Прозябание

Прозябание: Рискованное происшествие
Евгения Алексеевна пришла домой из Петропавловского собора, где только что свершился акт восстановления исторической справедливости: возложение цветов к могиле императора Петра III в знак благодарности от всего народа. Ведь это именно Петр III попытался облегчить крестьянскую долю, ограничить барщину. За это его и убили а его убийцу слишком долго славили «великой»… А что она сделала хорошего, если на то пошло? Даже музыку не умела слушать, что ярко характеризует Екатерину с дурной стороны. Достаточно прочесть шекспировского «Венецианского купца», чтобы понять, что это была за личность! И чего от нее можно было ждать!
Так, возмущаясь вслух, Евгения Алексеевна поставила чайник на плиту и принялась разыскивать какую-нибудь пищу. Что-то у нее должно было быть, это точно, иначе пришлось бы искать бутылки, а сегодня она бутылок не собирала. Значит, еда есть. Ну, конечно! Сейчас она «поклюет» семечек двух сортов: подсолнечных и тыквенных, потом запьет их хорошим, крепким чаем (кофе надо приберечь к празднику). О, радость! Наконец-то нашелся сахар. Вещи всегда находятся вовремя или не находятся вообще. Это у Евгении Алексеевны была такая заботливая судьба, избавлявшая ее от всяческих излишеств, но зато сохранявшая необходимое. Иногда, впрочем, Евгения Алексеевна роптала на свою судьбу, вот как сейчас, например, когда она заморила червячка, но чувство голода не исчезло. А лишь только притихло. Но, может быть, это был не голод, может, это – благородное недовольство собой? Какой грязный пол! Интеллигентный человек и немытый неделю пол не могут сосуществовать!
Евгения Алексеевна, преодолевая головокружение (от стыда ей стало слегка дурно), схватилась за швабру, налила в ведро воды, с трудом как-то соединила тряпку, воду и швабру и начала оттирать свой когда-то паркет. В голову лезли очень дурные, пошлые мысли, она пыталась сосредоточиться на выполняемых ею действиях, но материальная сторона бытия брала свое.
И Евгения Алексеевна впала в грех отчаяния, и у нее закапали слезы. Но все же она продолжала исполнять должное. А, значит, продолжалась и ее жизнь, которую она про себя проклинала.
Она приступила к самому трудному: нужно было вымести пол под тахтой. Евгения Алексеевна закусила губу, набросила ополоснутую тряпку на швабру. Медленно наклонилась на слегка расставленных ногах, ввела швабру под лежбище и решительно налегла на рукоятку. Движение получилось вполне энергичным, а эффект от него был совершенно непредвиденным. Под диваном кто-то живой, сильный и грубый был потревожен Евгенией Алексеевной и теперь собирался выяснить с ней отношения.
Женщина никак не могла взять в толк, откуда мог в ее уютной, такой безопасной квартирке появиться чужой, незнакомый мужчина? Это было совершенно немыслимо! Тем не менее, под ее тахтой сидел очень грязный, мятый, изжеванный коренастый дядька с перевязанной какой-то тряпкой рукой, в которой держал предмет, напоминавший нечто виденное в детективе.
- Вы будете меня убивать? – только и смогла пролепетать Евгения Алексеевна.
- Не-е, тебя вовсе не буду, если не будешь звать милицию.
- Тогда не надо меня тыкать. А мой телефон, наверное, уже отключили за неуплату. Хотите кофе?
- Спасибо, вы только не подумайте… ничего плохого я относительно вас не думал.
- Вот и хорошо. Значит, мы сейчас попьем с вами кофе.
Евгения Алексеевна проглотила слова «что-то будем делать дальше», отправилась на кухню, достала пакетик с бесценным кофе, щедро засыпала его в турку, залила холодной водой и поставила на огонь.
Когда она стала разливать содержимое турки по чашечкам, то увидела гостя уже за столом. Тот положил на стол и разворачивал сверток (боже! Как грязен был этот сверток!) с аппетитно пахнущими колбасой бутербродами.
- Кофе не пьют с бутербродами. – Возмутилась Евгения Алексеевна, но голос у нее слегка дрожал.
- Хм-м, но ведь вы не умеете готовить настоящий кофе, а такой, который вы сварили, можно потреблять даже с колбасой. – Заметил пришелец. Евгения Алексеевна чуточку обиделась, потом села, и они принялись за еду.
- Вы простите великодушно за вторжение, но, видите ли, я счел своим долгом прикончить одного типа. Возможно, после этого вся жизнь в России изменится к лучшему.
- Разве какое-нибудь убийство может хоть что-то исправить? Вы ведь в школе читали «Преступление и наказание»? – Искренне удивилась незнанию таких элементарных вещей Евгения Алексеевна.
