и с а(еще более весело). Конечно же, почитайте, девушки любят, когда им читают стихи!
В о л ь д е м а р(сразу же преобразившись, читает по бумажке, которую вынимает из кармана, крайне измятой и затасканной до дыр).

О несравненная моя,
Когда бы птички громко пели,
Когда бы лебеди летели
Отсюда в дальние края.

Когда бы травка зеленела,
Когда б вокруг все расцвело,
Я вас сейчас же между делом
Зазвал за ближнее село.

И там, на поле, и на грае,
Средь вольных трав и лопухов,
Мы б весело с тобой играли,
Доя лошадок и коров.

А после, освежившись медом,
И выпив склянку молока,
Я прошептал бы мимоходом;
«Пока, любимая, пока!»


Потупив глаза, но, впрочем, изредка поглядывая на В а с и л и с у, ждет ее отзыва.


В а с и л и с а(совсем развеселившись). Да вы, Вольдемар, настоящий поэт! не знала, что в Сибири скрываются такие таланты!
А ф р и к а н о в(гордо). У нас в Сибири и не такое еще скрывается!
Г а м а ю н о в. А что, по-моему, совсем неплохо! По-моему, у твоего племянника, друг Африкаша, большие способности по части обольщения девушек!
В а с и л и с а(игриво). Не сказала бы, что я совсем уж обольщена, но не прочитаете ли вы, Вольдемар, еще что-нибудь задушевное? такое бы, чтобы свалило с ног, пользуясь вашим же собственным выражением, любую, даже самую закоренелую, недотрогу!
Г а м а ю н о в (со знанием дела). Свалить с ног может только касторка, выпитая натощак, и лучше всего с добавлением мышьяка! Против такой отравы не устоит никто, даже укоренившийся солитер!
В о л ь д е м а р (начинает искать в карманах другую бумажку, вынимает разные бесполезные вещи, но в итоге все же находит ее, такую же затасканную и занюханную, как и предыдущая). Ну где же, где же, ведь я определенно помню, что клал именно в этот карман?! такое забавное стихотворение, и тоже про сельскую местность, от него еще хихикали те невесты, по которым мы с тобой, дядя, ходили последнее время! Ага, вот оно! (Читает по бумажке.)

Проходит ночь, проходит день,
А я свищу, как ветер в мае:
Фью-ить! Фью-ить! Как старый пень,
Я вновь весною расцветаю!

Я вновь дарю вам свежесть дня,
А вы цветете, как капуста,
На вашей грядке вечно пусто,
И вы не любите меня!

Я знаю, ваш кумир другой,
Он тоже сохнет по капусте,
Он инвалид с одной ногой,
Пусть будет ему с вами пусто!

Мне остается только ждать,
И вновь свистеть, как ветер в мае:
Фью-ить! Фью-ить! Пойду гулять,
И, может, ногу потеряю!

В а с и л и с а. Вот вы, Вольдемар, себя и раскрыли! Вы, оказывается, ходите здесь по невестам, и вам, очевидно, все равно, кому читать свои выдающиеся стихи. Вот и читайте, только, прошу вас, не мне, меня больше привлекает фортепиано и древняя философия! хотя, по секрету, девушки действительно любят, когда им читают стихи!
В о л ь д е м а р(небрежно). Подумаешь – любят! Нам с дядей все равно, кому их читать, ведь у нас, кроме визита к вам, запланирована встреча с еще тремя ненормальными, и тоже, кстати, миллионерами, которые помешались на выдуманных болезнях. Ваш батюшка, Василиса, вовсе не одинок, таких придурков достаточно, без этого и медицина не смогла бы существовать. А мы с дядей, кстати, вовсе не родственники, мы брачные аферисты, и работаем только с самыми доверчивыми клиентами. Мой дядя, кстати, никогда не был знаком с вашим папой, но, узнав про его помешательство на почве болезней, он мне прямо так и сказал: «Пойдем, Вольдемар, подоим этого простака, быть может, и наскребем что-нибудь стоящее!»
А ф р и к а н о в (вставая). Напрасно, Вольдемар, ты так быстро сдался, и раскрыл все наши карты, дело ведь почти что сдвинулось с мертвой точки, и осталась самая малость: влюбить в себя неопытную простушку! Ну да делать нечего, раз открылись, пора уходить, а так заманчиво было гнать продукт из дерьма!


Уходят, причем А ф р и к а н о в вздыхает и покачивает головой, а В о л ь д е м а р оглядывается на В а с и л и с у, и та посылает ему воздушный поцелуй.


В а с и л и с а(о т ц у). Я, папа, пока пойду, у меня дел очень много, да и философия со вчерашнего дня еще не выучена.
Г а м а ю н о в(ласково, махнув рукой). Иди, милая, иди, а если опять ко мне со сватовством придут, то я тебя позову!


В а с и л и с а уходит.


