МЕНЬШЕВИКИ?

Илья Черняковский
 
МЕНЬШЕВИКИ – ЕВРЕИ!
                                                                        
     У них была смешанная семья. Она украинка – полтавчанка, ладно скроенная, с высокой грудью, русой косой ниже колен и толщиной в руку. Он кудрявый еврей брюнет, у которого кудри-волны начинались ото лба и кончались на затылке. Когда он шел по улице, на него заглядывались девочки. Когда она шла по улице, мужчины, как по команде, «сворачивали» себе шеи и долго провожали ее взглядом. Смешанный брак им не мешал. Она вообще слабо понимала, чем разнятся евреи от других национальностей, и любила своего мужа так, что каждый час разлуки был для нее мукой. А он любил ее так, что если у них портились отношения, то он больше ни о чем не мог думать. В этом вопросе им и с родителями повезло. Возможно, в душе до их женитьбы они и были недовольны, но не показывали им этого, а когда привыкли к невестке и зятю, то были искренне рады, что так сложилось у их детей. Свекровь всем хвасталась, какая у нее красивая и работящая невестка, а теща всем рассказывала, «яка шановна и розумна людына – ии зять».
    В этом браке у них родилась дочка Ольга – пухленький попрыгунчик, которая любила всех, и все любили ее. Баба с дедом — евреи, не знали где ее посадить, как еще ее обрадовать. Баба шила и вязала. Поэтому всегда к ее приходу было приготовлено новое платьице, носочки или варежки, а вместе они вязали  и шили одежду для кукол. Баба – украинка, учительница младших классов в небольшом городке, когда они приезжали, показывала внучке кроликов, цыплят, водила ее на речку и в лес за грибами и ягодами. Поэтому к пяти годам она прекрасно отличала съедобные грибы от поганок. Отец и мать воспитывали ее в патриотическом советском духе, и она гордилась, что дед ее воевал с немцами, папа коммунист, а она была октябренком.
   О национальности в этой семье не говорили, не потому что чего-то опасались, а потому что их этот вопрос не интересовал. Они одинаково хорошо владели как русским, так и украинским, он иногда по «секрету», чтобы дочь не поняла, говорил с мамой на «идиш», которому еще до войны, в пятилетнем возрасте научила его бабушка.
   Однако и в этой семье, т.к. в Советском союзе культура была социалистической по содержанию, но национальной по форме, в один «прекрасный момент» возникла проблема, которая сегодня кажется смешной, но тогда заставила их задуматься. Они не помнили, какую национальность записали дочери при приеме в школу. Видимо директор школы, просмотрев документы, записала это как-то сама. Однако дочь, едва научившись читать и писать, пошла с подружками, записываться в библиотеку, а там надо было указать «национальность». Но в этом вопросе она была как «сибирский валенок». И, несмотря на то, что «грамотные» подружки ей что-то подсказывали, и, в конце концов, ее записали в библиотеку без этой графы, сказав, что заполнят ее позже, но она пришла домой в слезах, так как самолюбие ее было задето из-за того, что она чего-то не понимала, по сравнению с подружками. Конечно родители ей «растолковали», что она украинка, т.к. живет на Украине. Но она так и не поняла, почему ее другие подружки записались русскими, если они тоже живут здесь. Ей трудно было понять, чем отличаются люди, если они говорили и делали одно и то же.  В общем, в эти годы она уже запуталась в этих понятиях и старалась не говорить об этом с родителями, как о чем-то недозволенном. Во всяком случае, в ее детском уме, к четвертому классу уже «прояснилось», что есть национальности, включая евреев и украинцев. И она уже понимала, кто папа, и кто мама. Но она очень любила как папу с бабушкой и дедушкой – евреев, так и маму с бабушкой – украинцев, а потому считала, что и те, и другие очень хорошие люди.
   Жизнь для этого ребенка текла без особых проблем. Родители и бабушки старались, чтоб у нее было все, «не хуже чем у других детей», училась она хорошо. Поэтому, если не считать теряемых ключей, за что наказывали и папа и мама, синяков и шишек, получаемых при играх, дерганья за косы, она была счастлива.