- Ну, так ведь это я и вовсе не для себя. Мне-то, знаете ли, просто очень надоело, даже, если позволите, обрыдло «бомбить» несчастных мужиков себе на пропитание. Я ведь, видите ли ЛГИТМиК закончил по режиссерскому, да вот – в тюрьму загремел, с тех пор маюсь. Никому я не нужен – даже родителям. У меня и дом есть в Пскове… все везде схвачено, постороннему не влезть. Живу у друзей, вот бомблю, граблю, то есть…
- Так кого вы хотите убить и почему? Он вас обидел?
- Да нет, он меня ничем не обидел. А просто ежели угрохать претендента на президентский трон, то глядишь, мужички зашевелятся, и вот тогда – все будет иначе, хуже, чем сейчас – все равно быть уже не может.
Евгения Алексеевна молчала. Ей было жутко. Хотелось кричать и плакать, но такой роскоши позволить себе она не могла.
- Хотите еще кофе? Вообще-то все будет гораздо хуже, если к власти придут какие-нибудь экстремисты, весь мир тогда от нас отвернется, а мы начнем умирать с голоду.
Разбойник усмехнулся.
- А что мы с вами делаем теперь? Разве не подыхаем медленной голодной смертью? Всем надо выйти на улицу и «бомбить» так, чтобы все эти сволочи ожирелые поняли, каково нам с ними жить.
- О! Но ведь эти, как вы их назвали, они удерут, а расхлебывать заварившуюся кашу будут невинные люди! Разве вам их не жаль?
- Невинные! Где это вы сейчас невинных-то нашли? Есть дураки и воры. Воров я ненавижу. А дураков учить надо! Чтоб думали, что делают и к чему это может привести! Уж лучше бы они убивали и грабили, чем эти их благоглупые ошибки и эта наивность: «Ах, мы не хотели!» Думать надо было!
- Разве погубив дураков, вы сделаете их умными? Перебив воров, вы сделаете их честными? Мне кажется, что таким способом можно добиться лишь того, что Россия превратится в кладбище, в сплошное мертвое поле. А глупцы и жулики все равно будут процветать… Только где-то в другом месте.
- Ну, да пусть их в другом месте… а за Россию вы зря беспокоитесь – она бессмертная, она еще все другие страны переживет, это я вам точно говорю.
Евгения Алексеевна вскипела, но виду не подала, а собрала чашки и принялась их мыть, повернувшись спиной к этому злобному человеконенавистнику. А может, просто безмерно наивному? И тогда надо его утешить чем-то, успокоить и вся мизантропия пройдет, как какой-нибудь отвратительный насморк, и будет человек как человек, каким он ей видится. Ведь он такой доверчивый! Совсем как ребенок – вот взял и все свои планы ей рассказал. Только очень уж опасные игрушки у нынешних больших детей. Куда уж бывшим императорам. И что ей делать? Ведь, действительно, претендент желает посетить школу, в которой он когда-то учился, – и вот тут-то этот мальчишка с перевязанной рукой наделает всем хлопот. Никто ведь этого смешного и безобидного, в сущности, человека не пожалеет: покушение есть покушение. Евгения Алексеевна смертельно боялась законов и их слуг, как свойственно страшиться неприятностей вообще, и неиспытанных неприятностей, в частности.
Сейчас она не только содрогалась от ужаса, внушенного ей убийством, которое замыслил незваный гость, но и трепетала от непонятного восторга перед отвагой человека, посягнувшего на столь гибельное для себя предприятие.
- А вы, извините, вероятно, не замужем? – прервал ее размышления незнакомец.
- Да, я одна. Впрочем, у меня есть сестра и две племянницы, уже совсем взрослые. Недавно младшая закончила университет. Тот самый, единственно настоящий. Психологический факультет.
- Я тоже один. Вот если бы нашлась такая, как вы – нежная, ласковая, на руках бы ее носил… Да. Я не представился. Меня зовут Никита Викторович.
Евгения Алексеевна закраснелась, когда разбойник, как бы незаметно, пожал ей руку, но не стала ему мешать. Тут вдруг он отшвырнул ее, выхватил пистолет, кинулся к окну. Претендент приехал. Евгения Алексеевна бросилась за ним и повисла на его руке. Тот стряхнул ее с себя, прицелился и нажал на курок. И раздался жалобный крик.
- Дурак я! Будет Юрка пистолет заряженным в комоде держать. – Никита Викторович был похож на первоклассника, забывшего дома книгу по внеклассному чтению и поэтому получившего двойку. Но в отличие от первоклассника, утешительница неудачника была рядом. Так что вскоре незадачливый террорист полетел на крыльях любви за своими вещами на квартиру друга-киллера, а его женщина занялась простынями для их брачного ложа. Ей думалось, что жизнь теперь осложнится выяснением отношений с милицией, неведомыми родственниками когда-то неизвестного человека, криминальными дружками Никиты… Тут она кое-что вспомнила и заспешила к соседке, чтобы попросить в долг денег: мужчину надо кормить мясом!