Г а м а ю н о в(покачивая головой). Это же надо: гнать продукт из дерьма, и свататься при этом к ослабевшему человеку! (Вытаскивает из кармана коробку с таблетками, с сомнением смотрит на нее, хочет было выкинуть, но потом передумывает). Так вот, значит, из чего делают всю эту гадость! (С т а р а т е л ь н о м у.) Ну кто, голубчик, у нас там еще в прихожей?
С т а р а т е л ь н ы й. Еще, Бонифаций Петрович, просители.
Г а м а ю н о в. А чего они просят?
С т а р а т е л ь н ы й. Счастья, Бонифаций Петрович.
Г а м а ю н о в (философски смотрит на с е к р е т а р я). А в чем оно счастье, Валерий Проклович?
С т а р а т е л ь н ы й(необыкновенно быстро). В деньгах, Бонифаций Петрович!
Г а м а ю н о в. Нет, Валерий Проклович, не в деньгах, а в здоровье! Деньги что, деньги это вода, сейчас их нет, а потом мои скважины накачают их столько из-под земли, что не будешь знать, на каких докторов их потратить. Счастье, дорогуша, не в деньгах, а в здоровье, но, впрочем, ты об этом еще не знаешь. Вот женишься после моей смерти на Анжелике Владимировне, да займешь со временем это кресло (бьет ладонями о подлокотники кресла), так поймешь, в чем настоящее счастье. Поймешь, да поздно будет, друг мой Старательный!
С т а р а т е л ь н ы й(с испугом). Если так, то я никогда не женюсь!
Г а м а ю н о в (помавая ему пальчиком). Все вы так говорите, а как дойдет до дела, так первыми в очереди стоите! Ну да ладно, запускай просителей, и отсыпь им полной мерой. Да не держи их здесь долго, у меня от них в глазах мельтешит, и мигрень разыгрывается не на шутку!


С т а р а т е л ь н ы й бежит к двери, открывает ее, и делает приглашающий знак. В гостиную один за другим вваливаются п р о с и т е л и. Слышатся голоса: "Батюшка наш, благодетель, подай чего не жалко на поправку здоровья!», «Дай Бог милости тебе и всем твоим детям!», «Смотри ты, сам болезный, а другим помогает!», «Может быть, ребята, сами ему поможем, а то сил нет смотреть на такого несчастного инвалида!», «В таком состоянии не других надо одаривать, а самому милостыню просить!», и т.д.


Г а м а ю н о в (закрывая пальцами уши). Ну все, все, хватит, каждый получит в этом году все, что желает, а в будущем не обессудьте, в будущем будете просить у него! (Показывает на С т а р а т е л ь н о г о.) Ну все, все, хватит, пожужжали, и хватит, гони их, друг Старательный, гони, и одаривай, чем не жалко!


С т а р а т е л ь н ы й выпроваживает п р о с и т е л е й.
Звонок в прихожей.


Г а м а ю н о в. А это еще кто?
С т а р а т е л ь н ы й. А это, очевидно, пришел портной к Анжелике Владимировне.
Г а м а ю н о в. А, ну тогда не будем им мешать. Пошли, друг Старательный, портной, как и доктор, – это дело святое! (Поднимается, охая и кряхтя, с кресла.)


Уходит в боковую дверь. С т а р а т е л ь н ы й идет вслед за просителями.
Из прихожей появляется К о с т я К р о л и к, весь увешанный медальонами, как мопс старой девы. В руках у него огромный баул. Ставит баул на пол, прогуливается взад и вперед, перед зеркалом приосанивается, выпячивает грудь, надувает щеки, и т.д.
Из боковой двери выходит А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а.