   Первый «политический» скандал произошел с ней в третьем классе. У нее была подружка Света, с которой они познакомились в день, когда пошли в первый класс. Все эти годы они сидели на одной парте, вместе гуляли и ходили друг к другу в гости. У Светы не было папы, а мама, хоть и была молодой и красивой, но у нее иногда случались сердечные приступы, если она нервничала. Вот из-за такого приступа, Света не выучила уроки, да еще вдобавок плохо себя вела. Учительница записала в дневник, чтобы мама пришла в школу. Но девочка, боясь, что это сообщение приведет к новому приступу, об этом маме не сказала.
    В наказание за это, учительница решила закрыть ее портфель в классном фанерном шкафу, в расчете, что мама обнаружит пропажу портфеля и придет в школу. Трудно сказать, чем грозило Свете это наказание, но она после окончания уроков осталась в классе и горько плакала. Осталась ее утешать и подружка. Шкаф был закрыт на висячий замочек, и если оттянуть дверцу, то можно было добраться до портфеля. Если в портфеле открыть замочек, вытащить по одной книге, то затем в эту щель можно было вытащить и весь портфель, что они  успешно и проделали.
  На следующий день, т.к. Света пришла без мамы, а портфель был «украден», то началась разборка.
  Ольга, спасая подругу, а может быть, думая, что совершила «благородный поступок, призналась, что портфель вытащила она. Трудно представить себе, чем «соображали» учительница и старшая пионервожатая, но наказанием стало -  снять с Оли галстук, за недостойное пионера поведение.
  Даже для взрослого человека, такое наказание, учитывая, что во время войны, спасая галстук, пионеры шли на смерть, казалось чем-то страшным. Галстук в те годы не снимали даже с круглых двоечников, хулиганов, прогульщиков. Даже, если родители были врагами народа, то по формуле, дети за родителей не отвечают, этого не делали.
  Можете себе представить, что творилось с этим ребенком. Во-первых, она боялась идти домой, опасаясь гнева отца-коммуниста, матери-комсомолки, деда-коммуниста-ветерана. Во-вторых, нервничая, она плохо поставила чернильницу, та упала, разбилась и залила новое. абрикосового цвета пальтишко, которое папа только привез ей из командировки в Москву. Спасая пальто, по совету подружек, она купила лимон и попыталась с его помощью снять чернильные пятна. Естественно, что после такой «чистки» пальто было испорчено окончательно, а поэтому идти домой было еще страшнее. И она стояла голодная, обсасывая лимон с чернилами, отчего в чернилах были и руки и лицо.
   Папа нашел ее у школы, и когда увидел ее живой и здоровой, то больше не хотел ничего слушать.
   В конце концов, умытая, накормленная, она рассказала, что с ней произошло. Удивленные родители не могли себе представить, что такое вообще возможно.
   Утром отец направился прямо к директору, но попал к завучу, т.к. директора не было. Возмущение его было так велико, что он, не говоря, зачем пришел, попросил пригласить учительницу и старшую пионервожатую. Когда те явились, он просто посоветовал им исправить то, что они вчера натворили: «Я не знаю, как педагогично исправить Ваши действия, которые и педагогическими не назовешь, поэтому разбирайтесь в этом сами. Но если Вы сегодня не исправите это, то завтра этот вопрос будем разбирать в Райкоме партии», сказал он и вышел.
   Вечером, придя домой, он увидел дочку в форме и галстуке. Она нарочно не снимала форму, чтобы обрадовать папу. На вопрос, как это произошло, дочь ответила, что она извинилась и пообещала, что так больше делать не будет. Отец посоветовал ей чаще советоваться с родителями, прежде чем принимать какие-то действия по спасению товарищей.
   Про эту, казалось мелкую педагогическую ошибку, можно было бы вообще не вспоминать, если бы не последующие события, которые показали, что все вроде начинается с мелочей, но нарастают и становятся огромным «комом».
   Дочь уже училась в четвертом классе. Она по-прежнему, училась хорошо, и родители проверяли ее уроки больше для того, чтобы убедиться, что процесс  обучения протекает нормально.
   Возвратившись поздно с работы, когда дочь уже спала, он почувствовал, что жена ждет его, чтобы сообщить важную новость. Он знал точно, что пока не поужинает, разговора не будет, ибо от серьезных разговоров у него пропадал   аппетит, а жена этого не допускала. Поэтому, быстро поужинав, он стал ждать, какой сюрприз им приготовила судьба на этот раз.
