9. Новое место.

  Мы переезжали на новое место. 
  Меня по пути завезли в город к какому-то очень старому беззубому дедушке. Он был совсем без эмоций: не радовался, не грустил. Наверное, так сильно давно жил на этом свете, что устал. Вечером он посадил меня за старый-престарый стол-шкафчик, сам сел напротив. Я смотрела на то, как он жует. У него совсем не было зубов и чем он жевал, мне было непонятно. При этом его лицо строило такие гримасы, что мои глаза раскрывались все больше и больше от удивления.
  У него я пробыла недолго. Как я попала потом на место нашего переезда, уже не помню.
  Нас поселили в доме на хуторе в ожидании окончания строительства нашего дома  в центре большой деревни. Недалеко протекала река Иртыш. Мне исполнилось пять лет. Уже было лето.
  Здесь я впервые и встретилась лицом к лицу со страшной опасностью, о которой у меня появилось предчувствие еще зимой.
В садик я еще не ходила, была дома одна. Вдруг пришел отчим и, ничего мне не объяснив, стал кричать на меня. Потом погнался за мной. Я была очень напугана, и от страха забилась в угол под кроватью. Он кричал о чем-то, я даже не понимала, что ему надо. Тогда он отыскал где-то молоток, и стал грозить мне молотком, крича, что убьет меня. Так и не выманив меня из-под кровати, он ушел.
  С тех пор я стала бояться, остерегаться этого человека.
  Его сын, которому к тому времени было одиннадцать лет, был на каникулах, и часто таскал меня везде, куда они ходили и лазили с мальчишками. Помню, что мы сидели в развилке дерева, стоящего между нашим хутором и дорогой на Иртыш, спрятавшись от всех. И там он с другом пытался сделать самокрутку из газеты, а потом курить ее. Он сказал, чтобы я тоже курила. Но я отказалась. Думаю, что мой ангел, о существовании которого я тогда и не догадывалась, хранил меня.
  Вечером же я рассказала взрослым при всех о том, чем занимался названный брат. Тогда он больше не заставлял меня курить, но предупредил, что если я еще буду "ябедничать", то просто умру. "Ты ведь хочешь жить, не хочешь умирать?" Я, конечно, хотела жить. 
  С этого момента он мог делать с моей душой и телом все, что ему заблагорассудится. Мне нельзя было искать защиты у матери, она  подчинена этому страшному злому человеку с молотком – отчиму, нельзя было и ее жизнь подвергать опасности.
  Я любила ее и не хотела, чтобы она умерла тоже, и ее унесли в покрывале.