К р о л и к (бросаясь к руке Г а м а ю н о в о й). Несравненная, несравненная, люблю, люблю, в вашем лице люблю всех женщин земли, созданных для счастья отечественного модельера!
Г а м а ю н о в а (слабо отбиваясь от него). Ах, негодник, ведь вы всего лишь дамский портной!
К р о л и к (важно, выпячивая грудь). Я не просто портной, Анжелика Владимровна, портным я был сорок лет назад, а теперь я Модельер с большой буквы, теперь я Костя Кролик, и одеваться у меня почитают за честь лучшие люди страны. Впрочем, вы, Анжелика Владимировна, самая лучшая, и не будь я так изощрен, – а я одеваю и раздеваю женщин уже сорок лет, – я предложил вам свою руку и сердце!
Г а м а ю н о в а (смеется). Мне или моему кошельку?
К р о л и к. А это не важно, Анжелика Владимировна, это совершенно не важно, потому что вы едины в двух ипостасях; вы так же богаты, как и прекрасны, и это делает вас особенно ценной в глазах умудренного модельера! (Снова целует ей ручку.)
Г а м а ю н о в а. Ах, Костя, вполне может статься, что все мои богатства, – которые, собственно говоря, пока что не мои, – достанутся этим медицинским пиявкам, сосущим деньги и кровь из моего полоумного мужа, вообразившего, что он болен всеми болезнями которые только есть в медицинском справочнике. Или вообще моей падчерице, которая спит и видит, как бы избавиться от своей мачехи!
К о с т я(хладнокровно). Ну что же, в таком случае я буду одевать ее, и говорить, что она лучшая женщина в мире!
Г а м а ю н о в а. Вам что, все равно, кому так говорить?
К о с т я. Если честно, все равно. Для меня главное, чтобы было кого одевать и раздевать, для меня превыше всего процесс, создание эксклюзивных и абсолютных шедевров, а не то, на кого они будут одеты!
Г а м а ю н о в а(она поражена). Даже если они будут одеты на старуху?
К о с т я. Даже если они будут одеты на старуху! Ведь Костя Кролик давно уже не мужчина, в привычном смысле этого слова. Он так долго одевал и раздевал разных женщин, что превратился в человека без пола и возраста. Оденьте на меня юбку, и вы увидите во мне женщину, оденьте штаны, и перед вами предстанет мужчина, но на самом деле я мопс той старой и вечной шлюхи, которая зовется модой, и которая понавесила из тщеславия на меня все эти медали и побрякушки! (Потрясает медальонами, висящими у него на груди и на шее.)
Г а м а ю н о в а (с интересом глядя на него). А сколько вам лет, Костя, если не секрет?
К о с т я. Шестьдесят, но иногда мне кажется, что шестьсот шестьдесят, и даже шестьсот шестьдесят шесть, и что я вобрал в себя все те прелести, все те груди, бедра и бюсты, все талии и все ягодицы бесчисленных женщин этой страны, одетых и раздетых мной за сорок лет множество раз. Можете не церемониться со мной, Анжелика Владимировна, как, впрочем, не собираюсь церемониться с вами и я!
А н ж е л и к а Владимировна(укоряюще). Помилуйте, Костя, так говорят гинекологи!
К о с т я. У нас, у модельеров, с ними много общего. Впрочем, вот ваше платье, и, если желаете, можете его примерить! (Достает из баула платье.)
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. Ах, как прекрасно! Надеюсь, Костя, что это действительно эксклюзив, и больше ни у кого такого платья не будет?
К о с т я. Разумеется, Анжелика Владимировна, но это будет дорого стоить!
Г а м а ю н о в а(укоризненно машет пальчиком). Ах, негодник, а вы говорили, что вас не интересуют деньги! Впрочем, мне сейчас все равно, ибо если я стану наследницей, то закажу у вас еще десять таких же платьев, а если нет, то утоплюсь с горя в ближайшей канаве! (Рассматривает платье, прикладывает его к груди.) Можно, я одену его за ширмой? Видите-ли, Костя, у нас это семейная ширма, мы за ней выгоняем солитеров и примеряем эксклюзивные платья, а также прячемся и подслушиваем, если возникает такая необходимость!
К о с т я(философски). В каждом доме свои проблемы!


А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а заходит за ширму и примеряет платье.


А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (из-за ширмы). Скажите, Костя, а оно не очень траурное? Впрочем, возможно, что это как раз то, что мне нужно сейчас. Если медицинские пиявки залечат мужа до смерти, то на похоронах я буду самой эксклюзивной вдовой. А если мой благоверный все же выживет, и отпишет все неизвестно кому, то это будет траур по тем десяти годам, что я жила с сумасшедшим.


Рядом шум и голоса.


Г а м а ю н о в а (из-за ширмы). Костя, прячьтесь сюда, если хотите получить деньги за свой эксклюзив!


К о с т я прячется за ширму.
Заходят В а с и л и с а и М и х а и л.