   То, что он услышал от своей жены, не укладывалось в его мозгу. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Можно было что-то напутать, не так понять, но это не должно было быть правдой...
   Когда мама пришла с работы, то увидела, что дочь чем-то очень расстроена. Она крутилась возле мамы, заглядывала ей в глаза, не знала с чего начать, и говорить ли вообще, но чувствовалось, что это для нее очень важно. Мама решила ей помочь, и спросила как у нее дела в школе, какие оценки она получила? Дочь очень обрадовалась этому вопросу и, как бы оправдываясь в чем-то нехорошем, принесла дневник, в котором красовались три пятерки, в том числе, по математике и русскому языку. Эти дисциплины очень ценились мужем, и мама сказала, что этими оценками ты очень обрадуешь папу. И тут дочь зарыдала. Она рыдала так, что ее нельзя было остановить. У нее был приступ, и мать вынуждена была шлепнуть ее, чтобы прекратить. Дав ей попить, и умыв лицо, она уже резко спросила: «Что случилось?» И тут дочь, краснея и заикаясь, спросила: «Мама, а наш папа меньшевик?»…
    Если бы дочь сообщила ей, что у их папы есть любовница, что он бросил ее и дочь, что казалось вообще невероятным, она удивилась бы меньше.
    Отец, руководивший ее «чтением», который старался, чтобы она прочла как можно больше детской патриотической литературы, так много рассказываюший ей про героев войны, пионеров, комсомольцев, коммунистов, которого она так сильно любила, вдруг оказался меньшевиком. И где она вообще могла взять это слово?
   Придя, наконец, в себя жена  сказала: «Наш папа коммунист-большевик, член партийного бюро завода! Кто тебе мог сказать такую глупость?
   И тут дочь «призналась», что сегодня на уроке истории учительница им рассказывала про второй съезд коммунистов, которые на этом съезде разделились на большевиков и меньшевиков.
               Большевиками стали русские, а меньшевиками – евреи.
   Он попытался успокоить жену, сказав, что, видимо, дочь чего-то не поняла. Среди меньшевиков, да и среди большевиков были евреи, видимо, учительница что-то сказала про евреев, а она в это время болтала. Жена стала повторять, как рыдала дочь, видимо потому, что с одной стороны очень любила отца, а с другой, не хотела иметь отца-меньшевика.
  Он решил грамотно разобраться в этом вопросе. Для этого он велел жене устроить для дочери праздник с приглашением лучших учеников класса, с которыми она дружила. Что-то они там придумали, но дети собрались. Он запустил магнитофон и, отзывая по одному, учеников, спрашивая у них про их дела, успехи, переводил разговор на историю, «интересовался», что они сейчас изучают, и подводил ко второму съезду. Все пять учеников — отличников, ничего не подозревая, «сообщили» ему, что большевики – это русские, а меньшевики – евреи.
    Такие маленькие дети вообще очень трудно запоминают термины. Но учительница, видимо, была настолько «талантлива», что сумела им это «вдолбить» в голову.
   С этой кассетой и магнитофоном, опасаясь, что в школе его не окажется, он пошел к директору. Ему не раз приходилось с ним сталкиваться, помогая ему по хозяйству. Это был умный, грамотный педагог, любящий детей и свою работу.
   Когда он ему рассказал, как преподают историю некоторые учителя в его школе, он не поверил и даже возмутился, уверяя, что такого быть не может. Однако, прослушав магнитофонную запись, схватился за голову. Ему не хотелось портить директору карьеру, и он сказал, что очень надеется, что такие учителя больше не будут преподавать. Запись он оставил директору, хотя дома имел копию. Через несколько дней ему пришлось уехать в командировку на месяц. Вернувшись, он узнал, что учительница была уволена из школы на следующий  буквально день 
    Прошло много лет. Можно с уверенностью сказать, что те дети, как и их дочь, стали грамотными во всех отношениях. Кстати их дочь стала преподавателем музыки. Если ее спросить сегодня, кто такие меньшевики, то вряд ли она сразу четко ответит. Но где-то в глубине сознания она, невольно это слово будет связывать с евреями. Видимо, сорняки надо вырывать сразу, с корнем, чтобы они не портили  полезные всходы. 
 
                                                                                           Украина, Львов.