В а с и л и с а. Ну вот, никого нет, и мы наконец-то остались одни! Скажи, ты ничего не забыл из того, о чем мы говорили?
М и х а ил . Разумеется, нет. Я облачаюсь в костюм великого мага и чародея, повелителя всех медицинских духов на свете, господина любых лекарств и любых медицинских справочников, каких бы экзотических болезней в них не было, и объявляю твоего отца совершенно здоровым. Абсолютно здоровым, и свободным от всех его обязательств перед врачами.
В а с и л и с а. Совершенно верно. Успеть бы только сделать это перед тем консилиумом, к которому его приговорили медицинские шарлатаны, и после которого его уморят окончательно, и всем имуществом распорядится его вдова, эта ряженая мымра, эта девушка из подворотни, подцепившая по случаю неопытного и мягкосердечного вдовца!
М и х а и л. Это будет крушением всех твоих планов?
В а с и л и с а. Не совсем. У меня есть философия, и я вполне смогу прожить без богатства. Но, знаешь, так хочется быть одновременно и умной, и обеспеченной! (Наивно смотрит ему в глаза.)
М и х а и л. Умная миллионерша – это всегда стерва, это не по моей части.
В а с и л и с а. А что по твоей части?
М и х а и л. Я мог бы сказать, что богатая дура, но это тоже меня не устраивает. Видимо, нас ждет какой-то другой вариант.
В а с и л и с а. Ты хочешь сказать, что все достанется этой фуфыре? Этой селедке под шубой, которую готовит ей разряженный фанфарон без пола и вкуса?
К о с т я К р о л и к (выходя из-за ширмы). Решительно протестую! Возможно, я действительно одеваю селедку, и у меня давно нет пола, но что касается вкуса, то здесь вы не правы! Мой вкус отмечен высшими как правительственными, так и частными наградами и пожертвованиями! (Трясет медальонами и медалями, висящими у него на груди и боках.)
В а с и л и с а(презрительно морщась). Подглядывать и подслушивать, – как это низко!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а (в свою очередь выходя из-за ширмы). А строить заговоры против отца - разве это не низко!
В а с и л и с а. Мы пытались ему помочь!
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. Вы готовили страшное надувательство!
В а с и л и с а. Он во власти шарлатанов от медицины, и вам, разумеется, выгодна такая ситуация.
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. Я люблю своего мужа, и не позволю вовлечь его в подлый спектакль!
В а с и л и с а. Вы так его любите, что уже приготовили траурное платье на его похороны!
К о с т я К р о л и к. Протестую, в этом сезоне траурный цвет самый модный!
М и х а и л. Протестую! Траурный цвет не может быть модным!
К о с т я К р о л и к (со знанием дела). Ах, молодой человек, усвойте себе – траурный цвет моден всегда. Лет через сорок, когда вы, дай Бог, повзрослеете так же, как я, и впитаете в себя всю философию мира, как впитал я в себя все женские груди, ягодицы и животы, потеряв пол, но приобретя опыт, недоступный другим, – лет через сорок, молодой человек, вы поймете, как вы ошибаетесь. И быть может, ваша внучка, отправляясь на ваши похороны, вытащит из бабушкиного сундука (низкий поклон Василисе) вот это самое траурное платье, сшитое русским модельером Костей Кроликом, и, слегка отряхнув его от пыли и нафталина, оденет на себя, как дорогой эксклюзив, оросив сначала слезами, а потом крошками от бисквита и каплями траурного вина! Простите великодушно, но я ухожу не прощаясь, намекая этим на новые встречи, которые уже не за горами!


Торжественно и гордо уходит.


Г а м а ю н о в а (В а с и л и с е). Вот, до чего вы довели выдающегося человека!
В а с и л и с а. Ничего, он обязательно вернется сюда!
Г а м а ю н о в а. Он вернется ко мне!
В а с и л и с а. Он вернется ко мне!


Дверь открывается, и входит Б о н и ф а ц и й П е т р о в и ч.


Г а м а ю н о в (укоризненно). Опять перепалка, а ведь завтра у меня консилиум! Пожалели бы своего отца и своего мужа, если не жалеете самих себя. (Жалобно.) Думаю, что после этого консилиума от меня мало что останется в прежнем виде. Впрочем, любишь кататься, люби и саночки возить! (З р и т е л я м.) И вам, дорогие, тоже советую десять лет подумать, прежде чем решиться болеть! Старая ведь истина: лучше быть здоровеньким и богатым, чем больным и без копейки в кармане. Однако в суматохе дней то и дело забываешь об этом! (Жалобно и мудро смотрит в пространство.)


П р и с у т с т в у ю щ и е поддерживают его с разных сторон, и сдувают пушинки с одежды.


З а н а в е с.






ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ


Гостиная в особняке Г а м а ю н о в а.
Х о з я и н сидит в кресле в обычной своей позе, одетый в халат и тапочки. Сзади и по бокам от него стоят А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а, С т а р а т е л ь н ы й, О л а б ы ш е в а, В а с и л и с а и М и х а и л.
В прихожей слышен звонок, потом голоса, дверь открывается, и в гостиную торжественно входят л ю д и в б е л ы х х а л а т а х. Это З а в а л и й, Д е л ь ф и й с к и й, Ш у л ь ц е н б е р г, Н е п а р н о к о п ы т н о в, В е з д е с у щ а я и К у к а р е к о в. Становятся напротив Г а м а ю н о в а и некоторое время молча его изучают.


3 а в а л и й (строгим медицинским голосом, не допускающим возражений). Консилиум начинается, прошу всех присутствующих удалиться! (Ласково глядя на Г а м а ю н о в а.) Разумеется, кроме больного. Больной может остаться.
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а(протестующе). Но мы его родственники, и должны знать правду!
3 а в а л и й (очень мягко). А вы и узнаете ее. Попозже, когда будет поставлен диагноз!
Д е л ь ф и й с к и й(уточняя). Коллега хочет сказать, когда будут поставлены все диагнозы, ибо случай очень запущенный, и я вообще не уверен, довезем ли мы пациента до нужного места, или все закончится здесь, не отходя, так сказать, от хирургического стола.
А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а(испуганно). Простите, от какого стола?
З а в а л и й (мягко). Коллега хочет сказать не от стола, а от кресла. Но случай действительно очень запущенный, и доля правды в его словах, безусловно, есть. Поэтому попрошу покинуть палату, то есть, я хочу сказать, эту гостиную, и ждать за дверью, пока не загорится красная лампочка.
Д е л ь ф и й с к и й (извиняюще). Коллега хочет сказать, пока мы попросим вас снова возвратится сюда. Когда придет время. Одним словом, не мешайте осмотру и ждите за дверью, вполне возможно, что вы отнимаете у больного последние минуты его жизни!


Все уходят, кроме В а с и л и с ы и М и х а и л а, которые скрываются за ширмой.
Ш а р л а т а н ы обступают б о л ь н о г о и начинают поспешно его раздевать.


Г а м а ю н о в(отбивается от них). Ой, ой, как щекотно!
3 а в а л и й. Как странно, он еще ощущает щекотку!
Д е л ь ф и й с к и й. Возможно, он еще сохраняет связь с внешним миром, но, думаю, это будет недолго.
Ш у л ь ц е н б е р г. Налицо все признаки белой горячки!
Н е п а р н о к о п ы т н о в(возражая ему). Возможно, коллега, но вызванной длительным воздержанием и неспособностью реализовать внутренние фантазии!
В е з д е с у щ а я (щупая у больного живот). Самая большая фантазия — это как человек с такой селезенкой мог вообще жить все эти годы?
К у к а р е к о в (раздвигая больному ноги). И с таким мочевым пузырем, коллега, и с таким мочевым пузырем!
Г а м а ю н о в (слабо защищаясь от шарлатанов). Ой, больно, ой, щекотно!
З а в а л и й (удивленно). Смотрите, он еще подает голос!
Д е л ь ф и й с к и й (в тон ей). В подобных случаях или молчат, не надеясь уже ни на что, или пишут расписку, отдавая сироткам все свое состояние!
Г а м а ю н о в (совсем раздетый). Простите, каким сироткам?
Ш у л ь ц е н б е р г. А маленьким таким детишкам, которые мыкаются по углам разных приютов и чердаков нашей необъятной страны, и нуждаются в немедленной и безоговорочной госпитализации!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. И трансплантации!
В е з д е с у щ а я. И инкубации!
К у к а р е к о в. И флюктуации!


Раздев Г а м а ю н о в а догола, ш а р л а т а н ы дергают его за руки и ноги, то выстукивают и выслушивают, то заглядывают в разные места, то вскакивают на него все вместе, то плашмя бросают его на пол, и, отойдя на шаг назад, в задумчивости глядят на больного.


Г а м а ю н о в (кричит). Ой, больно, ой, жарко, ой, холодно, ой, щекотно, ой, не могу!
З а в а л и й. А бедным сироткам, думаете, не больно?! А бедным сироткам, думаете, не щекотно?! А бедные сиротки, думаете, могут все это вытерпеть?
Д е л ь ф и й с к и й. Им, может быть, еще щекотней, чем вам, а ведь они и слова не могут сказать в ответ!
Ш у л ь ц е н б е р г (подыгрывая остальным). Не только слова не могут сказать, но даже рта не могут открыть!
Н е п а р н о к о п ы т н о в (укоризненно). А вам, между прочим, ни капли не жалко бедных сироток!
В е з д е с у щ а я. Не жалко, не жалко, как пить дать не жалко!
К у к а р е к о в. А мог бы, между тем, пожалеть, если хочет, чтобы его самого пожалели!
Г а м а ю н о в (слабым голосом, словно из подземелья). Сколько надо бедным сироткам?
З а в а л и й. Сто тысяч!
Д е л ь ф и й с к и й. Двести!
Ш у л ь ц е н б е р г. Триста!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Четыреста!
В е з д е с у щ а я. Пятьсот!
К у к а р е к о в. По миллиону каждому, и желательно наличными!
З а в а л и й. Иначе прочистим уши и ноздри, засунем в горло трубу из космического сплава, и будете говорить, как игрушечный робот, которого давно выбросили на свалку!
Д е л ь ф и й с к и й. Иначе найдем солитеров везде, и в волосах, и в ногтях, и в ушах, а не только, извините, в заднем проходе!
Ш у л ь ц е н б е р г. Иначе залечим от белой горячки, и будете видеть чертиков под ногами!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Избежать трансплантации фаллоса можно единственным способом – помощью обездоленным сиротам!
В е з д е с у щ а я. А если не хотите трансплантации селезенки, то удвойте сумму, и желательно быстро!
К у к а р е к о в. Мы такое тебе, миленький, учиним с мочевым пузырем, что забудешь, откуда какают, а откуда, прости меня, писают! Думаю, что и по три миллиончика каждому выложить не побоишься.
Г а м а ю н о в(жалобно). Побойтесь Бога, ведь вы же врачи!
З а в а л и й (разражаясь смехом). А вы, несчастный, думаете, что врачи верят в Бога? Да врачи, дорогой мой, не верят ни во что, кроме собственного кошелька, который набивают за счет таких идиотов, как вы!
Д е л ь ф и й с к и й (ехидно). Извините уж за откровенность, ибо живым вы отсюда уже не выйдете, и мы можем вам наконец-то сказать всю правду. Так вот, извините за откровенность, но врачи – это не кто-нибудь, а инопланетяне, давно уже захватившие наивную и беззащитную землю! Мы, дорогой мой, те самые марсиане, которые исподтишка питаются вашей мочой, калом и сданной по случаю и без случая кровью, получая от этого огромное удовольствие!
Ш у л ь ц е н б е р г(еще более ехидно). Я бы даже сказал – получая оргазм!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. И не просто оргазм, а двойной оргазм!
В е з д е с у щ а я(с придыханием). А я бы сказала – тройной оргазм, особенно, если кровь, кал и моча взяты от таких идиотов, как вы!
К у к а р е к о в. Это уж точно: иной прогнивший насквозь мочевой пузырь утоляет вампира-инопланетянина почище, чем источник со свежей водой где-нибудь в знойной и раскаленной пустыне!
З а в а л и й. Врачи, дорогой мой, это не просто вампиры, или инопланетяне, прилетевшие с Марса. Это особая порода лицедеев и комедиантов, разыгрывающая ежедневно миллионы спектаклей. Это кукольники, дергающие за веревочки таких идиотов, как вы, чтобы у них из карманов сыпались денежки и обещания отдать последнее, лишь бы вернуть потерянное здоровье!
Д е л ь ф и й с к и й. На самом же деле мы циничны и холодны и налетаем на страждущего человека, как стервятники на падаль и на добычу!
Ш у л ь ц е н б е р г. Мы ни капли не уважаем его, и даем за глаза обидные прозвища!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Мы называем его доходягой, припадочным, смешным, бессловесным.
В е з д е с у щ а я. Дураком, ушедшим, уплывшим, споткнувшимся, сошедшим с ума.
К у к а р е к о в. Хроником, падалью, несчастливцем и оглашенным.
Г а м а ю н о в(обиженно). Ой, ой, за что же так обзывать?
З а в а л и й. Себя же в узком кругу мы величаем медицинскими бесами, и носим гордые, но тайные прозвища: Кошмаро-Мышечный, Шайтан-Заморов, Кашлюк-Отходов!
Д е л ь ф и й с к и й. Сморкач-Уродов, Насморк-Прилепский, Кастрат-Занозов, Нарыв-Г р и м а с о в.
Ш у л ь ц е н б е р г. Касторко-Жгучая, Прострел-Микстурный, Инсектицидно-Внутривенный.
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Ишиасов-Примадоннов, Палочко-Кохов, Плевать-Хотелов.
В е з д е с у щ а я. Орально-Приемная, Анально-Обязанный.
К у к а р е к о в. Костыль-Ломаков, Гастрит-Колитов, Наврал-Придумал, Воткнул-Заделал.
Г а м а ю н о в (в отчаянии). Ой, ой, зачем они откровенничают, теперь я точно не останусь в живых!
З а в а л и й (не обращая внимания на его причитания). Мы все сплошь шарлатаны и тайные человеконенавистники.
Д е л ь ф и й с к и й. Мы прикрываемся белыми халатами и блестящими стетоскопами, торчащими из наших карманов, как гремучие змеи!
Ш у л ь ц е н б е р г. Мы говорим заумные вещи, не понимая в них ни шиша!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Мы тычем пальцем в первую попавшуюся страницу медицинского справочника, а потом с заумным видом цитируем ее наизусть!
В е з д е с у щ а я. Мы создаем Академии и медицинские центры, и лечим там облысение с помощью аспирина и коровьей мочи, а бледную немочь путем ампутации нижних конечностей!
К у к а р е к о в. Мы присваиваем себе научные звания и категории, лишь бы только заработать побольше!
Г а м а ю н о в(в отчаянии). О горе мне, неужели правда о докторах так жестока!?
З а в а л и й. Она не просто жестока – она отвратительна и цинична! Вступивший в наш цех отрекается от семьи и от Бога, и продает свою бессмертную душу, скрепив кровью соответствующий договор, который потом на всякий случай сжигается на костре!
Д е л ь ф и й с к и й. У нас далеко идущие и зловещие планы!
Ш у л ь ц е н б е р г. Заставить все человечество работать исключительно на аптеку – вот в чем суть нашей профессии!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Мы заменим у вас все, что можно, начиная от мозгов и заканчивая фаллосами и ушами!
В е з д е с у щ а я. Мы пересадим органы одной части страждущего человечества – другой, и сделаем всех ходячими донорами, ибо через какое-то время повторим то же самое, только в обратном порядке!
К у к а р е к о в (подводя итог, зрителям, с обаятельной улыбкой). Искусство врачевания, господа, это искусство правильно и научно уморить человека, не слыша в ответ ничего, кроме воплей восторга и припадочной благодарности!
Г а м а ю н о в (в совершенном отчаянии). Отдаю все, только не режьте!
З а в а л и й. Ты и так все отдашь, мой милый, ибо после такого консилиума у человека не остается ничего, даже анализа!
Г а м а ю н о в. Но что же мне делать, ведь я хочу жить!
Д е л ь ф и й с к и й. Раньше надо было думать, а не болеть десять лет!
Ш у л ь ц е н б е р г(нервно потирая руки). Попал к нам в когти, так уж не ропщи, пока не ощипем, да не бросим в суп!
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Пока не проведем для разминки трансплантацию фаллоса, и не заменим чего не надо на рог африканского бегемота!
В е з д е с у щ а я. Пока не покатаемся на твоих белых косточках!
К у к а р е к о в. Пока не отведем душеньку, слушая твои истошные вопли!

Угрожающе надвигаются на распластанного на полу Г а м а ю н о в а, держа каждый в руках какой-нибудь медицинский инструмент, начиная от скальпеля и пинцета, и кончая огромной пилой и щипцами, которыми подковывают лошадей, и наконец обступают его со всех сторон.
Крики Г а м а ю н о в а становятся все тише и тише, внезапно прорываются к небу в виде звериного вопля, а затем умолкают совсем.
Из-за ширмы выходят В а с и л и с а и М и х а и л, одетый в причудливый наряд восточного мага.


М и х а и л(загробным голосом). Привет вам, коллеги, от тайной секты египетских магов, вышедшей из-под земли на эти истошные крики!
Д е л ь ф и й с к и й (удивленно). А это еще кто такой?
З а в а л и й. Конкурирующая контора, не иначе.
Ш у л ь ц е н б е р г (угрюмо разглядывая М и х а и л а). Сейчас этих контор, словно грибов в лесу, растут под дождичком, как мухоморы на заветной полянке!
Н е п а р н о к о п ы т н о в (так же угрюмо). Плодятся, поганые, впитывают в себя разную гадость!
В е з д е с у щ а я (со знанием дела). И гадость, и радиацию, и отрицательную энергию!
К у к а р е к о в (поддерживая коллег). А потом люди мрут от неизвестных болезней, а все сваливают на нас, представителей официальной науки!
М и х а и л (таким же загробным голосом). Наука ничто перед силой египетской магии. (Г а м а ю н о в у.) Вставай, несчастный, ты теперь абсолютно здоровый, силой тайных египетских иероглифов я освобождаю тебя от всех известных болезней! Ты абсолютно здоров, у тебя нет даже обычного насморка, и никакие врачи тебе не нужны!
З а в а л и й. То есть как не нужны? А кто же будет вставлять ему новое горло, пробивать ушные проходы и лечить от насморка, который вы объявляете несуществующим?
Д е л ь ф и й с к и й. Кто будет изгонять солитера?
Ш у л ь ц е н б е р г. Кто будет лечить от белой горячки?
Н е п а р н о к о п ы т н о в. Проводить замену обветшалого фаллоса?
В е з д е с у щ а я. Успокаивать екающую селезенку? К у к а р е к о в. Следить за мочевым пузырем? М и х а и л (торжественно). Он сам! Все это он будет теперь делать сам! (Пристально глядя на сидящего и озадаченного Г а м а ю н о в а.) Еще раз повторяю тебе, человек, вставай, ты абсолютно здоровый, и тебе не нужны ни лекари, ни лекарства!


Г а м а ю н о в поднимается на ноги, недоуменно ощупывает и оглядывает все свои члены. В а с и л и с а, отворачиваясь, накидывает на него халат.


Г а м а ю н о в(недоверчиво). Правда, я теперь абсолютно здоров?
М и х а и л. Абсолютно. Более того, вы можете смело послать к черту всех этих так называемых лекарей (презрительно смотрит на испуганных шарлатанов), и они ничем не смогут вам помешать. Понимаете – ничем, абсолютно ничем!
Г а м а ю н о в(недоверчиво, но с надеждой). И не будут ежедневно лечить от насморка?
М и х а и л. Не будут!
Г а м а ю н о в. И выгонять солитера?
М и х а и л. Пусть только попробуют!
Г а м а ю н о в. И лечить от белой горячки?
М и х а и л. Какая горячка, если вы десять лет капли во рту не держали?
Г а м а ю н о в. И предлагать мне сделать трансплантацию фаллоса, подсовывая протез от северного оленя?
М и х а и л. Вы сами, как олень; после десяти лет воздержания вы стали опасны для множества женщин!
Г а м а ю н о в(с сомнением). Но как же моя селезенка?
М и х а и л. Она в порядке, и послужит вам еще долгие годы!
Г а м а ю н о в. А мой мочевой пузырь?
М и х а и л. С этим пузырем вы можете продержаться на плаву еще лет пятьдесят, если не больше.
Г а м а ю н о в (радостно, подпрыгивая на месте). Ура, ну тогда я действительно не боюсь ничего, и посылаю к черту всех, кто захочет меня лечить! (Вызывающе смотрит на ш а р л а т а н о в.)
В а с и л и с а (гордо, подводя за руку Михаила). Папа, это Михаил, тот самый студент, мой однокурсник, про которого я тебе говорила. Он изучает тайные знания древних народов, которые ничем не уступают нынешним знаниям, и уже успел стать великим лекарем и целителем!
Д е л ь ф и й с к и й (угрюмо). Это и видно!
В а с и л и с а (не обращая внимания на реплику). У Михаила большое будущее, что, кстати, доказывает твое нынешнее исцеление, и я решила связать с ним свою судьбу!
З а в а л и й (ехидно). Понятно, что решила, мальчик ранний, да прыткий, таких обычно и ловят на удочку!
Г а м а ю н о в. То есть как так решила связать с ним свою судьбу?
В а с и л и с а. Говоря проще, я решила стать женой Михаила, и думаю, что ты мне не будешь в этом мешать!
Г а м а ю н о в (с сомнением, глядя на ж е н и х а). Ты так считаешь?
М и х а и л (падая на колени). Прошу руки вашей дочери, и не забывайте, что без моей помощи и поддержки вы можете опять попасть в лапы этих господ! (Показывает на ш а р л а т а н о в.)
Г а м а ю н о в (испуганно). Нет, нет, только не это! Благословляю вас, дети, на законный брак, живите долго и счастливо, и получите от меня в наследство все нажитое непомерным трудом! (Соединяет руки В а с и л и с ы и М и х а и л а, любовно смотрит на них).
Ш у л ь ц е н б е р г. Уплыла рыбка, теперь все нажитое достанется кому-то другому!
Н е п а р н о к о п ы т н о в (Г а м а ю н о в у). Несправедливо, оставьте что-то и нам!
В е з д е с у щ а я. Ведь мы десять лет лечили вас от разных болезней!
К у к а р е к о в. Весь справочник медицинский пролистали от корки до корки, ни одной хворобы не пропустили, которую бы к вам прицепить!
Г а м а ю н о в (в припадке великодушия). Хорошо, раз вы просите, часть нажитого пойдет и вам! Все же за десять лет вы стали мне, как родные, и грех отпускать вас с пустыми руками!


Дверь открывается, входят А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а и С т а р а т е л ь н ы й.

А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а. А как же мы? Мы все слышали, и тоже хотели бы получить часть общего пирога!
Г а м а ю н о в (так же щедро). Получите и вы, можете не волноваться, моих нефтяных приисков, заводов, газет, пароходов, и прочего хватит на всех! Я теперь здоровый и добрый, и не хочу в такой радостный день никого обижать!


Подходит к двери, открывает ее, и выводит за руку О л а б ы ш е в у.


Г а м а ю н о в. А это, господа, моя будущая жена, ибо, насколько я понимаю, моя нынешняя жена давно уже нашла себе кого-то другого!

А н ж е л и к а В л а д и м и р о в н а и С т а р а т е л ь н ы й, взявшись за руки, стыдливо и молча смотрят на Г а м а ю н о в а.


Г а м а ю н о в (звонким голосом). Ну вот и прекрасно, отличный финал для этой затянувшейся медицинской комедии! Три свадьбы, и обязательно в один день, и чтобы не жалеть на них ничего, ни шампанского, ни осетров, ни фейерверков! А после уж, засучив рукава, дружно взяться за новое дело! (Зрителям.) Я вам так, господа, скажу: качать нефть, выпускать газеты и гонять по морю туда и сюда пароходы, – это все дело пустое. Потому что любая нефть в конце-концов может кончиться, газета – прогореть, а пароходы – пойти ко дну вместе со всем добром, которое они перевозят. Настоящая золотая жила в другом. Медицина, господа, и умелое врачевание, – вот настоящая золотая жила, которая никогда не иссякнет, и которой никогда не будет конца! Переквалифицируюсь, господа, на выпуск лекарств, и на помощь всем страждущим без разбора. Болейте, господа, болейте почаще, а мы уж найдем, чем вам помочь! Так поможем, и так залечим, что десять лет со своего кресла встать не сможете! Не верите? и я поначалу не верил, а теперь вот смеюсь, потому что смех помогает пищеварению. Смейтесь, господа, и вы, ведь не дай Бог, скоро плакать придется! (Кричит.) Ура, да здравствует медицина и внезапное исцеление, а кто не верит, пусть сам полечится, и поймет, что я прав!

В с е держатся за руки, и с любовью глядят на з р и т е л е й.

К о н е ц

2008